Текст книги "Капитуляция"

Автор книги: Бренда Джойс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Эвелин опустила руку, ощутив, как сердце оборвалось в груди. Она знала, что означает этот прямой взгляд, и буквально растаяла от него. Джек тоже не забыл их поцелуи.

– Он был отъявленным проходимцем, Джек, но лихим, с необычайным обаянием. Я обожала его. И когда он оставил меня моему дяде – мне тогда было пять лет, – я плакала, умоляла, кричала… Я не хотела, чтобы меня бросали! И всё же теперь я понимаю, что он наверняка не смог бы воспитать меня без моей матери. Он поступил правильно, отправив меня к моим тете и дяде после её смерти. – Эвелин вдруг поймала себя на том, что терзавшая её боль утихла. Неужели она выплакала её всю за этот нелегкий день?

– Ваш дядя очень привязан к вам. Он вас просто обожает.

Эвелин рассмеялась, хотя и не без горечи:

– Теперь я это понимаю, но в детстве редко слышала от него хоть слово, даже во время обедов-ужинов, когда он позволял моей тете и Люсиль говорить обо мне всякий вздор.

– Некоторые мужчины не склонны спорить со своими супругами, – заметил Джек.

– Да, теперь я это понимаю. Во всяком случае, отец писал мне, а ещё навещал, пару раз в год. Я жила его письмами, его визитами. И он всегда привозил подарки, щедро потчевал меня россказнями и обещаниями. – Улыбка сбежала с лица Эвелин. – Все его обещания оказались пустыми. Он сулил мне великолепное будущее, но погиб на дуэли, когда мне было пятнадцать. Тогда-то я и узнала, что у меня нет даже самого скромного приданого.

– Должно быть, вскоре после этого в вашей жизни и появился Анри, если вы вышли за него замуж в шестнадцать лет.

– Да, спустя четыре-пять месяцев после смерти моего отца Анри надолго остановился у нас и тут же в меня влюбился. – Теперь она смотрела на Джека осторожно. – Я не ожидала, что привлеку его внимание. Предполагалось, что его удастся заполучить Люсиль, а не мне. Тетя Энид ясно дала понять: в том, что касается замужества, я могу рассчитывать в лучшем случае на какого-нибудь фермера.

Джек смотрел прямо перед собой, в ночную тьму.

– Ну разумеется, он влюбился в вас, – помолчав, сказал он. – Я начинаю понимать, насколько вы скромны, но ведь вы необычайно красивы! Вы привлекли бы внимание любого мужчины, причем мгновенно.

Эвелин не верила ему, но, с другой стороны, именно так и произошло с Анри.

– Многие обвиняли меня в том, что я охочусь за богатым женихом. Я привыкла к нападкам и упрекам. И совершенно не рассчитывала на его интерес, поэтому прошло некоторое время, прежде чем я осознала, что Анри действительно хочет на мне жениться, что он не собирается просто так уехать.

– Вы влюбились в него?

Она взглянула Джеку в глаза:

– Я любила его – он стал моим самым близким другом.

– Я спросил не об этом. Быть влюбленным в кого-то – не то же самое, что любить кого-то.

Эвелин крепко обхватила себя за плечи.

– Я была переполнена благодарностью, Джек. Он дал мне всё: дом, семью, уважение, любовь и доверие. – Когда Джек ничего не ответил, по-прежнему многозначительно глядя на неё, она не выдержала и вскричала: – Нет, я не была влюблена в него! Но я была по-настоящему, глубоко привязана к нему. И до своей болезни он был элегантным и привлекательным.

Эвелин пыталась уверить в этом саму себя, но теперь думала лишь об открытиях, которые недавно сделала. На самом деле её муж был безответственным аристократом.

– Той ночью, когда я вывез вас из Франции, он как раз болел. И долго он был в таком состоянии?

Вопросы Джека удивляли Эвелин.

– Он казался совершенно здоровым, пока не родилась Эме. Признаки болезни проявлялись постепенно – главным образом, ему стало трудно дышать, особенно после прогулок верхом. Его врачи уже тогда советовали ему поберечься, больше отдыхать.

Пристальный взгляд Джека так и пронзал её.

– Значит, он был болен большую часть вашего брака.

Он интересовался их супружескими отношениями, осознала Эвелин. Она отвела взгляд, дрожа.

– Да.

– Вам холодно?

Она наполовину отвернулась.

– Ветер изменился.

– Да, он усилился. Мы идем со скоростью десять узлов в час. Будем дома ещё до рассвета.

И Джек пришлет к ней Лукаса, чтобы помочь с рудником. Но что потом?…

– Идите сюда, – мягко позвал он.

Эвелин вздрогнула от неожиданности, когда Джек кивнул на штурвал, который по-прежнему сжимал в руках.

– Уж не хотите ли вы, чтобы я управляла этой лодкой? – недоверчиво спросила она.

– Это корабль, и вы можете немного поуправлять им. – Джек потянулся к Эвелин и привлек её ближе. Она оказалась перед штурвалом, который тут же и схватила.

Эвелин осознала, куда клонит Джек, когда он сбросил с себя куртку и осторожно накинул ей на плечи.

– Так лучше? – спросил он.

Джек стоял прямо за ней, очень близко, его руки лежали у неё на плечах, его дыхание касалось его щеки, и всю её обволакивал жар его тела.

– Да.

Джек медленно взял штурвал – и получилось, словно он обнимает Эвелин сзади.

– Сомневаюсь, что нам следует долго стоять вот так, – прошептал он.

Эвелин не хотелось шевелиться. Она откинулась к Джеку, закрывая глаза, прижимаясь к нему как можно крепче. И сейчас, когда его тело окутывало её, а его руки сомкнулись вокруг неё, это казалось каким-то удивительно, необычайно правильным.

– Эвелин… – хрипло произнес Джек.

Она не могла ответить, она не хотела ничего говорить – боялась прервать этот волшебный миг. Её сердце теперь оглушительно колотилось. Джек определенно мог слышать его стук.

Он прижался губами к её щеке.

Эвелин задрожала от страстного желания, не от холода.

– Неужели я вот так сразу привлекла ваше внимание?

Джек наверняка уже забыл их разговор, но Эвелин прекрасно помнила и хотела знать, воспылал ли он к ней страстью с первого момента знакомства.

Он застыл на месте, прильнув губами к её подбородку.

– Да, Эвелин, сразу.

Ее сердце забилось ещё сильнее. Эвелин выпустила из рук штурвал и медленно повернулась – теперь она оказалась в объятиях Джека, управлявшего судном.

Эвелин смотрела на губы Джека, охваченная неудержимым желанием приподняться на цыпочки и целовать его – пылко, глубоко, необузданно…

– Я знаю, мой корабль идет тихо, – вдруг сказал он, – но в носовой части судна – двое дозорных, и ещё четверо членов команды находятся сейчас на палубе.

Эвелин резко отпрянула, ударившись о штурвал, и Джек опустил руку, позволив ей освободиться из объятий. Вспыхнув, она с усилием произнесла:

– Это всё прекрасная ночь…

– Нет. Это вы прекрасны.

Эвелин жаждала внимания Джека с невероятной силой, но одновременно хотела и его искренней привязанности, нежности – о, теперь-то она понимала это!

Обычно внимание привлекает нечто большее, чем просто красота.

– Да, так и есть, согласился он, но не стал развивать эту тему.

А Эвелин подумала о том, что ничего выяснять и не нужно, ведь они переживали новое начало – именно то, чему и суждено было быть. И она прошептала:

– Все эти годы я не могла забыть, как мы впервые встретились. Я знала, кем вы были, хотя вы и отрицали это. Я была в отчаянии. А вы оказались рядом – такой невозмутимый в ту опасную ночь, такой уверенный в своих силах, – когда Анри умирал, и мы все находилась в опасности… Непостижимо, но я твердо знала, что вы спасете нас.

Его взгляд надолго слился с её взором. Это мгновение тянулось, кажется, бесконечно, и Эвелин гадала, почему же Джек не отвечает. И вдруг тишину прорезал крик дозорного, громкий и пронзительный. Она не смогла уловить, что именно прокричал моряк, но поняла, что это было предупреждение.

– Джек? – всполошилась Эвелин.

Он схватил подзорную трубу и навел её куда-то над ограждением борта. И вдруг закричал:

– Поднять топсель, свернуть брамсель [8]8
  8 Топсель – дополнительный косой парус, который ставится над другим парусом. Брамсель – самый верхний, прямой парус.


[Закрыть]! Эвелин! Идите вниз!

Эвелин замерла в абсолютном шоке, когда его люди появились на снастях, и один парус упал, а другой раскрылся с громким свистом. Судно тяжело покачнулось, меняя курс.

– Что это? Что случилось?

Серые глаза Джека вспыхнули.

– По нашему левому борту – большой противолодочный корабль французов, и ветер дует ему в спину.

Мысли лихорадочно заметались в голове Эвелин. Но ведь обычно французский флот позволял Грейстоуну проходить мимо, не так ли?

Вне себя от нетерпения, Джек закричал:

– Он гонится за нами по пятам! Раз вы на борту, я не буду открывать огонь, так что нам остается только поджать хвост и бежать.

Достаточно было одного-единственного взгляда на его свирепое лицо, чтобы Эвелин со всех ног кинулась вниз.

Глава 9

– Эвелин.

Она вздрогнула, её глаза открылись – оказывается, она спала, – и её взор тут же встретился со взглядом Джека.

Она лежала на его кровати, свернувшись калачиком поверх покрывала; Джек сидел у её бедра, положив руку ей на плечо. Он мимолетно улыбнулся и убрал руку, вставая. Но перед тем как Джек отвел взгляд, его серые глаза окинули Эвелин с головы до ног.

Слишком поздно Эвелин заметила в этих глазах типично мужскую и весьма лестную для себя оценку. А ещё увидела в них след глубоких, напряженных размышлений. Она села на кровати, глядя мимо Джека в иллюминатор. Её неловкость тут же сменилась удивлением. Время явно клонилось к полудню!

– Я заснула! – воскликнула Эвелин. – Что случилось? Прошлой ночью, до рассвета, Эвелин четко слышала, как палили пушки, но грохот раздавался где-то вдали. Она не знала, стреляли ли в них, но это представлялось вполне вероятным. Никакого ответа на атаку с судна Джека не последовало, и, очевидно, стоило Эвелин опуститься на кровать, как её тут же настиг крепкий сон.

– Нам пришлось направиться на юг, до самого Пензанса, но нападавшие давно исчезли. – Джек улыбнулся, словно говорил о чём-то веселом. Сейчас на нем не было куртки, только распахнутая на шее рубашка с оборками. И разумеется, с собой у него были пистолет и кинжал. Распущенные волосы свободно рассыпались по плечам. Джек не брился два дня, что придавало ему вид авантюриста с сомнительной репутацией. – Это был французский противолодочный корабль, и, не будь вас на борту, я бы с удовольствием принял бой.

Его глаза горели азартом и неудержимым желанием дать отпор противнику. Джек от души насладился бы сражением, осознала Эвелин, не зная, стоит ли восхищаться им или ужасаться.

– Я рад, что вам удалось немного поспать, – сказал он.

– А я и не знала, что на самом деле происходило. – Эвелин встала, ощущая невероятную слабость в ногах. Она была выжата, как лимон. Ей довелось провести в море целых два дня – в сущности, если сейчас действительно было около полудня, даже больше сорока восьми часов, – и она сильно сомневалась, что проспала довольно долго. Кроме того, Эвелин почти ничего не ела. Сказать по правде, только сейчас она поймала себя на том, что голодна, хотя в последнее время редко ощущала аппетит.

А вот Джек уставшим не выглядел. Напротив, он улыбался, словно радовался чему-то, и его глаза сияли. Он явно был в приподнятом настроении.

Он любил море, но, главным образом, любил опасность своих приключений.

А ведь за ними гнался французский корабль… Осознание этого внезапно ошеломило Эвелин. Теперь она окончательно стряхнула с себя остатки сна. Не означало ли это преследование, что Джек не был французским шпионом?

– Джек, я совсем сбита с толку. Все вокруг твердят, что вы нарушаете режим британской блокады. Почему же в таком случае за вами гнался французский военный корабль?

Он медленно улыбнулся и пожал плечами:

– Сейчас мы у моего островного дома, но я ещё не бросил якорь. Если вы хотите сразу же направиться домой, нам потребуется меньше часа, чтобы добраться до Фоуи. Но я подумал, вдруг вы не против сойти на берег и поужинать со мной? Я понимаю, что вы основательно измотаны, и могу предложить вам переночевать в моем доме. А завтра я доставлю вас в Розелинд.

Выражение лица Джека не изменилось, оставшись таким же мягким и вежливым.

Эвелин поймала себя на том, что смотрит на Джека, затаив дыхание. В другое время подобное приглашение следовало бы отклонить, но нынешние обстоятельства вряд ли можно было считать обычными – Эвелин с Джеком были кем-то вроде союзников, если не сообщниками, и оба чувствовали себя усталыми после путешествия.

Конечно же Эвелин нужно было как можно быстрее вернуться к дочери. Но разве справедливо было просить Джека продолжать плавание, если он не смыкал глаз в течение сорока восьми часов или, возможно, даже дольше? Да и она сама буквально валилась с ног – Эвелин думала, что могла бы проспать двенадцать часов кряду, будь в её распоряжении хорошая кровать.

И они находились у его тайного дома на острове… А ей так хотелось взглянуть на этот дом!

За прошлую ночь отношения Эвелин и Джека изменились. Им действительно удалось отбросить все прошлые разногласия и недоразумения. Между ними ещё ощущалась довольно сильная напряженность, и всё же этот рейс во Францию изменил всё. Путешествие положило начало дружбе. И это несказанно радовало Эвелин.

Ну как она могла отправиться домой прямо сейчас?

И она приняла окончательное решение.

– Вы не кажетесь уставшим, нисколечко, но я по-настоящему утомилась. Я даже проголодалась! Я была бы не прочь поужинать с вами и, если это действительно не создаст никаких проблем, приняла бы предложение остановиться в вашем доме на ночь. – Эвелин почувствовала, как вспыхнули её щеки. Она собиралась провести ночь у Джека в качестве его гостьи. И от души надеялась, что они снова смогут неторопливо, обстоятельно, начистоту поговорить. Ей так хотелось продолжить этот путь по новой, только что открывшейся им дороге!

Джек наконец-то взглянул на Эвелин:

– Прекрасно. Тогда вы останетесь на ночь.

Эвелин замялась, её сердце учащенно забилось. Его взгляд был таким прямым, откровенным, типично мужским… Они, возможно, и ступили на новую, дружескую дорогу, только это не означало, что разгоравшееся влечение, которое они друг к другу испытывали, бесследно исчезло. Эвелин собиралась поужинать с Джеком, провести с ним приятный вечер, а потом отправиться отдыхать, что сейчас казалось прямо-таки необходимым.

Она не собиралась думать о том, что будет после. И не считала, что Джек задумывается над этим. Как бы то ни было, Эвелин не сомневалась, что добилась его уважения.

Он снова взглянул на неё, но уже искоса.

– Вам понравится мой повар… Он француз, – добавил Джек и зашагал прочь из каюты. – Убрать косой парус, – приказал он команде.

Эвелин задрожала, и не потому, что день был холодным.

Она направилась вслед за Джеком на палубу и вдруг остановилась, с удивлением глядя перед собой. Судно уже вплотную приблизилось к маленькому острову. Он представлял собой темный утес с небольшим белым пляжем, располагавшимся прямо перед ними, и травянистым горным хребтом в центре. Этот хребет был довольно высоким: чтобы подняться на него, потребовалось бы никак не меньше часа. Кроме того, Эвелин увидела часть большого загородного дома, возведенного из светлого камня, который резко контрастировал с черными скалами острова.

Эвелин внимательно изучала открывавшийся с палубы вид. На острове не наблюдалось деревьев, он был незащищенным от ветра, пустынным – таким бесплодным и суровым… Ей оставалось только гадать, как же Джек мог тут жить. Здесь было как-то одиноко – не было ли это своего рода изгнанием?

Джек стоял у ограждения палубы. Завидев Эвелин, он любезно поклонился:

– Добро пожаловать на Лоо-Айленд, графиня.

Эвелин выглянула в окно своей спальни. Ей выделили комнату на втором этаже, и теперь Эвелин всматривалась вниз, туда, где в низине стояла темная каменная башня. У острова была интересная история. Хозяин дома рассказал Эвелин, что башня – это всё, что осталось от первозданного островного дома в елизаветинском стиле.

Как поведал Джек, особняк был уничтожен серией нападений и пожаров. На протяжении многих столетий Лоо-Айленд был домом и надежным убежищем для пиратов и контрабандистов.

Они прибыли сюда несколько часов назад. От судна до берега они добрались на маленькой шлюпке, а потом пешком дошли по песчаной тропинке до каменистой дороги, которая вела в дом. Остров был столь пустынным и отдаленным – хотя из бухты просматривались очертания британских берегов, – что Эвелин не знала, чего ожидать. И тут перед ней показался, будто восстав из песка и скал, возведенный из светлого камня красивый загородный дом.

Пройдя через тяжелые парадные двери из черного дерева, Эвелин попала в холл с каменными полами, мебелью великолепной работы и картинами в золоченых рамах.

Поприветствовать их примчалась пара слуг. Эвелин осмотрелась – дом был обставлен с роскошью самых фешенебельных резиденций Лондона. Этот шик поразил её.

Спальня не была исключением. Сине-белая ткань обтягивала стены и кровать на четырех столбиках с балдахином. Над камином висела доска из белого гипса, украшенная лепными виноградными лозами и цветами. Напротив камина стоял обитый сине-белым шелком диван. На столе перед диваном красовался поднос из стерлингового серебра [9]9
  9 Стерлинговое серебро – сплав серебра, содержащего чистого серебра и 7,5 % других металлов. (Примеч. ред.)


[Закрыть], на котором предусмотрительно сервировали маленькие бутерброды и чай.

Теперь Эвелин смотрела на небольшой сад, раскинувшийся между башней и домом. Весна уже вовсю вступала в свои права, и садовник как раз ухаживал за только-только набухавшими розовыми и фиолетовыми бутонами.

В этот самый момент Эвелин ощутила себя гостьей в загородном доме джентльмена.

Она отвернулась от окна, ощущая, как неистово колотится сердце. Эвелин не находила себе места от волнения начиная с того мига, как приняла приглашение Джека.

Она уже успела основательно понежиться в горячей ванне, после чего горничная помогла ей одеться. Теперь Эвелин была в сером платье, светлее наряда, который она носила до этого, с более глубоким вырезом, достаточным для того, чтобы продемонстрировать её чудесный жемчуг. Это заставило Эвелин почувствовать себя одетой к ужину – так, словно она не была в трауре.

Эвелин подошла к зеркалу и ущипнула себя, напоминая о том, что пребывает в глубоком трауре и не собирается менять этот статус. Она не знала, почему сейчас ощущала себя молодой и красивой, полной сил, оживленной, почему чувствовала себя так, будто собиралась присутствовать на званом ужине в обществе привлекательного поклонника.

И хотя Джек не был её ухажером, Эвелин действительно выглядела молодой и красивой. Несмотря на то что за последние два дня она почти не спала, её глаза искрились. Щеки горели румянцем. Цвет лица был безупречным. Эвелин больше не казалась изможденной, словно несла на своих плечах всю тяжесть этого мира. И едва ли можно было найти объяснение тому, что она вдруг стала такой оживленной и сияющей.

И всё же причина была – хозяин этого дома. Он поглощал все её мысли. Совсем скоро она должна была спуститься, чтобы поужинать с ним, – и не могла дождаться этого мгновения. Она чувствовала себя шестнадцатилетней дебютанткой, а не вдовой двадцати пяти лет.

Ощущала ли она когда-либо столь же радостное волнение перед ужином в компании Анри? Разумеется, она с нетерпением ждала этих моментов – он был умелым кавалером, – но эти чувства не имели ничего общего с её нынешним восторженным предвкушением.

Чуть раньше горничная, Элис, помогла ей уложить волосы в высокий свободный пучок, но Эвелин вытянула из прически несколько локонов, и теперь они по моде ниспадали на плечи.

– Вам что-нибудь ещё нужно, мадам?

Эвелин повернулась к немолодой служанке.

– Все в порядке, Элис, благодарю вас за помощь.

– Вы так прекрасны! – восхитилась служанка, сияя улыбкой. – Вы, несомненно, вскружите капитану голову.

– Я в трауре, – сообщила Эвелин, но эти слова показались ей самой скорее вопросом, чем утверждением.

– Да, я слышала. Но вы всё равно вскружите ему голову. К тому же в этом доме мы не придерживаемся никаких правил.

Вчера вечером Эвелин ещё находилась на борту судна Джека, и их преследовал французский военный корабль. А что, если бы их задержали? Или началось бы яростное сражение? Джек плавал во Францию каждую неделю – по крайней мере, так считала Эвелин. Его хотел схватить британский флот, точно так же, как, очевидно, и французский. Джек рисковал жизнью чуть ли не каждый день. Разумеется, здесь, на Лоо-Айленде, они не придерживались сурового этикета.

Эвелин всегда представлялось необычайно важным пытаться соблюдать внешние приличия, жить с достоинством и самоуважением, считаться с мнением общества. Но разве ей это помогло? Она стала свидетельницей жестокости французской революции, в Париже она оказалась, чуть ли не узницей толпы, ей повезло выбраться из Франции, ей повезло остаться в живых. А как же насчёт всех тех лет, что она провела нянькой у своего больного мужа? И в этот момент Эвелин пришло в голову, что она не возражала бы нарушить правила – или даже проигнорировать их, – хотя бы на некоторое время.

Она расправила плечи. Подобные мысли были опасными, особенно сейчас. И всё-таки Эвелин гадала, о чём теперь размышляет Джек, ожидая, когда она присоединится к нему.

Его приглашение прозвучало вскользь, почти легкомысленно… Или оно действительно было таким?

У Джека могла быть репутация ловеласа, но Эвелин выбросила это из головы. На самом деле он относился к ней с уважением, даже в самом начале, когда их отношения были весьма шаткими и полными недопонимания.

Джек и наполовину не соответствовал тому скандально известному образу, который рисовали сплетники. Поэтому он, вероятно, вообще не думал об этом вечере. Его приглашение наверняка было таким небрежным и незамысловатым, каким и прозвучало, – что было весьма кстати, если она не желала повторять их прежние злополучные стычки. Ей ни в коем случае не хотелось нарушать этот хрупкий мир.

– Элис, вы давно работаете у капитана? – спросила Эвелин, когда горничная направилась к двери.

Элис остановилась, её глаза удивленно распахнулись.

– Я живу здесь вот уже два с половиной года, мадам.

– Тогда вы должны хорошо его знать.

– Он – хороший хозяин, – всё ещё с некоторым удивлением ответила горничная.

– А ещё он – очень храбрый и умелый мореплаватель.

– Да, вы правы.

– Этот дом просто великолепен! Капитан часто здесь бывает?

– Довольно часто.

– Если бы я жила здесь, я бы чувствовала себя одиноко, находясь вдали от всего и всех, – заметила Эвелин. – Должно быть, это очень грустно – жить тут, на этом острове, в полном одиночестве.

Элис пожала плечами.

– Мадам, мой муж – садовник, и наши дети живут в Лоо, – ответила она, имея в виду деревню на расположенном в отдалении большом острове. – Так что мы не одиноки и считаем, что нам повезло получить эту работу.

– Да, но это не совсем то, что я имела в виду. Не знаю, как мистер Грейстоун справляется здесь в одиночку. – Эвелин улыбнулась, ожидая ответа Элис.

Горничная замялась.

– Вам стоит спросить об этом его самого, мадам.

Эвелин снова улыбнулась, понимая, что служанка не станет сплетничать о Джеке. Она решила, что в её распоряжении – весь вечер, чтобы узнать, каково ему живется на острове, а заодно выяснить массу других вещей.

Эвелин не переставала спрашивать себя, что же Джек думает о ней теперь, когда они достигли перемирия.

Она в последний раз окинула себя взглядом в зеркале.

– Он сочтет вас очень красивой, миледи, и в свете камина это платье отливает серебром, – доверительно произнесла Элис. – Вам так идет этот цвет, просто изумительно! Вы похожи на принцессу.

– Неужели мой интерес к нему столь очевиден? – спросила Эвелин, краснея.

– Да, но хозяин очень красив, и мы все так считаем. – Элис повела глазами, и Эвелин поняла, что она имеет в виду вообще всех женщин. – Не думайте. Мне не известно, чтобы он принимал здесь каких-нибудь других леди.

Горничная ободряюще улыбнулась и вышла из комнаты.

Эвелин направилась следом, погрузившись в раздумья. Означало ли это, что Джек вообще не принимал здесь никого? Или женщины, которых он привозил на Лоо-Айленд, были определенного сорта? Она почти не сомневалась, что второе предположение соответствует действительности.

Эвелин спустилась вниз и в нерешительности помедлила, проходя мимо закрытой двери, которая вела в принадлежащую Джеку анфиладу комнат. Эвелин было любопытно узнать, как выглядели его личные апартаменты, но она не собиралась это выяснять.

Она обнаружила хозяина дома в гостиной, с бокалом красного вина в руке. При виде Джека Эвелин робко остановилась. Сердце громко стукнуло, и у неё перехватило дыхание.

Джек был одет торжественно, специально для званого вечера, с той только разницей, что предпочел обойтись без парика. Однако хозяин ужина побрился, а его волосы были уложены назад в аккуратно заплетенную косу и завязаны черной лентой. К ужину он надел шоколадно-коричневый бархатный сюртук, обильно украшенный черно-золотистой вышивкой.

Кружева рассыпались у воротника рубашки и ниспадали из рукавов. Бриджи Джека были почти черными, чулки – белыми. Образ дополняли черные лакированные туфли с пряжками и кольцо с темно-красным камнем, возможно рубином, сверкавшим на пальце.

Сейчас Джек не был похож на контрабандиста или преступника. Он выглядел утонченным аристократом, элегантным и очень красивым. В такой момент просто невозможно было не вспомнить, как восхитительно и умопомрачительно сгорать от страсти в его объятиях.

– Вы так на меня смотрите… – тихо заметил Джек. – Надеюсь, вы не возражаете. Я решил побаловаться бокалом вина перед тем, как вы присоединитесь ко мне.

– Разумеется, я не возражаю.

Его взгляд медленно скользнул по её серебристо-серому платью.

– Я одобряю. Вы выглядите прекраснее, чем когда бы то ни было.

Эвелин почувствовала, как учащенно забилось сердце.

– А я и подумать не могла, что сегодня вечером вы собираетесь одеться так торжественно, – произнесла она, хотя на самом деле хотела сказать совсем не это. Её так и тянуло спросить, не оделся ли он так ради неё. Джек был наряжен, как кавалер, и красив, как греческий бог. – Парадный костюм вам очень идет. – Она выдавила из себя сдержанную улыбку.

– Время от времени мне случается присутствовать на лондонских званых ужинах, – улыбнулся он в ответ. – Красное или белое?

Эвелин вошла в золотисто-белую гостиную – просторную комнату с множеством огромных окон, выходивших в сад. Вся мебель была позолоченной – точно так же, как и две свисавшие с потолка люстры.

– Я буду пить то же самое, что и вы.

Джек подошел к великолепному буфету, налил бокал красного вина и протянул Эвелин.

– Надеюсь, я не тороплю вас.

Она взяла бокал, но не отпила. «Сейчас я вижу совершенно иную его сторону», – мелькнуло у неё в голове.

– А куда же подевался капитан «Морского волка»? – спросила Эвелин.

Джек засмеялся.

– Он перед вами. Я способен вести себя учтиво, графиня. – Посерьезнев, он взял Эвелин под руку, и они неспешно направились к выходу из гостиной. – Но вам это конечно же неизвестно, учитывая то, как я вел себя во время нашей первой встречи.

Эвелин остановилась, и Джек последовал её примеру.

– Вы были истинным джентльменом! – Она поймала себя на том, что произнесла это с особым жаром.

– Я вел себя ужасно, и мы оба понимаем это. Но я высоко ценю тот факт, что вы всё-таки простили меня. Пойдемте?

Его улыбка была этаким мужским эквивалентом улыбки морской сирены, подумалось Эвелин, когда её сердце екнуло в ответ. Улыбка Джека была очаровательной и обольстительной – перед ней невозможно было устоять. Неужели он надул её, заставив считать свое приглашение небрежным и невинным?

– Вы удобно разместились? Вам что-нибудь ещё требуется? – спросил он. Теперь его голос звучал мягко, вкрадчиво.

Тон Джека заставил Эвелин вздрогнуть.

– У вас очень красивый дом. Мне всего хватает.

– Мне нравится всё красивое, – сказал он тихо, но твердо. – Но это, разумеется, вам известно.

Она встретилась с ним взглядом, споткнувшись на ровном месте. Джек с улыбкой поддержал её, обхватив за талию. Сердце Эвелин заколотилось, и она медленно выскользнула из его объятий.

– Вы слишком мне льстите.

– Это просто невозможно. – Он буквально впился в неё смелым взглядом. – Но я начинаю верить в то, что вы и понятия не имеете, какой эффект производите на мужчин.

Эвелин облизнула пересохшие губы, так и не найдясь, что ответить. Джек жестом пригласил её в столовую.

Две двери комнаты были распахнуты. Эвелин увидела стол, за которым свободно могли бы разместиться двенадцать человек, сервированный тарелками с золотистой каймой, золотыми столовыми приборами и сверкающим хрусталем. В нескольких высоких подсвечниках из золота горели тонкие золотистые свечи. Великолепно сервированный стол был накрыт для двоих.

Эвелин вошла в столовую, Джек последовал за ней. Две тарелки стояли рядом, причем тарелка хозяина – во главе стола. Он отодвинул стул для Эвелин. Она поблагодарила и села.

Когда Джек занят свое место, Эвелин заметила:

– Вы, должно быть, столкнулись с великим множеством хлопот, обставляя этот дом. – Голос прозвучал хрипло, и она закашлялась.

– Да, это верно. Я предпочитаю жить на широкую ногу – теперь у меня наконец-то есть такая возможность.

– Я не понимаю.

– Поместье Грейстоун скудно обставлено. Это не обнищавшее имение, как все думают, но его едва ли можно назвать богатым. Лукас – очень экономный и серьезный человек. Брат решил откладывать большую часть семейного состояния – и хранил его до недавнего времени, ведь он и предположить не мог, что Джулианна и Амелия когда-либо выйдут замуж, не говоря уже о том, что они сделают хорошую партию. Лукас был решительно настроен сберечь состояние, которое могло бы обеспечить их будущее, и именно это он и сделал. Мне нравятся красивые вещи в жизни, Эвелин, но рос я в самых скромных условиях, которые обеспечивали лишь минимальные потребности. Теперь я наслаждаюсь тем, что меня окружает всё это. – И он жестом обвел комнату.

В столовой появились слуги в ливреях. Перед Эвелин и Джеком вмиг возникли тарелки, наполненные лососем.

– Так вот почему вы выбрали жизнь контрабандиста?

Он лучезарно улыбнулся:

– Море – моя истинная любовь, Эвелин.

– Море или приключения?

Он засмеялся:

– И то и другое. Я никогда не смог бы жить так, как мой брат. Скука уничтожила бы меня. И мне очень нравится пожинать плоды свободной торговли.

Эвелин подумала о том, что он никогда не стал бы фермером-джентльменом или помещиком, не стал бы играть какую-нибудь другую роль, подходящую дворянину.

– Я вас не осуждаю. Любой предпочтет роскошь стесненным обстоятельствам.

Его взгляд помрачнел.

– В некотором смысле, наши жизни развивались противоположными курсами, не так ли?

Эвелин подумала о том, в какой роскоши они с Анри жили перед революцией.

– Мне повезло выйти замуж за Анри. Теперь я вернулась к менее завидным условиям. – Она повела плечами, словно выражая безразличие. Но вы, впрочем, заслужили роскошную жизнь.

– И вы не смотрите на меня свысока, – шутливо подхватил Джек, но тут же снова стал серьезным. – Никто никогда не знает, что уготовит жизнь. Ваша судьба может ещё раз перемениться – во всяком случае, меня бы это не удивило.