Текст книги "Капитуляция"
Автор книги: Бренда Джойс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
Лоран застонал:
– Вы действуете неразумно!
Она на мгновение остановилась.
– А что, если во время путешествия возникнут какие-то трудности? Я отправляю его в самое пекло опасности.
– Тем более есть повод не ехать с ним!
– Нет, я должна сопровождать его, – совершенно искренне ответила Эвелин. Прошлой ночью она начала беспокоиться, представляя опасность, с которой Джек неминуемо столкнется во Франции.
Теперь, когда он уже собрался в дорогу, Эвелин принялась по-настоящему взвешивать риск, на который шел Джек. Она беспокоилась за его жизнь.
Эвелин с трудом шла по растянувшемуся на пятьдесят футов пляжу, увязая в песке, который оказался на удивление глубоким, и не сводила глаз с Джека. Он прошел через всю палубу и теперь стоял у леерного ограждения [7]7
7 Леерное ограждение – ограждение палубы, состоящее из металлических стоек и натянутых между ними лееров (тросов).
[Закрыть], в самом начале трапа. Он стоял со скрещенными на груди руками, суровый и непреклонный. Лицо Джека выражало крайнюю степень недовольства. Эвелин добралась до трапа и даже не попыталась улыбнуться.
– Доброе утро.
Теперь их разделяла дюжина футов. Глаза Джека сверкали.
– Это ещё что такое?
Она положила руку на стойку ограждения и шагнула на трап.
– Вы отплываете во Францию?
– Да.
Сердце Эвелин гулко стукнуло. Несмотря на их размолвку, Джек всё ещё собирался помочь ей.
– Я собиралась сказать вам это ещё вчера вечером, я должна отправиться с вами. – Боясь поднять на него глаза, Эвелин заспешила вверх по трапу, чувствуя, как участился пульс.
– Черта с два! – Грейстоун перепрыгнул через ограждение и, ловко приземлившись на трап, зашагал вниз.
Он схватил Эвелин за запястье прежде, чем она успела одолеть даже половину пути по трапу. Их взгляды столкнулись; его глаза по-прежнему горели яростным огнем. Сердце Эвелин тут же екнуло от пугающего страстного желания и осознания того, что Джек явно злится на неё.
– Я могу помочь вам найти сундук, – попыталась уговорить Эвелин.
– Мы воюем с Францией, Ла-Манш битком набит военными кораблями, а Францию всё так же раздирает революция! Вы что, спятили? Мой корабль – не место для женщины, точно так же как и Франция!
Она облизнула пересохшие губы и с усилием произнесла:
– Во Франции живет множество женщин, да я и сама жила там несколько лет. Вы собираетесь добраться до моего дома. Там вас может подстерегать опасность. Я хочу помочь вам всем, чем только смогу.
Грейстоун не отпустил её. Он явно ей не верил.
– Вы поможете мне, если развернетесь и поедете обратно в Розелинд, где будете в безопасности!
Глядя Джеку прямо в глаза, Эвелин еле слышно промолвила:
– Я сожалею о том, что произошло вчера вечером.
Он потрясенно вздохнул:
– Это – удар ниже пояса.
И что это означало?
– Я собиралась обсудить это с вами вчера, впрочем, сейчас мы должны решить главное.
Он отпустил её руку:
– Да, вернемся к главному. Я категорически запрещаю вам садиться на мое судно, графиня.
А я всё равно это сделаю. – Эвелин направилась мимо него с показной храбростью, хотя вся трепетала от страха.
Джек снова схватил её за руку, разворачивая к себе:
– Вы собираетесь проигнорировать мой приказ?
Эвелин кивнула:
– Да. Джек, я могу быть полезна. Я знаю, что пригожусь. У вас могут возникнуть трудности с поиском дома, даже притом, что вы помните мою карту. А ещё я свободно говорю по-французски – на тот случай, если вас станут о чём-то спрашивать. В карете есть костюмы для маскировки – мы можем притвориться парой слуг.
И я хорошо знаю местность.
Он медленно покачал головой:
– Я не нуждаюсь в вашей помощи и никогда не позволил бы вам сойти на французский берег.
Джек не шутил. Перехватив его взгляд, который теперь не был пылким, она взмолилась:
– Пожалуйста! Вы знаете, что это самым серьезным образом касается моей дочери. Эти ценности необходимы для её будущего. Я должна отправиться с вами. Если возникнет какая-нибудь проблема, мы можем решить её вместе.
– Вы не доверяете мне.
Эвелин задрожала:
– Доверяю. Но как матери мне невыносима сама мысль о том, что вы уедете без меня. Я просто не выдержу, если мне придется ждать вашего возвращения в Розелинде, гадая, удалось ли вам найти дом или сундук, спрашивая себя, не возникли ли какие-нибудь трудности. А что, если вы не сможете отыскать дом? Что, если вам действительно понадобится моя помощь? Пожалуйста… – Эвелин коснулась его плеча, еле удержавшись от желания признаться, что не вынесет и тревоги за самого Джека.
Он отдернул руку, взглянув Эвелин прямо в глаза.
– Это небезопасно, – предупредил он.
Джек сдавался под её напором!
– Я и не думала, что вы по-прежнему собираетесь во Францию ради меня, – прошептала Эвелин. – Только не после того, что произошло вчера вечером.
Он мрачно отвел взгляд.
Что означало его молчание? Как бы то ни было, она почувствовала, что решительное сопротивление Джека ослабло.
– Я не создам ни малейших проблем, я обязательно пригожусь, Джек. – Она снова облизнула губы. – И вероятно, я смогу объяснить, почему вчера оказалась такой трусихой. Я хочу, чтобы вы дали мне шанс объяснить. Вы так сердиты на меня этим утром…
– Я не сержусь, Эвелин. По крайней мере, не на вас, и вы не должны ничего объяснять, пока я пересекаю Ла-Манш. Я не могу позволить себе так отвлекаться.
– Я не стану вас отвлекать, обещаю. И, если это – то, чего вы хотите, я дождусь момента объяснить вам свое поведение в другое время.
Джек метнул в неё сердитый взгляд:
– Как же вы находчивы! Но мы пропустим прилив, и ветер просто идеален для отплытия. – Он выругался, снова взглянув в глаза Эвелин, но она стойко выдержала этот взгляд и не покраснела. – Что ж, прекрасно. Можете занять спальное место в моей каюте, но предупреждаю сразу: у меня нет времени на разговоры, нет времени отвлекаться на всякую чепуху, и вы не сойдете со мной на берег. Если возникнут какие-либо трудности, мы обсудим это на моем корабле, если я сочту нужным. – Джек был мрачнее тучи, и Эвелин понимала, что он не в восторге от идеи взять её с собой.
Но, как бы то ни было, она добилась своего. Эвелин торжествовала, хотя и старательно скрывала это. Она повернулась, чтобы спуститься по трапу и попросить Лорана принести маскировку. Но Джек в который раз схватил её за руку.
– Не беспокойтесь. – Он наклонился ниже, чтобы забрать у неё маленький саквояж. – На борту моего судна, Эвелин, вы будете делать то, что я скажу.
– Да, я буду делать то, что вы скажете, – послушно ответила она, всё ещё пытаясь скрыть свое ликование.
Его проницательный взгляд скользнул по её чертам. Потом Джек жестом показал в сторону моряков:
– Здесь вы наверняка будете отвлекать и моих людей, так что я предлагаю вам сразу же удалиться в мою каюту. И не вздумайте меня дурачить. Можете радоваться, ваша взяла.
– Благодарю вас, – прошептала она, сдержав улыбку.
Подчеркнуто не замечая Эвелин, Джек жестом приказал Лорану уезжать, а потом зашагал мимо неё, отдавая распоряжение поднять паруса.
Эвелин стояла у иллюминатора каюты, задумчиво вглядываясь во тьму. Была ясная безоблачная ночь, и звезды на небе блестели до тех пор, пока не начало потихоньку светать. Новый день обещал быть солнечным. Увы, такая погода не лучшим образом подходила для попытки украдкой проникнуть во Францию.
Они приближались к суше, Эвелин ясно чувствовала это. Значит, они стремительно летели вперед и должны были вот-вот пересечь Ла-Манш, но это было объяснимо: Эвелин знала, что направление и скорость ветра были для них исключительно хорошими. И, стоило только подумать об этом, как за иллюминатором показались две парящие в небе чайки.
Она на мгновение закрыла глаза. Ей категорически запретили показываться на палубе, и Эвелин, вероятно, уже знала каждый дюйм каюты Джека. Она удержалась от того, чтобы сунуть нос в его карты или личные вещи, хотя ей было любопытно, и единственный в каюте огромный сундук снова и снова привлекал её внимание. Но Эвелин так и не открыла его.
Время тянулось мучительно медленно. Она позволила себе вольность изучить коллекцию книг Джека. Большинство из них были посвящены истории. Если судить по всем этим книгам, Джек был необычайно начитан и много знал об истории Китая, Индии, России, Франции, Габсбургской империи и даже Вест-Индии. Но среди его книг нашелся и роман. Эвелин его не читала.
Джек заглянул к ней один раз – узнать, как дела. С ним был матрос, который принес ей немного хлеба и сыра.
Эвелин пыталась поспать часок-другой в кровати Джека, но спокойного отдыха не получилось. Она продолжала думать о недавнем вечере, их разговоре накануне на рассвете и об участи, которая могла постигнуть её французский дом. Эвелин надеялась, что особняк уцелел. Она почему-то подумала, что это утешило бы Анри.
А ещё Эвелин не могла долго оставаться в кровати Джека – её это слишком волновало. Его запах ощущался повсюду; казалось, она даже явственно чувствует присутствие хозяина каюты.
Эвелин по-прежнему думала о том, каково это – нежиться в его объятиях, охваченной необузданным желанием, а потом уступить перед напором страсти, забыв о смущении, морали и даже страхе…
Дверь каюты вдруг открылась, и на пороге появился Джек. Он был одет в темный сюртук, темные бриджи и сапоги доя верховой езды. Джек явно вооружился. И выражение его лица было угрожающим.
– Мы вот-вот подойдем к берегу, – сказала Эвелин.
– Да, совсем скоро. – Он оставил дверь открытой и даже не вошел в каюту. Скользнув взглядом по Эвелин, он посмотрел на свою кровать, отметил, что покрывало немного смято. – Удалось немного поспать?
– Я сильно волнуюсь, – ответила Эвелин. – Так и не смогла заснуть.
Его глаза сверкнули.
– В конце концов, это всего лишь какие-то фамильные ценности.
Эвелин нерешительно помедлила.
– Я беспокоюсь и за вас тоже, – призналась она. Эвелин не шутила. Она отправляла Джека на опасное дело. Если с ним что-нибудь случится, это произойдет по её вине.
Он внимательно посмотрел на Эвелин:
– В лучшем случае я вернусь часа через три. Но не удивляйтесь, если пропаду на большую часть дня.
– Неужели это может занять так много времени? – вскричала Эвелин, тут же взвинчиваясь до предела.
– Если вызовем подозрения, нам наверняка придется задержаться – возможно, нам потребуется даже скрыться. Войска – повсюду. Вандея охвачена мятежом. Генерал Гош проводит кампанию, чтобы сломить сопротивление в долине Луары. Несмотря на то что он подумывает положить конец конфликту, позволив вандейцам снова открыть свои церкви, и добивается соглашений по всей Луаре, мои источники утверждают, что подозрение сейчас вызывает каждый прохожий.
– Я должна пойти с вами! – бросилась к нему Эвелин.
Джек остановил её, вскинув руку:
– Я ни за что не позволю вам сойти на берег, ни при каких обстоятельствах!
Она остановилась в центре каюты. Лицо Джека было твердым, взгляд – непреклонным. Спорить не имело ни малейшего смысла, даже притом, что Эвелин знала: с её помощью он гораздо быстрее доберется до шато. Ей вдруг подумалось, что Грейстоуна отличал некий налет галантности, – это чувствовалось, хотя он и пытался произвести прямо противоположное впечатление.
Эвелин принялась гадать, не стоит ли ей каким-либо образом самостоятельно выбраться на сушу и пойти за Джеком, но она тут же отбросила эту мысль. Она не была дурочкой и ни в коем случае не хотела создавать ему ещё больше проблем.
– Вы обещаете мне, что останетесь в этой каюте? Я не хочу, чтобы мои люди пялились на вас. Это грубые матерые моряки, и вы можете всерьез их взволновать.
– Я вам обещаю.
– Постарайтесь немного отдохнуть. Даже если я вернусь всего через несколько часов, нам предстоит непростое путешествие обратно, да и французский флот – в Гавре.
Это было опасно, ведь Гавр располагался немного севернее Нанта, совсем рядом. Оценив степень угрозы, Эвелин сказала:
– Тогда с Богом!
– Есть ещё кое-что. Под моей кроватью лежит карабин, а в ящике стола – пистолет с порохом. Моим людям приказано охранять вас, и, если их обнаружат, они поднимут паруса и отплывут. И всё же… у вас должно быть что-то, чем можно защитить себя.
Неужели, если корабль заметят, команда уплывет без него? Эвелин была потрясена.
– Я всегда найду дорогу домой, – твердо сказал Джек, напоследок взглянув на неё. А потом развернулся и удалился твердой поступью, закрыв за собой дверь.
Эвелин глубоко вздохнула, заметив, что вместо неба снаружи видны мелкие прибойные воды. Она бросилась к иллюминатору, в котором теперь отражался Ла-Манш. Ошибки быть не могло, и судно действительно замедляло ход. Вскоре Эвелин почувствовала, как оно накренилось, – значит, за борт бросили якорь.
Сейчас ей не оставалось ничего иного, кроме как ждать и молиться. Эвелин взглянула на позолоченные часы, приклеенные к письменному столу Джека. Было почти шесть утра. Как же ей выдержать следующие несколько часов, не говоря уже о целом дне?
Она отправила Джека Грейстоуна во Францию, в страну, раздираемую революцией и восстаниями. И долина Луары, где они теперь оказались, находилась в самой гуще мятежа. Как сказал Джек, войска были повсюду.
Если кто-то и мог успешно справиться с этой миссией, то только Джек. Но Эвелин боялась за него. Ей не хотелось, чтобы он попал в передрягу, и только сейчас она впервые начала по-настоящему просчитывать риск, связанный с попыткой забрать золото. Разве Джек с самого начала не настаивал на том, что эта задача чрезмерно опасна?
И почему он только сейчас признался, что корабль может вернуться в Великобританию без него?
Эвелин принялась взволнованно расхаживать по каюте. Внезапно она пожалела о том, что затеяла такое опасное предприятие. Да, она осталась без средств к существованию, да, она должна была материально обеспечить Эме. Но, несомненно, стоило найти другой способ позаботиться об этом или, возможно, отправить во Францию кого-то другого, кого угодно, только не Джека. Уже вне себя от страха, она тяжело опустилась на его кровать.
Если с Джеком что-то случится, то только по её вине.
Как же она тревожилась! Сначала их неудержимо тянуло друг к другу – никогда прежде она такого не испытывала. Теперь же она не знала, куда деться от беспокойства. И тут Эвелин испугалась. А вдруг она начинает испытывать к нему истинное чувство глубокой привязанности?
Ей уже доводилось любить. Но это была любовь из благодарности, вполне объяснимая привязанность. Теперь же её интерес к Джеку был иным, её чувства не подчинялись доводам разума. Джек страстно желал её, но не питал к ней романтических чувств, не любил. Даже если бы она не носила траур, он не стал бы ухаживать за ней с серьезными намерениями. Он был искателем приключений – он не ухаживал ни за одной женщиной.
Переживать из-за этого означало обречь себя на страдания.
Часы тянулись мучительно долго. Сначала Эвелин задумчиво наблюдала, как встает солнце. В полдень тот же самый матрос принес ей ланч – снова хлеб, сыр и на сей раз немного бренди. Она не смогла заставить себя проглотить даже кусочек.
Эвелин легла на кровать, глядя в потолок каюты и молясь, чтобы с Джеком всё было в порядке. После двух почти бессонных ночей она чувствовала себя совершенно измученной, но по-прежнему не могла заснуть. Эвелин закрывала глаза, а мысли продолжали лихорадочно метаться в её голове. Если бы только шато уцелело, если бы только Джек нашел золото… Если бы только он вернулся на свой корабль живым и невредимым!
Бум…
Эвелин судорожно дернулась, понимая, что задремала, а дверь каюты распахнулась, холод ворвался в каюту. Похоже, вот-вот должен был наступить вечер – пасмурный, сырой, с обволакивающим всё вокруг туманом.
Сначала Эвелин увидела силуэт. И тут же села на кровати, рассмотрев в дверном проеме Джека.
Ветер раскачивал судно. Первой реакцией Эвелин было невероятное облегчение. Джек казался мрачным, но явно был цел и невредим – он даже не выглядел уставшим. Он вернулся – с ним всё было в порядке.
А потом Эвелин осознала, что он крайне подавлен, и сердце тревожно екнуло. Ощущение, будто с плеч сняли непосильный груз, вмиг исчезло.
– Джек?
Он вошел в каюту, закрыв за собой дверь.
– Мы нашли дом. Мне очень жаль, Эвелин, но он разорен.
Она кивнула, стиснув покрывало. Значит, шато разрушено. Бедный Анри…
– И?…
– Мы раскопали участок между деревьями – никакого сундука там нет, мне очень жаль.
Она буквально приросла к месту, не в силах пошевелиться.
– Этого не может быть.
– Мы целых пять часов перекапывали этот участок. Мы ни за что не пропустили бы спрятанный сундук. – Умело сохраняя равновесие во время качки, он перехватил взгляд Эвелин.
Неужели там не было никакого золота?…
– Мне очень жаль, – в который раз, ещё мягче, повторил Джек.
Это золото было всем, что могло обеспечить будущее её и дочери.
– Оно должно быть там, – резко бросила Эвелин, вставая.
– Его там нет.
Она смотрела на него, покачиваясь, и по-прежнему отказывалась верить в происходящее. Неужели Эме суждено расти в нищете? Неужели у неё не будет никакого приданого, никакого будущего?
– Вы найдете способ свести концы с концами, я уверен в этом, – произнес Джек странным тоном, словно хотел проявить доброту.
Эвелин снова опустилась на кровать, едва слыша его. Куда же могло подеваться золото? Анри ведь оставил его им!
– Я вам не верю, – выдохнула она, чувствуя, как паника перерастает в ярость. Эме нельзя оставить ни с чем! – Оно должно быть там!
На сей раз во взгляде, который Джек устремил на неё, ясно читалось только одно – сострадание.
И этот его сочувственный взгляд окончательно вывел Эвелин из себя, заставив потерять самообладание. Паника накрыла её с головой, тело объяла яростная дрожь. Она попыталась взять себя в руки. Она понимала, что должна оставаться спокойной, должна всерьёз поразмыслить. Если золото действительно пропало, она должна найти другие средства к существованию!
Боже праведный… Никакого золота в шато не было. Выходит, ей придется оставить дочь ни с чем!
– Эвелин?
В свое время отец оставил её без гроша. Ребенком её бросили на родственников, которые почти не заботились о ней, и в ту пору Эвелин никак не могла взять в толк, почему жила с тетей и дядей, а не с родным отцом. Она не могла понять и того, почему её одежда была поношенной, почему большую часть времени ей приходилось проводить на кухне. Каждый раз, когда отец навещал Эвелин – а случалось это нечасто, – он сулил ей блестящее будущее, а заодно и приданое, которое сможет это будущее обеспечить. И каждый раз, когда он обещал ей жизнь принцессы, она верила. Но потом отца убили, и она осталась ни с чем.
А сколько раз она сама уверяла дочь в том, что всё будет хорошо? Сколько обещаний давала Эме?
Эвелин трясло.
Джек теперь сидел радом с ней, пытаясь вручить бренди, который она не выпила за ланчем.
– Вам нужно выпить.
Эвелин оттолкнула бокал, пролив немного янтарной жидкости.
– Нет! – Эвелин посмотрела на Джека, чувствуя, как подступающие слезы застилают глаза. Безысходность поглотила её. – Анри ведь оставил нам состояние…
– Если он что-то и оставил, теперь это исчезло. Украдено. Вот так. Сделайте глоток.
Эвелин вскочила. Никакого золота не было. Обещания, которые она дала своей дочери, оказались такими же пустыми, как и те, что давал ей отец.
О боже… Она ничем не отличалась от своего отца – она оставила Эме ни с чем.
– Эвелин, вам нужно прилечь.
– Нет! – Она метнула в Джека безумный взор. – Моя дочь – это моя жизнь! Она значит для меня буквально всё! А вы знаете, что мой родной отец оставил меня без гроша? Знаете, что я была нищей сиротой? Вам известно, что, если бы Анри на мне не женился, мне пришлось бы стать гувернанткой, портнихой или горничной?
Он побледнел.
– А теперь я оставляю свою дочь в точно таком же положении, словно мне плевать на её будущее! – Она задохнулась в неудержимых рыданиях.
Перед глазами Эвелин вдруг ясно вспыхнула вся её жизнь – жизнь, в которой она была брошена и оставлена в нищете, и не один раз, а уже дважды. А теперь её дочери предстоит повторить ту же участь…
– Черт его возьми! – воскликнула Эвелин, думая об Анри. Она знала, что проклинать его неправильно, но была не в силах сдерживаться. – Как же он мог так поступить с нами? Будь он проклят, проклят, проклят!
– У вас просто шок, – тихо сказал Джек.
– Он точь-в-точь как мой отец! – закричала Эвелин вне себя от ярости и в отчаянии закрыла глаза ладонями. Никакого золота не было – Анри оставил свою родную дочь ни с чем. Она смутно уловила, что Джек направился к двери. И заплакала ещё горше.
Эвелин открыла дверь каюты и вздрогнула, окунувшись в тишину ночи. Висела полная луна, посверкивало несколько рассыпанных по небу звезд, но набегали и облака, время от времени пересекая ночное светило. Эта картина была такой безмятежной… Паруса трепетали, снасти шуршали, дерево мачт стонало. Морские волны хлестали по большому корпусу судна. Затрепетав, Эвелин устремила взгляд на штурвал, за которым стоял Джек Грейстоун.
Он оглянулся на неё через плечо.
Сейчас Эвелин даже не пыталась улыбаться Джеку, в то же время остро осознавая, что не хочет оставаться одна. Он с такой добротой отнесся к ней, когда она впала в истерику!
После его ухода она долго плакала – впервые с момента смерти Анри. Эвелин надеялась, что уже достаточно нагоревалась за последнее время, но, увы… А ещё она была просто в ярости на покойного мужа.
Потом, когда слезы утихли, её сознание заполнили детские воспоминания и картины прошедших девяти лет брака. У Эвелин будто глаза открылись: она вдруг стала искренне считать мужа слабым человеком – кем-то, сильно напоминавшим ей отца.
И если бы Эвелин не знала, в чём истинная причина её горя, она могла бы подумать, что приступ рыданий – это своего рода выплеск долго сдерживаемой боли от страданий длиной в жизнь.
Теперь Эвелин была измучена, но неудержимая потребность плакать и кричать от ярости исчезла. Ощущение паники тоже притупилось. Эвелин понимала, что должна найти способ обеспечить дочь и подарить ей блестящее, роскошное будущее – теперь её не могло остановить ничто. И всё же впервые в жизни она понимала, что должна целиком и полностью рассчитывать только на себя. Осознание этого пугало, но она заставляла себя не обращать внимание на страх.
Первый пункт её плана заключался в том, чтобы перестать жалеть себя. Анри не смог обеспечить их средствами к существованию, поэтому Эвелин должна была найти способ сделать это самостоятельно. Возможным источником доходов для них был рудник. Она должна восстановить рудник, если тому действительно требовалась реконструкция. Эвелин могла бы занять средства, чтобы провести все необходимые ремонтные работы.
А ещё не надо исключать возможность снова выйти замуж.
Разумеется, Эвелин рассматривала подобный вариант не в качестве скоропалительного решения – она могла бы пойти на этот шаг по прошествии определенного периода. Эвелин бросила взгляд на противоположный конец палубы. Джек снова отвернулся к носу корабля, положив руки на огромный штурвал. Каким же сильным, могучим был этот мужчина, какой спокойной уверенностью веяло от его фигуры! Он по-доброму пытался утешить Эвелин, хотя прежде никогда не проявлял доброты. Оставалось только надеяться, что теперь он не думал о ней плохо из-за её истерики со слезами и жалости к самой себе.
Ее не звали на палубу, но Эвелин вышла, чтобы найти Джека. Возможно, её влекла недавно проявленная им доброта, или, быть может, Эвелин стремилась к Джеку, потому что рядом с ним всегда чувствовала себя в безопасности. Он относился к тому типу людей, которые способны выдержать любой кризис, даже самый серьезный шторм. Интуитивно Эвелин знала: Джек – самая безопасная её гавань.
Кроме того, она просидела в этой каюте полтора дня! Эвелин закрыла дверь и прошла через всю палубу, остановившись рядом с Джеком.
– Можно к вам присоединиться?
Его испытующий взгляд медленно скользнул по её лицу.
– Конечно.
Она не стала напоминать Джеку, что до сих пор ей было запрещено появляться на палубе.
– Я, должно быть, ужасно выгляжу.
– Вы не можете выглядеть плохо. – Он снова повернулся к носу корабля. Профиль Джека был великолепным, а на лице застыло мрачное выражение. Теперь распущенные волосы капитана золотистыми волнами спадали до плеч.
– Вы так галантны.
Он взглянул на неё, почти улыбаясь:
– Возможно.
Эвелин чуть-чуть улыбнулась в ответ:
– Мне хотелось бы извиниться.
Его глаза удивленно распахнулись.
– В этом нет надобности.
– Напротив, это необходимо. Я продемонстрировала вам худший случай женской истерики – мне очень жаль.
Он пристально посмотрел на неё.
– У вас была веская причина для слез. Я не виню вас.
– Вы добры ко мне, как никогда прежде! – воскликнула Эвелин, глядя ему прямо в глаза. – Если вы не думаете обо мне плохо, значит, вы сочувствуете мне?
Джек, похоже, был озабочен наклоном судна, теперь он всматривался вперед.
– А мне нельзя испытывать к вам некоторое сочувствие? – после долгой паузы тихо спросил он.
– Кажется, вы сказали мне, что я обязательно найду способ свести концы с концами. Именно это я и собираюсь сделать.
– Вы пытаетесь сказать мне, что не нуждаетесь в моем сочувствии или не хотите его?
Эвелин поймала себя на том, что невольно расплывается в искренней улыбке.
– Нет. На самом деле мне нравится, что вы сочувствуете.
Джек повернулся к ней, окинув проницательным взором.
– Вы – сильная женщина, я вижу, что вы оправились от удара.
Эвелин ощутила, как всё тело напряглось в ответ на свет, который зажегся в глазах Джека. И она спросила себя, будет ли так всегда: неужели всякий раз, когда Джек будет смотреть на неё вот так, прямо и глубоко, она будет воспламеняться от страстного желания?
Эвелин подставила лицо легкому ночному ветру, глядя на усеянное звездами небо.
– И совсем я не сильная. Всю свою жизнь я от кого-то зависела. Теперь от меня зависит моя дочь, а я должна зависеть только от самой себя.
Джек снова отвел взгляд, движением штурвала немного изменив направление судна.
– Как я уже сказал, вы – сильная.
Как же приятно было то, что Джек был о ней столь высокого мнения! Это казалось Эвелин чем-то вроде чуда учитывая то, что произошло две ночи назад: тогда он держал её в своих объятиях, а потом всерьёз разозлился на неё. Эвелин взглянула Джеку в глаза. Ей доставляло истинное удовольствие находиться с ним рядом сейчас, когда он не обвинял её в хитрых манипуляциях, когда они не спорили по тому или иному поводу. Эвелин спрашивала себя: и как же их отношения вдруг вышли на новый уровень?
– Неужели мы наконец-то достигли перемирия?
Его губы ненадолго растянулись в улыбке.
– А мы были в состоянии войны?
– Уж несколько сражений-то точно провели.
– Я должен принести вам свои извинения, Эвелин, за то, что сделал неверные предположения во время нашей первой встречи. И за то, что был непозволительно груб.
Она остолбенела.
– Вы прощены.
– Получить ваше прощение оказалось слишком легко, так что мне определенно стоит искупить свою вину в более достойной манере.
Эвелин поняла, что он говорил совершенно серьезно.
Вы рисковали жизнью ради меня… – начала она.
– Я не принес вам золото.
Ее глаза округлились, когда Джек упомянул о том, что на самом деле находилось в сундуке. Она ведь не говорила при нем о золоте!
– Так вы знали?
– Да, ваш дядя думал, что вы сказали мне об этом.
– И вы не считаете, что я хотела обмануть вас?
Нет. Полагаю, только очень глупая женщина рассказала бы тому, кого захотела нанять для подобного рейса, что целью является большущий горшок с золотом.
Эвелин спросила себя: можно ли теперь с полным правом ощущать себя польщенной? Так или иначе, она не думала, что Джек мог проявить подобное понимание день-два назад.
– Я больше не буду гоняться ни за какими горшками золота, – задумчиво произнесла Эвелин. – Вам что-нибудь известно о добыче руды?
Джек удивленно взглянул на неё:
– Нет. Но мой брат осведомлен об этом.
– Моему оловянному руднику требуется реконструкция, только после ряда работ он сможет приносить доход – так, по крайней мере, мне сказали. Но мне говорили и о том, что прежний управляющий обкрадывал нас. Не знаю, чему верить, но этот рудник может стать источником дохода, который требуется мне, чтобы у дочери было достойное будущее.
Имение Грейстоун маленькое, и многие считают нас обедневшей семьей, но это не так. У нас есть оловянный рудник и железный карьер, и оба приносят немалую прибыль. Лукас принял бразды правления поместьем, когда был ещё мальчиком. Он наверняка знает о добыче оловянной руды более чем достаточно.
– Если бы я смогла поговорить с ним, – не веря такой удаче, вскричала Эвелин, – я была бы вам бесконечно признательна!
– Я позабочусь о том, чтобы он помог вам, – пообещал Джек. – Устрою так, чтобы он побывал на вашем руднике, поговорил с управляющим и просмотрел ваши книги с отчетностью. Если ваш рудник может давать доход, Лукас обязательно выяснит это.
Эвелин воспрянула духом. А ещё она поняла, насколько высокого мнения был Джек о своем брате.
– Буду с нетерпением ждать встречи с ним, – ответила Эвелин, – и не только потому, что он может помочь мне с рудником.
Ветер усилился. На палубе повисла мертвая тишина, и Эвелин еле заметно задрожала.
– Расскажите мне о своем отце, – мягко попросил Джек.
Удивленная, Эвелин встрепенулась:
– Странная просьба.
Впрочем, разве Джек не слышал, как она яростно проклинала собственного отца?
– Неужели? – улыбнулся Джек. – У нас может найтись гораздо больше общего, чем вы думаете. Мой отец бросил семью, когда мне исполнилось шесть лет. Он был прожигателем жизни, отправился в Европу, предпочтя игорные дома и бордели имению Грейстоун. Он так и не вернулся, и никогда не писал, ни разу за всё время. Через несколько лет он умер от сифилиса.
Эта история потрясла Эвелин, но Джек казался совершенно безучастным.
– Мне так жаль! Это просто ужасно.
Джек небрежно дернул плечами, не выпуская из рук штурвал.
– Я не помню его, как не помню и того, что сильно расстроился, когда отец нас бросил. Вероятно, это произошло потому, что его всё равно никогда не было дома – он вечно пропадал в трактире, или, по крайней мере, мне так говорили. Мне кажется, его отъезд глубоко задел моего брата, который на три года старше меня, и мою старшую сестру, Амелию. Но больше всего поступок отца ранил мою мать. Она слегла и начала терять рассудок уже тогда, хотя была так молода… Помню, как она думала, что отец вернулся домой, а на самом деле он был уже мертв. Она и по сей день путает прошлое с настоящим. – Джек снова пожал плечами, на этот раз спокойно. – К счастью, она живет с Амелией и Гренвиллом, и у неё случаются моменты просветления.
Эвелин положила руку на его предплечье и легонько сжала. Джек посмотрел на её руку, потом – на её лицо и, наконец, быстро скользнул взглядом по её губам.
– Расскажите мне о своем отце, – тихо повторил он.
