Текст книги "Игра Люцифера"

Автор книги: Брэдли Биркенфельд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц)

– Мне никогда не нравились швейцарцы, – сказал он.

– Я и сам начинаю их понемногу ненавидеть.

– В Лихтенштейне сможешь чувствовать себя, как дома!

– Спасибо, но мне нужно еще кое-что доделать.

– Разумеется.

Марио знал, что я не из тех, кто подставляет вторую щеку.

С приходом июня наступило время для второй фазы моего тактического гамбита. Я не знал наверняка, поделился ли Кристиан Бовэй своими опасениями насчет меня с начальством, но, понимая внутреннюю природу этого скользкого ублюдка, я понял, что он предпочел придержать информацию при себе, чтобы ничто не помешало ему и дальше зарабатывать свои денежки. Для меня наступило время поднять бучу внутри банка. «Я знаю, что вы, ребята, затеяли, а теперь и вы знаете, что я это знаю. Поэтому давайте-ка поговорим откровенно».

Я сел за стол и написал докладную записку главе юридического отдела UBS Рене Вютриху и главе отдела комплаенса UBS Филипу Фрейю. К письму я прикрепил копию трехстраничного меморандума.

«Дорогой Рене,

Я пишу вам в связи с очень серьезным вопросом, способным привести ко множеству негативных последствий. Я обязан поставить вас в известность об этом, а также заверить в том, что я, как один из директоров компании, действую в полном соответствии с политикой и процедурами UBS.

Во внутренней сети UBS (папка «Международный частный банкинг» – «Америка» – «США» – «Основные документы по стране – новые») я обнаружил объемный юридический документ (см. приложение), описывающий рынок, на котором я работаю в настоящее время, – Соединенные Штаты Америки.

Прошу вас ответить мне, поскольку я считаю, что этому вопросу должно быть уделено немедленное и серьезное внимание не только в связи с моей собственной работой, но и с деятельностью моих коллег в Женеве и Цюрихе! Благодарю за ваше время и силы.

С наилучшими пожеланиями,

Брэдли C. Биркенфельд

Директор»

Я нажал кнопку «отправить» и принялся ждать. Ждать пришлось долго. Честно говоря, я рассчитывал хотя бы на какой-то ответ или, по крайней мере, на приватную консультацию, в ходе которой Вютрих и Фрей попытались бы меня успокоить. Ровным счетом ничего. Nada[50]50
  Ничего (исп.). – Прим. пер.


[Закрыть]. Прождав неделю, я понял, что они меня игнорируют. «Хорошо, ребятки. Хотите поиграть в молчанку? Что ж, я врежу вам, когда вы будете уверены, что я сдался».

Тем временем мне позвонил Оленикофф и сообщил о своем решении перевести деньги из UBS в небольшой банк в Лихтенштейне. Должен признаться, что нервы у этого парня были ого-го – он звонил мне по открытой линии уже после того, как федералы обшарили его офисы, и зная, что они наверняка прослушивают его телефоны. А возможно, он понял, что неприятностей не избежать и что он не сможет спрятать свои активы, поэтому и решил перевести их в какое-то место, более безопасное, чем Швейцария. Когда дело касалось чужаков, пытающихся разнюхать тайны частного банковского бизнеса, жители Лихтенштейна были еще круче швейцарцев. Марио знал банкиров, которые скорее умерли бы, чем стали разговаривать с американскими налоговыми органами. Марио, как доверенное лицо, сообщил Оленикоффу, что обеспечит ему полный учет его активов и выполнит перевод по его распоряжению.

В принципе это было мне на руку. Я знал, что рано или поздно уйду из банка, а исчезновение денег Оленикоффа из моего портфеля давало мне хороший повод покинуть сцену. Не то чтобы мне было на самом деле нужно какое-то оправдание, просто в Европе правильно оформленная отставка приносит с собой немало благ, и, если основания выглядят достаточно разумными, весь процесс проходит без проблем. Вы получаете зарплату за следующие шесть месяцев и все причитающиеся вам по закону премиальные.

Атмосфера в отделе становилась все более удушающей. Это напоминало мне нефтеперерабатывающие предприятия в Нью-Джерси, извергающие в воздух всякое дерьмо, пока губернатор штата продолжал твердить о «Садовом Штате»[51]51
  Неформальное название штата Нью-Джерси. – Прим. пер.


[Закрыть]. Я тогда не выезжал за пределы Европы, но многие мои коллеги были все же вынуждены выполнять функции охотников и собирателей в Штатах. Невероятно, но Мартин Лихти рассылал все больше писем с призывами привлекать новых клиентов, а мои приятели-банкиры становились все более нервными, как коровы перед землетрясением. Мне было неприятно за них, однако на разнообразных вечеринках и встречах за парой бокалов я непрестанно махал красным флагом и предупреждал их о том, что пора задраить все люки и готовиться к худшему. Это было все, что я мог сделать.

В июле, не услышав ничего от Вютриха или Фрея, я повторно отправил свое электронное письмо, продублировав его бумажной копией с приложенным трехстраничным меморандумом. Ответа не было, ни вежливого, ни грубого – никакого. В августе я сделал еще один запрос. В ответ – оглушающее молчание. «Хорошо же, ублюдки, – мысленно сказал я им. – Я дал вам шесть шансов. Я вам не какая-нибудь школьница, вытирающая сопли об юбку под столом. Смотрите, что будет дальше».

Проработав четыре года в UBS, я знал немало таких же частных банкиров, как и я сам, из разных подразделений – в Женеве, Цюрихе и Лугано. Угадайте, кто получил копии трехстраничного меморандума, щедро разосланные вашим покорным слугой? Я знал, что делаю, распространяя страх и неуверенность, как Черная Смерть[52]52
  Пандемия чумы, протекавшей преимущественно в бубонной форме в середине XIV в. в Азии, Европе и Северной Африке. – Прим. пер.


[Закрыть], и делал это с вполне конкретной целью. Я хотел увидеть, как отреагирует начальство, когда лояльные банкиры, почувствовав ножи у горла, станут жаловаться. Все мои друзья написали мне, что их менеджеры принялись чуть ли не танцевать вокруг них с извинениями и ложью о том, что они не знали о содержании меморандума. Это еще сильнее подтвердило мои подозрения. Они сдвигали ряды, оставляя нас на произвол судьбы. Не изменилось ровным счетом ничего, UBS продолжал работать, как обычно. Никакие процедуры работы с офшорами ни в одном отделе не изменились и не были отменены. Ублюдки хотели получать свои деньги, а если их солдаты «погибнут в бою», это в порядке вещей.

Все было предельно ясно. Но я не собирался на кладбище в гробу, накрытом швейцарским флагом. В середине сентября я встретился с двумя разными юридическими фирмами в Женеве, занимавшимися решением трудовых споров, и рассказал адвокатам мою историю. Ни одна из фирм не знала, что я консультируюсь с другой. Я специально скрыл это, поскольку хотел сравнить их реакцию. Обе группы адвокатов сказали одно и то же.

– Мистер Биркенфельд, немедленно увольняйтесь из банка!

Мне не нужно было повторять дважды. Но это было совсем непросто – распрощаться с самыми успешными и прибыльными годами моей профессиональной жизни. Тем не менее я сделал глубокий вдох и 5 октября 2005 года, чуть меньше, чем через четыре года после прихода в UBS, напечатал короткое письмо о своей отставке и зашел с ним к Кристиану Бовэю.

– Я просто в шоке, Брэдли! – сказал он. – Вы так хорошо работали у нас… я не понимаю.

На эти слова я просто покачал головой, думая о том, что не буду скучать по перхоти и кривым, как у енота, зубам этого проныры.

– Уверен, что вы это поймете, Кристиан, – ухмыльнулся я и вышел вон.

Они продержали меня на рабочем месте еще неделю, занимаясь оформлением всей «посмертной» документации. Почти сразу после визита к Бовэю я вытащил Валери на обед, потому что не хотел, чтобы она услышала о моем уходе от кого-то еще.

– Все это так ужасно, – всхлипнула она. – Я не хочу там больше оставаться. Без тебя все будет не так.

– Эй, взбодрись! – Я улыбнулся и коснулся ее щеки, мокрой от слез. – У нас всегда будет Женева[53]53
  Намек на знаменитую фразу героя Хамфри Богарта из фильма «Касабланка»: «У нас всегда будет Париж». – Прим. ред.


[Закрыть]. Кроме того, я не умираю. Мы будем веселиться так же, как и раньше, просто не за счет UBS.

Но это не помогло. Вскоре она тоже ушла. Могу сказать, что скучаю по ней до сих пор. Она была милой девушкой, отличным другом и идеальной Мисс Манипенни.

В конце недели меня вызвали в главное здание UBS для небольшого прощального интервью с главой отдела кадров Моникой Беш. Кроме нее, в комнате был парень, которого мы все знали просто по имени – Юрг. Он был посредником между Кристианом Бовэем и Мишелем Гиньяром в Цюрихе, поэтому я понял, что большие шишки пришли в беспокойство. Я разозлился, не успев даже сесть в кресло.

– Брэдли, почему вы уходите? – спросила Моника с фальшивой заботой. – Мы не понимаем.

Я закатил глаза.

– Давайте не будем пороть чушь, Моника. Три месяца я спрашивал вас всех, какого дьявола в нашей системе делает этот трехстраничный меморандум, и никто мне так и не ответил.

При этих словах Юрг заметно напрягся.

– Вы никогда не получите ответа.

Он был очень похож на швейцарскую версию Шрека, с его огромными руками, головой, как тыква, дешевым костюмом и белыми носками.

Это реально разозлило меня еще сильнее. Я включил типичного Биркенфельда, встал и склонился к ним через стол. На это они оба отпрянули в своих креслах.

– Ты сильно ошибаешься. Я получу ответ. Могу гарантировать, что получу. Но вот этой всей хренью я заниматься больше не буду!

Я вытащил свой бумажник.

– Вот моя карточка UBS и все мои кредитки.

Я разложил их на столе, как открывают карты в покере.

– У меня все.

Я вернулся обратно в наше здание. Увидев мое лицо, охранник даже не спросил пропуск. Я поднялся наверх, помахал рукой всем, кто был в зале, обнял Джеймса Вудса и Жака, подмигнул Валери и за одну минуту осмотрел содержимое своего стола. Мне не нужно было ни клочка бумаги – все необходимое я уже вынес тайком и надежно спрятал. С собой я взял только свою любимую пепельницу и кофейную чашку с логотипом UBS.

Я хотел, чтобы логотип с «тремя красными ключами коррупции» стоял над моим камином, как отрубленная голова дракона.

Обожаю оплачиваемые отпуска после увольнения. Бывает, что нужно убить время, а бывает и так, что есть время отдохнуть – и вот у меня появилось шесть месяцев на отдых. Мне было 44 года, половину своей жизни я странствовал в мире больших денег, работая на огромной скорости и под огромным стрессом, заставлявшим натягиваться все струны моей души. Все эти годы, даже в отпуске, я занимался поисками потенциальных клиентов. И вот впервые в жизни я был безработным, но все еще получал зарплату – около 15 000 в месяц, и у меня продолжали накапливаться премиальные. С технической точки зрения все мои клиенты в UBS все еще оставались в Книге Биркенфельда до момента последней выплаты через полгода. Пока UBS зарабатывал доходы от средств на счетах моих клиентов, 18 процентов попадали в мою швейцарскую копилку.

Я позвонил Таис и предложил ей провести со мной неделю в Сен-Тропе, где всего четыре года назад мы с Севрин маялись после 11 сентября. Всегда готовая повеселиться Таис сообщила своим боссам, что миру высокой моды придется потерпеть недельку без ее талантов. Она упаковала самые крошечные из своих юбок и бикини, мы вскочили в мой M5 и устремились в Сен-Тропе. В первый день на пляже то и дело порывался взять мобильник и позвонить в офис, чтобы узнать, как дела у моих клиентов. Таис забрала у меня телефон, упрятала его в глубинах своей пляжной сумки и потащила меня в океан, а дальше она пичкала меня шампанским, танцами и любовью до тех пор, пока я не почувствовал, что я нечто иное, чем просто швейцарский частный банкир.

Возвращаться в Женеву после всего этого было тяжело. Близилась зима, и, хотя я люблю кататься на лыжах, настроения мерзнуть у меня не было. Поэтому я отправился на Филиппины и провел выходные с Мауро, летая с ним в вертолете Agusta с острова на остров и с вечеринки на вечеринку. Затем я вернулся домой, чтобы перевести дух, но ненадолго: на этот раз я уехал в Марокко – к красоткам и моему приятелю Ладьелу. К концу моего маленького путешествия я уже подумывал, не стоит ли совсем отойти от дел и провести остаток дней в качестве блуждающего финансового философа. Я никогда прежде не слышал о такой профессии, но, возможно, пришло время ее изобрести.

Однако реальность – это зверь, которого не удается слишком долго держать на поводке. В феврале я вернулся в Женеву и отдыхал в своей квартире, в которой уже давненько не был. В какой-то момент я решил проверить банковский счет, ожидая увидеть там свои честно заслуженные и немаленькие премиальные. Но их там не было. Твою мать! Опять все сначала…

Я тут же написал Бовэю короткое электронное письмо без лишних церемоний:

«Где моя премия, Кристиан? Она не пришла мне на счет».

В ответ я получил длинное письмо из отдела кадров, написанное витиеватым языком и подписанное Моникой. Однако суть ее сообщения тоже была вполне понятна:

«Мистер Биркенфельд, я вынуждена проинформировать вас о том, что вы не получите премиальные ни за этот период, ни за все последующие. Вы предпочли уволиться из банка, и это – последствия вашего решения».

Да неужели? В ответ я выстрелил из всех орудий.

«Уважаемая госпожа Беш, по всей видимости, вас ввели в заблуждение. Согласно швейцарскому банковскому законодательству, которое я детально изучил и исследовал, контрактные обязательства между финансовой компанией и сотрудником сохраняются вне зависимости от состояния его занятости в ней. Тот факт, что UBS выплачивал мне ежегодные премии без колебаний или оговорок, является неопровержимым доказательством того, что моя работа, плодами которой банк продолжает пользоваться, все еще заслуживает награды. Следовательно, факт моей отставки не освобождает банк от выполнения этого контрактного обязательства».

Она мне не ответила. Я не удивился. Но через день Бовэй отправил мне одну короткую строчку. Представляю себе, как хихикал этот безумный швейцарский лепрекон, когда писал: «Ты не получишь свою премию. Забудь о ней».

И тут я искренне рассмеялся. После стольких лет этот маленький проныра должен был узнать меня получше. Однако он, возможно, думал, что я хочу и дальше жить в Швейцарии, сделать очередной карьерный ход и пойти в какой-то другой банк или компанию, занимающуюся финансами, и посчитал, что я не решусь на какой-то радикальный шаг. Он совершенно меня не знал и не понимал, что я был готов сжечь за собой все мосты – от Темзы до Соммы. Я позвонил Оливеру Шеделю.

– Брэдли, старина! Как твои дела? Знаешь, без тебя Barclays уже не тот. Я слышал, что вы с UBS разбежались в разные стороны.

– Да, так и есть, Оливер, – сказал я. – И я чувствую себя отлично. Наслаждаюсь длинным отпуском.

– Прекрасно. Что я могу для тебя сделать? Ты ищешь новую работу?

– Нет, Оливер. На самом деле я ищу адвоката, лучшего специалиста по судебным разбирательствам, которого только можно найти за деньги.

– О, ты захотел кровавых забав, – сказал он. – Похоже, грядет драка.

Помолчав, он продолжил,

– С моей стороны было бы, наверное, крайне неправильно рекомендовать тебе человека, который помог бы тебе порвать на куски наших коллег по бизнесу. Конечно, если ты об этом думаешь…

– Именно об этом я и думаю, Оливер!

Он рассмеялся.

– Доктор Шарль Понсе. Доктор юриспруденции. Ты его найдешь без проблем. И скажи ему, что ты от меня.

– Мне всегда нравилось работать с тобой, Оливер.

– Я тоже по тебе скучаю, друг мой.

Мне потребовалось минут пять на то, чтобы найти контакты доктора Шарля Понсе, имевшего репутацию жесткого адвоката и умелого охотника на корпоративных львов. Я назначил встречу, взял с собой копию контракта с UBS и все, что касалось моей зарплаты, премий и добычи, которую я принес банку. Понсе сидел в роскошном офисе, украшенном французской антикварной мебелью. Это был безукоризненно одетый пожилой лысеющий джентльмен. Над его ушами вздымались крылышки седых волос, а на кончике носа висели очки с розоватыми стеклами. Я рассказал ему, что UBS задолжал мне премию в размере 600 000 швейцарских франков. Он улыбнулся шакальей улыбкой.

Через неделю я подал против UBS иск на миллион франков.

Люблю круглые числа.

Глава 7 / Тарантул

«Пусть ненавидят, лишь бы боялись».

Калигула, римский император

Швейцарские банкиры предпочитают молчать.

Иначе дело может закончиться холодной каменной тюрьмой, в которой они проведут многие годы, пока все их клиенты не умрут и говорить будет больше не о чем.

После того как меня оглушили трехстраничным меморандумом UBS, затем попытались кинуть, я очень хотел закричать на весь мир о том, что делают эти ублюдки. Однако швейцарские банковские законы строго запрещали это. Я знал, что стоит мне только вякнуть, и швейцарские гвардейцы – вроде тех, что охраняют Ватикан, – тут же схватят меня и засунут за решетку, где меня услышат разве что мой адвокат да уборщик, с которым, впрочем, придется говорить по-французски. Это было совсем не так, как в Бостоне, где можно легко нанять пару клоунов. Эти парни очень серьезно относятся к тем, кто пытается покуситься на их деньги.

Кроме того, швейцарские банкиры никогда не судятся со швейцарскими банками. Забудьте и думать об этом, если вы хотите работать в области корпоративных финансов или частного банковского обслуживания. В моем случае это было совершенно неважно, я знал, что у меня есть с полдюжины других способов заработать себе на жизнь. Однако новость о моем судебном иске распространились в UBS быстро, как лесной пожар в Калифорнии. Не прошло и пары дней после визита доктора Понсе в женевский суд, как мне позвонил Джеймс Вудс.

– Брэдли, ты подаешь в суд на банк? Ты что, совсем спятил?

– На какой вопрос мне ответить сначала, Джеймс? «Да» – на первый, «нет» – на второй.

– Серьезно, чувак. Ты же знаешь, что никогда больше не сможешь работать в этом городе?

– Я уже слышал все это раньше. Я дружу с барменом в «Pussy Cat». Уверен, что у него найдется для меня местечко.

– Да ладно тебе! – Джеймс перешел на шепот. – Брэд, они так кипятятся, что у них пар идет из ушей!

– Отлично. Значит, заплатят.

– Херня! Они лучше сдохнут.

Я рассмеялся.

– Приду на их похороны с большим удовольствием!

Я живо представил себе, как он качает головой, положив трубку. Он был прав – никто не мог и подумать о том, чтобы подать в суд на влиятельный международный банк с миллиардными оборотами типа UBS, крупнейшее финансовое учреждение в мире и думать, что выйдет сухим из воды. Никто, кроме меня.

Главное в судебных разбирательствах с крупными корпорациями состоит в том, что батальоны их адвокатов могут затянуть все до бесконечности. Я знал, что они будут тормозить дело, переносить заседания, устраивать мне изматывающие опросы и протестовать против каждого моего шага. Доктор Понсе предупредил меня об этом, но я ждал этого и был готов. Если они думали, что иск – это мой последний сюрприз, то сильно ошибались. Пришло время третьего этапа моей атаки. Я приготовился к тому, чтобы стать главным бедствием каждого большого финансового учреждения – рассерженным и опасным внутренним изобличителем.

Дерните меня за хвост – получите рога.

Каждая крупная западная корпорация имеет набор внутренних процедур для разоблачения неправомерных действий. Возможно, вы думаете, что они созданы для того, чтобы любой сотрудник, раскрывающий нечто неблаговидное, мог конфиденциально пожаловаться своим начальникам, сохранить свою работу и быть уверенным в том, что компания стоит на верном пути. На самом же деле, когда сотрудник оказывается в сложном положении и у него нет иного выхода, кроме как рассказать о нарушениях, все качают головами и говорят ему: «Огромное вам спасибо!» – и после этого он превращается в изгнанника, который с тем же успехом мог бы вытатуировать у себя на лбу слово «предатель». Те, кто дошел до этого, знают, что это конец их карьеры в фирме – вот почему это такая же редкость, как девственницы в Париже. Большинство изобличителей никогда не получают никакой награды. К ним относятся, как к стукачам: их унижают, им угрожают, против них устраивают интриги, их карьерный рост всячески тормозят. Они теряют работу, у них рушатся браки, их семьи оказываются в бедственном положении, и их жизни разрушаются. Почти никто не идет на это, если только его не припрут к стене.

Я же находился в очень редком и удачном положении. С одной стороны, я все еще был сотрудником UBS – в отпуске перед увольнением, но с хорошей зарплатой. С другой стороны, я уже ушел в отставку. И что они могли со мной сделать? Лишить меня премии? Они уже сделали это, мы сражались по этому вопросу в суде, так что они имели дело с человеком, которому было нечего терять. Помяни дурака… На вершине пирамиды UBS были большие финансисты – и у всех у них отказали мозги.

Один из них, джентльмен по имени Петер Курер, был международным управляющим директором и генеральным советником UBS. Именно он был автором внутренней политики в отношении разоблачений. Эта политика была сформулирована в трех длинных документах, по 10–15 страниц каждый: политика группы, корпоративная политика и политика в области частного банковского обслуживания. В документах были тщательно перечислены процедуры, в соответствии с которыми следовало разоблачать неправомерные действиях и требовать возмещения. В отличие от трехстраничного меморандума эти документы имели логотип UBS, были напечатаны на официальных бланках и подписаны лично Курером.

А теперь угадайте, кто получил цифровые и бумажные копии этой политики? Я написал Куреру длинное письмо, в котором напомнил о своих правах как сотрудника UBS, акционера и внутреннего изобличителя, и точно объяснил, почему я это делаю. Чтобы убедиться в том, что он четко понял смысл моего послания, я приложил к письму копии подписанной им политики и печально известного меморандума. Возможно, вы думаете, что и он проигнорировал меня, так же как и отдел кадров, но я сделал все возможное для того, чтобы он не смог этого сделать. На сей раз я узнал почтовые адреса всех членов совета директоров UBS и отправил каждому из них копию письма и приложений, отправленных Куреру – по официальной почте с уведомлением о вручении. Кстати, швейцарская почтовая система работает просто идеально; ее главный распределительный центр недалеко от Женевы напоминает ракетный комплекс НАСА, а сотрудники почты очень любят свою работу. Никто из правления больше не мог притвориться, что не получил копии моего пропитанного ядом письма.

Прошло три дня и… Бабах! Эффект был такой, будто я сбросил на банк атомную бомбу. Друзья принялись писать мне с личных электронных адресов.

– Брэд, ты даже не представляешь, что сейчас происходит в банке!

– Думаю, что немного представляю.

– Они просто обосрались!

– Отлично. Я пришлю им упаковку туалетной бумаги.

Затем я получил электронное письмо от Петера Курера: «Мистер Биркенфельд, двое специалистов по внутренним расследованиям из цюрихской штаб-квартиры хотели бы завтра побеседовать с вами. У вас найдется время?»

«Ради этого я перенесу все свои дела», – ответил я.

Затем я вытащил доктора Понсе на обед в «Hotel des Bergues», расположенный около пешеходного моста на другой стороне Женевского озера. Мы заказали ризотто с лобстером в том же баре, в котором любил зависать Ян Флеминг, когда учился здесь в течение года. Это было идеальное место для тайных переговоров – мебель из темного каштана, синие парчовые стулья, будто взятые из королевского дворца, дорогие персидские ковры и внимательные официанты, умевшие держать дистанцию.

– Слушайте, док, – сказал я. – Эти тупицы хотят заставить меня отступить и забыть о происходящем.

– Этого не будет, Брэдли, – ответил Понсе. – Я буду рядом с вами. Сейчас самый разгар судебного разбирательства, и ваш «стрелок» вас не бросит. Все, как в ваших любимых вестернах.

Я улыбнулся.

– Как в «Непрощенном»?

– Я не смотрел, но звучит подходяще.

На следующее утро мы с доктором Понсе пришли в то же здание штаб-квартиры UBS, где я уже встречался с Моникой и Юргом. К тому времени мое имя и фотография были разосланы во все отделы службы безопасности UBS c особым предупреждением, поэтому на сей раз у нас были сопровождающие, которые привели нас на нужный этаж в маленькую переговорную. За столом уже сидели два специалиста из отдела внутренних расследований, приехавшие из Цюриха – господа Шмидт и де Куртон. Они напоминали парочку худых близнецов из фильма «Люди в черном». Доктор Понсе вытащил свою визитную карточку и положил ее на стол. Их глаза загорелись.

– Что здесь делает ваш адвокат, мистер Биркенфельд? – требовательно спросил один из них.

Не успел я ответить, как Понсе отодвинул меня в сторону и бросил:

– Во-первых, мистер Биркенфельд не доверяет этой фирме. Во-вторых, он совершенно определенно не доверяет никому из вас двоих. Так что, если вы возражаете против моего присутствия, мы можем уйти прямо сейчас.

– Нет, нет, нет! – поднял руки второй. – Нам просто придется сообщить об этом в Цюрих!

– Тогда сядьте и заткнитесь! – рявкнул Понсе. – И давайте уже перейдем к делу.

Все происходившее напоминало боксерский поединок. Я рассказывал о том, что и почему сделал, а эти два клоуна постоянно уклонялись и лавировали. Доктор Понсе почти не прерывал меня и не шептал предупреждений мне на ухо, поскольку я уже познакомил его со своим планом. Я собирался скормить этим чувакам немного правды и немного выдумок, поскольку после этого планировал воспользоваться услугами своих друзей в банке и расколоть этих парней. Если они собирались провести серьезное внутреннее расследование, то им нужно было изучить все мои задокументированные заявления. Если же нет, то все это просто притворство (как я и ожидал).

Через час они сложили свои ноутбуки в портфели.

– Мы собираемся провести очень тщательное расследование, – пообещал один, а второй кивнул.

– Уверен, что так и есть, джентльмены, – сказал я. – Удачи!

Я снова оказался прав. Петер Курер потребовал провести полное и максимально формальное внутреннее интервью. Оно заняло около месяца, однако он вместе со своими маленькими серыми человечками просто приглушил весь скандал. Они коротко побеседовали лишь с двенадцатью из тридцати с лишним людей в американском отделе в Женеве. А в Цюрихе, где такая же деятельность по добыче Новых Денег развивалась в полный рост, они не поговорили ни с одним сотрудником! Моих обвинений они даже не обсуждали! Моя шпионская сеть оказалась слишком хорошей. Иногда я ненавижу, когда оказываюсь прав.

И наконец я получил электронное письмо от Курера, в котором тот извивался, как уж на сковородке.

«Мы провели максимально тщательное расследование, и я рад сообщить, что все обозначенные вами проблемы были разрешены. По всей видимости, в прошлом были совершены незначительные ошибки, и вполне понятно, что вы могли неправильно интерпретировать некоторые старые электронные сообщения и переписку, которая со временем потеряла свое значение…»

Треп, треп, треп. А как же все это швейцарское дерьмо, по которому мы все только и ходили? Я был вне себя от злости. Считайте меня крикуном или предателем, ничего страшного. Но называть меня лжецом? Теперь, ребята, вы играете с огнем. Письмо заканчивалось интересной фразой, которая позволила мне понять главную цель Курера.

«С учетом того, что это расследование завершено, мы хотели бы достичь с вами соглашения относительно вашей премии. Прошу вас связаться со мной как можно скорее в удобное для вас время».

Я переправил письмо по факсу доктору Понсе. Тот позвонил Петеру Куреру напрямую.

– Я понял, что вы хотите договориться с мистером Биркенфельдом, – сказал Понсе. – Мы согласны. Вы должны ему 600 000 швейцарских франков. Выпишите ему чек на эту сумму, и мы оставим вас в покое.

Бабах! Залп из всех орудий! Юридический отдел UBS обезумел, и команда адвокатов устремилась в суд с требованиями о предварительных слушаниях. Они прыгали, дымились от напряжения и вопили: «Протестую!», а мы с Понсе просто сидели и зевали. Однако судья не купился на их бред и предложил им либо разрешить конфликт миром, либо начать полноценный процесс со всеми ужасами прессы и публичности. Я отправился домой и стал ждать. Мне позвонил Джеймс Вудс, и мы отправились выпить в La Clémence, модное кафе-бар в Старом Городе с большими зелеными зонтами и свежим пивом.

– Видел бы ты, что творится в отделе, – сказал он мне, отхлебнув эля St. Andrew's. – О тебе говорят так, будто ты Усама бен Ладен.

– Забавно, ведь он, возможно, их клиент.

– Я серьезно, Брэд. Думаю, что уже заказали доски для дартса с твоим портретом. У тебя большие яйца, раз ты это делаешь.

– Что еще может быть у мужика? Только яйца.

Банк попытался нанести мне еще один удар, дабы разрешить конфликт, и это была еще одна глупая тактическая ошибка. Его юристы позвонили доктору Понсе и предложили мне 100 000 швейцарских франков – одну шестую от суммы, которую были мне должны. Я сильно разозлился, а Понсе, как мне показалось, в тот момент полностью слетел с катушек.

– Увидимся в суде! – завопил он в трубку.

Чем ближе был день суда, тем яснее люди в штаб-квартире UBS понимали, что они проиграют. Швейцарские законы и нормы, связанные с вопросами занятости, были очень жесткими, и они понимали, какое решение примет судья. В тот момент я даже начал ценить всю эту швейцарскую прямолинейную систему. Судья и не подумал бы пересматривать свою позицию. Поэтому, по всей видимости, накануне нашей встречи люди из штаб-квартиры в Цюрихе позвонили Бовэю в Женеву и сказали: «Кристиан, просто заплати ему эти чертовы деньги!»

Так и вышло. Мы все собрались рядом с залом судебных заседаний в совещательной комнате, где ведущий адвокат UBS из знаменитой юридической фирмы Lenz & Staehelin пробормотал свое предложение с таким видом, будто только что пережил аварию:

– Мистер Биркенфельд, мы готовы перевести вам 575 000 швейцарских франков завтра утром. Согласны ли вы на это?

Я обошел вокруг стола, похлопал его по плечу и улыбнулся.

– Да, меня это устроит, – сказал я.

И чтобы воткнуть нож в его рану еще глубже, я добавил,

– И вы заплатите мне на офшорный счет, ведь правильно?

Парень судорожно схватился за свой карандаш и покраснел так, что мне показалось, что его сейчас хватит удар. Доктор Понсе взял меня под локоть и вытащил из комнаты. Мы отправились в ближайший бар и отметили мою историческую победу шампанским. Я подал в суд на самый крупный банк в мире на его территории – и выиграл!

Я праздновал еще дней десять. Все же я смог обыграть одно из самых мощных банковских учреждений на планете в его собственной грязной игре и вернулся домой победителем. Клуб Pussy Cat, еще одно старое убежище Яна Флеминга, находился прямо за углом и немного в гору от моей квартиры в О-Вив. Я уже много лет был там завсегдатаем, а работавшие там русские и украинские танцовщицы всегда были счастливы видеть меня, особенно теперь, когда я постоянно поил их шампанским по невероятно завышенным ценам, обвитый парой потрясающих блондинок – Наташей и Светланой.

Но вскоре роза увяла. Впервые в жизни я стал плохо спать по ночам.

Возможно, вы думаете, что полмиллиона долларов – отличное успокоительное, но у меня и без того хватало денег, так что эта премия ничего в сущности не меняла. Как-то раз, вырубившись после вечеринки около четырех утра, я проснулся уже три часа спустя от звуков трамвайных звонков и сел в постели. Простыни были смяты, в камине догорал огонь, в ведерке с растаявшим льдом стояла пустая бутылка из-под шампанского, а зеркало в ванной было украшено отпечатком губ. Я не помнил, что было ночью, зато я ясно понимал – с UBS еще ничего не кончено.