Текст книги "Центр не удержать"

Автор книги: Брайан Майкл Стэблфорд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

Разоритель гнезд вылез из каморки и заторопился прочь, прижимая меня к себе. Тут я закрутил головой, потому что свет фонарика, отражавшийся от грудных пластин, резал глаза. Лучше бы мне этого не делать. Кража не прошла незамеченной – за нами маячила большущая раскачивающаяся тень. Фонарику не хватало мощности, чтобы высветить преследователя полностью, но у меня сложилось впечатление, что размеры его исполинские, голова, как у паука и гораздо отвратительнее, чем у обнявшего меня создания.

Я-то думал, что мы полетели, но ощущение было словно от падения. Снова повернув голову, я заметил другие тени, проносившиеся мимо, – ветви огромных деревьев, которые росли на оболочке звезды – Центра Асгарда. Мы пролетели в опасной близости от одной из таких веток, крылья моего похитителя зацепились за нее, и мы перевернулись в воздухе. Я успел подумать не без злорадства, есть ли у этой огромной мухи лицензия на управление самолетом. Эта простенькая шутка здорово потешила меня в малоприятный момент.

Мы секунд на пятьдесят опережали преследователя. Я порадовался, что нам удалось улизнуть, но падение было самым возмутительным образом прервало. Но вовсе не разъяренным хозяином гнезда, а какой-то живностью, сидевшей на ветках дерева в ожидании добычи. Как только я опомнился от шока, то увидел, что один из сегментов моего спасителя был чем-то опутан. Это что-то находилось между четвертой и пятой парой ног и всего в десяти сантиметрах от моего шлема.

Нечто было толстым, мокрым и очень грубым. Нетрудно догадаться – это был язык, тащивший моего похитителя в утробу столь обширную, что в ней вполне мог поместиться весь макромир. Так по крайней мере казалось со страху. Краем глаза я уловил розовую мокрую глотку, ведущую в темный туннель – к огромному желудку-пещере, заполненному едким морем пищеварительного сока.

И тут мой спаситель-грабитель выпустил меня из лап в тщетной попытке спасти собственную насекомую персону. Я мысленно вознес ему хвалу и сделал бы это вслух, если бы язык мне повиновался.

Сюзарма Лир и Нисрин-673 изо всех сил пытались привлечь мое внимание; тетронец делал это с присущей ему деликатностью, Сюзарма – довольно резко. Я, видите ли, не снабжал их информацией о происходящем. Но давать более или менее связные комментарии я не мог – язык не поворачивался.

Я падал – на этот раз свободно, беспрепятственно и бескрыло. Мелькнула глупая мысль – достаточно ли эластична моя упаковка, чтобы спружинить, если, конечно, не приземлюсь на голову. В этом случае последствия были более чем ясны. Низкая гравитация или высокая – все едино, от головы ничего не останется.

Потом меня опять изловили, да так грубо, что я чуть не отдал Богу душу. И все же это было лучше, чем врезаться в землю, но пока я не мог ни видеть, ни чувствовать, что происходит вокруг, – только понимать, что мне очень плохо.

Когда способность видеть наконец возвратилась, мне показалось, что я вернулся обратно. Тот, кто преследовал разорителя гнезд, таки заполучил меня. Была видна его волосатая паучья голова, черные глаза, расположенные повсюду на его черепе, и непомерные, тоже волосатые, челюсти. Он крепко зажал меня между двумя верхними укороченными конечностями и держал пальцевидными щупальцами за спеленутый торс.

– Руссо! – воззвала ко мне публика, алчущая новостей. – Что происходит?

– Попал из огня да в полымя! – проорал я, сам не понимая, зачем кричу.

Затем мой желудок снова перевернулся. Не потому, что направление еще раз изменилось, нет, мы просто встали. И стояли смирно – не заблудившись, а приземлившись. За мерзкой башкой виднелись края крыльев, слегка подрагивающих. Я попытался повернуть голову и определить, сидим мы на земле или на ветке, но не смог.

Я посмотрел вверх – на исполинское призрачное лицо. Интересно, сколько его глаз глядело на меня?

Щупальца с величайшей осторожностью поставили меня на землю, но не разжались. Потом что-то очень странное выскочило, словно змея, из-за страшенной головы. Оно было тонкое и серебристое – нипочем не догадаться, что за штука такая. И странный инструмент стал разрезать нити, опутавшие меня, аккуратно и благоговейно.

– Вот черт, – обалдело пробормотал я. – Эта скотина вроде как друг!

– Что? – переспросила Сюзарма. Она больше не орала. Нисрин тоже затих.

– Кажется, прорвались, – сообщил я. Когда меня окончательно освободили от пут, я понял, что мы и впрямь прорвались. Преследователь расхитителя гнезд не был возмущенной жертвой грабежа – это был спаситель. Сомнений нет, он тоже был хищником в разыгравшейся мелодраме, но, видимо, он был единственным, кого застигла врасплох собственная жертва. Именно он сцапал коробочку – самое совершенное детище Девятки. Однако вместо обеда он получил паразита. Клио тут же вживила синтетические нити в его панцирь и завладела его нервной системой. Бедное чудище никогда не отличалось особым умом и полностью оказалось во власти разума, превосходящего все вместе взятые умы экосистемы.

Через несколько минут я был свободен, но кровообращение в ногах пока не восстановилось – встать не было сил. Поэтому оставалось сидеть на чем-то деревянном и тщательно растирать лодыжки.

Попутно я объяснил Сюзарме и Нисрину ход событий и посоветовал найти надежное убежище.

– Клио все еще опекает нас. Она слышит, хотя и не может ответить, и все еще держит ситуацию под контролем. Чудище ушло, видимо, за вами, Нисрин. Не пугайтесь, когда увидите его. Позвольте унести себя. Вскоре мы будем вместе. Подумать только – удалось! Пусть пришлось несладко, но – получилось! Удалось, удалось, черт возьми!

Восторженное состояние прошло так же быстро, как и нахлынуло – ведь я вспомнил о тех, кому не удалось. Об Урании, прыгнувшей вниз с Клио в охапке. То, что сцапало ее, жаждало еды, а вовсе не заботилось о малютках. Даже Мирлину, чей исполинский рост делал его самым лакомым куском среди нас, не удалось победить драконов, живущих в зловещих пространствах внутри Асгарда.

Поостыв, я вновь огляделся. Ощущение радости, что я достиг легендарного Центра Асгарда, оставалось, но к нему примешивалась горечь потери. Надо поискать укрытие. Летучий паук с Клио на спине не будет высматривать меня повсюду – для него найдутся дела поважнее. Он избавил меня от двух ужасных напастей, но здесь, на нулевом уровне, могут рыскать всякие кровожадные создания, а никакого оружия у меня не было.

Густого подлеска здесь не было, и ничто ужасное и алчное не бродило между расходящихся корней деревьев. Они, эти корни, простирались во все стороны, встречались друг с другом и сплетались жгутами. Посветив вокруг фонариком, я понял, что оболочка звезды покрыта плотным ковром из корней и прочей растительности, в которой тут и там попадаются дыры, ямы и щели неизвестной глубины.

Найдя ровное место, одинаково удаленное от ям и впадин, я пристроился между корней и начал осматриваться. Стараясь не думать, что со мной станется, если нечто кровожадное вылезет из какой-нибудь норы, я тем не менее был настороже. Уж если на то пошло, я не дам себя испугать какому-нибудь червяку из здешнего Подземного Царства.

Я терпеливо ждал, пока мы не соберемся вместе. Хотя мы потеряли Мирлина и Уранию, Клио все еще была в игре, сражаясь изо всех электронных сил. Пусть Тульяр и Финн остались живы после встречи с летучим ужасом, у нас все еще преимущество – их двое против нас четырех, причем один их этих четырех чертовски умен. Нам предстоит найти вход в оболочку звезды, и мы найдем его. Я чувствовал себя как бегун, опередивший своих соперников финишным рывком.

Центр Асгарда, колыбель ответов на все вопросы и загадки Вселенной, ждал часа своего открытия, казался моим, близким и доступным. А я наивно полагал, что теперь ни одно препятствие не остановит меня.

Глава 34

Пока мы продвигались сквозь дымку, я впал в транс. Я не видел и не слышал ничего, а мысли, что еще возникали в мозгу, были вялыми и робкими. Я уже готов был поверить, что мертв, как утверждал тот, что носил личину Амары Гююра. Нынешнее состояние можно было воспринимать как послежизнь: медленное увядание сознания, испарение души.

Какой бы силой я ни обладал, чтобы воображать внешний мир, сейчас она была утрачена. Я даже не знал, по-прежнему ли представляю собой голову Медузы, и не чувствовал шевеления змей на голове. Я пытался противостоять распаду. Не видя, заставлял себя смотреть на все внутренним зрением. Я был уверен, что мой спутник все еще здесь и несет меня сквозь компьютерное пространство Асгарда. Его образ я тоже пытался воссоздать в своей душе. Сначала я представил его Саулом Линдраком, но потом вспомнил, что лицо Саула – это лишь маска, которую он носил, повинуясь прихоти моих фантазий. Попробовал представить его по-другому – как валькирию, уносящую мою спеленутую душу в Валгаллу. Там душе надлежало отдыхать в ожидании таинственного возрождения. Не сомневаюсь, я заслужил место в раю героев, хотя скорее я был пешкой, а не игроком с тех самых пор, как возник в мозгу моего прототипа. Но смелости мне уж точно не занимать.

По какой-то причине я не мог четко видеть этот образ. Валькирия была позаимствована из раннего сна, а сам образ был составлен из знакомых лиц. Лицом она не напоминала Сюзарму Лир, хотя пронзительные голубые глаза были точной копией Сюзарминых, да и в остальных чертах нет-нет, да и проскальзывало что-то от нее. Девятка создавала женские образы примерно по той же схеме. И эти бесконечные вариации на одну и ту же тему напоминали о ее влиянии на меня. Ну и ну, подумалось мне, неужели по воле капризной судьбы я должен увлечься ею? Хотя это как раз было объяснимым – единственная женщина-гуманоид, с которой я имел дело в течение многих лет.

Этот сюжет я отставил. Нечего предаваться эротическим мечтам, когда даже виртуальный образ настоящего тела, принесенный в этот мир, утрачен, – какие уж тут плотские желания?

Позволив лицу валькирии растаять, я разрешил мыслям плыть по собственному усмотрению. Результатом этого явились сюрреалистические формы – сначала головы насекомых, затем – чистые абстракции. И тут я понял, что и сам – всего лишь иллюзия. Подсознательное ворочалось на дне сознания, отбрасывая чудовищные отблески в разум, но все было так размыто, так призрачно… Слышались отголоски воспоминаний, но не было сил вспомнить, не за что было зацепиться. Ничто не говорило о моем существовании в виде цельной личности и целого тела.

Я почти утратил счет времени, да и не было точки отсчета, чтобы заняться этим. Ни биения сердца, ни внутреннего ритма. И путь наш длился, длился, и ничего похожего на новое место не возникало. Теперь все перемены должны были управлять мной, а не я ими. Образы в памяти померкли и сменились сумраком. Вне меня ничего не было, а внутри оставалось слишком мало.

Я припомнил, что чувствовал раньше, предпринимая путешествие, которое Декарт проделывал в своем воображении. Перед тем как обрести самосознание, вернуть его, я вплотную приблизился к собственному уничтожению.

Тогда все действительно происходило со мной. Теперь все повторялось, но разрушение зашло гораздо дальше. Казалось, отпадают все ощущения мира, в том числе ощущения собственного тела. Словно змея, сбрасывающая кожу, я освобождался от груза своей души. Нет, не терял ее, а просто ослаблял свою власть над памятью и временем, оставаясь в настоящем. Как и раньше, я не мог ни о чем думать. Лишь одна фраза мелькала в сознании: "Я мыслю, следовательно, существую". Может быть, существовал не я. Может быть, я размыт, и сознание мое безгранично, но я остаюсь личностью.

Однако оставалось чувство: то, что осталось от меня, подошло к границе, за которой нет ничего.

Потом что-то стало возвращаться из этой пропасти забытья. Казалось, создавалось новое «я». Моя сущность набирала плоть, обретала виртуальный образ. Я снова получал тело. Чувства восстанавливались, и появлялось ощущение заполненности, прочности. А главное – возникали новые мысли, наполнявшие черную бездну небытия.

Было ли это, размышлял я, похоже на чувства умирающего человека из плоти и крови? Возможно ли, что так же уходит сознание, исчезает, когда сердце перестает биться, а органы чувств перестают передавать информацию в мозг? Пусть не было темного занавеса, внезапно омрачающего сознание, – потрясения смерти, когда обрушивается гильотина. Но, вероятно, всегда существует эта постепенно ослабевающая связь – странствие за пределы чувств, боли, памяти, самого себя.

Поначалу смерть представлялась мне ужасной, ужасной тем более, что момент умирания может быть продлен и боль будет терзать гаснущее сознание. Теперь я думал, что существование порой безжалостнее смерти, к тому же оно не ввергает тебя в такой упоительный транс, как последняя.

После подумалось, что мое самосознание странным образом находится вне времени, все еще глупо убеждает меня, что я человек из плоти и крови, хотя ничего подобного нет. Может быть, я использую эту возможность, чтобы отрезать от себя все прошлые мысли и принять новую истину: между созданием из плоти, породившим меня, и мной не больше сходства, чем между стрекозой и личинкой, между яйцом и тем, что должно из него появиться? Возможно, продолжалась та же мысль, мне не доведется больше обдумывать идею о смерти. Стал ли я богом среди богов? Не перенесли ли меня, как и моих предшественников, в царство Асгарда и Олимпа, чтобы сделать меня всезнающим и бессмертным, лишенным всего человеческого, земного?

Я попытался приучить себя именно к такому ходу мысли, внушал себе, что моя новая личность – насекомое, появляющееся на свет из временной могилы куколки. Из рассеянных обломков крушения одной формы возникала новая, которая должна была забыть о старом и научиться летать.

Я вынуждал себя осознать, что в моей душе крылось закодированное знание, о чем раньше я и не подозревал, что пережило не только «копирование» в аркане, но и уничтожение в этом обличье. Оно же дало мне возможность и форму возродиться в виртуальном «я». Я был человеком, псевдочеловеком, а стал божеством.

Разве не так?

Не так?

И вновь я вообразил, что вырастаю из ничтожного атома мысли, до которого меня низвели, и попытался представить, как буду выглядеть. Я чувствовал, что зерно бытия взрывается ростком. Одновременно с этим ощущал – что-то не так, обещание изначально ложно. Я чувствовал себя слишком знакомым самому себе.

Я был Майклом Руссо, но знал и понимал, что мне должно быть кем-то или чем-то большим.

Некоторое время (казалось, оно тянулось бесконечно) я не мог понять, какую форму приобретаю. Я нарочно представил, что могу возродиться уже не в теле гуманоида или животного, а как огромное древо мира Игдрасил, сотканное из моих снов. Именно в снах я пытался постичь суть войны, которая шла в разных пространствах Асгарда. Потом вообразил себя спорой, плавающей в межзвездной бесконечности на протяжении миллионов лет, ожидающей совпадения – прибытия в мир, где смогу прорасти, дать начало жизни. Скажем, в дымку, окружающую газовую планету-гигант, либо на теплый холм облаков, окутывающий нарождающееся солнце. Затем представил себя тугосвернутой спиралью ДНК, разворачивающейся, образующей мир, полный возможностей. Я раздваивался бесконечно, порождая органическую жизнь. Мои детища воспроизводили не только себе подобных, но и тех, кто нес в себе, в своих молекулах ДНК, предвестников грядущем эволюции, образы новых форм, новых видов, в чьем взаимодействии кроется сложность мышления, человечность человека, созидающая сила того, кто пока таился внутри человека, в миллионе миллиардов особей, спящих в коконе времени, сотканном Вселенной.

Я воображал себя одновременно целой и малой частью нити, которую ткут три Парки, дочери Ночи, сестры Времен года. Я не мог видеть самих сестер, но смутно помнил – в одном своем проявлении они были едины с Кересом, который уносит души мертвых в Гадес, они носят те же маски валькирий, завладевших моей душой. Я чувствовал, как нить бесконечно струится в темноту Вселенной, сплетаясь в повторяющиеся узоры, разнящиеся в плетении, но одинаковые в своем предназначении.

И наконец, представил себя зародышем, плавающим в водной оболочке, растущим и принимающим форму по чьему-то замыслу, прикрепленным к уже бесполезной плаценте, ждущим обновления чувств и сознания, собственной жизни, ожидающим рождения, возрождения, своего места в бесконечной их цепи. Ибо рождение и возрождение, размножение и превращение, смерть и разложение – все это лишь знаки препинания в предложении бытия.

Все это, я знал, принадлежало к реальному и возможному. И в то же время знал, что меня лишат этого. Меня создавали с другой целью. Меня готовили не для бессмертия и не для жизни в мире богов. Я мог бы стать божеством, но мне сулили другую судьбу, другую участь. Я все еще был инструментом, оружием, беспомощным в руках тех, кто стремился использовать меня.

И тогда я понял, как просто людям возненавидеть собственных богов, как мудро они поступают, не доверяясь последним.

Глава 35

Крылатый паук, одержимый Клио, точно демоном, возвратился, неся Нисрина-673, через полчаса. Бедняга тетронец был полумертв от переживаний и боли в сломанной руке. Третьим рейсом Клио и паук доставили Сюзарму. Пока все было спокойно. Лес у подножия деревьев выглядел просто заповедным уголком.

Перед тем как освободить паука от своего общества, Клио усыпила его. Чудовищное насекомое распласталось на корнях, раскинув крылья и ноги во все стороны. В жизни не видывал более неуклюжего и страховидного создания. Мы с облегчением унесли ноги прочь, оставив его на произвол судьбы. Я надеялся, что нашего спасителя не тронут, пока он лежит одурманенный, неспособный пошевелить лапами. Пусть не по собственной воле, но он вызволил нас из беды. Уж мне ли не знать, что негоже преуменьшать роль пешек, которые вовлечены в события против своей воли?

С временного наблюдательного пункта на деревьях Сюзарма видела множество ярко светящихся созданий, но внизу их огоньки были тусклыми, и дорогу нам освещали только фонарики на шлемах. Мы не представляли, куда нужно идти, но волшебный сундучок, как обычно, оказался на высоте. Клио пристроилась у меня на плече, но не стала вживлять усики-нейроны в скафандр и в затылок. Вместо этого она принялась посылать сигналы в наши переговорные устройства. Вскоре мне удалось выяснить, куда она ведет нас.

– Это далеко? Час?

"Нет".

– Два часа?

"Да".

Не бог весть какой разговор, но главное я выяснил.

При гравитации, равной земной, наш путь был бы весьма трудным – землю изрыли трещины от корней деревьев, достигавшие пяти метров в глубину и десяти – в ширину. Но при нынешнем раскладе наш вес составлял всего одну десятую от земного, и мы с относительной легкостью преодолевали препятствия. При желании можно было бы даже крутить сальто. Желания желаниями, а приходилось постоянно смотреть на деревья. Пусть самые нижние ветки были высоко над головами, но по стволам бегали разные создания. Один раз на нас спикировали три крылатые тени, видимо, вознамерившись проверить: не сгодимся ли мы на обед? Сюзарма держала игольник наготове. Мы, должно быть, выглядели не слишком аппетитно, и тени пролетели мимо. В расщелинах между корнями прятались пресмыкающиеся, но они-то нас вовсе не беспокоили.

– Корни не просто переплетаются, – обратил я внимание Нисрина. – Это единый организм, а деревья – попросту его ветви. Звезда – вроде колыбели для одного исполинского растения.

Я намеренно не упоминал об Игдрасиле, мифическом древе мира, которое видел в собственных снах. Название ничего не говорило ни тетронцу, ни Сюзарме Лир, получившей образование попрактичнее моего.

Нисрин-673 согласился – да, дерево в самом деле замечательное. Для тетронца такое признание было значительной уступкой. Думаю, он бы проникся темой разговора, если бы не сломанная рука. Я снова чувствовал себя бодрым, но он-то не прошел "настройку тел" у истоми. Он не был сверхчеловеком, или нет, сверхгуманоидом. Не важно, биолог он или нет, просто разговор о чудесах не представлял для него сиюминутного интереса. Мне оставалось в одиночестве дилиться на многочисленные ответвления дерева, обнимающего звезду. Не сомневаюсь, будь здесь посветлее, обнаружились бы и другие чудеса. А сумрак напомнил мне об экспедициях на холодные уровни в то мирное время, пока Саул Линдрак, Мирлин и Сюзарма Лир бесцеремонно не вмешались в мою судьбу.

Путь занял меньше двух часов – Клио недооценила нашу способность передвигаться в условиях низкой силы тяжести. Следуя ее указаниям, мы устремились к некоему подобию башни, стоявшей рядом с одной из свай, соединяющей Центр с остальным макромиром. Башни имела вид четырехгранной пирамиды с несколькими квадратными в сечении выступами и была увенчана полукруглым куполом. Свая, уходящая в высоту, имела овальное сечение и толщину метра четыре по большему диаметру. Купол, очевидно, был прозрачным, но сейчас не был освещен: как и все вокруг, он выглядел темным и безмолвным.

Вокруг здания шел рои – ограждение другого рода, как, например, заборчик вокруг люка наверху, не смогло бы сдержать натиска корней. Ширина его составляла двенадцать, а глубина – пять метров. Напротив находился дверной проем, дверь, похоже, была выломана. Наверное, под нее подложили какой-то хитрый заряд. В образовавшийся проем мог пройти человек или робот такой же высоты.

Мы с превеликой осторожностью приблизились к двери. Сюзарма держала оружие на изготовку.

Внутри никого не было видно.

Мы остановились на пороге, и коробочка на моем плече начала жужжать, стараясь привлечь мое внимание.

– Что такое? Ловушка?

"Да. Нет".

– Не понял. Что ты хочешь сказать? Есть или нет?

"Да". Пауза. «Нет».

Я в отчаянии покачал головой. Усики, прильнувшие ко мне, разжимались, словно Клио хотела спуститься. Тут-то меня и озарило.

– То есть это ловушка не для всех. Она опасна для некоторых из нас?

"Да".

На минуту я крепко задумался, потом до меня дошло. Что-то вроде волшебных пушек, вроде той, что истоми дали Мирлину – пристрелить механического богомола. Внутри оболочки искусственный разум не мог существовать.

– Что происходит? – Проволочек Сюзарма не приветствовала.

– Думаю, что она думает, – пустился я в объяснения, – что за порогом искусственный разум перестает действовать. Наверное, именно это чуть не погубило Девятку в первый раз, когда она хотела установить контакт с Центром. Полагаю, поэтому враг использовал тело Тульяра-994. Сами-то они могут прорваться сквозь защиту и отключить энергию, но программу, которая проведет остальную работу, им не протащить. Здесь нужен мозг органического происхождения и умные руки.

"Да", – прожужжала Клио. Тихо и нежно, но никак не ободряюще.

– То есть тебя нельзя вносить внутрь?

"Нет".

– Кажется, она пытается сказать нам, что бросает нас, – сухо подытожила Сюзарма.

"Да. Нет".

– Она будет говорить с нами отсюда, пока между нами не окажется слишком много стен. Может быть, она пошлет за нами летучие камеры, как тогда, со слизняками. Они не слишком начинены программами.

"Да. Да".

Клио не воодушевилась, такое поведение ей несвойственно, она просто пыталась ободрить нас. Ей придется осторожничать, чтобы не попасть в засаду, но она не выходит из игры. Нам следует подумать, как разговаривать друг с другом. Она должна будет направлять нас, поэтому надо придумать, как переговариваться. Гудки и жужжание могут не подойти. Она по крайней мере сможет сказать нам, как отключить защиту, которая не впускает ее.

Я подождал, пока она сползла с плеча, и бережно опустил рядом с дверью. Она тут же выпустила два аппарата – точь-в-точь мухи из нормального мира, где вещи весят столько, сколько должны.

Сюзарма возглавила наше шествие, держа игольник в боевой готовности, я пошел за ней, Нисрин замыкал шествие.

По обе стороны коридора были двери с табличками, но мы прошли мимо. В дальнем конце находился глубокий колодец шириной метра четыре. По его стене шла спиральная дорожка, уводившая в сердце звезды. Мы начали спускаться, стараясь не торопиться. Здесь были еще двери, тоже с табличками, но я посчитал, что наша цель находилась внизу. На ступеньках лежал толстый слой пыли, на ней ясно отпечатались следы. Было трудно определить, сколько пар ног прошло здесь, но явно больше двух. Пришлось распрощаться с надеждой, что Тульяр и Джон Финн висят как припасы в чьем-то гнезде.

Дорожка уже сделала столько витков по стене, что я потерял счет. Моего фонарика не хватало дальше чем на двенадцать метров, поэтому приходилось терпеливо ждать конца пути – и своей судьбы. Из-за низкой силы тяжести мы могли широко и свободно шагать, но путь был кружной и казался бесконечным.

И все же мы вскоре достигли дна колодца. Дорожка расширилась и превратилась в площадку. Изогнутая стена выпрямилась, и дальнейший путь лежал перед нами, видимый ясно.

Пространство было покрыто слоем фантастического мусора. Видимо, здесь во время оно разыгралась битва – повсюду громоздились обломки роботов, покрытые густой, маслянистой пылью. Тут и там виднелись скелеты гуманоидов, обглоданные подчистую давно ушедшей отсюда живностью. Не скажу, что кости были именно человеческие, но они определенно принадлежали гуманоидам. Бели это все, что осталось от творцов, то они действительно приходились нам, так сказать, роднее. Нам и тетраксам.

От окончания дорожки тянулся отчетливый след и скрывался в глубине переходов.

– Не знаю, как на твой взгляд, – сказал я Сюзарме, – но, кажется, здесь прошло больше, чем две или три пары ног. Она опустилась на колени и посмотрела на пыль.

– Больше, чем двое, – согласилась она. – Но не обязательно, что они шли вместе. Тульяр и Финн сами могли идти по следу – того, кто отключил энергию.

Возможно. Мы возобновили путь, идя по следу в пыли осторожно, каждый миг ожидая засады. Скафандры Тульяра и Финна были такими же, как у нас, поэтому они могли слышать наш разговор. Если, конечно, нас не разделяла толстая стена. Значит, они были, вынуждены сами хранить молчание. Нас они не увидят, пока незаметны наши фонарики, но они знают, какой дорогой мы идем.

Тут я подумал, каково-то сейчас бедняге Джону – один на один с тетронцем, который вовсе не тетронец? Может быть, он опять переметнется – теперь на нашу сторону? А может быть, нет. Он был неумен, и нельзя было предсказать, как он рассчитывает свою выгоду.

– Клио, – тихо позвал я, – ты с нами?

В ответ – едва слышное жужжание. Слишком много всякой всячины разделяло нас. Скорее всего, выйдя из колодца, мы будем предоставлены самим себе.

Я замер в нерешительности и обернулся к Сюзарме.

Она-то всегда была готова действовать, особенно сейчас, когда мы почти настигли негодяев. Потеря контакта с Клио ее не особенно беспокоила. Ее целью было не дать нам умереть, пока Тульяр-994 и Финн живы. Она поманила нас и поднесла руку к губам, точнее к шлему, призывая к молчанию. Затем жестами она объяснила, что пойдет по следу, я – слева, Нисрин – справа. Держаться в пределах видимости фонариков, но не сходиться, чтобы не попасть на мушку одновременно.

Она отцепила скаридский разрывной бластер с пояса и пристально смотрела на него и на игольник. Затем, сопоставив боевые качества оружия, дернула плечом и протянула мне игольник. Это было самое грозное оружие, и я было собрался отказаться в ее пользу, но вспомнил, как лихо Сюзарма управлялась с бластером. В том, что сам смогу с ним управиться, я сомневался, и очень сильно. Так что я взял игольник, и мы снова пустились в погоню. Разговор при помощи жестов был навряд ли лучше, чем жужжание Клио, но тоже был понятен. Хуже всего было то, что мы разделились, и ни один не смел вымолвить н слова.

Мы крались по коридору между двумя рядами низеньких колонн, увенчанных платформами, на каждой из которых высилось нечто вроде лопнувшего пластикового пузыря. Платформы были небольшие – два метра в длину и метр в ширину, с закругленными углами, пузыри были поменьше, высотой в тридцать сантиметров. Расстояние между ними было настолько забито мусором, что я не сразу обратил внимание на сами платформы. Лишь с некоторым опозданием я понял, что это ироде врачующих камер Девятки. Должно быть, здесь была больница или роддом-инкубатор. Может быть, здесь творцы создавали других гуманоидов, именно в этой лаборатории шло развитие, проращивание семян, а потом таинственные садовники высаживали их в подготовленную ДНК. Или же здесь творцы Асгарда исследовали формы жизни, собранные на разные уровнях. До сих пор неизвестно, считать ли Асгард Ковчегом или детским садом, пусть даже мы были уверены, что он был крепостью.

Но сейчас эта загадка не казалась важной. Требовалось не постичь Асгард, но спасти его.

Мы шли медленнее обычного, короткими перебежками. Я только и делал, что искал взглядом Сюзарму, всматриваясь во мрак впереди. Так мы прошли с полчаса, я было совсем успокоился, когда ситуация изменилась.

Все началось со вспышки яркого света, впереди и вверху меня. Перед глазами у меня словно бомба взорвалась, и я ослеп, понимая, что сейчас меня можно брать голыми руками. Тут выучка Военно-космических сил взяла свое, и я нырнул под одну из платформ. Луч яркого света последовал за мной, и я начал продираться сквозь обломки роботов, пытаясь затеряться среди теней.

Я услышал выстрел разрывного бластера, и один луч света исчез. Потом я понял, что их по крайней мере было три. Выстрелил игольник, выплюнув заряд кусочков металла, в ответ ему грохнул бластер, и воцарилась тишина. Я пытался уловить движение фонариков и прицелиться.

А затем я услышал нечто странное.

– Ах, черт, – голос Сюзармы, – чуть было… Что же ты не…

Она не злилась, только была бесконечно удивлена. Тут голос ее оборвался, тишина сменилась кратким рычанием игольника.

Я понял, что в нее выстрелили.

Почему же она не стреляла первой? Думала, что это я?

Я скорчился под платформой, прячась и лихорадочно размышляя. Клио не слышала нас, Сюзарма ранена или убита, Нисрин даже не был вооружен. Сейчас они все явятся по мою душу. Что же происходит? Я постарался выглянуть поверх пластикового пузыря, надеясь, что глаза уже привыкли к свету. Однако в ярком свете была видна лишь грозная надвигавшаяся тень. Мы, должно быть, ослепили друг друга нашлемными фонариками, хотя они не могли потягаться по силе с прожектором.

Я не видел лица, но этого и не требовалось. Его бы я узнал везде.

Это был Мирлин, спасшийся от пищеварительных соков насекомых и надвигавшийся из мрака, словно разъяренный медведь. Я приподнял игольник, едва удержавшись от выстрела, и слишком поздно вспомнил слова Сюзармы. Озарение не спасло меня.