Текст книги "Врата рая"

Автор книги: Брайан Майкл Стэблфорд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

Встать было невозможно, но я мог привстать, поддерживая себя на одной руке при помощи поврежденных ног. Я сделал это, пытаясь занять более качественное положение. Они следили, словно ожидая своеобразного представления. Они, казалось, проявляли интерес к любому, что произошло природно.

ТЫ ЗДЕСЬ, СТРАННОЕ СУЩЕСТВО… СДЕЛАЙ СВОЙ УКУС.

– Что вам нужно? – спросил я. Мой голос не утешал и не мог бы звучать утешительно, даже если бы я захотел. – Я не могу спеть свою песню или станцевать. Я не умею делать магию, а без своего оборудования творить чудеса. Знаю, что предполагал убедить вас, что я бог, для того, чтобы спасти себе жизнь, но не могу придумать как. Я мог бы познакомить вас с чудом огня при помощи зажигалки, но у меня ее нет. Они вышли из моды четыреста лет назад. Все что у меня есть, так это вещь, напоминающая семенную коробочку. Она не делает ничего неприятного.

Я выждал и огляделся вокруг, чтобы определить какой эффект имела речь. Они не сновали в проходах, но и не бросали гнилыми овощами.

– Только у вас имеются разнообразные ухищрения, – сказал я им. – Вы самые лучшие плотоядные лягушки, даже по сравнению даже с теми, которых я видел в Музее Национальной Истории в Лондоне. Хотя там и был образец одной, вымершей миллионы лет назад. Только вы ведь не собираетесь вымирать, не так ли? Амфибии Наксоса идут своим путем. Зачем вам откладывать яйца, когда у вас есть своя приспосабливаемость, а? Изменение формы и разум – сознательное управление формированием тела. Держу пари, вы долгое, долгое время культивировали эту маленькую хитрость. Держу также пари, что разумные, вы никогда не станете цивилизованными. Вам не нужен огонь для того, чтобы готовить пищу, потому что вы можете изменить себя для того, чтобы переварить любую пищу. Вы можете стать похожими на то, что вам нравится. Вы исследовали чудеса камня. Это благодатный материал.

Они смотрели на меня как зачарованные. У меня сохранялась безумная идея, что мне следует говорить, чтобы не дать выход более худшего для меня варианта.

– Вы смотрите на меня, – говорил я им, – самую высшую точку земного эволюционного процесса. Человеческое существо феноменально разумно и много знает, способно организовать пересечение лабиринта внешнего космоса – не лично, как вы понимаете, но я – представитель этой расы. Скромный труженик на ниве науки… собиратель в полях знания, пытающийся поднять россыпи, которые мои предки оставили в стороне, когда засевали великую жатву мудрости в девятнадцатом и двадцатом столетиях… извините, я имел в виду пожинали великую жатву. Вы должны простить меня… я плохо себя чувствую. Мои ноги повреждены. Я совсем не выдающийся представитель своего вида, полагаю, но я – англичанин, что может подразумевать, что я имею некоторое отдаленное отношение к Шекспиру. Это говорит о том, что если пойти дальше по наследственным линиям, прихватив всех теперь живущих, относящихся к знаменитостям. Англия и Шекспир с точки зрения чужаков в ста пятидесяти световых годах позади, но он мог писать речи получше, чем я… Это королевский трон, это остров скептиков… Это земельная собственность, это местоположение Марса… Это другой Эдем, полурайский… крепость, созданная Природой для себя… против инфекции и войны…

Я понял, что смеюсь, не зная из-за чего.

ЭТО ДРУГОЙ ЭДЕМ, ПОЛУРАЙСКИЙ… ПОЛУРАЙСКИЙ.

Внезапно это показалось очень убедительным. Но я не думал об Англии. Ни о чем более.

Теперь они пробовали мое представление. Это было видно по их глазам. Они хотели следующего акта. Я заинтересовался, что же это будет. Затем из толпы вышел один из них. Он мог быть тем, кто первым приблизился ко мне, но это было трудно утверждать. Когда я увидел, что он несет, мне захотелось завизжать.

Вместо визга (который не помог бы), я нажал на кнопку передатчика Хармалла и начал орать в него.

– Хармалл! Вычислите меня и вытяните отсюда. Эти ублюдки-чужаки захватили меня и собираются убить. Я передаю и снова буду передавать. Продержусь столько, сколько смогу.

Я записал послание и снова открыл канал связи. Я жал кнопку раз за разом, записывая несколько секунд непонятного шума, а затем передавая его. Мне хотелось провести телеметрию передатчика Хармалла, чтобы дать лучшую возможность засечь мое положение.

Если он мог

Если он слушал

Если его не было, мне конец.

17

Вещь, которую держал чужак, была своего рода хлыстом. Не световым хлыстом… хлыстом, в виде «длинного, гибкого прута»… хлыстом, как у ездового. Хотя он и выглядел смыслящим в верховой езде.

Я попытался встать на ноги и сдвинуться в сторону, но шансов у меня не оставалось и он это знал. Блеск в его глазах подразумевал не интерес или разум, а жестокость. Он собирался разрезать меня и это доставляло ему удовольствие.

Я добрался и метнул себя вперед, целясь в его мягкий белый живот. Я услышал его свист, когда он не успел достаточно быстро увернуться, но весь маневр причинил мне больше боли, чем ему. Он стукнул меня коленом в лицо и я почувствовал, как хрустнул у меня в носу хрящ и хлынула кровь.

Затем посыпались удары, и я ничего не мог сделать, только как кататься подобно шару и пытаться отразить их, насколько это удавалось. Я попытался принимать их на руки, но он был везде, куда мог достать, и он не беспокоился тем, что я делаю. Проклятая штуковина свистела, разрезая воздух… звук, который мог иметь значение в их сумасшедшем языке.

Я почувствовал, как одежда у меня на спине затрещала и из нее хлынула кровь.

И теперь я завизжал. Это не было приятно, но ничего другого мне не оставалось.

Мой кулак сжимался раз за разом вокруг прибора, посылая послания в пространство. Все, что слушало, было способно услышать секундные записи многосоставного воя. Я только надеялся, что это не примут за механические помехи.

Внезапно точно так же, как это началось, все закончилось. Я был распластан лицом вниз, все еще в сознании. Как и прежде, в момент раздирания плоти, боль стала обычной. Она была невыносимой, но стала привычной. Я снова мог думать… я мог даже действовать, если бы был способен найти достаточно сил, чтобы оторвать голову от земли.

Я попробовал, не имея ничего лучшего, демонстрировать свою непокорность.

Я взглянул вверх, в лица, наклонившиеся ко мне, пытаясь сфокусировать на них взгляд.

И попытался сказать им что-то.

– Вы… – начал я. Я собирался оскорбить их, если бы мог выбрать нужные слова. – Вы…

Но затем я был вынужден остановиться, потому что видел что-то, что было абсолютно неправдоподобно, так удивительно, что это должно быть продуктом расстроенного сознания. Мысли мои похолодели, и я попробовал сфокусировать взгляд.

Я пробовал…

и я видел…

И это было реально!

Это было…

ТЫ! НА СПИНЕ, СМОТРЯЩИЙ В БЛЕДНЫЙ БЕЛЫЙ ПОТОЛОК, ЧУВСТВУЕШЬ ТАК ТЯЖЕЛО, КАК БУДТО ТВОИ ЧЛЕНЫ СДЕЛАНЫ ИЗ СВИНЦА, И ТЫ ИНТЕРЕСУЕШЬСЯ, ЧТО ЗА ПРОБЛЕМА ВОЗНИКЛА И ПОЧЕМУ ТЫ НЕ МОЖЕШЬ ДВИГАТЬ ГЛАЗАМИ… ПОКА, ВНЕЗАПНО, ТЫ НЕ ПОНЯЛ, ЧТО МЕРТВ, И ЛЕЖИШЬ НАГИМ В ГРОБУ.

ГОРЯТ ШЕСТЬ ЧЕРНЫХ СВЕЧЕЙ И ТЫ СЛЫШИШЬ КАК БОРМОЧУЩИЕ ГОЛОСА ОПЛАКИВАЮЩИХ СТАНОВЯТСЯ БЛИЖЕ, И ТЫ ЗНАЕШЬ, ЧТО ОНИ ПРИШЛИ ПОСМОТРЕТЬ НА ТЕБЯ, ВЗГЛЯНУТЬ И ПОСМЕЯТЬСЯ НАД ТОБОЙ, КАК ТЫ ЛЕЖИШЬ ТАМ, ПРИЗВАННЫЙ ПРОШЛЫМ. ОНИ ОДЕТЫ В ЧЕРНОЕ, В ВЫСОКИХ ЧЕРНЫХ ШЛЯПАХ, И ИХ ЛИЦА КАЖУТСЯ ДЛИННЫМИ, КОГДА ОНИ ПРОПЛЫВАЮТ ПО ПЕРИФЕРИИ ВЗГЛЯДА. ОНИ ГЛЯДЯТ ВНИЗ НА ТЕБЯ, КАК СТЕРВЯТНИКИ, ПРЕДВКУШАЮЩИЕ СВОЕ СЛЕДУЮЩЕЕ БЛЮДО И ОНИ НЕВНЯТНО БОРМОЧУТ СКОРОГОВОРКОЙ, НИЗКИМИ ГОЛОСАМИ, ТАК ЧТО ТЫ НЕ ПОНИМАЕШЬ СЛОВ, КОТОРЫЕ ОНИ ПРОИЗНОСЯТ, ЗА ИСКЛЮЧЕНИЕМ ТОГО, ЧТО ЭТО ВСЕ О ТЕБЕ И НИЧЕГО ХОРОШЕГО В ЭТОМ НЕТ.

СЛЕЗЫ УПАЛИ, И ТЫ МОЖЕШЬ ЧУВСТВОВАТЬ КАК ОНИ СОЧАТСЯ ПО ТВОЕЙ КОЖЕ, НО ТЫ НЕ МОЖЕШЬ СКАЗАТЬ НАСТОЯЩИЕ ЛИ ЭТО СЛЕЗЫ ИЛИ КРОВАВЫЕ. ОНИ ИЛ ТВОЕЙ ПЛОТИ, И ЗАСТАВЛЯЮТ ТЕБЯ ЧУВСТВОВАТЬ НЕУВЕРЕННОСТЬ, ДЕЛАЯ ТЕБЯ ПАХНУЩИМ, КАК ВЗДУТЫЙ ПУЗЫРЬ… РОСКОШНЫЕ ОБЪЕДКИ ДЛЯ ВАМПИРОВ.

ТЕПЕРЬ ТЫ СЛЫШИШЬ МУЗЫКУ… ТОРЖЕСТВЕННУЮ СЛУЖБУ ИГРАЛИ НА ДЕШЕВОМ СВИСТКЕ, И ЛИЦА ОТСТУПАЛИ НАЗАД, КОГДА ТЫ СТАЛ ПЕРЕМЕЩАТЬСЯ ВНИЗ ПО ПРОХОДУ БОЛЬШОГО КАФЕДРАЛА, ЧЕЙ СВОДЧАТЫЙ ПОТОЛОК ЗАТЯНУТ БЕЛЫМ, ТАЩИТ ТВОЙ ВЗГЛЯД ВЫШЕ, ЧЕМ ТЫ ДАЖЕ МОЖЕШЬ ПРЕДСТАВИТЬ И СЛЕПИТ ТВОЙ ВЗОР.

ТЫ НИКОГДА НЕ ПРЕДСТАВЛЯЛ, ЧТО СМОЖЕШЬ УСЛЫШАТЬ СВОЮ ЗАУПОКОЙНУЮ СЛУЖБУ, И ТЫ ЧУВСТВУЕШЬ, ЧТО МОГ БЫТЬ ВИНОВЕН В НЕКОТОРОМ ОСОБО ПАГУБНОМ СОЗЕРЦАНИИ ЭРОТИЧЕСКИХ СЦЕН. ТЕБЕ НЕ СЛЕДОВАЛО БЫТЬ ТАМ, ХОТЯ КУДА БЫ ЕЩЕ ТЫ НЕ СЛЕДОВАЛ ИЛИ МОГ БЫТЬ ВНЕ ПРЕДЕЛОВ ТВОЕГО ВООБРАЖЕНИЯ. НАД ЗВУКОМ МУЗЫКИ И БОРМОЧУЩИХ ГОЛОСОВ – ИЛИ ВОЗМОЖНО ЗА ЭТИМИ ЗВУКАМИ – ЕСТЬ ДРУГОЙ ШУМ, КОТОРЫЙ ИЗОЛИРУЕТ СЕБЯ И КАЖЕТСЯ ГРОМЧЕ И МЯГЧЕ В ОДНО И ТО ЖЕ ВРЕМЯ. ТЫ МОЖЕШЬ СЛЫШАТЬ ЕГО, НО ТЫ УВЕРЕН, ЧТО КОНГРЕГАЦИЯ НЕ ПОМОЖЕТ. ЭТОТ ЗВУК ТОЛЬКО ДЛЯ ТВОИХ УШЕЙ.

ЭТО ЗВУК РЫДАНИЯ.

КТО-ТО КРИЧИТ… КРИЧИТ, КАК-БУДТО НАСТАЛ КОНЕЦ МИРА, И ТЫ НИЧЕГО НЕ МОЖЕШЬ СДЕЛАТЬ

НИЧЕГО.

НИЧЕГО.

НИЧЕГО.

И НЕ ПОТОМУ ДАЖЕ, ЧТО ТЫ МЕРТВ, А ПОТОМУ, ЧТО ЖИВОЕ СУЩЕСТВО НЕ В СОСТОЯНИИ СДЕЛАТЬ МАЛЕЙШЕГО ОТЛИЧИЯ. ЭТО СЛАБОСТЬ, КОТОРАЯ ОГОРЧАЕТ ВЕСЬ МИР, ЧУМА, КОТОРАЯ ГНИЕТ СИЛЬНЕЕ, ЧЕМ ПЛОТЬ, КОТОРАЯ ВЫЕДАЕТ ПУТЬ В СЕРДЦЕ КАЖДОГО, РАК, ПОТРЕБЛЯЮЩИЙ ВСЮ ВСЕЛЕННУЮ, ЖАДНО ЗАГЛАТЫВАЮЩИЙ ЗВЕЗДЫ.

ПОХОРОНЫ НЕ КАЖУТСЯ НЕОБХОДИМОСТЬЮ, ХОТЯ МИР ХОТЕЛ, ЧТОБЫ ТЫ ИЗБРАЛ СВОЮ ДОРОГУ ЗНАЧИТЕЛЬНО, ЗНАЧИТЕЛЬНО РАНЬШЕ… ХОТЯ ТЫ И НЕ НУЖДАЛСЯ В СМЕРТИ.

РАЗНОЦВЕТНЫЙ СВЕТ, СТРУЯЩИЙСЯ ЧЕРЕЗ ОКНА КАФЕДРАЛА СТАНОВИТСЯ ТУСКЛЕЕ, ТАК КАК БЫСТРО ОПУСКАЕТСЯ НОЧЬ. ГОЛОСА УГАСАЮТ, И МУЗЫКА ДОСТИГАЕТ ОКОНЧАТЕЛЬНЫХ ЖАЛОБНЫХ АККОРДОВ ПЕРЕД ПОСЛЕДНИМ ВЗРЫВОМ. НЕТ БОЛЬШЕ ПРАЗДНОВАНИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ТРАГЕДИИ, ТОЛЬКО ДРАЗНЯЩИЙ ТАНЕЦ, КОТОРЫЙ ТЫ УЗНАЛ КАК КОНЕЦ "ФАНТАСТИЧЕСКОЙ СИМФОНИИ" БЕРЛИОЗА, КОТОРУЮ ТЫ ЗНАЕШЬ ТАК ХОРОШО, ГДЕ ДЕМОНЫ И ДУХИ НАСЛАЖДАЮТСЯ СВОИМИ ЛУННЫМИ ТАНЦАМИ В ОЗНАМЕНОВАНИЕ ТРИУМФА ГРЕХА.

ГОСТИ ВЫШЛИ ИЗ СТЕН, НЕ ОПАСАЯСЬ СУМЕРЕК, НО В ИХ ПРЫЖКАХ ЕСТЬ ЧТО-ТО ПАТЕТИЧЕСКОЕ, И ТЫ ЗНАЕШЬ, ЧТО НЕТ НЕОБХОДИМОСТИ БОЯТЬСЯ ИХ, ИХ КОМПАНИЯ ЗДЕСЬ ИЗ-ЗА ТЕБЯ, И ОНИ НЕ МОГУТ БЫТЬ ЗДЕСЬ ИЗ-ЗА ЧЕГО-ТО ЕЩЕ, ПОЭТОМУ ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ. ЕСЛИ ДЬЯВОЛ САМ ПРИВЕТСТВУЕТ ТЕБЯ, ТЫ НЕ БОИШЬСЯ, ПОТОМУ ЧТО ЗНАЕШЬ – ты всегда знал – ЧТО ПРИНАДЛЕЖИШЬ ЕМУ, И ЧТО ДЬЯВОЛЬСКИЙ ОГОНЬ БЫЛ БЫ ДЛЯ ТЕБЯ НАГРАДОЙ. ТЫ ПЕРЕПОЛНИЛСЯ ЧУВСТВОМ ВЕРЫ, ЧТО ЭТО ВСЕ НАД…

ЗА ИСКЛЮЧЕНИЕМ, КОНЕЧНО, ЧТО ЭТО НЕ СУЩЕСТВУЕТ.

ТАМ ВСЕ ЕЩЕ ЕСТЬ КРОВЬ. ЕЙ НУЖНО РАЗРЕШИТЬ УЙТИ. ТЫ ЗНАЕШЬ, ЧТО ЭТО ПРОСТО, КАК ПРОКОЛОТЬ НАРЫВ, НО ЕСТЬ ЕЩЕ ЧТО-ТО ОБ ИДЕЕ, КОТОРАЯ ДЕЛАЕТ ТЕБЯ РАБОЛЕПНЫМ И УСЛУЖЛИВЫМ, ЧТО-ТО, ЧТО ЗАПОЛНЯЕТ ТЕБЯ ТАКИМ БЕЗГРАНИЧНЫМ УЖАСОМ, ЭТО РАЗДИРАЕТ ТЕБЯ СОБСТВЕННЫМ РАЗУМОМ И ОСТАВЛЯЕТ ХНЫЧУЩИМ, КАК ЖИВОТНОЕ. ЭТО НУЖНО СДЕЛАТЬ. НО ЭТО ХУДШЕЕ, ЧТО ЕСТЬ В МИРЕ, ЕСЛИ СРАВНИТЬ ИЗЛУЧАЮЩЕЕ ПЛАМЯ АДА С МЯГКИМ ДЫХАНИЕМ СОЛНЦА.

УДУШЬЕ ПОДЫМАЕТСЯ В ГОРЛЕ, РОТ ПЕРЕПОЛНЕН И ТЫ МЕДЛЕННО ЗАДЫХАЕШЬСЯ

КРОВЬ ПОДХОДИТ…

ПОДХОДИТ…

И внезапно, безумно, мечта сменяется бредом, и тепло опаляет мне ресницы. Я борюсь, чтобы открыть их и небо горит красным.

ЭТОГО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ!

Но это может, и есть, и красный огонь везде, и вместо сна, несущего меня прямо в ад, бессонница превращает мир в ад. Не только вид горения, но также звук и запах.

И звук, также, ружейного огня.

Я понял, что красное пламя является пламенем фосфоресцирующих ракет, расцвеченных кровью и опасностью, и что ружейный огонь рассеивает демонические силы, убивает вампиров и предает их прах проклятию.

Я хотел двинуться, но боль была слишком велика, и даже триумф не смог поднять мою плоть на ноги, как он поднял мой дух. Я не умер, но очень, очень ослаб.

Тем не менее, я знаю, падая назад в колодец Тьмы.

Знаю: я спасен.

18

Я проснулся снова перед прибытием подкрепления из купола с морфием, чтобы унять боль. Думаю, меня разбудила боль.

Надо мной склонилась Ангелина Хесс с сигнальным пистолетом в одной руке и ружьем в другой. Был вечер, сгущались сумерки. Она была напугана тем, что наступает ночь и туземцы могут вернуться.

Она увидела, что я открыл глаза.

– Хэлло, Ли, – сказала она.

– Хармалл получил послание? – спросил я.

– Он получал их. Я должна была достигнуть первого пункта менее за час после того, как ты оставил его. Когда они засекли второй раз, я мчалась так быстро, как могла. Партия из купола появится здесь в любую минуту.

Я крутил шеей, разглядывая ближайшие тела. Не трудно было различить что-то гуманоидное. Вытекала молочно-алая жидкость и вся форма, казалось, была наполовину растаявшей.

– Это не приятно, – сказала она.

– Полагаю, я не выгляжу много лучше.

– С тобой будет все в порядке, – сказала она. Ты потерял много крови, да и кожа подпорчена. Они ободрали тебя живого, не применяя ножа. Но ты выживешь.

Наступило мгновенное молчание, и затем я прошептал:

– Зачем?

– Не знаю, – ответила Ангелина устало. – В этом нет никакого смысла, насколько я могу видеть. Другие миры… чужие пути. Они – донеолитические дикари, Ли. Мы не можем ожидать цивилизованного обращения.

– Если Хармалл получил послание, – сказал я, меняя предмет, – значит ли это, что он больше не под стражей на «Ариадне»? Или война все еще продолжается?

– Не знаю, – ответила она.

– О н и, должно быть, меняют формы.

– Не знаю, – снова сказала она. – Принимай это легче, Ли. Помощь придет через минуту. Они подходят.

Разговаривать мне было не по силам. Я откинулся назад в бредовом полузабытьи и лежал до тех пор, пока не прибыла спасательная партия, но в полном исступлении раскачивался туда-сюда от обычной боли.

Я потерял все представления о времени. Грезы, которые приносит морфий слаще чем те, которые приходят во сне. Когда я окончательно пришел в себя и огляделся вокруг, от агонии не осталось следов, только притупленное ощущение, хотя и далекое от удобства, но непереносимое лишь тогда, когда я двигался.

Я лежал на животе в секции купола. Ангелина – без стерильного костюма – сидела у кровати, пока Зено, упакованный более осмотрительно, работал при помощи маленького настольного компьютера.

– Мы стерильны, – полюбопытствовал я, – или нет?

– Мы в лабораторном отделении купола, – сказала она мне. – Мой костюм был изорван, когда я кинулась спасать тебя. Возникло много проблем, связанных с этим. Помимо всего, тебе нужно было сделать переливание крови, а моя подходила.

– Как я? – спросил я. Мой голос прозвучал натянуто, а язык был ватным. Зено оставил экран и подтянул свое кресло к кровати.

– Не так уж хорош, – сказала Ангелина. – У тебя регенерируется много тканей. Ты можешь это сделать, но времени уйдет много.

– Они хорошенько отделали меня, а?

– Да, – согласилась она. – Точно.

– В каком состоянии Великий план Джухача?

– Катится по инерции, – сказал Зено. – Он хочет видеть, разовьется ли у вас какая-то инфекция. Если этого не произойдет, он намерен оперировать тем, что опасности нет.

– Тогда он двинется напролом?

– Это вероятностный путь, – сказала Ангелина. – У нас нет доступа к его сокровенным мыслям, как ты понимаешь. Существование туземцев не меняет его мышления.

– ГПП?

– Все еще не работает, как тебе известно.

Ничего, казалось, не изменилось.

– Ли, – мягко произнес Зено. – Можешь ли ты рассказать нам, что случилось? Нам следует знать. Все довольно запутано, с нашей точки зрения.

Я глотнул воды, а затем рассказал им, что случилось… как чужаки впервые появились, изменили форму и потащили меня, пока не стали забивать на смерть.

– Вспоминай тщательнее, – сказал Зено. – В самом конце… что происходило?

Я напряженно вспоминал.

– Я сжимал проклятый передатчик Хармалла, вызывая на помощь. Помню, взглянул вверх. Я видел…

Я поднял руку, как будто вижу что-то, и жест точно замер. Челюсть моя окаменела, и я замер на середине слога, на целых полминуты. Я осознал факт, что они вглядываются в меня, но не знал, как продолжать.

– …что-то, – закончил я, очень слабо. – Я не могу вспомнить, что видел.

– А что о последнем послании? – спросил Зено, голос его был все еще мягок.

Я с трудом вспомнил.

– Думаю, я сказал: "Они захватили меня и собираются убить… Я передаю, и начну снова… Буду держаться, сколько смогу". Все, что до вас дошло, должно быть было набором бессмысленных звуков и крика.

Мне не понравилось, как они посмотрели на меня.

– Это не то, что я имел в виду, – сказал Зено. Но Ангелина жестом заставила его молчать, и более пристально вгляделась в меня.

– Это, когда ты был в беспамятстве? – спросила она, тщательно подбирая слова.

– Точно, – сказал я. – Что-то еще, что пришло, должно быть было звуком их переговоров между собой.

Она повернулась к Зено и сказала:

– У тебя есть запись?

Он передвинулся к столу. Я следил за ним, как он вернул маленькую воспроизводящую машинку с поверхности стола.

Он поднес ее и включил. Я услышал последние слова, которые говорил… последние слова, которые я помнил, что говорил. Затем наступила длинная серия включений и выключений передачи, с пустыми промежутками. Это продолжалось около трех минут. Затем, к моему удивлению… возникла другая устойчивая передача. Она продолжалась около сорока пяти секунд. Большая часть шумов была запинающейся, с лающими звуками, которые больше походили на хрюканье свиньи, чем на человеческий голос. Это звучало так, будто пытались подобрать слова, но задыхались, не способные выдавить больше, чем необычные согласные звуки. В середине одно слово оформилось более ясно. Безошибочно, это было слово «вампир». Затем, запинание увеличивалось все больше и больше, трижды повторялось то, что я принял бы за «проклятие». Окончательно голос трансформировался в сверхъестественный крик, простой протяжный звук «Ииииииии!» вознесшийся высоко наподобие скрипа обратной связи радио.

После всего, Зено выключил запись.

– Это мое? – спросил я.

– Больше там никого не было.

Это замечание пришло от Зено.

– Что это значит, Ли? – спросила Ангелина.

Я с трудом сглотнул и произнес:

– Не знаю.

– Когда я подкралась ближе, – низким голосом произнесла Ангелина, они били тебя не долго. Они нагнулись над тобой так, словно боролись за то, чтобы завладеть тобой. Сначала я подумала, что ты мертв, и они борются за мясо. Но это было не так… они не были шакалами во время убийства. Они не пытались сосать твою кровь, Ли… и кусочки плоти тоже. Каким-то образом они проглотили часть этого, но не через рты. Но это было позже… это было через десять минут после того, как ты послал последнее послание. Ты думал, что что-то видел… можно что-то использовать из этого?

Я покачал головой и опустил глаза.

– Не знаю, – прошептал я. – Не помню.

Наступила долгая пауза, пока Ангелина и Зено глядели друг на друга, делясь своим замешательством.

– Взгляни, Ли, – сказала она. – Как все складывается с чужаками. Мы с Зено думаем, что все стыкуется. Мы считаем, что знаем, что случилось, но необходимо все это осмыслить. У нас есть предварительная версия без настоящего обоснования того, что я видела в действительности. Думаю, мы могли бы доказать это Джухачу, но, возможно, сможем лишь объяснить все себе, найдя недостающее звено. Мы не уверены, но вероятно, ты видел что-то очень важное. Не хочу основываться на предположении, что ты был в слишком тяжелом состоянии, но, если мы правы, эта планета не подходит для колонизации – ни тем путем, которым ее хочет осуществить Джухач, и ни тем, который мог бы предложить Хармалл. Этот путь слишком опасен и его невозможно просчитать, да и не поверит никто. Не думаю, что нам стоит медлить и пассивно созерцать. Я считаю, что все мы в смертельной опасности. Нам необходимо, чтобы ты вспомнил, Ли… и вспомнил добровольно. Это всего лишь проверка, которая призвана подтвердить нашу теорию.

– Я не знаю, о чем вы говорите, – сказал я, – но это невыполнимо. Я не могу вспомнить.

Ангелина повернулась к Зено и сказала:

– Мы должны рассказать ему.

Зено покачал своей ороговелой головой и сказал:

– Пока нет.

Она задумалась на мгновение, а затем согласилась:

– О'кэй. – Затем повернулась обратно ко мне. – Почему ты ушел один в лес? – спросила она. – Что случилось с твоим гермокостюмом? Чужаки отобрали его у тебя, а?

Я не ответил. Окончательно, она сказала:

– Ты не можешь вспомнить даже этого, Ли?

Я откинулся на подушку и сказал:

– Нет.

– Что ты помнишь?

Снова я не мог найти подходящий ответ.

– Помнишь ли ты что-то после того, как покинул палатку?

Для меня это ничего не значило, и я ничего не мог поделать с этим. Мой ответ был спокойным и безэмоциональным.

– Были ли такие провалы у тебя раньше?

– Не здесь.

– Где-то еще?

– Иногда.

– Новогодняя вечеринка, – внезапно вмешался Зено.

Это было только предположение, но я принял его.

– Тот был первым за долгое время, – пояснил я. – Я никогда не терялся так, как в ту минуту, с тех пор, как самый первый раз прибыл на Сул. Кошмары – да, но не потеря памяти.

– Кошмары? – эхом отозвалась Ангелина. – У тебя часто бывают кошмары?

– Да, – подтвердил я. – Да.

– В ночь перед этим у тебя был кошмар?

– Да, – признался я. – И… когда они били меня… может быть после того, как они остановились… у меня была галлюцинация. Я был мертв, но слышал свои похороны… началось это страшно, а затем перешло в безумие.

– Там был вампир?

– Вампир всегда присутствует, – сказал я. – Но не обычного рода. Удушающий… я не знаю. Что-то необычное. Необъяснимое.

– Ты советовался с психиатром об этих кошмарах?

– Конечно нет. Думаешь, они позволили бы мне выйти в космическое пространство, если бы знали… если бы хоть кто-то знал?

– Возможно, они были бы правы, – предположила Ангелина.

Удивительно, раньше я об этом не думал. На мгновение, она удержалась от вопросов. Я не видел, в какой степени это касается нас. Вероятно, многого добиться не удалось, несмотря на то, что вопросов было задано в избытке.

– Думаю, мы можем помочь ему вспомнить, – сказал Зено.

Я не был уверен, что это понравится мне. Я знал, что все идет к тому, но сейчас все казалось более зловещим. Таким образом они хотели заставить меня вспомнить все.

– Сказать тебе, что случилось? – спросила Ангелина. – До того, как ты решишься сам.

Ее тон предполагал, что это было что-то, о чем она не особенно хотела говорить. Теперь, тем не менее, все мы были частью какого-то идиотского тайного заговора, и я знал, что это все должно быть раскрыто.

– Продолжай, – сказал я хмуро.

– Я попробовала соблазнить тебя, – сказала она и остановилась.

– Что!?

Это восклицание, казалось, пришло из пустого воздуха. Она не реагировала, хотя должна была чувствовать, что мы оба изучаем ее. Она смотрела то на одного, то на другого, пока не сказала:

– Ну, чего ты хочешь… удар на удар?

Никто не проронил ни слова.

– Это не могло быть удивительным, – сказала она. – Кроме того, мы были в пластиковых костюмах! Но это был последний шанс, когда мы могли насладиться любым уединением. Я не видела в этом многого… я только хотела, чтобы ты… обнимал меня, думаю. Говорил со мной. Проявлял жесты внимания. Это не так уж неестественно, как ты знаешь. Герой и Леандра, помнишь?

Я выслушал это замечание молча. Все еще не мог вспомнить чертовы события.

– Но, если ты считаешь, – начала она, – что я достаточно стара…

Мы говорили очень спокойно, и манера, которой я оборвал ее, прозвучала наподобие молнии.

– Замолчи!

Но никто не реагировал на это. Словно мы двигались по территории, где нет ничего удивительного.

– Вечер, – сказал медленно Зено, – тогда на Суле. Последний раз я видел тебя, когда ты говорил с девушкой… одним из новых специалистов, которые прибыли с рождественской сменой. Из астрономического, как мне кажется…

Он умолк.

– Точно, – сказал я, когда стало ясно, что никто не собирается нарушать молчание. – Потому что у меня нелады с женщинами. Это может показаться удивительным, но что меня не беспокоит много, так именно это. Я женат на своей работе, и не вижу ничего плохого в этом. Мы живем в просвещенные времена, не забывайте. Я сам возглавил бег своей жизни. Все остальное меня не волнует.

– Откуда же провалы в памяти? – спросила Ангелина. – Потому, что они не волнуют тебя? Почему ты отбросил их… потому что они кажутся тебе разновидностью неудачи?

Зено оказался рядом и схватил ее за руку. Она тотчас умолкла:

– Извини, Ли, – сказала она.

– Все верно, – сказал я. Затем, после минутного колебания добавил. Это не значит, что они подразумевают очень многое. Я не впадаю в бешенство, когда теряю память. Я не причиняю боли или каких-то убытков. Зачем же мне бросать все, если я потерял несколько воспоминаний тут и там? Они – личные… они не вредят моей работе. Я один из лучших специалистов в своей области. Что мне делать, когда меня вернут назад? Все жизненные исследования в парателлурианской биологии подвергаются карантину – на спутниковых станциях, марсианской базе. Чего еще, к дьяволу, вы ожидаете?

– Ли, – сказала Ангелина, и ее голос смягчился. – Думаю, ты видишь кого-то в них. В кошмарах. Ты действительно мог бы найти почему…

– РАДИ БОГА! – заорал я на нее. – Я знаю из-за чего у меня кошмары.

Она сжалась от моего крика.

– Ну?

– Конечно. Думаешь, я терплю кошмары в своей проклятой жизни не зная причины?

Она повернулась к Зено и сказала:

– Это не помогает. Это не то, что нам нужно узнать.

– Может быть, – сказал мягко Зено. – Ты хочешь остановить нас, Ли? Мы не будем ковыряться в твоих личных воспоминаниях. Мы подумали… ты мог вспомнить: что-то увиденное, что подтвердило фантастическое предположение. Это не очень важно… кроме того, мы, кажется, удалились от цели. Но, если ты знаешь какой-то путь, который поможет…

Я попробовал подняться на локтях, чтобы приподнять голову повыше.

– Мы можем говорить об этом в открытую, – сказал я со вздохом. – Если бы я не сказал вам об этом, вы бы сгорели от любопытства, но сможете ли вы спокойно слушать? Лучше было бы, если бы нашелся какой-то другой путь для доказывания…

– Кошмары начались у меня с тринадцати лет. Ужасные кошмары… разновидности которых до сих пор заставляют меня просыпаться в холодном поту… может быть, даже крича. Иногда, события, которые встречаются в моей жизни вызывают их… иногда, события, которые происходят со мной, но значительно чаще события, о которых я слышал. События в книгах… новостях, значительно чаще. Я полагаю, существует единственная причина, по которой мне всегда хотелось вырваться в космос. Потому что было бы лучше убраться прочь из мира, прочь от защелок, которые напускают грезы. Это был лучший вариант. Лучше, но они не перестали… они никогда не прекращались… Я знаю это. События, которые случатся со мной, чтобы напомнить… и хотя я могу выбросить их из памяти, не могу остановить их формирование моих грез. Я не могу прекратить кошмары, потому что причина всегда остается, и никто не сможет вышвырнуть ее из моей головы.

– Когда мне было тринадцать лет, мы жили с матерью. У нас не было много денег и снимали мы двухкомнатную квартиру в небоскребе. В далеко не лучшем районе города. Грабежи были свойственны данной местности… поколения людей проживали в районе в течение столетий тяжелых времен. Может быть тысячи лет борьбы за цивилизованное существование. За поколения здания сносились и перестраивались, может быть дважды за каждые сто лет, но всегда оставались одинаковыми. Мир менялся… Крах пришел и ушел; с того времени все виды изменений пошли по обратному пути, к индустриальной революции. Но одно оставалось тем же: люди, подобные нам, были на обочине, на истрепанной окраине общества. В каком бы состоянии не находился мир, мы были бедными. Не умирали от голода, за исключением поколений Краха, но означали бедность, обиженную бедность, рассерженную бедность. Слабину в сильной нации, не обильную в богатом обществе… условно говоря.

– Как не говори, а это было плохое соседство. Всех грабили однажды в жизни… кто-то был преждевременно убит… кого-то серьезно оскорбили. Однажды ночью двое мужчин ворвались к нам в квартиру, когда мы спали. Красть у нас было нечего… они нашли иное, что по их мнению, имело ценность. Я вбежал в комнату матери. Они преследовали меня через гостиную. Я попытался кричать, но мне зажали рот, затем заткнули его тряпкой и обвязали так туго, что я не мог ее выплюнуть. Затем привязали к ножке кровати… не за лодыжки или запястья, а прямо за шею. Руки у меня были свободными, но я не мог развязаться и, чем больше я сопротивлялся, тем больше душил себя. Я почти задушился от полного ужаса.

– Они насиловали мою мать один за другим прямо на полу. Они говорили ей, что убьют меня, если она будет сопротивляться, и она не кричала. Ей трудно было сделать какой-то звук, но она не могла сдержать рыданий. Она плакала все время и не могла остановиться. Я не в силах был ничего сделать. Они заставляли ее… ну, хватит…

– …они… были в масках. Идиотских масках, сделанных из картона, какими обычно играют дети. Маски не прикрывали полностью их лиц – только глаза и носы. Не знаю, как они могли смотреть через глазные щели. Они не снимали масок. Никогда. Это были маски Дракулы. Всего лишь детские игрушки, хлам из уличных лавчонок или театральных магазинов. Тупые. Я ничего не мог сделать… только затягивал туже веревку вокруг горла, пока чуть не умер.

– После этого у меня начались кошмары. У матери начались раньше, но думаю, она пересилила себя… или возможно, научилась загонять глубоко внутрь. Когда они начались у меня, она пришла в мою комнату, села на кровать и держала меня. Но избавиться от них было трудно и она плакала, кричала, держа меня, точно так… как это было раньше.

– С тех пор, как вы понимаете, у меня всегда кошмары. Всегда. Все связанное с сексом… напоминает мне это все. Больше в этом ничего нет. Совсем.

Когда я поднял глаза, то увидел, что Ангелина плачет. Я не мог понять почему.

Она взглянула на Зено и сказала:

– Думаю, сейчас нам нужно оставить эту тему.

Казалось, он даже не слышит ее. Он очнулся, сосредоточившись на какой-то мысли. Затем его глаза сфокусировались на мне снова.

– Ли, – сказал он, – как звали твою мать?

Я не счел это уместным.

– Зовут, – сказал я. – Она живет, и живет неплохо. А зовут ее Эвелин. Все зовут ее Эви.

Ангелина была в не меньшем замешательстве, чем я, но Зено продолжал:

– Она была ниже среднего роста… ровные, тонкие черты… волосы темные, коротко остриженные? Извини, что говорю «была», но именно это я имею в виду. Тогда ей было тридцать по этому описанию?

– Да, – сказал я, все еще заинтересованный как и почему это квалифицируется как кульминация беседы.

– Такой же была женщина, чье тело мы не нашли, – спокойно сказал он. – Думаю, то, что ты видел и то, что ты думал, что видишь были разными вещами. Твой внутренний цензор мог слегка озаботиться. Думаю, что ты решил, что видишь лицо своей матери, перенятое одним из чужаков. И я считаю, что ты с таком усилием пытался сказать в последнем послании, которое не можешь вспомнить, было – «Адам и Ева». Может быть это правдой?

Я все еще не мог вспомнить проклятую вещь. Ничто не возвращалось назад в мой мозг, пока он не среагировал, потому что я внезапно определил, к чему Зено пришел, и понял, что его теория связывает чужаков и убийц в единое целое и означает невозможность колонизировать Наксос.