Текст книги "Порочные игры"

Автор книги: Брайан Форбс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)

– Ну, будьте осторожны. Противная вещь это растяжение. И не забудьте про лед. Мешочки со льдом и хорошая крепкая выпивка. Замечательно помогает – лед в выпивке и лед на лодыжке. Лично я сначала выпиваю.

– Благодарю вас, запомню. А за то, что остановились, большое спасибо.

– Ну, нельзя же проехать мимо человека в беде.

Она умчалась, отчаянно виляя, и я забеспокоился, как бы она мотоцикл не перевернула. Я перевел дыхание, но боль не утихала. К счастью, пострадала левая лодыжка, а поскольку управление было автоматическим, я решил, что можно ехать. Вытер с лица гудрон, снял левый ботинок, залез в машину и медленно тронулся с места. Только сейчас я понял, что Сеймур, когда выходил из комнаты, наверняка позвонил этим типам. Они были где-то поблизости, вероятно, следили за мной. При этой мысли меня стало трясти, и я с трудом вел машину. Наконец остановился на обочине и закурил. Лодыжка сильно распухла. Теперь уже не страх, а злость волною накатила на меня. Всю дорогу, до самого Лондона, я мучился не столько от боли, сколько от невозможности сосредоточиться и понять происходящее.

Глава 16
НАСТОЯЩЕЕ

В жизни многое происходит вопреки логике. Следуя здравому смыслу (как это я делаю в собственных сочинениях), я должен был сообщить о происшедшем в полицию, но не стал, убедив себя в том, что так безопаснее.

Воспоминания об «Инглвуде» были связаны не только с физической болью. Меня постоянно преследовал омерзительный образ Сеймура, видимо, он превратил Софи в экземпляр своей коллекции бабочек. Мысль о ее связи с этим типом буквально отравляла мне жизнь. И когда я перечитал то, что написал ночью, мне показалось, что одна из героинь вырвалась из-под контроля моего воображения – так сильно изменился задуманный мной сюжет.

Пирсону я ничего не рассказал о встрече с Сеймуром, лишь повторил историю про растянутую лодыжку. Учился быть осторожным.

– Ну, как ваша подруга?

Видимо, это своего рода намек. Что же, придется смириться.

– Она так и не появилась.

– Плохо.

– Да ладно. Говорят, прошлого не вернешь. Есть у вас для меня новости?

– Боюсь, что нет. Я пытался отследить людей из вашего списка, но ничего особенного не обнаружил. Все они люди деловые, некоторых уже нет в живых. Возможно, это просто его контакты как члена парламента. К сожалению, вот так; не вижу, чем бы еще я мог быть вам полезен. – И он отдал мне листок.

– Во всяком случае, вы нашли Софи. Так что скажите, пожалуйста, сколько я вам должен?

– Нисколько. Я просто отработал роскошный обед, которым вы меня угостили.

– Вы уверены? Неужели у вас не было никаких расходов?

– Несколько телефонных звонков – и все. Забудем об этом. Если что-нибудь прояснится, дайте мне знать. Следующий заход, возможно, будет удачнее. Передавайте привет Роджеру, когда увидитесь с ним.

Вскоре после его ухода у меня опять забарахлил компьютер. Мои собственные усилия наладить его, разумеется, не увенчались успехом, и я вынужден был пригласить своего компьютерного волшебника – мистера Бедфорда. Стоя за его спиной, я с благоговением следил, как он играет на клавиатуре – словно пианист. Потерянный текст он извлек из небытия за считанные минуты.

– Как только вам это удается? Просто фантастика!

– Зато я не умею писать книги, верно? Каждому свое – так называемое разделение труда.

– Но что же я не так делал?

– Профессиональный секрет. Научите меня писать бестселлеры, а я научу вас нужным командам.

У него была дурная привычка – во время разговора держать руки в карманах, «играть на бильярде». И я едва удерживался, чтобы не смотреть на его промежность.

– Это не в моих силах, – сказал я. – Давайте посидим, мистер Бедфорд, выпьем немного.

– Я крепкого в рот не беру. Если можно, чашечку кофе.

Пока мы ждали, когда вскипит чайник, я вдруг подумал, не спросить ли его про список фамилий и про таинственный код.

– Что, если я попробую воспользоваться вашим талантом по другому поводу? Я тут как-то нашел одну штуку… Записал ее вкратце, а теперь не могу восстановить ни начала, ни конца. Кажется, это компьютерная команда, что скажете?

Бедфорд внимательно посмотрел на бумажку.

– Ну-ка, попробуем.

Он вернулся к пульту и сыграл несколько арпеджио. Высветился массив данных, для меня совершенно бессмысленных.

– Нет. Попробуем по-другому. – Его пальцы снова пробежались по клавишам. – Погодите-ка минутку, это интересно. Дайте-ка я загляну в свой волшебный сундучок.

Он извлек из своего потрепанного портфеля дискету, вставил ее в мою машину и сыграл еще один виртуозный пассаж.

– Теперь мы куда-то попали! – воскликнул он. – Так я и знал.

– А что это такое?

– Сейчас попробуем разобраться. Выключим-ка ее на минуту. – Он снова нырнул в портфель и на этот раз вытащил микрочип и отвертку. Отвинтив заднюю стенку, он снял ее, открыв доступ к внутренностям компьютера.

– Не беспокойтесь, я только установлю вот это.

– Я не беспокоюсь, я восхищен. А что вы собираетесь устанавливать?

– Модем.

– Зачем?

– Думаю, он поможет понять, в чем дело.

Когда я принес кофе, он уже закончил свою работу и был готов действовать.

– Сейчас увидим, прав ли я. – Он еще несколько раз быстро пробежался по клавиатуре и уставился на экран. – Да. Я так и думал.

– А что такое модем? – спросил я.

– Сокращение: «модулятор – демодулятор». Это такой процесс, в котором слова превращаются в электромагнитные сигналы. Конечно, должно быть соответствующее программное обеспечение связи. Это как раз то, что я вставил в вашу машину. Теперь вы можете разговаривать с другими машинами. Пока понятно?

– В общих чертах.

– Вспомните про любительское радио. На самом деле это то же самое, только вы разговариваете не голосом, а электронными сообщениями. Вы имеете доступ к компьютерам всего мира – при условии, что в них тоже есть такое же устройство. Вы их вызываете, обмениваетесь информацией, задаете вопросы, получаете ответы.

– А если машина не включена?

– Это делает машина-хозяин, – сказал Бедфорд, чувствуя себя в своей стихии.

– Машина-хозяин?

– Своеобразное автоматическое почтовое отделение, в котором никто за стойкой не сидит. По большей части они созданы для тех, у кого какое-нибудь хобби или кто обменивается технической информацией. Есть и такие, что пользуются ими, просто чтобы поболтать, как старушки через забор. Давайте я вам покажу, посмотрим, что получится.

Он заглянул в листок.

– Первый шаг – это входной код.

После команды DOS он набрал буквы SIGOP.

– Что это означает?

– Первые три буквы означают «Группа по специальному интересу».[46]46
  Английская аббревиатура: Special Interest Group.


[Закрыть] ОР значит «оператор» – машина-хозяин.

– Дайте-ка я возьму блокнот и запишу это за вами. Может, потом попробую сам.

Он подождал, пока я кончу записывать.

– О’кей, записали? Теперь попробуем следующую команду. Но, вероятно, это закрытая линия.

– Почему вы так думаете?

– CUG – означает «Закрытая группа пользователей».[47]47
  Аббревиатура: Closed User Group.


[Закрыть] Давайте это введем, мы должны пройти в этот лабиринт как можно дальше.

Он набрал эти три буквы. После короткой паузы появилась подсказка: «Ввести идентификацию».

– Так я и думал, – сказал Бедфорд. – Последний кусок очень важен – это персональный пароль, без которого вы дальше не пройдете. Он может быть просто комбинацией букв, а некоторые любят псевдонимы. Посмотрим, что мы имеем.

Он набил: PBBW.

Появился титр «Неправильная команда», а после этого – подсказка: «Отменить, повторить».

– Видимо, уже устарел. «Закрытые группы пользователей» часто меняют пароли.

– Зачем? – спросил я.

– По многим причинам. Их узнают не те, кому надо, – вроде как ваш номер телефона.

– Значит, дальше мы уже не пройдем?

– Не надо отчаиваться. Дайте-ка мне мой портфель.

На этот раз он достал блокнот.

– У меня есть приятель в Лос-Анджелесе, мастер в этом деле. Я сказал «приятель», но мы с ним ни разу не виделись. Судя по его болтологии, он довольно большой чудак, но ориентируется в системах CUG. Там ими пользуются очень широко, не то что у нас. Очень хочется взглянуть на их новейшие устройства – мне обещали за полцены. Он посылает мне новые пароли, и я иногда развлекаюсь. Дайте-ка пройдусь наудачу.

Несколько вариантов закончились безуспешно, пока он не использовал слово RIZKY. После паузы на экране стало печататься сообщение: «Добро пожаловать в „Лоллипоп“ – службу, предлагающую широкий выбор для взрослых. Вы сможете обсуждать проблемы, представляющие общий интерес. Подождите немного, а потом выберите специальный раздел, отвечающий вашим потребностям».

– Дело сделано! – воскликнул Бедфорд.

Сообщение исчезло с экрана, и появилось меню. Как и было обещано, оно состояло из списка и подсказки, предлагающей пользователю отметить курсором свой выбор.

Школа

Дошкольное воспитание

Дружеские встречи

Выбирайте партнеров

Путешествия

Фантастика

Видео

Фотография

– А, понятно, это одно из меню «Покупайте-не-выходя-из-дома». Почтовый заказ через компьютер – и вам присылают товар, – объяснил Бедфорд. – Конечно, вы должны открыть у них счет, дать номер вашей кредитной карточки, и тогда заказывайте, что пожелаете.

– Замечательно!

– Вот увидите, скоро сделают компьютерные телефоны. Будете смотреть на своего собеседника.

– А мне это не нужно.

– Ничего, понравится. Прогресс!

Он посмотрел на часы.

– Господи! Заболтались мы с вами! Полчаса назад я должен был встретиться с женой.

– Это все из-за меня. Прошу извинить.

– Ничего, она привыкла.

– А что мне делать с этой штукой, которую вы вставили в мою машину?

– Пусть остается. У меня еще есть. Теперь вы знаете, как с ней играть.

– Я хотел бы вам заплатить.

После долгих отнекиваний он принял какую-то условную сумму и побежал успокаивать свою долготерпеливую супругу. Последнее меню осталось на моем экране. В качестве эксперимента я установил курсор на «Видео» и нажал клавишу «Enter». Последовала серия цветных картинок, какие показывают каждый вечер в начале обычных телевизионных программ. Потом появился заголовок: «ВСЕ ЛУЧШЕЕ ДЛЯ ДОМАШНИХ РАЗВЛЕЧЕНИЙ»; слово «ДОМАШНИХ» было выделено. Когда это погасло, вниз покатился еще один список названий.

«Семейные развлечения» (20 минут)

«Визит дядюшки» (25 минут)

«Сосунки» (15 минут)

«Нянюшки» (45 минут)

«Бой-скауты и домовые» (20 минут)

«Питер Пэн» (20 минут)

«Вид сзади» (18 минут)

«Алиса в стране наслаждений» (40 минут)

«Братишки и сестренки» (30 минут)

«Учись ласкать грудь» (20 минут)

«Поездка на Дальний Восток» (40 минут)

«Папочка лучше знает» (35 минут)

«Послушные девочки» (30 минут)

«После выбора уточните: VHS, Бета или 8 мм; укажите членский номер. Качество может быть разным, но подлинность содержания гарантируем».

Я долго смотрел на экран, и постепенно до меня дошло, на что же именно я смотрю. Названия предлагаемых видеофильмов говорили сами за себя. Отвратительно! Я был потрясен. Наконец-то я нашел вход в лабиринт.

Глава 17
ПРОШЛОЕ

Я все понял, как только стал следить за ними. Раньше я просто предпочитал ничего не замечать.

В те времена, когда в полную силу действовал контроль обмена валюты, введенный при Гарольде Вильсоне после денежной реформы[48]48
  Гарольд Вильсон – премьер-министр Англии в 1964–1970 и 1974–1976 гг., лейборист; в 1967 году его правительство приняло ряд ограничительных мер в области финансовой политики.


[Закрыть], послушные граждане, желавшие потратить свои сбережения (которые и без того уже были обложены и переобложены налогами), должны были соблюдать строгие правила и проходить через унизительные процедуры, с отчетливым оруэлловским привкусом. Англичане не ходят на баррикады. Вот и тогда они смиренно проводили свои «комплексные» отпуска в недостроенных отелях, а на пляжах на них свысока глядели богатые немцы, заполонившие все фешенебельные курорты.

Генри придумал, как обойти эту проблему, и решил, что мы должны отдыхать втроем.

– Пусть это чертово правительство не думает, что я стану проводить свой честно заработанный отпуск в какой-то говенной маленькой гостинице с общим сортиром, – заявил он. – Я никогда так не жил и не собираюсь.

– Что же ты намерен делать? – спросил я. – Выдолбить отверстия в подошвах и набить их франками?

– Какая наивность! Нет, всем назло, мы будем спокойно жить в шикарном «Резиданс дю Кап».

– Интересно, как это у нас получится?

– Софи, не мешало бы тебе завести друга, который хоть немного разбирается в жизни. В «гестапо» на этой стороне пролива мы ведем себя как честные, законопослушные граждане. В наших паспортах отмечено, что мы едем с легальными суммами, которые нам разрешили наши сквалыги правители. Мы ведем себя как образцовые «пролы».[49]49
  Пролы – в романе Дж. Оруэлла «1984» – представители низшего класса сверхтоталитарного общества.


[Закрыть] Но как только попадаем туда, находим необходимые средства. Кое-кто из нас, Мартин, умеет жить в этом мире. Ничего удивительного, что твои романы читают только старушки, записавшиеся в абонемент Хэрродсовской библиотеки. Если позволишь, я пополню твое образование.

После этого он, как-то странно ухмыляясь и глядя в сторону Софи, изложил план, согласно которому любой человек, если он умный, может обойти установленные правила. По работе в Сити он знает одного французского банкира, который готов устроить его на взаимной основе.

– Он обеспечит нас необходимыми средствами там, а я оплачиваю ему гостиницу в Лондоне во время его приездов. И все шито-крыто!

– Ух, отлично! – воскликнула Софи. – Ты умница, Генри.

– Да, это верно.

– Но ты же знаешь, – попробовал я возразить, – они очень следят за валютными махинациями.

– Не хочешь, так и скажи. Можешь оставаться на помойке, а мы будем жить в свое удовольствие на «plage prive».[50]50
  Частный пляж (фр.).


[Закрыть]

– Ну не будь ребенком, – сказала Софи. Впервые она открыто приняла сторону Генри.

Я нехотя согласился. Мы поехали и остановились в «Резиданс дю Кап» – приятном отеле среднего класса неподалеку от знаменитого и сверхшикарного «Эден-Рока». Я дулся еще несколько дней, сам не знаю зачем, вдобавок умудрился обгореть, потому что не пользовался защитным кремом. В результате мне пришлось отсиживаться в отеле, а Генри и Софи резвились на пляже. Оглядываясь назад, я думаю, что именно тогда начал терять ее. Она была полна жизни, молодости; ее скупые бикини кому угодно могли вскружить голову. Чем чаще они развлекались вдвоем, тем больше я отходил в тень. Не иначе как демон самоуничтожения толкает нас на всякие глупости, которые мы совершаем в любви!

– Угадай, кого мы сегодня встретили? – сказал как-то Генри.

– Кого же?

– Виктора и Еву.

Я не сразу вспомнил, кто это такие.

– Ну, ты не мог их забыть. Близнецы! Мы однажды с ними обедали.

– А, эти…

– Они зафрахтовали яхту и пригласили нас совершить с ними небольшой круиз.

– А мы хотим совершить с ними круиз?

– Конечно, хотим! Правда, Софи? Я согласился не раздумывая.

– Это клево! – сказала Софи. В том году она часто употребляла подобные словечки. – Видел бы ты эти каюты! Входишь на палубу – прямо хоть туфли снимай, – добавила она, желая ошеломить меня.

– Так вы уже там были?

– Да. Они сошли на берег, заметили нас и пригласили на ленч. А ты почему разворчался?

– И когда вы договорились встретиться?

– Сегодня вечером.

– Ну, раз вы согласились, у меня, похоже, нет выбора? – Я понимал, что веду себя как обиженный ребенок, но никак не мог разделить их радости и от этого еще больше сердился.

Пока Генри ходил рассчитываться и объясняться по поводу нашего скорого отъезда из отеля, мы с Софи собирали вещи.

– Насколько я помню, в первый раз ты не была в восторге от этих близнецов.

– Да, но теперь они производят более приятное впечатление, а я давно хотела покататься на яхте, особенно на такой.

Яхта стояла на якоре у Антиб, и нас взяли на нее в Риве. Генри и Софи не преувеличивали: на воде покачивалась сверкающая под солнцем белая яхта итальянской конструкции, очень похожая на стрелу. На ней было двадцать спальных мест, десять человек экипажа и навигационное оборудование по последнему слову техники. В движение она приводилась мерседесовскими дизелями, как мне сразу объявили, развивала скорость до двадцати восьми узлов и могла проплыть три тысячи миль, во что верилось с трудом. Ощущение нереальности усилилось, когда нам показали наши апартаменты. Никогда не видел столько безвкусной роскоши: светильники в каютах золотые, ванны мраморные, мебель дорогая, но тоже безвкусная, словно ее подбирали по каталогу «китча». До чего же глубокая пропасть лежит между богачами и всеми остальными людьми, подумал я. Поражало вовсе не то, какими деньгами они ворочают, а как бездарно их тратят. И если сама яхта была подлинным произведением искусства, то убранство ее буквально резало глаз своей пошлостью.

– Ты рад, что мы здесь? – спросила Софи, пощупав кровать. – Вот так я хотела бы жить всю жизнь.

Оставив наши (довольно-таки паршивые) чемоданы, мы вышли на главную палубу, где остальные гости уже приступили к шампанскому и икре. Странная здесь собралась компания – от очень старых до очень молодых, в большинстве своем иностранцы, хотя почти все хорошо говорили по-английски. Среди них – крикливо одетый женоподобный итальянский модельер со своей манекенщицей – яркой женщиной из Колумбии, бывшей женой ливанского торговца оружием, на которой, казалось, был надет чуть ли не весь каталог Картье, толстый малопривлекательный израильский кинопродюсер, усиленно рекламировавший свою односложно изъяснявшуюся подругу, и «сирена» американского экрана 50-х годов, с лицом, похожим на маску из-за обилия косметики. Единственным англичанином, кроме нас, был бочкообразный член парламента, преисполненный важности. Он сменил два или три второстепенных министерских поста, после чего наконец получил титул пэра за полную некомпетентность. Родители близнецов отсутствовали: мамочка, как нам объяснили, отдыхала в фешенебельной американской здравнице, а папочка отправился в Саудовскую Аравию по делам, о существе которых можно было только догадываться, учитывая размеры яхты и ее стоимость.

Ева и Виктор поздоровались с нами очень приветливо. Меня забавляла новизна ситуации, и настроение постепенно улучшилось. Генри, конечно, чувствовал себя в своей стихии и всячески демонстрировал это. Громко разговаривал, громко смеялся, но среди общего веселья никто этого не замечал. До обеда яхта стояла на якоре. За столом Генри посадили между Евой и Софи, моими соседками оказались хорошенькая манекенщица и соломенная вдова, которая ничего не ела, одну за другой курила русские сигары и то и дело подкрашивала губы из огромного тюбика, отчего позолоченные кончики ее сигарет были в помаде.

– Как вы думаете, почему эти люди из года в год отправляются в одно и то же путешествие? – спросила она меня, проигнорировав хрустальную пепельницу и гася очередной окурок в тарелке. – Ведь это скучно, вы не находите? Потом приходится отдыхать от такого отдыха. Вот вы, например?

– А я и не езжу.

– И правильно делаете.

– Я имел в виду, что это мое первое путешествие.

– Ну, первое – это еще, пожалуй, терпимо. А потом утомительно. Господи, до чего же утомительно! Так и подмывает поджечь этот корабль или еще что-нибудь сделать. – Она говорила по-английски свободно, почти без акцента, но речь ее почему-то воспринималась как пародия. – Вот на большом судне – совсем другое дело.

– А это разве маленькое? По-моему, достаточно большое.

Разговаривая, она не смотрела на меня; можно было подумать, что и я ей успел сильно надоесть.

– Посмотрели бы вы, какая яхта у моего бывшего мужа. Эта по сравнению с ней – просто игрушка. Я надеялась получить ее после развода, но не вышло. Впрочем, это не важно. И собственное судно может надоесть не меньше любого другого. Говорят, вы писатель?

– Да.

– У меня был любовник поэт, но в постели он оказался куда слабее, чем в литературе. Не жалел восхитительных слов, чтобы описать то, что собирался со мной сделать, но так ничего и не сделал.

Она смотрела через стол на Софи, которая смеялась, о чем-то беседуя с Виктором, и спросила:

– Кто это девушка?

– Софи Кэмпбелл. Она танцовщица.

– Приехала с вами?

– Да, это моя подружка.

– Надеюсь, маленькая Ева не станет ревновать ее к этому клиенту, – загадочно промолвила она. – Впрочем, это было бы не так уж плохо. – Затем, даже не понизив голоса, словно ее не могли услышать по другую сторону стола, она сообщила мне, что хотела бы завести дитя любви от Виктора.

– А как, по-вашему, он к этому отнесется? – спросил я, но она уже отвернулась и завела разговор с израильским продюсером. Я попробовал побеседовать с манекенщицей, но это оказалось непросто. Она поведала мне, что летает только на частных самолетах, и искренне удивилась, что я не делаю то же самое. На ней был экстравагантный наряд – одно из произведений ее приятеля, а глаза подведены и разрисованы не хуже, чем у Тутанхамона.

Постепенно разговор за столом перешел на деньги: кто что купил или собирается купить и где лучше всего это хранить. Затем, наточив языки, стали злословить. Я, разумеется, ничего не понимал, потому что не знал, о ком идет речь. Кроме того, разговор был как бы зашифрован, чтобы какой-нибудь посторонний вроде меня оставался в неведении. Так, по крайней мере, мне показалось. Зато Генри сидел с понимающим видом. Но, может быть, я был не прав? Может быть, в тот вечер он просто нашел свою Сян-ду.[51]51
  То есть возможности для успешной карьеры (итальянский путешественник Марко Поло поступил на службу к великому монгольскому хану Хубилаю в его летней резиденции Сян-ду).


[Закрыть]

Кроме него и Софи, все, здесь собравшиеся, старались всячески показать, что отгородились от реального мира, и, надо сказать, преуспели в этом. Я заметил, что вообще богатые настроены совсем не на такой лад, что все мы. Не то чтобы они избегали беседовать на обычные темы, но разговор у них был какой-то другой, и голоса тоже – не то ослиные, не то собачьи. По манерам и внешнему виду они сразу узнавали друг друга, что позволяло им вытеснять остальных из своего тесного круга. Их мир был совсем другим, фешенебельным и сияющим, где всегда тепло и живут одни знаменитости. С остальным миром их связывали уже ставшие обычаем благотворительные балы. Конечно, даже в их тесном кругу проходила граница между «старыми» и «новыми» богачами: старые держались особняком, а новые норовили пробиться к ним. На яхте в основном были новые богачи, в большинстве своем уже разорившиеся.

После обеда все отдыхали в главной каюте. Немного погодя капитан поднял якорь, и под едва слышный шум мощных моторов мы поплыли в открытое море.

– Знаешь, куда мы плывем? – спросила Софи; она была в полном восторге.

– Нет, а ты?

– Виктор спросил, куда бы я хотела поехать, и я выбрала греческие острова. Утром мы уже будем на полпути туда. Романтично, правда? Он был со мной на редкость любезен. Ты доволен? Ну скажи, что да.

– Да.

– Обед был замечательный, верно? Они все такие умные, образованные. А драгоценности какие? Видел?

– Трудно было не заметить, – сказал я.

– Тебе что-то не нравится?

– Нет, отчего же?

– Вот и хорошо, потому что я просто счастлива.

Подали еще напитки, потом Виктор объявил, что принес «сладости». Я впервые видел, чтобы вот так открыто употребляли сильные наркотики, и, хотя сам иногда ими баловался, испытал не то моральный шок, не то страх перед неизвестным. В данном случае неизвестным был кокаин, который я ни разу не пробовал, и «махун» – таинственное конопляное снадобье. Виктор раздобыл его в Танжере и всячески рекомендовал, пустив по кругу.

– Вот увидите, вам понравится – от него такие видения… Обалдеть можно.

– Попробуешь? – спросила Софи.

– Вряд ли.

– А я попробую.

– Не советовал бы.

– Ой, не будь занудой! Ведь это так интересно! Уверена, Виктор не предложит ничего опасного.

С того момента, как мы ступили на яхту, я с трудом узнавал Софи. Генри тоже преобразился.

Он принял кокаин, как и все остальные, чтобы его считали своим, а для остальных этот сильный наркотик был все равно что леденцы. Когда дошла очередь до меня, я отказался, сославшись на то, что однажды отравился наркотиками, и пробормотал извинения.

– Какая жалость! Тогда попробуйте «махун», – настаивал Виктор. – Это совсем другое, уверяю вас. – Он показал, как его принимать, а Софи оказалась прилежной ученицей. «Махун» напоминал мягкую конфету, которая чересчур долго провалялась на полке. Я притворился, что проглотил его, и при первой же возможности выплюнул в платок.

– Теперь у нас поднялось настроение и можно посмотреть кино, – сказала Ева.

Я по наивности думал, что нам покажут какой-нибудь последний французский «хит». Как только слугу, разливавшего напитки, отослали.

Виктор нажатием кнопки сдвинул панель на одной из стен салона, за которой оказался большой телеэкран.

– Давайте смотреть то, что вчера, – предложил кто-то. – Это было так outre.[52]52
  Из ряда вон (фр.).


[Закрыть]

– И всех устраивает, – добавил итальянец, с усмешкой поглядев на свою подружку. Кокаин, я заметил, он брал собственной серебряной ложечкой.

– Вы уверены? У нас большой выбор. Виктор заказал несколько шикарных вещей.

– Это необычайно забавно, – сказал член парламента, подмигнув мне.

Мы развернули свои обитые замшей кресла в сторону экрана.

– Класс, правда? – Софи была в восторге.

Виктор вставил кассету, свет убавили, и экран ожил. Еще в университете я видел несколько «мягких» порнофильмов – был у нас один тип, который показывал подпольное кино, зарабатывая на этом. Он прокручивал сделанные наспех копии каких-то неизвестных фильмов, в просторечии называвшихся «суходрочкой»: женщины в этих фильмах щеголяли нагишом, а мужчины не снимали брюк даже в самые критические моменты, не только демонстрируя сексуальное мастерство, но и пропагандируя новый метод контрацепции. С точки зрения настоящей эротики эти фильмы были просто абсурдными, но в то время казались смелыми.

Фильм, который нам показали в тот вечер на яхте, был совершенно другим. Назывался он «Медленно спускаясь», а сделали его, как можно было заключить из редких диалогов, в Америке. Действие происходило в колледже совместного обучения, герои – ловкие парни и очень привлекательные, аппетитные девушки – полная противоположность худосочным актерам, запомнившимся мне по старым кембриджским лентам (почему-то врезалось в память, что они все время ходили в носках). Этот фильм не шел ни в какое сравнение со старыми также и по техническому исполнению. Актеры, не теряя времени, приступали к делу, и сразу после титров мы стали свидетелями красочного минета – черная девушка оказывала услуги очень способному блондину-Адонису. Софи вся напряглась и схватила меня за руку, когда этот эпизод завершился бурным оргазмом под аплодисменты публики.

Дальше сюжет развивался вяло – чтобы не отвлекать зрителя от главной цели этого фильма. Развлечения были на все вкусы. За минетом последовал акт обоюдного лизания, за ним – полное погружение, потом появились лесбиянки, к которым, накрыв их, присоединился один из преподавателей, как говорят французы, menage а troi.[53]53
  «Хозяйство» втроем (фр.).


[Закрыть] О ласках здесь не могло быть и речи. Каждый ход в этих сексуальных шахматах был тщательно продуман.

Несколько раз я оглядывался, чтобы посмотреть на реакцию остальных. Ева и Виктор, прижавшись друг к другу, смотрели на экран с демоническим напряжением, соломенная вдова – с унылой безучастностью, настоящей или напускной – сказать трудно. Генри встретил мой взгляд и скорчил рожу, что должно было означать: отличные шалости, не правда ли? Было бы ложью сказать, что это зрелище не производило на меня никакого впечатления, но оно действовало отнюдь не как стимулятор. Возможно, из-за дурацких, очень вялых диалогов, раздражавших меня как писателя. Напрасно искал я в героических схватках хоть намек на какие-то чувства – но все происходило чисто механически: один эпизод автоматически переходил в другой, и хотя Софи сидела, прижавшись к моему плечу, я почувствовал, что за сорок минут, пока шел этот фильм, что-то потеряно безвозвратно.

Когда снова зажегся свет, как и следовало ожидать, начался псевдоинтеллектуальный обмен мнениями.

– Вот на чем сейчас в кино делают деньги, и какие! – воскликнул израильтянин. – Вы представить себе не можете! Нам бы хоть кусочек от этого пирога!

Еще кто-то сболтнул какую-то глупость насчет высокого качества съемки. Характерно, что никто и словом не обмолвился о возбуждающем действии фильма. Возможно, из-за сексуальной пресыщенности эротические картины их нисколько не трогали. Только член парламента заметил:

– Интересно, как ухитряются эти ребята поддерживать мораль на высоком уровне? – Он был в восторге от собственной шутки, впрочем, как и все остальные.

– Вы думаете, что в какие-то моменты порнографические эпизоды могут заменить игру актеров? – спросил я его, но он явно не уловил сути вопроса.

Генри хвастливо заявил, что этот фильм «действительно лучший», давая тем самым понять, что он регулярно смотрит такие шедевры.

После фильма каждый замкнулся в себе, погрузившись в самосозерцание, усугубленное наркотиком, без малейшего проблеска разума. Я внимательно следил за Софи, ведь она приняла «махун», и в какой-то момент шепотом спросил:

– Ты в порядке?

– Великолепно! Ух! Вот бы притащить такой фильм в монастырь. Разумеется, контрабандой.

Предстояло еще четыре дня путешествия, и я впал в отчаяние.

Только через час я уговорил наконец Софи пойти спать. Едва она переступила порог, как у нее начались галлюцинации. Она то истерически хохотала, то впадала в трогательную задумчивость.

– У меня мысли скачут, – говорила она. – Выскакивают из бутылки.

– Из бутылки?

– Ну да. Я их храню в зеленой бутылке. Видишь, там, на стене? Поймай их скорее, а то летают по комнате!

– Милая, ты просто наглоталась этой дряни. Вот и все!

– Нет! Не говори так. – Она снова расхохоталась и теперь буквально сложилась пополам, как тряпичная кукла. Затем успокоилась и, подняв голову, посмотрела на меня как-то отчужденно. – Зачем ты погасил свет? Ты погасил его. Я не хочу сидеть в темноте.

Я подыграл ей – подошел к выключателю и сделал вид, что включаю свет.

– Никогда больше не оставляй меня в темноте.

Потом у нее начался настоящий бред.

– Музыка. Слышишь? Монахини запрещают музыку. Запрещают. Это так стягивает мне грудь, разве вы не понимаете? Святая Софи, мученица. Повтори пятьдесят восемь раз «воздает хвалу Деве Марии» перед завтраком. Вот они опять, они теперь на потолке. Как мне от них избавиться? Правда, я же так сделана, ты – глупая, холодная, завистливая старая королева.

Раздевшись, она бросилась на постель и сжалась в комок, словно испытывая стыд из-за случившегося.

– Трахни меня! – закричала она. – Трахни меня, как тот мужик в фильме!

Я подошел к ней, обнял и стал укачивать, как ребенка, который проснулся от страшного сна, но тело ее напряглось, как у вздернутого на дыбе, и я с трудом удерживал ее на постели.

– Не давай мне дотрагиваться до потолка! – кричала она.

Не представляя себе, как долго она может находиться в таком состоянии, я решил было обратиться за помощью к Виктору, но побоялся оставить ее одну. Мало-помалу она затихла и лежала, не двигаясь, уставившись в одну точку, потом, наконец, провалилась в сон. Я просидел около нее всю ночь, охваченный своими страхами.