Текст книги "Мария (СИ)"
Автор книги: Борис Ярне
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)
Глава 1
Больше не в силах сдерживать напряжение, до судорог сковавшее всё тело Генриха, он решил развернуться к окну и покончить с видением. Через силу вобрав воздуха в легкие, он медленно развернулся. Прямо перед ним в окне зияла зловещая чёрная пустота, выплескивающая тьму из-под капюшона. Это был чёрный всадник. У Генриха перехватило дыхание, в глазах померкло, он ощутил жуткое головокружение, и в одно мгновение рухнул на пол, выпустив из рук меч.
Только тьма, бесконечная тьма и оглушающая тишина. Не хватает воздуха. Нечем дышать! Становится нечем дышать! Тело покрылось потом. И холод, ото всюду веет холодом. Откуда же этот жар внутри? Музыка, это музыка или это в ушах шелестит ужас? Щебет птиц. Откуда щебет? Нечем дышать! Холод! Жар! Крик…
Он открыл глаза и принялся жадно хватать ртом воздух. Было светло. За окном щебетали птицы. Он был покрыт потом. Что это было? В дверь постучались.
– Витя, с тобой все в порядке? Я войду?
– Да, мама, все хорошо, можешь войти, – хриплым голосом проговорил Виктор.
– Мне показалось, я услышала крик. – Мать спешно вошла в комнату Виктора и присела возле него на стул. – Ты как себя чувствуешь?
– Мама, это был сон, – еле шевеля губами, произнес Виктор.
– Ты весь в поту. Дай пульс пощупаю.
– Мама, все хорошо.
– Ты когда к врачу соберёшься?
– Зачем, мама?
– Я же вижу, что с тобой что-то не так. То у тебя голова кружится, то ты дышишь тяжело, то от ужина отказываешься…
– Мама. – Виктор приподнялся на кровати. – Это возрастное. Ничего страшного в этом нет. И к какому врачу ты собиралась меня отправить?
– Я бы провела комплексное обследование. Ты же с детства такой слабенький, болезненный. Спортом не занимался.
– Очень хорошая рекомендация от родной матери, – смеясь, заметил Виктор. – Просто комплимент мужчине к его двадцатипятилетию. И, если ты не забыла, я шахматами занимался. И стал кандидатом.
– Для здоровья это очень полезно. Ну, скажи, ты в порядке? Что с тобой сейчас произошло?
– Я же сказал, сон какой-то странный приснился.
– С тобой раньше такого не было.
– Я же говорю, возрастное.
– Ну, тебя. Что за сон?
– Мам, лучше не спрашивай, я его сам ещё не переварил. К тому же, он был страшный, я бы даже сказал, ужасный, а тебе нельзя волноваться.
– Ох, дитё дитём. Поднимайся. Через двадцать минут семейный субботний завтрак готов будет.
– Блинчики?
– Угадал.
Наскоро собравшись, приняв душ, Виктор вышел к завтраку.
– Что там с тобой стряслось? – спросил его отец.
– И тебе доброе утро! Папа, и ты туда же? Хочу напомнить, что мне не пять лет, а двадцать пять. И ничего со мной не случилось. Переволновался накануне – долго бумажки для суда по стопкам раскладывал, вот и приснился кошмар.
– Жениться тебе пора, – вставила мать. – Так и не обзавелся ещё?
– Мама! – возмутился Виктор.
– А что? Уже полгода прошло, как ты с Оксаной порвал после двух лет. И ведь, так ничего толком и не рассказал. Мы твои родители, это я напоминаю, и о своих душевных ранах можешь нам рассказать, поделиться.
– Никаких душевных ран, поверь. Где блинчики-то? – парировал Виктор.
– А любовь? – вмешался отец.
– Пап, ну, честное слово, не очень я люблю на такие темы разговаривать. Любовь? Что это? Я помню в школе, даже в институте, особенно на первых курсах, меня будоражило при виде какой-нибудь девочки, не важно, сходился я с ней или нет, я что-то чувствовал, что-то колотилось вот тут, – Виктор постучал по груди. – Оксана?
– Да, что Оксана? – поинтересовалась мать.
– Служебный роман, который романом сложно назвать, поскольку… Ну, ничего не колотилось, просто вокруг ни у меня, ни у неё никого не было. Что это, преступление, или как-то неправильно мы поступали друг с другом? Хорошая девушка, могло что-то быть, но не вышло. А ждать? Какой смысл. Нет этого в груди, или ещё где, нет. Не могу же я насильно это вколачивать.
– Ну, а другие? – серьёзно спросил отец, после чего тут же улыбнулся.
– Что я могу сказать? Не пользуюсь я популярностью у женской части человечества, – смеясь, ответил Виктор.
– Эх, сынок, – вздохнула мать. – Я думаю, ты слишком хороший, слишком добрый, мягкий, и себе на уме.
– Мама, ты с утра меня просто поливаешь комплиментами.
– Нужно быть жестче, напористей, уверенней в себе, – не унималась мать.
– Для кого, мама?
– Да для кого-нибудь, той, кто тебя сразу заметит.
– А я для начала никого не должен заметить?
– Сынок, извини, но с твоей инициативностью…
– Ладно, мать, – прервал отец. – Это дело наживное, приходящее. Никак ты это не спрогнозируешь. Человек хороший и этого достаточно. Вот работа тебя, я вижу, не очень-то увлекает.
– Это верно, пап. Мы об этом уже не раз говорили. Это, думаю, также дело наживное и приходящее. Раз в детстве я не стремился стать космонавтом, пришлось пойти туда, куда вы посоветовали. Что я и сделал, и достаточно неплохо закончил Юридический факультет. Я не рвусь к звездам, папа.
Отец молчал.
– Не могу же я насильно вбить себе в голову мечту, или цель. Не получается. Я более чем уверен, большинство людей находятся в той же ситуации. Они просто живут. Живут в свое удовольствие.
– И что же ты хочешь, Виктор, только честно?
– Я хочу просто жить. И не просто жить, а живя, приносить пользу тем, кто рядом со мной, работая, приносить пользу тем, кому моя работа нужна, какой бы она не была. Юрисконсульт? Что ж, значит так и будет пока. Ты же знаешь, я юриспруденцию не считаю, ни наукой, ни, честно, не в обиду вам, потомственные юристы, более менее, достойной профессией. Но и в ней можно быть достойным, достойно выполняя возложенные обязанности. Я просто хочу быть полезен.
– Хороший ты парень, права мать, – ласково произнес отец. – Что ж, утренняя беседа родителей с сыном прошла успешно. Предлагаю, наконец, приступить к блинчикам. Никто не против?
– Но о женитьбе ты задумайся серьезно, – не унималась мать.
– Мама! – воскликнул, смеясь, Виктор. – Папа, заступись. Я три года, как институт закончил, год, как в Арбитражном суде работаю. У меня за душой ни гроша.
– Не в этом дело, Витя.
– Мама, ну хватит. Как только я встречу женщину мечты, я тебе тут же сообщу.
– Кстати, Вить, а ты когда в отпуск собираешься? – спросил отец. – Год прошел, я не помню, чтоб ты ходил.
– Да могу, хоть сейчас взять. Середина мая не самое лучшее время, конечно.
– Через неделю Иришка из Воронежа на выходные приезжает к подругам, я пообещал её родителям, что ты проведешь ей экскурсию по Москве. Если ты ещё помнишь свою двоюродную сестру.
– Помню, конечно. А что это она под конец учебного года, перед выпускными экзаменами решила приехать?
– Мосты наводит. Ей же поступать летом, вот к своим старшим подругам и хочет заскочить на консультацию.
– Иришка девка пробивная, – заметила мать.
– Мама, это опять в мой огород, – Виктор смеялся.
– Да брось ты. Давайте на блинчики налегайте.
– В следующие выходные? Только на выходные?
– Да, а что?
– На выходных-то я её итак свожу, куда она скажет. А отпуск…
– Возьми отпуск, сынок, отдохни. Мне совсем не понравилось сегодняшнее утро. Я теперь спать спокойно не смогу. И о враче подумай.
– Мама! Так мне о врачах или о женах думать? Возьму. Две недели и я в отпуске. Без врачей.
– Витя!
– Мама!
– Да хватит вам уже, – вмешался отец. – Ты сегодня что делать собираешься? Это я так спросил, из любопытства.
– Погода шикарная. Прогуляюсь куда-нибудь, – ответил Виктор.
Виктор был единственным ребенком в семье. Родился он слабым и хрупким, все детство болел, больше обычного, поэтому родители с самого его рождения оберегали его, как могли. Из-за слабого здоровья мать категорически запрещала ему посещать какие бы то ни было спортивные секции, подразумевающие силовые нагрузки, это после она уже журила сына за то, что тот нигде ничем не занимался, нигде, кроме шахматного кружка. Однако маменькиным сыночком назвать его нельзя. Он был достаточно самостоятелен и ответственен. Душой компании он никогда не был, но его всегда были рады видеть в любой компании. Он был настолько добр и отзывчив, что никто и нигде, ни в школе, ни в институте не мог сказать о нём ничего дурного. Кроме всего прочего он был честен и порой настолько прям, что спорить с ним не имело никакого смысла. Что-то притягивало к нему, какая-то врожденная теплота. На вопрос о том, какой он, любой, кто его знал, ответил бы категорично: «Хороший человек. Самый хороший человек». Даже школьная шпана никогда его не трогала, – его уважали за его честность, открытость и готовность всегда прийти на помощь.
И да, у него не было жизненной цели, кроме той, что заключается в желании приносить помощь. Кто знает, возможно, это даже гораздо значительнее стремления открыть новую планету или стать знаменитым артистом. Ему не раз говорили, что юриспруденция это не его конек, и что ему нужно было пойти учиться на врача, подразумевая его врожденное участие к людям, но следуя советам родителей, которых он очень ценил и уважал, он пошел по их стопам. И не важно, где быть хорошим человеком. А это такая редкость, где бы то ни было.
У Виктора была страсть – искусство и литература, в особенности, поэзия. В его комнате стоял огромный книжный стеллаж, до отказа забитый книгами. Он мог читать сутками напролет, читал он всё, и если это были стихи, то понравившиеся он заучивал сразу же. Любил он рассматривать альбомы по искусству и архитектуре, изучал особенности архитектуры разных городов. Особую любовь он испытывал к Санкт-Петербургу, бывать в котором ему приходилось неоднократно. Он мог бродить по его улочкам сутками. Москва, возможно, потому, что он тут родился и вырос, не вызывала в нем такой страсти, тем не менее и её улицы не оставались без его внимания. Вместе со всеми музеями и галереями, посещение которых он считал обязательным и регулярным. Он был уверен, что рассматривая шедевры живописи, он впитывает в себя их красоту и загадочность гения. Он был романтиком, как не смешно это звучит в наше время.
Выходные он посвятил прогулкам по центру Москвы и посещению Пушкинского музея, представившего выставки нескольких зарубежных художников. В первый день, в субботу, он так устал за день, что придя домой, наскоро поужинав и даже не почитав перед сном, он завалился в постель и тут же уснул. И лишь в воскресенье вечером, уже улегшись в кровать, он вспомнил о сне, виденном позапрошлой ночью. Он никак не мог восстановить его картину, даже не картину, а ощущения самого сна, ощущение невиданного доселе страха. Ведь, кроме страха во сне ничего не было. Как можно было увидеть страх? Тьма, холод, озноб, жар и глухой шум. Больше ничего не было. Но это был именно страх. Из прошлого? Из будущего? Последствие чего-то неведомого или предчувствие чего-то. Страх… Размышляя, Виктор долго не мог заснуть. Ему казалось, что он уже не сможет спать, пока не разгадает тайну ощущения сна. Тайну ощущения страха. Тайну этого страха, его природу.
Генрих очнулся от стука в дверь. Он обнаружил себя, лежащим на полу. Рядом, в пробившихся через окно лучах утреннего солнца сверкало лезвие его меча. С трудом поднявшись, он направился к двери. Подойдя, он остановился и прислушался к шуму, доносившемуся из-за двери и, судя по всему, уже распространившемуся по всему замку. Генрих невольно опустил голову. Он понял причину шума и суеты. Медленно отворив дверь, он встретился с заплаканным лицом его служанки, Марты.
– Господин… – начала она.
– Я знаю, – тяжело выговорил Генрих.
– Ваш батюшка, – не слушая его, продолжала Марта, – он… Храни господи его душу… Ночью он преставился. О, Генрих, пойдемте, я провожу вас к вашей матушке. Ей нужна ваша поддержка.
Генриху казалось, что он попал в туман. Толи слёзы заволокли его глаза и не отпускали их, толи переполох в замке создавал такое ощущение.
Мать сидела на коленях перед кроватью мужа.
– Матушка, – тихо произнес Генрих.
– Сын! – мать вскочила, бросилась в его объятья и разразилась рыданием.
«Чёрный всадник забрал его», – хотел было сказать Генрих, но к его изумлению, мать его опередила.
– Чёрный всадник забрал несчастного, – сквозь слёзы простонала мать.
– Матушка, что вы такое говорите? – воскликнул Генрих.
– Да, милый, это нечистая сила, та о которой твой отец твердил в первый год своего возвращения из Святой земли. Господь покарал его, его и его брата, Альберта.
– Но почему вы так думаете, матушка?
– Ты многого не знаешь, сын. Ты не знаешь, что они творили в походах. Нечистый забрал их. Дьявол возложил свою длань на наши места.
– Я думал…
– Молчи, сын. Довольно горя. Нас испытывали всё то время, что твой отец молчал, отца испытывал, и наконец, прибрал его к себе.
– Зачем ты это говоришь, мама?
– Не говори этого никому, сынок. Никому. Ты чист душой. Оставайся таким, не дай Дьяволу завладеть ею. Отца отпоют и похоронят. Всё будет, как следует, как и должно быть у честных христиан. Боже мой! Боже мой! Мессу проведём в церкви. Нам помогут всё организовать. Ты иди, побудь один. Тебя позовут…
– Но мама, можно… – Генрих хотел подойти к покойному, но мать не пустила его.
– Да убережет тебя господь. Ступай.
Генрих повиновался и направился к себе.
– Генрих! – окликнула его мать, – теперь ты глава дома, барон Траубе.
– Да, матушка, – Генрих склонил голову.
Глава 2
Порыв теплого майского ветра толкнул форточку на пятом этаже могущественного ведомства, заставив выглянуть в окно и бросить строгий взгляд на Лубянскую площадь и кружившие по ней автомобили. Дела неумолимо развернули взгляд обратно, вглубь кабинета.
– Проходи полковник, что повис в дверях, как какой-то курсантик, – скомандовал генерал Корнеев.
̶ Здравие желаю, товарищ генерал! – полковник Железнов бодро вошел в кабинет и встал возле стола, напротив генерала.
̶ Присаживайся. Что привело тебя в столь неурочный час? Отчет я от тебя ждал только через неделю.
– Прошу прощения, товарищ генерал, непредвиденные обстоятельства.
– В чью пользу?
– Не в нашу, к моему глубокому сожалению.
– Мне стоит волноваться?
– Товарищ генерал…
– В какой сфере течь?
– В финансовой.
– Черт возьми, Железнов, тут-то что не так? Операция через четыре месяца. Твои буржуи денег откопать не могут?
– Деньги есть. Проблема возникла с их перекачкой.
– Говори русским языком, я в этих экономических лабиринтах ни черта не смыслю. В двух словах.
– Я, признаться, товарищ генерал, тоже не финансист, у нас для этого целый штат, но в двух словах это выглядит так. Есть наш банк, в который деньги поступают каким-то там хитрым образом, не буду вдаваться в подробности, через два банка. Банк первый – коммерческий банк АО «Исток», второй АО «Аркада».
– Название первого символично. Нарочно подбирали?
– Нет, товарищ генерал.
– Продолжай.
– В каждом из этих банков под видом обычных клерков посажены наши люди, что собственно и позволяет нам осуществлять оперативное реагирование…
– Продолжай.
– Они, разумеется, прослушивают…
– Продолжай.
– Наш человек из «Истока», похоже, решил вильнуть в сторону.
– Твои люди, Железнов!
– Я готов нести ответственность, но ситуация требует немедленного разрешения.
– Продолжай.
– Наш крот решил отжать у банка некую информацию без нашего ведома.
– Как мы об этом узнали?
– Люди в обоих банках изолированы друг от друга, – продолжал Железнов.
– То есть?
– Их функционал не подразумевает взаимодействие и какое-либо вмешательство во внешние операции.
– Поясни.
– Человек из «Истока» ничего не знает об «Аркаде», как человек из «Аркады» об «Истоке». Я имею в виду, как об инструментах, необходимых для функционирования нашего банка. Они отчитываются исключительно по поставленным перед ними задачам. То есть, о связи между этими двумя банками, рассчитанную на наш банк, они ничего не знают.
– Это я понял. Но эти банки взаимодействуют между собой вне зависимости от наших потребностей?
– Конечно, поэтому, в частности, они и были взяты в разработку.
– Итак, как вы узнали?
– Руководство банка «Исток» обратились в ГУЭБ.
– Вашу мать!
– Нами была перехвачена информация, и наши коллеги из министерства любезно передали дело в наши руки, известив об этом руководство банка.
– Почему я узнаю об этом только сейчас, полковник?
– Необходимо было в максимально сжатые сроки забрать у МВД дело. Прошу прощения, товарищ генерал, время не позволило. Риск мог увеличиваться каждую минуту. С министерством все улажено.
– Но как вы объяснили банку, что дело должно находиться в нашем ведомстве.
– Мы не объясняли. ГУЭБ поставил банк перед фактом. Им, по большому счету, нет до этого никакого дела. До тех пор…
– Пока они не поймут, что человек, которого они взяли, это наш человек. Он молчит?
– Насколько мне известно, да. Он задержан службой безопасности банка, и они держат его у себя.
– Что за черт! Они имеют на это право?
– К нашему сожалению, да. У них есть для этого соответствующая лицензия и договоренность с МВД.
– Что еще за лицензия? Откуда это все берется? И при чём тут МВД, если дело ведем мы?
– Деликатная ситуация, не хотелось бы увеличивать напряжение.
– Так, ладно, мы делали запрос на его выдачу в наши руки?
– Нет, товарищ генерал. Из опасения вызвать подозрения. Наш крот не полный идиот, и понимает, что он итак хорошо попал, а если он ещё себя и выдаст относительно нас, то ему лучше там и удавиться.
– Меня не успокаивает ваш оптимистический настрой. Давайте прервёмся. Ситуация не позволяет завершить начатое?
– Так точно, товарищ генерал. До выяснения обстоятельств банк заморозил текущие сделки.
– У нас есть страховочные варианты?
– Разумеется, но в запасе у нас месяц, а этого крайне не достаточно.
– Я тебя понял, полковник. Надеюсь, ни в министерстве обороны, ни, тем более, выше, ничего об этом еще не знают.
– Конечно, товарищ генерал.
– Хорошо. Я выкачу им это сам. Ладно, это мое дело. Продолжай. Так, стоп, а что за информация, из-за которой все разыгралось?
– Смутная. Выясняем.
– Давай дальше.
– Пока с руководством банка мы провели только одну встречу. Необходимо было выяснить, что с этой информацией собирался делать наш человек.
– Удалось выяснить?
– Удалось, но не у банка.
– Интригуешь, Железнов.
– По относительно удачному стечению обстоятельств, данные он намеривался передать сотруднику банка, с которым «Исток» плотно работает.
– Пугаешь, полковник. Аркада, или как там его?
– Совершенно верно. Он вышел на клерка, с которым привык работать, и предложил ему сделку. Предложил ещё до того, как выкрал данные.
– Я продолжу за тебя, полковник. А того клерка, как и всех в банке, прослушивал наш человек из этого банка, и, выйдя на него, предложил ему перекупить информацию?
– Верно, и поступил он более корректно по отношению к своему ведомству, сообщив нам об этом. Разумеется, о продавце он ничего не знает, как и не знает о том, что это, собственно, за информация. Толком не знает.
– А зачем он тогда этим занялся? Инициативный товарищ!
– Ну, в общих чертах он рассказал о том, что это некая программа, разработанная управлением стратегического планирования банка «Исток», позволяющая многократно увеличить, я тоже не финансист и путаюсь в терминологии, эту, доходность, или… ну да, похоже, увеличить прибыль… Многократно…
– Полковник. Железнов Вадим Николаевич.
– Да, товарищ генерал?
– Ты, дорогой, заработался, я гляжу. Ты не мог с этого начать?
– Прошу прощения.
– Нам нужна эта информация, мать твою! Это может быть позволит решить проблему, которую ты создал, без помощи твоей цепочки банковской. Тьфу ты, господи! Идеальный вариант состоит в следующем. Первое – мы получаем эту информацию, второе… Нет, это все должно произойти параллельно. Вытащить нашего человека, не засветив его… Стоп.
– Именно, товарищ генерал, если «Исток» узнает покупателя, ситуация может только ухудшится. Под покупателем я подразумеваю нашего человека из «Аркады», которого этот клерк сольет без промедления, как только на него надавит СБ банка, того или иного.
– Так, покупателя «Исток» не знает?
– Не знает, конечно.
– Допустим, пусть это будет частное лицо, не имеющее отношение к «Аркаде». Мы замкнем цепочку на нём.
– Прошу прощения, товарищ генерал, каким образом?
– Не мне тебя учить, полковник. Во время передачи данных может всякое произойти.
– Но как организовать передачу. «Исток» категорически не хочет выдавать крота до выяснения обстоятельств.
– Тебе не кажется, что они что-то подозревают?
– Вполне вероятно, хотя повода им никто не давал.
– Даже если это и не так, что, надеюсь, вернее первого утверждения, они очень ценят эту информацию, и не намерены рисковать даже при нашей страховке и разработанной операции по передаче. То есть, из крота они хотят вытянуть всё. Думай, полковник, как устроить передачу, как их уговорить на это, как сделать так, чтобы о конечном покупателе никто не узнал, и как заполучить эту программу.
Железнов тяжело вздохнул.
– Ты можешь не вздыхать. Просто представь, сколько голов полетит, что с Министерства обороны, что с нас. И поставь в известность, ладно, я сам собирался. Бутыгину сообщу. Пусть придумают пути отхода, если что. Он не дурак, и раньше времени вверх это не пойдет. А так, возможно, свои ресурсы у них есть, поделятся. Сам понимаешь, мы хоть и разработчики операции, а ниточка в Кремль от них протянута. Уффф. Так хреново, что даже орать не хочется. Свободен. У тебя… Да нет у тебя времени. Решай вопрос. Обо всех действиях тут же докладывать.
– Есть. Разрешите идти?
– Ступай. Я бы даже сказал, беги. Отставить. Подожди.
– Да, товарищ генерал.
– В банке тебе не сказали, крот-то наш в курсе, что дело ведем мы? Или я уже спрашивал…
– Нет. Я не стал на этом заострять внимание.
– Правильно сделал, но лучше бы он об этом узнал. Так он сдаст покупателя, думая, что у нас все под контролем, и, возможно, те согласятся на организацию передачи. Пока я вижу только один способ замести за собой. За тобой.
– Но не факт, что они разморозят сделки…
– Может, попросить у них денег безвозмездно для вторжения в одно – два государства. Не очень смешно? Ладно, ступай, думай. Думай!
