Текст книги "Повести о Ромео: Воин"

Автор книги: Борис Сапожников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

Боль пронзила всё тело и мир померк, как когда-то, в узком ущелье.

* * *

По телу распространялось животворное тепло, я чувствовал, как затягивается глубокая, почти смертельная, рана и ещё одна, практически царапина. Сабля Тэнгэ-богатура разрубила меня от плеча до середины груди, разрубленное древко частично отклонило её полёт и сердце не пострадало, хотя одно лёгкое было разорвано в клочья. Лишь благодаря этому мне удалось протянуть до того, как подоспел Чо, с риском для жизни исцелявший солдат и воинов прямо на поле боя. Именно он спас и меня, и израненного Са, до последнего рубившегося с каганам, не смотря на не один десяток полученных ран, и ещё не один десяток человек.

Когда я открыл глаза, то в первый момент мне показалось, что увидел призрака – настолько измождённым было лицо Чо, и так не блиставшего особенно здоровым цветом лица. Сейчас же на его лице единственной живой деталью были глаза, горевшие каким-то лихорадочным огнём. Интересно, чего стоит ему использование Белого лао? Наверное, лучше и не задумываться.

– Как идут дела? – произнёс я первым делом, садясь на лежаке в одной из не пострадавших от огня фан-цзы. – Что с каганами?

– Самое время интересоваться, – ко мне подошёл полководец У в помятых доспехах и кровью на лице и броне. – Как бы ты ни старался, тяньган, мы отбили их атаку. Но знаешь скольких жизней нам это стоило? Если б не мастер Чо и другие мастера Белого лао, врачевавшие людей прямо на поле боя… – Он оборвал сам себя и сделал короткий знак своим людям, стоявшим у него за спиной. – Отправляйся к своему минскому предателю.

Как я и ожидал меня кинули в сырой подвал, где уже сидел Шинь. Он ничего не зал ни о нападении каганов, ни о его исходе, – ни полководец, ни сторожившие подвал люди не собирались оповещать его о "надземных", как он выразился, делах. Да уж, в чувстве юмора бывшему чиновнику не откажешь. Я вкратце поведал ему о нападении и том, что по словам полководца У мы сумели-таки отбить его, не забыв добавить, что возглавлял степняков, по всей видимости, Тэнгэ-богатур.

– И что теперь? – спросил у меня Шинь, дослушав рассказ.

– Остаётся лишь надеяться на возвращение Циня – нашего нового предводителя, – пожал плечами я. – Правда полководец У может казнить нас до этого, хотя после нападения у него слишком много дел. Может быть, за этими заботами у него не дойдут до нас руки. Но надежд на это слишком мало, полководец У ничего не забывает, особенно людей, которых ненавидит так сильно, как меня.

Так оно и оказалось. На следующее утро нас вывели из подвала двое воинов с измождёнными лицами, они явно не спали с самого боя. Ни плахи, ни виселицы поставить не успели, видимо, казнить нас станут прямо на земле. Вот такие странные мысли бродили у меня в голове, пока меня вели к здоровенному солдату с громадным топором, отчего-то напомнившего мне того, кто спас мне жизнь, взобравшись на разбитую баррикаду.

– Предатель Вэй-ли, – начал короткую речь полководец У, – и его пособник Шинь – чиновник приказа императорского спокойствия, вы обвиняетесь в организации нападения на Боян-Обо войск каганов. Вы приговариваетесь к смертной казни. Приговор буде приведён в исполнение немедленно.

– Прошу прощения, – встрял Шинь, – но приговор не может быть вынесен без суда.

– Округ находится на военном положении и судопроизводство идёт по упрощённому варианту. – Полководец У оказался столь же подкован в правовых вопросах. – Я – комендант Боян-Обо и властью, данной мне покойным предводителем до возвращения его сына, я приговариваю вас к смертной казни.

– Не прикопаешься, – буркнул Шинь.

Нас подтолкнули к палачу и по сигналу полководца У Шиня принудили опуститься на колени.

– Остановитесь! – раздался окрик. – Остановите казнь!

На площадь, превращённую временно в лобное место, вылетел Цинь на разгорячённом коне. Он остановил его и обратился к полководцу У:

– Что ты творишь? По какому праву казнишь Вэй-ли и этого человека? – Под "этим человеком" он подразумевал Шиня.

– Я – комендант Боян-Обо, – ответил полководец. – Ваш отец наделил меня этой властью.

– А где он сам?

Все начали опускать глаза и Цинь догадался в чём дело. Он переводил неверящий взгляд с одного лица другое, пока полководец У не сказал:

– Он скончался третьего дня. Теперь вы – наш предводитель.

Цинь спрыгнул с седла.

– Отпустите обоих, – тусклым голосом бросил он. – Вэй-ли всё делал по приказу отца, в детали были посвящены только я, он и сам Вэй-ли.

– Но они навели на нас каганов, – попытался возмутиться полководец У.

– Я разберусь в этом деле сам, – ответил Цинь. – А пока они свободны.

Нас приютили у себя Сандзо сотоварищи, занимавшие не пострадавшую фан-цзы (таких, к слову, было немного). И вновь я столкнулся с тем, что делать мне было абсолютно нечего. Повсюду кипела работа, восстанавливали сгоревшие дома, собирали людей, подсчитывали потери. Чо постоянно пропадал в импровизированном госпитале вместе с остальными мастерами и подмастерьями Белого лао, возвращаясь оттуда он становился всё более похож на призрака, однако с самого утра уходил снова.

– Его призвание лечить людей, – сказал мне Сандзо, маявшийся бездельем как и все остальные, – любой ценой. Мастера Белого лао не щадят себя, дабы исцелить как можно больше людей.

– Были б мы все такими, – мрачно заметил Шинь, – и никаких войн, ни восстаний, ни сражений… – Он замолчал.

– Мечты, мечты. – Я откинулся на стенку фан-цзы, забросив руки за голову. – Какая жалость, что они настолько несбыточны.

Обещанного разбирательства не произошло. Циню было не до того, потому что начались такие события.

Несколько дней спустя к нам заявились представители объединённого движения сопротивления каганам. Наконец, предводителям почти всех банд, воюющих с минцами, удалось договориться. Оказывается, они знали о нападении каганов и теперь к нам на помощь спешили их отряды.

Я присутствовал на аудиенции, на которой Цинь принимал этих представителей. Не смотря на разгром, царивший у нас, он умудрился обставить этот приём воистину по-императорски. Он восседал на единственном уцелевшем кресле с высокой спинкой, облачённый в самое роскошное одеяние, что смогли отыскать, а поверх него – вполне боевой доспех, на поясе – меч, на голове – шлем, более похожий на корону. Настоящий император, ни дать ни взять.

На представителей повстанец он произвёл неизгладимое впечатление, те так и жались к стенам, бросая взгляды то а Циня, то на два ряда воинов полководца У, выстроившихся по обе стороны от кресла, однако произвести такое же впечатление на их предводителей навряд ли удастся, по крайней мере, на всех.

– Мы благополучно отбили атаку каганов, – сказал Циня, – однако благодарим своих верных слуг за ту помощь, что они были готовы оказать нам. Мы с радостью примем всех, кто готов противостоять предателям из дома Мин с оружием в руках, с двойной же радостью тех, кто делает это уже сейчас. Так и передайте своим предводителям.

Ошеломлённые посланцы и слова вымолвить не сумели, даже не подумав высказать требования людей, приславших их. Так они и ушли, озираясь по сторонам и, похоже, так и не отойдя от зрелища столь блистательного императора в такой глуши.

На день прибытия предводителей восставших Цинь назначил свадьбу с прекрасной Юнь из дома Мин. Он объявил, что две династии отныне объединены и все остальные члены правящего дома – предатели, незаконно владеющие троном Цинь-о-хая.

Свадьбу обставили столь же шикарно, как и приём представителей. Священный союз двух людей скреплял не кто иной, как Сандзо. Жених и невеста были красивы, как никогда. Юнь в церемониальном одеянии цветом своего дома и Цинь в лёгком, но отнюдь не парадном доспехе и с мечом на поясе.

Мне хватило одного взгляда на принцессу, чтобы понять – моя любовь, и вправду, умерла, как обещал лжемонах Ши, он же загадочный адрандец Делакруа. Да, она была бесспорно очень красива, но больше сердце трепетало от одного взгляда на принцессу и не хотелось придушить Циня своими руками за одно то, что он рядом с нею, он, а не я. Спасибо тебе за это, Делакруа.

Не то узнав от своих посланцев, не то просто пытаясь произвести впечатление на будущего союзника, прибывшие предводители были также шикарно, однако же подчёркнуто по-военному, одеты, даже единственная среди них женщина. Все носили лёгкие доспехи, практически все – при мечах, лишь двое носили иное оружие. На поясе одного висела пара шуанов, по ним я опознал в нём Тонга Два Топора; единственная же женщина не была вооружена, что не делало её менее опасной чем остальные – Ксинг Смертоносная Красотка в совершенстве владела приёмами нескольких стилей рукопашного боя, к тому же в её арсенале было множество разнообразных хитрых вещиц, зачастую замаскированных под совершенно тривиальные, вроде спиц или заколок. Первым к алтарю подъехал самый крупный из всех – могучий воин в воронёных доспехах и с двуручником за спиной. Лонг Большой Меч.

– Вы могли бы и предупредить нас и свадьбе, – сказал он, спрыгивая с седла и отвешивая Циню и его невесте глубокий и изящный поклон. – Мы бы приготовили подарки.

– Прошу прощения, господа, – ответил ему Цинь, – но лучший подарок для меня и моей невесты – это сам факт вашего появления. А теперь прошу вас быть гостями на моей свадьбе, до окончания церемонии и праздника по её случаю переговоров не будет.

– Мы понимаем, – усмехнулся красавчик Занг, один из самых могущественных предводителей, отличавшийся тем, что всегда вёл себя, как на приёме у императора. – И, думаю, я выскажусь от лица всех нас, когда скажу, что мы с удовольствием принимаем ваше приглашение.

Глава 7

Мгновенной победы, после объединения, конечно, не последовало, однако совместными усилиями мы начали выдворять каганов из нашей страны. Многие и многие чиновники присягали на верность «подлинному императору Циню V», передавая под командование его «верных полководцев» войска, которые не успевали уйти с каганскими военноначальниками или же по своей воле становились под наши знамёна.

Поначалу мне не очень-то верилось в то, что абсолютно все вчерашние предводители повстанческих банд как один встанут под руку новоявленного императора, даже не смотря на то, что они шли ему на помощь. Многие из них и не помышляли о свободном Цинь-о-хае и сражались против каганов они скорее для собственной наживы, а не за благородные идеи, коими руководствовался наши предводитель Цинь и его отец. Однако, дело в том, что кандидатура Циня устроила всех предводителей, не желавших делиться властью с вчерашними конкурентами и едва ли не врагами. Главная беда в том, что единство их могло продлиться лишь до окончания войны. Но об этом думать ещё рано, надо выиграть последнюю, решающую битву.

… Мы собрались вокруг отличной карты, нарисованной на листе рисовой бумаги. Синим на ней был заштрихованы провинции и округа лояльные нам, красным – каганам. Последних было, к слову, всего ничего, что ни могло не радовать. На этом стратегическом совещании присутствовали кроме Циня, полководца У и мастеров Чжоу и Чина (ну и конечно, меня), ещё все новоявленные полководцы нашей армии – Тонг, Ксинг, Лонг и Занг, предводители повстанцев рангом (в их обществе, живущем по непонятным для меня законам) сюда не пригласили, они командовали соединениями на местах.

– В руках каганов, – произнёс Тонг Два Топора, – фактически осталась только Лысина святого. – Лысиной святого называлась равнинная местность, преимущественно степь, очень похожая на родину каганов, где было, к тому же, сложно устраивать им "сладкую жизнь", как выражалась Ксинг, не ведавшая равных в искусстве партизанской войны. – Они стягивают армии туда, готовятся к атаке на контролируемые нами провинции.

– Хотят ударить по Ван-Мину, – заметил Цинь. – Эта провинция богатейшая из тех, которыми мы владеем, без неё всё наше восстание может провалиться.

– Это понятно, – вздохнул мастер Чжоу, – однако каганы, видимо, сами того не понимая, заманили себя в ловушку. Они провоцируют нас на решающее сражение, однако не понимают, что Лысина святого – идеальное место для их разгрома.

– Как это? – не понял Тонг. – Это же сплошная степь, там будет где разгуляться их знаменитой коннице. Если мы примем бой там – нас просто раскатают по всей Лысине.

– Ты ошибаешься, – покачал головой мастер Чин. – Видишь вот эту отметину на карте? – Он указал на белое пятно в северной части Лысины святого. – Это засохшее озеро, фактически, корка соли над ядовитой водой. Копыта каганских коней разобьют её и они просто провалятся, их атака сорвётся. Когда же остановится их лава, мы контрударом покончим с ними.

– Славный план, – усмехнулся Занг, – но только в общих чертах, но над деталями ещё работать и работать.

– Вы все так уверены в глупости каганов, – заметил Лонг Большой Меч. – Они могут запросто заманивать нас в ловушку, давая нам подумать, что в ловушке они.

– Нельзя отрицать эту возможность, – кивнул Занг, – однако я для этого и сказал, что нужно работать над деталями. Для этого их разрабатывают, учитывая все возможные варианты.

– Не надо учить нас стратегии, – отмахнулся полководец У. – Мы знаем её не хуже тебя.

– Частности, – бросил Тонг, – а мы здесь именно стратегию обсуждаем. Надо решить, что делать – оборонять ли Ван-Мин или же атаковать каганов на Лысине святого.

Споры в тот день продлились до самого вечера, однако уже после захода солнца решили двигать все войска к Лысине святого.

Я стёр с лица крупные капли пота, стекающие на глаза. Под ногами хрустела корка соли, под которой, по словам мастера Чина, скрывались несколько дюймом ядовитой воды, впитавшей столько гадости, что и глотка хватит, чтобы прикончить здорового человека. От этого становилось как-то не по себе. Хорошо бы наша ловушка сработала, а то лежать здесь, медленно растворяясь в той дряни, что плещется под коркой соли, как не очень хочется.

Напротив нас выстроились каганы, сдерживавшие своих хоть и низкорослых, но довольно горячих лошадок. Битва будет страшной. С нашей стороны было двадцать с лишним тысяч человек, в основном пехота и лучники, что послужило каганам дополнительным стимулом для немедленной атаки, считавших, что они растопчут нас одним могучим навалом своей обычно несокрушимой лавы, насчитывавшей, как сообщали мои коллеги по "ночному воинству", не меньше тридцати пяти тысяч конников и десяти тысяч пехотинцев. Им казалось, что при более чем двукратном численном преимуществе, победа у них в руках. В общем-то, так оно и было, но только в теории, наша же задача опровергнуть эту теорию практикой.

Сколько длилось это затишье перед бурей, готовой разразиться, не знаю. Мы смотрели на каганов и прочих минцев, они – на нас, все ждали. Кто-то молился, кто-то шептал сквозь стиснутые зубы проклятья непонятно в чей адрес, кто-то, как и я, молча глядел на врага. И тут взвыли рога среди каганов, их войско двинулось на нас, набирая скорость. По нашим рядам пронеслась в тот же миг короткая команда, отданная мастером Чином – нашим командиром лучников:

– Товсь! Луки – вверх! – и как один поднялись вверх несколько тысяч луков.

Каганы приближались, из под копыт их коней летела белая соляная крошка, однако корка держалась – и мне это совсем не нравилось.

– Тетивы! – пронеслось по рядам, ответом был характерный скрип.

Каганы всё ближе. Я уже различал их лица, сбрую коней, по которой можно было отличить простых воинов от богатуров, наконечники копий, детали доспехов, крошку соли, летящую из-под копыт.

– Выцеливай!

И следом уже для нас:

– Копья – товсь!

Я вскинул сделанное на скорую руку копьё, предназначенное лишь для отражения первого удара врага. Моё же висело за спиной, ожидая своего часа.

– Огонь!!!

Каганы были всего в нескольких ярдах от нас, когда с тетив сорвался град стрел. Благо луки наши несколько мощнее каганских сёдельных, а они уже готовили их, мы опередили их лишь на несколько секунд. Залп оказался удачным – практически весь первый ряд каганов вылетел из сёдел, покатившись по земле. Однако остальные и не подумали смешиваться или же прерывать атаку, ехавшие следом за ними просто прыгали через упавших, зачастую затаптывая ещё живых и пытавшихся подняться на ноги товарищей. Многие спускали тетивы на полном скаку, начали падать наши воины. Одного стрела поразила прямо в лоб, он рухнул и тут же вперёд шагнул солдат их второго ряда, быстрым движением подобрав копьё павшего. Первые три ряда составляли самые опытные и выдержанные люди, в которых все были уверены полностью, зная, они не дрогнут и не побегут.

В следующие несколько мгновений время словно замедлило свой бег. Я отчётливо видел кагана, перемахивавшего через завал из человеческих и конских тел, натягивая тетиву своего лука. Наконечник стрелы был нацелен точно мне в грудь, но я не шевельнулся, зная, что в крайнем случае, воин, стоящий за мной подхватит копьё и встретит врага. Копыта коня врезались в корку – и разбили-таки её, по самые бабки уйдя в ядовитую воду. Руки кагана дрогнули и стрела ушла куда-то в сторону, прочертив полосу по соляной корке, а сам он вылетел из седла, грянувшись прямо перед моими ногами. Я прикончил его коротким движением копья и тут же поднял его в исходную позицию.

Это словно прорывало своеобразную плотину, корка соли ломалась под ногами одного кагана за другим, она трещала, крошилась, ядовитая вода выплёскивалась из своеобразных прорубей, разъедая кожу. В общем, смертоносного навала не вышло, мы без труда отразили атаку разрозненной рати, я даже плохонького копья не сломал.

Отбросив его, я выхватил из-за спины нормальное и ринулся в атаку, подобно сотням и сотням моих соратников. Мы ворвались в подобие строя, образованного каганами, а за нами бросились остальные. Я наносил быстрые удары, как колющие, так и рубящие, хотя в царящей тесноте драться было очень сложно, особенно моим копьём.

Каганы не могли ни контратаковать, ни даже толком отступить. Корка соли подламывалась всё чаще и чаще, не осталось практически ни единого ровного участка. И кто сказал, что Лысина святого равнина, под ногами у нас были сплошные ямы, впадины и камни, о которые спотыкались и мы, и каганы, хотя последним приходилось куда хуже из-за их лошадей. Это уже было не сражение, а какая-то свалка – кони, люди, живые, мёртвые, – всё смешалось в единый ком боли и крови. Наверное, именно так выглядит Подземный мир, где люди несут заслуженную кару за свои грехи. Несколько раз я замечал Са, мчавшегося среди каганов, оставляя за собой горы трупов и реки крови, смешивавшейся с ядовитой водой. Чо врачевал, как обычно, на поле боя, нарушив приказ оставаться в лагере и лечить только в госпитальных палатках, его прикрывал Гоку, работавший своим шестом так, что казалось вокруг них образовалась непроницаемая сфера – все каганы, посмевшие подойти или подъехать к ним на расстояние удара, вылетали из сёдел. Где был Сандзо, как и остальные монахи, я не знал, однако следы их работы можно было увидеть повсюду.

С левого фланга по каганам ударил отряд воинов, которых я никогда не видел, да и выглядели они как-то странно. Сероватые, почти бесплотные, сквозь них были видны каганы и другие воины, однако мечи их разили вполне нормально – из-под них кровь вражья хлестала фонтанами; зато вражье оружие их не брало, проходило словно через туман.

В общем-то, мне было не до того, чтобы глядеть, как идут дела. Понимая, что им не спастись, каганы дрались, как крысы, загнанные в угол, стараясь продать свои жизни подороже. А сражаться с крысами, загнанными в угол, очень тяжело. Я отбивал удары каганских сабель, бил в ответ, целя когда в человека, когда – в лошадь, когда – в оружие. Сколько раз ранили меня, скольких я убил, сколько раз падал и сколько поднимался, – не представляю. Я нахлебался горькой воды, ноги, хоть и обутые в новенькие сапоги с проложенными сталью голенищами, сработанные для всех солдат от полководца до последнего солдата, были разбиты в кровь о корку соли, которая разъедала раны, но и этой боли я не чувствовал до самого окончания сражения.

Я увидел его, а он – меня. Тэнгэ-богатур, лишившийся коня, рубился пешим, не пытаясь вскочить на нового. Я целенаправленно двинулся к нему. Он заметил меня, развернулся, усмехнулся:

– Дважды тебя отправляли в ваш Подземный мир, но видимо ты слишком живуч, чтобы упокоиться там.

– Я не могу умереть, – кажется это прозвучало слишком пафосно, но меня, что называется, понесло, – пока мою страну топчут ноги таких, как ты.

Он снова усмехнулся, взмахнув саблей. Я атаковал, делая длинный выпад копьём. Тэнгэ-богатур был куда лучшим бойцом, нежели Кулай, да и страха передо мной не испытывал, хоть и сам разрубил меня едва ли не надвое во время налёта на Боян-Обо. Копьё отлетело в сторону и Тэнгэ-богатур тут же контратаковал, крутанувшись и целя саблей мне в горло. Я подался вперёд, ударив его "пяткой" копья в живот. Доспех принял на себя удар, так что я не нанёс ему реального вреда, лишь отбросив на полшага и сбив замах. Тэнгэ-богатур использовал инерцию и попытался рубануть меня снова. Я разорвал дистанцию и опустил на плечо кагана копьё. К сожалению, ударил я не лезвием, а древком, но этого хватило, чтобы Тэнгэ-богатур рухнул на колени. Я тут же шагнул вперёд, изо всех сил приложив его ногой по лицу. С головы степняка слетел шлем, по лицу заструились кровь и солёная вода, однако он сумел каким-то чудом удержаться на ногах и даже попытался ткнуть меня саблей. Я легко увернулся и ударил Тэнгэ-богатура "пяткой" копья. На сей раз, он отлетел почти на полфута, плюхнувшись в ту жижу, что плескалась под ногами. Тэнгэ-богатур тут же вскочил, отплёвываясь, и ринулся в контратаку, попутно выхватывая левой рукой кривой кинжал. Он делал это слишком демонстративно, поэтому я понял – бить будет точно саблей, однако же сделал вид, что поддался на его трюк и сместился вправо. Я ошибся. Он атаковал обеими руками, развернув корпус таким образом, что оба клинка были примерно на одной линии. В ответ я просто крутанул копьё, чудом отбив и саблю, и кинжал. Руки кагана разлетелись в разные стороны, подобно крыльям хищной птицы, оканчивающимся стальными когтями. Я снова крутанул копьё, на сей раз перпендикулярно предыдущему вращению, целя лезвием в голову врага. Тэнгэ-богатур успел скрестить клинки над головой за секунду до того, как лезвие опустилось ему на темя, тут же увёл его в сторону, хоть и видел, как перекосилось от боли его лицо, когда он принял мощный удар на клинки. До того, как он сумел ударить меня, пользуясь тем, что теперь моё оружие было слишком далеко, я крутанулся, снова врезав ему ногой в лицо, но в этот раз мой удар усиливался поворотом тела. В третий раз получив по лицу, Тэнгэ-богатур покачнулся, левый глаз его стремительно заплывал, кровь из разбитого лба струилась всё сильней, однако я отлично понимал – от этого он не становится менее опасным противником.

– Я никогда не сомневался в тебе, тяньган, – ухмыльнулся он, стирая тыльной стороной ладони с лица кровь и воду. – Ты – мастер копья.

Едва договорив, он атаковал обоими клинками с разных сторон, вынуждая меня выбирать, какой именно клинок парировать. Я не стал этого делать, просто сделав быстрый прямой выпад в грудь Тэнгэ-богатуру. Теперь уже он был вынужден обороняться, вновь сведя клинки. Однако заплывающий глаз и несколько изменившееся от этого зрение сыграли с ним роковую шутку. Лезвие моего копья распороло ему правую руку, срезав украшенный наруч и сбив и так плохо сидящий наплечник. Рука Тэнгэ-богатура повисла как плеть, сабля выпала из разом ослабевших пальцев.

– Ну вот и всё, – шепнул он, кидаясь на меня с одним только кинжалом в руках, отлично понимая, что ему уже не жить. Но и крыса, загнанная в угол, понимает это, однако кидается на во сто крат более сильного врага.

Я прикончил его быстро. Одним коротким ударом.

Эпопея, начавшаяся в далёком сейчас округе, на полпути к железным рудникам провинции Мааньсань, подошла к концу. Это словно знаменовало падение режима минцев и каганов.