Текст книги "Женщинам не понять"

Автор книги: Борис Виан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

XVII

Четверть часа не такой уж большой срок, чтобы познать все прелести этой очаровательной Салли, я едва успеваю продемонстрировать ей набор того, что умею. Спору нет, у нее большие задатки – здесь есть над чем поработать. У нее дивная кожа, она умеет целоваться, что до остального – ей явно не хватает практики, но она готова ко всему, впрочем, я не делаю ничего особенного, а наслаждаюсь тем, что есть. Однако через десять минут я окончательно выдыхаюсь, она же снова опрокидывает меня на спину и прижимается ко мне.

– Мой убийца… – шепчет она, – Мой дорогой убийца, сделай мне больно, укуси меня.

– Все, хватит! Я никого не убивал.

Дать ей, что ли, как следует… хотя это может поломать кайф, тем не менее я сажусь, кладу ее на колени и шлепаю по заднице. Она извивается как червяк, ей удается высвободиться и снова опрокинуть меня на спину, тут же она прыгает сверху. Я смотрю на часы. У меня не больше трех минут.

Она неистовствует, что за прелесть. Сколько в ней огня, в этой малышке!

– Задуши меня… Сделай мне больно.

На меня все эти завывания производят как раз обратный эффект. Я покидаю поле боя, она замечает это и делает кислую физиономию.

– Я тебе не нравлюсь? – спрашивает она.

– Если бы ты заткнулась, может, что-нибудь и получилось бы, но меня совсем не вдохновляет твоя слюнявая болтовня.

– О!.. Фрэнк… убей меня. Как я несчастна… Убей меня, как ты убил того китайца.

Я отстраняю ее от себя и встаю.

– Вот бы тебе какого-нибудь грубого мужика, который отдерет тебя хорошенько и наградит веселенькой болезнью. Тогда ты запоешь.

Говоря это, я одеваюсь, в женское, как водится. Я уже опаздываю на пять минут и очень надеюсь, что Ричи не очень обеспокоится, поднявшись на «Кейн-младший» и никого там не обнаружив.

– Фрэнк, – шепчет она робко.

Я подхожу к окну и смотрю на канал. Подходит какой-то катер, останавливается. Должно быть, это Ричи. Мне надо бежать.

– Оставайся здесь, – говорю я Салли, – и жди, пока я вернусь. Тогда потолкуем серьезно.

– Вы вернетесь?

Она очень хорошенькая, эта идиотка. Я подхожу к кровати и целую ее в обе щеки, по-братски. Она надулась, словно маленькая девочка, которая провинилась и, стараясь не заплакать, покорно шествует в угол.

– Лапушка, – говорю я, – я действительно очень спешу, а когда спешишь, ничего хорошего не получается. Будь благоразумна, я вернусь через час.

– Правда?

– Клянусь, – отвечаю я и убегаю.

Я спускаюсь на террасу и мчусь к маленькому причалу. Это действительно Ричи. Он остановился рядом с «Кейном-младшим» и удивленно смотрит на подушки.

Я прыгаю внутрь, отвязываю веревку и в двух словах объясняю ему, что со мной произошло, в том числе о парне в его секции и нашей маленькой потасовке.

Ричи это совсем не нравится.

– Я уже ничего не понимаю, – признается он. – Но я раздобыл покойника, он одет и загримирован, а у меня с собой пол-литра крови, чтобы полить катер.

Фу! Все эти подробности вызывают у меня тошноту.

– Ричи, – говорю я, – ты выбрал очень странную профессию.

Он решительно протестует.

– А скажи-ка, кто вляпался в это грязное дельце? Ты или я?

Все это время мы идем бок о бок к дому его приятеля. Это примерно в миле отсюда, лодочный гараж как раз у самой воды, и туда можно загнать «Кейна-младшего» почти целиком. Таким образом, никто ничего не увидит.

Я привязываю «Кейна» к кольцу, спрыгиваю на пол. Осматриваюсь. В гараже стеклянная дверь, и за ней стоит бьюик Ричи.

– Ты его что… привез сюда? – спрашиваю я.

– Да, он там. Сходи за ним и принеси сюда.

Я иду. Только не дать слабину. Это большой мешок из плотной материи армейского типа.

Он тяжелый, кляча. Мне удается все же дотащить его до катера.

– Сними мешок, – говорит Ричи.

– Я, конечно, сниму, но предпочел бы на него не смотреть.

– Ну и напрасно. Он на тебя немного похож, молоденький такой.

– От чего он умер? – интересуюсь я.

– Инсульт, – отвечает Ричи. – Но когда мы пустим пулю ему в лоб, никто уже не сможет разобраться.

Я медленно сглатываю слюну.

– Хм… Ты это сделаешь, Ричи?

Я умоляюще смотрю на Ричи, а тот смеется. Он стаскивает мешок. Я отворачиваюсь и тут же выбегаю за дверь. Успел – меня выворачивает на стену гаража.

Возвращаюсь. Ноги подкашиваются.

– Какие же они гады, что сделали такое с By Чангом, – говорю я.

Это придает мне мужества. Нужно довести дело до конца и перебить эту банду мокриц.

Я вытаскиваю из ящика пушку и заряжаю ее.

– Дай-ка мне, – говорит Ричи.

– Да ладно, я сам. Я готов.

Он показывает мне, куда стрелять.

– Вот сюда. С этой стороны. Подожди!

Он берет конец брезента, который валяется в ящике, и покрывает им лицо парня. Он держит его в сидячем положении на скамье катера.

– Нужно сделать так, чтобы на нас не попало, – говорит он. – Теперь давай. Заверни.

Он протягивает мне старый шарф, я врубаюсь и заворачиваю в него револьвер, чтобы заглушить выстрел. Затем просовываю дуло, как он мне показал, меж зубов мертвеца и стреляю.

Раздается глухой выстрел, мне отдает в руку. Ричи снимает брезент. Я не смотрю.

– Сожги шарф, – говорит он. – Смочи бензином.

Пока я в уголке занимаюсь этим, слышно бульканье опорожняющейся бутылки. Должно быть, он отделывает макияж.

– Теперь, – командует Ричи, – возьми записную книжку и напиши, что тебе все осточертело и ты предпочитаешь умереть.

Я делаю все, что он говорит. Машинально. Шарф догорел, от него идет дым и невыносимый запах жженой шерсти.

Закончив писать, я говорю Ричи:

– Что подумают родители?

Его это не волнует.

– Пустяки, – заявляет он. – Через два дня все будет закончено.

– Ты оптимист, – замечаю я.

Он встряхивает меня и протягивает флягу.

– Послушай, Фрэнк. Ты просто дрейфишь. Выпей это и приди в себя. А то ты и меня заразишь своим настроением. Тебе что, наплевать, что Гая станет такой, какая она сейчас? А другие несчастные наркоманки? Я от тебя просто балдею. Да, мы делаем глупость, но нельзя же сидеть сложа руки, пока эти мерзавцы безнаказанно творят свои мерзости.

Я же думаю о том чудаке, который лежит у нас на катере, и что чем дольше мы здесь торчим, тем больше подвергаем себя опасности.

– Пошли, – говорю я. – Выгляни наружу, нет ли кого. Выведем «Кейна-младшего» и пустим по течению.

Сказано – сделано. Мы забираемся в другой катер, вытаскиваем «Кейна» на середину канала, оставив брезент на носу, – так лучше… Затем отпускаем и быстренько возвращаемся. Ставим катер на место, закрываем дверь гаража и сматываемся. Бьюик стоит под боком.

– Ты знаешь, куда мы едем? – спрашиваю я у Ричи.

– К Луизе?

– Да, к Луизе. Нужно наконец разобраться, в чем дело.

XVIII

По правде говоря, я совершенно забыл о Салли, но оно и к лучшему, потому что теперь у меня другие заботы. Мы мчимся на предельной скорости, но в рамках допустимого, чтобы не напороться на фараонов, что было бы некстати. Опять эти полицейские. До тех пор пока я сам не стал играть в сыщика, я никогда столько о них не думал. Бьюик выезжает на природу. Я вспоминаю о фляге с виски, которую предлагал мне Ричи, и говорю ему.

– Э… Ричи… дай мне выпить.

– Ты не прав, – отвечает Ричи и протягивает мне бутылку.

– Нет, – говорю я и отхлебываю. – Мне надо приободриться, – добавляю я. – Я плохо себя чувствую, и потом, я не совсем представляю себе, как мы будем действовать.

– Там разберемся.

– Ты помнишь, что нам сказала Донна? Если Луиза Уолкотт нас сцапает, она нам все отрежет.

– Мне плевать, – заявляет Ричи. – Она поломает об меня все свои бритвы.

– Скажи пожалуйста… Можешь хвастаться сколько угодно, но не надо все же преувеличивать.

– А я не преувеличиваю.

– Ну-ка, дыхни в мою сторону.

Он дышит, от этого негодника здорово разит виски. Должно быть, я действительно был малость не в себе, если сразу не почувствовал.

– Ты напился, – говорю я.

– Вовсе нет, – отвечает Ричи. – Смотри, я еду совершенно прямо.

Я смотрю на дорогу, в этом месте как раз крутой поворот.

– Только не здесь, – говорю я. – Подожди, Ричи. Немного дальше.

Он жмет на газ.

– Как в гангстерских фильмах, – говорит он. – Послушай резину.

Раздается вжжжжж… Понимаете, что я хочу сказать…

– У тебя шины в порядке? – спрашиваю я его.

– Не знаю. Я этим никогда не интересовался.

– Сверни вправо.

Мы только что выехали на Потомак роуд и едем по ней. Не сворачивая, до самой Фолз роуд. Не сворачивая – это громко сказано, ближе к Фолз дорога идет вверх и начинает ужасно петлять.

– Теперь поднажми, – говорю я. – Тут мы уже не встретим блюстителей порядка.

Мы едем и едем. Осталось миль двенадцать. На такой скорости это дело пятнадцати минут. Даже меньше. Двенадцать минут… Мы уже подъехали к тому месту… я вспоминаю девицу на обочине дороги… Одновременно вспоминаю и о малышке Салли.

– Ричи, ты знаком по Клубу с Салли? Такая маленькая, лет семнадцати?

– Да, – кивает он. – Выглядит она на семнадцать.

– Ты ее хорошо знаешь?

– Как и все, я с ней трахался.

– О! – восклицаю я, немного поостыв. – Она что, под каждого ложится?

– Не совсем, – отвечает Ричи. – Она разборчивая.

– Скажешь тоже. Ты полагаешь, она долго меня будет ждать? Я пообещал ей вернуться через час.

– Уже поздно. Она наверняка дрыхнет.

И верно, уже половина пятого, но в июле это не то чтоб очень поздно.

– Ричи, давай не поедем туда прямо сейчас. Сперва отдохнем, – предлагаю я.

– Ты в своем уме? Да ты просто дрейфишь.

– О! Мамочка моя…

Я чувствую себя несчастным маменькиным сынком.

– Ну тогда жми на газ, скотина, – заключаю я.

Вот и Фолз роуд, но нам нужно свернуть влево.

А Ричи все набавляет скорость, правда, недолго – похоже, мы подъезжаем. Он встает на обочине. В трехстах метрах перед нами – большое белое строение, крыша просвечивает сквозь деревья. Сквозь вязы, если быть точным.

Ричи смотрит на меня и говорит:

– Делать что-либо бесполезно. Слишком светло.

– Ты просто дрейфишь.

– Ничего подобного. Отдохнем малость и вернемся. Нам не мешает отоспаться.

– А! Черт! Мог бы сказать и раньше. Я бы успел навестить Салли.

– И был бы не прав, – говорит Ричи, глядя мне прямо в глаза.

– Это еще почему?

– Тебе очень хочется полечиться? – спрашивает он.

– Не может быть! Она похожа на девчушку, которую причащают без исповеди.

Просто неслыханно – что за твари эти бабы, ни черта не понимают!

– Так значит, я дешево отделался?

– Тебе всегда везло, – говорит Ричи. – Предупреждаю тебя также, что ей не семнадцать, а все двадцать восемь. Иди, поспи малость.

Я просто валюсь с ног. Мы залезаем в машину и отъезжаем. Проезжаем мимо дома – ошибки быть не может, он здесь единственный. Затем сворачиваем на первую попавшуюся дорогу и ставим бьюик так, чтобы потом отправиться в нужном нам направлении.

Растягиваемся на сиденьях, положив руки под затылок. Тут полным полно деревьев, веселенькая местность. Я какое-то время любуюсь пейзажем, вдруг вижу малого, который выходит невесть откуда. У него подбит глаз, он высокий и крепкий. Я узнаю его губы. Они малость припухли. На нем костюм из полосатого тика.

– Фрэнк, вылезайте, – говорит он мне. – Продолжим. Я хочу взять реванш.

Это мой господин X. Я смотрю на Ричи. Он не шевелится. Тут я замечаю, что другой малый держит его под прицелом – настоящий профессиональный пистолет, калибр не меньше пяти сантиметров.

Ничего не поделаешь.

– Вы жаждете показательных выступлений? – спрашиваю я и делаю обманное движение. Хватаю его за руку, и он отлетает. Этот номер я с ним уже проделывал. А пока я получаю по морде… Что ж, нужно терпеть. Я отбиваюсь. Есть еще порядком всяких трюков, приемчиков, с помощью которых можно отомстить, Я не бью ниже живота, он – тоже, мы же не дикари.

Мы резвимся минут пять и оба покрываемся потом.

– Если бы не эта дурацкая юбка, мы могли бы ускорить темп.

Он останавливается.

– Достаточно, – говорит он. – Вам никогда не говорили, что вы вдвойне м…?

Я застываю с открытым ртом. Он пользуется случаем и бьет меня в кончик подбородка. Я падаю, и он нежно подбирает меня с земли.

– Это был мой должок, птенчик, – говорит он. – Я не сержусь, но долг есть долг. Так вот, хочу вас сразу предупредить, что китаец не умер.

Я немного вяло ворочаю языком, что помогает мне, однако, спустить тормоза и высказать ему все, что я думаю:

– Вы, мусора чертовы, – начинаю я, – банда предателей! Только и умеете, что размахивать кулачищами, – да так, что мозги вылезают наружу; вы у меня в печенках сидите.

– И в самом деле, – вступает Ричи, – что мы вам сделали плохого?

– Это наши с ним дела, – говорит сыщик.

Я собираюсь с силами – все это время я слегка симулировал вялость – и в свою очередь вмазываю ему прямо в живот. Он складывается пополам, и я бью ему коленом в морду.

– Как на ярмарке, – замечаю я. – До победного конца.

Второй тип начинает хохотать.

Ну и придурки эти двое. Первый выпрямляется. Ему плохо.

– Я сдаюсь, – говорит он. – Хватит, Фрэнк, будем друзьями.

Он ощупывает башку – и поделом ему, колени у меня жесткие. Затем мы принимаемся болтать, словно старые приятели.

– Как вы здесь оказались? – спрашиваю я.

– А вы?

– Послушайте, у меня есть подозрение, что вы все-таки из ФБР?

Он кивает.

– Так. И вас зовут Джек Карр?

Он потирает живот.

– Джек Карразерс.

Черт, это имя мне знакомо.

– Так значит, черт подери, это крупное дело?

Вид у него явно польщенный. Теперь он осторожно ощупывает свой нос.

– Дом окружен полицией, – говорит он. – О вашем появлении передали по рации.

– И вы меня не арестуете? – спрашиваю я.

Он улыбается.

– Это огорчило бы вашего отца… хотя лично вам пошло бы на пользу. Но я повторяю, вы ничем не рискуете – китаец все рассказал.

– А как же газеты?

– Пустая болтовня. Ловушка для некоей Уолкотт.

Я смотрю на Ричи.

– Видишь, – говорю я ему. – Я же говорил тебе.

– Ну пошли, проведаем Луизу. Теперь уже можно.

– Как это? – спрашиваю я.

– Слезоточивый газ.

Он направляется в сторону дороги.

Я иду следом за ним.

– Пошли, – бросает он Ричи.

– Мне совсем не интересно. Лично я не знаком с этой тварью. Пойду лучше посплю в машине. Я не выспался.

Он снова садится в бьюик, прежде чем кто-либо успевает остановить его, прилипает к баранке.

Он лениво устраивается, и вдруг рычит мотор, и он пулей срывается с места.

Паф! Паф!.. Паф!.. – Карразерс и другой полицейский стреляют по машине, но она уже свернула за угол. Я смотрю на Карразерса, он задыхается от злобы, и тут я опять получаю по башке.

Прежде чем потерять сознание, я отмечаю про себя, что ударили меня рукояткой пистолета и что калибры настоящих полицейских как-никак полегче.

XIX

Я прихожу в себя, если только это действительно я, – у меня впечатление, что недостает некоторых частей, – в пустой комнате с опущенными жалюзи. На улице еще светло – достаточно, по крайней мере, чтобы осветить помещение с белыми голыми стенами.

Минут пять я пожевываю свой язык, мягкий, как губка, и мне удается выжать немного слюны в самом уголке рта.

Добавлю для ясности, что руки мои связаны за спиной, и именно по этой причине мне кажется, что чего-то недостает. Я изо всех сил шевелю пальцами, чтобы восстановить кровообращение, и пытаюсь подняться. Я лежу у самой стены, носом в угол, и это не совсем удобно.

Похоже, я не один. Есть еще двое жильцов. Слева от меня, спиной к стене, свесив голову на грудь, сидит женщина, а рядом с ней валяется еще кто-то.

Я вижу все лучше и лучше.

– Кто вы? – спрашиваю я тихо.

– Донна Уотсон… бедная Донна Уотсон, – отвечает она.

– Донна… это Фрэнк.

Она начинает смеяться низким хрипловатым смехом, таким жутким, что у меня холодеет спина.

– А это… – продолжает она, – это Джон Пейн, некто Джон Пейн… вернее тип, которого звали Джоном Пейном…

Мне становится страшно. У нее очень выразительный вид.

– Донна, – говорю я, – успокойтесь. Ну, что случилось? Мы выберемся отсюда.

– Как Джон, – отвечает она. – Парень, которого звали Джон Пейн, пока Луиза Уолкотт не порезала его бритвой.

Одним рывком мне удается встать на ноги, оперевшись лопатками о стену.

– Донна, – говорю я. – Ради всего святого, заткнитесь и перестаньте пороть всякую чушь.

Голова ее снова падает, и она замолкает. Я стою, словно деревянный, – они здорово меня отдубасили.

Прыжками добираюсь до Джона, если это действительно он. Он лежит рядом с Донной, руки его, как и у меня, связаны за спиной, лицо все белое. На нем светлый костюм, на брюках – кровь. Громадное расплывчатое пятно. Вокруг него тоже кровь. Он буквально плавает в луже крови.

– Он мертв, – говорит Донна – Он вопил минут двадцать и умер. Она убила его одним взмахом бритвы.

– Хватит, Донна.

В эту минуту я слепо ненавижу Луизу Уолкотт, мне хочется разорвать ее на куски.

– Донна, – говорю я, – мы должны выбраться отсюда.

Она смеется низким зловещим смехом.

– Ты, Фрэнк, – выговаривает она, – ты тоже отведаешь бритвы. А я – каленого железа. Железный болт, раскаленный на паяльной лампе… Она засунет мне его вот сюда…

– Донна, мы выберемся отсюда.

Я смотрю, как связаны мои ноги. Веревки довольно толстые, но это ничего.

– Перекатывайся к окну, – говорю я.

Она не понимает.

– Перекатывайся по полу и ложись под окном, – повторяю я.

Она делает, как я сказал.

– Я сейчас разобью стекло, нужно заглушить звон, – объясняю я. – Осколки посыпятся на пол.

Я тоже подбираюсь к окну, стараясь прыгать как можно тише.

Я надавливаю на стекло. С наружной стороны жалюзи опущены, как я вам уже говорил, – это просто везение.

Я всем телом наваливаюсь на стекло. Только бы не услышали шум. Трррах… – оно раскалывается. Большой осколок падает на Донну и впивается ей в спину. Она вздрагивает всем телом, но не произносит ни звука.

– Теперь отодвинься, – говорю я. – Только без шума.

Она послушно откатывается в сторону. Я занимаю ее место. Мне удается протиснуть ботинки по обе стороны оставшегося осколка. Лодыжки мои тесно прижаты друг к другу, и нужно, чтобы стекло прошло меж них, когда перережет первый виток веревки. Я начинаю осторожно поднимать и опускать ноги.

Готово. Один виток падает. Остальные – на месте. Каждый из них перевязан узлом, придется резать все по очереди.

Я чувствую, как кусочки моего мяса остаются на осколке, пока я орудую лодыжками, но только крепко сжимаю зубы. Дело движется – четвертый, пятый… Все.

Ноги мои свободны Попробуем их согнуть. Делаю несколько движений. Это удается мне с большим трудом. Но что такое? В коридоре раздаются шаги. Быстренько сгибаю и разгибаю ноги.

– Ляг на место, Донна, – поспешно говорю я. – Не шевелись. Лежи как мертвая.

Я сажусь на корточки рядом с ней. Дверь открывается. Входит женщина. Я наблюдаю за ней сквозь опущенные ресницы. Это лицо мне знакомо.

Луиза Уолкотт.

Она одна. Закрывает за собой дверь.

В руке у нее что-то блестит. Бритва. На ней шикарное черное платье с глубоким вырезом. Красива как никогда и в такой же степени сволочь.

– Вот так-так, – говорит она. – Нам стало жарко? И мы начинаем бить стекла… А может, мы собрались позвать на помощь?

Она хохочет.

– А тебе сейчас будет еще жарче, Донна Уотсон, – говорит она.

Затем она подходит к Джону Пейну.

– Он мертв? – спрашивает она. – Забавные твари эти мужчины, не могут жить без своих прелестей.

А каким тоном все это произносится! Ну и мегера! Она направляется в мою сторону.

– Сейчас мы тебя тоже малость подрежем, птенчик, – говорит она. – А то ты тут засиделся. Ложись. Это всего лишь закуска.

Я не двигаюсь. Она подходит поближе. Разглядывает свою бритву.

– Она не очень острая, – замечает Луиза. – Затупилась о Джона.

– Почему вы хотите насладиться столь приятным зрелищем в одиночку? – спрашиваю я. – Что, в этом доме больше нет любителей?

– Гляди-ка, ты обрел дар речи. Это хорошо. Зато ты потеряешь нечто другое… Но не сейчас. В этот раз я зашла только для того, чтобы у тебя появился аппетит. Ну-ка, посмотри сюда.

Она хватает меня за шиворот рубашки и подтаскивает к Джону.

– Смотри.

О Боже!

Но теперь мне гораздо удобнее, на что я и рассчитывал. Не знаю, доводилось ли вам слышать когда-нибудь о таком приеме в кетче, который называется «воздушные ножницы». Я подпрыгиваю, выбрасывая вперед ноги, и они крепко охватывают талию Луизы Уолкотт. Мне просто хочется закричать от радости, так как я слышу сухой щелчок упавшего на пол предмета. Она выронила бритву. Я делаю неимоверное усилие и опрокидываю ее на пол. Она ударяется головой о стену. Я изо всех сил сжимаю талию и слышу, как хрустят ее нижние ребра. Я почти теряю сознание от напряжения. Она не может даже закричать. Она уже больше ничего не может, тело ее становятся мягким, как тряпка.

Сзади что-то шевелится. Ко мне подползает Донна. Я поворачиваю голову и вижу, как она кусает пол.

– Не двигайся, Фрэнк, – говорит она.

Я догадываюсь, что ей удалось ухватить бритву зубами. Я все еще сжимаю ногами тело Уолкотт. Чувствую, как лезвие бритвы неуверенно скользит рядом с моим запястьем.

– Повыше, Донна.

Одна веревка поддается. Я с силой раздвигаю кисти, и все рвется. Руки мои свободны. Но они, естественно, затекли и болят. Я пытаюсь шевелить пальцами. Они словно неживые. Не будем отчаиваться. Попробуем еще. Я поднимаю руки, чтобы восстановить кровообращение.

Пальцы начинают оживать. Тут я вспоминаю, что нужно ломать комедию, и начинаю истошно вопить:

– А-а-а! Луиза!.. пощади… на помощь… нет, только не это… А-а-а!

Донна прыгает на бритву, которая выпала у нее изо рта. Она порезалась, когда подбирала ее, – у нее идет кровь. Я разрезаю ее путы, растираю руки и ноги, обнимаю ее.

– Донна! Ты просто восхитительна. Ты бесподобна. Я тебя очень люблю.

– О Фрэнк, – всхлипывает она. – Бедный, бедный Джон… Убей ее, убей ее, эту гадину…

– Нельзя, – отвечаю я. – Полиция должна выколотить из нее всю правду. Будь уверена, они ей зададут.

И я снова начинаю завывать, как в театре, а Донна хохочет.

Затем мы шепотом обсуждаем план дальнейших действий.

– Мне очень хочется немного попортить ей портрет, – говорю я. – Но так, чтобы она осталась в живых.

Я хватаю тело Луизы и раскладываю его на полу. Затем в одну секунду переламываю ей оба запястья. Детали описывать не буду – это неинтересно. Мне становится немного легче. Она вдруг просыпается, но Донна затыкает ей рот. Я смачно бью ей кулаком по уху, и она снова отправляется в страну чудесных снов.

– Сломай ей ногу, Фрэнк, – просит Донна. – И ногу тоже.

Тогда она и взаправду очухается, и потом, я ведь не мясник. Мне противно к ней даже прикасаться. Теперь она совершенно безвредна.

Я обыскиваю ее. Под мышкой у нее спрятан автоматический пистолет, как у настоящего гангстера. Вот почему она всегда носит платья с глубоким вырезом, чтобы выхватить его в нужный момент.

Донна высказывает все новые и новые соображения по части увечий для Луизы.

– Послушай, лапочка, если бы это была кенгуру, я, может, и смог бы, но этой милейшей даме… – скорее я сам повешусь. Она этого не заслуживает. Бедняга Джон!

Вспомнив о Джоне, Донна заливается слезами, а еще через минуту опять начинает хохотать, потому что мы продолжаем нашу комедию.

Я вооружен, свободен… в пределах этой комнаты. Единственный выход – окно.

– Что находится в саду? – спрашиваю я. – Там можно укрыться?

– Шансов мало, – отвечает она. – Мы наверняка на третьем этаже. Там расположены камеры. А в саду нет ничего, кроме деревянного сарайчика, который вспыхнет как спичка, если они захотят нас оттуда выкурить. Здесь нигде не скроешься.

Я подхожу к окну и поднимаю жалюзи. Все так и есть. Я опускаю их снова.

– Слишком высоко. Нужно выходить через дверь.

– Пошли, – отвечает она.

Она очень бледна. Затем она добавляет.

– Когда мы спустимся вниз, нас перестреляют.

– Кто здесь живет постоянно?

– Садовник – громадный рыжий верзила по имени Маккой, но он не очень опасен. И еще наши девочки. Обычно их трое-четверо – остальные в городе. Здесь должна быть Виола Белл, экономка, – настоящее чудовище. Мы были с ней очень дружны… – добавляет Донна.

Она вздрагивает.

– Когда я только подумаю, что была на их стороне!

– Садовника я знаю, – говорю я. – Глаза б мои на него не смотрели.

– Это единственный мужчина в доме, – говорит Донна.

– А Ричард Уолкотт?

– Он редко здесь бывает. Обычно он в Вашингтоне со своими дружками. Кроме Виолы, здесь должны быть Берил и Джейн. Убийцы. А также Рози Лейнс, кухарка.

– У нее тоже есть оружие?

– Да. У них у всех есть оружие. Они каждый день тренируются в подвале.

Она с трудом выговаривает последнюю фразу.

– На людях?

– Да, – кивает она, – на людях. На мертвых.

– На тех, с кем Луиза расправилась лично?

– Да.

– Ладно, – говорю я. – Ничего не поделаешь. Пошли вниз.

– Замолчи… – шепчет Донна.

Мы слышим звук шагов. Кто-то поднимается по лестнице.

– Это Виола… Я узнаю стук ее каблуков.

Шаги приближаются, ближе, ближе… и вот раздается голос:

– Луиза…

Ответа, понятное дело, не последует.

– Луиза Уолкотт.

Ручка двери поворачивается. Я быстренько отталкиваю Донну за спину и подхожу к двери. Видимо, Виола стоит в нерешительности. Она держится за ручку и не решается войти.

Остается только одно. Я аккуратно берусь за эту нерешительную ручку и дергаю дверь на себя. Виола теряет равновесие и падает на пороге. Раздается выстрел. Но только один. Второй – это уже удар по ее голове. Изо всех сил. Таким ударом можно свалить быка.

Очевидно, Виола не такого крепкого телосложения. Я осматриваю ее. На ней короткие мужские штаны. Один револьвер за поясом, другой под мышкой. И тут мне в голову приходит забавная мысль. Я раздеваю ее догола.

– А ты раздень Луизу, – говорю я Донне. – Так им будет труднее убежать.

Картинка не из приятных. Виола очень плохо сложена. Тощая, с плоской грудью и бедрами мальчика-подростка.

Она шевелится. Я хватаю ее за загривок и бью в подбородок, словно это черствая горбушка хлеба. И, Боже мой, с какой радостью я это делаю. Она забывает обо всем на свете.

Кроме пистолетов, я обнаруживаю на ней короткий кинжал, пристегнутый к голени двумя кожаными ремешками и связку ключей.

– Какой арсенал… – замечаю я.

Мы сваливаем отсюда, сейчас прибегут другие. Я прислушиваюсь, и вдруг меня осеняет.

– А Джек? – спрашиваю я Донну. – Кто он?

Я описываю внешность мнимого Карразерса.

Донна задумывается.

– Я понимаю, о ком ты говоришь, но не знаю, как его зовут.

– Это он заманил меня в ловушку, – объясняю я. Поэтому я хотел бы свести с ним счеты. С ним был еще один мужчина. Маленький брюнет с громадным револьвером. Худой, с кривым ртом.

Она смеется от души.

– Это не мужчина, это Рози – кухарка.

– Так, одним мужиком меньше… Пошли вниз. Возьми это.

Я протягиваю Донне пистолет. Теперь у нее один, а у меня – целых два.

– Говори, куда идти.

– Может, лучше подождем, когда кто-нибудь придет, – предлагает Донна. – Так мы перебьем их всех по очереди.

– Я думаю, лучше атаковать. А то они могут поджечь дом и смыться.

Я заметно мрачнею при мысли о поджоге.

– О! Пошли же скорее, – говорит Донна.

Она прижимается ко мне.

– Ты не бросишь меня, если что-нибудь случится?

– А что с нами может случиться, Донна?

Я нежно целую ее и иду вперед.

– Налево, – говорит она. – Там лестница.

Я иду совершенно бесшумно. Донна собрала одежду Луизы и Виолы Белл и закрывает на ключ дверь комнаты, где они валяются.

Я уже на лестнице. Начинаю спускаться. Ничего не происходит.

Хотел бы я знать, где же Ричи.

Вот и площадка второго этажа. Я иду вдоль стены и заглядываю в коридор.

Здесь, как и на третьем этаже, – четыре или пять закрытых дверей.

Донна все еще жмется ко мне.

– Направо, – подсказывает она. – Первая комната. Они должны быть там.

Прежде чем я успеваю что-либо сделать, она обходит меня и врывается в комнату.

Раздаются два выстрела и жалобный стон.

Внизу, на первом этаже, начинается суматоха, но я бросаюсь в комнату вслед за Донной.

Она стоит на коленях у самых дверей. А в комнате – какая-то женщина. То есть… была женщина. Донна была права, стрелять их научили отменно.

Это молоденькая блондинка, красивая, но очень угрюмая. Она сидит в кресле за столом. На ней белая блузка. На левой груди расползается красное пятно.

Я поднимаю Донну.

– Что с тобой?

– Берегись, – шепчет она, едва шевеля губами. – Сюда идут.

Я поворачиваю голову и выпускаю ее. Слышу, как она ковыляет к столу. Поднимаю пистолеты и стреляю – первым. Первый раз в жизни я стреляю в женщину. Надеюсь, последний. Я попал. Она выпускает из рук свой пистолет и вопит, так как ее указательный палец падает вместе с ним. Я беру ее за подбородок и, клянусь вам, даже не пытаюсь подхватить, когда она падает.

– Подними руки!..

Черт. За ее спиной еще кто-то. Так называемый Карразерс. Не понимаю, почему он до сих пор не выстрелил.

Я бросаю пушки. Делать нечего. Но вдруг из-за моей головы свистит пуля, и его физиономия разбивается вдребезги прямо передо мной. Кровь брызжет мне в лицо, и я отступаю назад, борясь с подступившей к горлу тошнотой.

– Спасибо, Донна, – говорю я, не оборачиваясь.

Я подбираю свои пистолеты и иду к двери. Мне кажется, что в доме никого больше нет. Я закрываю дверь и подхожу к Донне.

– Ты серьезно ранена?

Она сидит скрючившись и едва дышит. Я кладу ее на стол.

– Легкое прострелено, – говорит она.

– Это пустяки. Ничего страшного. Не шевелись и дыши неглубоко.

– Бесполезно, Фрэнк. Да и зачем? Прикончи меня. На моей совести столько, что потянет лет на тридцать.

– Об этом не может быть и речи, – говорю я. – Как ты думаешь, почему он в меня не выстрелил?

– Не знаю, – шепчет она.

Я кладу ей под голову тряпки Виолы, которые она все еще держит в руке.

– Кажется, я понял. Потому что я стою денег. Понимаешь, они думают, что мой папаша – сенатор. Он, наверно, хотел меня похитить.

Она вымученно улыбается.

– Это не меняет дела, Фрэнк.

– По правде говоря, денег у моего папаши побольше, чем у пяти-шести сенаторов вместе взятых, – говорю я. – Так что для тебя все обойдется. Ты только не волнуйся.

Пока Донна отдыхает, я выворачиваю карманы этого типа. А вот и бумажник, который он мне показывал. Там документы. Но во внутреннем кармашке имеются другие. Так-так. Вышеупомянутый господин зовется на самом деле Сэмом Дрисколлом – ничего общего с его предыдущим именем. Он действительно частный детектив из Нью-Йорка. Также верно, что он был нанят отцом Гаи Валенко, чтобы следить за ней. Три месяца назад.

Что ж, он потрудился на славу… Думаю, этот пройдоха захотел откусить сразу от двух пирогов и продался Луизе Уолкотт.

Выстрел пришелся ему прямо в голову. Похоже, что в ближайшее время он не будет совать свой нос в чужие дела.

Я кладу документы в карман и возвращаюсь к Донне. Выглядит она неважно. Я кладу ей руку на лоб. У нее сильный жар.

Тем временем у меня возникает подозрение, что я что-то упустил. Я изо всех сил напрягаю свои мозги. Так и есть! Где садовник – отвратительный рыжий верзила, который весит полтонны?

– Донна, – окликаю я. – Ничего не говори, только внимательно слушай. Если ты отвечаешь «да» – опусти веки, если «нет» – то ничего не делай. Есть здесь другие женщины?