Текст книги "Женщинам не понять"

Автор книги: Борис Виан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

VII

Не думайте все же, что я пребываю в обмороке достаточно долго, чтобы вы успели не спеша пройтись до соседнего бара и выпить стаканчик. Нет. Более того, они вылили мне за шиворот бутылку тоника, уверяю вас, это освежает и тонизирует. Благодаря газу, наверное.

Я внизу. На полу – какая-то куча. Рыжий верзила. Можно подумать, он повредился при падении – даже не шевелится.

Здесь и Тед Лe Мэй – держит себя за руку, Уолкотт, у которого из носа хлещет кровь, и Гая – та не произносит ни слова.

Третий – высокий блондин, у которого повреждена челюсть, – смотрит на меня весьма недружелюбно.

Я же, помимо всего прочего, привязан к стулу, да и голова изрядно побита. Старый добрый способ.

– Фрэнк, – говорит Гая, – куда ты дел десять тысяч?

– Какие десять тысяч? – удивляюсь я.

Ишь ты, мне больно говорить.

– Те, что были в ее сумочке, подонок, – отвечает мне высокий блондин. И в качестве довеска тычет мне кулаком в нос.

Тем хуже для него. Сам напросился. Я плюю ему в глаз. Это единственное, что я могу сделать. Он недоволен, и я снова получаю по морде. Но это пустяки, я снова хочу постоять на раздаче.

– А что с ним, с тем верзилой? – спрашиваю я.

– Он слегка помят, – отвечает Уолкотт, – и с тобой скоро произойдет то же самое.

– О! Это невозможно. Вы слишком нежны, чтобы причинить мне боль, ведь так?

– Фрэнк, – снова обращается Гая, – куда ты дел десять штук?

Гая просто обезумела. Сейчас с ней случится истерика.

– Я их не брал, – отвечаю я. – А так как я скоро умру, не беспокой меня пошлыми вопросами о деньгах.

Бац! Я получаю удар стулом в правую щеку. Негодяй! Это Тед Ле Мэй. Кажется, сломана кость. Я сплевываю кровь. Мне больно.

– Одно тебе могу сказать, – выговариваю я, – как только я исчезну, десять тысяч долларов, которые я хотел преподнести тебе в качестве свадебного подарка, окажутся очень далеко.

Так и знал. Этого мне не простят. К моей голове прикладывается ботинок. А в нем – нога. Нога Уолкотта. Да здравствует мода на тонкие подошвы. Представьте себе, если бы дело происходило зимой, на горнолыжном курорте.

Тем не менее из носа хлещет кровь, то-то бы порадовался продавец кошерного мяса. Вскоре я вполне буду годен для разделки, как телок.

Тут встревает Гая.

– Оставьте его.

– Как же, – ухмыляется Ричард – У него крепкая башка, у этого подонка.

– Мне наплевать, будете вы его бить или нет, – заявляет Гая, – я хочу получить свои деньги.

Бедная крошка. То, что она сейчас говорит, – подло, но она в такой степени зависит от этих мерзавцев, что мне ее, право, жаль. Похоже, она уже не может обойтись без наркотиков.

– Гая, – говорю я, – вытащи меня отсюда, и завтра ты получишь свои десять тысяч прямо на дом. Я не знаю, о каких деньгах идет речь, но ты была мне подругой, и, в сущности, ты не виновата в существовании банд извращенцев наподобие этих трех гомиков.

Трах! Без промаха. Они уже не знают, куда ударить, – это-то меня и спасает. Если они хотят найти нетронутый уголок, им придется поколотить друг друга.

Теперь мне больно говорить, и меня тошнит. Я больше не чувствую себя пижоном. Собираюсь с силами.

– Гая, – говорю я, – я ничего не буду просить у этих трех потаскушек. Если можешь что-нибудь сделать – сделай. Если нет – мой брательник расскажет все, что я ему поведал насчет тебя.

Мне стыдно, что я впутываю в это дело Ричи, потому что его это совершенно не касается, ему надо продолжать учебу, и потом я же сам вляпался в эту историю. Да к тому же я люблю своего братца и не хотел бы чтобы с ним что-нибудь приключилось. Но это моя единственная карта. Троица так на меня сердита, что, они уже готовы потерять десять тысяч долларов, лишь бы отомстить.

Избиение прекращается. Гая говорит с ними. Я уже ничего не соображаю. Меня развязывают. Я встаю на ноги – дело дрянь. Они отступают, и мне становится, смешно, но недолго, потому что я тут же плюхаюсь обратно. И еще потому, что, когда я смеюсь, впечатление такое, что рот у меня раскрывается на все три стороны сразу. В целом меня здорово отделали. Но как бы я хотел, чтобы рыжий верзила пришел в себя. Как я его уделал!..

– Не двигайся! – говорит Уолкотт.

Я смотрю на него. В руке у него револьвер. Можно рискнуть, он, должно быть, стреляет, как школьник. Лучше не стоит – если он плохо прицелится, то вполне может в меня попасть.

– Спасибо, Гая, – говорю я, чтобы досадить другим.

– Не благодари меня, Фрэнк. Ты даже не знаешь, сколько ты мне причинил горя, и я бы дала им тебя прикончить, но мне слишком нужны эти деньги.

– Ты уверена, что они их у тебя не стащили?

Я хорохорюсь, но зря. Остались еще ножки от стула. А впрочем, я уже пять минут стою на ногах, и мурашки прошли. Последний удар. Это кто же, Тед Ле Мэй? Одним прыжком я хватаю его и прикрываюсь, словно щитом, от Уолкотта. Стреляй, дружище.

Теду это не нравится. Он дергается, но я его удерживаю. Краешком глаза слежу за третьим – высоким блондином – и вдруг замечаю, что рыжий начинает шевелиться. Порядок, стало быть, он живой – это все, что я хотел знать. Но теперь ему не следует вставать слишком поспешно. Я беру Теда за ворот и за пояс, встряхиваю так, чтобы ему стало больно, и изо всех сил швыряю на Ричарда. Раздается выстрел, затем пронзительный вой. Кричит высокий блондин, которого ранило прямо в задницу, – замечательно. Но, черт возьми, рыжий верзила копошится все больше и больше… Я бегу к лестнице. Выскакивая, кричу:

– Завтра ты получишь деньги, Гая. Обещаю.

Выбираюсь наверх, на этот раз удачно. Вот моя машина. Быстренько забираюсь в нее. Я даже не заметил, что вышел через дверь. Значит, я действительно сломал ее в тот раз, ошибки быть не может. Нога на стартере, отчаливаю на третьей скорости – я спешу. Уф…

VIII

Я мигом пролетаю пятьдесят метров и начинаю чувствовать себя намного лучше, как вдруг ощущаю у себя на шее, чуть повыше воротничка, что-то твердое и холодное. А вот и объяснение. Боже, ну и голосок!.. еще одна «дамочка»?

– Не шевелитесь… не оборачивайтесь. Продолжайте ехать прямо.

Я и не оборачиваюсь, так как полагаю, что штуковина на моей шее может повредить моему здоровью, я, однако, не косой и заглядываю в зеркальце. Ишь ты, я думал, это мужчина… а это баба. О, не беспокойтесь, с таким голосом и манерами она наверняка является племянницей некой Сафо, которая писала всякую мерзость по-гречески, чтобы никто не мог разобрать, – капля стыда у нее все же оставалась.

– Чем могу быть полезен? – спрашиваю я.

– Лично я, – говорит она степенно, – ничем не рискую. А на вашем месте вела бы себя поскромнее.

– Вот и все мне советуют то же самое, – говорю я, – а между тем я самый скромный парень на всем белом свете. Если бы вы знали Тома Коллинза.

– Хватит нести вздор, – говорит мне она. – Это вам не кино.

– Да, действительно, – отвечаю я. – В кино мы бы уже поцеловались по меньшей мере раза три. Что, между нами говоря, доставило бы мне огромное удовольствие.

Паф! Опять мне бьют по чайнику. Если они будут весь вечер продолжать в том же духе, голова моя превратится в самую настоящую тыкву.

– Я повторяю еще раз: хватит нести вздор. А когда я что-то говорю, то люблю, чтобы меня понимали буквально.

– Как вы мне надоели, красавица, – отвечаю я. – И потом, мы даже не представились друг другу. Если вы мне не скажете, кто вы такая, я остановлю машину у первого попавшегося фараона, и тогда посмотрим, как вы будете выкручиваться.

Произнося все это, я прибавляю скорость, но эта дрянь не дрейфит и навешивает мне пару затрещин, словно заправская воспитательница детдома.

– Подлюга, – говорю я.

– Сверните направо.

Сам не знаю почему, я повинуюсь. По этой дороге выезжают из города.

– Я скажу вам, как меня зовут, – Луиза Уолкотт.

– А!.. – делаю вид, что припоминаю. – Вы мамаша этого грязного гомика…

Тут я ору и подпрыгиваю на сиденье – она воткнула мне в спину булавку. Моя колымага виляет, и я пользуюсь этим обстоятельством, чтобы что-то предпринять, но чертова баба начеку.

– Зажгите фары, – говорит она. – И не пытайтесь прихватить меня при помощи фараона, так как я пришью вас в одну секунду – и его за компанию.

Описание девицы: аппетитная внешность, брюнетка, матовый цвет лица, короткая стрижка, резкие очертания губ. По-моему, эта девочка – человек конченый. Слишком много слушала радио.

– Я – сестра Ричарда Уолкотта, – продолжает она. – И Ричард делает то, что я ему говорю. Я подсказала ему заняться этой куколкой, вот он ею и занимается.

– Еще бы он это делал по своей воле. Сам он, с его-то рожей, наверняка предпочитает матросов.

– У каждого свой вкус, – парирует она. – Вы, во всяком случае, можете быть абсолютно спокойны, вами никто никогда не заинтересуется. Вот оно что! Она пытается меня обидеть. Что ж, посмотрим, так ли это. Если только я выпутаюсь и на этот раз. – Сегодня вечером, – продолжает она, – я выписала вас, чтобы вам немного попортили карточку. Когда я увидела, что дело обернулось иначе, я села в вашу машину. Потому что я считаю своим долгом вас предупредить. Несмотря на то что вас зовут Фрэнк Дикон, маленький урок пойдет вам на пользу. Само собой разумеется, вас не пришьют сразу, что же касается увечий, то для начала уже неплохо, можно даже добавить. И тут она бьет меня по голове, словно хотела ударить в набат. Свинья, выждала удобный момент – как раз на вираже. Я выпускаю руль и хватаюсь за голову обеими руками – машина, естественно, вылетает с проезжей части. К счастью, я по инерции нажал на тормоз, но ехали мы быстро. Едва успеваю выставить вперед локоть, чтобы не врезаться в ветровое стекло. Раздается чудовищный звон – я влетаю в витрину магазина и давлю километры сосисок. Я прихожу в чувство и констатирую, что эта грязная шлюха уже смылась, а вокруг моей машины стоят по меньшей мере сорок мужиков, один из которых орет громче всех. Из чего я заключаю, что это хозяин мясной лавки. Ладно, она наверняка застрахована. Ну а я принимаю самое мудрое решение и падаю в обморок, теперь уже для публики. Меня уносят, удобно укладывают в машину «скорой помощи»; я лежу и помалкиваю. В голове все смешалось: сирены полицейских машин, какие-то рыжие, гомики – полная мешанина. Впрочем, я не считал количество ударов, которые получил по башке… Меня доконали… Я теряю сознание по-настоящему.

IX

При помощи денег, разумеется, все можно уладить, даже спрессовать кадиллак на автомобильной помойке. На следующий день вся эта история меня больше не волнует. Они сумели определить, что пьян я не был, я же объяснил происшедшее тем, что, когда поворачивал, мне что-то попало в глаз. Полагаю, мой папаша имеет деньжата в страховой компании, поэтому все в порядке. Не в порядке лишь моя голова – на ней больше шишек, нежели всего остального, и когда я надеваю шляпу, – зрелище потрясающее как для меня, так и для тех, кто меня в ней видит. Короче, так как у себя дома мне не надо надевать шляпу, мне уже спокойнее, и я смотрю на своего братца Ричи, который пытается приготовить пару коктейлей из того, что обнаружил у меня в баре. Ни разу не видел более неловкого малого, чем Ричи. Когда я думаю, что он учится на медицинском, мне становится жаль его будущих пациентов. Надеюсь, он станет психиатром – даже самые плохие врачи умудряются преуспеть в этой области. Достаточно лишь быть более сумасшедшим, чем самые законченные психи, которых ты лечишь. Наконец Ричи подходит к завершающей стадии своих приготовлений и протягивает мне стакан, половину содержимого которого я проливаю на рубашку. Мне простительно, потому что у меня совершенно заплыл правый глаз, а всем известно, что, когда смотришь одним глазом, теряется чувство дистанции. Во всяком случае, я нахожу неуместным, что брат, который намного младше меня, позволяет себе так мерзко хихикать.

– Ричи, – говорю я, – когда тебя отделают так же, как твоего братика, тебе будет не до смеха.

– Я никому не даю повода – отвечает он.

– Хм, на твоем месте, Ричи, я не говорил бы этого с такой уверенностью. Сожалею, но я тебя тоже впутал в эту историю. Минутное помутнение разума.

Похоже, это сообщение его ничуть не взволновало. Надо сказать, Ричи не робкого десятка. Я рассказываю ему все как есть, и он раскрывает глаза так, что туда поместится весь Потомак.

– Короче, – заключаю я, – они оставят меня в покое до вечера, полагая, что я верну десять тысяч долларов. А потом будет не сладко. Причем нам обоим.

– А что будем делать с десятью тысячами? – спрашивает мой братец.

Так я и знал, он все схватывает на лету.

– Мы ими воспользуемся, чтобы найти новую хату. И чтобы купить все необходимое. Потому что, во-первых, нам нужно спрятаться, а во-вторых, – поменять внешность.

Я протягиваю ему список. Я набросал его, пока он разводил виски. На этот раз у него даже очки падают, издав легкий металлический щелчок.

– Что ты будешь со всем этим делать? – спрашивает он. – Ты что, содержишь девочек?

– Это для нас.

– Что? Платья, лифчики… Фрэнк, ты что, спятил? Я никогда не осмелюсь спросить это в магазине.

– Возьмешь с собой одну из подружек, – отвечаю я. – С завтрашнего дня меня зовут Дайаной, а тебя – Гризельдой. Заметь, ты можешь взять себе и другое имя.

– Фрэнк, – продолжает он, – ты рехнулся. Они явно перестарались с твоей башкой.

– Полегче, – замечаю я. – Ты что, предпочитаешь, чтобы тебя нашли в какой-нибудь канаве? Слушай. Все эти люди сплошные гомики и лесбиянки. Если Луиза Уолкотт действительно руководит бандой, держу пари, у нас нет никаких шансов узнать что бы то ни было, оставаясь нормальными мужчинами. А раз так, я предпочитаю накрасить физиономию. Может, к тому же, нам что-нибудь время от времени и обломится.

Он размышляет минут пять.

– В общем, ты, наверное, прав. Но, Бог мой, ты можешь себе представить, как я покупаю накладные груди?

Он краснеет до ушей. Каков, а! Какие скромники эти студенты-медики.

– Возьми себя в руки и давай пошевеливайся. Уверен, они не теряют времени даром. Позвони Энн, она тебе поможет.

– Могу я спросить тебя, почему ты так хочешь заняться делами Гаи? – спрашивает он, прежде чем уйти.

– Она моя подруга, – отвечаю я, – мне неприятно, что она стала такой разгильдяйкой.

– Но ты ведь не сыщик. Может, позвонить в полицию?

– Тебе очень хочется позвонить в полицию?

– О! Я их терпеть не могу, – отвечает Ричи. – Просто мне забавно, что ты так о ней печешься.

Он смотрит на меня с подозрением, затем выходит, пожав плечами. Отличный все же парень этот Ричи. И какое везение, что возвратилась мода на короткие стрижки. Да, забавно, что все началось с костюмированного бала у Гаи. Я осматриваю свои ноги. Волосы еще не отросли, хорошо… Затем меня охватывает дикий хохот: я представляю себе физиономию Ричи на приеме у маминого китайца, когда тот будет удалять ему волосы. При этом стараюсь трястись как можно меньше, а то горе моему черепу. Звонит телефон. Так всегда, этот вестник всех бед портит лучшие мгновения твоей жизни. Я злобно хватаю трубку.

– Алло, – отвечаю я. – Это я.

– Фрэнк Дикон? – раздается голос.

А… я узнаю его. Это некто по имени Луиза Уолкотт.

– Кто у аппарата? – спрашиваю я. – Президент?

– Только без глупостей, – продолжает она. – У аппарата Луиза Уолкотт. И я звоню из уличной кабины, так что никаких фараонов. Когда будут деньги?

– Я помню, – отвечаю я.

– Сегодня до пяти вечера успеете? – спрашивает она. – Иначе можно нарваться.

– Какая же вы сволочь, – говорю я.

Я мысленно возвращаюсь к этим десяти тысячам… но, черт, ну конечно же, они еще там, в машине… прилеплены изоляционной лентой к рулевому управлению.

– Поберегите слюну, – говорит Луиза. – Если это все, что вы хотите мне сказать, вам повезло. Если нет, – вами займутся. Машину вы уже потеряли, дальше будет больше.

– Машина – ерунда по сравнению с катером, – парирую я. – Я еще пока выигрываю. И десять кусков у меня, не забывайте. О! Мы, кажется, начинаем сердиться. Я бы посмеялся от души, но боюсь, голова разболится, как в прошлый раз.

– Ах ты шалунишка, – говорит она, – постарайся не наделать глупостей, а то горе твоей заднице.

– Я ничем не рискую, – отвечаю я. – Я гетеросексуален.

Она резко вешает трубку. Но Боже мой, я ведь совсем забыл про эти десять тысяч долларов. Шутки в сторону… Я очень хочу вытащить Гаю из этого дерьма, но не за свои же деньги. Ладно. Надо одеться поприличнее и отправляться на поиски этих метровых банкнот. Начинаю собираться. Ну вот – у меня болит все, что только может болеть. Но не сильно. Могу быть в форме. Сумею отлупить пару-другую этих субчиков. Но чего не могу – так это быстро соображать. Но не в этом дело. Больше всего меня беспокоит, что я впутал в эту историю Ричи. Я снимаю телефонную трубку и набираю номер китайца.

– Алло! Это Фрэнк Дикон. Вы можете зайти ко мне? У меня для вас есть работа.

Он что-то лопочет на том конце провода, этот чертов By Чанг. Ох уж эти мне китайцы!..

– Да, – отвечаю я, – опять костюмированный бал. Нет, не мне, моему брату. Если меня не будет дома, когда вы придете, – входите и ждите, пока я вернусь. Я оставлю ключ под ковром на последней ступеньке. Приходите к двум.

Так. Одно дело улажено. Я еще поквитаюсь с Ричи, глядя на его рожу. Выпиваю чашку кофе и выхожу, Мимо едет такси. Останавливаю. Повезло. А ехать-то куда? Я вдруг понимаю, что совершенно не представляю себе, что они сделали с моей машиной. Ну это мы сейчас узнаем.

– Остановитесь у первого полицейского, которого увидите на улице, – говорю я шоферу.

– Вот уж нет, – отвечает он. – Дудки. Кто угодно, только не я.

– Но я только хочу спросить у него кое-что. Может, вы знаете. Вчера я врезался на своей машине в мясную лавку – мне в глаз попала летающая тарелка. Подозреваю, что моей машины там уже нет, так как она слегка мешала движению. Вы не знаете, куда их отвозят в этом случае?

– Не знаю и знать не хочу, – отвечает шофер. – Может, полицейский знает.

– Именно поэтому я и попросил вас остановиться у первого попавшегося фараона, – говорю я.

– Да, но я их не люблю, – заявляет шофер.

– Ладно, тогда катись ко всем чертям и останови здесь.

Я выхожу.

– Но я ведь еще никуда не отъехал, – отвечает шофер, – если вы заметили.

– Ну хорошо, значит, я тебе ничего не должен, – говорю я.

Я подзываю другое такси. Оно не останавливается. Еще лучше. Пойду пешком. В этом городе, несомненно, полным полно фараонов – всякий раз, как я еду на красный свет, мне на хвост садится штук шесть сразу. О! Вот и он!

– Господин полицейский, – обращаюсь я, – я хотел бы узнать, куда отвозят машины, побывавшие в катастрофе.

– Вы попали в катастрофу? – спрашивает он, вынимая свой блокнотик.

– Да. Вчера. Я врезался в мясную лавку.

– Где это произошло?

– Это совершенно не имеет значения, – говорю я, – машины там наверняка уже нет. Я хотел бы знать, куда их отвозят потом.

– А что вы с ней собираетесь делать? Полагаю, она уже не будет ездить.

– А это уже мое дело, – отвечаю я.

– Страховка выплачена? – спрашивает он.

– Да.

– Тогда это уже не ваша машина. Вы были пьяны?

– Нет, – отвечаю я, – мне что-то попало в глаз.

– Как же… – бормочет он, засовывая обратно свой блокнот. – Все алкаши так говорят.

– Дерьмо собачье, – отвечаю я вежливым тоном и линяю.

Просто слов нет, что за м… Я и двух метров не прошел, как, по моему разумению, началось землетрясение. Задираю нос. Нет… все спокойно. Да это же я весь трясусь. Точнее, фараон трясет меня, как грушу.

– Что вы сказали, когда уходили? – пытает он меня.

Можно уже и сорваться, но я терпелив. Если я сказал фараону: дерьмо собачье, – значит, я так и думал, что ж в этом плохого? Искренность – лучшее качество в человеке.

– Послушайте, – говорю я, – вы назвали меня алкашом, и я вам ответил то, что вы слышали. Вы ведь первый начали, а? Тогда заткните вашу пасть и отпустите меня, не то я наделаю вам кучу неприятностей. Можете вести себя так где угодно, только не в Вашингтоне. И запомните, я пью только Перье.

На этот раз он помалкивает. Боже, какая у него мерзкая рожа. Я представляю себе, как он ведет меня в участок. Но нет. Он матерится и отпускает меня. Теперь – телефон. Я вхожу в кабину и звоню своему страховому агенту. Мне отвечает секретарша.

– Это Дикон. Вчера моя машина попала в аварию. Мой номер такой-то.

– Где это произошло? – спрашивает она.

– Не беспокойтесь, – говорю я, – вопрос со страховкой улажен. Вообще-то, я врезался в мясную лавку, не буду от вас скрывать.

– Лучше бы в парфюмерную, – вздыхает она. – Я бы предпочла ее.

– Позвоните мне на днях, и я вам все устрою. Но сейчас я хочу знать, где моя машина.

– Вы думаете, она осталась в лавке?

– Конечно нет. Она терпеть не может сосиски. Я ей даю только селедочное масло.

Она смеется. И правильно делает. Я действительно смешон.

– Даже не представляю себе, куда их девают. Возможно, ее отбуксировали в гараж, прежде чем вывезти на помойку.

– Вы думаете? Но в какой гараж?

– О! Вы слишком многого от меня хотите, – говорит она – Только здесь, в Компании застраховано три сотни гаражей, так что сами понимаете… свяжитесь с вашим агентом – он вам подскажет.

– Но его никогда не бывает днем, – отвечаю я, – а это очень срочно. Я оставил в машине все свои документы.

– Ну я не знаю, – вздыхает она. – А что касается парфюмерии – можете мне позвонить. Попросите Дороти Ширинг.

– О’кей, Дот, до скорого, спасибо.

Ну вот, теперь я окончательно запутался. (Я вовремя остановился, правда?) Видно, только мой агент может дать нужную информацию, но ставлю пятьдесят против одного, что не сумею связаться с ним в течение дня. А уже почти час. Ричи вернется около двух. By Чанг тоже. Что делать? Мне не хотелось бы встретиться с моим братцем до того, как он попадет в лапы к китайцу, иначе мне придется объяснить все ему – и тогда конец моей голове. Ладно, все же попытаюсь. Звоню своему агенту. Мне опять отвечает секретарша, еще одна. Я снова начинаю разглагольствовать. Она тоже ничего не знает, но находит, что я слишком поспешен, что машину должен посмотреть эксперт, если еще не посмотрел, а дальше мне нечего беспокоиться, потому что страховка уже выплачена; во всяком случае, я никого не задавил, и дело не стоит выеденного яйца. Тут я узнаю руку моего создателя. С его манией все улаживать, он, должно быть, наказал им все провернуть, как для себя самого. Но, черт подери, я должен отыскать эту машину. Открываю справочник на разделе «Аварийный ремонт». Невозможно. Их самое малое сотни полторы. Выхода нет. Меня загнали в угол. Попросить у папаши десять тысяч долларов, чтобы отдать их этой грязной свинье Луизе Уолкотт? Об этом не может быть и речи. А после пяти нам с Ричи лучше убраться отсюда. Ладно. На сегодня с машиной покончено. Черт с ней. Есть дело, которое не терпит отлагательств, – найти надежную хату. А это не легче, чем… Ладно, попробуем.