Текст книги "Девчата. Повесть и рассказы"
Автор книги: Борис Бедный
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 35 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]
Для пользы дела
В кабинете начальника лесопункта за столом сидели Игнат Васильевич и Чуркин. Дементьев стоял у стены и рассматривал схему лесовозных путей. Как всегда, за письменным столом у Игната Васильевича был такой вид, точно он на минуту забежал в кабинет и по ошибке сел на чужое место в ожидании всамделишнего начальника.
– И с замужними я говорил, и с девками, – докладывал Чуркин, – никто не хочет в стряпухи идти. Помнишь, после войны отбою не было, а теперь дефицитная стала профессия. И как мы выкрутимся – ума не приложу…
Вошел Илья, таща за собой упирающуюся Тосю. Игнат Васильевич так живо вскочил, будто в кабинет к нему пожаловал сам председатель совнархоза.
– Вот что, товарищ Кислицына, – бодрым голосом сказал он, услужливо придвигая к Тосе стул, – придется тебе вернуться на кухню.
– И не подумаю! – Тося с непримиримым видом затянула потуже концы платка. – Не имеете такого права!
Игнат Васильевич смущенно крякнул и покосился на Дементьева. Ему хотелось и Тосю поскорей уломать, и перед новым техноруком выказать себя с лучшей стороны, чтобы тот не думал, будто заехал в такую глушь, где в начальниках лесопункта медведи ходят.
– Да ты погоди, не лезь в бутылку, – попытался урезонить он Тосю. – Ты пойми: тебя, девчонку, сколько народу просит. И товарищи по работе, и все мы… Ты уважь нашу просьбу, девушка, уважь!
– Все равно не пойду, – не сдавалась Тося. – Этак вы все гуртом навалитесь, что от меня останется? Я в газету напишу, грамотная!
– Да постой ты, затараторила… Не захочешь – не пойдешь, никто тебя насильно не заставит. Но ты о нашем лесопункте подумай: вчера из-за этой ерунды с питанием ваш участок недодал четырнадцать кубиков, а сегодня уже двадцать два. Если и дальше таким макаром пойдет, мы из-за тебя весь квартальный план завалим… Где-то люди ждут древесины, а мы им – кукиш с маслом. «Почему?» – спросят. «Да вот Тося Кислицына не хочет вам помочь!» Они дом заложили, а достроить нечем. Дорогу в пустыне тянут, а шпал нехватка. В шахту рабочие спустились уголек рубать, а крепежного лесу нету, и получается у шахтеров сплошной перекур с дремотой… И все из-за тебя!
Тося сникла было под тяжким грузом, взваленным на ее плечи, но тут же рассердилась на себя за то, что так легко клюнула на нехитрую удочку Игната Васильевича.
– Вы меня не агитируйте! Я и сама знаю, куда наш лес идет, стенгазету читаю. И почему я одна в ответе? Что я, крайняя?.. Виновата разве я, что у меня щи получаются? Я ведь ни на каких курсах не училась: просто варю и пробую на вкус, солю в меру и луку для заправки не жалею. Так-то каждый сумеет, были бы продукты.
– А вот Гавриловна не сумела! – живо сказал Игнат Васильевич. – Сама видела. Не прибедняйся, Тося, талант у тебя к этому делу!
Тося криво усмехнулась:
– Так уж и талант? Скажете тоже!
– Талант, и самый настоящий! – уверил Тосю начальник лесопункта. – Это все равно как Пушкин: берет чистый лист бумаги и пишет увлекательные стихи: «Роняет лес багряный свой убор» или «Одна в глуши лесов сосновых давно, давно ты ждешь меня…»
Игнат Васильевич победоносно покосился на Дементьева. А Тося сперва сильно удивилась тому, что их начальник, оказывается, так хорошо знает Пушкина. Но тут же она припомнила, что оба стиха были о лесе, и решила, что знать такие стихи, наверно, обязаны все руководящие работники лесной промышленности.
– …А я, к примеру, возьму тот же лист, – Игнат Васильевич для наглядности взял со стола чистый лист бумаги и помахал им в воздухе, – и у меня получится: «Та-ра-ра, выезжали трактора»… Ведь так?
– Вам видней, что там у вас получится, – дипломатично ответила Тося. – Что ж, раз мне щи удаются, так я теперь на всю жизнь к кухне привязана? Из-за этой кулинарии… некоторые думают, что я не только на работе, а и в жизни подсобная…
Тося быстро взглянула на Илью, который, опустив голову, смирно сидел в сторонке и мял в руках пыжиковую свою шапку. К столу подошел Дементьев. Сначала его забавляла та серьезность, с какой грузный начальник пытался убедить маленькую повариху вернуться на кухню, и даже Пушкина себе в подмогу мобилизовал. А потом разговор не на шутку заинтересовал молодого инженера.
– Можно мне? – спросил он у Игната Васильевича и по студенческой привычке даже руку приподнял. – Вы одно поймите, товарищ, Киселева…
– Кислицына я! – самолюбиво перебила его Тося.
– Виноват, товарищ Кислицына, вы одно поймите: дело к тому идет, что скоро мы всех женщин освободим от тяжелой работы в лесу. Что ж вы, одна против всех? Против всей нашей политики в женском вопросе?
Заслышав, что ее обвиняют в таких тяжких прегрешениях, Тося сразу оробела. Она испугалась вдруг, что ее и отсюда попрут, как вытурили из совхоза, и она так и не доведет до конца одной важной перевоспитательной работы.
– Да не против она! – заступился Илья за Тосю. – Просто ветер еще у нее в голове!
– Ты по себе не суди! – посоветовала ему Тося, а начальству сказала: – С обрубки сучьев я могу и уйти, но только не на кухню. Я… это самое, расти хочу, овладевать новой профессией, вот!
– И расти себе на здоровье, – разрешил Игнат Васильевич посвежевшим после передышки голосом. – Будешь хорошо работать – переведем в столовую, главным поваром станешь… У тебя такие перспективы!
– Да ну их! – забраковала Тося все перспективы. – Не буду я подсобницей, так и жизнь пройдет.
Игнат Васильевич сердито посмотрел на Илью.
– Откуда ты взяла, что питание – подсобная работа? Хорошенькое дело! Сама видишь: не пообедали лесорубы – и выработка сразу упала. Питание – такая же основная работа, как и лесозаготовки, ведь правда? – обратился начальник к Чуркину.
– Самая что ни на есть основная! – с готовностью подтвердил Чуркин и вытер губы, будто только что вкусно пообедал.
– И кто тебе такую чушь ляпнул?! – загремел Игнат Васильевич, нащупав слабое Тосино место. – Скажи, кто – и я ему, дезорганизатору, сразу выговор закатаю!
– Да так, один человек… – нехотя проговорила Тося, а про себя решила: «Хоть режьте – не скажу!»
Игнат Васильевич вытер платком вспотевшее лицо.
– Дайте ей подумать, – снова заступился Илья за Тосю. – Нельзя же так сразу требовать…
Тося с благодарностью посмотрела на единственного человека, который защищает ее. Но тут же ей пришло в голову, что Илья действует сейчас как бригадир, заинтересованный в добавочной рабочей силе. И потом: если она уйдет с обрубки сучьев – кому он станет тогда помогать? Наде не очень-то поможешь! Вот тут и разберись, для кого он старается…
– Раньше требовалось думать, когда сманивал ее с кухни! – накинулся Игнат Васильевич на Илью. – Я еще до вас с Сашкой доберусь. Тоже мне, агитаторы!.. Ну так как же, Тося? Ты учти: человек не всегда делает то, что ему хочется, а чаще то, что другим нужней… Надо! Понимаешь?
Тосе вдруг стыдно стало, что она отнимает так много времени у солидного Игната Васильевича, который ей в отцы годится. Она опять оробела и украдкой покосилась на Илью, спрашивая взглядом, как ей быть. Все-таки он бригадир и должен руководить своей бригадой…
Игнат Васильевич отвернулся, чтобы не мешать сепаратным их переговорам. Илья развел руками и закивал головой, советуя Тосе согласиться.
– Если основная и… всем надо, – сдалась Тося, – тогда что ж, конечно…
– Вот спасибо, удружила! – обрадовался Игнат Васильевич и двумя руками тряхнул Тосину руку. – Но ты уж постарайся, а то ребята совсем отощали.
– А я просто не умею плохо готовить, – виновато сказала Тося. – Так уж у меня получается, и сама не рада… Только в завалюхе этой работать дальше я несогласная!
– Видишь ли, – доверительно объяснил Игнат Васильевич, – мы в том массиве уже заканчиваем лесоразработки. Нет смысла строить там капитальную столовую… Нерентабельно, понимаешь?
Но Тося, живя в одной комнате с Верой-заочницей, привыкла уже к ученым словам, и сбить ее с позиции было не так-то просто.
– Значит, раньше надо было строить, – твердо сказала она. – Когда… это самое, рентабельно было!
Илья одобряюще усмехнулся, а Игнат Васильевич ненужно переставил на столе пресс-папье и покосился на Дементьева.
– А ты что, зябнешь там? Хочешь, мы тебе полушубок со склада выпишем?
Тося хмыкнула и сказала наставительно, на правах человека с общепризнанным талантом:
– В полушубке щей не сваришь! Да и не во мне дело: я-то закаленная. А вот картошка зябнет! Я уж укутываю ее, укутываю, ничего не помогает… И люди обедают, не раздеваясь. Против гигиены это! Я в газете читала: есть такие вагончики-столовые, можно по рельсам гонять. Сегодня здесь, а завтра там! Вот бы нам такой…
– Пока вагончика добьешься – так и зима пройдет! – умудренно проговорил Чуркин.
– А вы добивайтесь, – посоветовала Тося. – На будущий год пригодится: эта зима не последняя.
– Яйца курицу учат… – пробормотал Чуркин. – Дожили!
А Дементьев поддержал Тосю:
– Верно, есть такие вагончики: на одной половине кухня, а на другой столовая.
Игнат Васильевич не принял борьбы на два фронта.
– Ладно, мы этот вопрос отрегулируем, – хмуро сказал он и снова переставил пресс-папье на столе.
Тося вопросительно посмотрела на Дементьева. Тот кивнул головой, обещая спасти ее картошку и постоять за гигиену.
– Значит, договорились, – подвела итог Тося. – До свиданьица.
Она пошла к выходу. Даже не оборачиваясь, Тося знала, что Илья идет за ней, и надбавила шагу, чтобы он не думал, будто она его поджидает. Пусть уж лучше он ее догонит, если она ему так нужна.
– Ну и чертова девчонка! – пожаловался Игнат Васильевич техноруку, вытирая шею. – В пот вогнала… Вот чем мне приходится тут заниматься, а вы говорите «модернизация»…
А Тося с Ильей вышли на крыльцо конторы и остановились. Илье казалось почему-то, что Тося ждет от него сейчас, чтобы он поблагодарил ее. Признаться, его и самого подмывало сказать Тосе что-нибудь хорошее, порадовать незаменимую повариху. Но Илья слишком редко чувствовал себя кому-нибудь обязанным, мог по пальцам перебрать всех, кого он благодарил в своей жизни, и так уж получилось, что девчат среди них пока что не было. И теперь с непривычки он просто не знал, с какого боку подступиться к этому нелегкому делу.
Вообще-то Тося не очень нуждалась во всяких там благодарностях, но на этот раз, после того как она выручила весь лесопункт со всеми его тракторами, бензопилами, штабелями, лесорубами и начальством, ей все-таки хотелось услышать от Ильи хотя бы одно словечко: «Спасибо». Небось не отвалился бы у него язык! Уж если сам ничего доброго к ней не чувствует, так мог бы поблагодарить от имени бригады, неужели им до сих пор не надоели помои Гавриловны?
– Эх, зря я картинки тогда порвала! – пожалела Тося, великодушно давая Илье возможность собраться с мыслями.
Илья молча полез в карман за папиросами. Лафа этим ребятам! Как что – так закуривают! Пока папиросы со спичками достанут, да чиркнут, да пустят дым – глядишь, самое трудное время и пробежит. Вроде и не делают ничего, а все при деле. Умеют, черти стоеросовые!
А Тося была некурящей, и ей ничего другого не оставалось, как торчать истуканом на крыльце конторы. Она завистливо покосилась на Илью, разминающего папиросу – ведь папиросу еще и разминать можно целую минуту, а потом еще полминуты стучать мундштуком по спичечному коробку или по ногтю – выбирай, чего душа желает, – и строго предупредила:
– Ты только ничего такого не думай. Я совсем не из-за тебя на кухню вернулась, а… для пользы дела. Надо, понимаешь?
– А я ничего и не думаю, – угрюмо отозвался Илья, постукивая папиросой по ногтю большого пальца.
Значит, он предпочитает ноготь…
– Вот это правильно! – одобрила Тося и сбежала с крыльца, не дожидаясь, пока Илья начнет чиркать спичкой и пускать дым.
Новая метла
Дементьев с Чуркиным обходили делянку.
– Волоки у вас никудышные, только тракторы калечить! – распекал мастера Дементьев со всем пылом начинающего начальника. – А если эти… подснежники не уберете, вам не поздоровится!
Он пнул ногой хлыст, занесенный снегом.
– Новая метла, она, конечно… – пробормотал Чуркин.
Они подошли к кривобокой и щелястой Тосиной кухне, переделанной из летнего навеса. Выпавший ночью снег запорошил постыдные лохмотья капусты, оставшиеся от Гавриловны, и теперь ничто не напоминало о том, что Тося покидала кухню и пробовала свои силы на основной работе. И, как встарь, от котла валил дразнящий аромат.
– А это что за избушка на курьих ножках? – поинтересовался Дементьев и проглотил набежавшую слюну. – Неужто столовая?
– Она самая… – Чуркин отвернулся от неказистых Тосиных хором и уточнил: – Филиал.
Убогий сарай выглядел особенно нелепо рядом с мощными трелевочными тракторами.
– Я думал, повариха привередничает, а за такие инженерные сооружения судить надо. Это ж позор для всего лесопункта! – стал горячиться Дементьев.
Чуркин почесал в затылке.
– Так-то оно так, но есть и своя выгода. Не засиживаются у нас в перерыве: пообедают – и сразу за работу.
– В такой халупе не засидишься!
– Я же и говорю, – поспешно поддакнул Чуркин. – Народ привычный, опять же костры…
– Костры! – с ненавистью выпалил Дементьев и зашагал к ближнему трактору.
Он сосчитал все чокеры и сам опробовал тракторную лебедку. За придирчивой строгостью Дементьева угадывалась робость новоиспеченного инженера. Еще на институтской скамье он решил, что участок его будет передовым, но с чего начинать сейчас, не знал и хватался за все сразу.
– Товарищ технорук! – окликнула Дементьева бойкая Катя. – Ракету уже на Луну запустили, а мы тут все по старинке топориками тюкаем! Летом еще туда-сюда, а зимой до того в снегу вываляешься, не разобрать, кто ты: женский пол или дед-мороз?.. И домой придешь – сразу в сон кидает, хоть вечернюю школу бросай.
– Поменьше на Камчатке сиди, – выслуживаясь перед техноруком, сказал Чуркин.
– Спасибо за совет, – поблагодарила мастера Катя. – До ваших лет доживу – так и сделаю… – И, повернувшись к Дементьеву, Катя дала наказ: – Придумать что-нибудь надо, товарищ технорук. Пошевелите своей инженерной мыслью!
Филя, крепивший неподалеку чокеры, с удовольствием прислушивался к тому, как языкастая Катя «дает прикурить» новому начальству. А Дементьев, внимая Катиному наказу, все старался стать так, чтобы не видеть жарко пылающего костра.
– Тут и думать нечего, все давно уже придумано. Будем вместе с вами ломать эту кустарщину.
– Я хоть сейчас! – согласилась Катя. – Что это вы все от костра отворачиваетесь? Дым глаза ест?
– Хуже: душу! Стыдно смотреть, как миллионы на ветер летят.
– А я тут при чем? – опешила Катя. – Мне как приказывают…
– Я вас, девушка, и не виню.
Дементьев махнул рукой и пошел прочь от костра.
– Чует мое сердце, хватим мы с ним горя, – опасливо сказал Длинномер.
А Мерзлявый, верный себе, добавил:
– Из этих интеллигентов самые лютые начальники и получаются!
– Нет, здесь что-то другое… – предположил Сашка.
Веселый звон поплыл над лесом. Тося охаживала топором буфер и кричала-заливалась:
– Обе-ед! Навались, основные работнички! Поспешай, отощавшие!
По пути на верхний склад Дементьев с Чуркиным снова подошли к Тосиной избушке. В охотку работали ложками лесорубы.
– Отобедайте с нами, – пригласил Чуркин инженера.
Лесорубы потеснились, и Дементьев сел за стол. Несознательная Тосина рука самовольно, без ведома хозяйки, зачерпнула было для Дементьева щей погуще, но Тося тут же заметила этот подхалимский поступок, опрокинула в котел нечаянный свой улов и плеснула в миску начальника самых что ни на есть жидких щей – жиже некуда.
Илья высыпал к ногам Тоси охапку сухих звонких дров.
– На вот… – смущенно сказал он, старательно смотря мимо Тоси.
– Илюшка, ну зачем ты! Тут я и одна управлюсь.
– Привык тебе помогать… – буркнул Илья и, прячась за науку, придирчиво спросил: – Ты про условный рефлекс слыхала?
У Тоси глаза полезли на лоб.
– Так это ж у обезьян бывает…
– И на том спасибо.
– Ой, Илюшка! – спохватилась Тося.
– Ты как меня называешь? – заинтересовался вдруг Илья.
– Илюшка… А что?
– Вроде и не очень нежно, а у тебя как-то ласково получается! – подивился Илья.
– Голос у меня такой… – оправдалась Тося.
Отведав знаменитых Тосиных щей, Дементьев сказал громко и раскатисто, будто на митинге:
– Я думал, преувеличивают, а она и в самом деле вкусно готовит!
«Видать, не очень-то тебя в институтской столовке баловали», – подумала Тося и пожалела, что кормит вчерашнего студента одной жижей.
Дементьев отодвинул пустую миску.
– Самый настоящий талант!
– Талант! – как эхо повторил Чуркин, прикидывая; простым выговором он отделается на этот раз или молодой технорук влепит ему «строгача».
Тося насупилась и сердито загремела черпаком. Илья с миской в руке придвинулся к ней:
– Ты чего?
– Еще и смеются… У всех таланты как таланты: сплясать или спеть, машину там сочинить, а тут надо же! – Она в сердцах пнула котел, ушибла ногу и скривилась от боли. – Ох и невезучая я!
Анфиса занимается самокритикой
Коротая время на дежурстве, Анфиса делилась новостями с Марусей – телефонисткой соседнего лесопункта:
– Живу помаленьку, замуж пока не собираюсь… Новый технорук? Говорят, строгий… Ты своего охмуряй, а нашего не трогай!.. На микропорке туфли и у нас выбросили…
Вот уже целый год Анфиса говорила с Марусей чуть ли не каждый день, а в глаза ее так и не видела. Про себя она давно уже решила, что Маруся похожа на Катю – не нынешнюю, а такую, какой станет Катя, когда выйдет замуж, поживет год-другой с Сашкой и разочаруется в семейной жизни. Позевывая, она перечисляла Марусе, какие товары есть у них в магазине, когда дверь отворилась и в коммутатор вошел Дементьев.
– Вы?! – удивился он.
Анфиса поспешно повесила трубку.
– Да вот… – виновато сказала она, обводя рукой комнату. – И сама не знаю, зачем я тогда артисткой назвалась… Вы уж извините меня, Вадим Петрович.
– Что вы, что вы! – обрадовался Дементьев. – Это же чудесно, что вы здесь работаете и вам не надо ни в кого… как это?.. вживаться. Не знаю, как другие, а я бы не хотел, чтобы в меня вживались… Брр!.. И главное, вам никуда не надо уезжать. А талант артистический у вас определенно есть: так меня разыграть!.. – Он восхищенно покрутил головой, припомнив первую их встречу. – Тут вот какое дело: не смогли бы вы отпечатать на машинке небольшую бумаженцию? Секретарша заболела, а я только одним пальцем стучу. Как дятел!
Дементьев показал, как стучит он на машинке одним пальцем.
– Могу, конечно, могу, что за вопрос, – охотно согласилась Анфиса. – Прежнему техноруку я все печатала. Вот только…
Она кивнула на аппарат.
– А я сюда машинку принесу. Нет такого положения, из которого не было бы выхода!
Пока Дементьев ходил за пишущей машинкой, Анфиса успела взглянуть на себя в зеркало, внесла кое-какие срочные поправки в прическу и поубавила помады на губах.
Дементьев водрузил старенький «Ундервуд» на стол.
– Ну, что там у вас? – небрежно спросила Анфиса, вкладывая чистые листы бумаги в машинку.
– Вверху: «Главному инженеру леспромхоза», а потом все по порядку.
Дементьев положил на стол листок черновика. Анфиса усмехнулась его крупному ученическому почерку и бойко застучала на машинке.
– Как вы печатаете! – восторженно сказал Дементьев. – Вы что же…
– И машинисткой работала… Кем только, Вадим Петрович, я не работала!
Не переставая печатать, Анфиса снизу вверх глянула на Дементьева. Пальцы ее уверенно порхали над машинкой, безошибочно находя нужные клавиши.
– Вот тут неразборчиво.
Дементьев склонился над черновиком:
– «Давно уже пора в корне перестроить всю технологию лесоразработок на участке: вывозить лес в хлыстах»… И так далее.
Анфиса быстрей прежнего застучала на машинке. Дементьев шагал по комнате и старательно отводил глаза от Анфисы, чтобы не выдать своего восхищения. Он отводил глаза, а они снова и снова искали и находили ее, будто их магнитом притягивало. Обманывая себя, Дементьев думал, что любуется лишь ловкими пальцами Анфисы, а красота ее тут совсем ни при чем. Зазвонил телефон.
– Послушайте, кто там, – попросила Анфиса.
Дементьев с готовностью поднес трубку к уху.
– Шпалорезку требуют.
– Вот тот шнурок переставьте туда, – показала Анфиса и, глядя на неуклюжего Дементьева, застывшего с шнурком в руке, припомнила вдруг, как ловко выполнял все ее команды Илья. – Да не туда! И ничего-то вы не умеете, а еще институт окончили… – Анфиса встала и, прежде чем соединить нетерпеливого абонента со шпалорезкой, заботливо спросила: – Обиделись?
– Нет, что вы! – весело сказал Дементьев, будто Анфиса похвалила его.
Вот удивился бы Чуркин, если б увидел сейчас Дементьева! Анфиса словно подменила его: придирчивый начальник бесследно исчез, а в комнате стоял смущенный, робковатый человек, неопытный в житейских делах.
Переставляя шнур на доске коммутатора, Анфиса проговорила в трубку:
– Ничего, подождете, не горит у вас.
– В самом деле! – возмутился Дементьев, целиком становясь на сторону Анфисы. – Уж и полминуты подождать не могут. Трудно вам тут работать…
Анфиса прилежно стучала на машинке. Кажется, ей доставляло истинное удовольствие печатать для молодого технорука. Было сейчас в Анфисе что-то новое, неспокойное. Изо всех сил она хотела бы понравиться Дементьеву, но обычное ее дешевое кокетство куда-то запропало.
А Дементьеву надоело бороться с самим собой. Он стоял теперь рядом с Анфисой и, не таясь, в упор смотрел на нее восхищенными глазами. Анфиса чувствовала на себе пристальный, любующийся взгляд Дементьева, но у нее не хватало смелости поднять голову и посмотреть на него. Она печатала все быстрей и быстрей, словно убежать хотела от Дементьева, испугавшись вдруг того нового и непрошеного, что входило в ее жизнь. Пишущая машинка стучала пулеметом. Кажется, Анфиса позабыла на время о хваленой своей красоте, и даже непривычная робость проглядывала в ней.
И может быть, прежде мы несколько поспешили, безоговорочно зачислив Анфису в хищницы…
Анфиса громко поставила последнюю точку и вынула листы из машинки.
– Большущее вам спасибо! – с чувством поблагодарил Дементьев. – И чисто как! Я бы никогда не сумел… Вот только здесь мы с вами недосмотрели: «вследствие» на конце «е» надо… – И поспешно добавил, боясь, что обидел Анфису: – Конечно же, это опечатка. В такой обстановке…
Он кивнул на доску коммутатора.
– Нет, Вадим Петрович, это не опечатка, – очень серьезно сказала Анфиса, будто говорили они о чем-то неизмеримо более важном, чем ошибка ее в правописании. – Просто… – Она запнулась и докончила скороговоркой: – Не теми вещами я в школе занималась, отличная учеба меня не прельщала!
Дементьев недоверчиво посмотрел на Анфису, но и тут быстро нашел выход:
– А знаете, для телефонистки и… артистки это не такой уж большой грех! Ведь правда? Вот если б вы учительницей были – тогда совсем другое дело… – И закончил убежденно: – В общем, не горюйте, вы и так чудесная девушка!
– Так я вам и поверила! – привычно-игриво сказала Анфиса. – Шуточки, Вадим Петрович! – Она взглянула в открытое, чуждое всякой хитрости, как бы распахнутое настежь лицо Дементьева и неожиданно для себя призналась: – И не такая уж я хорошая.
Анфиса тут же прикусила губу, не понимая, чего ради она сама себя разоблачает. Зазвенел телефон.
– А на лыжах вы ходите? – быстро спросил Дементьев, ловя руку Анфисы, протянутую к трубке. – Подождут… Пойдемте в воскресенье на лыжах? Покажете мне здешние места, должны же вы помогать молодому специалисту знакомиться с его участком?
– Сходим, – согласилась Анфиса, порываясь взять трубку. – Только имейте в виду, у нас это не принято. Можете на сплетню напороться.
– А пусть их! – беспечно сказал Дементьев. – Вы сами-то не боитесь?
Анфиса покачала головой.
– Вот и отлично!
Он унес пишущую машинку. Анфиса с застывшей на лице улыбкой засуетилась у доски коммутатора, сказала в трубку с неведомой ей раньше виноватинкой в голосе:
– Сейчас, Маруся, сейчас! Да не сердись ты, здесь такое дело…
