Текст книги "Невоспитанный трамвай"
Автор книги: Борис Кудрявцев
Жанр:
Юмористическая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 6 страниц)
ВЕРЬ МУЖЧИНАМ
– Я тебя люблю! – подслушал я однажды. Дело было в час пик, в трамвае, стояли тесно, поэтому слышал не я один.
– Давно? – помолчав, спросила она.
– Да! – признался он.
– Как давно?
Так могла спрашивать только жена, и я понял, что они женаты. Это было интересно.
– Семь лет!
Семь лет – это срок их супружества. Сомневаться не приходилось.
– Почему же ты раньше молчал?
Он, конечно, не молчал, объяснялся, только не так удачно, как сейчас, в трамвае.
– Я боялся.
– Чего боялся?
Он понял свою оплошность и замолчал.
– А теперь, значит, не боишься? – допытывалась она, улыбаясь как-то странно.
– Нет.
– Почему?
– Что почему?
Он попробовал уйти от ответа, но не тут-то было. Я тоже женат и легко представил себе, чем это теперь кончится для него. Нашел место объясняться в любви! Дома не мог? Один на один, без свидетелей!
– Ты сказал, что в трамвае не боишься, – внятно напомнила она. – Значит, по-твоему, дома я тебе рот зажимаю? Или, может, я стала хуже и мне можно говорить при людях все, что угодно?
– Нет, но… – запротестовал он неуверенно, озираясь, и эта его неуверенность показалась оскорбительной не только ей одной. В трамвае много женщин, они сочувственно переглядывались: дескать, верь после этого мужчинам!
– Ну, я жду?!
– Чего ждешь! – Он затравленно оглядывался.
– Ты сказал, что я стала… плохая! – В голосе ее стояли слезы. – А ты-то?! Погляди на себя…
Она приглашала нас в свидетели. И мы поглядели! Так, что он покраснел и съежился. Потолкался у двери, хотел сигануть из вагона на ходу, но мы не дали.
– Я ее люблю! – отчаянно заорал он. – А она?!
Я понял, что он не врет. Трамвай и вправду располагает к объяснению: стояли они битый час прижатые, и целый час он разглядывал ее, словно газету, каждую морщинку, и она не смела уклониться, хотя, наверное, думала вовсе не о нем – о косичках дочери, незаплетенных, или квашне, перекисавшей где-то…
– Выходи, – сказала она, – давай, давай, пройди пешком, проветрись.
Проехала на остановку больше.
– Слыхали, мой-то? Никак спятил!
Женщины загомонили.
– Ты будь построже с ним, иначе пропадешь!
– Билет, небось, не взял! Зубы заговаривал.
Ей льстило быть в центре внимания.
– Ты вот что, милочка, подай на алименты в суд! А мы в свидетели.
Она моталась у двери в тревоге.
– А разве он ушел? Совсем?!
– Ушел, конешно! Каждый видел. Не слепые!
Трамвай притормозил.
– Что там за шум? – Водитель выглянула из кабинки.
– Муж от жены сбежал, как черт от ладана! Люблю, говорит, и бежать!
– Потаскун, небось!
– Останови. Изловим!
Вагон остановили, но она уже и шага сделать не смогла, сидела на ступеньке и с испугом наблюдала за суетой и криками. Остановили «скорую», уложили обморочную на носилки.
– Ты брось его! – увещевали из вагона напоследок. – Чего с ним жить? Душегуб.
– Бросит, коли выживет.
– Какой там выживет?
– На могилку, небось, не придет.
– Не помянет.
Но в последний момент подлетело такси. Выскочил он. Подхватил жену, целуя, и увез. Двери закрылись, вагон покатился.
Молчали.
– Верь мужчинам, – не выдержал кто-то, – верь!
АБСОЛЮТНЫЙ СЛУХ
Если бы Теняков учился, он сочинил бы музыку на тему переработки вторичного сырья; быть бы ему поэтом и писать стихи на обращенной макулатуре, если бы он знал… Но Теняков ничему не учился и ничего не знал. Ему и так хорошо. А с ним и нам неплохо.
В других управлениях утром – суматоха, звонки, бумаги, заседания… А мы сидим тихо, на Тенякова глядим. Для него нет невозможного. Услыхал, как прошуршала директорская «Волга» и в подъезд тихо шагнул Николай Иваныч.
Аврал! Выдвинули ящики, обложились бумагами, схватили карандаши, подняли телефонные трубки. Директор прошагал по коридору к себе.
Расставили шашки, чашки, женщины – к зеркалу. Но Теняков чай не пьет, в кроссворд не глядит. Ему надо знать, что в кабинете у директора затевают.
– Совещание, – глядит в потолок младший научный сотрудник Сивкова, – стулья двигают…
Признак верный. Но никто, кроме Тенякова, не слышит, что в умывальнике не каплет, воду перекрыли, а с ней и виды на кустовое совещание с привлечением ведомственных и подведомственных… Без туалета нельзя.
И никто, кроме Тенякова, не слышит, как каплет и журчит в стаканы под лестницей у Пети-слесаря. Капать может только… Вода-то перекрыта.
В одиночку Петя не пьет, боится спиться. Значит, с ним Вася-столяр. Вася – номенклатура не наша. Числится он на мебельной фабрике помощником главного инженера, а у нас замки врезает, на дверях и столах. Работы много, потому что не бывает дня, чтобы кто-то ключ не забыл в трамвае, кино или у тещи… Чья сегодня очередь менять замок, может знать только Теняков, но ему не дают сосредоточиться: на лестнице шум и беготня.
– Лифт не раб, – говорит старший научный сотрудник, – забегали.
– Будешь бегать, – говорит Ведунов, – если воды нету. Лифт не работает третий день, но никто, кроме Тенякова, не знает, что мастером по его ремонту оформлена бабушка главного бухгалтера, парализованная пятнадцать лет назад.
– Кого-то, кажись, понесли! – сказала экономист по капзатратам. – Белый, как дверь, из сектора комплектации…
– Побелеешь, – пригрозил старший разработчик, – если туалет закрыт! Все будем там.
И никто не знал, кроме Тенякова, что сняли и понесли белую дверь от сектора комплектации. Выставили вместе с замком, не дождавшись Васи-столяра. Дверь поставят к стенке в тупике, и до конца дня возле нее будет торчать очередь посетителей. Там уже стоит со вчерашнего дверь от приемной зам. директора. У нее больше всего ожидающих. Робко постукивают, на что-то надеясь, не замечая, что время обеденное. И только Теняков знает, что обед у нас наступает на полчаса раньше и на столько же затягивается. Винить в том некого, ведь только с абсолютным слухом можно услышать, что настенные часы в управлении встали, год назад. А наручным доверять нельзя в таком щекотливом деле. Теняков слышит, у кого куда они идут.
К чести дирекции надо сказать, что дверь в столовую она не доверяет Васе-столяру, и потому дверь всегда на месте.
После обеда Теняков слушает, как ходят тараканы в столе по бухгалтерским книгам. Больше ему слушать нечего, потому что в управлении никого не остается. Без дверей, лифта, без воды и туалета работать нельзя. Тем более, что подняться по парадной лестнице могут только пожарники с баграми. Ступени обледенели на манер айсбергов. Дворником оформлен кум директора, полгода назад обещавший вернуться на пост с шабашки.
Петя-слесарь спит под лестницей, а Вася-столяр уронил на палец молоток и пошел за «бюллетенем» в поликлинику. Лифт стоит, и только Теняков знает, чем все это кончится. Пожар начнется ночью от короткого замыкания. Электриком оформлена внучка завхоза, на вырост, из шестого «а» класса вспомогательной школы. Огонь дойдет до пятого этажа, и только Теняков услышит шум и крики боевой дружины пожарников, по своей инициативе приехавших на пожар. Все другие, от директора и до вахтера, будут спать спокойно. Медведь на ухо наступил, а значит, не дано слышать…
ТОТ, ЭТОТ…
Зазвонил телефон.
– Где этот? – рявкнул директор.
– Кто «этот»? – Я понял, что спрашивают меня.
– Ну тот?! – Он, кажется, не знал мою фамилию. Мне стало обидно.
– Кто «тот»?!
Директор швырнул трубку. Потом опять:
– Пусть срочно зайдет, иначе… Хуже будет!
– Кто зайдет-то?
Директор был взбешен.
Работа встала. «Кто-то директору нужен, – шептались в отделах, – а кто – не сознается! Нахал. Нас много – директор один, он не обязан всех помнить…»
Заглядывали в кабинет к директору:
– Он чем занимается?
– Кто?
– Ну этот, чтоб ему ни дна, ни покрышки?!
Директор не мог вспомнить.
– Нужны особые приметы, – сказал кто-то, – фонарь под глазом или…
– Фонарь будет! – пообещал зам. зав. – Только бы найти!
Вооружились пресс-папье, заперли двери и окна.
Начались прения. Они продолжались до конца дня, но ничего не дали.
Утром директор лично пришел к нам в отдел.
– Ты мне был нужен вчера, – сказал мне. – Почему не отзывался?
Я пожал плечами: дескать, откуда я мог знать. Зав. отделом сделал страшные глаза и погрозил мне кулаком, но директор, видно, забыл вчерашние волнения и новый день начал в хорошем настроении.
– Зайдешь ко мне со всеми бумагами, – улыбаясь, приказал он мне.
– Какими? – спросил я.
– Ну этими… – Директор покрутил пальцами, но не вспомнил.
– Какими «этими»? – Я пожал плечами.
– Издеваешься?! – рявкнул директор и вышел, хлопнув дверью.
В отделе стало тихо.
– Ты что? – зашипел зав. отделом. – И в самом деле не знаешь, что ему надо, какие материалы?
– Откуда мне знать? – изумился я.
– Будем думать вместе, – сказал зав. отделом. – Может быть, ему нужны материалы по новой технике?
– Они не у меня, – ответил я, – новой техникой занимаются Худяков с Ракеткиным.
– А что если директору нужна сводка по экономии или материалы последней ревизии?
Я промолчал. На это есть старший экономист, у него все сводки и прочее.
– А ты, собственно, чем занимаешься? – спросил зам. зав. отделом.
– Ничем, – помолчав, признался я. В отделе зашумели.
– А давно… баклуши бьешь? – осведомился зав.
– Второй год, – сказал я, – с того самого дня, как меня перевели сюда из отдела комплектации и кооперации, сказали, что я буду координировать работы того отдела с вашим. Но сразу вслед за этим отдел комплектации сократили, его не стало в природе, а про меня забыли. Я и сижу жду, когда вспомнят.
Шум усилился, послышались негодующие выкрики по моему адресу.
– Почему ты не заявил о себе, не поставил вопрос перед руководством? – допытывался зав. отделом.
– Я заявлял и ставил, – сказал я, – но директор меня не замечает и с кем-то путает!
Зав улыбнулся, за ним разулыбались и остальные.
– Ты у нас один такой, с кем тебя можно спутать?!
– Не один, – вздохнул я.
– Как?! – Зав. отделом открыл шкафчик у себя над головой и достал флакончик с валерьянкой. – Кто еще, выкладывай?
Опять стало тихо. Тише прежнего. Я встал и ткнул пальцем в прижавшегося к столу с видом углубленной работы и предельной занятости Рындина.
– Рындин, – говорю, – принят на работу инженером по сырью. А сырья давно нет.
– Не твое дело! – рявкнул Рындин. – Сам ты…
Он задохнулся и налил себе воды.
– Или взять Сухоредькина, – продолжал я, – он у нас куратор по использованию отходов производства, хотя никаких отходов нет, как и самого производства… Осталось два десятка рабочих и шесть станков.
– Ты на что намекаешь? – сурово сказал зав. – Да, у нас почти нет производства, его передали в прошлом году другому ведомству. Ну и что из того? Зато у нас есть прекрасный административный аппарат! Сумели сохранить, несмотря на интриги таких, как ты.
Больше мне не дали слова. Взяли под руки и отвели к директору.
– Есть мнение, – сказал директор, – что тебе трудно.
Он в молчании прошелся по кабинету. Я опустил голову, готовый смириться с любой участью.
– Поэтому мы подумали и решили, – веско продолжил директор, – принять тебе в помощь еще двух инженеров и организовать сектор под твоим руководством. Оклад у тебя будет больше на…
Он назвал цифру. Отказываться было бы глупо.
– Ну, как? По рукам?
И я согласился.
СПИЧКИ
Едва утром Кузенин переступил порог универмага, как его подхватили под руки и усадили в кресло на возвышении:
– Вы к нам пришли раньше всех, – ласково объяснил главный администратор, – поэтому мы вас будем чествовать!
Подбежали две красавицы-продавщицы и прыгнули на колени Кузенину:
– Вы нас любите, нам не изменяете?
Кузенин покраснел и закивал.
– Что вы хотели купить? – спросил администратор в мегафон.
«Спички», – хотел было ответить Кузенин.
– Ну, конечно же, холодильник и стиральную машину! – опередил администратор. – Я угадал? Первый покупатель не станет мелочиться. Ведь он так спешил…
Спешил Кузенин не в магазин.
– Сейчас вы получите тог что хотели! – пообещал ведущий, хлопнул в ладоши, и грузчик приволок черно-белый телевизор, потом почесал затылок и добавил дамский бюстгальтер, из товаров, не имеющих спроса, и побуревшую от времени сковородку. Девушки на коленях у Кузенина радостно защебетали, обняли его за шею, собираясь целовать. «Придет жена, – с испугом думал он, – и этой самой сковородкой…»
– Так будет с каждым, кто придет к нам раньше всех! – пообещал администратор.
В магазине собрался народ, толпа молча глазела на Кузенина и ждала. Холодильниками, стиральными машинами, телевизорами устаревших конструкций, одеждой, обувью старых моделей и прочими товарами были заставлены все проходы. Кузенин понимал желание администратора избавиться хотя бы от части из них, но…
– У меня нет денег, – шепнул Кузенин ведущему. – Дай взаймы!
Администратор сморщился.
– Впрочем, – разрешил он, – берите даром! Наш подарок вам.
Это меняло дело. Кузенин встал и хотел было взять телевизор, пока не раздумали, но прибежали еще две девушки, краше первых, и повисли у него на шее… Жена уже пришла. Она ошалело таращилась на даровой телевизор и вроде бы не замечала красавиц, обнимавших мужа.
– Одно небольшое условие, – предупредил администратор, – отгадайте две загадки. Всего две, и – телевизор ваш!
Жена Кузенина выдвинулась вперед. Загадки для нее, что семечки.
– Первая: я загадал число, а вы его угадайте! Начали! – Он включил секундомер. Грянула музыка.
– Три! – крикнул Кузенин.
– Пять! – подсказала жена.
– Вы не угадали! Я загадал два, с четвертью…
Толпа загудела. Тогда ведущий сунул в карман руку и что-то вынул, зажав в кулаке:
– Что у меня в руке?
Кузенин напрягся, соображая.
– Меняю «это» на тысячу рублей! – объявил ведущий. Толпа ахнула. – Ну, кто смелый?
Кузенин взмок от волнения: «Денег не жалко, лишь бы вещь была стоящая».
– Беру! – не устояла жена Кузенина.
И побежала к кассе. Администратор ждал, нехорошо улыбаясь. Толпа молчала.
Жена вернулась с чеком. Ведущий разжал пальцы. «Берите!»
На его ладони лежала обыкновенная коробочка с канцелярскими скрепками. Грянул туш.
– Рекламное представление окончено! – объявил ведущий. – Расходитесь…
Кузенин ринулся к директору. Тот усадил его в кресло и дал воды.
– Не волнуйтесь, вот ваши деньги. Передайте жене. Так было задумано. Весело, правда? У нас, знаете ли, с планом худо… Чем привлечь покупателей? Вот мы и придумали рекламное ревю…
– А телевизор? Он же обещал?!
– Но вы не отгадали загадки! Сковородку, пожалуй, мы вам могли бы выделить, как пострадавшему, она не пользуется спросом…
«И даром не надо», – подумал Кузенин.
– В соседнем магазине, – рассказывала ему дорогой какая-то женщина, – еще смешней вышло: мильонному покупателю завязали глаза и пустили в обувной отдел: что возьмешь – твое! Он взял туфли – брак, на четыре размера больше, чем ему нужно. Пять лет пылились на полке, никто не брал…
– А еще, – успокаивал Кузенина кто-то, – …
– А спички у них есть? – вспомнил Кузенин.
– Нет! Разве на них план сделаешь?