Текст книги "Невоспитанный трамвай"

Автор книги: Борис Кудрявцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

ДЕД ПО ИМЕНИ МОРОЗ

Рассказывают, было такое под Новый год.

В специализированной фирме добрых услуг «Елочка» проводился традиционный конкурс Дедов Морозов. Жюри заседало в кабинете генерального директора добрых услуг. Деды Морозы толпились в приемной.

– Нам не нужны случайные люди, – убеждал членов жюри глава фирмы. – Дедом Морозом надо родиться. Долой пошлятину и примитивизм! Дети чувствуют малейшую фальшь в этом деле, и наша с вами почетная задача – не дать им разочароваться. Я за настоящего Деда Мороза! Единственного в своем роде, неподражаемого!

Началось знакомство с кандидатами на этот пост. Деда Мороза номер один забраковали по возрасту. Посланец фирмы добрых услуг, учитывая растущую этажность микрорайонов, должен быть резвее лани, а первый кандидат оказался стариком. У второго претендента была привязная борода цвета пакли. Ему сурово сказали: «Проходит только натуральная».

Деда Мороза под номером три забраковали из-за натурального красного носа. Четвертый Дед Мороз боялся сквозняков, пятый – щекотки, шестой не верил сказкам, седьмой не получил высшего театрального образования, восьмой жил в лесу и плохо знал город…

До поры, до времени члены жюри не обращали внимания на странного посетителя, скорбно застывшего на пороге кабинета.

– Вы чем-то недовольны, товарищ? – спросил, наконец, глава фирмы добрых услуг.

– Я натуральный Дед Мороз!

Жюри дружно запротестовало:

– Этого не может быть!

И впрямь – самозванец был без бороды и без шубы, в кримпленовом костюме и «платформах».

– Я Дед Мороз от рождения! Разве вы не меня ищете?

– Вас… Но только нужны доказательства, что вы тот, за кого себя выдаете!

Незнакомец дунул… и в авторучке директора замерзли чернила.

– Обман зрения! – уличил кто-то из членов жюри. – Фокусы!

Гость подошел к окну и вмиг расписал его со стороны улицы свежими узорами, хотя и не открывал створок.

– Подумаешь, невидаль! – не сдавались члены жюри.

Глава фирмы заволновался, налил из графина воды в стакан, хотел выпить, но вода замерзла под ледяным взглядом незнакомца.

– Как ваша фамилия, товарищ, откуда вы взялись? – поинтересовался секретарь, ведущий протокол.

– Меня зовут Дед Мороз!

– Попрошу серьезнее!

На листках под руками секретаря вдруг закружилась мини-вьюга, перо заскользило по ледяной дорожке, игриво выводя вязью слова: «Дед Мороз – Красный Нос».

– А ведь в нем что-то есть такое, неподражаемое! – почти сдался глава фирмы. И на всякий случай накинул пальто. – Наверное, можно оформить его… Для пробы. Как считаете, товарищи?

Жюри не стало возражать, и Дед Мороз отправился по указанным адресам.

В первой же квартире он вытащил из-за пазухи три снеговых шара, слепил снеговика, потом снегурочку, заставил их петь и кружиться, загадывать загадки. Детвора была в восторге.

В следующей квартире Дед Мороз в одно мгновение наморозил из сливок и брусничного варенья сливочные пломбиры и эскимо на палочке, «заморозил» больной зуб у бабушки, развесил хрустальные «висюльки» на люстре, так что она засверкала радугой…

А в четвертой квартире Дедом Морозом заинтересовался хозяин, увел его в свой кабинет и закрылся там вместе с гостем.

– Слышал, слышал о твоих чудесах, дед! Мне позвонили соседи… Даже не верится. Неужто натуральный дед по имени Мороз?!

– Вы сомневаетесь? – обиделся дед и дунул на бокал с шампанским – стекло заиндевело.

– Не будем размениваться на мелочи, дедуля! – замахал руками хозяин. – Я верю. Больше того – мы с тобой коллеги! Я – Чижиков, не слыхал? Ремонтирую холодильники. «Юрюзани», «Северы», «Полюсы».

– А что, слабо морозят? – забеспокоился Дед Мороз.

– Да нет, неплохо. Но все же случается – барахлят. То агрегат подведет, то реле – не вечные ведь! Вот я и думаю заручиться твоей поддержкой! Не даром, конечно! В обиде не будешь. Как говорится, тебе половину и мне пополам! По рукам? Пойдешь ко мне в напарники? Всех переплюнем! Клиенты гурьбой повалят, и все – к нам с тобой.

Дед Мороз вздохнул:

– Нет, не могу. Ты уж как-нибудь сам. У меня работы невпроворот!

– Что за работа?

– Речки заморозить, поля снегом укрыть, детишкам горки для катания наладить…

– А кто заплатит-то?

– Никто.

– Ну ты, дед, даешь! – поразился Чижиков. – До старости дожил, а ума не нажил! Кто же даром трудится?

Но Дед Мороз поспешил к детям.

– Здравствуй, Дед Мороз! – пискнули хором они.

Все опять пошло как по маслу…

Выйдя от Чижиковых на улицу, Дед Мороз подрумянил щеки встретившимся девчатам, ущипнул за нос задиру-мальчишку, отполировал лед под коньками дворовой хоккейной дружины.

– Гражданин Мороз, идите сюда, – строго окликнула его какая-то женщина в лисьей дохе. – Мне звонил Чижиков и все про вас рассказал!

Дед Мороз струхнул.

– Прошу следовать за мной, – твердо пригласила дама.

Пришли на кухню. Пахло вареньем и пирогами. Женщина повязала фартук:

– Извините, что я так, без церемоний. Но я совсем потеряла голову, когда услышала про ваши чудеса! Помогите, спасите от позора.

Дед Мороз усиленно заморгал:

– Услужу, не сомневайтесь…

Женщина подтолкнула его к печи. Печь дышала жаром, Дед Мороз морщился, потел, но крепился изо всех сил.

– Испеките скорее пирог! Такой, как у Тюбиковых! Как, вы не слышали про пирог Тюбиковых?! Да об этом весь город уже знает, о них рассказывали по телевизору! В общем, так: снаружи у них пирог как пирог, а внутри запечено шоколадное мороженое! Представляете? Такой можно испечь только в специальной электронной духовке. Достать ее – ужас как трудно! Но вы, думаю, и без нее управитесь…

За стеной скучала детвора. Деду Морозу тоже было несладко. С электронной печкой он соревновался впервые, и секрет разгадал лишь за пять минут до Нового года. Пирог, правда, получился на славу. Хозяйка смеялась и плакала от счастья.

– Спасибо, дедуля, угодил!

А Дед Мороз, скинув фартук, ринулся к елке. Новогодняя вахта продолжалась.

Нажимая кнопку звонка у следующей двери, Дед Мороз подумал: «Хоть бы опять не потянули к печи!»

Но он зря беспокоился: на этот раз не то что к печи, даже на порог не пустили!

– Я Тюбиков, – холодно процедил дородный мужчина, отжимая деда с лестницы.

– Простите, я не знал…

– Как ты смел тиражировать мой пирог! Не отпирайся, я все узнал, мне позвонили… За плагиат ответишь!

Дед Мороз нырнул в проходящий лифт.

На улице он услышал замечание прохожего:

– Совсем ослаб мороз-то! И дня не продержался.

Деду Морозу стало неловко, он собрался с силами, дохнул, взбодрил пешеходов и сам заспешил вдогонку. Вскочил в трамвай, достал список с адресами – и половины клиентов еще не обслужил.

Только подумал так, глядь – едут его двойники в «Москвичах», обгоняют. Один – в клуб, другой – в школу, третий – в детский сад… В окнах домов сверкают огнями нарядные елки, и чуть не под каждой – Дед Мороз.

В физическом институте Деда Мороза встретили под елкой-великаншей. По всем правилам науки сунули в руки пробирку и попросили обеспечить в ней абсолютный нуль. Дед тужился, но сколько ни старался – все равно недобрал несколько сотых градуса до абсолютного нуля. Над ним смеялся весь институт – седобородые академики и безусые аспиранты. Объяснили, что абсолютного нуля в природе не существует – только в теории. Дед Мороз обиделся и от физиков ушел на елку к лирикам. «Легче мороженое запекать в пироги, чем абсолютный нуль выдувать, – думал он. – И вообще, трудная это должность – быть Дедом Морозом!»

В бюро добрых услуг Дед Мороз вернулся утром, изрядно уставшим. Встречал его сияющий генеральный директор с помами и замами, с главными специалистами по оказанию добрых услуг.

– Ну, дедушка, поздравляем! Вы превзошли всех! Полный триумф… Фирма завершила выполнение квартального плана по валу и прибыли, а главное – в номенклатуре! Такого у нас еще не бывало.

Генеральный директор потрясал пачками писем:

– Это благодарности и заявки ка абонементное обслуживание – и все на твое имя! Тут и на ремонт холодильников, и на выпечку чудо-пирогов, и на изготовление мини-снегурочек, и на замораживание больных зубов… Не подведи.

Дед Мороз подумал, прикинул и… согласился. С тех пор верно служит людям, никто на него не в обиде. И другие Деды Морозы стали равняться на него, подтягиваться. Потому, наверное, они сейчас и искуснее стали, и веселее…

БЕЗ УСЛОВНОСТЕЙ

У Витьки была хипповая дубленка, обалденный «маг», он потушил свет, и я согласилась стать его женой. На свадьбе гостям готовила его мама, и я объелась курицей. После стала готовить я сама, и мама отравилась курицей. Витьку тоже рвало, и теперь у него гастрит с язвой.

Говорят, мы очень подходим друг дружке. Витька пошел за сметаной и не нашел магазина. Тогда я пошла сама и вернулась через два дня.

К тому времени Витьку призвали в армию. Но он показал мою фотокарточку, и военком сказал, чтобы он шел домой нянчить жену.

Старики у нас хилые: ложатся поздно, встают рано и на работу. Он – сталевар, она – трактористка. Мы с Витькой ничего не слышим, хоть из пушки пали, а просыпаемся от того, что за ним прибегает с завода шеф-наставник. Он дал слово сделать из Витьки токаря. И теперь умывает Витьку, причесывает, одевает, кормит и везет на такси на завод, чтобы поспеть. За меня шеф-наставник не отвечает, поэтому я иду неумытая и нечесаная.

Но на работе мне все равно рады.

– Шашарина пришла! – говорит начальник. – Значит, пора обедать.

По мне часы можно сверять. Работаю я уже давно. Больше месяца. Засургучиваю ящики и конверты. В ящиках что-то, в конвертах бумажки на это что-то. Главное, не перепутать ящик с конвертом. Думаете, легко? Легко, конечно, если не спишь. А мне спать охота или в окно глядеть, на людей.

– Танька, мозги вывихнешь, – говорят подруги, – переходи туда, где полегче и где одни ящики, без конвертов.

Но я уже выбрала: декрет. Сразу за медовым месяцем. Сейчас многие так делают.

Из своего класса я первая пошла замуж, и меня все выспрашивают: что такое муж? И куда его поставить? Пока не знаю. Вечером он глядит хоккей или лежит на диване. Муж всегда хочет быть главным в семье. Так повелось. Чуть что, хватает меня и запихивает за шкаф, чтоб не видеть. Там пыль, моль, хлам. Мама говорит, что это пережитки, теперь не те времена, женщину подняли в цене, просветили, чтобы она сама своего мужа затолкала куда-нибудь подальше. Я попробовала затолкнуть его в чулан, но он не дается. Марина, подружка, обещала прийти помочь. Она дала мне читать зарубежный роман, чтобы я поднабралась. И я набралась. В романе шик, живут без условностей: у мужа – любовница, у жены – два любовника. Муж ушел на службу в офис, а любовник тем временем ограбил банк и обеспечил ей беззаботную жизнь, замуровав в стене злую свекровь.

Лично я не имею ничего против, а также замуровала бы Витьку, если он будет и дальше не слушаться и строить из себя главу.

На свадьбе нам подарили сберкнижки, чтобы мы копили на «черный день». «Черный день» наступил сразу, как только в торговом центре «выбросили» фирмовые джинсы. Теперь на книжке у Витьки и у меня пять рублей и две копейки. Но Витька говорит, что через год-два набегут такие проценты – лопатой греби!

Надо продержаться. А если проценты не набегут, я сама побегу, к маме от Витьки. Потому что второй «черный день» без денег не переживу.

У Витьки стал портиться характер. Женитьба, говорят, не всем сходит с рук. Он скрипит зубами и грызет ногти. Мама сказала, что я сама виновата и что мужа надо развлечь. И я повела его к цыганке развлечься. Она наворожила, что Витька у меня не последний муж. Витька так обрадовался, что бросил скрипеть зубами.

Он мне уже надоел. Интересно бы знать, кто у меня будет второй?

За молодого я не пойду. Что с него взять? Лучше выйти за «ретро». Сейчас это в моде.

БОЖЬЯ ШПАРГАЛКА

Петя Дергунов, студент-культпросветчик, на Новый год нагрянул к своей бабке в деревню.

– Ты жива еще, моя старушка? Очень кстати! Без тебя мне – хоть в гроб ложись!

– Что ты, бог с тобой! – испугалась Пелагея и перекрестила внука украдкой.

– В бога веришь? – радостно отметил Петя. – Я так и думал! То есть за тем и ехал. Короче, проведу между тебя антирелигиозную пропаганду. Иначе по атеизму – незачет. Такое условие.

– Неуд поставят, супостаты? – понимающе ахнула бабка и резво провалилась куда-то в погреб за соленьями. – Соберу на стол, авось, придумаем что.

– Про бога?

– Можно и про него, – отозвалась бабка откуда-то из печной трубы. Петя вздрогнул и мелко задрожал. Бабка вылезла из-под кадушки маринованных груздей с тарелкой в руках.

– Ну шустра ты, старая!

– На здоровье грех жаловаться!

– Ну это ты брось – насчет греха и прочего! – начал Петя. – Бога нет!

– Может, и так, Петенька. Где ж ему теперь быть-то? Спутники летают с космонавтами, нету, сказывают, ни бога, ни архангелов на небе-то.

– Ну, ты даешь, бабуся! – удивился Петя. – Это я тебя должен агитировать, а не ты меня! Антирелигиозную беседу срываешь! Ты должна возражать, сопротивляться, а я бороться буду с пережитками… Поняла? Ну давай сначала.

Петя выпил квасу и сунул в рот шмат розового сала.

– В библии что сказано? Соорудил господь небесную твердь, строительные мостки, в центре укрепил неподвижно землю, а солнце и звезды вокруг нее пустил вращаться…

– Усвоила! – радостно откликнулась бабка.

– Ну вот и отлично! Что из этого следует?

Петя вдруг заметил икону в углу, подошел поближе, разглядывая бородатый лик.

– Перейдем к практическим занятиям! Это что у тебя? Икона. Сними, теперь она тебе ни к чему.

Бабка потупилась:

– В твою честь храню… Апостол Петр.

Петя пригляделся внимательней.

– Тезка, значит? Мы с ним даже чем-то схожи! Не находишь? Вот бороду отпущу, не отличишь. Хе-хе… Приятно, однако же, иметь своего человека в святом семействе! На чем мы остановились? Да, икону заверни, с собой возьму. Нынче они в цене. Поменяю апостола на джинсы того же возраста с заплатками. – Петя хлопнул себя по бедру. – Решительной рукой отбросим религию на свалку истории! – продолжил он. – Ты крещеная?

– Крещеная, внучек. Раньше ведь нас не спрашивали, совали в святую купель.

– Тем лучше, – сказал Петя. – Крестик не выбросила? Дай.

Бабка подала Пете крестик. Тот разглядывал его на свет, лизнул, надкусил.

– Медный, кажись. С позолотой. Тебе он теперь ни к чему.

– Неужто наденешь? – изумилась бабка.

– Шик, – пояснил Петя, – последний писк! Попс.

– Носи, Петенька, крестик, разве я против.

Петя полез за иконой и вытащил вдруг пучок лент из черного крепа.

– Что за ленты? Хоронить?

– Бог с тобой! Ленты на счастье: от хворобы, от сглазу, от хвостов…

– Хвостов?

– Ну да, – оживилась бабка. – Внучка заказывала. У ней сессия в медицинском. Письмо прислала: «Купи, – пишет, – в церкви ленту с молитвой. Я ее, знач, в туфельку положу и экзамен сдам! По хирургии». Все, знач, так делают. Иначе пять раз будешь сдавать одно и то ж… Хвост вырастет! Тьфу, нечистая сила!

– Так и пишет? Ай да сестренка! Шустрая.

Петя разглядывал ленты.

– По-каковски написано?

Бабка надела очки и стала читать. Петя слушал, ничего не понимая.

– Ты у меня, бабуся, профессор, соображаешь!

Ленты от хвостов Петя вложил под стельки ботинок и отбыл в город на экзамен по атеизму. Чувствовал он себя как никогда уверенно. Словно весь день просидел за учебниками.

Бабка перекрестила его в дорогу и села у окна ждать вестей.

СЛОВЕСНЫЙ ПОРТРЕТ

Школу Федякин закончил давно, но отношение к ней у него осталось сложное. В первом классе его прозвали «глобусом», за большую голову на тонкой шее, во втором – облили компотом, в третьем он сам кого-то облил, кажется, директора, в пятом, когда он собрался в моряки, его прозвали «Шваброй». Шваброй он и закончил школу.

Поэтому, когда Федякина вызвали в школу на родительское собрание, он почувствовал легкий озноб. Томимый недобрыми предчувствиями, он несколько замешкался, опоздал и сразу был наказан.

– Вы Петин папа! – сказала учительница, едва Федякин появился на пороге первого класса. – Садитесь у окна, на Петино место!

– У меня того… не Петя, – промямлил в растерянности Федякин, – с косичками…

– Не морочьте голову косичками, гражданин родитель! – подал голос кто-то справа. – Садитесь, где велят!

– Это ж надо?! – поддержал сердито другой. – От своего ребенка отказывается!

– Чего удивляться? – хихикнули с задней парты. – Петька – распоследний двоечник, хуже его нету в успеваемости!

Федякин сел у окна, на Петино место, и потупился. Парта была исчеркана, и в середине, прямо под носом Федякина, красовался синий чернильный кукиш.

– На собрание родители ходят плохо, – пожаловалась учительница, – пап я не знаю вовсе. Пользуюсь словесными портретами, которые составили по моей просьбе сами дети. Вы очень похожи, Петя ничего не скрыл…

Все с усмешкой поглядели на Федякина.

«Мама моет полы и стирает, варит борщ, встречает и провожает меня в школу, – читала учительница, – а папа спит в лифте пьяный. Маму он не любит, а только дерется, но терпеть его можно, у него «клевая» работенка и всегда «навар». Мне он купил фотоаппарат с велосипедом, а маме бриллиантовые сережки и все, что она захочет».

Улыбки на лицах пап и мам слиняли, и установилась почтительная тишина. «Бриллианты! – простонала чья-то мама. – Вот это мужчина…»

Федякин услышал и невольно приободрился. Знаки внимания, оказываемые ему со всех сторон, материализовались в конце концов испытанным школьным способом: бумажный голубок-записка, заложив крутой вираж над головой растерявшейся учительницы, спикировал в руки Федякину. В записке Федякину назначали свидание сразу две мамы-одиночки, а чей-то папа просил шифер для дачи и нержавейку для отхожего места.

Никогда еще Федякин в школе не пользовался таким потрясающим вниманием и успехом, даже предположить не мог. На губах его заиграла победная улыбка круглого отличника и баловня судьбы.

– Товарищи, опомнитесь! – взывала учительница. – Какое же это воспитание! «Клевая работенка», «навар-р»… Что будет с Петей?! Отец откупается от ребенка, от забот о нем, от общения с ним! Ведь легче купить ему фотоаппарат, велосипед, дать пятерку или десятку, чем серьезно изо дня в день заниматься с ним учебой. Петя отстал, все запустил, потерял вкус к учению… А вы?!

Федякин задумался. Глядя на него, стал скучать весь класс. На задней парте кто-то даже всхрапнул. Учительница чуть не заплакала от такого нахальства.

– Что сделает школа без вашей помощи, родители? Вы невольно воспитываете из детей потребителей, бездушных стяжателей и приспособленцев!

Краем глаза Федякин искал Наташкино место. Наташка – его дочь. Первая парта у двери, по правую руку от учительницы.

Так и есть!

– Исключение составляет Наташин папа! – указала на пустую парту у двери учительница. – Его, к сожалению, нет, но это не меняет дела. Наташа его любит, просто души не чает, бежит к нему с бедой и радостью, и никаких дорогих подарков не требуется! Это не покупная любовь, не временная… На всю жизнь! Что Может быть драгоценней? Бриллианты? Сто раз нет! Почему вы мне не верите, а верите… Петиному отцу…

Она глядела на Федякина с презрением. Он съежился и поник головой. Мнения разделились. Возле Федякина велись «шкурные» разговоры насчет: что, почем, где дают? Увы! Федякин чувствовал себя не в своей тарелке. Достать он вообще ничего не умел и не хотел, в принципе. Что значит – достать? Увести, обмануть, украсть? В конце концов есть фонды, и отпуск помимо них – преступление. Надо, наконец, называть вещи своими именами. Бриллианты тоже на зарплату не купишь.

«Я не тот, я другой…» – хотел уже крикнуть Федякин, но дверь открылась и на пороге объявилась его Наташка, отличница и гордость класса. В легкой курточке, с коньками, веселая и приветливая. Она поздоровалась с родителями, улыбнулась и поманила пальчиком Федякина. Учительница непонимающе пожала плечиками. Класс молча ждал.

– Папа, – сказала Наташка, – мы с мамой на катке, приходи. Твои коньки мы взяли.

Класс ахнул и загомонил.

– Тише, товарищи родители! – взывала учительница. – Наташа перепутала.

Но следом за Наташей объявился Петя. В растерзанном пальто без пуговиц, хмурый и сердитый. Пробурчал, ни на кого не глядя:

– Папка ушел от нас к другой тете. А мамка в больнице. Один я боюсь, мамка просит пристроить к кому-нибудь…

– Петя! – не выдержал Федякин. – Ты пойдешь с нами, правда ведь? Ты меня знаешь, я тебя тоже. Это ты разбил окно в подвале, рисовал чертиков в подъезде и поджег газеты в почтовых ящичках. Я стекло вставил, чертиков забелил, ящички покрасил. Тебе меня не переупрямить. Наташка знает, Я давно хотел с тобой поближе познакомиться. На будущее.

Петька молчал. Думал. Потом вздохнул и поднял глаза на Федякина.

– Я больше не буду… поджигать. Я… с Наташкой хочу, на каток. Можно?

– А как же! Обязательно. Пока мама в больнице, ты будешь у нас!

Федякин знал наперед, что скажет учительница, на чью сторону она встанет.

– Спасибо вам, товарищ Федякин! – сказала учительница. – От имени педагогического коллектива… Все б такие были, как вы!

Собрание продолжалось, но уже в совсем другом ключе. Никто не просил Федякина что-то «достать» или «устроить по блату». Ясно было, что он не из «доставал», и тем не менее он не чувствовал себя ущемленным. Уважение к нему было искренним, не надо было строить из себя преуспевающего, «делового», «современного». Современней Наташки, Петьки и всех детей никого не было здесь, и если они отдавали первенство Федякину, значит, он и есть тот человек, который им нужен. А если им, значит, и будущему в их лице. А это и есть современность, своевременность… Назовите, как хотите. Класс все более утверждался в этом мнении, и учительнице никого не приходилось уговаривать.