Текст книги "Невоспитанный трамвай"

Автор книги: Борис Кудрявцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

Невоспитанный трамвай

НОВЫЙ ЧЕЛОВЕК

Распределился после института в проектный отдел. Явился по адресу.

– Работы завал, – обрадовались там, – специалисты позарез… Точи карандаш и рисуй!

Я сел за стол и взял карандаш.

– Не надорвись, – сказал кто-то. – Выйдем!

Вышли.

– Не будь дураком, очень-то не. Старайся!

Я кивнул, вернулся и взял карандаш.

– Покурим? – хлопнул кто-то по спине.

– Если недолго.

– О чем тебе говорил только что Вилкин?

– Чтобы я не работал.

– Подлец! Вечером выступишь на собрании…

Я кивнул, вернулся и взял карандаш.

– Выйдем! – сказал Вилкин. – О чем тебе только что говорил Колышкин?

– Чтобы я выступил против вас на собрании.

– Спокойно! – закричал Вилкин и кинулся в туалет напиться воды. – Сейчас что-нибудь придумаем!

Я вернулся и сел рисовать.

– Хватит сидеть, – сказал Колышкин, – не до работы… Ну-ка выйди! Быстро…

Я выскочил. Один. За дверью зашумели. Кричал Колышкин, орал Вилкин.

Вызвали меня. К начальнику.

– Послушай, – сказал он, – ты человек новый, поэтому можешь не знать: будь осторожней, не ввязывайся!

– А я ввязываюсь? Они сами…

Я вернулся к себе и сел рисовать.

– Хватит пахать! – сказал Вилкин.

– Пойдешь с нами! – приказал Колышкин.

Вышли.

– О чем тебе говорил начальник? – спросили Колышкин с Вилкиным.

– Чтобы я не ввязывался.

– Дурак он после этого! – возмутился Колышкин. – Ничего не понимает!

– И карьерист! – кивнул Вилкин.

Я вернулся к себе.

– Новенький, к начальнику! – позвала секретарша.

– Что тебе говорили Вилкин с Колышкиным? – спросил начальник.

– Что вы дурак и…

– Довольно! – сказал начальник. – И ты поверил? Я не хотел говорить тебе, но теперь скажу: Вилкин – лодырь, а Колышкин – склочник, каких свет не видывал! Что с ними делать, как ты думаешь? Может, уволить?

Я кивнул и вернулся к себе.

– Мы тебя ждем! – сказал Колышкин.

Вилкин выкинул мой карандаш в окно.

Вышли.

– О чем говорил начальник?

– О том, чтобы вас уволить.

– Ах так! – заорали оба и метнулись к начальнику. Меня поволокли с собой.

– Ну! – грозно спросил начальник. – Опять?! Ты зачем к нам пришел? Работать? Или?!

– Работать! – крикнул я. – Работать!

– Что-то не видно! – ехидно захихикал Вилкин.

– Даже не пахнет! – сказал Колышкин.

– Даю тебе испытательный срок! – подумав, сказал начальник. – А там…

Я побежал к себе, сел за стол и схватил карандаш в обе руки.

– Не психуй, – тихо подошел Вилкин. – Выйдем, что-то скажу.

Я не пошел.

– Куда тебя звал Вилкин, что хотел сказать? – шепнул Колышкин. – Выйдем, расскажешь.

Я отказался. Они побежали к начальнику.

– Новенький! – кричала секретарша. – Иди к начальнику!

Я не пошел. Ни к кому. Работал. «Отстаньте! – кричал. – Отстаньте все!»

К вечеру меня уволили. За неуживчивость и склоку, за неподчинение приказу и малую отдачу.

УЛОЖИТЬ ДВЕ ТРУБЫ

Начинающий мастер Володя Клюкин выдал наряд на производство работ немолодому слесарю Нарышкину.

– Почитаем, – сказал Нарышкин и лег на связку труб. – Чего ты там написал! «Наряд. Исполнитель – слесарь Нарышкин. Виды работ и их последовательность:

1. Уложить две трубы.

2. Установить две задвижки.

Срок исполнения – один день». И все? Такая малость? И не подумаю! – обиделся Нарышкин. – Не уважаешь ты меня, Клюкин! Мой труд не уважаешь, не любишь! Я могу, конечно, побросать трубы в яму, прилепить две задвижки… А где качество? Где вдохновение? Где горение?

Клюкин подумал, но ничего не придумал, только поставил в конце точку жирней.

– Ну, ладно! На первый раз я тебя выручу, – уступил Нарышкин, вставая с труб. – Учись. Пиши там: «Наряд на произведение работ. Исполнитель сам Федор Иваныч Нарышкин». Меня всякий знает. «Виды работ и их важность для народного хозяйства и всего окружающего населения:

1. Обследовав, обсудив и установив, откачать воду из траншеи, поднять обломки старого водопровода, если они там лежат, зачистить ложе от бутылок и прочего мусора.

2. Транспортировать волочением и кантовкой две трубы в заранее согласованном направлении и по маршруту…»

– С кем согласовать? – не понял Клюкин и поглядел на трубы под Нарышкиным.

– С кем хочешь! – сказал слесарь. – Во избежание транспортных заторов и прочих неизбежностей.

«3. Уложить две трубы, соблюдая экономию и бережливость.

4. Поставить задвижки с помощью рационализации и изобретательства.

5. Учитывая пожелания общественной жизни района, опробировать задвижки и включить воду в третьей декаде или ко Дню физкультурника.

Срок исполнения согласовать особо, учитывая сложность работы, перерыв на очередной отпуск, отгулы, прогулы, лечение после них, выходные дни и…»

Нарышкин увлекся и хотел было включить сюда рытье траншеи ручным способом, в мерзлом грунте. Но стояло жаркое лето, и траншея давно была вырыта.

– Кто тебе поверит, Нарышкин? У тебя не десять рук! Имей совесть, – остановил его возмущенный Клюкин.

– Это верно! – согласился Нарышкин. – Нельзя отрываться от жизненной правды. Но установку опалубки и бетонирование тоннеля по всей длине ты все же припиши мне…

Подоспел бригадир слесарей Дериглазов и тоже лег на связку труб, рядом с Нарышкиным. – Что составляете? Наряд? Дайте почитать…

Почитал, одобрил в общих чертах, но предложил дополнить двумя пунктами:

«6. Осмотр траншеи спереди, чтобы видеть перспективу на будущее.

7. Подготовка инвентаря и опускание тела Нарышкина в яму».

Потом он заметил, что в траншее с утра бывают сквозняки. Нарышкин потуже натянул каску, застегнул все пуговицы на робе, перемотал портянки, потребовав новых. В наряде записали:

«8. Произведена работа по тепло– и влагоизоляции члена профсоюза и также отладка его индивидуальных средств передвижения (т. е. сапог) в борьбе с текучестью кадров путем улучшения условий труда».

Нарышкин смахнул благодарную слезу.

Больше никто ничего предложить не смог, и Клюкин, облегченно вздохнув, написал:

«9. Материалы и инструмент в наличии имеются».

Но Дериглазов вдруг заинтересовался:

– Ты, Нарышкин, куришь?

– Как будто. А что?

– Тогда пиши:

«10. Обеспечение мероприятий по пожарной безопасности, а также вынос тел и оборудования в случае пожара». Тебе придется, кому ж еще?

– Пожара-то нету?

– Может, будет, – с надеждой сказал Дериглазов.

– Рукавицы у тебя целые, Нарышкин? – спросил кто-то. – Ага, дырка на пальце! Пиши:

«11. Срочный ремонт инвентаря на месте.

12. Испытание его на прочность…»

– Песок там или глина? Запишем на всякий случай:

«13. Грунт ненадежный, в районе вечной мерзлоты, с повышенной сейсмичностью, где не ступала нога человека».

Пустили слезу и стали обниматься с Нарышкиным, прощаясь навеки.

Наряд составляли весь день, спины не разгибая. Употели. Зато он включал теперь пятьдесят страниц убористого текста, с пояснениями, ссылками и толкованиями…

В конце смены за четверть часа Нарышкин побросал в яму две трубы, прилепил две задвижки и включил воду. Наряд можно было предъявлять к оплате.

СПАТЬ ХОЧЕТСЯ

Прозвенел будильник. Контуженный внезапным пробуждением Синицын открыл один глаз и, не выпуская из-под щеки подушку, поглядел на часы. По тому, как затекли руки, придавленные животом, Синицын понял, что сам он не встал бы раньше обеда. Будильник скучно стучал дальше, до очередного отпуска было 276 дней, и Синицын грустно размышлял о том, как мог человек докатиться до такой жизни, чтобы вверять свою честь и доброе имя… Короче, прошло еще полчаса, Синицын снова проснулся, открыл один глаз…

Служебный автобус уже ушел. Синицын обиделся и решил вернуться досыпать, но подскочил рейсовый автобус, и Синицын понял, засыпая на мягком сиденье, что еще не все потеряно, его честь и доброе имя…

Автобус, попетляв по городу со спящим пассажиром, окончил работу и свернул на обед в гараж. Зато такси словно ждало Синицына. В сущности, если бы не оно… Страшно подумать! Честь… доброе имя… И Синицын пока думал, проспал все левые и правые повороты. Таксист увез его в другой конец города.

Нужно было срочно звонить на службу, объяснить. Автомат был в двух шагах. А монетка? Синицын сунул руку в карман и подивился своей везучести. Ведь если бы… Выговор, позор, увольнение.

Синицын снял трубку, набрал номер, подождал и… его разбудил строгий голос начальника:

– Кто там храпит? Вы только подумайте, какая наглость.

– Это не я, – заорал спросонья Синицын. – Это на станции. Ужасно не везет, Трофим Сергеевич: будильник не звенел, изрублю его в лапшу! А транспорт, вы знаете наш транспорт!.. Легче пешком. Взял такси. Олух, как водится, укушенный, увез в тьму-таракань. Здесь ни одного телефона! Каменный век. Откуда звоню? Сам не пойму. Двушника-то у меня нет.

Встретили Синицына сочувственно. Он сел за стол, и чтобы не заснуть тут же, вышел подымить. В курилке кто-то дремал, держась за трубу. Это был Перевязин. Синицын его растолкал:

– Работать надо! Лодырь… Начальнику скажу!

Перевязин вышел, но тут же вернулся и растолкал Синицына:

– Я не работник: мимо стула сел!

До конца рабочего дня оставалось три часа с четвертью, до отпуска и того больше. Синицын вернулся, сел за стол, взял бумаги и задумался. Глубоко и творчески. Никто бы ничего не заметил, если бы он вдруг не захрапел, а потом, не открывая глаз, погасил свет в отделе и стал снимать брюки…

Поднялся шум, женщины возмутились. Начальник вызвал Синицына для беседы. Оказалось, от Синицына он давно ждет сводки поставок чего-то куда-то, короче, на ударные стройки пятилетки. Синицын вылил полграфина воды себе на темечко и засучил рукава. «Дома надо спать, а не на…» – подумал он и… проснулся, когда в отделе уже никого не было.

Домой к нему позвонил Перевязин, спросил, испуганно икая:

– Ну как, пронесло?

– Предупредили.

– А меня пропечатали в многотиражке! Чем занимаешься?

– Спать лег.

– Я тоже, – нервно зевнул Перевязин, – да разве уснешь?! После всего.

Синицын мысленно с ним согласился.

– Надо снять наклеп, – уговаривал Перевязин, – отвлечься. Может, состыкуемся в «Цыплятах-табака»? Обусловились?

«Наклеп, стресс, вздрючку, – повторял сонно Синицын, поспешно натягивая штаны, – примем по маленькой, полегчает, сон как рукой снимет…»

Вернулся он под утро. Завел будильник, укрылся с головой… (Читай сначала.)

СПОКОЙНЕНЬКО, БЕЗ ГОРЯЧКИ

– Предупреждаю, товарищи подрядчики и субподрядчики, аврала не будет! – Начальник комплекса сурово оглядел каждого участника последней планерки года. – Разговоры эти отставить! Вы не дети, должны понять, что аврал – это брак, аварии, переделки и прочее! Кто против? Никто. Вместо аврала закончим отчетный, так сказать, период, вполне понятным ускорением работ. Короче, сделаем за оставшиеся сутки то, что положено было за полгода! Но предупреждаю: чтоб спокойненько, без горячки. Сейчас разойдетесь по своим местам и, подумав, не торопясь, начне…

Мы, не дослушав, сломя голову бросились к свободному мостовому крану. Кричим что есть; силы:

– Майна!

– Вир-ра!

– Опускай!

– Подымай!

– Поезжай!

– Тормози-и!

Поздно. На крюке, в обнимку, устроился прораб «Промвентиляции», ногами от счастья взбрыкивает. Опередил!

Ну, погоди! Мы сейчас устроим тебе вентиляцию…

Через полчаса выяснилось, что подъемный кран нужен «Промвентиляции», как рыбе, зонтик: некуда ставить вентиляторы.

Люди друг у друга на голове стоят, всем не терпится план выполнить. Бригадир электромонтажа развернул чертеж, ватман тут же бетоном залили, сверху трубу положили, а плотники сколотили мостки до отметки плюс девять. Монтажник в крик:

– Не буду без чертежа-а!

Да разве кто услышит, если в полуметре перфоратор включили, под ногами кувалдой в арматуру ударили, чтобы выправить, прижгли подметку газосваркой…

«Не зевай!» – кричат слева. «Постороннее» – справа. «Освободи зону!» – «Сам освободи!»

Сначала залили, дали подсохнуть, потом одумались, срубили и развернули на 180 градусов фундамент под трубогибочный агрегат. Вместо трубогибочного схватили на складе кота в мешке – обдирочную машину.

Дымовую трубу, глядя в опрокинутый чертеж, поставили толстым концом вверх, дым повалил в подвал. Там зачихали и вылезли красные от волнения.

Начальник комплекса успел вмешаться:

«Начальника участка дымовой трубы перевести в домовые, на его место…»

Тем временем из другого города пригнали на подмогу усиленный чудо-кран. Машинист побежал воды напиться. А самый нетерпеливый не захотел ждать, сам схватился за рычаги, дернул и… завязал богатырскую стрелу бантиком с двумя узлами.

Начальник комплекса продиктовал:

«Машиниста крана разжаловать в стропали, главного механика поставить машинистом, объявить выговор автокрану, а также всем присутствующим, кто был рядом, но не попал под стрелу!»

Сапоги хлюпали в ледяной жиже бетона, с крыши капал горячий битум, сыпалась снежком стекловата, слепила немного. Двадцать гектаров кровли кровельщики утеплили, присыпали асфальтом, побив рекорд «по валу», отутюжили катком и спустились на землю поглядеть. Разглядели сквозь крышу… небо и нахальное солнце, которое зимой светит, но не греет.

– Солнце битумом не замажешь! – сказали, оправдываясь. Им поверили.

Наконец по рольгангу покатилась встреченная аплодисментами первая раскаленная болванка и вышибла дверь буфета, разметала накрытые к торжеству столы.

Начальник комплекса выхлопотал себе больничный на всю первую половину следующего месяца – предынфаркт! Продиктовал, сползая с кресла, последний приказ: «Рольганг запустить в обратную сторону. Буфет закрыть на учет. Убыток списать на прораба наладчиков. С Новым годом, товарищи!»

ПАСЫНОК

Подняли тяжелый столб всей бригадой. Потащили к яме, чтобы установить. Легковеров с краю, у комля оказался, там, где железобетонный пасынок проволокой прикручен. Столбу от этого хорошо будет, не загниет в земле, а Легковерову радости мало. Тяжело очень. Он это заранее предвидел, хотел было в середину встать, но его в последнюю минуту Передреев оттолкнул, вытеснил, нахалюга. Легковеров молчит до времени, согласен, если для общей пользы. Хотя нутром чувствует, что такая тяжесть ему не на пользу, даже наоборот. Спина неестественно выгнулась, ноги сами собой складываются. Надо им срочно послабление дать, что-нибудь придумать, иначе – беда!

Передреев впереди только посмеивается. О себе позаботился, живота не надорвет. Остальные примолкли, сопят, тащат столбину.

Интересно, сколько в нем весу?

Бригадир сказал: полтонны. Явно убавил. Чтобы люди в охотку трудились. Значит, надо накинуть килограммов сто. Да пасынок сто потянет. В бригаде десять мужиков, получается по семьдесят на брата. Это если по-братски, по-честному поделить. Но Передреев-то отлынивает, делает вид, что старается. Такая у него натура. Значит, его долю надо поделить. Довесок!

Бригадир – старый, проку от него в таком деле… Еще довесок! Пупыркин только что женился. Будто пьяный ходит от впечатлений. И его долю приплюсовать…

Щукин, кажется, ногу стер в новом сапоге, хромает. Лебедев за верхушку ухватился. А чего ее держать? Сама вверх загибается, того гляди, от земли подымет. Прибавь сюда Ракова, этот норовит задом наперед повернуться, чтобы анекдот соседу рассказать. Анекдотов у него тьма. А смех-то половину силы у людей отнимает. Так что еще довесок на мою спину.

Выходит, я один столб-то несу! – Легковеров похолодел. – Семь центнеров! Что я, трактор? Опять же, кому нужен этот пасынок? Мне лично нет.

Легковеров обиделся… С чистой душой могу отказаться, умыть, так сказать, руки. Сейчас брошу! Пальцы разожму. Только бы успеть отскочить, чтобы ноги не отдавило. Кого-то он, конечно, задавит. Без этого не обойтись. Хорошо бы Передреева. Можно Лебедева, чтобы неповадно было за верхушку хвататься. Или Щукина, чтобы не спотыкался. Можно Ракова задавить, чтобы не пятился и не гоготал без причины. Вот будет потеха!

Свалили семь центнеров на одного и радуются! Вас бы на мое место… Хватит с меня! Бросаю… Считаю до трех и… трах! Скажу на суде, что меня довели! Тунеядцы! Лодыри! Пусть вас всех передавит этим столбом.

А может, подождать, может, заметят и орден мне дадут? Мировой рекорд! Почет и уважение в мировом масштабе. Но разве дождешься? Скорее этот столб корни пустит. Где справедливость по отношению к замечательному труженику? Кто-то работает, жилы рвет, а кто-то награды получает. Вот вам пример, взгляните на меня…

Дождутся начальники, напишу куда следует, просигналю. Комиссия приедет, проверит, что и как, и воздаст.

Ага, Лебедев руку переменил – пока менял, кто за него работал?! Щукин на другую ногу начал хромать – симулянт! Раков второй анекдот начал. Передреев локти расставил, чтобы меня не пускать в середку. Сговорились! Шайка лодырей!

Жаль, нет корреспондента или писателя. А то бы пропечатал. Ручной труд в век технической революции! Машин кругом – земля гудит. А мы – голыми руками. Стыд и позор. Всем бы отдавить ноги этим столбом! Куда глядят строители? Дорога ухабистая… Бросаю. Сил больше нет, надоел, проклятый. Бригадир уверял, что автокран имеется, но, мол, здесь не пройдет. Чепуха! Не верю. Пусть вертолет вызывает. В век научной революции…

Короче говоря, бросаю столб из принципа. Потомки меня поймут, они на моей стороне. Раз… Два… Три-и!

Легковеров разжал руки и сиганул в кусты.

К его великому изумлению, столб никого не раздавил, даже не покачнулся, плыл по-прежнему в руках у его товарищей. Отсутствия Легковерова никто не заметил.

ДОЛЖОК

«Бабурин должен мне рубль! – Семен Семеныч Удалов перелистнул настольный календарь и поставил жирный знак вопроса. – Отдавать не думает?! Нет, я не крохобор какой-нибудь, чтобы из-за рубля шум поднимать, но…»

Он резво закрутил диск телефона:

– Бабурин? Здравствуй, дорогой. Как жизнь?

– В опасности, – не сразу отозвался Бабурин, заставив Удалова похолодеть.

– Ну так ты бы зашел ко мне, перед тем как…

– Не могу.

– Ну так передал бы через кого-нибудь…

– Что передал?

Бабурин ничего не помнил, «Нахал! – сердито размышлял Удалов, положив трубку. – Что бы такое придумать…»

Через час Бабурин сам позвонил:

– Семен, дай два насоса!

– Для тебя, Бабуша, что ни захочешь, – доверительно сказал Удалов и замолчал.

– Вези ко мне – цех затопило! – торопил Бабурин.

У него лопнула магистральная труба.

«Дурачка из себя строит или действительно не понимает, чего я жду?» – Удалов нахмурился.

– Горячая вода-то?

– Тебе какая разница! – возмутился Бабурин. – Дашь два насоса или нет?

– Что за вопрос?! – ответил Удалов. «Зажилил рубль, скотина!»

– Воды прибавилось?

– Ага! Вплавь уже… Кха-кха… Послал насосы?

«На сострадание бьет, – определил Удалов. – А мне каково? Мне, может быть, не легче…»

Через полчаса Бабурин ввалился в кабинет к Удалову и упал, лежал в позе утопленника.

– Без паники, Бабурин, не надо так волноваться! – Удалов склонился над ним. – Выпей воды.

– Не надо, я уже напился, – изо рта Бабурина взметнулся к люстре фонтан воды.

«Так я и поверил! – думал Удалов, делая на всякий случай ему искусственное дыхание. – Если наличными не располагаешь, мог бы по безналичному…»

Бабурин начал синеть так, будто не меньше суток пролежал на дне. Удалову стало не по себе.

– Вставай, Бабурин, слышишь? – попросил он. – Пока ты тут прохлаждаешься, вода просочится в подвал, подмокнет грунт, фундамент даст осадку, стены треснут, рухнут перекрытия…

Нельзя было ждать ни минуты.

– Сеня, – слабо откликнулся Бабурин, – я умираю.

«Может, простить ему должок? – Удалов приник ухом к его груди. – Ладно. Считай, Бабурин, что мы в расчете. Аминь! Чего уж там… Я не крохобор какой-нибудь!»

* * *

Семен Семеныч с двумя насосами и бригадой слесарей поспешил к месту аварии. Опасения его подтвердились. Вода просочилась, подмыла стены, рухнули перекрытия и погребли миллион.

«Эх, Бабурин-Бабурин, жадина, из-за какого-то рубля?! – глазам не верил Семен Семеныч. – А если б он мне десятку задолжал? Что тогда?»

Удалов оглянулся и погрозил кому-то кулаком в соседнем цехе. Цех дрогнул и обреченно задрожал. Там был Незнамов, который должен был Удалову пять рублей с прошлого понедельника.

ПРИЗРАК НА ТРАКТОРЕ

Едва я миновал проходную завода, как сразу попал под факт, простите, под трактор.

Лежу под картером, вязанка арматурных крючьев уперлась в бок, у головы дрожит цементный раствор. Сомнений нет – где-то рядом строят новый цех. Мне туда надо.

– Вылазь из-под техники, гражданин! – каким-то не своим голосом просит тракторист и тащит меня за ногу. Подхалимски отряхивает снег с пальто, шапку на голову прилаживает. Стоим, курим.

– Жив, вроде? – не верит глазам тракторист и щупает меня за рукав.

– Жив! – говорю и завожу разговор о моей везучести – выходит, мне и паровоз ничто…

Но тракторист не советует:

– Под паровоз не лезь!

– Почему?

– Задавит!

– А ты? С трактором?!

– Считай, что между нами ничего не было!

Меня злость взяла:

– Ну нет! Под суд пойдешь!

Тракторист усмехается:

– Померещилось тебе. Я ведь в натуре здесь, а по табелю – в котловане, землю копаю…

– А кто меня переехал?

– Не видел, не знаю!

Вскочил на трактор и уехал с завода, на свадьбу к племяшу.

Я шарахнулся к стройке. Озираюсь. Приметил возле сваенабивных машин человека, живого, на мираж не похож. Оглянулся на меня и… бежать.

– Стой! – кричу. – Стой! Призрак несчастный.

Дышим сипло, запаленные. Кругом – лес подъемных кранов, металлоконструкции на тросах качаются. Техника как будто на ходу, но попробуй разберись, которая тут только по табелю, а которая на самом деле. Не лезть же опять под механизм?

В прорабской пусто, дверь заперта, свет горит, следы ведут к столу, а за столом никого.

– Ты кто, зачем пришел? – спрашивает кто-то.

– Я, это самое, – говорю, – не по табелю. По табелю-то я не здесь, а на соседнем заводе…

– Понятно, – говорит прораб и вылазит из шкафа. – Устал я с вами, фиктивными.

– Много у вас таких? – интересуюсь.

– Пруд пруди! – Прораб достал журнал. – Пять слесарей в учтенном прогуле, десять – в неучтенном, два бригадира ушли после обеда, отпросившись, зато их бригады испарились без спроса. Тракторист Касторкин…

– Его я видел, – говорю, – поехал на свадьбу к племяшу и меня у проходной попутно переехал, душегуб!

– По табелю у него сегодня школьный день.

– У его трактора тоже… история с географией?

Прораб развел руками. Я пошел в строительное управление. Там мне дали воды, чтобы успокоился:

– Не волнуйтесь, гражданин, вы не первый пострадали, так сказать, от призрака за рулем. Тракторы, экскаваторы, подъемные краны и грузовики с нашей стройки…

– Шабашничают? Так ловите их, – кричу, – сколько еще страдать?

Начальник вздыхает:

– Если бы уменьшить объем призрачной работы хотя бы наполовину, то можно бы получить дополнительной продукции на…

Он пощелкал на счетах. Потом посмотрел на меня с подозрением:

– А вы кто, собственно, откуда? Из газеты?

– Никто, – заученно отвечаю и отступаю к двери. Не скажешь ведь ему, что я сам приехал за этими призраками: чтобы они в счет отгула или прогула вырыли бы мне экскаватором яму под гаражом, кирпич подвезли да стены выложили, сверху плитой накрыли… Им это раз плюнуть! У них все под рукой, любая техника. Я заплачу…

– Может, меня здесь нет, может, вам померещилось, товарищ начальник стройки, – кричу на прощание. – По табелю я не здесь, на соседнем заводе у станка стою, вкалываю…