Текст книги "Концерт для контрабаса с собакой"
Автор книги: Борис Антонов
Жанр:
Детская проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)
Рассказ одиннадцатый
МЯГКАЯ ПОСАДКА
По радио передали о запуске космического корабля. С космонавтами. Я так обрадовался, что даже есть расхотелось. Но попробуй выскочи из-за стола! Мама сразу же остановит. Пока свое не съешь, ни о какой улице не думай.
– Интересно, долго они будут летать или нет? – спросил папа.
– Недели две или три, – предположила – мама. – А может, месяц или два. Раньше это было в диковинку, а теперь…
– Все равно жены переживают.
– Жены всегда переживают! – сказала мама, подкладывая папе салату.
– А что – недалеко то время, когда люди к другим планетам полетят, – задумчиво сказал папа.
– Ничего удивительного – прогресс! – вскинула брови мама.
– Возможно, и наш Гера полетит, – сказал папа.
– Наш Гера не полетит, – ответила мама.
– Это почему же? – откладывая вилку в сторону, удивился папа.
– У него совершенно другие наклонности. Художественные. Ты очень плохой психолог, Павел. Герман равнодушен к железякам и разным формулам. Так, сынок?
Рот у меня был забит протертой морковкой, и я промычал что-то невнятное.
– Вот видишь: а ты говоришь, в космос полетит. Желания своих детей надо хорошо знать.
Папа глубоко вздохнул.
– Ну что ж, Герман не полетит, так, может, друзья его полетят. А мы на концерты будем ходить.
Он поблагодарил маму за обед, встал и вышел на веранду. Следом за ним вышел и я. К Алешке еще рано бежать. Мы договорились встретиться вечером, а сейчас еще только обед. Я взял альбом и стал рисовать. Папа присел рядом.
– Интересно, а космический корабль ты можешь нарисовать?
– Запросто! – ответил я и быстро набросал рисунок.
Корабль возвращался на Землю. Он врезался в синеву атмосферы и засиял огненным шаром. Сзади тянулся длинный хвост.
– Молодец! – похвалил папа. – А парашют где?
– Какой парашют?
– Как какой? Корабль надо затормозить. А это непросто. Вот тут-то и нужен парашют. Он погасит скорость, и мягкая посадка обеспечена.
– Можно без парашюта, – возразил я. – Нужен только маленький реактивный двигатель. Как только кабина с космонавтами подлетит к Земле, двигатель включится, и из него вылетит струя огня. Вылетит не сзади, а спереди. Тормоз что надо!
И я нарисовал спускаемый аппарат во время приземления.
– Я смотрю, ты соображаешь кое-что в космических проблемах, – удовлетворенно сказал папа и вышел на улицу.
Я еще немного почеркал, а потом спрятал альбом и карандаши, сказал маме, что мне надо понаблюдать за природой и побежал к сосне.
В руках у меня был зонт. Старый черный зонт. Я нашел его на чердаке среди разной рухляди и до поры до времени не знал, что с ним делать. Разговор с папой натолкнул на великолепную идею. Мы проведем сегодня еще одно испытание. Реактивный двигатель не достать, а парашют – вот он, в руках. Только бы Алешка пораньше пришел.
***
Я не ошибся: Алешка уже ждал меня у сосны.
– Слышал? – встретил он меня вопросом.
– Слышал, – ответил я, догадавшись, о чем он спрашивает.
– Здорово?
– Еще бы! Скоро к другим планетам полетим.
– Кто полетит, а кто и на Земле останется, – двусмысленно произнес Алешка, приглядываясь к моему зонту.
– А ты что, не хочешь лететь?
– Я-то хочу, да только пока подготовимся, люди на всех планетах побывают. И до Оранжада долетят.
– Тогда – за дело! – предложил я, распуская зонт. – Пока Вовки нет, проведем испытание.
– Какое?
– Самое что ни на есть нужное – возвращение на Землю.
– Чур, я первый, – выкрикнул Алешка и полез на дерево.
– Отставить! – скомандовал я.
Алешка от неожиданности свалился на землю.
– Про дисциплину забыл? – строго спросил я, и он невольно подтянулся.
– Объясняю задачу, – продолжал я командовать. – Космический корабль возвращается на Землю. Он вошел в плотные слои атмосферы. Включена тормозная установка. Задание понятно?
– Яснее ясного! – ответил Алешка.
Ответ был не по форме, и я еще раз повторил:
– Задание понятно?
– Так точно, – отрапортовал Алешка, выхватив из моих рук зонт.
– Выполняй, «Беркут»! – сказал я и отошел на наблюдательный пункт к копне душистого сена.
Алешка залез на первый, самый толстый сук, потом поднялся повыше, покачался на ветвях, ухватился за другой сук, подтянулся, хотел забросить на него ногу, но нога соскользнула, и Алешка сорвался вниз. Он проехал по самой густой ветке и шмякнулся о землю.
В два прыжка я очутился рядом с Алешкой. Он страшно сморщился, закрыл глаза и отчаянно махал руками. В таком случае надо оказать самую что ни на есть первейшую помощь. Опустившись на колени, я раскрыл Алешке рот, дернул за язык и стал делать искусственное дыхание. Назад – вперед, назад – вперед. Алешка стал дышать. Сначала часто и отрывисто, потом ровнее и глубже. Он пришел в себя.
Алешка сел и с тоской глянул на испытательную сосну.
– Ну что, первая попытка не удалась? Ко второй приступим?
– Нельзя, – сказал я, делая ему массаж.
– Мне нельзя, а тебе-то можно, – возразил он.
До этого я не додумался. Действительно, почему я решил, что прыгать с парашютом должен только Алешка? Все космонавты с парашютами прыгают. Значит, и я должен прыгать.
Я подобрал зонт, легко взобрался на первый, самый толстый сук, постоял немного и полез выше.
У сосны тоже этажи есть. С каждым этажом сучья становятся все тоньше и тоньше, а ветви все гуще. Внизу остались те, с которых сорвался Алешка, а я лез все выше и выше.
Наконец я остановился и сел, свесив ноги. Буду отсюда прыгать. Отдохну, восстановлю дыхание и прыгну.
Алешка энергично качал головой и размахивал руками, отдавая какие-то команды, но я не понимал его.
Никогда я не взбирался так высоко. По золотистой ржи пробегали дорожки и терялись вдали. Из-за густых развесистых ив выглядывали дома. На дальнем лугу у березовой рощи паслись пестрые коровы, а там, дальше, синел лес.
Красива наша земля сверху. Очень красива. Внизу как-то не ощущаешь всей красоты. Над тобой, задевая за верхушку сосны, проплывают облака. Вдали зеленеют деревья и змейкой извивается река. А вокруг – горизонт, то есть то место, где небо сходится с землей. Не по-настоящему сходится, а «якобы». Так говорила нам Дина Петровна, географичка. Однажды я позабыл сказать слово «якобы», и ответ получился неправильный. Тройку схватил. С тех пор это слово на всю жизнь в память врезалось.
– Прыгай!! – донеслось до меня.
– Сейчас, – нехотя ответил я, пытаясь раскрыть зонт.
Я глянул вниз и растерялся. По телу пробежали противные мурашки, а в душу закралась тоска.
– Мягкой тебе посадки! – пожелал Алешка.
Я и сам хотел, чтобы посадка была мягкой. Но попробуй угадай, как ты брякнешься на землю: мягко или твердо? Алешку вон еле-еле откачал. Так ведь он не с такой высоты прыгал, а тут разика в два повыше. Да и парашют, как назло, не раскрывается.
Волновался я. Волновался и Алешка. Он думал, что я струсил, а я боялся, что Алешка усомнится в моей храбрости и перестанет дружить со мной. Нехорошо все выходит. Алешка прыгнул, а я с парашютной системой вожусь. А без нее как на землю спустишься? Только по веточкам.
– Что там случилось? – кричал Алешка.
– Да вот – парашют отказал!
– Как отказал?
– Не раскрывается.
Алешка почесал затылок и, еще выше задрав голову, скомандовал:
– Отставить испытания!
Я человек дисциплинированный. Отставить так отставить. Буду по сучочкам до земли добираться. Алешка снизу подсказывал, за какую веточку можно держаться, а за какую опасно.
Вот и первый, самый толстый сук. Теперь до земли рукой подать! Я сел на него.
– Так что с парашютом-то? – спросил Алешка, привалившись к копне.
– Заржавел, наверно, – ответил я.
– Давай проверим, а то с такой техникой вся наша космическая программа погорит. Где же парашют? Где зонт?
– Алешк, парашют-то я в небесах оставил.
– Растяпа! – только и успел вымолвить Алешка. Он даже от копны отвалился. – Скажи, разве можно тебе доверять космическую технику? Ни в коем разе! Этак ты весь космос замусоришь, – распекал меня Алешка. – Я-то думал, что парашют случайно не раскрылся, а ты нарочно его сломал.
От таких слов я даже задышал чаще. Как он мог подумать, что я нарочно сорвал испытания! Выходит, я трус? Нет, я не могу согласиться с этим! Я докажу, что не трус! Я докажу, что он ошибается! Он еще пожалеет!
– Ты куда? – закричал диким голосом Алешка, увидев, что я снова полез вверх.
Я не ответил. Я взобрался на сучок повыше.
– Тебя спрашивают: куда полез? «Чайка», ты слышишь меня? «Чайка»?
Ага! Забегал! Заволновался! Убедился, что я не трус! Я еще и не такую высоту заберусь!
– Отставить испытания!!! – скомандовал Алешка. – Слышишь? Слезай вниз! Вовка идет!
Я посмотрел на дорогу. По ней бежал Вовка. Он не обманул нас. Вот только удалось ли ему уговорить отца?
Посадка оказалась почти мягкой. Алешка схватил меня за руку. Заглянул в глаза. А Вовка не спешил. Ему во весь опор бежать бы, а он еще с какой-то бочкой связался. Вот разиня! Далась ему эта бочка. Она то и дело сворачивала в сторону, и Вовке приходилось направлять ее. Наконец-то бочка звонко стукнулась о сосну, а Вовка шлепнулся рядом.
– Уф! – выдохнул он. – Умаялся я с этой железякой.
– Ну, что? – нетерпеливо выкрикнули мы.
Вовка развел руками.
Рассказ двенадцатый
«ДЕЛАЙ, КАК Я!»
Вовка не торопился с ответом. Он видел, что мы сгораем от любопытства и испытывал наше терпение. У меня-то его хватит. Хватило бы только у Алешки. Как бы раньше времени оно у него не лопнуло. Тогда вся дипломатия насмарку пойдет.
Я пнул в бочкин бок. Она загудела, как мой контрабас.
– Ну, так как же? – стараясь не выходить из себя, спросил я Вовку. – Будем в кино сниматься или нет?
– Будем! – вскинул голову Вовка, и его пышные волосы рассыпались по плечам. – Обязательно будем.
– А Дик?
– И он будет! Отец про Дика сначала и слышать не хотел. Не дам, говорит, и все тут! Собака, говорит, сторожить должна, а не в кино сниматься! Мама в слезы – отец как камень! Мама в крик – отец тверже камня! Тогда и я в крик – отец и сдался! Сценка была – дай-дай! Мама на отца шумит: ты, говорит, эгоист! Родное дитя не любишь! Талант его зарыть хочешь! У других отцы как отцы: всю душу детям отдают, а ты… В первый раз такое видел… Не выдержал отец. Из дома сбежал… В огород… А потом подозвал меня и говорит: Дика отдам при одном условии: без поводка ни шагу. Покажешься режиссеру – и домой. Я, конечно, кулаком в грудь ударил и страшную клятву дал.
– А бочка зачем? – спросил Алешка.
– Бочка… Из нее отец душ собирается смастерить…..
Вычистить велел. Я попробовал во дворе – не получается… Сказал, что на речке ототрется…
Я заглянул внутрь бочки:
– Ого! Твой отец даром не дает разрешений. Помазюкаться придется.
Заглянул в бочку и Алешка. Заглянул, гукнул, распрямился и почесал в затылке:
– Вазелин в ней был. Только не настоящий. Технический. Машины им смазывают да детали разные.
Он провел ладонью по стене и размазал золотистую мазь по руке.
– Не беспокойся, поможем. Засияет!
Взгляд у Алешки подобрел, да и разговаривать с Вовкой он стал мягче. Может, потому что Вовка позабыл на этот раз про шляпу, про куртку с кисточками и заклепками и свой высокомерный взгляд. На нем была простая клетчатая рубашка и шорты.
– Так когда к режиссеру? – с надеждой спросил Вовка, поправляя волосы.
– Хоть сегодня, – сказал Алешка. – Только ведь Дика все равно нет.
Вовка сник. Глаза потускнели, с лица сошла улыбка.
– А может, сегодня? – попытался он разжалобить, но, встретив твердый Алешкин взгляд, умолк.
Он встал, с досадой пнул бочку и выкатил ее на дорогу.
– Понимаю, не верите! – обидчиво проговорил Вовка. – Только я ведь не хотел вас обманывать. Вот вычищу бочку – и добьюсь своего. Пусть отец попробует тогда от своих слов отказаться! Уговор есть уговор!
Мы с Алешкой переглянулись и, не сговариваясь, бросились к Вовке.
***
Бочка весело покатилась к реке, распространяя вокруг шум и звон. Мы бежали за ней вприпрыжку и громко обсуждали предстоящее знакомство с режиссером.
Только бы он не уехал из дома отдыха! А если уедет, потеряем Вовку. Потеряем союзника, и Дику уже никто не поможет.
На берегу мы нагребли сена и принялись за бочку. Мы залезали в нее по пояс и плоскими камешками и щепками, а потом сеном соскребали вазелин. Особенно туго пришлось со дном, откуда мазь хоть лопатой греби. Как мы ни осторожничали, но с ног до головы вымазались. Мы походили на индейцев. Наши плечи блестели на солнце. Не хватало только перьев на голове да татуировки на груди.
– Вот что! – таинственно проговорил Алешка. – Знаю я один способ. Верный способ! Через пять минут чистенькими будем, как этот котелок!
– Не котелок, а бочка, – уточнил я.
– Не препирайся, – отмахнулся Алешка. – Лучше храбростью запаситесь. В общем, делай, как я!
Алешка не спеша направился к мосту, взобрался на перила, приосанился и ласточкой ринулся в воду.
Вовка ойкнул от восхищения.
Следующий прыжок за мной. Я стал на краешек бревна, резко оттолкнулся и сложил руки над головой. В воду вошел удачно. Коснувшись ладошками песчаного дна, я развернулся и всплыл рядом с Алешкой.
На мосту уже стоял Вовка. Он боялся прыгать. Это было видно по его растерянному лицу и дрожащим коленям.
– Прыгай! – торопил его Алешка. – От нас уже весь вазелин отстал. Прыгай, не бойся.
– А я и не боюсь, – дрожащим голосом пропел Вовка. – Вот только дыхание сбилось. Сейчас отработаю дыхание и прыгну.
Уж слишком долго он отрабатывает дыхание. Даже ждать надоело. Не то чтобы очень надоело, но ведь так и замерзнуть можно. Пождешь-пождешь и замерзнешь.
Правда, я заметил, что было на удивление тепло. И вода вроде бы холодная, а озноб не брал. Неужели из-за вазелина? Гм, не превратились ли мы в гусей? Они ведь тоже из-за жира холода не боятся. В другое время зубы чечетку выбивали бы, а тут хоть бы что!
Вовка медлил.
– Какой же ты артист, если воды боишься? – распалялся Алешка. – Фу! Все уважение к тебе теряется! Прыгай!
– Солдатиком прыгай! – посоветовал я.
– Солдатиком – это значит прямо, прижав руки к бокам. Так прыгают все, кто по-настоящему не умеет нырять. Но и тут нужно умение. Не рассчитаешь – в дно врежешься! Не успеешь руки к бокам прижать – отобьешь до синяков!
Вовка и в дно врезался и руки отбил.
Вид у него был жалкий.
Мы вытащили его на берег и положили под кустом. Вовка хныкал. Весь он покрылся мелкими капельками воды. Глянули на себя – то же самое. Сколько было на нас вазелину, столько и осталось. Алешкин способ не помог.
Я нарвал травы и стал энергично счищать с себя мазь. На руках и груди оставались бороздки, но вазелина становилось все меньше и меньше. То же самое делал Алешка. За Вовку мы принялись вместе. Плохо он себя чувствовал после прыжка. Очень плохо. Пришлось помогать. Вовка засобирался домой.
– Знаешь что: оставим бочку пока здесь.
– Зачем? – не понял Вовка.
– Нужно, Вовка. Очень нужно!
Алешка вопросительно посмотрел на меня. Я понял его. Он хотел включить в экипаж и Вовку.
Не рано ли? Доверим тайну, а он возьмет да и выдаст. Тогда вся наша подготовка пропадет. Хотя бы из Центра были бы какие-нибудь сообщения. Но Центр молчал. Нужно было соображать самим.
– В космос хочешь? – спросил я Вовку.
– Не-е… домой хочу! – ныл он, растирая живот.
Рано. Не готов еще человек для космоса. Не созрел.
– Хорошо, – сказал Вовка. – Про космос мы потом поговорим, а бочку вот здесь спрячем, – и он закатил ее в кусты.
– Отцу скажешь, не совсем вычистил.
– Ладно, – неожиданно согласился Вовка. – Только вы меня не подведите.
– Не подведем, – авторитетно заявил Алешка. – И с режиссером познакомим. И слово замолвим. Лады?
– Пуще всего Дика береги. Без Дика труба твоим испытаниям! Да и нашим тоже!
Последние слова предназначались для меня.
Рассказ тринадцатый
МЕТЕОРИТНЫЙ ДОЖДЬ
– Не кажется ли тебе, Нина, что наш Герман окреп? – сказал папа, укладывая бритву в футляр. – Смотри, как он чудесно выглядит.
– Сплюнь через плечо! – крикнула из кухни мама.
Она, конечно, не суеверна, но в некоторые приметы
верит. Особенно в те, про которые в журналах пишут.
– Не зря мы сюда приехали! Не зря! – кивнул головой папа, любуясь моими мускулами. – А какой загар! На юге так не загорают! Красота!
Мама вышла из кухни, довольно улыбаясь. Это она придумала насчет деревни. И насчет трав разных она придумала. Но больше всего моему развитию и папиному здоровью помогал чистый воздух. Даже маминым нервам он помог.
– Вот еще килограммчика по три прибавите, тогда совсем будет хорошо! – сказала мама, жестом приглашая нас к столу.
– Сегодня рано утром с Любовью Степановной встретилась. У колодца. Расстроена до ужаса. А ведь все из-за вас, из-за детей, – укоризненного покачала головой мама.
– Что-нибудь с Вольдемаром случилось? – поинтересовался папа.
– С ним.
– Так что же он сделал? Ногу сломал? Руку? Потерялся или еще что? – расспрашивал папа, но мама не торопилась с ответом.
– Любовь Степановна в полнейшей растерянности. Вольдемар заболел. И болезнь какая-то непонятная: глаза красные, тело в волдырях и говорит не поймешь что. Даже фельдшер не знает, от чего лечить. Я посоветовала настойку из полыни. Или зверобоя.
– Мудро, – не без улыбки сказал папа. – Настойка, особенно из полыни – средство универсальное! Из зверобоя – тоже!
Шутки шутками, а дело-то невеселое. Мы договорились встретиться на речке и – на тебе!
Может, обойдется? Выпьет таблетку-другую, хлебнет настойки и полный порядок! Выздоровел же я! И Вовка выздоровеет. Только бы его раньше времени в больницу не отвезли.
Алешку пришлось долго ждать. Я уже собрался уходить, но услышал его пронзительный свист с горы. В руках он держал какие-то веревки. Через плечо перекинуты вожжи. Значит, предстоят испытания! Не зря бочку на речке оставили.
Новость о Вовкиной болезни огорчила Алешку. Он не на шутку расстроился и пожалел Вовку.
– А как же с Диком теперь? – спросил он.
– Не знаю.
Алешка сбросил с себя веревки.
– Всегда так: только дело наладится и – на тебе, неувязка. Что с ним?
– Не знаю, – пожал я плечами. – Воды он не успел наглотаться. Говорят, у него тело в волдырях.
– В волдырях, говоришь?
– Ну да. И красный.
– Яснее ясного! Знаю я такую болезнь. Сам страдал. Кожу придется сменить.
– Почему? – испуганно спросил я.
– Потому что пузырьки полопаются, и вся кожа как решето станет.
– Что же это за болезнь? – спросил я Алешку.
Тот нырнул в кусты и вскоре оттуда с грохотом выкатилась вчерашняя злополучная бочка. Алешка уселся на нее верхом и стукнул пятками в бока.
– Спрашиваешь, болезнь отчего? От крапивы!
– От какой крапивы? – удивился я, срывая широкие листья лопуха. – Вот этими самыми листьями оттирались, а ты говоришь от крапивы.
– Яснее ясного говорю: от крапивы. Вместе с лопухами крапива попалась. У меня тоже в одном месте до сих пор жжет. Так, жжет, что сидеть трудно. Это ты мне подсуропил.
Я стал клясться, что не рвал крапиву, но Алешка снисходительно улыбался:
– Я-то к крапиве привычный, а вот для Вовки она в новинку. Ну, ничего. Пройдет. Он еще сегодня сюда прибежит.
– Не прибежит.
– Прибежит.
– Я тебе говорю: не прибежит, потому что болеет.
– А я говорю: прибежит. Ему с режиссером познакомиться охота. Яснее ясного, прибежит.
Я согласился с Алешкой. В самом деле, Вовке так хотелось сниматься в кино, что он мог прибежать к нам с высокой температурой и дырявой кожей.
– Согласен, прибежит, – сказал я. – Только не сидеть же нам без дела.
Алешка спрыгнул с бочки, залез в нее, постучал по стенкам и, довольный, вылез.
– Не корабль, а орбитальная станция «Салют»!
Я ломал голову над тем, какие испытания придумал на сегодня Алешка. Но не стал спрашивать: какая разница! Начали готовиться в космос – надо доводить дело до конца. Хуже всего, когда люди на полпути останавливаются.
***
Алешка закатил бочку в воду и поставил «на попа». От любопытства лопнешь, пока от него разъяснений дождешься. Не торопясь он топтался вокруг бочки, раскачивал ее и подкладывал под дно камни.
– Залезай! – скомандовал Алешка, выходя из воды.
– Зачем? – спросил я.
– Ты что? Струсил?
– Причем струсил? Не-е-е. Просто я хочу уяснить задачу.
Алешка хлопнул себя по ноге:
– Ты знаешь, что такое метеориты?
– Не знаю, – спокойно ответил я.
– И ты никогда не слышал о них?
– Слышал, но мне хотелось, чтобы ты объяснил задание.
– Хорошо, объясню.
Выведенный из себя моим невозмутимым видом, Алешка начал горячо объяснять:
– Ты видел вспышки на небе? Вечером?
– Ну, видел.
– Это метеориты.
– А откуда они берутся?
Алешка на секунду остановился, а потом опять забегал вокруг меня:
– «Откуда берутся?» «Откуда берутся?» Дотошный какой! Из космоса берутся. Какая-нибудь комета лопнет и – на тебе – миллиарды миллиардов метеоритов по космосу туда-сюда помчатся. Теперь представь, что будет, если такой камешек с кораблем встретится.
– Космический звон!
– Вот именно – звон! От такого звона проще простого с курса сбиться. А если еще и дырка в стенке появится, то как быть? Воздух-то из корабля – фюить наружу, и дыши, как рыба на песке!
Да, нелегкая это задача сохранить воздух в корабле. Но ведь придумали же что-нибудь ученые для этого? Главное, не растеряться в опасный момент, и я понимаю Алешку. Он хочет приучить и себя, и меня ко всяким неожиданностям.
Я вошел в воду и, не торопясь, влез в бочку.
– Только по голове не бей! – крикнул я, сворачиваясь калачиком.
За бортом журчала вода. Тихо шумели ветлы над рекой, заливались в небесах жаворонки.
В борт ударил метеорит.
Небольшой.
Ударил второй.
Побольше.
Я зашевелился, ожидая третьего удара.
– Ну, что там у тебя? – крикнул я, не высовывая головы.
Алешка собирал камни, складывая их в кучу. Ясно, готовится серьезная атака. Сейчас звездолет войдет в метеоритный поток. Каким он выйдет из него? И что станет с космонавтом? Вернется ли он целым на Землю?
Можно, конечно, покинуть корабль. Сослаться на аварийную обстановку, но какой космонавт боится трудностей?
Бам! – раздалось снаружи.
Бам! – ударило в бока.
Бам! – зазвенело в ушах.
Целый метеоритный поток атаковал мой корабль.
Гудела голова, саднило плечи, не хватало кислорода и терпения.
Я попытался пошевелиться, чтобы усесться поудобнее, но в корабль попал такой метеоритище, что только чудом не пробил стенку и не влетел внутрь.
Я налег плечами на стенки. Корабль накренился.
Авария. Метеориты сбили его с космической трассы. В ушах у меня звенело. Голова раскалывалась. Да, не так-то легко привыкнуть к космическим перегрузкам. Но что поделаешь: космос любит смелых и терпеливых.
– Ну, как дела? – прыгал вокруг меня Алешка. – Как там метеоритный дождь?
Он сгорал от любопытства. Ну, ничего, потерпи, дружок! Я теперь стреляный воробей. Знаю, почем фунт лиха, а вот тебе-то еще придется побывать под обстрелом.
***
Течением бочку отнесло вниз, и она застряла под кряжистой ивой, опустившей свои ветви в воду.
Не сказав ни слова, Алешка взял веревки, залез в воду и перепоясал бочку. Я понял его замысел и забрался на сучок. Он забросил ко мне конец веревки, и я привязал ее к ветвям.
Когда я спрыгнул на землю, сучок распрямился, и бочка закачалась на воде.
– Давай покрепче привяжем, – предложил Алешка, приподняв бочку.
Я повис на ветке, прижимая ее к воде. Алешка ухитрился сделать еще одну-две петли. Теперь бочка висела в воздухе.
Мы присели на берегу: перед испытаниями надо немного отдохнуть. У меня они были трудными, а у Алешки будут еще труднее. Он вздохнул, посмотрел на небо, окинул взглядом лес за рекой, прислушался к стрекоту кузнечиков и, пожав мне руку, забрался на дерево. Следующим его шагом был шаг в корабль. Сучок заскрипел под тяжестью корабля с космонавтом. Бочка на миг коснулась воды.
Я подобрал один метеорит, другой, третий. Они были самые разные. Круглые и плоские. Продолговатые и квадратные. Черные, синие и серые. С прожилками и пятнышками. Крупные и мелкие.
– «Беркут», «Беркут», я – «Чайка», перехожу на прием.
– «Беркут» слышит вас. К испытаниям готов!
– Внимание! – крикнул я. – Корабль вошел в метеоритный поток. Приготовиться к атаке!
– К атаке готов! – услышал я глухой ответный голос.
Бам!
Прочитаешь книги про космонавтов, узнаешь, сколько всего они должны знать и уметь – и в космос не захочешь!
Бам!
Но подготовка подготовке – рознь. Для Алешки легче такие испытания вынести, чем английский учить.
Бам!
Ничего, мы и английский заставим его выучить.
Бам!
Огонь велся прицельно. Метеориты точно попадали в корабль и отскакивали от него, как горох от стенки.
Шумела ива, опуская кудри в воду. Раскачивался и подозрительно скрипел сук. Корабль метался из стороны в сторону.
Нелегко космонавтам в метеоритном потоке. Едва ли они что-либо слышат, кроме космического гула и звона. По своим приборам они внимательно следят за летящими метеоритами. Вот навстречу мчится самый большой. Мчится со скоростью снаряда.
Бам!
Бам! – повторило эхо в лесу.
Бам! – поднялись фонтаном брызги, и корабль скрылся под водой.
Над водной рябью сиротливо раскачивались концы веревок. Космонавт Алешка в опасности! Необходима срочная помощь. Я бросился к воде, но вдруг кто-то схватил меня за руку.
Надо мной стоял большой Таратута. Глаза его недобро блестели. Я рванулся, но Таратута завернул мою руку назад, и от резкой боли я присел. Перед глазами замелькали цветные кружочки.