Текст книги "Концерт для контрабаса с собакой"

Автор книги: Борис Антонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)

Рассказ первый
МУЗЫКАЛЬНЫЙ КАПКАН

Проснулся я по привычке рано и задумался. Что делать? В школу идти не надо. От физзарядки в каникулы можно отдохнуть. Рисовать не хочется. Читать – тоже. Сбегаю-ка я лучше на речку! Искупаюсь! Позагораю! Подумаю!

Летом вообще лучше думается. Свободнее, что ли. Просторнее. Шире.

Сядешь на берегу и думаешь. Долго думаешь. О деревьях. О животных. О всяческой жизни думаешь.

– Куда? – остановила меня на пороге мама.

– На речку! – ответил я.

Мама улыбнулась, взяла меня за плечо, повернула на сто восемьдесят градусов и тихонько втолкнула в дверь.

– Моду какую взял: не успеет глаза продрать – и сразу на улицу. Ну-ка, живо за стол! – скомандовала она, открывая дверцу холодильника.

Передо мной появились большая кружка простокваши, тарелка с ядовито-желтыми листиками и ломоть хлеба во весь каравай.

– Ешь, Герман! – приказала мама.

Бесполезно отказываться от листиков салата. Мама где-то вычитала, что только в них хранятся витамины. А те шарики – красненькие, беленькие, желтенькие, оранжевенькие – не настоящие витамины. Их надо продавать не в аптеках, а в магазинах вместо конфет.

Я подсыпал сахару в простоквашу, размешал ложечкой и, вздохнув, взялся за кружку.

Ох уж эти мамы! Все они делают против нашего желания. Хочешь квасу, они дают простоквашу, а когда с удовольствием выпил бы холодной простокваши, они потчуют тебя чаем. Они заставляют сидеть за учебниками вместо того, чтобы отпустить в кино.

После сна хочется искупаться, а мама сидит напротив и следит за моим аппетитом.

Ну кто ест перед купанием? Никто, потому что вредно. Об этом даже врачи говорят.

– Герман, не торопись. Тебя не подгоняют.

– Мне на речку надо. К ребятам, – давясь листиками, промямлил я.

– К каким ребятам? – насторожилась мама. – На какую речку? – она застегнула пуговицу на халате, встала и решительно заявила: – Никаких речек!

– Но, мам, каникулы же! – попытался я возмутиться.

И как взрослые не поймут, что мы тоже хотим самостоятельно распоряжаться своим временем? У нас ведь тоже есть желания!

Но что значат наши желания, если они не совпадают с желаниями взрослых?!

– Никаких речек! – повторила мама, боясь, что я не понял ее с первого раза.

Она подала мне полотенце и спросила:

– Мы зачем в деревню приехали?

– Отдыхать!

– Неверно! – воскликнула мама, как будто заметив ошибку в моем ответе. – Отдыхают на юге. Но мы не поехали ни в горы, ни к морю. И знаешь почему?

Мама вывела меня из кухни, посадила на старый диван и, поправив букет полевых цветов в вазе, приступила к объяснению:

– В городе мне некогда следить за вами. Ты кое-как делаешь уроки, а отец твой никакого питательного режима не признает. Здесь вы будете под контролем. Знайте это. Я наверстаю упущенное. Отец здоровье поправит, а ты с художественным развитием подтянешься. Каникулы каникулами, а режим режимом! Запомни, Герман: чтобы стать человеком, надо много работать.

Начинается! И кто только это «художественное развитие» придумал? Уроков полным-полно, а тут еще на контрабасе гуди, на пианино долби, пока соседям не надоешь, красками пиши, о прекрасном рассуждай. Побегать по-человечески совсем некогда!

Тоска да и только! Особенно, если призвания к художественному развитию нет.

Некоторых, правда, медом не корми – дай гаммы погонять или различные па повыделывать. У меня же нет желания «художественно развиваться». Тем более – на контрабасе играть.

Контрабас – это та же скрипка. Только очень большая и громкая. Его и в руки-то нелегко взять. Того и гляди: или ты его уронишь или он тебя придавит.

Я дернул за струны. Контрабас загудел, заурчал, захрипел. Я дернул еще раз. Он рванулся из моих рук, стукнул грифом по голове, сбил с ног и, ухнув, словно самбист на ковре, навалился на меня всем своим деревянным корпусом.

Я вскрикнул. Нога запуталась в толстых, как веревки, струнах. Напрасно я старался высвободить ее. Музыкальный капкан крепко держал меня, и, если бы не мама, едва ли я выбрался бы из него.

Мама приложила к ноге подорожник и заставила выпить горькой-прегорькой настойки.

Я жалобно стонал. Мама беспрестанно охала, и только контрабас, довольный местью, спокойно лежал посреди комнаты,

Мама поставила его в угол. Потом посмотрела на меня, потрогала ногу и вздохнула:

– Ну, что же, Герик, иди погуляй.

Мама зовет меня по-разному: Гера, Герман, Герик. Больше всего я не люблю «Герика», Но что поделаешь, если маме иногда хочется назвать меня ласковым именем? К тому же я так обрадовался разрешению погулять, что было не до имени.

Не чуя под собой ног, я бросился к речке.

Рассказ второй
АЛЕКСЕЙ

Стояла отличная погода. О такой всю зиму мальчишки мечтают.

Да и времени для загара лучшего, чем утро, не придумаешь.

Я снял на ходу рубашку. Зачем мне лишний груз носить? Без рубашки даже лучше. Свободнее. Да и времени зря не теряешь. Идешь, а загар прямо на ходу пристает. Через неделю-другую все тело забронзовеет.

Моему загару всегда все завидуют. Позавидуют и в этом году. Здесь хоть и не юг, но солнце тоже загаристое.

Пусть рубашка полежит в дупле. Не зря же такое хорошее дупло в этой сосне. Говорят, ей сто лет, а может, и больше. Ее толстые сучья причудливо переплелись между собой. По земле змеями расползлись корни.

О дупле знал только я. Оно небольшое. Сосна стоит у дороги на речку, и на обратном пути ее не миновать.

Я сбежал по извилистой тропинке к речке, перед самой водой ухватился за куст и… стал как вкопанный. На моем любимом камне с удочкой в руках сидел рыжий мальчишка.

Он тоже увидел меня и заулыбался во весь рот.

– Ну, чего стоишь? – спросил он.

– Потому, что не сижу, – неопределенно ответил я, не сводя глаз с камня.

– А почему не сидишь? – не отставал рыжий.

– Потому, что стою… – так же неопределенно ответил я, рассердившись.

Рыжий усмехнулся, хотел еще что-то сказать, но на воде задергался поплавок, и рыжий отвернулся.

И с чего я взбеленился? Посидит он, встанет и уйдет. Не съест же он мой камень. Но все равно жалко, что на нем чужой сидит.

– Что с тобой? Плохо? – спросил вдруг рыжий.

Я недовольно хмыкнул.

– Со мной хорошо, а вот с тобой сейчас плохо будет. Жми отсюда! – стараясь казаться спокойным, скомандовал я.

– Здрасьте… – протянул от неожиданности рыжий, нанизывая червяка на крючок. – Может, велишь удочки сматывать?

– И велю! – не отступал я.

– Может…

– Что ты заладил: «может» да «может»? – перебил я рыжего, сжимая кулаки.

Рыжий встал, молча воткнул конец удочки в песок, наклонился, взял большущий камень и без всякого напряжения поднял его над головой. Движения его были неторопливыми и спокойными. Раз – рука согнулась в локте. Два – тело подалось назад. Три – камень ядром пронесся над рекой.

Да, силенка у рыжего есть! Позавидовать можно, как ловко он камень бросил. Правда, и мне известно несколько приемчиков. Жаль только, в секцию перестал ходить. Про все захваты-перехваты позабыл, наверно.

– Ну и как? – повернулся ко мне рыжий, когда круги на воде смыло течением.

– Ничего особенного, – пожал я плечами, – подумаешь, камень до другого берега бросил. Была бы река, а то так себе… Ручеек!

– Ручеек? – переспросил рыжий. – Да какой же это ручеек? Это река-. Самая настоящая река! Тут такие омута есть – дна не достанешь, а ты – «ручеек»!

Он топнул ногой по камню:

– Попробуй перебрось!

Я глянул на камень. Он был значительно меньше того, который бросил рыжий, но все равно дальше середины речки мне его не кинуть.

– Не хочется что-то, – махнул я рукой. – Только рыбу распугаешь.

– О рыбе не беспокойся. Бросай!

– В следующий раз, – попытался я пошутить, но рыжий не понимал шуток.

– В следующий раз ты в город укатишь.

– Не укачу. Мы все лето в деревне будем жить.

– Все лето? – удивился рыжий. – А вам не надоест?

– Нисколечко, – сказал я, присаживаясь на освободившийся камень. Теперь незнакомец стоял передо мной.

– Надоест – книги буду читать.

– Книги? – встрепенулся рыжий. – Какие книги?

– Разные. Но больше всего по художественному развитию.

– Это какие такие – «по художественному развитию»?

– Про художников, музыкантов, про искусство.

– А-а, ясно, – разочарованно протянул рыжий, – Лучше бы вы про космос привезли,

– Про космос нету.

– Жаль. Мы с дядей Петей все книги в нашей библиотеке про космос перечитали. Даже журналы. А про космос нам надо много читать.

– Уж не собираетесь ли вы туда лететь? – усмехнулся я.

– А что? И полетим! – запетушился рыжий, – Только дядя Петя на космодроме останется, а я – туда, – Он показал на небо, – Ты его знаешь! Он на машине вас привез,

– Невысокий?

– Невысокий.

– Седой?

– Седой.

– Конечно, знаю. – Я сразу вспомнил этого шофера. Он всю дорогу рассказывал про деревню, машины и своего племянника Алексея.

– Дядю Петю, конечно, не возьмут в космос, а меня вполне могут. Я ведь в космическую школу писал.

– Ни и как?

– Не приняли, – вздохнул рыжий.

– Может, письмо не дошло? Адрес перепутал?

– Адрес ясный: Звездный городок. Его каждый почтальон знает… – он с досадой махнул рукой, наклонился, подобрал камень и с силой бросил его.

Плоский камешек проскакал по воде и упал на противоположный берег. У меня так не получится. Надо потренироваться, когда один останусь.

– Ответили так, – продолжал рыжий, – в космос многие хотят, а космических школ пока мало. К тому же, как назло, я двойку схватил. По иностранному.

– Эх ты! Как же ты с марсианами будешь разговаривать?

Он растерянно посмотрел на меня, взъерошил лохматые волосы:

– Не знаю… Они написали, что надо хорошо учиться, заниматься спортом и еще много-много чего надо.

Этот рыжий нравился мне все больше и больше.

Я решил удивить его.

– А тебя Алексеем зовут! – сказал я,

– А ты откуда знаешь? – и вправду удивился рыжий. Но потом засмеялся и выпалил:

– А тебя – Германом!

Теперь удивился я.

Мы с Алексеем смотрели друг на друга и молчали. А потом как начали хохотать! Ведь это дядя Петя рассказал Алексею обо мне, когда привез нас из города. Он тогда еще говорил папе: «Вот и товарища моему Алексею привез». Значит, мы уже давно как бы заочно познакомились с Алексеем. А я то, дурак, чуть не подрался с ним из-за какого-то паршивого камня!

Алексей перестал хохотать и сказал:

– Конечно, ты и так космонавт!

– Это почему же? – снова удивился я.

– А у тебя имя космическое!

Это он про Германа Титова вспомнил, наверное.

– А ты тоже космонавт. У тебя тоже имя космическое – Алексей, – сказал я, – как у Леонова. – И я хлопнул его по плечу.

– Нет, у тебя лучше, – сказал Алексей и тоже хлопнул меня по плечу.

– Я – Герман, ты – Алексей, – сказал я и опять хлопнул его.

Он подмигнул мне сразу двумя глазами и тоже хлопнул меня:

– Ты – Герман, я – Алексей.

Так мы стояли, хлопали друг друга и хохотали. Солнце светило вовсю. А у Алешки даже какая-то рыбина на крючок попалась.

Рассказ третий
ТАЙНИК

А потом я пошел домой обедать. Папа уже вернулся из города и сидел за столом. Я рассказал ему об Алешке и его мечте полететь на Марс или другую планету, где есть люди. Папа сначала заулыбался, услыхав про космос, а потом достал из портфеля книгу. «Нас ждут планеты» – так называлась она.

Как раз то, о чем мечтал Алешка!

Я посмотрел книгу, и она мне понравилась. Там было много цветных иллюстраций. Сквозь синеву мчались ракеты. Ярко сияли звезды. Расцветали космические рассветы. Вот Алешка-то обрадуется!

Папа сказал, что это картины космонавта Леонова. Когда Леонов вышел из космического корабля в открытый космос, то все это увидел своими глазами.

Я смотрел и удивлялся: до чего здорово! А потом подумал, что и сам смог бы нарисовать не хуже, если бы как следует постарался. Акварелью. Только таких ярких красок и резких переходов в закатах не бывает. Это космонавт нафантазировал. А папа сказал, что космонавт видел это своими глазами, а объясняются все эти оптические явления законами физики космоса.

Мама принесла окрошку в миске. Увидев нас на диване, сначала рассердилась, а потом заглянула в книгу и вздохнула:

– Вот видишь, Герман, как помогло космонавту Леонову художественное развитие изучать космос. Он так ярко воспринял его и сумел рассказать о космосе людям, которые его не видели… – и она опять тяжело вздохнула.

Понятно. Это она намекает, чтобы я рисовал и играл на контрабасе.

Я ел молча, но сидел как на иголках: не мог дождаться конца обеда. Только мама собрала тарелки, как я взял книжку про космос и медленно направился к двери. Но мама поняла.

– Куда? – остановила она меня.

– К Алешке, – сказал я, намереваясь проскользнуть в дверь.

– Опять к Алешке? А музыка? А рисунок?

– Но контрабас-то расстроен, – сказал я, скрывая радость от того, что на нем нельзя играть.

– Павел, ты слышишь? – крикнула мама в комнату. – Герман умудрился уронить инструмент. Теперь ему не на чем заниматься.

– Пусть отдохнет, – раздался папин голос.

– Как так отдохнет? – опешила мама. – А работа? А музыка?

– От музыки пусть отдохнет! – снова крикнул папа.

Мама заволновалась. Папины ответы ей не нравились.

– Во-первых, Павел, непедагогично говорить при ребенке такие слова. Во-вторых, Герман ни на шаг не продвинется в своем художественном развитии. Ты видишь, он опять навострил лыжи к какому-то Алешке.

– Не к какому-то, а одному. К Алешке Окунькову, – уточнил я.

– Вот-вот. Это плоды твоего воспитания, Павел. – Мама остановилась в дверях и повернулась ко мне: – Когда разговаривают взрослые, дети не подслушивают.

Я заткнул уши пальцем, но все равно до меня доносились мамин и папин голоса. Хоть пластилином залепляй уши! Осталось только уйти. Взрослые не хотят, чтобы их слушали? Пожалуйста. Надо просто-напросто оставить их одних. И как я раньше не додумался?

Заткнув книжку за пояс, я выпрыгнул в окно и помчался на речку. Алешка ждет меня. Он сидит на нашем камне и глядит на воду. Думает. А чего думать? В книжке все про космос написано. Если ее выучить, безо всякого в космическую школу примут. И будет тогда Алешка космонавтом. Полетит он к другим планетам, а я буду следить за полетом его корабля и гордиться им. А может быть, вместе полетим. Надо же проверить, правильно ли нарисовал Леонов космос.

Я быстро спустился к речке, стараясь не задевать крапиву. Вот и берег. Кусты. Камень.

Но что это? На камне сидел не Алешка, а совершенно незнакомый кто-то, я даже не понял сразу, что это мальчишка: круглое лицо обрамляли пышные девчоночьи волосы, на голове золотилась широкополая шляпа, из-под полей которой чернели большие, как автомобильные фары, очки.

Куртка и штаны отделаны кисточками и металлическими заклепками.

Артист да и только.

С чего же начать! С Алешкой мы хотели померяться силами. Этот не такой.

Начну первым.

– Меня Германом зовут, – представился я.

Мальчишка снял очки, пожевал губами и сказал

пискляво:

– Очень приятно. А я – Вольдемар Таратута.

– Как, как? – невольно вырвалось у меня.

– Вольдемар – имя, а Таратута – фамилия.

Мне было очень смешно.

– Таратута, – закатился я. – А как это – Вольдемар? Володька, что ли?

– Можно и Володька, – надул губы мальчишка и встал. – Впрочем, пройдет немного времени, и вы заговорите обо мне.

– В космос хочешь? – почему-то спросил я.

– Мне и на земле славы хватит, – гордо ответил Вольдемар.

– Да причем тут слава! Это же интересно – в космос. Космос – это знаешь что такое? Не знаешь? Это… это…

Нужные слова не находились, а Вольдемар, покрутив не без намека пальцем вокруг виска, стал подниматься в гору.

Подумаешь, воображала! Видели мы таких! И с чего это он успел так загордиться?

А я тоже хорош! Нашел с кем разговаривать! Где же Алешка запропастился? Придется по деревне побегать. Поискать. Книгой порадовать.

Я взбежал в гору, остановился передохнуть, прикинул расстояние до первого дома и только было хотел взять старт, как вспомнил про рубашку.

Пришлось свернуть к сосне. Я погладил ее толстую шершавую кору и сунул руку в дупло.

Рубашки не было. Вчера я сказал маме, что оставил ее у Алешки. А сегодня что придумать?

Вот так фокус! Фокус-покус! Неужели тайник рассекречен? Не может быть! Про него даже Алешка не знает.

Я обшарил все уголки, но вместо рубашки вынул клочок желтой бумаги.

Интересно, как он сюда попал? Может, похититель рубашки оставил взамен?

Я развернул листочек и прочел:

Совершенно секретно.

Только для посвященных в великую тайну полетов к другим мирам. Только для смелых, отважных, сообразительных и находчивых.

Если хотите в космос – действуйте! Ликвидируйте для начала хвосты! Изучите теорию полета! Займитесь общефизической подготовкой! Приказ немедленно уничтожить!

Центр подготовки космонавтов.

Ну и ну! Кто же это нашу тайну узнал? Неужели кто-то подслушал на берегу?

Я покрутил бумажку, посмотрел на свет, но никаких водяных знаков не заметил.

«Приказ уничтожить», – прочел я еще раз последнюю строку. Я уже хотел разорвать записку на мелкие клочки, но не успел: на тропинке показался Алешка.

Он бежал за собакой.

– С дороги! Уходи с дороги! – кричал Алешка, размахивая руками.

Я сразу понял: собака злая. Алешка боялся, что она укусит меня. Подскочив к сосне, я подпрыгнул, ухватился за сук, подтянулся да и был таков. Теперь мне и волк не страшен. Собака улеглась на траву. Прямо подо мной. Она задрала морду и высунула свой длинный язык.

– Привет! – крикнул Алешка, подбегая к сосне.

Собака зарычала.

– Ну что ты рычишь? – сказал Алешка, но тотчас же отдернул руку, увидев, что собака не намерена шутить. – А у тебя хорошая реакция, – заулыбался он, глядя на меня. – Быстрая. Со второй космической скоростью от земли оторвался.

– Думаешь, из-за собаки? Как бы не так! Породистых не пугался! А тут – дворняжка!

– Ха! Дворняжка!! – возмутился Алешка. – Посмотри внимательнее. Эх ты, собачьих пород не знаешь. Не можешь дворняжку от овчарки отличить.

Я смутился. В самом деле, что же это за собака? Большая, как настоящая овчарка, а хвост колечком. Одно ухо торчком, другое повисло. И шерсть на ней странная. По светло-серой размазались черные и рыжие пятна. Ей-ей, не знаю, что за порода. Может, из новых?

– Как ее зовут? – крикнул я-

– Слезь, познакомься – кивнул Алешка.

– И слезу!

– Слезай, слезай, не бойся! – гладя собаку, пригласил Алешка.

Собака уже не рычала. Она дружелюбно помахивала хвостом и тыкалась мордой в Алешкину грудь.

– Ну, что ты рычал? – выговаривал ей Алешка. – Почему? Может, не узнал? Не стыдно тебе?

Алешка качал головой, а собака крутила мордой, протягивала Алешке лапу и виновато поскуливала.

Опасность миновала. Но спускаться вниз труднее, чем подниматься. А спускаться надо, иначе Алешка подумает, что я трус. А то и вовсе водиться не будет.

Я осторожно коснулся ногой земли и ласково посмотрел собаке в глаза.

При встрече с собакой нельзя делать резких движений, а при разговоре не надо употреблять грубых слов. Собаки все понимают.

– Хорошая собака! – сказал я. – Как ее зовут?

– Дик. Подходи, не бойся. Дик, поздоровайся с Герой.

Дик оскалил зубы. Я хотел было снова оторваться от земли, но Алешка предостерегающе крикнул:

– Стой на месте! За пятки схватит! Стой! Брось палку!!!

Я держался за ветку. Неужели Дик подумал, что это палка? Пришлось отпустить ветку и стать по стойке «смирно».

Дик успокоился. Подчиняясь Алешкиной команде, он протянул мне лапу. Я не без опаски ее пожал. Знакомство состоялось.

Я вынул из-под ремня книжку и протянул ее Алешке. Видели бы вы, как он обрадовался! Еще больше радости доставило ему письмо из ЦПК. Он подозрительно покрутил его, понюхал, перечитал раз на пять и недоверчиво спросил:

– Не врешь, что в дупле нашел?

– Ну что ты? – возмутился я.

– Поклянись!

Я сложил ладошки, закатил глаза и произнес:

– Клянусь!

– Не так, – остановил меня Алешка. – Делай, как я, и повторяй за мной.

Он сложил руки крестом на груди и зловещим шепотом начал:

– Клянусь далекими звездами и близкими планетами…

– …Далекими звездами и близкими планетами, – эхом повторил я.

– …Клянусь солнечной жарой и космическим холодом…

– …космическим холодом, – проговорил я.

– Клянусь невесомостью и земным притяжением…

– …земным притяжением…

– …клянусь, что говорю я только правду.

– …говоришь ты только правду.

Алешка опустил руки.

– Не я говорю, а ты говоришь.

– Не ты говоришь, а я говорю… Слушай, Алешк, что-то я запутался. Кто чего говорит, не пойму.

– Ты говоришь, что я говорю, а я говорю… фу, совсем запутал… Давай сначала.

– Клянусь далекими и близкими планетами, – затараторил я. – Клянусь солнечной жарой и космическим холодом. Клянусь невесомостью и земным притяжением. Клянусь, что я говорю только правду. И если я вру, то пусть меня пришибет метеоритом или сожжет комета.

– Молодец! – похвалил Алешка. – Теперь я верю, что письмо из Центра.

Все приказы были ясными. За исключением одного. Насчет хвостов. Не обезьяны же мы. Ну да ладно, потом разберемся.

– Сейчас надо к испытаниям приступать, – предложил Алексей. – Знаешь что, Герка? Начнем с холода.

– Почему с холода?

– Да потому, что это самое главное испытание. Вот посмотри на рисунок. Видишь, космос – это тебе не земля. Там с одной стороны жарко, с другой холодно. Так холодно, что железо замерзает. Без закалки не обойтись. Надо и к морозу привыкнуть, и к жаре. К тому же эти испытания легче всего провести. Догадываешься?

Ну, конечно, догадываюсь. Найти погреб – в деревне не проблема. Заберемся в него, как в космический корабль, и пожалуйста – испытания холодом. Вылезем закаленными. Потом еще чего-нибудь придумаем. Ведь у нас теперь книга есть. Все по-научному делать будем. Здорово!

Изорвав записку, мы помчались в деревню. Впереди' нас, виляя хвостом, бежал Дик. У первого же дома он неожиданно скрылся за забором.

– Приходи ко мне вечером, – крикнул Алешка. – Сейчас некогда. Дик! Дик! Стой, Дик! – закричал он вслед собаке.

Вечером так вечером. Часом раньше, часом позже – невелика беда. Главное, мы знаем, какое испытание проводить. А знать – значит наполовину сделать.