Текст книги ""Молва""

Автор книги: Борис Поляков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

кругом...

86

СОЛНЦЕ ДЕДА ГАРКУШИ

Яша помнил: через шестьдесят-семьдесят шагов от

«горлышка» коридор делится на четыре рукава.

Держаться надо было правой руки. Этот крайний правый

рукав был штольней, которая могла привести в

расположение отряда. При условии, конечно, если хорошо

знаешь дорогу, разбираешься в еле приметных

указателях подземного партизанского фарватера и не

пойдешь по ложному пути, неверно истолковав тот или иной

знак. А таких путей в катакомбах несчетное множество:

через каждые двадцать-тридцать метров – разветвления

в три-четыре хода, замысловатые, как ребус, петли,

закоулки, тупики, пещеры, залы... Не поможет в

катакомбах и компас: здесь его показания не точны. А карт,

к сожалению, нет. Стало быть, выход один: катакомбы

надо знать. Иначе заблудишься моментально,

погибнешь.

У перепутья Яшу остановил глухой, простуженный

голос:

– Стой! Кто идет?

Голос был удивительно знакомый, но прозвучал так

неожиданно и властно, что захолонуло сердце. Яша

вздрогнул, точно его внезапно ударили в грудь, и, чуть

не выронив фонарик, попятился за выступ.

– Свои! – ответил он сдавленным голосом.

– Ежели свой, докажи, что нашего полку!

Бычками торгуешь?

Это было началом пароля.

– Бычки кончились. Перешел на балалайки.

– Что так?

– Стало опасно выходить в море: протекает

шаланда.

– Ну, коли так, ядрена-матрена...

Вспыхнул фонарь «летучая мышь».

– Дедушка Гаркуша! – обрадовался Яша, услышав

знакомое «ядрена-матрена», и кинулся к «летучей

мыши».

Был дед в брезентовой куртке, натянутой поверх

полушубка, в солдатской шапке-ушанке. С головы до ног

присыпанный известняковой пылью, он был похож на

привиденье.

– Яша! Вот так гость, ядрена-матрена! —

обрадовался бородатый старик, тиская Яшу своими огромными

87

лапищами. – Как попал сюда? Здесь же «слепой»

участок.

– Что вы, дедушка?! Вовсе не слепой! – смеялся

Яша, тоже обнимая старика.

– Ты мне байки не рассказывай, – сказал Гаркуша,

присаживаясь на камень. – Нет здесь выхода.

– Не с небес же я свалился.

– А кто тебя знает... Ты, я слышал, можешь в одно

верблюжье ухо войти, в другое выйти.

Польщенный похвалой, Яша приосанился, поправил

на голове кубанку.

– Есть, дедушка, выход, есть. И недалеко, – сказал

он, радуясь, что может удивить деда Гаркушу, которого

до войны все считали самым большим знатоком

подземных лабиринтов.

Дед Гаркуша был потомственным каменотесом,

добытчиком строительного камня, и проработал в

катакомбах свыше тридцати лет. В партизанском отряде

В. А. Молодцова-Бадаева он был проводником.

– Неужто эта дырка с маково зернышко ведет

наверх?– размышлял он вслух, слушая Яшу. – Тогда

почему нет тяги?

– В том-то и секрет...

Яшу просто распирало от радости. Удивил-таки он

деда-академика. Не все, оказывается, тот щелки-лазейки

знает.

– Сверху лаз укрыт глыбой и кустом шиповника.

Это во-первых, – продолжал Яша, начав загибать

пальцы. – Во-вторых, его маскирует дно балки:

чертополох там – помните? – выше головы... В-третьих, когда

мы спускаемся, наглухо закрываем дыру камнем-

задвижкой...

– Вон оно что, ядрена-матрена! – покачал головой

Гаркуша, доставая кисет. И начал рассказывать о своих

многодневных мытарствах по лабиринтам в поисках

выходов на поверхность.

– Крепко законопатили гады все выходы, вот и

ищем новые...

Гаркуша подробно расспросил Яшу о длине

«горлышка» и щели, прикинул в уме, сколько времени уйдет

на то, чтобы превратить щель в сносный лаз.

– Да, отчаянный ты хлопец, боевой,

ядрена-матрена, – говорил он, дымя козьей ножкой и хлопая Яшу

по плечу.

88

– Я слышал, что кто-то сопит и возится, – кивнул

он в сторону, откуда пришел Яша, – да, признаться,

думал: крысы. Третьего дня было целое нашествие на

продовольственный склад. Еле отогнали.

– Дедушка, мне пора.

Яша встал, одернул телогрейку.

Гаркуша тоже поднялся.

– Это же какая удача, что мы встретились! —

сказал он. – Без тебя мне бы ни за что не найти тут

выход, а тебе без меня – дорогу в отряд. Старую штольню

обвалом перегородило, надо идти кружным путем, а это

не близко – километров восемь... Куда же ты без меня,

а? Да и неужто, думаешь, я ночевать тут буду?

И они зашагали по штольне, освещая путь фонарем.

– Как там, на палубе? – спросил словоохотливый

дед. – Тепло или дожди, слякоть? Листья небось

облетели?

– Облетели листья, давно осыпались, – ответил

Яша, стараясь не отставать. Гаркуша шагал

размашисто, ходко. – Море штормит сильно, похолодало, идут

дожди.

– Что же тебя принесло? Пожаловал с чем?

– Дедушка... – начал Яша и осекся. Он хотел

спросить, что можно сделать, если фашисты начнут

заполнять катакомбы газом, но вовремя спохватился: об

этом он должен был сообщить только командиру,

А Гаркуша Яшино молчание истолковал по-своему.

– Понимаю, понимаю... Давай о другом. Как там,

в городе?

Неожиданно Гаркуша остановился, поводил у стены

«летучей мышью».

На стене углем было нарисовано несколько

картинок: какие-то причудливые деревья, ромашки, рожь,

бегущий по волнам парусник. И над каждым рисунком

плавилось несколько солнц.

– Зачем столько? – удивился Яша.

– Чтобы светлее было, – улыбнулся дед грустно.—

Пост тут наш был, вот каждый и малевал. А это моя

мазня, – показал он на хату, вокруг которой стояли

подсолнухи. – Гарна хатына, а?

– А фонари зачем к подсолнухам подвесили? —

спросил Яша.

– Вот холера! И тут подшутили над старым! —

заулыбался Гаркуша. —Еруслана работа. Ну, погоди ж

89

ты, бисов сын, не посмотрю, что как гренадер, таких

тебе, ядрена-матрена, фонарей навешаю... Давай, Яков,

не отставай.

И Гаркуша уверенно, не останавливаясь на

перекрестках, повел Яшу по новому, только ему известному

«фарватеру» в расположение партизанского отряда...

БОЛЬШОЙ ПРАЗДНИК

Из темноты перед Яшей возникла глубокая ниша.

Внутри тускло горела подвешенная на крюк «летучая

мышь». На каменных стеллажах громоздились мешки,

ящики, бочки. В проходе между стеллажами стояли

двое мужчин. Один рослый, косая сажень в плечах,

другой чуть пониже, но тоже стройный, по-спортивному

элегантный. Яша сразу узнал обоих: Еруслан и капитан

Бадаев. Живые, невредимые!

Лицо Еруслана было озабоченно. В руках богатырь

держал блокнот и огрызок карандаша.

– Нет, товарищ капитан, как ни крути, ни верти,

а ничего не получится, – сказал он. – Мешки, считайте,

полупустые, бочки и ящики – тоже... Придется

урезывать, переходить на двухразовое...

Командир задумался, сел на бочку.

Гаркуша кашлянул в кулак, выступил из темноты

на свет.

Бадаев заметил старика, поднялся, порывисто

шагнул навстречу и остановился, как громом пораженный.

Яша! Рядом с дедом Гаркушей стоял Яша Гордиенко!

– Ты?!

Бадаев подался вперед, крепко обнял Яшу.

– Как же ты к нам? Какими ветрами, каким чудом?

– О-го-го-о-о! – протрубил Еруслан удивленно и

на радостях сгреб в объятия всех сразу – Яшу, деда

Гаркушу, командира.

– Ну и медведь... – проворчал Гаркуша,

освобождаясь из железных Еруслановых тисков. – Тебе,

шатуну сибирскому, и одноразовым питанием обойтись

можно. Все кости переломал.

О своем недавнем намерении «навешать» Еруслану

«фонарей» он, видимо, уже забыл...

А командир и Еруслан смотрели на Яшу и не могли

насмотреться»

90

Пришлось Яше подробно описать свои ночные

приключения.

– Ты по порядку... Обо всем, – попросил Бадаев.—

Присаживайся, – он подвел Яшу к бочке, усадил, сам

устроился на камне. – Обо всем и подробно. Чужих тут

нет, все свои, так что не стесняйся.

Еруслан и дед Гаркуша подсели к ним,

приготовились слушать.

– У меня очень важное сообщение... – Яша

вопросительно глянул на командира.

– Сначала о ваших делах, о положении в городе, —

сказал Владимир Александрович, – для нас это важнее

важного.

Яша рассказал о проведенных операциях, обрисовал

обстановку в городе, передал добытые их группой

данные о противнике.

– «Молва»-то наша как поживает? – низкой

октавой прогудел Еруслан. – Или на убыль пошла?

– Да нет, зачахнуть не даем, – ответил Яша. —

Ребята по селам ходят, поддерживают слухи. Нервишки

фашистам взвинтили – дальше некуда.

– Это очень сейчас важно: не дать угаснуть

«Молве»,– сказал командир. – Чем дольше проторчат здесь

в бездействии дивизии оккупантов, тем лучше... А

теперь, будь добр, о Садовом. Когда вы к нему шли, вас

кто-нибудь видел?

– Дворник.

– Не чистая, значит, работа.

– Он в подъезде торчал, – объяснил Яша. —

Любопытный такой мухомор. Как говорится, деду сто лет

в обед, а он как шустрая кумушка – зырк да зырк

глазами. «Вы к кому так поздно?» —спрашивает. «К

родственнику, к свояку, – пояснил Антон Брониславович

и для пущей важности высунул из кармана брюк

горлышко бутылки. – Болен он, прослышали, вот и решили

проведать. Да и как не навестить, если живет бирюк

бирюком и, наверное, воды подать некому». Но с ходу

заговорить деду зубы не удалось. «Ах, тот, на четвертом

этаже, – обронил он, – что бирюк он, верно, нелюдимо

живет, дружбу ни с кем не водит и даже вот это, – дед

щелкнул себя по шее, – предпочитает без свидетелей.

А в последнее время что-то шибко закладывать стал —

чуть не на четвереньках в квартиру вползает». —

«Сейчас-то он дома? —спросил Саша. – А то, может, зря про-

91

гулялись?» – «Раньше, промежду прочим, я вас вроде

не примечал», – дед посмотрел на нас с недоверием.

Особенно подозрительно покосился на Антона

Брониславовича. «А раньше он больше у нас гостевал», —

нашелся Федорович.

– Да, парламент с этим дедом вы развели порядоч-

92

ный, – заметил Бадаев, переглянувшись с Ерусла-

ном. – Надо бы уточнить, кто он да что и дышит чем,

не связан ли, чего доброго, с полицией или сигуранцей...

Впрочем, это уж наша забота. Продолжай, Яша.

Однако дальнейший Яшин рассказ был недолог.

Видя, что от дворника просто так не отделаешься, а время

идет, Федорович предложил старику подняться с ними

и выпить за здоровье «свояка». Идти с незнакомыми

людьми дворник побоялся и остался внизу. Открыл им

Садовой не сразу. Долго возился с запорами, гремел

цепочкой, несколько раз уточнил, не ошиблись ли

гости адресом, попросил повторить пароль и только после

этого впустил в квартиру. Чувствовалось, что столь

93

поздних гостей он не ожидал и чем-то сильно

встревожен. «Чем вы занимались в последнее время?» – задал

ему вопрос Антон Брониславович и опустил руку в

карман. Это был условный сигнал. Саша тут же занял

место у окна, а Яша прислонился к двери. Садовой

почуял неладное, заметался по комнате. «Что это, —

взвизгнул он, – допрос?» – «Я спрашиваю: что вы

успели сделать?» – повторил Федорович. «Передайте

Бадаеву, – сорвался на крик Садовой, – что завтра

в одиннадцать утра я жду его возле кинотеатра «Ак-

са». Отчет о своей работе я дам ему лично». – «На

встречу с Бадаевым ты пойдешь один или с тем типом, с

которым чокался в сигуранце?» – уточнил Федорович.

Садовой побледнел, бросился к кровати. Но достать

оружие из-под подушки не успел. Чиков и он, Яша,

выстрелили в него почти одновременно...

– Когда вы уходили, дворник по-прежнему торчал

в подъезде? – спросил Бадаев.

– Нет, внизу не было никого, – ответил Яша.

– Этот дом теперь обходите стороной, – наказал

Бадаев.

«Говорить или не говорить о взрыве пороховых

складов?» – колебался Яша. Но Бадаев как бы уловил ход

его мыслей и, как тогда, в первый день их встречи в

санатории Дзержинского, положил ему на плечо руку.

– Чего замялся? Не все, чувствую, выложил.

«Э, была не была!» – решился Яша и рассказал об

уничтожении складов.

– Надо же, из рогаток! – дымя своей «сигарой»,

удивлялся дед Гаркуша. – Был бы орден, тут же

приколол.

– Бу-у-дет у него орден, обязательно бу-у-дет,—

трубно гудел Еруслан.

– Отлично придумали! – похвалил Бадаев. —

Поздравляю! Только, смотрите, берегите себя. – Он вдруг

спросил:—А «Старик» как, Петр Иванович? Каково

вам в одном шалаше? Ты о нем почему-то ни слова.

– Живем... – ответил Яша нехотя.

– Не договариваешь ты чего-то, – покачал головой

Бадаев. – А в нашем деле, не раз толковали об этом,

не должно быть недомолвок.

Рассказ Яши о «Старике» командир, дед Гаркуша и

Еруслан выслушали в глубоком молчании, не перебивал.

– Даже, говоришь, отругал за пороховые? —Бадаев

94

задумался, вопросительно посмотрел на товарищей.—

Странно... Ничего не понимаю...

В углу штрека тихо, как шмель, зажужжал телефон.

Бадаев подошел, снял трубку. По тому, как он

выпрямился, расправил плечи, все поняли: произошло что-то

большое, значительное.

– Сам слышал, своими ушами? – спросил он

строго того, кто звонил. – Не напутал? Повтори еще раз,

пожалуйста.

Глаза Бадаева счастливо лучились. Сняв шапку-

ушанку, он запустил пятерню в слипшиеся волосы,

широко улыбнулся.

– Сообщи Васину и Зелинскому, пусть собирают

людей. Я буду на базе через минут двадцать. А пока

передай новость на все посты. Да, да, сейчас же, сию

минуту!

Он мягко опустил трубку, постоял секунду-другую,

глядя торжествующе на товарищей, затем

воскликнул:

– Друзья! Вот и сбылось. Только что

передали сводку Совинформбюро. Выиграно сражение под

Москвой. Фашисты разбиты, бегут. Ура, товарищи.

Ура-а-а!

И под землей, в сырых и мрачных катакомбах, в

неприступной для фашистов подземной крепости

раздалось «ура!». Люди ликовали, обнимали друг друга,

целовались. То, во что верили, то, во что не переставали

верить, свершилось!

– Налей-ка нам, Ерусланушка, из нашего «энзе»,—

сказал Бадаев.

Дед Гаркуша снял шапку, трахнул ею оземь.

– Не скупись, медведь, не скупись! Заодно и за

сынков, за героев наших, чарку выпьем.

Всем на удивление, дед Гаркуша обходился на

радостях без своего знаменитого присловья.

«Как же сказать им, как? – переживал Яша. —

Нельзя оттягивать дольше. Кто знает, когда гитлеровцы

начнут свое черное дело». Но он подождал, пока Еру-

слан плеснет из фляги каждому спирту в кружку,

чокнулся со всеми, проследил, как они выпили, выпил сам,

поперхнулся, выслушал шутки в свой адрес и затем,

набравшись храбрости, обратился к командиру:

– Владимир Александрович, я не сказал самого-са-

мого главного:

95

РАДИОГРАММЫ

В Москву: «Гитлеровцы блокируют катакомбы,

охотятся за радиостанцией. На этих днях применили

газ, очевидно хлор. Пока опасность удалось

предотвратить. Установили непроницаемые перегородки,

предварительно устроили сквозняк, направили поток воздуха

в отдаленные штольни. Руководил этими работами наш

партизан, старый шахтер Гаркуша. Надеемся, что

теперь опасность миновала, но противник продолжает

замуровывать выходы, чтобы лишить нас воздуха. Мы

минируем подходы...»

Из Москвы: «Сведения о блокаде и газовой

атаке мы уже получили из других источников.

Консультировались с опытными специалистами по камне

разработкам. Вы поступили правильно. Подготовьте запасные

выходы для доступа воздуха, В случае необходимости

переходите в другой район...»

* * #

«Группа самолетов одного нашего соединения,

действовавшего на Южном фронте, успешно атаковала

крупную мотоколонну противника. Бомбами и

пулеметным огнем уничтожено 129 немецких автомашин и до

двух батальонов вражеской пехоты». (Сообщение Сов-

информбюро.)

Сведения о выходе этой фашистской воинской части

из Одессы на Николаев принес в катакомбы Яша Гор-

диенко.

ПРЕДАТЕЛЬ

Первыми на место происшествия в квартиру

Садового прибыли сотрудники из ближайшего

полицейского участка. Бегло осмотрев ее, они тут же поспешили

заявить, что случай самый обыкновенный и не

заслуживает особого внимания: «Убийство с целью

ограбления». Опровергать эту сомнительную версию сигуранца

не стала, а, наоборот, искусно поддержала ее,

распространив слух, что якобы убитый занимался разными

спекулятивными махинациями и скупкой золота. Ход

был хитрый. Пусть подпольщики знают, что сигуранца

поверила предположению полиции, а потому и не пред-

96

принимает решительных мер по розыску настоящих

убийц.

На самом деле реакция сигуранцы на гибель

«Ангела» была резкой, мгновенной. Как только раздался

звонок из полиции и в сигуранце стало известно

о случившемся, работники отдела Ионеску тут же, не

теряя ни минуты, бросились на Преображенскую.

Переодевшись в обычный городской костюм, лока-

тинент Друмеш пошел на квартиру Садового и, увидев

«двоюродного брата», «с которым еще вчера обедал

в ресторане», мертвым, пустил такую трогательную

слезу, что, глядя на него, шумно засморкались и

любопытные кумушки, которых всегда предостаточно там, где

что-либо стряслось.

– Были у вашего родственника драгоценности? –

спросил Друмеша полицай, составлявший протокол.

– Были ли, не знаю, но думаю, что могли быть, —

ответил Друмеш, не сводя глаз с «любимого братца».—

Коммерческий был человек, деловой.

– Кхм, кхм... – нарочито громко, чтобы обратить на

себя внимание, кашлянул в кулак дворник,

приглашенный полицией в качестве понятого. – Свояк к нему вчера

приходил с двумя парнишками, с сыновьями вроде.

Друмеш насторожился, но не повернулся, позы не

изменил – все так же скорбно глядел на посиневшее

щетинистое лицо «Ангела». Но дед умолк,

выжидательно уставился в затылок Друмеша.

– Свояк... Какой там свояк! – хмыкнул Друмеш.—

Грабитель, наверно, а пацаны – шпана уголовная...

И куда только полиция смотрит?

– Но, но! – прикрикнул на него полицай,

шаривший в шкафу.

– Что ты, что ты, мил-человек! – шепелявя,

запротестовал дед. – Скажешь тоже... Обходительный был

человек, вежливый. Даже самогоном грозился

попотчевать, а ты говоришь – грабитель... Да и мальчонки

на шпану не похожи. Да ты-то свояка и сыновей его

должен знать, а?

– Какой он из себя? – спросил Друмеш. – И

мальчишки...

Дворник задумался, пожал плечами.

– Как какой? Высокий такой, представительный.

В шляпе. Лицо, как у тебя, длинное, а вот нос

другой – точно ястребиный, с горбинкой. Что еще? Бро-

7 Б. Поляков

97

ви... Да, да, брови, пушистые они у него – густые и

как сажей намазанные... Признаешь?

– Ну, ну... А пацаны?

– Мальчишки как мальчишки, – продолжал

дворник, поняв Друмеша ио-своему, – оба как на одну

колодку – небольшого росточка, рыжеватые. Только

один, в кубанке который, с веснушками, а другой, что

в кепке, – без них, без веснушек...

– А раньше, папаша, ты их видел?

Полицай, строчивший протокол, оторвался от своего

занятия, поднял голову.

– Нет, раньше я их не примечал. Они сказывали,

когда к нему шли, что он, царство ему небесное, —

дворник кивнул на тело Садового, – любил больше

у них чаи гонять. Да и недавно он тут поселился, не то

в конце сентября, не то в начале октября.

«Может, действительно навещал свояк», – подумал

Друмеш про себя, а вслух сказал:

– Был у него свояк, верно, но только погиб он,

под бомбу попал.

– Как – под бомбу? – Дед оторопело заморгал

глазами, испуганно шмыгнул носом.

– Бомба, она разве разбирает, где хороший человек,

а где плохой? Упала на голову человеку – и все тут...

– Неужто были грабители? А я-то еще думал,

почему они так поздно к нему?

Соседки, толпившиеся в дверях и норовившие

заглянуть внутрь, в квартиру, лихорадочно зашушукались...

Эх, если бы знал «проницательный» дед-дворник, кто

перед ним, кому он по простоте душевной описал

внешность поздних гостей «Ангела»! Но не раскусил он

«двоюродного брата» Садового, принял его искусную

игру за чистую монету. А вскоре, сам того не ведая и

не желая, оказал ищейкам сигуранцы еще одну услугу.

И случилось это так...

Харитон и Друмеш шли по Преображенской.

Недалеко от полицейского участка они увидели шагавшего

им навстречу знакомого старика.

– Куда путь держим? – спросили они,

поздоровавшись с ним за руку.

– Гуляю, здоровье поддерживаю, – ответил

старик, обрадовавшись встрече и возможности посудачить

о том, о сем.

Вдруг он встрепенулся, прищурил глаза.

98

– Эка, неужто они?!

Харитон и Друмеш посмотрели в сторону, куда

показывал дворник.

– Во-он, видите? – горячечно прошептал старик.

По противоположной стороне улицы шли, о чем-то

оживленно разговаривая, двое – высокий мужчина в

длинном коричневом пальто и шляпе и мальчишка в

кубанке... Федорович и Яша.

– Глаза стали не те, – пожаловался дворник, —

но кажется, они, те, что заходили тогда вечером к

вашему родственнику... Точно, они!

Контрразведчики молча выразительно

переглянулись, пожелали дворнику «хорошего здоровьица» и чуть

ли не бегом направились вслед за свернувшими за угол

дома, на соседнюю улицу, высоким мужчиной с

ястребиным носом и его маленьким спутником...

В тот же вечер переодетый локатинент Друмеш

постучался на квартиру к Федоровичу и, представившись

работником городской примарии, попросил его пройти

с ним. «Выправка кадрового офицера, – определил

Федорович, окинув взглядом стройную фигуру

«работника примарии». – Не иначе, как из сигуранцы».

Он шагал рядом с молчавшим Друмешем и проклинал

тот день, когда согласился остаться в подполье.

Собственно, как это произошло? – подумал он. – Почему

он оказался в особом чекистском отряде? Это же

форменное недоразумение, случайная ошибка. Какой он,

к черту, чекист?! Всю жизнь он был связан с

торговлей: то заведовал разливочным цехом на пивоваренном

заводе, то руководил колбасной фабрикой, то был

управляющим облвинтреста. Года два, правда, заведовал

продовольственным магазином областного управления

НКВД, а поэтому и писал в анкете: с такого-то по

такое-то время – служба в НКВД.

Досадная, глупая строчка в анкете! Пустяк, в

сущности, почти описка, каких-нибудь два-три слова,

неточно зафиксировавших суть дела. Никакого,

абсолютно никакого отношения не имел он к НКВД. Нет, раз

уж так вышло, раз не миновать разговора начистоту

с новой властью, то он попросит, точнее потребует,

чтобы она, эта новая власть, подошла к нему

объективно. Видит бог, о подполье он и не помышлял. Да и

какой из торгового работника, далекого от политики,—

подпольщик? Даже смешно... Как все это получилось?

7*

99

Он им расскажет. Он работал директором конторы

культторга. В контору и склад попала бомба. После

бомбежки он прибежал в горком партии, чтобы

выхлопотать транспорт и вывезти наиболее ценные товары.

Дело, конечно, было не в балалайках и роялях, а в том,

чтобы убраться подобру-поздорову подальше от грохота

и ужасов войны. Но в горкоме его появление в такое

время расценили по-своему и вместо грузовика

предложили... должность комиссара в формировавшемся

строительном батальоне. Он не возражал, согласился.

Впрочем, имело ли смысл возражать, отказываться от

комиссарства? Мигом отобрали бы партбилет, а без

него что за жизнь? Да, несколько дней он был в

строительном батальоне, ремонтировал на границе мосты и

дороги. А потом «заболел», отстал от батальона и

оказался в Одессе. Надеялся отсидеться, затеряться в

неразберихе военного времени, но не вышло. Однажды

встретил знакомого из облторготдела, а тот сосватал

его на должность управляющего главпарфюмера.

Нелепая была работа по военному времени, но что было

делать? Все чем-нибудь занимались: одни рыли окопы,

другие в этих окопах воевали. Он тоже не бил баклуши.

Ну, а потом его вызвали в отдел кадров и «как

бывшему чекисту» предложили пойти на подпольную

работу – в анкете же черным по белому было написано,

что он когда-то работал в НКВД!.. Отказаться он не

мог – лишился бы сразу всего на свете. Как

руководитель филиала партизанского отряда Бадаева он

сделал немного, так немного, что новая власть могла бы

отнестись к нему снисходительно, тем более что он

чистосердечно расскажет и о себе и об отряде... Впрочем,

вся его деятельность в основном сводилась к тому, что

он приказывал соблюдать конспирацию и отговаривал

бойцов-подпольщиков от проведения крупных

диверсий. Вот и Якову Гордиенко недавно он помешал

взорвать Дом офицеров на улице 10-летия Красной Армии.

За диверсии, которые были совершены бадаевцами и

группой Гордиенко, он не в ответе. Бадаев сам по себе,

а Гордиенко подчинялся больше Бадаеву, чем ему,

Федоровичу... Единственный грех на его совести —

убийство Садового. Почему он это сделал? Боялся

разоблачения, боялся...

– Сюда, пожалуйста, – прервал его размышления

Дпумеш.

100

Как от удара, Федорович содрогнулся, побледнел:

«работник примарии» вводил его в сигуранцу...

ПРЕДОСТЕРЕЖЕНИЕ МОСКВЫ

«...На некоторое время прекратите связь со своими

людьми, работающими в городе. Ваше сообщение о том,

что для блокады одесских катакомб сосредоточено

16-тысячное войско, подтверождается. Учтите, что за

входами в катакомбы, кроме открытого наблюдения,

установлена тайная слежка полевой жандармерии

противника. Примите все меры к сохранению себя и своего

подполья, реже выходите в эфир».

Эту радиограмму Владимир Александрович не

получил. Радист в катакомбах принял ее спустя

несколько часов после того, как вместе со связной Тамарой

Межигурской капитан Бадаев ушел в город на встречу

со «Стариком».

ОТВЕТ ЦЕНТРУ

«...Последний срок возвращения был назначен на

вечер десятого февраля. В этот день «Кир» * и его

связная не вернулись.

Чтобы выяснить причины задержки, послали в город

вторую связную – Тамару Шестакову. Дали указание —

при любой обстановке в городе возвратиться в тот же

день в катакомбы. Связная не вернулась. Ее нет до

сих пор...»

Оказалось, что есть вещи более страшные, чем

газовая атака, – предательство. Именно об этом и

свидетельствуют строчки из архивных документов.

«Гордиенко готовился к выполнению большого и

трудного задания по взрыву дома, где находилась

комендатура. Но в результате предательства Бойко-Фе-

доровича юный герой был схвачен ночью во время сна

палачами сигуранцы. Вместе с Яшей был схвачен и его

бесстрашный командир и чекистский учитель Владимир

Александрович Молодцов-Бадаев. Арестовала

сигуранца и Яшиных друзей по группе...

Чтобы Молодцов не ушел от ищеек сигуранцы,

предатель запер черный ход на лестницу-штопор, наглухо

забаррикадировал дверь на чердаке дома. Так

знаменитая конспиративная квартира в доме на Нежин-

* Подпольная кличка В. А. Молодцова-Бадаева (прим. авт.).

101

ской, 75 стала западней для командира и его боевых

друзей – Яши, Гордиенко-старшего, Тамары Межи-

гурской...»

ОЧНАЯ СТАВКА

(Из трофейных следственных документов)

«Яков Гордиенко. Украинец. Год рождения —

1926-й. Проживает на улице Нежинской, в доме № 75.

Волосы и брови каштановые. Глаза карие. Лицо

овальное... Характерные черты: бесстрашный...

Проведена очная ставка государственного

преступника Якова Гордиенко с Бойко-Федоровичем.

Следователь * к Гордиенко:

– Ты знаешь этого человека?

Гордиенко:

– Пет.

Следователь к Бойко-Федоровичу:

– А вы?

Бойко-Федорович:

– Это мой связной... командир молодежной группы...

Бойко-Федорович к Гордиенко:

– Яша, брось запираться. Наша карта бита.

Лучший выход из положения – быть правдивым. Не

упрямься, расскажи о засекреченных входах в

катакомбы, о том, где Молодцов прячет рацию.

Гордиенко:

– Жаль, иуда, что у меня нет шпаера... Вспомни,

как ты ползал передо мною на коленях...

Следователь к Бойко-Федоровичу:

– Расскажите о случае, о котором упоминает ваш

связной.

Бойко-Федорович:

– Однажды Яков пришел ко мне и сказал: «Я

начал минировать Дом офицеров на улице 10-летия

Красной Армии» Я приказал ему отложить операцию. Даже

подчеркнул, что это распоряжение Молодцова.

Мальчишка мне не поверил. Он выхватил браунинг и

направил его на меня. «Врешь! – крикнул он с яростью. —

Я только что от Молодцова. Дядя Володя требует дел,

а ты отсиживаешься, как крот». Тут я стал просить

* Харитон.

102

Якова не делать безрассудного шага, убеждал

всячески, что пользы эта операция в данный момент не

принесет...

Гордиенко:

– Ах, вот что! Ты продался и боялся, как бы за

взрыв тебе не снесли голову, шкуру свою спасал...

Следователь к Гордиенко:

– Значит, ты подтверждаешь, что готовил

диверсию?

Гордиенко:

– Я ничего не подтверждаю.

Следователь:

– Помнится мне, когда мы с тобой познакомились,

ты говорил, что у тебя нет товарищей. А оказывается,

ты был командиром разведотряда, собирал сведения

для Москвы. Кто, кроме тех, кого мы уже арестовали,

помогал тебе?

Гордиенко:

(Молчание)

Бойко-Федорович:

– Яша, ты же умный парень. В молчанку, пойми,

играть глупо. Да и незачем. Здесь уже все о нас

известно, все. Нам остается лишь подтвердить эти

сведения и кое в чем их дополнить.

Гордиенко:

(Молчание)

Следователь:

– Ничего, заговоришь!..

Следователь к Бойко-Федоровичу:

– Как был убит Садовой?

Бойко-Федорович:

– Он предложил свои услуги...

Следователь:

– Прошу отвечать по существу...»

ИНДУЛЬГЕНЦИЯ! НЕТ, НЕ НАДО!

Свидания с Яшей были запрещены. Передачи для

него не принимались. Он, руководитель молодежной

разведгруппы и «неуловимый диверсант-невидимка»,

был для сигуранцы не просто преступником, а

преступником особо опасным. Государственным! Поэтому

допрашивали его лучшие кадры тайной румынской жан-

103

дармерии. Но безуспешно. Развязать язык мальчишке

не удалось. Тогда за него принялся Харитон. Он узнал,

что Яша хотел стать штурманом, и на это решил

сделать ставку.

– Не прогуляться ли нам? – вызвав Яшу из

камеры, спросил он. – Например, в Аркадию, к морю?

Харитон вывел Яшу во двор тюрьмы, распахнул

перед ним дверцу черного «оппель-капитана».

– Садись, – пригласил он, указав на заднее

сиденье. Сам занял место рядом.

Ехали молча. Водитель был занят баранкой, а

Харитон был погружен в свои мысли. Но Яша

догадывался, что молчание следователя – уловка,

тактический ход и затеяна эта поездка неспроста.

День стоял теплый, весенний. Деревья почернели.

Пахло клейкими, набухшими почками. «Еще день-два,

и все зазеленеет», – отметил про себя Яша. И —

странное дело! – Харитон как будто прочитал его мысли.

– Да, весна... птицы возвращаются, —

проговорил он.

Высоко в солнечной синеве тянулась цепочка

журавлей.

«Придет весна, и вернутся, прокурлычут свою

песню», – вспомнил Яша слова командира, когда они

лежали в засаде под Нерубайским и ждали врага.

«Вот и вернулись, курлычут... – На глаза Яши

набежали слезы. – Только этого не хватало!» – мелькнула

мысль, и Яша до боли закусил губу.

У моря «оппель» остановился.

– Жди нас тут, – бросил Харитон шоферу.

Яша заметил, как шофер покосился на него и

опустил руку в карман. Заметил он и то, что неподалеку,

приткнувшись к дереву, стоит еще один «оппель». Стало

быть, о побеге помышлять нечего.

Яша выбрался из машины, постоял немного, вдыхая

свежий, пьянящий воздух, и вдруг странно качнулись

верхушки пирамидальных тополей, поплыла из-под ног

земля...

– Что с тобой?

Харитон встревоженно подхватил его под мышки,

участливо заглянул в глаза...

– Ничего... это я так, нога подвернулась, —

отстраняясь от Харитона, ответил он, стыдясь охватившей его

слабости и того, что ее увидел враг.

104

– Нет, нет, это от воздуха, от свежего воздуха...

Харитон суетился, не отпускал Яшу. Говорил он

негромко, так, как обычно говорит врач у постели

больного.

– Тебе надо больше, как можно больше гулять.

«Подлец!» – с ненавистью подумал Яша, до боли

закусив нижнюю губу.

Море штормило. Погоняя друг друга, к берегу