Текст книги ""Молва""

Автор книги: Борис Поляков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

– Когда, по-вашему, это случится?

– Все зависит от того, как у нас с вами пойдут

дела.

– Когда вы ждете связного?

– Послезавтра.

– Место встречи?

– Ресторан «Ша нуар», или «Черная кошка», как

его называют в народе.

– Время?

– Четырнадцать ноль-ноль.

– Вас кто-нибудь видел, когда вы входили к нам?

– Кажется, поблизости не было никого.

– Дорогу сюда временно забудьте, – посоветовал

Харитон. – Мы сами навестим вас.

– Но вы даже не спросили, где я живу.

– Надеюсь, вы сообщите свой адрес, – усмехнулся

Харитон. – Ведь разговор наш только начинается.

Поэтому есть предложение начать его со стопки хорошего

французского коньяка. Не возражаете?

«Наконец-то, – подумал Харитон, внутренне

ликуя, – фортуна повернулась ко мне лицом.

Наконец-то!..»

У МОРЯ

После неприятного разговора с Федоровичем прошло

около недели, а Яша все никак не мог прийти в себя.

Он похудел, осунулся. В душе он считал, что заместн-

71

тель командира обошелся с ним слишком круто и

несправедливо. Крайне несправедливо! Конечно, о

намеченной операции он должен был поставить «Старика»

в известность. Но не поставил, не посоветовался. И в

этом, бесспорно, его большая вина. Но, во-первых,

«Старика» несколько дней не было дома. Где он пропадал,

чем занимался – никто не знает. Вернулся он только

в то утро, когда у них все уже было решено. Во-вторых,

был «Старик» навеселе и, ни о чем не спросив, ничем

не поинтересовавшись, сразу же завалился спать.

Поэтому он, Яков, и принял решение не посвящать

Федоровича в план операции. Федорович находился в таком

состоянии, что мог запретить ее. И запретил бы,

непременно запретил, Яша сердцем почувствовал тогда это.

Операция прошла успешно. Одержана еще одна

победа. Так что стоило ли «Старику» устраивать ему

баню, стучать кулаком по голове и обзывать его

обидными словами? Разве не рискуют они ежедневно, собирая

данные о противнике? А операции, которые они

провели? Да и эта, последняя... Сколько жизней наших

солдат на фронте спасли они, лишив врага боеприпасов!

Ведь каждая пуля, мина, каждый снаряд таили в себе

смерть...

Но особенно угнетало Яшу, что он не может

пробраться в катакомбы. Пусть бы командир сказал, прав

он или действительно совершил серьезный проступок...

Пробиться в подземные коридоры каратели не смогли.

Об этом в городе уже знали все. «Беспроволочный

телеграф» моментально разнес сообщение о неудаче

гитлеровцев. Потрепали, говорят, партизаны фашистов

крепенько. А уцелевшие овчарки якобы, обезумев и озверев

от взрывов партизанских гранат и мин, в клочья рвали

своих солдат, прокладывая себе дорогу из штолен...

Вчера, купив «Одесскую газету», он направился в

парк к развалинам Хаджи-бея. Место для крепости

было выбрано турками удачно – на самой скале,

с которой просматривался весь огромный ковш залива

и открывались далекие морские дали. Здесь, возле

уцелевшей крепостной стены, был наблюдательный пункт

их разведгруппы. Сюда они по очереди наведывались

ежедневно, наблюдая за всем, что происходило внизу,

в порту, у причалов, и на внешнем рейде, за стеной

мола, рассекавшего гавань узкой косой. Позавчера у

причалов ошвартовались два больших транспорта с войска-

72

ми. Вчера еще два. Сгрузившись, войска потянулись

вдоль причалов по Приморской улице в направлении

Слободки и Шкодовой горы. В Усатово, стало быть, и

в Нерубайское, к катакомбам. Еще раньше по

Московской дороге со стороны Николаева в Нерубайское

прибыла колонна танков. После неудачного штурма

подземелий гитлеровцы, видимо, еще больше уверились в

том, что в катакомбах укрылись регулярные части

Красной Армии. Верно говорят: у страха глаза велики.

Крепко сработала «Молва»! В Усатово и Нерубайское

сейчас ни пройти, ни проехать... Войск в степи – тьма.

А уж в самих селах, где находятся главные входы в

катакомбы, – солдат на солдате, пушка на пушке,

пулемет на пулемете. И все эти войска и технику

гитлеровцы сняли с фронта,

У Хаджи-бея Яша проторчал несколько часов. Мимо

проходили полицаи, румыны, немцы, но, скользнув

взглядом по мальчишке, читавшем «Одесскую газету»,

равнодушно следовали дальше.

Клубясь, над гаванью повис туман. Густой, как

смесь ваты с грязью, он приполз откуда-то со стороны

Шкодовой горы, со степи, и, сея холодную изморось,

заволакивал приткнувшиеся к причалу вражеские

корабли, пробирался к молу, о который таранно ударяли

крутые волны.

Глядя на море, Яша вдруг вспомнил, как когда-то,

в раннем детстве, он мечтал стать летчиком. «Придет

время, – думал, – я сяду за штурвал самолета».

Не знал он тогда, что это лишь увлечение, большое,

сильное, но увлечение, а настоящая его любовь —

море. Да и могло ли быть иначе? Он был одесситом, к

тому же сыном моряка. А этим сказано все. Как

истинный одессит, он был убежден, что Черное море – са-

мое-самое синее, ласковое, грозное. Короче – самое,

самое... в мире! Впрочем, разве это не так? Спросите об

этом на Дерибасовской или на бывшей Молдаванке —

где угодно в Одессе спросите у первого встречного, и,

если он натуральный одессит, то, возмущенный вашей

бестактностью, он или ничего не ответит вам, или

вежливо-иронически спросит, в свою очередь: «Или вы не

из Одессы?»

Летчики были далеко и высоко. Их Яша видел

редко. А моряки – наши и не наши, моряки со всего

73

белого света – были в Одессе на каждом шагу. И уж

совсем рядом был отец...

Однажды один знакомый моряк, услышав, что он

мечтает о небе, поднял его на смех.

– Зачем тебе сдалось какое-то небо? – удивился

он. – Представь: шторм, твою шаланду раскололо, как

грецкий орех, ты в воде... Тонешь, но плывешь. Наконец

выбираешься на берег, радуешь своих родственников.

А если тебя что-нибудь расколет там, в небе? Шо?

Парашют? Не говори глупостей. Сильный ветер или, не

дай боже, ураган – и ты в Турции... Шо, радует тебя

такая перспектива?.. Нет, если ты по метрике одессит,

то лучше уж плавай. Ты меня понял, юнга?

«Юнга», конечно, понял, что веселый и удачливый

моряк шутит, говорит не всерьез. Но, как бы там ни

было, он приобрел старую рассохшуюся шаланду,

заштопал дыры, прошпаклевал ее, просмолил хорошенько

и вместе с друзьями отправился в ijiefi на рыбалку.

И море переманило его. На смену одной мечте

пришла другая – стать моряком, штурманом дальнего

плавания. После семилетки выбор профессии был

сделан окончательно: он поступил в мореходное училище.

Всего год он носил форму курсанта. Всего год... Если

бы не война, был бы он сейчас на втором курсе...

– Ты что здесь расселся?

Яша оторвал взгляд от моря, повернулся. Широко

расставив ноги и заложив руки за спину, перед ним

стоял полицай.

– Думаю, – ответил Яша, глядя полицаю в глаза

без боязни. – Смотрю в море и думаю... Время

сейчас, сами знаете, какое: нельзя не думать.

– А ты, видно, заливать мастер! Проваливай, тут

тебе делать нечего.

Полицай был прав: больше у Хаджи-бея делать

было нечего. Внешний рейд пустынен. Следует

уходить.

До позднего вечера он просидел с Алексеем в

мастерской над чайниками и кастрюлями, а ночью

отправился за город, надеясь, что на этот раз ему повезет

больше и он сможет проникнуть в катакомбы. Но

обойти вражеские кордоны ему не удалось. Слишком много

войск было на Московской дороге и в степи вокруг сел.

Пришлось ни с чем возвратиться обратно.

74

СОВЕЩАНИЕ

Совещание работников особого отдела сигуранцы

было секретным. Оберштурмфюрер Шиндлер

присутствовал на нем в качестве гостя. С безразличным

видом, словно все, о чем шла речь, его абсолютно не

интересовало, закинув ногу на ногу, оберштурмфюрер

сидел в стороне от всех у окна в черном кожаном

кресле.

– В данный момент, господа, – начал Ионеску, —

доблестные войска фюрера ведут сражение за главную

цитадель большевиков – Москву и не сегодня-завтра

совершат то, чего, к сожалению, в свое время не смогли

сделать объединенные силы Антанты: уничтожат

Советы. Наша миссия более скромная – способствовать

победе на территории Транснистрии.

Речь шефа сотрудники слушали молча.

– Недавно к нам поступили сведения, что

координационный центр Подполья находится в катакомбах и

возглавляет его некто Павел Бадаев, капитан, чекист

из Москвы. – Ионеску сделал паузу, скосил глаза на

оберштурмфюрера, желая увидеть, какое впечатление

произвел он на него этим сообщением.

Но Шиндлер даже бровью не повел. О посещении

Садовым сигуранцы ему стало известно от Харитона

в тот же вечер. Полковник, который ничего не знал

о двойной игре своего сотрудника, был чрезвычайно

удивлен равнодушием гестаповца.

– Уже несколько раз мы засекали работу

передатчика красных в районе села Нерубайского...

Прочесывание местности ничего не дало. Красные поднимаются

на поверхность только ночью и успевают исчезнуть

раньше, чем их заметят наши солдаты. Подобрать ключ

к их коду нам не удалось. Но есть все основания

полагать, что красный резидент передает данные

разведывательного характера, которые каким-то образом

получает из города. Есть предварительные сведения, что

в городе действует немногочисленная, но мобильная

разведгруппа большевиков...

Контрразведчики-локатиненты Жоржеску, Тылван,

Друмеш, капитан Аргир и майор Курерару, которые еще

не знали о Садовом, ловили каждое слово полковника.

Один Шиндлер сидел, не меняя позы, со скучающим

видом.

75

«Боже! – подумал полковник. – Кого только не

посылал ты мне в друзья, но такого самодовольного

позера ты послал мне впервые...»

Но полковник Ионеску ошибался, думая, что обер-

штурмфюрер невнимателен. Наоборот, гестаповца

интересовало все, о чем говорил полковник. Слушая его,

он сопоставлял информацию Ионеску с той, которую

получил от Харитона. Не водит ли локатинент его за

нос? Не кормит ли баснями или крохами от обеда?

Нет, похоже, Харитон выкладывает все, что знает сам.

«Задача Садового, – вспомнил Шиндлер рассказ

Харитона, – заключалась в том, чтобы организовать

группу сопротивления, начать диверсии и ждать

связного с дальнейшими инструкциями. О прибытии

связного его предупредили. В назначенное время Садовой

пришел в «Ша нуар», но, кроме переодетых

сотрудников сигуранцы, там никого не оказалось. Связной не

появился. Странно... Неужели подпольщики заподозрили

Садового? Основания у них были: Садовой

бездействовал. Что, если, назначив ему встречу, они проследили

весь его дальнейший путь? Могли они это сделать?

Вполне. А коль скоро это так, крылья небожителя ему

обеспечены...»

Почувствовав на себе взгляд полковника, обер-

штурмфюрер на мгновение отвлекся от своего занятия.

– Исключительно интересно, господин полковник!

Исключительно! Я весь внимание.

На лице Ионеску заиграла улыбка. Он продолжал:

– Нет никакого сомнения, что центр подполья

находится в катакомбах. Не исключено и то, что

в городе действует не одна, а несколько групп

подпольщиков, и у каждой своя специализация. У одной —

пропаганда, у другой – диверсии, у третьей —

террористические акты. Следовательно, и наши тактические

ходы и средства по отношению к каждой из них

должны быть разными. Уже две недели, как почти в каждом

квартале мы установили скрытые посты наблюдения.

А чем больше расставленных сетей, тем вероятнее улов.

– И все-таки «рыбе» удается уходить из неводов, —

вставил Шиндлер. – Удивительная «рыба»!

Харитон глянул на Шиндлера и опустил глаза.

Не получилось у него ничего с осведомительским

легионом из подростков.

76

Мальчишка, которого он как-то встретил случайно

на вокзале, куда-то пропал, а те, кого он сам пытался

завербовать в легион, оказались несговорчивыми

дураками. Так что его затея лопнула как мыльный пузырь.

– В течение трех дней, как вам известно, —

продолжал Ионеску, – отборная германская часть

пыталась пробиться в катакомбы. Чем это кончилось, вы

знаете. Потеряно двести солдат только убитыми. А

продвинулись на сто метров. За три дня. Поэтому уместно

спросить: стоит ли продолжать борьбу обычными

средствами?

– Господин полковник намерен что-то предложить?

Ионеску кивнул:

– Совершенно верно. Намерен. Я предлагаю,

господа, атаковать их более эффективными средствами.

В некоторые колодцы, которые, как я полагаю, ведут

в катакомбах к местам наиболее вероятного

расположения баз подпольщиков, а возможно, и дивизий

Красной Армии, пустить отравляющий газ. Меры, как

понимаете, вынужденные, но необходимые. Они избавят

нас от лишних хлопот...

– Газовая атака? – задумался майор Курерару. —

Но если Советы прослышат о ней, они раструбят об

этом на весь мир, обвинят нас в варварстве.

– А знаете, что ответил мудрец, когда его спросили,

какая разница между цивилизацией и варварством? —

с иезуитской усмешкой заметил Шиндлер. —

«Цивилизация, – ответил он, – это когда убивают врага на

расстоянии, не соприкасаясь с ним, а варварство —

когда отсекают ему голову мечом». Мы же, как вы

можете убедиться, не собираемся размахивать мечом. Во-

первых, газовая атака отрезвляюще подействует на

горячие головы красных. Во-вторых, не забывайте, что

не Красная Армия находится у стен Берлина, а войска

фюрера через несколько дней пройдут победным

маршем по улицам Москвы. Мы станем победителями, а

победителей, как известно, не судят.

– Совершенно верно, – поддержал его Ионеску, —

к тому же необходимо учитывать еще одно

чрезвычайно важное обстоятельство. Вот уже несколько месяцев

мы вынуждены держать против невидимого фронта

красных две полнокровные дивизии. Представляете,

господа, что это такое? Две дивизии, около двадцати

тысяч солдат, которые нужны там, на фронте!

77

– Предположим, газовая атака состоялась.

Красные в катакомбах уничтожены, – сказал капитан Ар-

гир. – Но ведь будут ликвидированы лишь те, кто

прячется под землей, а те, кто находится в городе,

останутся.

– Когда голова будет отделена от туловища, дела

у нас пойдут быстрее, – засмеялся Шиндлер.

Локатинент Харитон не проронил на совещании ни

слова. Однако он с трудом скрывал чувство торжества,

которое испытывал в душе. Теперь он знал: карьера

обеспечена!

СООБЩЕНИЕ ВАНИ МУЗЫЧЕНКО

– Давай, Чапай, докладывай, – сказал Саша Чи-

ков, когда Яша вошел в мастерскую и плотно закрыл

за собой дверь. – Мы тут без тебя времени не теряли.

Подарки фрицам приготовили – будь здоров!

– Спрятали?

– А ты как думал? Спрятали.

– У меня же, ребята, – Яша вздохнул, усаживаясь

рядом с братом, – новости неважнецкие. Не был я

в катакомбах, не прошел. Фрицев в Нерубайском —

один на другом сидит и третьего погоняет.

– Де-ла-а! – протянул Хорошенко.

– Надо все рассказать «Старику», – предложил

Николай. – Он посоветует.

– Жди! – Махнул рукой Гордиенко-старший. —

Пьянствует твой «Старик» вторые сутки.

– Но здесь такой случай! – поддержал Гриша

Николая.

– Федорович сейчас как труп, – сказал Алексей,–

в таком состоянии он тебе насоветует!.. Недавно у меня

была с ним беседа. Он приказывает сидеть и не

рыпаться, временно прекратить всякую деятельность.

Не понимаю я что-то его. Иногда мне даже кажется,

что он тяготится нами, что наша работа его

совершенно не интересует. Одно я только понял после разговора

с ним: надо соблюдать строжайшую конспирацию.

– Если разобраться, – вставил Николай, – то он

тем и занимается, что соблюдает конспирацию и

ничего не делает.

– Ладно, ребята, нечего языком чесать, – остано-

78

вил товарищей Яша. – «Старик» за свою работу перед

дядей Володей отчитается. Я говорю сейчас о другом.

Ситуация сложная. Связи с отрядом нет. «Старик» за

то, чтобы подождать, когда к нам придет связной из

катакомб. До его прихода мы должны сидеть и ждать.

Но я думаю, что за бездействие дядя Володя нам

спасибо не скажет. Не имеем мы права ждать у моря

погоды... Да, – спохватился он, обведя взглядом

товарищей. – А «Воробышек» где, Ваня?

В этот момент в дверь постучали: стук-стук, пауза,

снова два удара подряд.

– Припорхал воробей, его позывные, – повеселел

Николай и смело отодвинул стальную задвижку.

Запыхавшийся, с рубиновыми щеками, Ваня не

вошел, а как-то торопливо, словно за ним гнались,

прошмыгнул внутрь, щелкнул заДвижкой и, тяжело дыша,

устало прислонился к дверному косяку.

– Ты что запыхался? Бежал?

Яша в тревоге шагнул к Ване, снял с его плеча

короб.

– Ага, бежал, – кивнул Ваня и, не отдышавшись,

начал рассказывать.

Новость, которую он принес, страшная,

потрясающая...

Сегодня с утра он отправился на Греческую. Там,

около Соборного сквера, почти настоящий каток. Даже

с джазовой музыкой, которая доносится из кинотеатра

«Акса». Короче, место бойкое. Потолкаешься,

потрешься среди публики – на Привоз ходить не надо... И вот

недалеко от него остановились два полицая. Один —

худой, костлявый, ну, прямо Кащей Бессмертный, а

другой – как колода в несколько обхватов. Тонкий и

толстый. Ваня, конечно, кепку на самые глаза – и

бочком к ним, бочком. Ведь полицаи – кто не знает! —

трепачи известные. Прислушался – так, ничего

особенного, разговор про «Эльдорадо», театр легкой комедии.

Открывается на Полицейской, шестнадцать. Гвоздь

новой программы – музыкальный этюд «Рыжая» и

легкий фарс «Пуговица от штанов». Оба – и толстый и

тонкий – как-то ухитрились попасть на репетицию и

теперь делились впечатлениями.

Потом вдруг «Кащей» захихикал и сказал:

– А представление на Картамышевской – тоже

вещь! Не слышал? Ну, знаешь!..

79

Ваня подвинулся к полицаям еще ближе.

– Скоро партизанам в катакомбах хана, – говорил

«Кащей». – Газ под землю пускать будем, потравим

красных – и шито-крыто!

– Да ну? – ужаснулся толстяк. – Не загибаешь?

Побожись!

– Вот те крест! На Картамышевской как сделали?

Нашли под домом дыру, пустили в нее газ, а дом

рванули. Теперь очередь за выходами из катакомб в Неру-

байском...

Потрясенные, ребята молчали. То, о чем сообщил

Ваня, не укладывалось в голове. Неужели фашисты

применят газ!

– Это же варварство, нет, хуже... – Хорошенко

нервно заходил по мастерской.

– Так они же фашисты, – сказал Гордиенко-старший

и, выпрямившись, со злостью швырнул в угол чайник.

Яша тяжело вздохнул, положил руки на колени, на

которых красовались огромные заплатки.

– Шуметь не надо. Ни к чему. Выход я вижу

один – идти снова.

– Ты устал, ты не сможешь, – зашумели ребята.

– Ничего, – остановил их Яша. – Дорогу туда

и обратно я изучил, так что...

В дверь постучали.

– За работу, быстро! – скомандовал Яша. —

Кто – за паяльник, кто – за напильник. А ты, —

кивнул он Саше, – приготовь шпаер и встань за дверью.

Стук повторился: три отрывистых удара, небольшая

пауза, два удара, пауза, один удар.

– Никак «Старик»? – удивился Яша и обратился

к брату: – А ты говорил...

Он не ошибся. В мастерскую действительно вошел

Антон Брониславович.

– Над чем колдуете? – спросил он, внимательно

вглядываясь во встревоженные лица ребят.

По тому, как вздрагивали его кустистые брови, Яша

понял: «Старик» чем-то сильно взволнован. Во всяком

случае, чувствовалось – появился он не случайно.

– Новости, Петр Иванович, обсуждаем, – начал

Яша, назвав Федоровича так, как называли его все

подпольщики их группы, и пододвинул ему табуретку, —

а новости не из приятных. Давай, Ванюша, только

коротко.

80

Антон Брониславович сел, наклонил голову.

– Да, да, все так, я уже знаю, – выслушав

сбивчивый Ванин рассказ, произнес он глухо. – Гитлеровцы

и вправду пустили газ в катакомбы на Картамышев-

ской, а дом взорвали. Сейчас готовятся к еще более

страшному...

Он умолк, неподвижно уставился на шипящую

фиолетовую струю огня паяльной лампы, которую держал

Алексей. В мастерской наступила гнетущая тишина.

Все неотрывно следили за Федоровичем, за нервным

подергиванием его густых темных бровей.

– Что же делать, Петр Иванович? – отважился,

наконец, нарушить молчание Саша. – Надо

действовать.

Словно собираясь с мыслями, Федорович потер

виски, лоб, затем поднял голову, глянул на ребят.

– Вот что, хлопцы: время позднее, пора

расходиться. Сюда скопом больше не заявляться. Если кто

понадобится– вызовем. А пока сидите дома, и главное —

никакой отсебятины. Поняли? Про конспирацию не

забывайте... А ты, – он остановил взгляд на Саше, —

и ты, – Федорович обернулся к Гордиенко, —

останьтесь, есть разговор.

Когда ребята разошлись, Федорович пригласил

Сашу и Яшу наверх.

– Пистолеты в порядке? – спросил он. – Что ж,

отлично. Сейчас отправимся на задание. Надо

уничтожить предателя.

Ребята переглянулись. Наконец-то Федорович

поручает им настоящее дело. А они ругали «Старика»,

подозревали его бог знает в чем...

КРЫЛЬЯ «АНГЕЛА»

Полковник Ионеску метал громы и молнии.

– За безопасность «Ангела» отвечали вы! Лично! —

кричал он, бегая вокруг Харитона. – Проморгать

такого перспективного агента! Не найдете убийц – фронт

вам обеспечен. Всё, можете быть свободным.

Харитон щелкнул каблуками, покинул кабинет

шефа. В коридоре к нему подошел локатинент Друмеш.

– Есть новости. Дворник дома, где жил «Ангел»,

видел, кто заходил к Садовому перед его смертью...

6 Б. Поляков

81

«ХАЛЫ!»

Примерно к полуночи, счастливо миновав

многочисленные вражеские засады, Яша добрался до

злополучной воронки, от одного воспоминания о которой у него

пробегали по спине мурашки.

Ночь была глухая, морозная. Яша плотнее

закутался в маскхалат, удобно устроился в небольшой снежной

ложбинке и затаил дыхание. Не послышатся ли голоса

жандармов, не звякнет ли оружие? Прошла минута,

другая, третья... По-прежнему было тихо. И эта

тишина вызывала в нем неясную тревогу. Неужели фашисты

сняли пост? Вряд ли. Скорее всего он перенесен куда-

нибудь ближе к балке. Но куда? Где затаился враг?

От лаза Яшу отделяло метров шестьдесят-семьдесят.

В другое время он пробежал бы их за восемь-девять

секунд. Сейчас же он вынужден был лежать,

«прощупывать» тишину и обдумывать каждый свой шаг,

каждое движение...

Яша достал карманные часы, щелкнул крышкой.

«Эта штука специально для таких полуночников, как

ты», – вспомнил он слова командира, глядя на

фосфорическое свечение стрелок. Стрелки показывали без

четверти двенадцать.

Яша еще раз прислушался. Тихо. Лишь иногда

набегал, шурша поземкой, с моря ветер. Осторожно

работая локтями и разгребая снег, Яша пополз вперед.

Воронка? Он остановился, перевел дыхание. Никого.

Можно продвигаться дальше. Еще два-три

мгновения – и еще один рубеж был преодолен.

Через каждые пять-шесть метров Яша припадал

к земле, озирался, хотя увидеть что-либо в шаге от себя

было невозможно...

До балки оставалось метров пять, как он снова чуть

не свалился в воронку. Из-под локтей, осыпаясь,

зашелестел сухой снег. Покатились комья мерзлой земли.

Посмотрел вниз: воронка глубокая, вероятно, от

фугасной бомбы.

– Вас ист дас? * – раздался со дна воронки

встревоженный голос.

Фашисты! Полицаев и жандармов сменили немцы.

Вот куда перенесен пост! В страхе Яша попятился, ста-

* Что это? (нем.).

82

раясь спрятать голову за бугром, но сделал это

поспешно, неосторожно.

– Хальт! – вверх метнулся луч фонарика.

– Хальт! – тоже скомандовал Яша, в свою

очередь, направив вниз свет своего фонарика.

На дне воронки в маскхалатах сидели двое

немецких солдат. Увидев над собой занесенную руку с

гранатой, солдаты оторопели, бросились лицом вниз. К их

удивлению, взрыва не последовало...

Когда они, ругаясь, выбрались из воронки,

которая чуть было не стала их могилой, наверху никого не

было. Однако не померещилось же им! Они явственно

видели фонарик, руку, готовую швырнуть вниз гранату,

и даже запомнили, что граната была их, немецкая,

с длинной деревянной ручкой!

Солдаты пошарили фонариками и увидели на снегу

следы. Следы вели в балку...

КАМЕННЫЙ ПЛЕН

Воспользовавшись испугом и замешательством

солдат, Яша прыгнул в сторону от воронки – и, словно

в бездонную пропасть, полетел куда-то вниз, натыкаясь

на кусты и камни.

«Склон балки!» – мелькнула у него радостная

догадка, и в то же мгновение, ударившись грудью о что-

то твердое, он едва не потерял сознание, почувствовав

во рту жестковатый привкус крови... Молниеносно

вскочив на ноги, он чуть не взвыл от новой боли —

в лицо вонзились какие-то иглы. Мигнув фонариком,

хотя делать этого не следовало, он мгновенно забыл

о всех своих болях. «Чугунной тумбой» оказался

припорошенный снегом выступ подземной скалы, глыба

камня-ракушечника, а ужалившие иглы – колючками

шиповника.

Удача! Ему повезло. Он у трещины. Глыба

ракушечника и куст шиповника – заветные ориентиры. Вот

она, «барсучья нора».

Яша разгреб снег под глыбой, приподнял нижние

ветки куста, закрывавшие трещину, сдвинул камень и

поспешно нырнул вниз, не забыв, опускаясь,

замаскировать за собой отверстие. Еще несколько метров по

наклонной вниз, затем поворот вправо, зигзаг влево —

6*

83

и там, в глубине скалы, как за надежным щитом, он

будет в полной безопасности.

Добравшись до поворота, он остановился.

Прислушался. Наверху застрочили автоматы. «Опомнились!»

После зигзага щель поползла круто вверх, юркнула

вниз, метров двадцать шла строго по прямой, резко

метнулась вправо, еще раз вправо, вильнула влево и

затем, как удав, проглотивший кролика, немного

вспучилась и зазмеилась дальше, вглубь, откуда веяло

могильной сыростью.

Вскоре Яша оказался в просторной пещере. Он

зажег прихваченный из дому огарок стеариновой свечи —

фонарик и целую свечу решил беречь – и мрак,

зловещий, холодный, разжал свои щупальца, на несколько

шагов отполз.

Только теперь, оказавшись в полной безопасности,

если можно было считать безопасностью одинокое

пребывание в катакомбах, где каждый неосторожный шаг

мог стоить жизни, Яша почувствовал, как он устал и

как нестерпимо ноют ушибленные места. Он вытер

пересохшие губы, потер грудь и, смахнув кубанкой со

лба известняковую пыль, прислонился спиной к сырым

холодным камням.

Отдохнув, Яша миновал пещеру и снова нырнул

в узкий тоннель. Воздух здесь был еще более затхлым.

Дышать становилось все тяжелее – сказывался

недостаток кислорода. Язычок свечи уменьшился.

Через несколько десятков шагов тоннель начал

сужаться. Вскоре Яша уже передвигался на четвереньках

и, наконец, вынужден был лечь и поползти. Тут было

самое неприятное место – знаменитое «горлышко»,

в котором когда-то застрял Алексей Хорошенко.

«Горлышко» тянется метра полтора-два и затем

переходит в большой коридор.

Немного передохнув, Яша углубился в «горлышко»

и заметил, что с каждым движением все туже и туже

входит в узкое отверстие прохода, прочно закупоривая

его своим телом. «Нечистая сила», – процедил он

сквозь зубы, начиная злиться. Ворочаться в проходе

становилось все труднее. «Неужели осел потолок?

Похоже, что так...» Щуплый и ловкий, он всегда, как

угорь, свободно проскальзывал это дьявольское место.

Посветив свечой, Яша ужаснулся: по «потолку»

бежали ломаные линии трещин. Из них с тихим шорохом

84

сочились песчинки... Яша сделал еще несколько

осторожных движений и застрял окончательно. «Спокойно,

без паники! Надо беречь силы», – приказал он себе.

Он был один-одинешенек, замурован в этом склепе.

Звать на помощь было бесполезно. Больше того —

опасно! Крик мог вызвать колебания воздуха, а это,

в свою очередь, могло привести к обвалу. В катакомбах

в опасных местах на стенах до сих пор сохранились

партизанские предупреждения: «Громко не

разговаривать! Осторожно, возможен обвал».

Яша лежал неподвижно и лихорадочно думал о том,

как высвободиться из каменных тисков. Впереди в

вытянутой руке слабо колыхался куцый язычок свечи,

высвечивая конец «горлышка» и начало коридора.

Поставив свечу так, чтобы она не мешала, Яша пальцами

уцепился за шершавые, как наждак, ноздреватые

камни ракушечника и напряг мышцы, стараясь, подтянуть

себя вперед хотя бы на сантиметр-полтора! Тщетно!

Каменные тиски держали его мертвой хваткой. Тогда,

разозлившись, теряя самообладание, он начал упорно

хвататься за камни, пытаясь сдвинуться с места.

Но вскоре истер пальцы до крови и бессильно уронил

голову на землю, чувствуя, что к горлу подкатился

тяжелый и душный ком...

Свеча догорала. Ее края оплавились и расползлись.

Еще две-три минуты, и, мигнув последний раз, она

погаснет. Это напугало Яшу еще больше. В его

положении остаться в вязкой, кромешной темноте – это

неминуемая гибель, смерть: в пещерах и шахтах, он

слышал, в последнее время развелось множество крыс. Эти

твари шныряют по лабиринтам целыми стаями, в

темноте им ничего не стоит напасть на человека.

Нет, без света нельзя. Ни в коем случае. Надо

предпринять что-нибудь, пока мигает этот тусклый

язычок свечи. Но что? Что-о?

И тут ему показалось, что из мрака за каждым его

движением следят чьи-то глаза, что рядом кто-то есть...

Он знал, что это страх, что надо взять себя в руки, но

поделать с собой ничего не мог. Взгляд этих глаз —

он не знал, чьи они, кому принадлежат, – он ощущал

почти физически.

И вдруг... вдруг его осенило! Чего на нем только не

надето! И свитер, и пиджак, и телогрейка! Все снять!

Непременно снять. Надо выбраться назад и все снять.

85

Яша оттянул носки ботинок и, как крючком

зацепившись за камни, напряг мышцы ног. Тело подалось

назад. Немного. Может быть, на сантиметр или на

полсантиметра. «Не беда!» – приободрился он и повторил

все сначала. Пламя свечи снова отодвинулось от него.

И так сантиметр за сантиметром.

Высвободившись из каменных тисков, он выложил

из карманов брюк гранату, электрический фонарик,

стеариновую свечу, браунинг, запасную обойму к нему,

спички, финку, из-за пазухи – краюху хлеба, завернул

все в одежду, обвязал ремнем, прикрепил узел бечевкой

к ноге и, не теряя ни минуты, юркнул в проход. На этот

раз «горлышко» пропустило его беспрепятственно, и он

очутился в коридоре.

Быстро одевшись, он рассовал по карманам свои

нехитрые пожитки и зажег фонарик, так как свеча уже

догорела. Коридор был длинный, с высоким

потолком. Было здесь еще более сыро и холодно. Пахло

плесенью.

Он уже было собрался идти, как вдруг услышал

далекий шум прибоя. Шум приближался; было слышно,

как, дробясь, волны разбиваются о прибрежные камни,

накатываются на песчаную отмель и, шипя, уползают

обратно, чтобы через минуту-другую снова наброситься

на берег в пенной ярости. Наконец рокот прибоя умолк,

и теперь слышался тихий, убаюкивающий напев ветра

в снастях парусника...

Не будь Яша знаком с катакомбами, он бы

испугался, решив, что вышел к морю или море проникло в

подземелье. Но Яша знал, что это пели пористые камни

ракушечника и что их песни напоминают звуки прибоя.

Эта иллюзия близости моря всегда пугала тех, кто

впервые попадал в катакомбы и неожиданно оставался

наедине с их обманчивой тишиной. Когда-то,

давным-давно, Черное море занимало большую площадь и район

территории катакомб был частью морского дна. Со

временем море отступило. А камни, словно тоскуя о нем,

зовут его обратно, вспоминая те времена, когда над

ними гуляли морские бури и штормы,

Оргаино-приглушенная песня камней наполняла

сердце безотчетной тревогой, рождала тоску. Заглушить

ее, убежать от нее было нельзя. Камни были