Текст книги "Сибирский Робинзон (СИ)"

Автор книги: Борис Мишарин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)

   Много позже Илья узнает, что ее эвенкийский род постигнет несчастье, и девушка останется одна, решив двинуться на юг. Два месяца она станет идти, питаясь кореньями трав, и свалится без сил около чужого кострища. Когда-то к ней, еще десятилетней девочке, посватался богатый и старый якут. У него уже была жена, но красавица эвенкийка вызывала в нем бурю эмоций. Отец не отдал ее замуж, а богатый якут начал мстить. Пришлось уйти в уединенные далекие места. Что случилось с мужчинами на охоте – девушка так и не узнает. Болотный газ уморил всех, провалились в полынью или задрал медведь-шатун, разорвала волчья стая? Женщины ее рода остались одни и постепенно начали умирать. Умерла бы и она, задержись немного или пройдя чуть в стороне. Она никогда не видела европейского типа лица, не видела настоящей избы, проведя детство и юность в чуме или юрте. Знала только язык эвенков, который постепенно умирал, но сейчас возрождался вновь. Многого не знала и не видела эта девушка.

   Илья знакомил ее с домом, баней и ледником. Потом они кушали за летним столом и Бэе удивлялась разнообразию пищи. Такого ей видеть не приходилось. Илья в ее глазах становился богатым человеком и не обычным шаманом, умеющим плавать и помещать внутрь металлического закрытого ящика мясо.

   После еды первым делом хотелось смыть с себя почти двухнедельный пот и грязь. Он взял ведро и принес воды из Безымянки, вылил в бочку. Снова взял ведро и произнес:

   – Ведро, – он ткнул пальцем в него, потом махнул в сторону и сказал: – Вода.

   Бэе поняла, взяла ведро и ушла за водой. Илья растопил печку в бане и вдвоем они уже наносили быстро воды в обе бочки. Бэе не понимала, что делает Илья, она никогда не мылась с рождения. Но она делала, что он просил безропотно и быстро.

   Приготовив березовые и пихтовые веники, Илья налил раствор еловой золы, подготовил кедровые опилки и сметанообразную глину. Баня достаточно протопилась, вода в одной бочке нагрелась. Запах немытого тела Бэе чувствовался в жарко натопленном помещении очень сильно. Надо бы постирать ее одежду, да и свою тоже, решил он и отвел ее на Безымянку. Стал раздеваться, показывая, что снять с себя одежду надо и ей.

   Бэе не понимала, но видела, что река здесь не глубокая и она не утонет. В страхе снимала она одежду, боясь, что ее заставят плыть, но стеснения никакого не было. Илья намочил свою одежду, стал обмазывать ее глиной и стирать. Потом прополоскал все в проточной воде, демонстративно понюхал и поднял палец вверх. Наверное, девушка что-то поняла и повторила его движения – намазала свою одежду сметанообразной глиной, отжулькала как следует и прополоскала в проточной воде. Потом понюхала и тоже подняла палец вверх. Илья улыбнулся, закивал головой и снова поднял вверх большой палец руки.

   Развесив одежду сушиться под навесом, они ушли в баню. Тазиков не было, и Илья сразу же налил себе в ведро горячей и холодной воды, попробовал температуру и опрокинул ведро себе на голову. Более года он не видел рядом с собой ничего, кроме деревьев, холмов... природы. И сейчас рядом с ним была голая девушка... Он вылил ведро на нее и впился в ее губы...

   Илья с удовольствием парился. Глядя на него махала веником и Бэе, потом мыла голову раствором еловой золы, натиралась кедровыми опилками и глиной. Голыми они пробежали в дом и упали на топчан. Бэе стала женщиной и впервые в жизни помылась в воде, не говоря уже о бане.

   Утром после часа любви Илья предложил Бэе нижнее солдатское белье. Другого у него ничего не было. Она примеряла его, то поглядывая на Илью, то на себя. Он показал большой палец вверх, и она улыбнулась. Потом они одевались на улице, одежда за ночь просохла и пахла свежестью, а не потом.

   Илья задумался: что за имя Бэе? Непривычно для уха русского человека. Он слышал, что эвенки часто скрывают свои настоящие имена и бывает так, что всю жизнь живут по малоприятным прозвищам. Он встретил ее в среду... Может быть назвать девушку Средой? Что за чушь и он не Даниэль Дефо. Назову ее просто – Олеся, решил Илья. Он ткнул ее пальцем в грудь и произнес решительно:

   – Олеся! – он ткнул себя, – я Илья, ты Олеся. Олеся, – повторил он, указывая на девушку.

   Олеся... Она задумалась, поняв, что это ее новое имя. По традиции эвенки избегали упоминания имен. Они считали, что таким образом обманывают злых духов, которые могут наслать болезни и порчи. При рождении ребенок получал два имени – основное и прозвище. Подросток уже имел другое имя, а взрослый уже третье или четвертое. Олеся... Это имя никак не переводилось для нее и ничего не значило. Но это было не ее имя. Она посчитала, что таким образом Илья решил защитить ее от злых духов и с благодарностью приняла свое новое имя.

   Настала пора сбора грибов. Олеся всю свою короткую жизнь путешествовала по тундре и никогда не заходила в тайгу. Но и там росли грибы и ягоды, в которых она понимала толк. Эвенки вели кочевой образ жизни и питались сезонно, не делая больших запасов. И она никогда не ела соленых грибов.

   Поздним утром, когда сошла роса, Илья взял четыре корзины, сплетенные из камыша. Две отдал Олесе, и они тронулись в путь. В далеком путешествии надобности не было, грибы росли рядом. Он собрал вместе несколько грибов и пояснил:

   – Грибы.

   Ткнул в каждый гриб, потом обвел все рукой и повторил:

   – Грибы. Груздь, – он указал на него, – рыжик, – он ткнул пальцем. – Грибы, он обвел их все рукой, – груздь, рыжик, – указывал он на отдельный вид.

   Кажется, Олеся поняла его и повторила все слово в слово, не делая ошибок. Илья остался доволен и начал сбор. Олеся, наблюдая за ним, тоже срезала ножом грибы. Когда она срезала волнушку, Илья подошел к ней, отрицательно покачал пальцем:

   – Гриб волнушка, волнушка, – повторил он, – нам он не нужен. Он съедобен, но не такой вкусный, как груздь или рыжик. Волнушка – нет, – окончательно констатировал Илья, выбрасывая волнушку из корзины.

   Олеся подчинялась ему во всем, хотя во многих семействах эвенков женщина главенствует в семье. Мужчина там только охотник, добытчик пищи, а на женщине все хозяйство и дети. Но, как бы там ни было, она слушалась и подчинялась. Мужчина в ее глазах открывался по-новому и это был европейский мужчина.

   Очень скоро Олеся поняла, что они собирают только грузди и рыжики, причем в разные корзины. Необходимое количество грибов нарезали быстро, каждая корзина вмещала в себя по два ведра, но все равно в лес ходили три раза. Зачем столько грибов – Олеся не понимала. В обед Илья достал из подполья соленые грибы. Он показал на свежесрезанные и соленые грузди с рыжиками, дал попробовать, и девушка пришла в восторг – очень вкусно.

   Грибы мыли прямо в Безымянке, замачивали в заводи, притопив две большие сборные берестяные емкости. Слабопроточная вода – как раз то, что нужно. Олеся понимала, что шел процесс ее обучения и в следующий раз она станет все делать сама. На третья сутки приступили к солению. Илья делал все сам, а Олеся наблюдала и училась, как он укладывает грибы в берестяные сосуды, добавляет специи, дикий чеснок, придавливает сверху камнем. Илья пояснил:

   – Рыжики будут готовы через семь дней. Семь, – он повторил, показывая на пальцах, потом показал на солнце. – Грузди просолятся через месяц, – он показал на пальцах три раза по десять.

   Олеся поняла, кивнув головой. Естественно, она соображала лучше двухлетнего ребенка, хотя, может быть, говорила пока хуже. Свежепосоленные грузди и рыжики Илья убрал в подполье. Там уже находились мелконарезанные и посоленные молодые побеги папоротника-орляка. Заготовил он и свежие листья, нарубил ножом и заморозил в леднике. Их можно жарить отдельно и подавать, например, к мясу – получается вкус грибов. В леднике в отдельных корзинах хранилась заготовленная и замороженная черемша, дикий чеснок, щавель. К столу подавалось необходимое количество разового употребления.

   Олеся быстро училась русскому языку и наверняка резвее своих сородичей, если бы они оказались в подобной ситуации. Возможно Илья недооценивал "чукчей", но считал именно так, а не иначе. Обоим хотелось говорить в полном объеме, высказывать свои мысли и чувства. И они говорили, зная, что каждого из них не понимают. Олеся часто с чувством что-то рассказывала ему, Илья слушал и не понимал ничего, стараясь разгадать смысл по мимике, жестам, и ситуации. Значение сказанного пока понимал каждый только в обоюдных ласках. Илья наскучался без женщины, Олеся только познавала мужчину и оба нравились друг другу.

   В конце лета они заготовили в достаточном количестве ягод – черники и брусники. Наступила осень... пора сбора природного урожая и пара трудилась в поте лица своего. Первым делом заготавливали корневища сусака и лопуха. Корневища сусака хороши в печеном или жареном виде. Но большая часть сушилась и мололась, из этой муки выпекался хлеб, которого так не хватало в меню Ильи, а теперь и молодой пары. Корни лопуха использовались в качестве картофеля в супах.

   Откуда Илья знал все это? Нет, не из рассказов отца или других деревенских жителей, которые, необходимо отметить, знали многое. Он, как врач, изучал самостоятельно природные лекарства – травы. А в их описании всегда существовали и пищевые ценности.

   Олеся никогда ранее не видела кедров, этих могучих сибирских деревьев, приносивших своеобразные плоды. В орешнике она появилась впервые и с благоговением наблюдала за мощными исполинами. Удивлялась, что от удара колота сыплется столько шишек, собирала их в куль и уносила на временный стан. Потом они мололи и отсеивали орех, домой на тележке привезли полный куль. Илья посчитал, что им до следующего сезона вполне хватит. Тем более, что он как раз пощёлкал только половину из ранее заготовленного.

   Закрома, подполье и ледник, ломились от собранного урожая. Таких запасов Олеся никогда не встречала, ее род не заготавливал столько продуктов, при кочевом образе жизни это невозможно. Пошли сентябрьские нудные и промозглые дожди. За все прошедшее лето дождь шел практически нечасто и сейчас, видимо, отыгрывался количеством осадков. Илья с Олесей сидели дома, щелкая орехи. Девушка наблюдала за ним, у нее не получалось расщелкнуть орех поперек и не перекусить его, вытаскивая ядрышко. Он знал, что умение придет с опытом, поэтому не торопил события.

   Еду теперь готовила Олеся и Илья совершенно не касался к кухне. Мясо чередовали с рыбой через день-два, по желанию. Кастрюль и сковородок не было, суп варили в двух солдатских котелках. Вначале кипело мясо, естественно, потом добавляли корни лопуха в виде картофеля и различную зелень. Хлебные лепешки из сусака выпекали сразу на два дня. К столу подавалась свежая зелень, грибы, чай пили со свежемороженой ягодой. Вполне приемлемое меню, считал Илья, с более широким ассортиментом, чем у кочующих народов севера, не получающих поддержки государственных или частных магазинов.

   * * *

   Олеся с удивлением и боязнью смотрела на работу бензопилы, валящей в одну минуту высокие деревья, на распиловку ствола на чурки, работу Ильи топором по обрубанию веток и сучков. Она уже догадалась, что чурки потом расколют на поленья, которыми станут топить печь в доме. Все было для нее удивительным – одежда Ильи, оптика на ружье, приближающая переднее пространство. С трудом и трепетом воспринималось мгновенное перемещение деревьев и холмов на более близкое расстояние. Олеся смотрела в оптику, пугалась, вздрагивала и видела, что горы вновь возвращались на место. Палочка, волшебная палочка, приближающая зверей, птиц, деревья и даже реку с водой. Великий шаман – таковым считала Олеся Илью.

   Познания Борисова о эвенках или, как называли их раньше тунгусах, являлись достаточно скудными. Но он знал, что они до сих пор жили в чумах, в этих своеобразных конусах с пятиметровым поперечником внизу. Летом он покрыт берестой, а зимой оленьими шкурами. Вверху окно и дымоход одновременно, внизу очаг для тепла и приготовления пищи, проем двери закрытый шкурой оленя. Иногда эвенки получали квартиры, но жить в них не любили и часто ставили чум в комнате, выбивая окна для поддержания естественной температуры воздуха.

   Все было диким и несвойственным для понятий Олеси во дворе у Ильи. Сам бревенчатый дом с печкой, а не очагом внутри, баня с горячей водой, подполье и тот же ледник. Значение ледника она понимала, но эвенки кочевой народ и такие ямы никогда не копали. Эвенки жили родами и так получилось, что ее род вымер, Олеся осталась одна.

   Сложно понять человека, который не пьет горячую кровь только что убитого животного, не ест сырую печень и сердце, не отрезает и не жует лакомые кусочки сырого мяса. Совсем необычный шаман с большими возможностями. Илья принадлежал к другому племени и роду, поэтому Олеся считала, что так положено у него и старалась привыкнуть к этому мужчине, который даже внешне не походил на знакомых людей. Она слышала об урусах, живших на далеком юге, но никогда не видела их.

   Наступил вечер, и Олеся не знала, что делать. Илья ушел еще утром и не пришел к обеду, не появлялся и сейчас, когда стало темнеть. В это время они обычно занимались сексом и потом засыпали уже в полной темноте. Она прождала его, не заснув до утра, и с восходом солнца отправилась на поиски. Но тщетно, следы обрывались у пещеры холма.

   Обычный холм для существующей местности с высотой до тысячи метров, сплошь покрытый лесами. Однако, пещера давала понять, что внутренности холма скалистые и только сверху покрыты землей с соснами, лиственницами и другими деревьями. Пустая каменная пещера размерами с большую комнату обрывала дальнейшие следы. Куда двинулся дальше Илья – не понятно. Безуспешные поиски продолжались три дня и к их исходу Илья появился сам. Внезапно возник в сумерках и унес Олесю на полати...

   О многом ей хотелось спросить утром, но знание сотни слов не позволяло понять смысла исчезновения. Да, они уже достаточно свободно общались на бытовом уровне – дай-подай, принеси, ужин, обед, завтрак, мыться, баня, дрова, мясо, рыба... Внезапно Илья заговорил свободно на ее языке, на диалекте ее рода. Ее любимый и почитаемый шаман где-то три дня изучал язык – так посчитала Олеся, не задавая лишних вопросов. Она внимала ему с раболепием и изумлялась услышанному до испуга.

   – Хозяйка Вселенной и рода человеческого Буга призывает меня. Завтра перед рассветом я отправлюсь на Чалбон переговорить с другими душами шаманов и познать истину. Ты остаешься одна, Бэе, моя Олеся или пойдешь со мной в другой мир?

   Она не торопясь посмотрела на запад, потом на восток, ответила со знанием дела:

   – На Чалбоне я могу жить синичкой в гнезде на вершине высохшей лиственницы, а ты станешь жить орлом или лебедем в большом и широком дупле. Мы никогда не пересечемся там и не сможем поговорить. Я не пойду с тобой, Илья, сейчас, но ты должен пообещать мне, что мою душу, когда она отойдет в верхний мир, съешь именно ты.

   Илья знал это древнее сказание тунгусов про Чалбон (звезду Венеру), про гнезда синичек (простых людей) и дупла перелетных птиц (шаманов), которые питались душами умерших синичек. К его удивлению Олеся совершенно не переживала об услышанном предложении, прекрасно зная, что на Чалбоне вьют гнезда только еще не родившиеся синички или уже умершие. Только великие шаманы могут бывать там неоднократно.

   – Но, может быть, ты хочешь пойти со мной в русские селения, в их большие дома и города, познать совершенно другой мир? Я проведу там значительное время по пути в верхний мир. Потом ты сможешь вернуться обратно сюда.

   – Нет, Илья, я не пойду с тобой в дома и города. Настоящие эвенки не живут в домах, духота стен убивает их. Когда мне удастся убить нужное количество оленей, я поставлю чум на месте нашего очага, мне некомфортно жить даже в этом лесном доме. Но его я оставлю – ты великий шаман и после Чалбона придешь ко мне снова. Так мне сказали духи во сне.

   Весь день Илья посвятил рассказам и объяснениям. Охота – мужское занятие, но Олеся оставалась одна и должна была делать и уметь все. Перед рассветом она проводила его до пещеры, в которую вошла сама, когда расцвело. Она уже была здесь и не увидела ничего кроме скалистых каменных стен. Ее Илья успешно переместился на Чалбон – прятки в пещере не представлялись возможными. Немного становилось грустно и одиноко, но таков удел великих шаманов.

   * * *

   Стены развезлись, и Илья вошел внутрь. Не торопясь присел в старинное деревянное кресло, обитое красным бархатом, отделанное золотом и украшенное двумя крупными рубинами наверху по бокам спинки. С грустью вспомнил Олесю, жившую в современном мире понятиями древности. Древний род тунгусов, а по-современному эвенков, не приспособлен к цивилизации и, возможно, вымрет, как вымерли в свое время неандертальцы. Жалко ее оставлять одну, но все же лучше, чем мучить условиями города.

   В голове пронеслись события четырехдневной давности. Он шел, не задумываясь, пока не уткнулся в пещеру холма, с интересом вошел в нее и увидел расходящиеся в стороны каменные стены. Как же не войти внутрь, если перед тобой раскрывается светящееся пространство. Как раз в этом кресле сидел на вид преподобный старец и указывал рукой на небольшой резной табурет впереди себя. Он помнил его рассказ дословно, сейчас выделяя главное.

   "Здравствуй, мой друг! Прошло семьсот тысяч лет, когда я впервые увидел своего предшественника. Теперь тебе предстоит этот неизведанный путь. Многое пришлось повидать за этот небольшой звездный период и безмерно долгий по земным меркам. Рождались разумные существа, воевали, убивая друг друга, пока не уничтожали цивилизацию полностью своей ненасытной алчностью. Вновь зарождались, развивались тысячелетиями и погибали снова. Более развитые расы прилетали на Землю и помогали людям познавать истину знаний, но жажда наживы становилась сильнее, вовлекая мир в хаос и небытие в конечном итоге. Ты тридцать третий, который проживет на Земле семьсот тысяч лет. После этого Центр Вселенной примет окончательное решение о стабилизации человеческой ДНК, оставляя все прогрессивное, или уничтожит ее без возможности последующего возрождения. Ты не можешь кардинально вмешиваться в развитие человеческой жизни, но можешь давать небольшие подсказки ее отдельным личностям. Вся история планеты Земля за последние двадцать два миллиона четыреста тысяч лет находится здесь, в этих книгах, – он указал рукой на одну, лежащую на столе, и множество других на громадных полках существующей библиотеки, – ты станешь записывать сюда основные события раз в тысячу лет. Здесь ты узнаешь прошлые события и познаешь свои возможности. Ты избранный и именно тебе предстоит предстать перед Всевышним Творцом с результатами многомиллионного изучения. Прощай, мой друг, прощай. Я ухожу в Центр Вселенной".

   * * *

   Небольшая пристань на берегу полноводной реки выглядела обшарпанным и словно никому не нужным строением. Судоходный период по Лене заканчивался и практически последний раз в этот сезон катер пришвартовался к причалу, чтобы забрать нескольких пассажиров, оставить груз с продовольствием. Позже в районный центр якуты смогут добраться по снегу на собачьих упряжках или оленях.

   Взяв пассажиров и отчалив, катер чуть не налетел на плот с человеком. Удивленный и ошарашенный капитан просигналил несколько раз и пришвартовался левым бортом к плоту, сбросил веревочный трап. Капитан не понимал – каким идиотом надо быть, чтобы отправиться на плоту переправляться через Лену или плыть до Жиганска несколько десятков километров. Лена вот-вот встанет и сейчас по ней уже проплывали большие льдины, готовые перевернуть плот в одну секунду. Он сам с трудом решился на последний поход, внимательно всматриваясь в русло реки, чтобы не напороться на льдины.

   Вряд ли поверил капитан рассказу Ильи о разбившемся самолете. Возможно была другая причина, но в Жиганске его уже ждали сотрудники полиции. Им сообщил о необычном пассажире капитан катера по рации.

   Жиганск – районный центр в шестистах километрах по воздуху от Якутска с населением три тысячи человек. По воде это расстояние удлиняется намного.

   Старший лейтенант полиции крутил-вертел в руках паспорт Ильи. Вроде бы правильный паспорт, но чем черт не шутит, сейчас столько мошенников развелось и подделывают паспорта легко. Странно, но о разбившемся самолете полтора года назад он ничего не слышал. Надо позвонить в Якутск и поинтересоваться самолетом, там наверняка знают. Заодно пальчики откатать и скинуть для проверки. Вдруг беглый какой или шпион. Шпион вряд ли, тут же подумал полицейский, чего шпионам в тундре делать – оленей считать? Он раздумчиво объявил:

   – Пока идет проверка ваших данных, вы побудете у нас в отделении полиции.

   – Но это незаконно, – возразил Илья, – паспорт у меня при себе, и я не совершал никаких преступлений, вы не имеете права меня задерживать. Вы не знаете Закон или умышленно не желаете его соблюдать?

   Полицейский хотел было прикрикнуть на Борисова и показать свою власть, но тут ему пришла другая идея в голову.

   – У вас есть где остановиться переночевать и что вы планируете делать дальше?

   – Остановлюсь в гостинице и первым же рейсом улечу в Якутск, а оттуда домой, – ответил Илья.

   – В гостинице?! – рассмеялся полицейский, – здесь нет гостиниц, – ответил он и, став серьезным, проговорил: – На какие шиши ты собрался лететь в Якутск, дядя?

   – Вы забрали у меня двадцать семь тысяч рублей, это все мои накопления и билет купить мне хватит. Верните деньги, нож и я поеду в аэропорт. Хотя нож можете оставить себе, все равно меня в самолет с ним не пустят.

   – Двадцать семь тысяч рублей? – усмехнулся полицейский, – у тебя даже двадцати копеек в кармане не было. Хватит болтать, пшел вон в камеру, сука... двадцать семь тысяч он захотел...

   Старший лейтенант полиции Бойлохов, закрыв камеру за Борисовым, довольно облизнул губы. Двадцать семь тысяч – неплохой улов для одного дня. И главное – никто не знает об этом. А что делать с ним потом? Он же не улетит никуда без денег. Придется уничтожить паспорт и отправить его в Якутск в спецприемник, как бездомного и неизвестного. Пусть там устанавливают личность и делают, что хотят. Он сообщил начальнику отделения, что задержанный на пристани документов не имеет, в карманах пусто, кто такой неизвестно. Сочиняет сказку о разбившемся самолете, но у нас ни один самолет не разбивался, тем более такой большой, как АН-12.

   Оперуполномоченный уголовного розыска Бойлохов, поправивший с утра свое материальное положение, решил немного вздремнуть у себя в кабинете. До обеда все равно делать нечего и придется высиживать в отделении, а болтать языком в дежурке ни с кем не хотелось. Станут выспрашивать об этом задержанном, единственном на весь обезьянник. Преступления в Жиганске совершались редко, все друг друга знали, были родственниками или друзьями.

   Бойлохов заспался немного и уже в конце обеда поспешил домой. Надо было сжечь паспорт и положить деньги, чтобы не таскать их в кармане. Они не пахнут, и никто не докажет, что это деньги Борисова.

   Жене и детям знать про паспорт необязательно, поэтому он решил сжечь паспорт в печке бани, в которой сейчас никого не было. Сунул руку, но паспорта в кармане не оказалось. Бойлохов заволновался и стал нервозно проверять карманы. Ни паспорта, ни денег он не нашел. Сев на лавку, старший лейтенант задумался. Борисов забрать не мог – он сидел в камере. Значит, кто-то взял из своих, пока он спал в кресле. Ну и хрен с ним, что взяли, сейчас это не главное. Что делать – вот в чем вопрос? Про деньги можно умолчать, но что делать с паспортом? Заявить, что он пропал из кармана и опозориться на все отделение? Если умолчать, то недоброжелатель сможет меня подставить перед начальством. Нет, не подставит, станет молчать. Ибо взявший паспорт, взял и деньги. Надо присмотреться, кто станет сорить деньгами или приобретать не совсем оправданные покупки. "Вот сволочь" ... – прошипел Бойлохов, ударяя кулаком по лавке. Он не стал обедать и вернулся в отделение полиции, где оторопело обнаружил, что все камеры пусты. Коллеги пожимали плечами и отвечали, что ничего не знают. Сам посадил – сам и выпустил, подвели они итог. Дежурному было все равно – в журнале он не записан, а, значит, в обезьяннике никого и не было. Пусть Бойлохов разбирается сам с собой.

   Самолеты в Якутск летали два раза в неделю и сегодня как раз ушел рейс перед обедом. Полицейскому сообщили из аэропорта по телефону, что пассажир Борисов улетел этим рейсом. Бойлохов сжал кулаки и поклялся найти и отомстить тому, кто выпустил из камеры этого Борисова. Но опять ничего не сходилось – он знал, что ключи от камеры были в единственном экземпляре, и они до сих пор оставались у него. Вытащить паспорт, деньги, ключи, потом вернуть ключи в карман... Нет, это проделать очень сложно, Бойлохов не мог не почувствовать постороннее присутствие в своих собственных карманах. Тем более, что в обед он не засыпает крепко, а лишь дремлет в полузабытьи. Он ничего не понимал, выдвигая и снова отбрасывая различные версии.

   * * *

   Через два часа небольшой самолет приземлился в якутском аэропорту. Илья сразу же связался с родителями, которым официально объявили о гибели сына, но они чувствовали сердцем и продолжали верить в чудо. Отец, взявший трубку и узнавший голос сына, все переспрашивал в счастливом неверии: "Ты ли это сынок"?

   – Папочка, все хорошо, я жив-здоров. Наш самолет упал, но мне удалось спастись и только сейчас выйти из тайги. Я вылетаю первым же рейсом и через четыре часа буду дома. Встречайте!

   Вместе с родителями в аэропорту его встречали журналисты и все еще не верящие в спасение специалисты МЧС. Сын обнял мать и отца прямо у трапа самолета. Назойливых журналистов, представителей МЧС и, естественно, родителей пропустили на взлетное поле, чтобы не создавать помех с отлетом других рейсов в здании аэровокзала. Журналисты, готовые пролезть в рот, ноздри и уши, не давали обмолвиться несколькими словами и обняться как следует, задавая кучу вопросов и светя вспышками фотоаппаратов.

   – Вы люди или нелюди, чайки? – бросил им с негодованием Илья, – будет вам интервью, подождите минуту.

   Вскоре он рассказал им, как увидел в иллюминатор заглохшие двигатели и почувствовал жуткую тишину в ушах, как пытался прорваться в кабину пилотов, как выпрыгивал из грузового люка и как скрылся в огромной полынье старенький трудяга лайнер.

   – Я выжил за счет того, что на борту оказались боеприпасы и винтовки для охотников севера, теплая одежда и продукты на первое время. С мая и до конца лета я оставался в районе падения самолета в надежде, что появится хотя бы в отдалении какой-нибудь спасательно-поисковый самолет. Готовил большие костровища, чтобы мгновенно зажечь их при появлении отдаленного звука мотора. Зажигал их на всякий случай и потом забрасывал сырым лапником – дым от такого костра поднимался высоко и становился заметным на многие десятки километров. Но тщетно – ни разу даже в отдалении не удалось мне услышать тихого гула поисковых самолетов. Мне удалось пережить зиму и следующим летом выбираться самому из глубин тайги. Очень повезло, что я выбрался, я верил в успех лишь на десять процентов, не больше. И я выбрал их вместо проживания в тайге сибирским Робинзоном Крузо.

   Журналисты набросились на представителей МЧС с вопросами о неудачном и, возможно, непрофессиональном поиске. Илье с родителями удалось исчезнуть пока внимание прессы перекинулось на другой объект.

   На следующий день дома в спокойной обстановке отец спросил сына:

   – Илья, твое место на арктической станции наверняка занято другим врачом. Планируешь самостоятельно устраиваться в какую-нибудь клинику или все-таки отдохнешь месячишко?

   Сын понял, что разговор предстоит долгий и поудобнее устроился в кресле.

   – Я долго думал, папа, над разными вопросами. Благо времени у меня в тайге было достаточно. Осмысливал свою прожитую жизнь и даже мировую обстановку.

   – Какая у тебя прожитая жизнь? – вмешалась в разговор мать, – ты только жить начинаешь и уже попал в такую передрягу...

   – Согласен, мама, – улыбнулся Илья, – но маленькая то все равно есть. У меня самая благородная и нужная профессия – лечить людей. Это очень важно, но есть вещи и поважнее. Люди – это отдельные винтики в механизме общества, отдельные единички. Общество болеет, общество, – повторился Илья.

   Он рассказал о полицейском Бойлохове в Жиганске и продолжил свою основную тему:

   – В дни вашей молодости и зрелости, дорогие родители, подобный случай мог быть исключительным на всю страну. А сейчас поборы и экспроприации наличных денежных сумм достаточно распространены во многих отделах полиции. Об этом знают и ловят за руку неугодных с целью законного увольнения или принуждения к нему. Но это не главное. В тайге я задумывался над более глобальными проблемами. Мы сейчас находимся в четвертичном периоде или антропогене, то есть в геологическом периоде современного этапа истории. Он длится уже два с половиной миллиона лет, совсем не долго в сравнении с другими периодами. Ему предшествовал неоген, длящийся около двадцати миллионов лет. За этот период разумная жизнь рождалась не раз, развивалась, погибала в мировых войнах и катастрофах. Земному разуму не раз помогали более развитые инопланетяне, но тщетно, властолюбие и деньги побеждали всегда. Отсюда мировые войны и гибель цивилизации. Вы спросите – откуда в моей голове появился этот бред? Это совсем не бред, папа, это истина мама, к которой мы не хотим прислушаться. Взять хотя бы те же египетские пирамиды. Давно доказано, что при их строительстве применялись неизвестные технологии с использованием, например, резцов, которые мы не можем произвести до сих пор. Наскальные рисунки древних с изображениями самолетов и скафандров. Откуда все это взялось. Нет ответа и думать совершенно не хочется. Современное общество в своем развитии подошло к определенной черте. Если станут превалировать власть и деньги, то человечество само уничтожит себя, достаточно накопив ядерного и другого оружия массового поражения. Если все-таки станет превалировать разум, то человечество перешагнет черту, которую не удавалось перейти еще никому. Я думаю, что к ней подходили не раз и современное человечество существует лишь космический миг. Люди, как род приматов семейства гоминид появились около двух с половиной миллионов лет назад. Они развивались и двадцать пять тысяч лет назад неандертальцы, не выдержав конкуренции, если можно так выразиться, вымерли, уступив место кроманьонцам. Сейчас достоверно известно, что неандертальцы, например, никогда не страдали такими заболеваниями, как аутизм, болезнь Альцгеймера, синдромом Дауна и шизофренией. Но что-то я увлекся историей и отошел от темы. Религия и экономика, – Илья поднял палец вверх, – вот две сестры, ответственные за бедность и несправедливое распределение ресурсов. Религия и экономика – вот те структуры, которые должны потерпеть крах в их привычном современном представлении. Они должны возродиться в новом преобразовании и отвергнуть понимание жизни по признакам превосходства.