Текст книги "Карл XII, или Пять пуль для короля"

Автор книги: Борис Григорьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 41 страниц)

ПРИЛОЖЕНИЯ

Рейд и гибель армии фельдмаршала Магнуса Стенбока

Как следует из основного текста книги, главным козырем в реваншистских планах Карла XII в период его «сидения» в Бендерах была шведская армия в Померании, которая должна была выступить в Польшу и, соединившись там с турецко-татарской армией» обрушиться на Россию, Блистательная Порта шла на политические переговоры с королей Швеции именно в расчете на эту армию.

Померанская армия Швеции состояла в 1710 году из гарнизонов в Штральзунде, Штеттине, Висмаре и Бремен-Вердене, а также корпуса фон Крассова, оставленного Карлом для охраны «бумажного» короля С. Лещинского и после Полтавы ушедшего в Померанию. Естественно, этих сил было явно недостаточно дня того, чтобы претворить в жизнь планы короля, и он усиленно «бомбардировал» Стокгольм приказами подготовить новые полки для отправки их на польский театр военных действий. После того как шведам в 1710 году удалось прогнать высадившуюся в Сконии датскую армию, вопрос об усилении померанской группировки был поставлен наконец в практическую плоскость.

В мае 1712 года генерал-лейтенант Магнус Стенбок, отличившийся в битве с датчанами под Хельсингборгом, получил из Бендер королевскую шифровку о назначении его главнокомандующим померанской группировкой. Больше Карлу XII в Швеции надеяться было не на кого, а «старина Бок» [274]274
  В письмах и неформальных беседах Карл в шутку часто называя Стенбока «Боком», что в переводе на русский означает «козел».


[Закрыть]не подведет. Бок был польщен, хота это признание было очень слабым утешением за то, что за предыдущую кампанию Карл не удостоил его маршальского звания. Генерал был так расстроен тогда такой несправедливостью, что на долгое время впал в прострацию. Между тем все в Швеции считали, что Магнус Стенбок, генерал-губернатор Сконии, избавитель страны от датского вторжения, организатор экспедиционного корпуса, верный слуга его королевского величества мог бы уже давно получить звание фельдмаршала – он его заслужил больше, нежели какой-нибудь бездарь Мёрнер, но король его все как-то обходил своей милостью.

Подготовка к пересечению Балтийского моря уже шла полным ходом, но вопросы снабжения и укомплектования экспедиционного корпуса решались с большим трудом и при огромном напряжении последних сил страны. Возникали проблемы не только с армией, но и с флотом, который без дополнительных финансовых вложений имел тенденцию к старению, разрушению, гниению и вообще к сокращению своих боевых и транспортных единиц.

Наконец, кажется, все было готово, и взмыленный Стенбок, мотавшийся между Стокгольмом и Карлскруной, чтобы выколотить из Государственного совета деньги, боеприпасы, одежду, амуницию, провиант, а от флотских адмиралов – транспорт, мог вздохнуть с облегчением. Он мог быть доволен: в той ситуации, в которой находилась Швеция, он сделал максимум возможного, и если бы здесь был король, он бы похвалил его за старание и расторопность.

24 августа шведская эскадра в составе 24 линейных кораблей, вооруженных 1746 орудиями, под командованием адмирала Вахтмейстера вышла в море, чтобы выполнить задачу по охране oт датчан намеченного для транспортировки армии Стенбока пути из Карлскруны на остров Рюген. Датская эскадра под командованием адмирала Гюльденлёве, состоявшая из 16 линейных кораблей, от прямого столкновения со шведами уклонилась и укрылась в бухте Кёге. Там ее старый Вахтмейстер и сторожил, пока первый эшелон экспедиционного корпуса Стенбока высаживался на Рюгене.

Следующим этапом стала доставка в Померанию провианта и боеприпасов. Шведская эскадра сняла блокаду Кёге и стала на охрану шведских транспортов. К этому времени датcкая эскадра Гюльденлёве, усиленная пришедшими из Норвегии шестью линейными кораблями и семью фрегатами, напала на шведские транспорты и из 100 судов 70 потопила или захватила в плен. Потеря была невосполнимой, высадившиеся на Рюгене шведы остались без пропитания и пороха и должны были теперь отнимать последние куски хлеба у отощавшего гарнизона Штральзунда. Эта беда породила целую череду напастей и неудач, которые потом обрушатся на экспедиционный корпус Магнуса Стенбока.

Долго сидеть на штральзундском пятачке армия, насчитывавшая почти 20 тысяч человек и более шести тысяч лошадей, не могла, и 4 ноября 1712 года Стенбок с армией из 16 тысяч человек, представлявших все рода войск, в районе мекленбургской речки Реннитц вырвался на оперативный простор. В Штральзунде генерал оставил трехтысячный гарнизон. Датчане, узнав об этом, были вынуждены оставить Росток, снять осаду с Висмара и отступить на запад.

Многие специалисты справедливо считают, что Стенбоку нужно было сразу высаживаться в Данциге, что дало бы шведам возможность немедленного вступления в Польшу и избавления штральзундского гарнизона от шеститысячного бездействующего кавалерийского корпуса. Впрочем, эти же специалисты полагают, что у Стенбока и в штральзундском варианте был шанс, для того чтобы пробиваться не на запад, а на юго-восток, в Польшу, на чем, кстати, настаивал и Карл XII. Русско-саксонские заслоны на этом пути не являлись для него таким уж непреодолимым препятствием. Но генерал, вероятно, думал иначе: шведам пришлось бы проходить через территорию Пруссии, а Берлин к этому времени уже вошел в соглашение с Россией и Саксонией о том, чтобы ни под каким видом не предоставлять шведам коридор в Польшу.

Итак, дело было сделано, шведы совершили первую ошибку, высадившись в Штральзунде, а потом, вопреки планам короля Карла и стратегической необходимости, пошли на датчан, также выбрав заведомо тупиковый вариант. Поблизости, в городе Трибзеес, находился Август II с 22-тысячной русско-саксонской армией, к которой на помощь спешили дополнительные русские полки. По логике вещей, Стенбоку нужно было немедленно предупредить соединение частей противника и напасть на Августа, но швед этого по неизвестным причинам не сделал. Вероятно, он не хотел далеко удаляться от моря, потому что ждал прихода из Швеции второго эшелона армии, продовольствия и боеприпасов.

И действительно, 14 ноября шведская армия вошла в Росток и целый месяц простояла там, пополняя запасы продовольствия с помощью контрибуции и ожидая транспортную эскадру из Швеции. Непереправленная часть армии уже в октябре собралась в городе Карлсхамне и ждала погрузки, но шведам не хватало судов, а когда в декабре они наконец освободились, то на Балтике изменилась погода, и второй эшелон экспедиционного корпуса так и остался в Швеции – еще одна серьезная неувязка в экспедиции.

30 ноября в районе города Гюстрова М. Стенбок вошел в контакт с саксонским генералом Я. X. Флеммингом и в присутствии короля Августа, под ответственность «бумажного» короля Лещинского (командующий в этом районе шведскими войсками генерал М. Веллингк от ответственности уклонился), заключил с ним двухнедельное перемирие. Шведам нужно было дождаться транспорта, без которого они не могли двигаться дальше, а союзникам – подкреплений. Стенбок отправил Карлу XII в Бендеры подробный отчет о своих действиях, в котором он свой шаг увязывал с предстоящим отказом Лещинского от польского трона. Кому это соглашение в конечном итоге пойдет на пользу, сразу определить было трудно: действиями саксонцев были недовольны и русские, и датчане, из Бендер тоже ушло указание Карла XII немедленно расторгнуть соглашение. Но договор был заключен, потому что приказ короля поступил к Стенбоку с большим опозданием.

Усилив свои войска русскими полками, Август выступил навстречу Стенбоку. С запада на шведов двигалась не связанная перемирием датская армия, которая уже достигла местечка Гадебуш. Армии Стенбока готовилась западня. Я. X. Флемминг имел в виду именно этот вариант, когда соблазнял Стенбока перемирием. Шведов перехитрили. Сзади у Стенбока была почти 40-тысячная русско-датская армия, впереди – примерно 17 тысяч датчан. Кстати, расторопный Флемминг успел уведомить о перемирии турецкого султана Ахмеда III, рассчитывая вызвать у него недоверие к Карлу XII. Этот расчет тоже оправдался.

В шведском лагере возникло замешательство. Стенбоку только теперь стало ясно, какую непростительную ошибку он совершил, пойдя на поводу у Лещинского. Впрочем, генерал быстро вышел из оцепенения и принял решение двинуться на датчан и разбить их, пока они не соединились с союзниками. Уже в этот момент генерал понимал, что после сражения с датчанами его армия выйдет ослабленной и вряд ли будет в состоянии оказывать сопротивление наседавшим сзади русским и саксонцам, поэтому он сразу принял решение преследовать датчан до Голштинии, а там – будь что будет!

И опять эксперты находят это решение Стенбока ошибочным: зря генерал ополчился на датчан и загонял свою армию в тупик, ему нужно было повернуть назад и броситься на русско-саксонскую армию – там был хотя бы шанс на то, чтобы пробиться через Бранденбург в Польшу. А вести армию в печально известный «голштинский мешок», где в свое время сгинула не одна армия, было безумием [275]275
  Наполеоновский маршал Мюрат в 1806 году напишет, что Голштиния – тупик, из которого трудно выбраться. Петр I перед посылкой своих солдат в Голштинию предпочел сначала заручиться тыловой поддержкой со стороны Ганновера.


[Закрыть]. Такой вариант Стенбок, кстати, взвешивал, но отказался от него.

За несколько бросков шведская армия сблизилась с датской и 19 декабря 1712 года оказалась на восточной окраине Гадебуша. Датский командующий генерал фон Шольтен, вместо того чтобы двигаться навстречу союзникам, стоял все это время на одном месте. Времени на раздумье у Стенбока не было, и уже на следующий день он атаковал датчан. К фон Шольтену на помощь успел подойти кавалерийский отряд саксонцев под командованием Флемминга, и шведам противостояла уже примерно 20-тысячная союзная армия.

Стенбок проявил новаторский прием и выдвинул на передние позиции артиллерию, которая своим огнем нанесла противнику значительный урон. Он построил свою пехоту в две колонны, разместил на флангах кавалерию и, оставив в резерве часть пехоты, ринулся в бой. Неудачное построение датской армии и саксонской кавалерии решило исход сражения уже в первой его фазе. Пехотинцы смяли датский центр, в то время как шведская кавалерия обошла левый фланг и погнала датчан. Впрочем, Флемминг, вопреки указанию фон Шольтена, дал своей кавалерии оперативный простор, и на его участке шведам было оказано упорное сопротивление, в то время как на правом фланге действия датской кавалерии были заблокированы неудачным построением собственной пехоты и датские кавалеристы практически никакого участия в бою не принимали [276]276
  Тем не менее фон Шольтену удалось оправдаться в своем поражении под Гадебушем перед королем Фредриком тем, что Флемминг «нарушил его диспозицию».


[Закрыть]. Стенбоку тоже удалось сделать кавалерийский охват позиций противника только с одной стороны, но он сделал то, на что был способен, – не все же генералы в каролинской армии были Реншёльдами!

За битву под Гадебушем Магнус Стенбок наконец-то получил от короля вожделенный маршальский жезл. 14 тысяч шведов (к Гадебушу шведская армия подошла уже на две тысячи человек поредевшей) победили 20 тысяч саксонцев и датчан, шведы потеряли в сражении 1700 человек, союзники – шесть тысяч, из них 2500 человек пленными. После Гадебуша датчане, передав союзникам шесть тысяч кавалеристов, отступили на запад. Армия Стенбока получила кратковременную передышку, а затем маршал, посовещавшись с Веллингком, отдал приказ на преследование датской армии.

В начале января 1713 года Стенбок подошел к немецкой Альтоне и сжег город дотла. Эта непонятная в глазах многих и неоправданная жестокость генерала произвела в Европе шок. Жители города во главе с пастором Засе предлагали шведам контрибуцию в размере 50 тысяч риксдалеров, но Стенбок ее проигнорировал и обрек Альтону на гибель, мотивируя свое решение тем, что город якобы оказывал содействие в осаде шведской крепости Стаде (Бремен). Город сжигали не природные шведы, а завербованные немецкие драгуны. Впрочем, жестокость и грубость новоявленного шведского фельдмаршала вряд ли можно назвать чем-то неожиданным: военный комиссар Карла XII «прославился» своей жестокостью в обращении с местным населением еще во время польского похода. «Вашему Величеству известно, – писал он Карлу XII в Бендеры, – что я никогда не был мягкосердечным, если нужно было топить, сжигать, убивать и казнить, когда этого требовали польза и приказы В. В.».

После Альтоны перед шведской армией снова открылась альтернатива: либо преследовать датскую армию вплоть до Копенгагена, либо прорываться назад, в Польшу, используя свободный коридор между Любеком и морем (между Любеком и Гамбургом стояла большая союзническая армия). Оба варианта в свое время использовались шведскими завоевателями: первый – Карлом X в 1658 году, а второй – шведским полководцем Торстенссоном в 1644 году. Оба эти варианта Стенбок обсудил с М. Веллингком и пришел к выводу, что полной аналогии со своими предшественниками в его положении не было. Во-первых, ни Карл X, ни Торстенссон не имели перед собой противника с таким огромным численным перевесом, а во-вторых, еще неизвестно, как поведет себя такая естественная преграда на пути к Копенгагену, как пролив Бельт. Тогда, в 1658 году, он замерз, и шведская армия перешла его по льду и неожиданно появилась в Зеландии. Покроется ли пролив льдом на сей раз, гарантировать никто не мог.

Вариант прорыва в Польшу скоро отпал сам собой. Пока Стенбок усердно превращал Альтону в пепел, датчане подтянули дополнительные подкрепления изнутри страны и из Норвегии, а их союзники постарались плотно закрыть все проходы на восток. Альтона обошлась шведам слишком дорого.

18 января 1713 года Стенбок вошел в Шлезвиг, сзади с отрывом в четырехдневный переход шли союзники, впереди на пути в Ютландию стояли датчане. Положение было безвыходное, и надо было что-то предпринимать. Готторп-Голштиния, согласно Гамбургскому арбитражу 1710 года, в этот момент сохраняла по отношению к Швеции нейтралитет, но под нажимом шведов и при участии своего министра Г. X. фон Гёртца согласилась по договору передать в распоряжение армии Стенбока крепость Тённинген. Датская сторона, естественно, выразила решительный протест и в качестве ответной меры забрала под свою юрисдикцию всю оставшуюся часть герцогства. Гот-торп-Голштиния прекратила свое существование.

Гёртц пришел в отчаяние. Он стал принимать лихорадочные меры, чтобы спасти положение, и инициировал переговоры Стенбока с датчанами о капитуляции шведской армии. Стенбок соглашался на капитуляцию, но при условии, что армия останется в неприкосновенности и ей будет позволено беспрепятственно вернуться домой. Русская и саксонская стороны против этого не возражали, но когда начались переговоры, Стенбок, как настаивал Гёртц, брать на себя ответственность за заключение договора об аренде крепости отказался. Ситуация снова зашла в тупик.

Но и сидение в крепости для шведов было бесперспективным – рано или поздно союзники принудят армию к сдаче, поэтому Стенбок попытался спасти хотя бы свою кавалерию. В феврале 1713 года он предпринял попытку переправить ее на плотах и лодках через реку Эйдер, но ветер разметал утлые суденышки, а на противоположном берегу появились русские кавалеристы под командованием генерала Бауэра и своими действиями свели на нет все усилия Стенбока. Находившийся при войске царь Петр, не дожидаясь агонии шведской армии, вернулся в Мекленбург, а оттуда выехал в Петербург, где его ждали более важные дела.

До апреля 1713 года вокруг Тённингена шли бои, в то время как Гёртц метался из конца в конец между союзниками и пытался добиться примирения. Ради спасения готгорп-голш-тинского герцогского дома он уговаривал Стенбока капитулировать. Дело шло к тому, чтобы еще раз опутать фельдмаршала дипломатической паутиной и обманным путем вырвать у него согласие. Генерал М. Веллингк уже докладывал в Бендеры, что во всех бедствиях армии виноват Стенбок – главным образом потому, что он нарушил приказ Карла XII и не пошел в Польшу. А Гёртц для спасения герцогства был готов на все: и выдать шведов в руки союзников, и открыто перейти в лагерь противника. Северная война началась шведами под предлогом оказания помощи Голштинии, а теперь Голштиния подло и коварно предавала интересы Швеции ради спасения своей шкуры.

К концу апреля союзники загнали шведов в крепость и блокировали ее с моря, прервав снабжение осажденных провиантом и боеприпасами. Лошадей пришлось забить уже на раннем этапе осады. Датчане подвезли осадные орудия и принялись за бомбардировку стен. Оказавшись в безвыходном положении, Стенбок начал переговоры о капитуляции.

Агония продолжалась до мая, а потом шведский гарнизон сдался на милость победителей. Шведскую армию отпускали домой, но без знаков отличия, оружия и лошадей. Доставку людей на Скандинавский полуостров должна была взять на себя Швеция. Русские и саксонские части сразу после сдачи крепости удалились в Мекленбург. В Тённинген допускался готторп-голштинский гарнизон, и ему в течение 1713 года со стороны союзников гарантировалась неприкосновенность.

Но выполнить условия капитуляции не удалось. Царь Петр потребовал отпускать шведских солдат и офицеров частями, по мере обмена их на русских пленных, и датский король Фредрик IV должен был прислушаться к требованию своего союзника. Обмену воспротивился из Бендер Карл XII, который не хотел отпускать русских пленных из Швеции, чтобы иметь средство давления на царя с целью облегчить условия содержания шведских пленных, взятых под Полтавой. Завязался сложный клубок противоречий, и люди Стенбока, и он сам стали заложниками большой политики. Практически они скоро и надолго перешли на положение пленных. Собранные в Швеции 100 тысяч талеров на организацию транспортировки армии Стенбока из датского плена генерал М. Веллингк взял на... обустройство шведских крепостей в Северной Германии.

Маршал Стенбок, брошенный властями Швеции и забытый своим королем, всеми силами боролся за возвращение своих соплеменников на родину. В ноябре 1713 года он, больной и сломленный морально, был переведен в Копенгаген, где дал втянуть себя в компрометирующую переписку, за что был посажен в крепость. Содержание в крепости было строгим и даже жестоким. Фельдмаршал такого обращения не выдержал и 23 декабря 1717 года скончался. Магнус Стенбок был довольно гармонично развитой личностью: он писал стихи, рисовал, сочинял музыку, занимался резьбой по дереву и слоновой кости. В датском плену он нарисовал автопортрет с... индюками, который до сих пор украшает один из датских музеев.

Немецкий историк Р. Козер, исследуя судьбу армии Стенбока, пришел к выводу, что гибель ее была организована антиабсолютистскими силами Швеции, во главе которых стояли М. Веллингк, Н. Юлленшерна и А. Хорн. В этот момент они взяли курс на скорейшее заключение мира и возведение на трон нового короля. Указанные лица направили армию Стенбока в голштинский тупик, а потом приняли все меры к тому, чтобы ее там погубить.

Добавим, что барон Гёртц, тоже приложивший руку к судьбе армии Стенбока, находился в это время в постоянной связи с Хорном, а последний, по свидетельству современников, если не слепо следовал, то достаточно внимательно прислушивался к советам голштинца.

Шведские пленные в России

 
Вы, вдовы наши шведские,
Оставшись без мужей,
За наши души грешные
Молитесь посильней.
Из песни каролинских солдат
 

В бою под Полтавой, согласно русским и шведским источникам, в плен попали около трех тысяч каролинцев, а вместе с капитулировавшими под Перевалочной остатками армии и гражданскими лицами число шведских пленных составило более 18 тысяч человек. На 1706 год, по шведским данным, в русском плену уже находилось 3300 человек. Если к ним прибавить шведов, взятых в плен в ходе последующих лет Северной войны, то их число, по мнению шведских историков, приблизится к цифре 30 тысяч. Это была делая армия, состоявшая из обученных и опытных вояк, – бесценная добыча царя Петра и невосполнимая потеря для короля Карла.

Что мог сделать царь с этой огромной массой иностранцев – шведов, финнов и немцев, которые по своему культурному уровню стояли намного выше его собственных подданных? Решить этот вопрос, даже при наличии доброй воли и желания царя использовать этих иностранцев на пользу России, было весьма непросто, а достаточно дикие по европейским меркам социальные и природные условия России лишь усугубляли положение. Поэтому пленные каролинцы были обречены на жалкое существование и долгую молчаливую борьбу за свое выживание.

Сначала взятых в плен под Переволочной отконвоировали под Полтаву, куда они прибыли 13 (2) июля 1709 года. По воспоминаниям подполковника О. М. Кребса, в пути у всех офицеров, в нарушение условий капитуляции, отобрали шпага. Генералитет попросили сначала в палатку царя, потом – светлейшего князя Меншикова. Царь лично, на «ломаном немецком языке» заверил генералов в том, что русская сторона будет строго соблюдать все пункты заключенной на Днепре капитуляции. Впрочем, как утверждали некоторые пленные, это не помешало победителям, под предлогом поиска документов Мазепы, подвергнуть личный багаж офицеров досмотру и грабежу.

После этого (17/6 июля) всем шведам без исключения пришлось принять участие в торжественном русском празднике и пройти через город Полтаву и русский лагерь. Праздник закончился приглашением всех генералов и офицеров на званый обед к Б. П. Шереметеву. На обеде царь обласкал Реншёльда, похвалил его за верность своему королю и вернул шпагу.

Первые дни пребывания под Полтавой шведские пленные соответственно своему званию и положению были распределены на проживание к своим русским коллегам по оружию: так, Реншёльда с генерал-майорами Кройцем и Крусе взял к себе Шереметев, Левенхаупта – генерал Халларт, принца Вюртембергского взял к себе на постой другой генерал и т. д. и т. п. Но скоро офицеров отделили от своих полков, и самых старших по званию отправили в Ораниенбаум в имение князя Меншикова. Личный состав разделили на три группы и отконвоировали в Киев, Чернигов и Смоленск.

Первые месяцы пребывания в плену показались шведам вполне сносными, и среди них возникли надежды на то, что графу Пилеру удастся заключить с царем соглашение по обмену их на русских пленных в Швеции. Последних у Карла XII было тоже немало, включая и высокопоставленных особ, которых царь хотел вернуть домой в первую очередь. После возвращения Мейерфельта в Бендеры граф получил от Карла полномочия на ведение переговоров по этому вопросу и несколько раз встречался с царем и его министрами.

С русской стороны выдвигались самые разные предложения, к примеру, такое, как обмен Пипера на Мазепу или Реншёльда с Пипером на грузинского князя Александра и князя Долгорукова, взятых в плен под Нарвой. Карл XII да и сам Пипер отказались от такого размена, сославшись на то, что Мазепа не был пленным и что Карл не может нарушить своего слова и лишить гетмана своего покровительства. Никакого прогресса в переговорах подобного рода достигнуто не было в первую очередь из-за глубокого различия в установках короля и царя: Карл хотел начать обмен с рядового состава, в то время как Петр был заинтересован в первую очередь заполучить обратно генералов и офицеров. Каждый настаивал на том, что считал для себя более важным.

В декабре 1709 года большое количество шведских пленных собрали в Москве для участия в триумфальном шествии царя-победителя. 1 января 1710 года (21 декабря 1709 года) при большом стечении народа и с большой помпой царь Петр въехал в первую столицу и показал своим подданным поверженных противников. Вновь назначенный датский посол Ю. Юэль (Юль) писал: «Как шведы в начале войны с Россией, захватив у нее пленных, знамена, штандарты и другие трофеи, с триумфом показывали их на улицах Стокгольма, так и Его Царское Величество использовал этот повод поступить подобным же образом».

Шведов провели в пешем строю двумя колоннами, во главе которых шли русские трубачи и барабанщики. В первой колонне находились пленные, взятые под Лесной вместе с артиллерией, знаменами и штандартами и спереди и сзади окруженные семеновцами; во второй – в сопровождении преображенцев шли «полтавцы» с 80 трофейными орудиями, 300 знаменами и трубами.

В середине шествия олени тянули сани, на которых восседал самоедский царь [277]277
  Роль самоедского царя исполнял француз Вимени, которого царь Петр «одолжил» у Августа Саксонского и сделал участником своих шутовских игр.


[Закрыть]со своей свитой. Все русские военные ехали верхом, в то время как пленные шли пешком. Они были выстроены строго по званиям и рангам: впереди рядовые, за ними – унтер-офицерский состав, потом – младшие и старшие офицеры, а в самом конце – генералы с фельдмаршалом Реншёльдом и графом Пипером. Царь, сопровождаемый Меншиковым и Долгоруковым, следовал на своей боевой кобыле по кличке Лизетта сразу за шведами. Стоявшие по обочинам молодые люди бросали ему под ноги зеленые ветки и венки.

Почти у каждого дома для русских участников шествия стояло угощение, и время от времени кто-нибудь из них, включая царя, останавливался и выпивал за здравие русского воинства чарку вина. На стенах домов были развешаны картины, прославлявшие победу русских над шведами, в частности, внимание многих шведов привлекла картина с изображением льва в кандалах, которого на цепи вел русский солдат. Праздник завершился вечерней иллюминацией.

Кстати, в триумфальном шествии царя приняли участие не все шведские пленные – несколько тысяч провели через триумфальные ворота на шестой и седьмой день праздника. Кроме того, торжества с участием шведов повторились несколько дней спустя на окраине Москвы. Царь и его генералы докладывали потешному царю князю Ромодановскому о своей победе над Карлом XII. 8 января 1710 года (28 декабря 1709 года) через Москву прошла партия шведских пленных во главе с бывшим генерал-квартирмейстером А. Юлленкруком, посланным Карлом XII из Турции в разведывательный рейд в Польшу и взятым в плен под Черновцами.

В новогодний праздник, который в России стали отмечать совсем недавно, царь Петр устроил грандиозный фейерверк, на который пригласил весь пленный шведский генералитет. Сценарий фейерверка был подсказан рисунком, изображенным на серебряной медали, выбитой в честь Карла XII после Альтранштедтского мира. На рисунке шведский лев свалил ударом лапы одну корону (с головы короля Августа) и надломил столб, на котором сидела вторая корона – русская. На новогоднем фейерверке горящий лев сжег своим огненным дыханием одну корону (шведскую) и поправил столб, на котором висела вторая корона, что символизировало крушение Швеции и возрождение России после поражения под Нарвой.

Граф Пипер, Реншёльд и остальные генералы молча взирали на эту аллегорию из особой залы. Потом состоялся званый обед в доме у А. Д. Меншикова, на который пригласили Пипера, Реншёльда, Левенхаупта и Седерхьельма. Датский посланник Ю. Юэль, присутствовавший на обеде, писал, что «...граф Пипер... хвастал и говорил так необдуманно, что нетрудно было заключить, что он особенным умом не отличается», в то же время Реншёльд и Левенхаупт вели себя достойно, «...не поступаясь должным уважением к своему государю».

После московских празднеств большая часть пленных была отправлена в Казань, Астрахань и Архангельск, на строительные работы в Санкт-Петербург и по имениям местных князей и помещиков. В январе 1710 года часть шведов партиями по 100 человек была послана в Сибирь на работу в шахтах и рудниках. Некоторых, в основном генералов, оставили в Москве. Разбросав пленных по территории всей империи, русские власти полагали, что так им будет легче их прокормить и контролировать.

Конечно, на работы отправляли в основном нижних чинов, генералитету и старшему офицерскому составу предоставлялась возможность пользоваться определенной свободой. Так, Реншёльд, Пипер, Левенхаупт, другие генералы и полковники в сопровождении охраны могли перемещаться по городу, посещать друг друга, читать книги и газеты и делать все, что им заблагорассудится.

27 (16) февраля 1710 года Реншёльд был приглашен царем на свадьбу к одному московскому купцу, чем фельдмаршал, по словам присутствовавшего на свадебном пиру датского посланника Ю. Юэля, стал «очень чваниться». В разгар пира к фельдмаршалу подошел Петр и «...прикинувшись любезным, как бы в полудреме спросил его, по какой причине он и его шведы, спустя три дня после победы под Фрауштадтом, хладнокровно умертвили русских пленных... В свое оправдание Реншёльд отвечал, что тотчас после сражения он по приказанию короля должен был отправиться за 12 миль от Фрауштадта и лишь по возвращении узнал об этих убийствах, которые он-де не оправдывает» [278]278
  Явная ложь


[Закрыть]. На вопрос, отчего же он тогда не наказал виновных, фельдмаршал ответа не дал. Петр демонстративно отошел от шведа, оставив его одного стоять посреди зала, после чего Реншёльд со свадьбы ушел.

В плену, как и раньше, свобода и жизненные блага среди шведов были распределены неравномерно. Богатые и знатные жили более или менее сносно, а бедные страдали и голодали. Царь давал на содержание нижних чинов по три гроша на каждый день, офицеры же не получали ничего. Последние по распоряжению Карла XII из Бендер могли рассчитывать на половину своего жалованья (вторую половину получали так называемые дублеры – их товарищи, служившие на их постах в Швеции), но и она часто доходила до адресата с опозданием или не приходила вовсе. Полное жалованье получал лишь один фельдмаршал Реншёльд. Положение офицеров было бы вовсе отчаянным, если бы не Реншёльд и Пипер, которые взяли на себя обязанность оказывать им помощь и вести их финансовые дела.

Старые и непримиримые враги – фельдмаршал и глава королевской канцелярии – в Москве помирились. Генералы Левенхаупт и Кройц в начале февраля 1710 года в конце концов уговорили Реншёльда первым пойти на мировую, после чего Реншёльд посетил Пипера на квартире и вступил с ним в контакт. Искренней дружбы у них не получилось, но сотрудничество на благо пленных было вполне плодотворным. Благодаря своим административным способностям и поддержке русских властей Реншёльд и Пипер практически организовали орган центрального управления всеми шведскими пленными. Они составили подробный список мест расселения шведов, взяли на учет всех своих земляков, добились посещения их руководителями и священниками и стали вникать в их повседневные нужды и запросы.

За помощью к Реншёльду и Пиперу обращались все, кто давно исчерпал свой ограниченный кредит на родине и влачил полуголодное существование. К ним из Стокгольма обращались Госсовет Швеции и Государственная контора, когда речь шла об уточнении сведений о пленном или о направлении ему денег. Пипер, как один из богатых людей Швеции, вместе с Реншёльдом давал нуждающимся деньги в долг – часто без отдачи – и вел переговоры с вексельной конторой в Гамбурге. Кстати, работа с этими векселями занимала значительную часть времени короля Карла в Бендерах и Госсовета Швеции в Стокгольме.

Для начала К. Г. Пипер из собственных средств внес на счета военнопленных в гамбургскую контору в качестве первого взноса 24 тысячи талеров, а потом он с помощью своей деятельной супруги и за счет кредита шведского государства сумел увеличить взнос до 50 тысяч талеров, пока не довел его до 62 302 талеров. Графиня под векселя своего супруга могла получать в банках крупные суммы денег и направляла их в Россию. К этим суммам необходимо добавить и векселя Государственной конторы в Стокгольме на сумму 141 976 талеров, также предназначенных для облегчения положения пленных в России.