Текст книги "Карл XII, или Пять пуль для короля"

Автор книги: Борис Григорьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 41 страниц)

Швеция в этот период находилась на пике своего могущества. Никогда, даже при короле Густаве II Адольфе, она не обладала таким политическим влиянием и такой военной мощью. Карл XII мог быть довольным: Август Сильный повержен и лишен трона; Саксония надолго выведена из состояния войны; тройственный союз против Швеции разрушен; с Польшей заключен дружественный договор, и на ее троне сидел свой человек.

Все это было так, но все эти видимые и громкие успехи таили в себе большую потенциальную опасность: Август затаился, всячески саботируя выполнение условий мира, по меткому выражению петровского дипломата А. Матвеева, ища прорехи, «отлезть раковым ползанием», чтобы при первом же удобном случае расторгнуть договор; Польша к миру и дружбе со Швецией была приведена лишь на бумаге, а ставленник Карла Лещинский держался исключительно на шведских деньгах и штыках, никакой поддержкой в стране он не пользовался и являлся большой политической обузой для короля Швеции. Россия временно оказалась без союзников, но за эти шесть с лишним лет она стала другой страной, Она давно оправилась от нарвского поражения и значительно укрепила свою армию и политическое влияние в Европе. Скоро война за испанское наследство закончится, и тогда в северные дела станут активно вмешиваться Вена, Париж, Лондон и Гаага, и вмешательство это негативно скажется на положении Швеции. Уже при подписании Альтранштедтского мира морские державы отказались выступить в роли его гаранта, если Швеция не выведет свои войска из Саксонии и не станет на их сторону в войне за испанское наследство.

Пребывание короля Швеции в Польше – это пример того, чего стоят громкие победы без надлежащего дипломатического и политического оформления.

Но все это станет реальностью после Полтавы.

А пока... Пока – гром победы, раздавайся!

Когда шведы в начале сентября 1707 года уходили из Саксонии, они представляли собой грандиозное и внушительное зрелище. Без шведов Саксония вдруг почувствовала себя одинокой, пишет Ф. Г. Бенгтссон. Женщины и девушки бросались на шею своим шведским дружкам и откровенно рыдали. Естественно, при этом высоко в воздух взлетали чепчики.

Прощай, Европа!

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
С НАМИ БОГ?

Вот пришли мы в землю русскую

И нашли там врагов многочисленных,

Они стали стрелять в нас из оружия

И в полон всех брать без различия.

Из песни каролинских солдат

Глава одиннадцатая
ОТ АЛЬТРАНШТЕДТА ДО СМОРГОНИ

Король Еста скачет на высоком коне

От одного сраженья к другому:

Далекарлийцам спасибо за службу мне

И верность до гроба святого.

А. Стриндберг. Густав Васа

Итак, в 4 часа утра 1 сентября 1707 года, после одиннадцати месяцев пребывания в Саксонии, Карл XII во главе своей армии выступил из Альтранштедта, чтобы доказать наконец всем – в первую очередь самому себе, что в отношении царя Петра и России у него были самые серьезные намерения. Двое союзников царя были разгромлены, унижены и обескровлены, так что не представляли угрозу Швеции, и теперь пришла очередь третьего, самого сильного и опасного. Карл находился на вершине своей славы, и ему исполнилось всего двадцать пять лет и два месяца. Но семь лет непрерывной войны сделали из него ветерана, и его с полным основанием можно было величать одним из опытнейших полководцев Европы. Он мог считать себя любимчиком самого Бога, который держал над ним свою покровительственную длань и охранял от всяких случайностей и превратностей бурной военной жизни. Его до сих пор щадили огонь и вода, пуля и штык, болезни и невзгоды. Он падал, но всегда вставал на нога, отряхивался, говорил, что ничего страшного с ним не произошло, и опять принимался за прежнее.

Уже известный нам саксонский генерал Йоханн Матиас Шуленбург накануне выхода шведов из курфюршества говорил; «Все части шведского войска, как пехотные, так и конные, были прекрасны. Каждый солдат хорошо одет и прекрасно вооружен. Пехота поражала порядком, дисциплиной и набожностью. Хотя состояла она из разных наций, но дезертиры были в ней неизвестны».

Поход Карла XII в Россию. 1708—1709.

За армией шел обоз – пронумерованные, крытые парусиной повозки с надписями по бортам: кухонный, пивной, кассовый, аптечный, почтовый, багажный, палаточный, артиллерийский, мельничный (с мельницами, приводимыми в движение от колесных осей), кузнечный, фуражный, конюшенный, оружейный, овсяной и т. п.

Шведский лейтенант Ф. К. Вейе писал в русском плену: «Шведская армия к 1708 году приобрела такую славу, что никто не сомневался, что, победивши датского, польского и шлезвигского противников, эта армия вскоре победит Москву, тем более что король к своей главной армии решил присоединить и ту армию, которая стояла в Лифляндии под командованием генерала Левенхаупта. Все считали поход таким выгодным, что каждый, кто только имел искру честолюбия, хотел принять в нем участие, полагая, что теперь настал удачный момент получить почести и богатства. Я был такого же мнения».

Куда пойдет Карл XII со своим войском, широкому кругу лиц и в шведской армии, и за ее пределами было доподлинно неизвестно. Слухи, предположения, догадки существовали, но твердой уверенности в них не было. Общеизвестна склонность короля избегать обсуждений планов со своим окружением и только в самый канун событий изрекать «истины в последней инстанции». Генерал-адъютант Карла XII Габриэль Отто Канифер, плененный Меншиковым в августе 1708 года, в изложении русского переводчика свидетельствовал: «О королевском намерении ничего он не ведает для того, что король ни с первыми генералами, ни с министрами о том не советует, а делает все собою и генерал-квартирмейстеру повелит, о всех дорогах разведав, учинить и подавать росписи себе, когда намерение воспримет, куда идти... А консилиума он ни с генералами, ни с министрами никогда не имеет, а думает он все один, только в разговорах выспрашивает и выслушивает, кто что говорит».

То же самое подтверждал упомянутый выше Й. М. Шуленбург, имевший возможность как пленный вблизи наблюдать короля Швеции.

О походе на Москву Карл XII начал размышлять сразу после покорения Саксонии [112]112
  В. Е. Возгрин и П. П. Епифанов пишут, что еще в 1702 году шведы посылали своих тайных агентов на Украину с целью получения разведывательных сведений.


[Закрыть]. Уже 20 февраля 1707 года тайный секретарь короля Седерхъельм в доверительной беседе с австрийским посланником при штаб-квартире шведской армии Францем-Людвигом фон Цинцендорфом сообщал о предстоящей войне с Россией: «Хотя война с королем Августом и закончена, но предстоит еще война с Москвой, которая... должна быть тотчас же с особенной силой направлена в сердце Московии и таким образом скоро и выгодно приведена к окончанию. В силу этого король собирает теперь армию такой силы, какую еще ни один из его предков не выводил на поле брани, принимая во внимание, что расстояние не допустит скорой новой мобилизации. Кроме того, король за счет Москвы хочет компенсировать себя за все понесенные в этой войне убытки».

Седерхъельму вторил граф Пипер. Вот что первый министр короля заявил тому же Цинцендорфу, комментируя, вероятно, последние предложения царя Петра о мире: «Царь никогда не предоставит королю таких условий, которых король с большим успехом добился бы силой своего оружия. Кроме того, для безопасности шведской короны недостаточно только того, что царь вернет взятое, даст компенсацию за причиненные убытки или для безопасности освободит то или другое место, ту или другую провинцию. Нет, главнейшее и наиважнейшее для шведской короны – сломить и разрушить московитскую мощь, которая достигла таких масштабов благодаря введению заграничной военной дисциплины. Со временем эта мощь может сделаться еще более опасной не только для короны Швеции, но и для всех граничащих с ней христианских земель, если она не будет уничтожена и задушена в самом зародыше».

Король обещал высечь московитов шомполами, уничтожить Русское государство, расчленив его на мелкие княжества, отторгнуть в пользу Швеции весь Север, а западную часть передать полякам. На московский трон он хотел посадить либо польского принца Якова Собесского, либо царевича Алексея. Карл делал ставку на недовольство бояр реформами Петра, на волнения крестьян и казаков, на известные брожения среди запорожцев. По мнению многих западных историков, планы шведского короля были вполне реальны и имели все шансы на то, чтобы претвориться в жизнь. На карту было поставлено само существование Российского государства, над страной нависла серьезная угроза.

Некоторые немецкие историки времен гитлеровского нацизма пытались подвести под русский поход шведского короля мифическую базу так называемой европейской миссии, призванной выставить на пути «славянской экспансии на Запад» прочный заслон. Доказательств таких миссионерских настроений Карла XII они не приводят, потому что их, кажется, не существовало. Да и подобных настроений в Европе тогда еще не было – во всяком случае, достаточно осознанных и четко сформулированных. Все эти выдумки являются плодом уже более позднего времени, в котором каждый был волен думать в меру своей испорченности.

Король рассчитывал на короткую и быструю кампанию, своеобразный блицкриг [113]113
  Кажется, в новой истории король Швеции был первым, кто при планировании войны с Россией рассчитывал на скоротечную успешную кампанию и первым продемонстрировал, как эфемерны и призрачны оказывались все эти расчеты на практике.


[Закрыть], в которой планировал в одном решающем сражении нанести русским войскам поражение и принудить царя к капитуляции. Король таким образом осознавал, что длительную войну с необъятной по территории и огромным людским ресурсам страной Швеции не выдержать. Кроме основной армии, которую король вел сам, в военных действиях против России должны были участвовать корпус Эрнста Детлофа фон Крассова (Крассау) и коронная армия короля Лещинского, армия Левенхаупта в Лифляндии и корпус генерал-майора Георга Любекера в Финляндии. Все они должны были отвлекать силы русской армии и облегчать действия короля на направлении главного удара. Однако на практике весь стратегический замысел Карла, как мы увидим, благодаря активным действиям русской армии или бездарному исполнению его шведскими генералами будет провален.

Исходя из численности и расположения частей шведской армии Петр готовился к их встрече и планировал свою стратегию. В основу ее были положены январские 1707 года решения генерального военного совета в Жолкве [114]114
  Городок в нескольких километрах к северо-западу от Лемберга.


[Закрыть], сводящиеся к следующим положениям: постоянно изнурять – «томить» – противника мелкими стычками и набегами и избегать генерального сражения на чужой территории до тех пор, пока не создастся для этого благоприятная ситуация на своей; лишать шведов возможности снабжения и расквартирования армии, для чего на занятой им территории не оставлять запасов хлеба, фуража, сена, скот и население угонять в глубокий тыл, а деревни сжигать; всемерно затруднять передвижение противника путем приведения в негодность дорог, разрушения мостов, устройства завалов и засек в лесистых местностях.

Чтобы как-то нейтрализовать неблагоприятную ситуацию в Польше, Петр I начал принимать меры по продвижению на польский трон своего кандидата – сначала Евгения Савойского, потом Якова Собесского и Ференца Ракоши, а в январе 1707 года в Ватикан к папе Клементию XI с поручением блокировать признание шведского ставленника Лещинского был послан князь Б. Куракин. В этом начинании царь вполне преуспел: в католическом мире Лещинского в качестве польского короля никто не признавал. Не упустил Петр и возможность мирного решения шведско-русского спора: он послал к королю Карлу английского дипломата с обещанием вернуть Швеции всю Прибалтику, кроме Ингерманландии с Санкт-Петербургом, но шведский король отказался верить в серьезность мирных намерений царя и предложение не принял – даже после того, как царь предложил за Ингерманландию солидный выкуп. «Я никогда не торговал своими подданными», – высокомерно ответил Карл.

Весть о том, что шведская армия уже на марше и приближается к Польше, сначала достигла А. Д. Меншикова, и тот поспешил сообщить ее находившемуся в Варшаве Петру I. 17—21 сентября 1707 года шведы перешли через Одер и шестью параллельно идущими колоннами в районе все того же Равича вошли в Польшу. На горизонте стали попадаться русские казачьи разъезды, но стычки с ними были редкими и незначительными. Скоро Меншиков отвел свой корпус за Вислу и занял там оборону, но король не стал атаковать его через реку по фронту, а решил обойти с севера.

В районе города Пыждры, при переходе через реку Варте, король снова попал в опасную ситуацию. При следовани вдоль крутого берега конь его оступился и сбросил седока в глубокую и быструю реку. Король, не умевший плавать, наверняка бы утонул, если бы ему не подоспел на помощь драбант Улоф Буман, который быстро спрыгнул с коня и бросился в воду в тот самый момент, когда бурный поток уносил монарха на середину реки. Буман сумел в последний момент ухватиться за камзол и вытащить короля на берег.

Меншикову пришлось снова отступить. Здесь, в районе к востоку от Познани, армия Карла простояла до ноября, ожидая присоединения рекрутов из Швеции. Король отделил от основных сил армии два полка пехоты и четыре полка драгун (около восьми тысяч человек) и поручил генералу Э. Д. Крассову с этими силами охранять Польшу и короля Станислава. Обязательства перед Лещинским дорого стоили Карлу, а в конечном итоге – Швеции. Отвлечение шести полков на решение непосильной к тому же задачи перед опасным походом в Россию было конечно же ошибочным, да и бесполезным шагом: контролировать страну с такими силами все равно не удалось, а на охрану Лещинского хватило бы и эскадрона.

10 октября 1707 года, близ городка Казимирж, был казнен Й. Р. Паткуль. Вероломно арестованный по ложному обвинению советников Августа, несомненно действовавших с его согласия, царский посол почти год просидел в саксонских крепостях. Царь Петр неоднократно требовал от Августа передачи ему Паткуля, но Август намеренно затягивал выполнение этого требования, ссылаясь на сложную обстановку в Польше и шведскую опасность. Потом был подписан Альтранштедтский мирный договор, и шведы потребовали выдать Паткуля. Курфюрст снова оказался в щекотливом положении, опасаясь в равной мере еще больше испортить отношения как с Петром, так и с Карлом. В конце концов Август пошел на то, чтобы инсценировать побег заключенного из крепости Зонненштайн, в которой тот был заключен последние месяцы, но побег осуществить не удалось: шведам надоело ждать, когда саксонцы соблаговолят выдать им «преступника и государственного изменника», они выслали в Зонненштайн отряд и увели узника с собой за день до планируемого побега. Вина за его трагическую и мученическую смерть полностью лежит на «каналье» Августе. Есть сильные подозрения, что этот хитрец в последний момент второй раз предал царя и Паткуля, уведомив шведов о возможности его побега [115]115
  См. книгу немецкого историка Е. Эрдмана «Ливонский государственный деятель Й. Р. фон Паткуль».


[Закрыть]. Перед союзником-царем он мог оправдаться тем, что помогал Паткулю бежать на свободу, а Карлу мог предъявить свое полное алиби и сотрудничество в духе Альтранштедтского мира.

... Шведы уходили, а Польша раздиралась противоречиями, спорами, вооруженными столкновениями и междоусобицами. Место ушедших шведов постепенно занимали русские, но и они, опасаясь вышедшей из Саксонии шведской армии, пока тоже не могли полностью контролировать страну. В Речи Посполитой продолжались разброд и шатание, униженный Август, сохранивший лишь титул короля, но потерявший корону, сидел в Дрездене, а Лещинский с короной на голове почти никакой поддержкой поляков не пользовался. Но и в антишведской партии возникли противоречия, на сторону шведов перешли Вишневецкий, правая рута гетмана Г. Ошнского, и некоторые другие магнаты. Карл обласкал Вишневецкого и тут же посадил в тюрьму – Вишневецкий встретил в шведском лагере какого-то родственника И. Любомирского и вступил с ним сначала в словесную, а потом и настоящую дуэль по-польски – на саблях. Дебоширов король не любил.

Под Познанью Карл XII принял турецкого посла Еркелюлю Мехмета-эфенди, прибывшего по поручению Юсуфа-паши, наместника султана в каком-то забытом богом городке Бендеры. Король долго сомневался, принимать или не принимать этого турка, но когда тот сообщил, что Юсуф-паша согласовывал вопрос о его поездке в Польшу с самим султаном, посла приняли. Мехмет привез с собой уверения в самом высоком и полном уважении Карла и в неподдельном восхищении его личностью как со стороны султана, так и всей Блистательной Порты. Турок также выразил королю благодарность за освобождение турецких пленных в Лемберге и обещал содействие в освобождении из турецкого рабства шведов, захваченных в прибалтийских провинциях и проданных туркам русскими.

Карл XII, дождавшись пополнения из Швеции и наступления морозов, дал приказ армии форсировать Вислу по молодому ноябрьскому льду. Переход реки произошел без всяких осложнений, если не считать провала в полынью четырех его генералов – Лагеркруны, Рууса, Кройца и Мейерфельта, но эта неожиданность была вполне объяснима, генералы всегда были тяжелее других военных, и лед под ними не выдержал. А. Меншиков уже заблаговременно отвел свой корпус на восток и занял позиции за рекой Нарев. Но Карл XII пока не собирался вступать в «правильный» фронтальный бой с русскими. Согласно Ф. Г. Бенгтссону и А. Стилле, Карл теперь стал весьма осмотрительным в выборе вариантов наступления и якобы перестал использовать фронтальную атаку на противника там, где тактические преимущества можно было достигнуть маневром. Это, по их мнению, свидетельствовало о возросшей взвешенности и солидности короля как военачальника. Возможно, король и на самом деле возмужал и стал более осторожным и сдержанным в проявлениях своих эмоций. Но подавить их до конца, как мы увидим чуть позже, ему не удастся. Мы скоро станем свидетелями совершенно противоположного поведения короля, когда он, уже находясь на Украине, отдаст приказ о штурме маленькой крепости под названием Веприк и бессмысленно положит под ее стенами массу солдат и офицеров. А эпизод с замятней в Бендерах? А «весьма успешная атака» норвежской крепости Фредрикехалль в 1716 гсщу? Нет, «упоения в бою» Карл XII будет искать до конца своих дней.

Тем не менее «...простыми, целесообразными движениями, – справедливо писал А. Стилле, – Карл разрушил русские планы задержать шведское наступление на польских речных линиях... Он одними маневрами вытеснил русских из Польши».

Шведы шли по литовской территории, прилегавшей к Пруссии. Местные жители встретили их враждебно, потому что армия отнимала у них все для своего пропитания. По всему маршруту следования каролинских частей в засадах сидели стрелки и уничтожали одиноких или отставших солдат. Карл, убедившись, что слова на них не действуют, приказал сжигать их деревни, а пойманных – расстреливать или вешать. В ходе поисков продовольствия шведы не гнушались пытками. Здесь же участились случаи дезертирства – в основном среди немцев, у которых корни были в Пруссии, Вероятно, воевать в России им не очень-то улыбалось. В Мазурских лесах, которые на марше армия захватила краем, застревали пушки и обозы. Одним словом, Литва, несмотря на то что Петру не удалось выставить здесь сильные заслоны, давалась шведам нелегко. В Гродно прибыл Петр и за Неманом стал организовывать оборону. По шведским данным, русские сосредоточили здесь большие силы – около 40 тысяч человек. Момент неожиданности использовать шведам не удалось, значит, приходилось надеяться на дерзкую атаку и шведский штык. Неман был важен Карлу, потому что с его преодолением открывались коммуникации на Курляндию и Лифляндию к Левенхаупту.

7 февраля 1708 года, пока армия медленно продвигалась к Гродно, король взял с собой 600 кавалеристов и 50 драгун и, оторвавшись от основных сил, к вечеру прискакал к уже знакомому ему городу. Обнаружив, что мост на Гродно защищает русская кавалерия, он немедленно атаковал ее. Завязался короткий бой, русские дрогнули и побежали на мост. Уже темнело, шведы не рискнули преследовать отступавших, и бой прекратился. Король переночевал у моста, а утром беспрепятственно занял Гродно. Петр оставил город без боя, поняв, что сюда стягиваются основные силы шведской армии. Давать генеральное сражение было еще рано. Когда Карл входил в город с западной стороны, Петр покидал его с восточной.

Между тем царь узнал, что в городе с небольшим отрядом находится сам король Швеции, Реншёльд и другие генералы, а шведская армия еще на подходе, и приказал бригадному генералу Мюленфельсу, немцу на русской службе, ночью внезапно напасть на спящий город и попытаться взять в плен Карла. Ворот в городе никаких не было, въезд и выезд контролировался с помощью шлагбаума. Расчет царя был верный, все шведы спали, считая себя в полной безопасности. Карл отдал распоряжение выставить у шлагбаума дозор из пятнадцати всадников и приказал всем спать. Если бы Мюленфельс повел себя более трезво и умно, то план Петра увенчался бы полным успехом. Но Мюленфельс, обнаруженный шведскими дозорными у самого шлагбаума, при первых же выстрелах испугался и остановился. Шведские же кавалеристы поступили дерзко: они сели на коней и с шумом-гамом врезались в передние ряды наступавших русских. На выстрелы из города пришла помощь – шведы даже не успели как следует одеться и с ходу вступали в бой. У Мюленфельса было три тысячи человек, но он дрогнул и в бой вступать не стал. Как писали шведские очевидцы этого эпизода, он растворился в темноте так же быстро, как появился [116]116
  Когда шведская армия стояла под Сморгонью, Мюленфельс снова появился в шведском лагере – теперь уже как перебежчик. Петр за дурное исполнение гродненской операции посадил его в тюрьму, но немцу каким-то образом удалось бежать, и теперь он просился на службу к шведскому королю. По мнению Е. В. Тарле, Мюленфельс укрепил короля в намерении идти на Москву. Возможно также, что предатель инспирировал планы поимки царя Петра. Впрочем, Карл никакой должности ему давать не стал, и Мюленфельс дошел до Полтавы волонтером. Там он был взят в плен, опознан и расстрелян как предатель.


[Закрыть].

10 февраля к Гродно подтянулись другие подразделения шведов, и русские больше никаких попыток беспокоить город не предпринимали. Генерал-квартирмейстер Аксель Юлленкрук, крупный специалист по топографии, сразу после занятия Гродно составил маршрут движения армии на Минск. «Юлленкрук знает все дороги наизусть», – говорил о нем король. На Минск армия шла в четырех колоннах, наступая на пятки русским, а русские, отступая, сжигали деревни, угоняли скот и не оставляли противнику возможности пополнять свои запасы. Уже здесь шведская армия начала ощущать трудности с провиантом, ночевками и в особенности с фуражом. Командование пришло к выводу, что для сохранения кавалерии нужно замедлять темпы передвижения и дожидаться подножного корма для лошадей. Чтобы обеспечить пропитание, армию по полкам распределили на огромной территории в треугольнике Гродно – Вильна – Минск. Король с лейб-гвардейцами и драгунами подался на северо-восток, 8 февраля достиг городка Сморгони, что на реке Вилия, и на пять недель устроил там свою штаб-квартиру. На этом вытеснение русских с польской территории практически закончилось.

Сморгонь, как не без иронии писал один участник похода, известна тем, что в ней находилась «высшая школа танцев» для бродячих медведей, но когда туда прибыл со своим штабом король Швеции, деятельность школы прекратилась и безработные дрессировщики ходили по городу и скучали. В соседних лесах было полно медведей, но Карл о них ни разу не вспомнил – он уже вырос из своих юношеских забав и забыл, как в Кюнгсэре с рогатиной один ходил на медведя.

В Сморгони королю пришлось решать более серьезные задачи. В частности, король занялся написанием методического пособия для командиров пехотных полков, в котором изложил свои мысли о строевой подготовке, о перестроениях и маневрах пехотных подразделений во время боя и вообще о пехотной тактике. На полковников научный труд короля произвел сильное впечатление, его стали называть «умной головой». Король назначал день и час для каждого полка и вместе с офицерами по три-четыре часа по своей методике муштровал солдат. В полковых журналах появились записи: «За день ничего не произошло, снова занимались упражнениями». А 6 марта полковник гвардии [117]117
  Этот чин соответствовал званию генерал-майора в армии.


[Закрыть]К. М. Поссе сделал в журнале запись: «Происшествий не было, если не считать смерти военного советника Хольмстрема в 11 часов ночи». Помните, читатель, эпиграмму на смерть собачки короля Помпея? Так вот: умер ее автор, Израэль Хольмстрем, пайковой советник штаб-квартиры короля. Кажется, неплохой был человек...

Но методическое пособие возникло, вероятно, походя. Мысли Карла XII были в значительной степени заняты более важным вопросом. Под Сморгонью шведская армия задержалась почти на месяц. Почему? Ведь стояла зима, которую Карл XII так предпочитал другим временам года для совершения быстрых и неожиданных маршей. Русские историки полагают, что Карл XII в Сморгони стоял на распутье и решал, куда и каким маршрутом пойти. В частности, он рассматривал и такой вариант, как поход через Псков на Ингерманландию. Понятно, что в этом случае Россию из войны вывести бы не удалось, но зато Швеция гарантированно, одним ударом, могла бы возвратить все потерянное в Прибалтике. Якобы еще в Саксонии король сказал генерал-квартирмейстеру Юлленкруку: «Мы можем иметь другой план: выгнать неприятеля с нашей земли и овладеть Псковом. На этом основании вы должны составить диспозицию к атаке». По свидетельству того же Юлленкрука, в ставке короля изучали крепостные сооружения Пскова и составляли планы овладения им. Петр и его окружение, кстати, тоже полагали, что целью похода шведов будет Прибалтика. «Я и теперь больше в том мнении, что пойдет к Левенхаупту в случение», – писал царь в феврале 1708 года А. Д. Меншикову. Но постепенно в голове Карла созревал и другой план, более полно отвечавший складу его характера и военного дарования: идти на Москву. Нанести русским сокрушительное поражение, занять Москву и продиктовать царю Петру мир на своих условиях. Этот план, несмотря на трудности и огромный риск, несмотря на предупреждения и опасения генералов, все более овладевал королем и в конечном итоге стал основным. Возможно, что восстание донских казаков под предводительством Булавина, а также перспектива привлечения крымского хана в качестве союзника сыграли свою роль при выработке этого варианта.

В Сморгони Карл XII объявил генерал-квартирмейстеру Юлленкруку о том, что скоро он по «большой дороге» [118]118
  Большой дорогой шведы считали тракт, берущий свое начало в Кёнигсберге и проходивший через Ковно, Вильну, Сморгонь, Минск и Смоленск на Москву.


[Закрыть]дойдет до Москвы. Юлленкрук сказал королю, что от Сморгони до Москвы – долгий путь и быстро туда не дойти. «Его Величество ответил, что надо только начать маршировать, и мы окажемся там», – вспоминает в своих мемуарах генерал-квартирмейстер. С этого момента в армии стали открыто говорить о большом походе на Москву. Генерал Андерс Лагеркруна, подыгрывая настроениям короля, говорил ему, что противник не посмеет преградить шведам путь на столицу, а лукавец Аксель Спарре посвятил монарха в старое гадание, согласно которому один из рода Спарре будет губернатором Москвы. Король намек понял и улыбнулся.

По воспоминаниям Юлленкрука, написанным в русском плену, он в этот момент пытался внушить Карлу XII мысль о пагубности дальнейшего углубления на территорию России и предлагал повернуть на север, взять Псков и прогнать русских из Лифляндии и Ингерманландии. Шведские историки довольно лояльно относятся к мемуарам Юллеькрука, считая, что бывший квартирмейстер короля Швеции не только пытался оправдаться задним числом в глазах потомков, как это делают все мемуаристы, но и был одержим стремлением к исторической правде и точности. Мало кто вокруг короля был так далек от интриг и подковерной возни, мало кто имел смелость высказывать неугодные ему мысли, и как полковой командир Юлденкрук.

Обеспокоенный планами Карла XII, А. Юлленкрук обратился к У. Хермелину и попросил его употребить все свое влияние на короля, чтобы убедить его в преимуществах идеи похода на север, в сторону Плескова [119]119
  Так шведы и немцы называли тогда Псков.


[Закрыть]. Королевский секретарь рассказал Юлленкруку, что фельдмаршал Реншёльд уже посвятил его в «московский» план короля. По мнению фельдмаршала, король никого не будет слушать и попытается осуществить этот план, несмотря ни на какие препятствия и уговоры.

А. Юлленкрук пошел к фельдмаршалу К. Г. Реншёльду и с глазу на глаз имел с ним разговор, аналогичный тому, что провел с У. Хермелином. В начале беседы генерал-квартирмейстер указал фельдмаршалу на то, что коммуникации шведской армии слишком растянуты: арьергардный полк Таубе только что вышел из Гродно, а авангард во главе с королем уже маршировал под Сморгонью. При желании русские могли воспользоваться этим и попытаться нанести шведам удары по разрозненным частям. Фельдмаршал выразил мнение, что противник на такие действия не отважится – он спешит укрыться за своими границами. Далее между ними произошла беседа следующего содержания:

Юлленкрук; Русские поступают умно, обеспечивая себе тылы и коммуникации со своей страной. По моему твердому убеждению, для нас было бы более полезно, если бы его величество придерживался тех же принципов и лучше бы шел на Плесков прогонять врага из своей страны, нежели пускаться в рискованное предприятие, идя на Москву; об этом теперь говорят все.

Реншёльд: Уверяю вас, что ни я, ни кто-либо другой не может проникнуть в замыслы короля, ибо когда мы спим и отдыхаем, он работает своей головой больше, чем мы думаем.

Юлленкрук: Да не оставит его Господь! Но неудачный замысел и действия могут иметь тяжелые последствия.

Решоёльд: Король знает, что делает; поверьте, Бог на самом деле с ним, и он осуществит свой план более успешно, нежели некоторые думают.

Заметив, что Реншёльд продолжать дискуссию больше не был настроен и отделывался гладкими верноподданническими фразами, Юлленкрук промолчал и вышел. Но он продолжал испытывать угнетающее его совесть беспокойство, и некоторое время спустя, когда штаб-квартира переместилась в Радошковичи, он все-таки отважился сделать еще одну попытку отговорить Карла XII от похода по «большой дороге»:

Юлленкрук: Противник попытается помешать нашему продвижению.

Король: Они нас не остановят. Скажите мне, каким образом они могут это сделать?

Юлленкрук: То, что противник решится на баталию с вашим величеством, мало вероятно. Но он может окопаться за оборонительными сооружениями на труднопроходимых дорогах и будет защищать их со всей своей силой.

Король: Все их оборонительные укрепления ничего серьезного не представляют и нашему продвижению не помешают.

Юлленкрук: Если противник увидит, что ему не удается остановить армию, он начнет выжигать свою страну.

Король: Если они сами не сожгут ее, то это сделаю за них я.

Юлленкрук: Ваше величество со временем узнает, как опасно заходить вглубь территории противника, оставляя далеко позади собственную и собственные коммуникации.

Король: Мы должны на это решиться, пока нам сопутствует счастье.

Юлленкрук: Счастье бывает обманчиво, ваше величество имеет перед собой убедительный пример короля Франции, который во всех своих делах был баловнем удачи, но когда его армия слишком далеко удалилась от своей страны к Хёхштедту на Дунае, она вся целиком погибла...

Король: Бедный француз, ему уже никогда не подняться на ноги.