Текст книги "Карл XII, или Пять пуль для короля"

Автор книги: Борис Григорьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 41 страниц)

– Это намного лучше, нежели умирать медленной смертью в мрачном окружении врачей, нотариусов и всхлипывающих родственников.

Рана короля – в левую половину груди – оказалась не очень серьезной, вместе с другими ранеными он был переправлен в Штральзунд и с помощью лейб-медика Мельхиора Ноймана через несколько дней встал на ноги. Для здоровых солдат средств для переправы по воде не хватило, и они все попали в плен. Короткая, но драматичная эпопея обороны Рюгена завершилась. Падение Штральзунд а стало теперь вопросом времени.

27 ноября, когда союзные войска приступили к бомбардировке крепости, Карл покинул постель и вернулся в строй. В первый же день его жизнь снова подверглась опасности. По рассказам историка Нурдберга и драбанта Акселя Патрика Томсона, Карл XII стоял на площади, ожидая каких-то офицеров, когда рядом с ним упала бомба. Все, кто был рядом, кроме вышеупомянутого драбанта, разбежались в стороны, в то время как драбант успел встать между королем и бомбой, заслоняя его своим телом. Король подбежал к шипящей бомбе и пнул ее ногой. Бомба свалилась в канаву и, словно скорчившись от боли, скоро «сдохла». Еще одна удача для короля! Которая по счету?

Как-то вечером Карл решил сделать рекогносцировку занятого противником Рюгена, для чего ему предоставили небольшой баркас с несколькими матросами и корабельного мастера Шмидта вместо капитана. При приближении к острову баркас попал под сильный мушкетный обстрел, Шмидт тут же упал на дно суденышка, а король, наоборот, выпрямился, снял перчатку с левой руки и стал махать правой. Закончив осмотр, король приказал возвращаться обратно в гавань Штральзунда. Шмидт постепенно пришел в себя и обратился к королю с такими словами:

– Ваше величество, я никакой не капитан, а корабельных дел мастер вашего величества. Мое дело днем строить суда, а по ночам строгать детей.

Король дружелюбно заметил, что и в качестве капитана корабельный мастер Шмидт не посрамил своей профессии.

А кольцо вокруг Штральзунда неуклонно сжималось, и ветхие крепостные сооружения города плохо выдерживали осаду. Главнокомандующий союзными войсками Фридрих Вильгельм I предлагал покорить город изнурительными бомбардировками, как это в 1678 году сделал его отец. Саксонский генерал Ваккербарт планировал взять крепость по всем правилам фортификационного искусства. Он разработал план штурма крепости в самом сильном месте – в так называемых Франкских Воротах. Прусский подполковник фон Кеппен, знавший крепость изнутри, подсказал саксонцу, что редуты на Франкских Воротах можно незаметно обойти ночью через омывающий их морской рукав, глубина которого не превышала полутора метров. На эту же идею, возможно, натолкнул Ваккербарта и шведский перебежчик, лейтенант Маршальк, который перешел на сторону противника, оскорбленный грубым обращением своего полковника.

Об операции не предупредили даже датчан. Ваккербарт сообщил им только, что главный удар должен был наноситься на их участке, и когда наступила ночь, датчане дали залп из пушек и пошли в атаку. Пушечный залп послужил сигналом к скрытому маневру саксонцев и пруссаков у Франкских Ворот. Им удалось незаметно для шведских защитников преодолеть водную преграду и ударить им в спину. Ворота взять не удалось, но взятие редутов ускорило падение крепости и усилило раздоры в лагере союзников. Датский генерал фон Шольтен был крайне возмущен тем, что его не посвятили в секретный план штурма Франкских Ворот, и стал демонстративно саботировать сотрудничество с союзниками. Фредрик IV отдал приказ фон Шольтену занять Рюген и назначил на нем датского губернатора.

Карл XII, только что вернувшийся с Рюгена, за потерю редутов у Франкских Ворот устроил своим «ротозеям» разнос. Кроме позиционного урона, шведы понесли большие потери в живой силе: из 1100 защитников редутов 700 были убиты или попали в плен. Король с утра до вечера пропадал на передовой. 18 декабря погиб молодой фон Дюринг. Положение осажденных с потерей Рюгена и отсутствием поддержки со стороны флота стало безнадежным. Никто не знал, о чем думал в эти дни Карл XII, он ничем не проявлял своей озабоченности, хотя вполне естественно предположить, что мысли его посещали отнюдь не веселые. Выхода не было: можно было выбирать между капитуляцией и гибелью под руинами города. Не исключено, что король предпочитал второй вариант, но об этом никому не говорил. Шведская армия уже капитулировала дважды: под Переволочной и в Тённинге. Третью капитуляцию Карл не хотел допустить ни под каким видом.

Большую часть времени он оставался наедине с самим собой и стал даже более одиноким, нежели в Турции, – и в личном плане, и в политическом. Все товарищи его погибли, а на дипломатическом горизонте, закрытом плотными тучами, не было ни малейшего просвета. Неожиданно Карл решил пойти своим врагам на дипломатические уступки: он предложил пруссакам город Штеттин, датчанам – денежную компенсацию за то, чтобы сохранить Штральзунд с Рюгеном за собой. Но было уже поздно – противник решительно отклонил это «великодушное» предложение.

Гражданское население крепости (около восьми тысяч человек) переносило тяготы осадного положения с достоинством и молилось о спасении короля Швеции. Офицеры и свита упрашивали его пренебречь дальнейшей судьбой города и попытаться спастись, пока это было возможно: ведь с гибелью короля, говорили они, Швеция совсем пропадет. Маленький остров Хидцен Зее, расположенный к западу от Рюгена, чудом сохранился в шведских руках, и существовала возможность на небольшом судне незаметно выбраться из Штральзунда. Нужно было торопиться, потому что зима стояла холодная и морозы сковывали прибрежные воды, отвоевывая у моря все новые и новые пространства. Король колебался: один раз, после Полтавы, он уже бросил своих солдат на произвол судьбы, на второй раз не хватало решимости. С другой стороны, смысла оставаться в Штральзунде уже не было, потому что удержать город от падения не было никакой надежды. Оставаться и дальше в крепости лишь для того, чтобы продемонстрировать непреклонность перед врагом и солидарность со своими солдатами?

22 декабря он наконец сдался. Акваторию порта и подступы к нему уже сковало льдом, и оставалась лишь узкая протока, вырубленная и пропиленная во льду специально для Карла. В два часа утра он сел в небольшую весельную шлюпку и благополучно добрался до Хидден Зее, где его уже ждал корабль. С ним отправились генерал-адъютанты фон Розен, Отто Юхан фон Дюринг [238]238
  Другой Дюринг, однофамилец погибшего четыре дня тому назад спутника короля.


[Закрыть]и камер-паж Юхан Мандершерна. По дороге шлюпка попала под обстрел, но благополучно добралась до островка, где пассажиры пересели на лихтер или грузовой галиот «Кит» и вышли в море. «Кита» сопровождали еще два лихтера, на которых разместились персонал канцелярии короля и какие-то «поляки и турки» – скорее всего, «финансовые люди» погибшего казначея Гротхюсена, не терявшие ни при каких обстоятельствах надежды получить со шведов свои денежки. Верных драбантов король оставил в Штральзунде.

Впрочем, о драбантах и о гарнизоне позаботился генерал Дюккер: на следующий день после бегства Карла из Штральзунда, 23 декабря 1715 года, он принял предложенные противником условия капитуляции, согласно которым остатки королевского двора, драбанты, а также тысяча природных шведов со 120 офицерами, при сохранении оружия, получали право свободного возвращения на родину в Швецию [239]239
  Висмар пал в апреле 1716 года. Около тысячи шведов отправили домой, иностранцев, состоявших на шведской службе, отпустили под честное слово. Капитуляцию крепости ускорило движение русского корпуса, направлявшегося по просьбе Дании в Мекленбург. (По времени это совпало с выдачей племянницы царя Петра замуж за мекленбургского герцога.)


[Закрыть]. В те времена между враждующими аристократическими кланами еще существовала такая старомодная «нелепость», как рыцарственность и великодушие по отношению к побежденным, которая в более поздние времена была тщательно вычищена и вытравлена новыми подходами к ведению боевых действий.

... Накануне из Стокгольма пришло известие о смерти «папымамы» – так иногда Карл называл свою бабушку Хедвиг Элеонору. Предсмертным пожеланием 79-летней королевы-вдовы было заключение мира и возвращение внука домой. По поводу похорон бабки сестра несколько раз писала брату в Штральзунд, но он ей так и не ответил. Скромные похороны состоялись в январе 1717 года. Вместе с ней в усыпальницу королевской семьи в церкви Риддархольмсчюркан положили гроб с телом старшей сестры Карла Хедвиг Софии, который с 1708 года стоял в Стокгольме непогребенным.

Глава двадцать первая
ДОМА

...и что ж осталось

От сильных, гордых сих мужей ?

Столь полных волею страстей?

А. С. Пушкин. Полтава

После 15-летнего отсутствия Карл XII скромно и без всяких церемоний и салютаций вступил на свою землю. Это случилось в шесть часов утра 24 декабря 1715 года близ города Треллеборга. Постояв некоторое время у большого камня, он в сопровождении своих спутников двинулся пешком к городу. Он прошел через весь город по главной улице, потом сел в карету и после обеда приехал в Истад. Там Карл поселился в тех же апартаментах, в которых ночевал в июне 1700 года перед отплытием на войну с датчанами. «Король уже весь сед и оплешивел, и токмо по обеим сторонам за ушми немного волос кудреватых осталось», – через два года доложит Андрей Иванович Остерман царю Петру с Аландской мирной конференции. В поседевшем и оплешивевшем человеке, со следами пережитых страданий на лице, вряд ли бы кто узнал прежнего Карла, отправившегося в поход на Копенгаген пятнадцать лет тому назад...

В доме стояла все та же мебель: диван, крашеный платяной шкаф, выставленные на подоконниках мирты... Вероятно, та же самая служанка в белом переднике встретила его на пороге. Испытывал ли он какие-либо чувства, оказавшись через столько лет в той же самой точке своего жизненного пути? Или его сердце, как всегда, билось ровно и холодно? Вспоминал ли он о прошлом как о какой-то героической саге или окрашивал его в самые мрачные тона? А может быть, все это было сном? Истад – Хумлебэк – Нарва – Лаис – Двина – Клишов – Краков – Торн – Хайльсберг – Лемберг (Львов) – Пунитц – Гродно – Альтранштедт – Головчин – Татарск – Костеничи – Батурин – Гадяч – Коломак – Полтава – Переволочна – Очаков – Бендеры – Прут – Демотика – Потеши – Штральзунд – Истад.

Круг замкнулся.

Француз О. Монтрайё писал о резиденции шведского короля в Иетаде, что, с тех пор как Карл XII покинул в 1700 году Стокгольм, «...для своего жилья он всегда выбирал самые неудобные и неприятные помещения». С ним не соглашается швед Б. Лильегрен: Монтрайё был скорее заинтересован в создании мифов вокруг короля Швеции, чем в правдивом описании его жизни. Дом, в котором поселился Карл, был самым лучшим в Истаде и выглядел он вполне прилично.

Долгое время с легкой руки историков А. Фрюкселля и К. Гримберга циркулировал мрачный анекдот о Карле XII, согласно которому он якобы сразу по прибытии домой отдал приказ расстрелять капитанов и экипажи двух судов, не явившихся в Хидден Зее для осуществления спасательной операции. Галиоту «Проворный» и еще одной бригантине действительно было приказано держаться поблизости от Штральзунда и быть готовыми к тому, чтобы принять на борт короля, но в связи с тяжелой ледовой обстановкой они были вынуждены уйти в открытое море, так что в распоряжении Карла XII остались лихтер «Кит» и еще какие-то два грузовых суденышка. Король действительно приказал расстрелять несколько дезертиров с Рюгена, среди которых и был один шкипер, но никакого отношения к спасательной операции эти люди не имели [240]240
  Капитану «Кита» Кристофферсу король за свое спасение пожаловал дворянство, дав ему родовую фамилию Анкеркруна.


[Закрыть].

Как бы то ни было, но анекдот отражает то подавленное настроение, в котором Карл пребывал по возвращении на родину. Ф. Г. Бенгтссон пишет, что он, измученный длительной походной жизнью и «обогащенный» полученными в Турции уроками, приобрел склонность к восточной жестокости и находился в состоянии глубокого отчаяния и полу-помешательства. Но внешне он ничем не выдавал своего настроения. Один голландский дипломат писал, что «...все, кто побывал в Истаде, не жалеют слов на описание бодрого настроения и милостивого отношения короля ко всем, кто к нему приближается. Они заверяют, что никогда раньше не видели своего короля таким разговорчивым, радостным и довольным, как теперь». В то же время все отмечали, что король сильно изменился внешне: у него появились большие залысины, на обветренном лице явственно проступили рубцы от перенесенной в детстве оспы, а волосы на висках поседели; синие глаза все так же были полны жизни, но, когда он чувствовал себя усталым, правый глаз неестественно расширялся и взгляд становился странно пристальным; исчезла былая гибкость, появилась хромота...

Несомненно, король в последние годы правления был суровым хозяином для своей страны, ненавидимым не только чиновным сословием, но также и большинством населения. За короткое время Карл приобрел характеристику сумасшедшего, потому что не желал и слышать о мире. На самом деле, как считают большинство шведских историков, мира король желал, но не на таких грабительских и унизительных, как он считал, для него и его страны условиях. Он возлагал надежды на время и ловкость своего нового помощника барона Гёртца. А пока нужно было организовать вокруг Швеции надежную оборону, чтобы, с одной стороны, внушить врагам уважение, а с другой – иметь возможность в случае вторжения отбиваться от наседающего противника. А хорошая оборона всегда даст возможность использовать и наступательные методы. Для этой «простой» программы действий, к сожалению, не хватало трех вещей: времени, солдат и денег. А раз не хватало времени, то средства для достижения двух других целей должны быть скорыми, эффективными и суровыми.

Но страна устала и ждала мира. Мира во что бы то ни стало. Мира любой ценой и как можно быстрее. Шестнадцати лет опустошительной войны было слишком много даже для такой воинственной страны, как Швеция. А когда с прибытием короля налоги стали расти еще больше и возобновились рекрутские наборы, настроение шведов ухудшилось до отчаяния. Им стало ясно, что ничего хорошего от будущего ждать не приходится. Страна шла к пропасти – моральной, экономической, социальной и военно-политической. К тому же, как назло, в последние три года правления Карла в Швеции случился неурожай. Нужда стучалась в каждую шведскую дверь.

Король между тем придерживался мнения, что кое-какие резервы в стране еще сохранились, нужно только преодолеть косность, инерцию и нежелание, а средства вместе с людьми найдутся. Чтобы знать настроения своих подданных, Карл поручил генеральному фискалу Лейонстедту организовать систему полицейского сыска. Мало ли в какое русло могло направиться недовольство войной! И хотя в народе при Карле XII и после него твердо укоренился миф о том, что в последней его армии воевали одни мальчишки и подростки, статистика населения за 1750 год, утверждает Ф. Г. Бенгтссон, показывает другое: в стране в 1715 году еще были молодые мужчины, и с рекрутскими наборами короля все обстояло не так уж и мрачно. А уж истории о том, как в одной округе женщины передрались между собой из-за одного портного как единственного не призванного на войну мужчину, нужно отнести к разряду фантазий.

В народе последние три года при Карле XII называли «гёртцевской годиной», внешне очень похожей на русскую «бироновщину». Сразу, как только король объявился в Швеции, начинается быстрое восхождение нового его сподвижника – барона Георга Хейнриха Гёртца, «отметившегося» во всех сферах общественной деятельности королевства: в политике, дипломатии и экономике. Не лишенный талантов, человек инициативный, бесцеремонный и беззастенчивый, свободный от всякой национальной привязанности, типичный искатель счастья, а главное – полностью разделявший взгляды своего повелителя и пользовавшийся его полным доверием, «блестящий барон» Гёртц стал теперь единственной крупной фигурой Швеции, заменив графа Пипера и всех королевских генералов и дипломатов.

«Паткуль наизнанку» родился на юге Германии, поступил на службу к голштинскому герцогу, стал его пажом, а потом личным советником и министром, одновременно выполняя обязанности личного посланника шведского короля при голштинском дворе. Этот человек обладал способностью видеть разрозненные вещи в их совокупности и был одержим такой активной деятельностью, которую только превосходила его изобретательность. Он в чем-то походил на самого Карла XII, что и объясняло причину их тесных и гармоничных отношений. Они оба не любили размениваться на мелочи, избегали полумер и боязливой осторожности, оба мыслили широкоформатно и смело. К тому же барон, в отличие от короля, был человек практического склада и полезен королю во всех повседневных и житейских делах.

Вольтер, встречавшийся в Париже с бароном до его поступления на шведскую службу, довольно тесно сошелся с ним. «Не бывало еще человека столь податливого и в то же время столь отважного, столь находчивого в неудачах и столь амбициозного в своих замыслах, – пишет Вольтер. – Никакой проект не пугал его, и ни перед какими средствами для осуществления своих целей он не останавливался, рассыпая повсюду подарки, обещания, клятвы, ложь и истину».

Французский историк А. Жоффруа, современник Гёртца, оставил о нем следующую характеристику: «Барон Гёртц был, несомненно, одним из тех политических интриганов, чья ловкость и наглость столь часто будоражили политику XVIII века. Он родился в добропорядочном франконском семействе, учился в Йене, был сначала пажом у зятя Карла XII, герцога Голштинии, и сделал себе карьеру при этом маленьком дворе. По его проискам получил отставку первый министр, чье место он и занял после смерти герцога. Этот трусливый, наглый и развратный картежник стал абсолютным властителем герцогства, но его амбициям было тесно в столь узких пределах. Занимаясь делами Голштинии, он сделался известным Карлу XII и во время своей поездки в Бендеры [241]241
  Неточно: с Гертцем Карл познакомился еще в Польше после битвы под Клишовом, когда барон прибыл за телом погибшего голштинского герцога Фридриха IV, зятя короля.


[Закрыть]понравимся королю. Участвуя в интригах, связанных с проблемой шведского престолонаследия, он не постеснялся [242]242
  Возможно, французский историк имеет в виду «антишведский» поступок барона, связанный с его планом сохранения самостоятельности герцогства Готторп-Голштинии ценой сближения с Данией и членами Северного союза. Весной 1707 года прозорливый барон пытался получить у Карла XII согласие на сближение с Копенгагеном, и если бы не граф Пипер, вовремя вмешавшийся в дело, Гёртц уговорил бы короля. Уже в 1709 году он разработал план сближения с Петром I с помощью матримониальных связей и давно вступил в тайный контакт с Берлином – отнюдь не для продвижения шведских интересов.


[Закрыть]явиться к Карлу XII после его возвращения из Турции, чтобы предупредить возможное неудовольствие короля и всячески угодить его страсти к войне, обещая доставить для оной новые средства и новых рекрутов. Уже с начала 1716 года Гёртц имел безраздельное влияние на короля, не получив при этом никакой официальной должности и даже шведского подданства».

Гёртц был человеком не только слова, но и дела. Он взялся самолично «тянуть» воз шведской дипломатии и великолепно с этим справлялся. Он придумал, как добыть для армии деньги, и деньги стали поступать в казну. Еще до него Карл с подачи К. Фейфа ввел в стране в употребление новые шведские деньги – мера, которая срабатывала не очень успешно и которую несправедливо приписывали потом Гёртцу. Барон же перенял опыт Франции и Голландии и предложил королю апробировать в Швеции систему облигационных займов. Он занялся рекрутскими наборами – дело и тут сдвинулось с места. Чиновничество и Госсовет оставались на своих местах, но они практически бездействовали – все делал неутомимый Гёртц с несколькими своими помощниками. Формально он так и остался голштинским министром, а на деле стал новым «великим визирем» Карла XII (кстати, Великий Визирь было одним из его прозвищ). Среди фаворитов разных монархов барон Гёртц казался удивительной, просто выдающейся личностью. Он выглядел настоящим Геркулесом. В положении Карла и страны Гёртц был сущей находкой.

Что же Карл? Король тоже не сидел без дела.

Накануне Рождества в Истад приехал его зять – Фридрих Гессенский, ставший по распоряжению короля генералиссимусом шведской армии. На обеде, данном в его честь, король вопреки своим правилам разговаривал, шутил и выглядел вполне довольным. Это была первая встреча Карла XII с мужем сестры. Гессенцу было уже 38 лет, и он на 15 лет был старше Ульрики Элеоноры, для него это был второй брак (его первая жена умерла в 1705 году). К браку сестры с гессенским принцем король Карл относился, мягко говоря, противоречиво. Тщеславный Фридрих женился на Ульрике Элеоноре отнюдь не по любви, в чем он позже признавался сам. Хотя шведский король никогда и не высказывался о причинах своих сомнений, но, скорее всего, они носили династический характер. У самого короля детей не было, и ситуация с его наследником выглядела не совсем однозначно. На шведский трон после его смерти могли претендовать два человека: родная сестра короля Ульрика Элеонора и его племянник, сын старшей сестры голштинский принц Карл Фридрих, которого усердно «продвигал» барон Гёртц, На стороне сестры был старый закон о престолонаследии, но он действовал в ее пользу в случае, если она не была бы замужем. Все это можно было бы урегулировать и закон изменить, но Карл вел себя пассивно и оставлял вопрос открытым.

Как всегда, король занялся армией [243]243
  По мере возможности король уделял внимание и флоту. Так, спущенные на воду новые фрегаты получили в честь турецкого «сидени» турецкие имена: «Йылдерин» и «Ярамас». По прочтении этих слов подряд получится фраза: «Вот я иду!»


[Закрыть]. Получив богатый опыт на полях сражений, он приступил к ее кардинальной реорганизации. Король по-прежнему делал ставку на сильную кавалерию, а в части пехоты – на пику и штык, дал возможность барону Карлу Крунстедту создать новый род войск – артиллерию, которая стала более мобильной. Артиллерийские батареи применялись теперь не только в составе воинских частей, а придавались им как самостоятельные боевые единицы. Реорганизации подверглись также управление войсками и система мобилизации. Основной тактической единицей оставался полк, но полки стали объединять в бригады (indelningar) и армейские группы (tilldelningar). Во главе каждого рода был поставлен командующий (командующий пехотой, командующий кавалерией и командующий артиллерией). Появилась новая структура главного штаба – он состоял из семи отделов, наделенных постоянными функциями и полномочиями: первый – юридический; второй – полевой комиссариат, ведавший полевой кассой, снабжением и состоянием здоровья личного состава; третий и четвертый отделы занимались содержанием и обучением полков (один – для кавалерии, другой – для пехоты и артиллерии), а пятый, шестой и седьмой – оперативные отделы, то есть Генштаб в узком смысле слова: маршевый отдел, отдел порядка (маршруты движения, полевые лагеря, подвоз материальной части) и отдел планирования операций.

... В январе 1716 года в резиденции Карла в Истаде случилась странная история – из личной комнаты короля пропали шкатулка и хранившиеся в ней вместе с некоторыми важными документами 2 тысячи дукатов. Через два дня шкатулку подложили обратно, в ее замке обнаружили обломок ключа. Обломок показали местному слесарю, и тот признал, что ключ был сделан им по заказу одного господина. Какого? Ремесленник фамилии заказчика не запомнил, внешность его описать точно не смог, зато сказал, что если встретит его, то, несомненно, опознает. Дальше все было делом техники: следователи взяли ремесленника в резиденцию Карла и стали вместе с ним наблюдать за всеми посетителями. Когда дверь резиденции открыл генерал-адъютант Карла полковник Отто Юхан фон Дюринг, ремесленник указал на него пальцем: «Вот этому господину я сделал ключ».

На следующий день (на седьмой день после кражи) в присутствии гофмаршала Густава фон Дюбена состоялась очная ставка ремесленника с Дюрингом. Слесарь повторил свои показания, а Дюринг, признав, что ключ у него действительно заказывал, заявил, что речь шла о другом ключе, не имевшем к шкатулке никакого отношения. В доказательство он потряс перед Дюбеном связкой ключей. Слесарь, однако, продолжал утверждать, что найденный в шкатулке обломок был от ключа, изготовленного им по заказу Дюринга.

Следствие и очная ставка были проведены без ведома короля, и когда он узнал ей этом, то сделал Дюбену сильное внушение. Как можно было верить показаниям какого-то подлого слесаря и бросать тень подозрения на офицера каролинской армии! Генерал-адъютант не может украсть! Но когда королю предъявили новые доказательства причастности Дюринга к исчезновению шкатулки, он, кажется, уже поверил, что генерал-адъютант все же может стать вором. Во-первых, слуга Дюринга показал, что на упомянутой выше связке ключей одного ключа не хватает. Во-вторых, Дюринг предпринял попытку подкупить жену слесаря, чтобы она уговорила мужа изменить свои показания. Когда все это обнаружилось, Дюринг стал путаться в своих показаниях.

Излишне говорить, как сильно был потрясен Карл произошедшим. Он дал указание уволить Дюринга из армии и по возможности сохранить его дело в тайне, чтобы не дать повода для подозрений в отношении всего офицерского корпуса. Когда же Дюринг стал пробиваться к королю, чтобы доказать свою невиновность, король приказал выслать его из страны. Бывший полковник и генерал-адъютант долго – даже после смерти Карла – и безуспешно пытался смыть с себя позорное пятно. Окончательную ясность в это дело не смогли внести и историки: судя по всему, король Швеции приказал уничтожить все документы следствия, дабы потомки не могли узнать об этом позорном для каролинской армии происшествии.

... Сразу после наступления нового, 1716 года судьба, казалось, стала подсовывать королю в руки новые козыри. Как уже упоминалось выше, на Балтике стояли такие крепкие морозы, что они сковали пролив Эресунн. По нему каждый день на шведский берег добирались бежавшие из датского плена шведские солдаты и офицеры. Король тут же распорядился подтянуть к Ландскруне несколько полков, что вызвало в Копенгагене настоящий переполох. Датчане вспомнили, как дед нынешнего шведского короля, Карл X, в свое время – правда, во внутренних датских проливах – перебросил по льду свою армию и нанес датчанам решительное поражение. И Карл XII воспылал надеждой в предчувствии новой победы. Но нет! Подули сильные ветры и взломали лед в Эресунне.

Чтобы взять реванш за поражения на юге и не показаться спящим в берлоге медведем, король решил тогда совершить набег на Норвегию. Толчком к первому норвежскому походу послужил переход на шведскую сторону норвежского унтер-офицера Вильстера, который еще в сентябре 1715 года сделал принцу Фридриху Гессенскому предложение напасть на Норвегию в зимнее время. Другой наступательной альтернативы королю в этот момент просто не подвернулось. Оборонительные возможности Норвегии были ограниченны, а время, для того чтобы ошеломить противника, было подходящее: кто же воюет зимой? Поскольку самым важным было налететь неожиданно, то готовились к походу быстро, то есть кое-как, но в обстановке глубокой секретности.

Когда шведы 27 февраля 1716 года выступили из Истада, никто из них не знал, куда ведет их король, и ни на ком из них, включая самого монарха, не было даже хороших зимних вещей. Т. Г. Бъельке, командир Бухюсленских драгун, когда его полк подняли по тревоге, подумал, что предстоит очередной смотр или учения. Поэтому, как вспоминали потом об этом Понятовский, фон Розен и Бъельке, участвовавшие в первом норвежском походе Карла XII люди зябли и ужасно страдали от холода и голода.

Первый норвежский поход Карла XII. 1716.

Перед вторжением в Норвегию король издал приказ о необходимости вежливого и почтительного обращения с местным населением [244]244
  Б. Лильегрен пишет, что Карл XII, очевидно, понимал, что норвежцы – это не «дикие» поляки или «русские варвары».


[Закрыть]. Шведским силам на юге Норвегии противостоял датско-норвежский корпус Бартольда Хенрика фон Лютцова в количестве 13 500 человек, а на севере, в районе Тронхейма, дислоцировался еще один отряд численностью около шести тысяч человек. Планом Карла предусматривалось перекрыть горные перевалы в центре страны, чтобы помешать соединению южного и северного контингентов противника и нанести удар по столице Норвегии Христиании (Осло) с севера (сам король) и юга (генерал К. Г. Мёрнер).

С Карлом шел небольшой корпус численностью 3200 человек. При переходе через норвежскую границу имел место кавалерийский бой, в котором были ранены Понятовский и гессенский зять короля (последний был вынужден вернуться на лечение в Швецию). Однако шведы рассеяли датско-норвежский отряд и взяли в плен их командира полковника Крусе. В бою чуть не погиб король – его спас на этот раз фон Розен. Поскольку фон Лютцову своевременно удалось поставить сильный заслон на важных горных перевалах, прикрывающих подступы к Христиании (Осло) с севера, то шведы были вынуждены повернуть на юг, чтобы идти на соединение с корпусом К. Г. Мёрнера.

Местность была незнакомой, покрыта глубоким снегом, и шведы шли наугад. Все мужское население разбежалось по лесам, а на редких хуторах оставались одни женщины, старики да дети. На одном таком хуторе шведы с трудом отыскали какую-то древнюю старуху с трубкой в зубах и за хорошее вознаграждение уговорили показать дорогу. Старуху привели к королю, тот без всяких предисловий взял ее за руку, и они вместе по глубокому снегу заковыляли в лес. Зрелище, как вспоминали очевидцы, со спины было незабываемое: прихрамывающий по-стариковски король Швеции по пояс в снегу, а рядом, рука об руку с ним, ковылявшая старая карга, изо рта которой, как из паровоза, столбом валил дым! Трубка гасла, и тогда Карл помогал ей закурить снова. Король спрашивал ее о жизни, о стране, и время прошло незаметно. Старуха вполне справилась со своей задачей, и на прощание король вручил ей пару золотых дукатов. Норвежка изумилась и спросила: «Ты кто?» Карл ответил, что он такой же, как и люди радом. «Наши офицеры не такие щедрые», – сказала она и ушла.

О Карле XII в период первого норвежского похода сохранились и другие воспоминания, например, свидетельства норвежского пастора Сёрена Хагерупа из местечка Аас, у которого король переночевал вместе с генералом Юханом Виммерихом Дельвигом, А. Левеном, двумя поварами и камер-па-жом Мандершерной. Пастор видел короля молодым и нашел теперь его сильно изменившимся. Король был простужен, говорил невнятно, и пастор с трудом его понимал. Во время всего разговора с уст Карла не сходила улыбка. «Он, казалось, не ходил, а порхал или летал, как муха, – вспоминал Хагеруп, – что было вполне понятно, потому что он никогда не снимал с себя плаща, а его нога была сильно повреждена. Из носа у него постоянно торчит “шнурок” густой жидкости, и вид его довольно неприглядный – особенно когда он ест, ибо он забрасывает в рот пищу, как сумасшедший, а не как король. В одиннадцать часов вечера он поел вместе со своими любимцами генерал-майором Дельвигом и полковником Левеном, а в час ночи лег спать прямо на солому, не снимая сапог со шпорами, в плаще и со шпагой. Говорят, что он спит так всегда, а Дельвиг ложится рядом с ним. Из питья он употреблял только холодную сырую воду, но поесть он любил. Ровно в четыре утра он был уже на ногах».

... Соединившись с Мёрнером, Карл предпринял штурм Христиании, и 22 марта они совместными усилиями заняли норвежскую столицу. Этой вылазкой Карл XII добился своей первой цели: он все-таки слегка разозлил датчан, и это было лучше, чем сидеть без дела в Истаде и ждать, когда враг вторгнется в страну.