Текст книги "Карл XII, или Пять пуль для короля"

Автор книги: Борис Григорьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 41 страниц)

План сражения был прост: ночью, с сохранением глубокой тайны и мер предосторожности, быстро миновать систему петровских редутов, подойти с северо-запада и севера к позициям русских в основном лагере, к рассвету отрезать их от единственного моста, окружить и пустить в ход шведскую «молотильную» машину. В том случае, если противник не выйдет из своего лагеря в «чистое» поле, шведы собирались взять его измором [157]157
  Совершенно нереальный вариант, если шведы не смогли взять Полтаву, то как они собирались брать измором превосходящую их та крайней мере в два с половиной раза русскую армию?


[Закрыть]. Марш, который должны были совершил шведские пехотинцы, был не длиннее четырех километров.

Но русские теперь знали о предприимчивости короля Швеции и от подобных неожиданностей обезопасили себя заранее, выстроив перед своим лагерем дополнительные редуты. Король и Реншёльд решили противопоставить этой предупредительности быстроту и точность маневра, а также скрытность операции с учетом... темноты [158]158
  Эго в летнюю-то ночь, когда сумерки наступают поздно, а светает очень рано!


[Закрыть]. Пехота должна была скрытно подойти к южной точке редутной системы четырьмя параллельными колоннами, а сзади нее – в шести колоннах кавалерия. Если шведам удастся миновать редуты быстро в указанном порядке, то успех будет обеспечен. Пройдя редуты, шведы должны были резко повернуть влево и проследовать мимо русского лагеря в северо-западном направлении, в то время как кавалерия будет «зачищать» поле боя от присутствия русских кавалеристов. При удачном стечении обстоятельств русская армия могла подвергнуться страшному разгрому.

И опять, пишет Энглунд, король и Реншёльд рассчитывали на то, что будут иметь дело с теми же русскими, которых они побили под Нарвой: «...шведское военное командование не слишком высоко оценивало боевые качества русской армии. Вероятно, оно полагало, что факторы, сработавшие когда-то под Нарвой, сработают и сейчас... План был проникнут непозволительно низкой оценкой способности русских к инициативным действиям. Он исходил из пассивности противника, который будет спокойно сидеть и глазеть на то, как шведы своими элегантными маневрами будут заводить удавку на его шею». Если произойдет малейший сбой, продолжает Энглунд, то шведским частям, проникшим внутрь редутов, будет трудно отступить с поля брани. Редуты преградят им единственную дорогу на юг, и им придется уходить через неудобную заболоченную и лесистую местность вокруг деревни Малые Будищи.

В. А. Артамонов и Н. И. Павленко в книге «27 июня, 1709» [159]159
  Напомним читателю, что старый русский стиль отставал от шведского на один день.


[Закрыть]справедливо замечают, что шведские генералы, планируя Полтавское сражение, не смогли освободиться от двух стереотипов: об эффективности фронтальной атаки, которая ранее не подводила шведов при столкновении с неустойчивым, плохо обученным противником, и о возможности победы меньшинством за счет выучки. Шведский штаб не верил Левенхаупту, что русская армия далеко не та, которая была под Нарвой девять лет назад, а потому, вероятно, и не пригласили его на военный совет. И, наконец, непростительно игнорировалась роль артиллерии и полевой фортификации. Шведская, а не русская армия должна была «ошанцеваться» ввиду превосходящих сил противника. Шведская армия должна была обеспечить себя если не превосходящей, то хотя бы паритетной огневой силой. Но шведы пошли в бой на русские артиллерийские батареи со штыком и пикой.

П. Энглунд высказывает гипотезу о том, что шведский монарх, принимая решение о сражении, возможно, находился под влиянием фактора, очень далекого от разума и логики. Король не мог не осознавать «неслыханную тяжесть безнадежного положения» шведов и, чувствуя «взмахи крыльев приближающейся катастрофы», хотел уйти от ответственности, но для него, человека долга, был лишь один способ сделать это —смерть. Историк ссылается далее на свидетельства многих шведских военных, которые утверждали, что король под Полтавой и в других сражениях после этого сознательно искал смерти. Когда полковник Сигрот доложил на военном совете, что не может ручаться за надежность своих солдат, у Карла вырвались слова о том, что «...пусть ни он сам (Сигрот), ни кто-либо другой из армии не вернется живым» из этого похода.

Военный совет, открытый пополудни, закончился к 16.00.

После этого в монастырь был вызван Юлленкрук. В сенях его встретил фельдмаршал и повел в келью к королю. Король лежал на постели и был в хорошем настроении. Реншёльд объявил о решении военного совета и приказал генерал-квартирмейстеру составить план построения пехоты в четыре колонны. Юлленкрук попросил показать ему ордер баталии, и фельдмаршал раздраженно сунул ему в руки бумагу. Пока Юлленкрук изучал план боевого порядка шведской армии, фельдмаршал занервничал и нетерпеливо спросил его: «Вы можете поделить пехоту на четыре колонны?» Грубый тон, привередливость и нетерпение фельдмаршала свидетельствовали, очевидно, о его внутреннем волнении и сознании большой ответственности. Король был настроен более благодушно и ответил за Юлленкрука: «Да, да, Реншёльд! Он может».

Дотошный Юлленкрук поинтересовался у Реншёльда, в каком направлении должна будет маршировать пехота: налево или направо от русских редутов. Ре н шёльд буркнул «налево», после чего повернулся к Карлу и сказал, что раз уж Юлленкрук возьмет на себя труд позаботиться о пехоте, те он, если у его королевского величества не будет других указаний, отправится к кавалеристам. Карл отпустил фельдмаршала, и тот вместе с Юлленкруком покинул келью. Реншёльд, увидев среди собравшихся у входа в монастырь офицеров генерала Левенхаупта, пригласил его сесть на скамейку прямо под окном кельи короля, а Юлленкрук вышел в комнату к тафельдекеру Хюльтману и расписал пехоту так, как его просили, указав во главе каждой колонны командующего генерал-майора.

Пока Юлленкрук «ставил» шведскую пехоту в четыре колонны, Реншёльд посвятил Левенхаупта в планы на грядущий день. Вероятно, фельдмаршалу захотелось как-то сгладить то неприятное впечатление, которое он оставил у генерала после утреннего столкновения на построении армии, поэтому он говорил мягким и дружелюбным тоном. Он спросил, знает ли Левенхаупт о том, что решил его величество. Левенхаупт ответил отрицательно, и тогда Реншёльд сообщил ему, что на следующее утро шведская армия пойдет в наступление и что он хотел бы вручить ему расписание боевого порядка пехоты. Левенхаупт не скрыл своего удивления, но заявил, что готов выполнить любой приказ короля. Из расписания генерал узнал, что пехоте надлежит наступать в четырех колоннах и оставаться в этом порядке до конца марша. Левенхаупт, согласно Энглунду, зная, как трудно построить полки в кромешной украинской ночи, попросил разрешения заняться этим заблаговременно, но в этой просьбе ему было отказано. «Нельзя выводить полки средь бела дня, если мы хотим застать русских врасплох» – так или примерно так ответил Реншёльд. Больше никаких сведений о предстоящем сражении Реншёльд генералу не сообщил [160]160
  200 лет спустя Генеральный штаб армии Швеции в своем фундаментальном, но слишком тенденциозном и упрощенном труде – Генеральный штаб: Карл XII на поле битвы. Стокгольм, 1918—1919, – признанном многими шведскими историками (см. П. Энглунд), основным козлом отпущения сделает именно Левенхаупта.


[Закрыть]. Фельдмаршал после этого ускакал в Пушкаревку [161]161
  В Пушкаревке, к западу от Полтавы, располагались обоз, тыловые службы и госпиталь шведской армии.


[Закрыть], а из монастыря вышел Юлленкрук, вручил Левенхаупту результаты своего труда и сказал, чтобы он зашел к королю и получил на завтра какие-то указания. О чем шла речь в комнате у Карла XII, Левенхаупт в своих мемуарах не упоминает. Более того, он отрицает само существование такого разговора. Педантичный генерал не пропускает в своих посмертно опубликованных записках самые незначительные детали, а вот важную беседу с королем накануне битвы он по каким-то причинам забывает. Все это, впрочем, согласуется с его желанием показать потомкам, что его в штаб-квартире игнорировали и в суть замысла Полтавского сражения не посвятили. Вероятно, король сказал ему что-нибудь такое, о чем вспоминать было не совсем удобно и приятно. Можно предположить, что Карл через окошко слышал содержание разговора Реншёльда с Левенхауптом и вызвал последнего для того, чтобы еще раз дать ему понять, что Реншёльд является главнокомандующим и Левенхаупт должен беспрекословно ему подчиняться независимо от того, будет ли король лично присутствовать на поле сражения.

После беседы с Карлом Левенхаупт созвал в палатке, служившей королю столовой, четырех пехотных генерал-майоров и приказал им переписать схему деления пехоты на колонны.

... На бумаге план сражения, по Карлу и Реншёльду, был прост и гениален – он строился в расчете на внезапность, темноту и слабого противника. Более 20 тысячам каролинце», включая кавалерию, нужно было в темноте незаметно и безшумно построиться, скрытно подойти к позициям противника, в узких проходах в нескольких десятках метров от русских укреплений пройти поколонно мимо десяти редутов и зайти русским в тыл. Возможно ли было такое? Кроме того, план был строго засекречен, и, не считая участников военного совета, никто, даже Левенхаупт (а вдруг проболтается?) не был посвящен в детали его исполнения. Случись непредвиденное с Реншёльдом, Сигротом или Пипером, как это произошло во время сражения, – и все станет неконтролируемым и неуправляемым.

Конечно, ни одно предприятие, подобное Полтавскому сражению, никогда не бывает свободным от риска. Если начать «штопать», сводить все концы в один узел и предусматривать гарантию против каждой неожиданной ситуации, никакого плана сражения может и не получиться. Но риск риску рознь. План Карла XII и Реншёльда даже на непрфессиональный взгляд имел слишком мало шансов на успех. Впрочем, у шведов большого выбора в средствах и способах ведения боя не было. Самая большая ставка делалась на везение, на военное счастье, на ротозейство и слабые боевые качества русской армии. А почему бы нет? Ведь раньше получалось.

Рекогносцировку – неотъемлемую святую обязанность любого военачальника перед битвой – шведы, как мы указали выше, провели весьма формально и поверхностно. Карл XII всегда это делал сам, но на сей раз он был прикован к постели, а Реншёльд посчитал, что в ней нет никакой необходимости, поскольку он неоднократно бывал на поле предстоящего сражения. Он не учел, что местность руками людей может преображаться и менять свой характер. Вечером 6 июля (25 июня) и ночью с 6 на 7 июля (с 25 на 26 июня) русские построили еще четыре редута – теперь уже вдоль прохода, который шведы планировали использовать для сближения с русским лагерем. Эта линия редутов встала на пути каролинцев как волнорез, вспарывающий морской прибой, и в час икс стала для них полнейшей неожиданностью.

... В лучах предзакатного солнца фельдмаршал Реншёльд ускакал из Пушкаревки и вернулся в монастырь. Командир правого кавалерийского фланга генерал-майор Карл Густав Кройц, получив от Реншёльда необходимые указания, раздал командирам полков копии диспозиции и вместе с ротмистром выехал на рекогносцировку местности, чтобы не допустить этой ночью ошибок. Фельдмаршал вместе с другими высшими офицерами пообедал в столовой, то бишь в палатке. Карлу XII поварихи Мария Бок и Мария Юхансдоттер приготовили отдельный обед, и король поел в одиночестве.

В шведском лагере лихорадочно готовились к выступлению: отзывали к своим частям все караульные посты, отсеивали непригодных для боя солдат, безлошадных кавалеристов, статских, раненых и больных с наступлением темноты готовили к отправке в Пушкаревку, сообщили всем пароль – как всегда, это были слова «с нами Бог!»

После того как король закончил трапезу, началась проповедь. Карл, отдохнув на походной койке, приказал вынести его из кельи. Его обнесли кругом по лагерю, чтобы он мог лично проследить, как вдет подготовка к сражению. В расположении гвардии он побеседовал с несколькими солдатами и офицерами. Его раненую ногу осмотрели избранные врачи, главными среди которых были Мельхиор Нойман, лечивший короля после перелома ноги под Краковом в 1702 году, Якоб Шульцен и полковой врач Густаф Больтенхаген. Тафельдекер Хюльтман находился рядом и помогал перекладывать своего господина.

В 20.00 к носилкам подошло отделение гвардейцев – 24 специально подобранных надежных парня. Среди них был рядовой Нильс Фриск, ветеран гвардии и каролинских походов, дважды раненный и уже имевший опыт транспортировки короля на носилках. Он, 23 гвардейца и 15 драбантов под командой лейтенанта Юхана Ертты должны были стать личной охраной короля. 24 простых синих плаща с желтыми обшлагами и желтой подкладкой гвардейцев резко контрастировали с 15 блестящими золотисто-голубыми мундирами драбантов. В любом случае эта заметные живые пулеуловители будут хорошей мишенью для русских мушкетеров и артиллеристов, ибо этим 38 парням предстояло сыграть в сражении роль живого щита вокруг своего короля.

Короля не понесут в сражение на руках – его повезет пара белых жеребцов в конных носилках, которые смастерили солдаты Далекарлийского полка. Носилки крепились между двумя лошадьми, на них поднимут походную койку с шелковым матрацем, на котором и будет возлежать король. Нильс Фриск поведет в поводу одного коня, восемь солдат пойдут с каждой стороны экипажа...

... Потом потянулось тягостное ожидание...

Мрак стал сгущаться. На шведский лагерь опустилась тихая украинская ночь...

Граф Пипер, Реншёльд, генералы и свита сидели на земле вокруг короля и изредка перебрасывались ничего не значащими словами. Некоторые умудрялись спать, завернувшись, в плащи. Всё постепенно тонуло в густой темноте. Чуть позже в ночи послышались дальние выстрелы и шум, поднятые тысячным отрядом валахов под командованием полковника Савдула Кольцы. Отряд выдвинулся к деревне Яковцы с заданием отвлечь внимание русских от маневра армии.

Русская армия, как известно, тоже готовилась к решающему бою.

Вольтер пишет, что под Полтавой сошлись две разные ипостаси человеческого характера, два антипода: по одну сторону был Карл XII – любитель опасности ради опасности обладавший львиной храбростью, сражавшийся ради удовольствия; по другую находился царь Петр I – осторожный политик, воевавший в интересах своего государства и народа. Один – безрассудный, от рождения расточительный; другой – расчетливый и целеустремленный. Один – целомудренный и воздержанный по темпераменту; другой любитель вина и женщин. Один – уже завоевал титул Непобедимого, но рисковал потерять его при первом поражении другой – только собирался завоевать титул Великого, и никто и ничто не могло бы его отнять у него. Один – рискующий прошлым, другой – будущим.

Если бы Карл XII был убит, это в конце концов было бы только потеря человека и Швеция осталась бы такой, кой она была, какой должна была быть. Если бы был убит Петр I, то с его смертью потерпело бы крушение все его дело, а значит, погибла бы и Россия.

Около 23.00 началась побудка: чей-то голос, похожий голос фельдмаршала, крикнул:

– Подъем! Вставать! Пора выступать!

К полкам в разные концы лагеря были посланы вестовые с приказом о выступлении. И пехота стала побатальонно строиться в колонны и выдвигаться вперед. Сразу возник беспорядок. Батальоны, не получив точных предписаний начали марш одновременно и стали наступать друг на друга» Когда Реншёльд некоторое время спустя прибыл на место построения пехоты в колонны, он обнаружил там большую сумятицу. Как выразился потом один мемуарист-каролинец в сражении не было правильного командования, каждый делал то, что считал наилучшим. Сбой в построении пехоты был первым сюрпризом для фельдмаршала в Полтавском сражении, и он ринулся в гущу батальонов, чтобы попытаться навести там порядок. Появился Левенхаупт, и Реншёльд в обычной для себя манере крикнул:

– Куда, черт возьми, вы запропастились?! Здесь полный кавардак!

Левенхаупт ответил, что во всем виновата темнота.

– Какой полк теперь на очереди к маршу?

– В темноте я не могу знать, – снова ответил Левенхаупт. – К тому же я только что подошел.

Реншёльду, взвинченному и нервному от сознания ответственности, такое спокойствие показалось возмутительным, и он не выдержал и повторил свою прежнюю «обидную» формулировку о способностях генерала: что тому все безразлично и что от него нет никакого толка. Возможно, Реншёльд специально провоцировал Левенхаупта на резкий ответ, чтобы потом пожаловаться на него королю за «непослушание». Но Левенхаупт не дал повода к этому и спокойно произнес, что он во всем готов следовать советам фельдмаршала – что он прикажет? Реншёльд буркнул, что все сделает сам, и ушел.

Наконец, пехота выстроилась в четыре колонны, во главе которых шли гвардейский полковник Поссе и генерал-майоры Стакельберг, Руус и Спарре (Шлиппенбах получил задание на разведку), и было устроено богослужение – центральная часть в психологической подготовке любого сражения. «Мы знаем, что действуем наверняка, основа у нашего дела крепка. Кто может нас опрокинуть?» – тихо пели солдаты и офицеры. В 01.00 понедельника 8 июля (27 июня) богослужение закончилось и 8200 пехотинцев пришли в движение. Теперь очередь появиться кавалерии, но где же она? Без нее начинать сражение никак невозможно.

Пехота получила приказ залечь в мокрую от росы траву. Король со своей свитой лавировал между батальонами, между лежащими или сидящими на корточках солдатами. Перед Вестманландским полком койку сняли с носилок, осмотрели рану короля, и он попил немного води, поданной услужливым Хюльтманом. После этого король лег отдохнуть. Кроме высшего шведского военного руководства, его окружали большая группа адъютантов, несколько иноземных послов и военных, а также двое русских перебежчиков – некто Шульц и известный нам Мюленфельс. Придворный штат возглавлял гофмаршал Густав фон Дюбен; в толпе были также статс-секретарь Улоф Хермелин, 38-летний камергер и историограф Густав Адлерфельдт и проповедник Ёран Нурдберг.

С реншёлвдовской кавалерией случилась конфузия. От Пушкаревки до места построения было в общем-то не близко, и в темноте кавалерия заблудилась. Пока ее ждали, пробило три часа утра и стало светать. Бесценное время продолжало утекать у шведов, как песок сквозь пальцы. Кавалерией командовал теперь генерал-майор Кройц, он же правофланговый командующий этим родом войск, его заместителем был назначен генерал-майор Хамильтон, он отвечал за левый фланг кавалерии. На негативный исход сражения, считают шведские специалисты, повлияли не столько накладки с построением пехоты Левенхаупта, сколько запоздалое прибытие именно реншёлвдовской кавалерии. При марше с исходных позиций в Пушкаревке кавалерия в темноте слишком взяла влево и напоролась на русские караулы на опушке Будищенского леса. Им чудом удалось бесшумно повернуть обратно и исчезнуть в темноте.

Пока ждали кавалерию, генерал Шлиппенбах с 50 всадниками ускакал в разведку. На стук топоров и скрежет лопат, навстречу рассвету, с двумя унтер-офицерами, знавшими толк в фортификации, ускакал и Юлленкрук.

... Первым сборного пункта достиг Кройц, он разрешил своим кавалеристам лечь на землю, а сам сразу отправился искать короля. Возле его носилок он нашел Реншёльда, Пипера и Левенхаупта. Скоро подошел и генерал Хамильтон со своими частями. Кавалеристы построились в колонны. Всё войско было в сборе, можно было продолжать движение. Но тут стало светать.

В это время Юлленкрук приблизился к русским редутам, чтобы рассмотреть получше, что там происходит. Он увидел работы, идущие полным ходом, – русские достраивали один из четырех новых редутов! Накануне их не было, а вот теперь они появились! Юлленкрук в поредевших сумерках предположил, что работы велись в двух передних редутах. Русские, кажется, еще ничего не заметили, он поскакал обратно встретил фельдмаршала. Доложив об увиденном, Юлленкруй продолжил наблюдение за противником. И тут генерал-квартирмейстер заметил, как из ближайшего леса вылетел какой-то русский всадник и выстрелил из пистолета.

Шведов заметили! Первый выстрел Полтавского сражения прозвучал!

Вслед за выстрелом раздалась барабанная дробь. От редутов она перекинулась в главный русский лагерь, и весь воздух задрожал от тупых отрывистых звуков, перемешанных с громкими криками и грохотом сигнальных выстрелов. Шведы идут! Солдаты, побросав лопаты и топоры, расхватали мушкеты. Первые ядра взрыхлили украинский чернозем. Командующий редутными частями бригадир С. В. Айгустов предупредительными залпами и шумом поднял на ноги всю русскую армию. П. Энглунд пишет, что разведка Шлиппенбаха тоже была обнаружена противником, что еще больше взбудоражило и встревожило армию Петра. Расчет на темноту и на то, чтобы застать неприятеля врасплох, провалился!

За это время с пехотой вновь произошла непонятная история. Она по чьему-то повелению – кажется, А. Спарре – стала было перестраиваться в боевые линии, но Реншёльд приказал оставаться в колоннах, бросив Спарре недовольное: «Ты хочешь быть умнее меня». Вернувшийся с рекогносцировки Юлленкрук спросил у Сигрота, в чем дело, тот сказал, что не знает, но добавил, мол, «...все здесь вызывает удивление». Юлленкрук только понял, что фельдмаршал не хотел, чтобы войска были выстроены в линию. Линия теперь никак не годилась – четыре новых редута русских нужно было обходить в колоннах.

А пока шведское руководство пребывало в нерешительности: что делать? Штурмовать редуты? Но ни пехота, ни кавалерия были не готовы к этому, такая возможность вообще не предусматривалась планом сражения. Штурм укреплений требовал массу вещей: лестниц, фашин, канатов, ручных гранат... Ничего этого у солдат не было. Хорошо бы к тому же иметь для поддержки тяжелую артиллерию, но шведская армия явилась на поле сражения с четырьмя трехфунтовыми орудиями [162]162
  Против 102 орудий в армии Петра – самого разного калибра и при полном боекомплекте. Царь любил артиллерию и уделял ей первостепенное значение.


[Закрыть]под командой капитана шведского флота Ханса Клеркберга и армейского прапорщика Юнаса Блюберга: во-первых, тяжелую артиллерию трудно было бы протащить незаметно под носом у русских, а во-вторых, к ней не было ни одного заряда. «Дедушка» Бюнов и его канониры во время Полтавской битвы сидели безработными!

Скоро со стороны русского лагеря прозвучал пушечный выстрел – явно неприцельный и ядро упало в рядах шведской лейб-гвардии. Два гренадера грянули оземь с размозженными головами. Первые жертвы Полтавской битвы... Ждать больше не имело смысла, надо было на что-то решаться. Король, Пипер и Реншёльд в сторонке устроили совет; возвращаться в лагерь или идти в атаку. Реншёльд обратился к стоявшему неподалеку Левенхаупту:

– Что скажете вы, граф Лейонхювюд?

Левенхаупт, еще не пришедший в себя после нагоняя фельдмаршала, ответил:

– Уповаю на то, что с Божьей помощью атака удастся.

– Что ж, с Богом! – сказал Реншёльд. Он повернулся к королю и премьер-министру: – Будем продолжать.

Король и Пипер промолчали. Решение было принято.

До этого фельдмаршал стоял перед выбором: либо послать солдат на темнеющие впереди укрепления, точное число и вооружение которых были неизвестны, либо дать им приказ попытаться быстро под обстрелом русских по узким коридорам обогнуть линию из четырех продольных редутов слева и справа. Офицеры и рядовые были готовы к тому, что будут иметь дело только с главным русским лагерем, а тут... Т-образная система укреплений, которая позволяла начать одновременный обстрел тыла и фланга атакующего неприятеля на большой площади. Вот оно новаторство Петра I! Шведская армия была вспорота земляным волнорезом!

Идти всем в обход было поздно, и Реншёльд выбрал комбинированное решение: он приказал пехоте снова перестроиться в маршевые колонны и частью батальонов начать штурм ближайших редутов, чтобы обеспечить проход основным силам. Выполнение этого приказа снова означало потерю времени. Сигрот поскакал к командиру третьей колонны Руусу, чтобы передать ему приказ на штурм ближайших девятого и десятого русских редутов. Первыми на них предстояло напасть четырем батальонам двух средних пехотных колонн. Остальной пехоте следовало как можно быстрее проникнуть за редуты по краям от этой средней линии атаки, обогнув и задние – поперечные – укрепления.

Карла XII перенесли направо в колонну Поссе. С ним оставался Юлленкрук, запечатлевший ход сражения в ярких запоминающихся красках.

Когда в четыре часа взошло солнце, шведы пошли в атаку на русские редуты. Они всегда перед битвой молились, а в штыковую шли с громоподобным «с нами Бог!». Первые два недостроенных редута – девятый и десятый – в ожесточенной атаке были взяты с ходу и без особых трудностей. Никто из их защитников не остался в живых. В первые же минуты боя был смертельно ранен полковник Сигрот – один из трех посвященных в детали операции. С его выбытием у атакующих порвалась единственная нить управления пехотными колоннами. Сам Реншёльд не был специалистом по тактическим действиям пехоты в бою, Карл XII, обычно бравший на себя обязанности пехотного главнокомандующего, находился в беспомощном состоянии, Левенхаупт, Руус и Стакёльберг с деталями операции ознакомлены не были, и все это, естественно, не могло не сказаться на дальнейшем ходе сражения. Шведские батальоны споткнулись на следующем после взятых редуте и под убийственным перекрестным огнем русских пушек и мушкетов стали нести большие потери. Взаимодействие между колоннами и полками было потеряно. Катастрофа постигла шведскую армию в самом начале битвы.

... Под прикрытием огня с тыла шведы перешли на седьмой и восьмой редуты. Послышались даже крики «победа!». И туг в ночной сутолоке перестроения вдруг послышалось тревожное: «Кавалерия! Кавалерия!» Это был второй сюрприз русских: из-за шести поперечных редутов неслась русская конница, срывая все планы наступавших шведов. Александр Данилович Ментиков и генерал-лейтенант Карл Эвальд Рённе за считаные минуты построили и бросили вперед драгунские полки (девять тысяч всадников), подкрепленные легкой артиллерией. Шведская пехота подалась назад, за взятые ими редуты. До слуха генерала Кройца откуда-то донесся зов: «Кавалерия, вперед! Кавалерия, вперед во имя Иисуса!» Некоторое время спустя шведские эскадроны пробились через интервалы собственной пехоты и в беспорядке вынеслись навстречу русским драгунам, но тут же были сбиты и скрылись за своими пехотинцами. Началась всеобщая свалка, в которой было трудно разобраться, кто свой, а кто чужой. Шестеро русских драгун по ошибке встали в строй одного шведского эскадрона. Обнаруженные не сразу, они позднее были убиты.

Шведы, стесненные пространством, вводили в бой свою кавалерию поэскадронно, два раза они контратаковали русских, но только с третьей попытки добились некоторого успеха. В конце концов и русское командование, вероятно, пришло к выводу о целесообразности прекратить бой и отозвало своих драгун [163]163
  А. Д. Меншиков, увлекшись, сначала не хотел подчиняться приказу главнокомандующего и, наоборот, просил у царя подкреплений, чтобы завершить бой победой. Но Петр не хотел, чтобы битва за редуты переросла в генеральное сражение.


[Закрыть]. Шведская кавалерия под командованием Хамильтона, действовавшая на левом фланге, преодолев коридор между редутами и Будищенским лесом, обнаружила перед собой русскую конницу и атаковала ее. Русские эскадроны организованно, оказывая сопротивление, медленно отступали на север. Хамильтон начал их преследовать, и в рядах его кавалеристов послышались возгласы «виктория!».

Преследование русской кавалерии на правом фланге шведской армии велось примерно так же, как и у Хамильтона – в северном направлении. Только ретировались русские эскадроны здесь более беспорядочно. Меншиков стремительно отступал, чтобы выиграть у шведов фору для перестроения, но Кройц следовал за ним по пятам, не давая передышки. Впереди был крутой овраг, до которого оставалось несколько сотен метров. Если остановиться не удастся, то вся русская кавалерия обрушится с крутого обрыва и погибнет. И тут Кройц получает от Реншёлада приказ прекратить преследование и вернуться на исходные позиции! Аналогичный приказ поступил и к Хамильтону. Реншёльд опасался, что кавалеристы увлекутся преследованием и уйдут из-под его контроля. А это было нежелательно, ибо нарушался план генерального сражения, в котором кавалерии отводилась решающая роль. Время для подобных действий еще не пришло. (Многие шведские специалисты – и современники фельдмаршала, и потомки – будут критиковать его за этот ошибочный, по их мнению, шаг.)

... Повторный приказ Реншёльда, отменяющий первый, « движении в колоннах до всех не дошел: правое крыло пехоты, где находился Карл с гвардией, уклоняясь от русского огня вправо, проходило редуты в боевом порядке, а левое – в маршевом, неся большие потери. Русские драгуны Меншикова и Рённе по сигналу очистили поле боя и освободили зону обстрела для своей артиллерии. Отовсюду по шведам ударили картечью, а потом последовал мушкетный залп. Огонь оказался убийственным. Большинство драбантов, сопровождавших качалку с королем, сразу погибли. Оставшимся с трудом удалось запрячь в нее двух лошадей и погнать их, что было мочи, подальше от огня противника. Свинец хлестал по батальонам Карла XII с фронта —из главного лагеря русской армии, с флангов и тыла – с редутов, которые шведы уже прошли! Из-за неразберихи седьмой и восьмой редуты штурмовали шесть батальонов из разных колонн. Действуя без артиллерийской поддержки, без фашин, штурмовых лестниц и гранат, они несли большие потери и безуспешно пытались разбросать рогатки перед рвами и взобраться на валы. Во всем сказывался нарвский опыт шведов брать позиции противника с одного наскока. (Примерно в это же время из Полтавской крепости сделали вылазку осажденные и напали на шведов в их осадных траншеях. Шведским постам из Седерманландского и Крунубергского полков пришлось отступить к своим тылам в Пушкаревке.)

Левенхаупт на правом фланге со своими шестью батальонами, не представляя общей картины боя, рассерженный ночной стычкой с фельдмаршалом, в мрачной рассеянности, запамятовал о данной ему рекомендации держаться середины и, пройдя редуты, механически повернул направо, сближаясь с южным участком основного русского лагеря. Батальоны продвигались с такой скоростью, что драбанты с королем, после того как под ним разбило ядром носилки и его пересадили на другие, никак не могли поспевать за генералом. Шведы уже завязывали рукопашные бои с русской пехотой, когда Левенхаупта догнал Юлленкрук и предложил ему остановиться.

Генерал готов был выполнить его просьбу, но не знал, что подумает на этот счет Реншёльд, который «...нынче... так со мной обходится, будто я его лакей». Договорились, что генерал-квартирмейстер попытается найти Реншёльда и испросить у него разрешение на приостановку движения. В поле Юлленкрук по счастливой случайности сразу наткнулся на фельдмаршала и, получив его согласие, вернулся к Левенхаупту. Реншёльд поскакал вслед за своей кавалерией, которая пошла в свою первую атаку на драгун Меншикова.

Контратака шведской кавалерии обеспечила пехоте некоторую передышку, дала ей возможность оценить обстановку и перестроить свои ряды. Скоро она снова пошла вперед и, обогнув продольные редуты, вышла в чистое поле. На правом фланге под командованием Левенхаупта собралось около десяти батальонов пехоты. В километре перед ними хорошо просматривались позиции южного (левого) фланга русского лагеря. У шведов возникло ощущение, что, после того как они прошли редуты и прогнали кавалерию Меншикова и Рённе [164]164
  После отступления она перешла под командование генерала Бауэра.


[Закрыть], русские запаниковали. И Левенхаупт решил их атаковать – ведь главной целью плана был разгром русского лагеря.