Текст книги "Ожерелье смерти"

Автор книги: Борис Бабкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

– Ничего веселого не вижу, – хмуро проговорила женщина. – Сейчас знаешь какой кипиш поднимется! На Старика-то им, конечно, плевать. Они даже тащатся, суки поганые, когда мы друг друга валим. А вот за мента, да еще и прокурора! – Она многозначительно покачала головой и встревоженно спросила: – А вдруг у Лодочки на нас что-то есть?

– Не ломай уши! – булькнул смехом Пузырь. – Если бы что-то было, уже архангелы прилетели бы и крылья нам повыворачивали. Хотя, – он задумчиво посмотрел на женщину, – может, где-нибудь припрятано что-нибудь. Давай из столицы сдернем, пока кипиш не уляжется.

– У тебя, в натуре, мозги жиром позаплыли! – вскакивая, закричала Василиса. – Если сдернем сейчас, сами себе приговор подпишем. Только что Фому замочили, а мы из Москвы укатываем!

Всмотревшись в злое лицо женщины, толстяк озадаченно сморщил гладкий лоб.

– Вообще-то верно, – согласился он.

– Вот тебе и верно, – сердито передразнила она. – К тому же вот-вот Лютый может в Москве нарисоваться. Неужели ты думаешь, я ему товар подарю? – Сунув сигарету в рот, щелкнула зажигалкой. – Ты говоришь, у тебя мусор повязанный есть? – Она взглянула на толстяка.

– Ну есть, – недовольно буркнул тот. – И что?

– У сеструхи Лютого какой-то фраер живет, – выпуская дым, сказала женщина. – Ты подошли к ней легавого. Пусть узнает, кто такой. А то уж больно лихой. Наших парней, как школьников, отделал!

Внезапно проснувшись, Жанна услышала бой настенных часов. Три. Перевернулась на живот, уткнулась лицом в подушку и закрыла глаза. Но сон не шел. Вздохнула и села, закутавшись в одеяло. В соседней комнате спал Эдгар. Она благодарно улыбнулась.

Тогда, когда ее навещали в первый раз и спрашивали о каком-то чемодане, она в панике хотела уехать во Владимирскую область к подруге. Но потом, поразмыслив, написала брату письмо и успокоилась, решив, что Игорь напишет своим друзьям.

Она хорошо помнила, как боялись и уважали его люди из его окружения. Игорь был на четыре года старше ее. Отца она не помнила – умер, когда ей было два года. И сколько Жанна помнила, Игорь во всем помогал матери, которая часто болела, выполнял любую работу. Брат готовил, стирал, всегда и во всем защищал ее. Начал заниматься боксом. И очень скоро о нем заговорили газеты. Сначала городские, потом и центральные. Видимо, именно это вскружило ему голову. Он стал все чаще поздно возвращаться и при этом почти всегда был пьян. На тихие упреки матери и сердитые обвинения сестры виновато оправдывался и ложился спать. Из-за частых выпивок ему пришлось оставить спорт. Принял он это болезненно. Но пить перестал. Встретив какую-то женщину, уехал в Ленинград. В его коротких письмах ни слова не было о том, где он работает. Но деньги, и немалые, присылал часто. А потом как гром среди ясного неба – известие об его аресте. За избиение и ограбление торгующих виноградом молдаван.

Из колонии Игорь написал только раз. Не оправдывался и ничего не обещал. А деньги из Ленинграда они получали еще около года после его осуждения. Через пять лет Игорь вышел. В письме из Вологодской области он сообщил, что у него все хорошо. Больше писем не было. А через полгода он появился в Москве.

Жанна вздохнула. К тому времени она уже была незамужней женой. Через год стала вдовой. Игорь приезжал редко. Часто присылал деньги, посылки с дорогими подарками. Его снова арестовали. На этот раз в Москве. По подозрению в вооруженном ограблении кассира какого-то акционерного банка. Дело вела Татьяна Фомина, которая училась с ним в школе. Ее муж был старшим инспектором уголовного розыска. Прокуратура завела дело на Фомину. Ее обвиняли в том, что, находясь в любовной связи с подследственным Дубовым, она умышленно завела следствие в тупик. Татьяну отстранили от работы. Но через полмесяца дело прекратили. Фоминой публично принесли извинения. Начавший эту клеветническую кампанию представитель прокуратуры попался на взятках и был осужден. От иска за клевету, порочащую ее имя, Фомина, к удивлению многих, отказалась.

Нападение на кассира доказать не смогли, и Игорь был осужден за сопротивление работникам милиции и незаконное хранение огнестрельного оружия на шесть лет лишения свободы. За все это время брат трижды присылал деньги, половину из них он просил переслать по указанному в письме адресу. Жанна отсылала все деньги. Год назад умерла мама. Жанна написала Игорю злое письмо, в котором обвиняла его в смерти матери. Она поменяла квартиру и перестала ему писать. Он тоже молчал. Но теперь, после того как на нее напали и потребовали вернуть какой-то товар, написала Игорю короткое письмо с категорическим требованием оставить ее в покое и не впутывать в свои дела.

Жанна горько улыбнулась. Она в свое время закончила исторический факультет педагогического института. Но чем-то сразу не пришлась по нраву властной сухопарой директрисе школы. А потом, когда одна ее подруга сообщила директору о брате-уголовнике, Жанну просто выжили из школы. Как раз в это время появились биржи труда, множество безработных. Заговорили о рыночных отношениях, прекрасных, необходимых России реформах и об их неизбежном крахе. Жанна жила тем, что занималась с детьми новоявленных миллионеров. Но спрос на историю был невелик, и поэтому она довольно часто оставалась без денег. Чтобы иметь хотя бы немного, не брезговала никакой работой. Гуляла с чужими собаками, сидела с маленькими детьми, ухаживала за больными.

Жанна вздохнула и, закрыв глаза, попыталась уснуть. Она уже не раз ловила себя на мысли, что Эдгар теперь для нее гораздо больше, чем друг убитого мужа. «Мужа на одну ночь», – тихо прошептала она.

Волконский посмотрел на светящийся циферблат часов. Десять минут четвертого. Спать не хотелось вообще. Закинув руки за голову, он уставился в начинающую сереть темноту комнаты. Он выполнил просьбу погибшего друга. И, надо сказать, появился вовремя. Немного настораживало то, что Жанна не сказала, чего хотят от нее напавшие на нее люди. Да и относиться к нему она стала как-то странно. Эдгар достал сигареты. Но, вспомнив, что Жанна просила не курить в комнате, а идти на кухню не хотелось, сунул пачку обратно. Он провел пальцами по глубокому шраму на правом боку. Это навсегда. Как и память.

В школе Эдгар, как и все, любил физкультуру, занимался в различных секциях. Жил в Калуге, у бабушки, матери отца. Его родители, дипломаты, приезжали очень редко. Привозили продукты, дорогие подарки, целовали, наказывали во всем слушать бабушку и снова исчезали. К окончанию школы у Эдгара были звание кандидата в мастера спорта по самбо и первый разряд по боксу.

Вместе со своим другом он отправил документы в Рязанское училище воздушно-десантных войск. Бабушка, в прошлом дипломатический работник, надеялась, что внук продолжит семейную традицию, и пыталась его отговорить. От родителей прилетело грозное письмо. Но Эдгар блестяще сдал вступительные экзамены и уже был курсантом. И только окончив с отличием училище, сообщил об этом редко писавшим ему родителям. И очень скоро пожалел об этом. Его оставили при училище инструктором рукопашного боя, которым он владел в совершенстве. Не откладывая дела в долгий ящик, Волконский «обмыл» назначение, напился и учинил скандал. Через полмесяца он был уже под Владивостоком. Началась война в Афганистане. Очень скоро пришло страшное известие: в Кабуле от рук моджахедов погибли его родители. И почти тут же в офицерских кругах заговорили об отправке ограниченного контингента войск в Афганистан.

Воюя в Афганистане, Волконский говорил себе, что мстит «духам» за гибель родителей. Потом страшная гибель Юрия. Ранение Петра, которому ампутировали руку и ноги. В быстрой схватке с «духами» он и сам был тяжело ранен. Госпиталь, удаление левого легкого. Эдгар усмехнулся. И тюрьма! Со своими страшными устоявшимися традициями и законами. Волконский помотал головой. Он не считал себя виноватым. Да, он убил человека. Но убил, защищая своего боевого друга. И, ломая ребра пьяным подонкам и разъяренной бабе, которую просто невозможно назвать женщиной, Эдгар снова был в бою. В глазах тех, кто прошел огонь Афганской войны, он видел молчаливое понимание и сочувствие. Но все молчали! А в тюрьме и позже, в зоне, убийцы и воры, казалось бы, потерявшие остатки человечности, узнав, из-за чего он, бывший капитан-десантник, оказался в лагере, грубовато сочувствовали. И обрушивали чудовищные ругательства на самый народный и гуманный в мире суд.

После освобождения Волконский узнал, что Петр убит и, считая себя в какой-то мере виновным в его смерти, на могиле друга поклялся отомстить убийцам. А учитывая длительность их сроков, решил дождаться всех и свершить над ними свой суд.

Эдгар вдруг весело улыбнулся: он вспомнил удивленное лицо Жанны при их знакомстве. Его фамилия и имя часто вызывали удивленные вопросы. Фамилией он был обязан какому-то прапрапрадеду. Впрочем, как и именем. Но к декабристу Волконскому, к его великому огорчению, их фамилия не имела никакого отношения. Об этом он узнал, учась в восьмом классе из чудом сохранившегося во времена сталинских репрессий старого семейного альбома, который передавался из поколения в поколение. «А вот мне передать его будет некому», – подумал Эдгар. Он поднялся, подошел к окну, открыл форточку и закурил. В их отношениях с Жанной появилось много неясного. То они были на удивление теплыми, то женщина неожиданно делалась раздражительной и даже злой. В свою очередь, неожиданно почувствовав к ней влечение, Волконский мысленно крыл себя самыми последними из лагерного лексикона словами. Нужно было уезжать. И как можно быстрее! Но были два обстоятельства, которые не позволяли это сделать. Первое, и самое главное, – безопасность Жанны. Потому что, пожив рядом с преступниками, он знал: просто так визитеры не отстанут. А другой причиной стало его чувство к Жанне.

Лязгнув сцепами вагонов, товарняк остановился. Ярко светило солнце. Где-то в отдалении слышался голос, объявляющий о прибытии пассажирского поезда Москва-Свердловск.

– Эти три, – закричал кто-то, ударив по стенке вагона. – На третий! Они на Горький… тьфу ты!.. их мать! Нижний Новгород пойдут!

– Переименование городов населением принимается на… – покосившись на улыбающуюся Аллу, Псих замолчал.

– Закончите, пожалуйста, – неожиданно вежливо сказала она.

Владимир ухмыльнулся, но Лютый коснулся его плеча и приложил палец к губам.

– В следующий раз, – чуть слышно пообещал Псих.

– Какого хрена их осматривать?! – раздался хрипловатый мужской голос. – Вы со своими поисками нам и так весь график поломали!

– Ведется розыск особо опасных преступников, – невозмутимо отозвался другой.

– Пока вы весь состав осмотрите, знаешь, сколько времени пройдет? – раздраженно спросил хрипловатый.

– Сколько успеем, – успокоил его второй. Переглянувшись, беглецы выхватили оружие. Женщины испуганно замерли. Угрожающе посмотрев на них, Лютый выразительно потряс пистолетом. Несколько минут все молчали, напряженно вслушиваясь в звуки станции. Вагон вдруг качнулся, раздался железный лязг. Это прицепился тепловоз. Вагон медленно тронулся.

– Эти три проверяли?

– Так точно! – отозвался хор молодых голосов.

– Именно поэтому и беспорядок в России, – глубокомысленно изрек Псих, – что все на вранье одних и доверчивости других держится.

Около получаса вагон катался взад-вперед. Часто останавливался. В одну из остановок громкий голос снизу прокричал:

– На второй запасной их!

– Ты Киров знаешь? – наклонившись к Алле, спросил Псих.

– Город да. Но не вокзал. Тем более товарный.

– Я знаю, – коснувшись его руки, негромко сказала Нонна.

– Сколько мы будем торчать на этом запасном? – повернулся к ней Смирнов.

– Не меньше пяти часов, – быстро ответила она. Увидев вполне понятное недоверие в его глазах, объяснила: – Я сама несколько раз груз принимала и отправляла. Если на запасной ставят, то не менее пяти часов вагон стоит.

– Там осматривать могут? – немного помолчав, снова спросил Смирнов.

Гольских пожала плечами. Минут через двадцать вагон остановился. Почти сразу зазвучали голоса сцепщиков. Коротко прогудев, тепловоз отошел от трех вагонов. Смирнов увидел, что Алла кусает губы. Он удивленно спросил:

– Ты чего?

– В туалет хочу, – покрывшись густым румянцем, пролепетала она.

– Я тоже, – поспешно сказала не менее покрасневшая Нонна.

Смирнов выругался про себя. Взглянув на беззвучно хохочущего подельника, неожиданно смутился сам.

– Чуть проползите по вагону, – хмуро проговорил он. – Но не поднимайтесь! – Увидев, что они колеблются, снова, но уже вслух выругался: —…вашу печенку! Думаете, мы женских жоп не видели!

Не глядя друг на друга, женщины поползли вперед. Бросив им вслед насмешливый взгляд, Дубов оскалился в циничной усмешке:

– Я бы тоже не прочь!

Затем мужчины повернулись к женщинам спинами и уперлись взглядами в стенку вагона. Через несколько минут еще более покрасневшие женщины вернулись.

– С облегченьицем, – подмигнул им Лютый.

Обе поспешно отвернулись. Через час вагон снова прицепили к тепловозу. Через двадцать минут вагон опять остановился.

– Отцепляй! – послышался голос. – Ну их на хрен!

– А говорили – на Нижний Новгород! – возмутилась Алла.

Псих беззвучно рассмеялся в ответ.

Бочаров встретил Зарубина вопросительным взглядом. Опустив голову, тот виновато вздохнул.

– Слушай, спортсмен! – взмахнув тростью, шагнул к нему Кирилл Семенович. – Ты позволил захватить ее! И если ты же не найдешь Аллу… – Он побледнел, схватился за грудь и, захрипев, повалился назад.

Подскочивший Денис бережно обхватил плечи хозяина и осторожно усадил его в кресло.

– Таблетку… в кармане… – прохрипел Бочаров.

Присев рядом, Зарубин сильными пальцами выудил из нагрудного кармана Бочарова маленькую упаковку. Выдавил таблетку, сунул ее Бочарову в рот.

– Воды, – со стоном попросил тот.

Денис налил в стакан минералки, вложил стакан в руку хозяина. Сделав несколько глотков, тот облегченно вздохнул. Зарубин встревоженно смотрел на него.

– Найди Аллу, – тихо сказал Бочаров.

– Найду, – ответил Зарубин и шагнул к двери.

– Люсина видел? – громче спросил Бочаров.

– Нет.

– Он мне нужен! – почти полностью придя в себя, сорвался на крик Кирилл Семенович.

– Майор уехал в Мураши, – сказала вошедшая в комнату София и, отвечая на молчаливый вопрос мужа, добавила: – Там нашли сгоревшую машину и несколько убитых.

Глухо охнув, Бочаров быстро схватил таблетки.

– Это людей Гольских постреляли, – неприязненно покосившись на женщину, поспешно сказал Зарубин.

– Как Люсин вернется, пусть сразу зайдет, – облегченно вздохнул Бочаров. – А ты, спортсмен, подключи к поиску своих костоломов! – строго проговорил он. – И не приведи Господь, что-нибудь с Аллой случится!

Метнув на Зарубина быстрый насмешливый взгляд, Бочарова ушла в другую комнату.

Гольских нервно потер сильной рукой плешь. Затем, взглянув на Руслана, тихо спросил:

– Их не нашли?

– Домик на болоте пустой, – спокойно отозвался тот. – Много стреляных гильз. От «Макарова», от автомата. Следы пуль СКС внутри хижины, на стенах.

– Выходит, их перебили? – спросил Николай Степанович.

– Скорее всего, да.

– Но, черт возьми, – изумился Гольских, – как они туда попали? Ведь тропу знают только болотники!

– Наверно, им просто повезло. – Руслан пожал сильными плечами. – Сунулись в болото. Попали на настил и пошли по нему.

– А ушли как? – зло спросил Гольских.

Не отвечая, боевик спокойно смотрел на хозяина.

– Но, с другой стороны, – неожиданно оживился Николай Степанович, – вполне возможно, даже скорее всего, урки утопили бабенок! Не будут же они их с собой таскать. Ведь поняли, что это за женщины и что их наверняка разыскивают.

– А мне кажется, наоборот, – возразил Руслан. – Если беглые поняли, кто такие Нонна с Аллой, они будут держать их при себе как гарантию своей безопасности. Лично я с таким прикрытием не расстался бы до тех пор, пока не вырвусь из области.

– Вообще-то ты прав, – нехотя согласился Гольских. – С бабами зэки чувствуют себя гораздо лучше. Мороки, конечно, больше, но куда безопаснее.

– Милов звонил недавно, – сказал парень.

– Зачем? – недовольно спросил Николай Степанович.

– Со мной договориться хотел, – усмехнулся Руслан. – Сначала пугал. Потом деньги предлагал. – Увидев встревоженный взгляд хозяина, обидчиво спросил: – Я вам давал повод для сомнений в моей преданности?

– Ты, Истомин, пожалуй, единственный, кому я верю без оглядки. – Гольских встал и положил ему руки на плечи.

Роза вошла в квартиру. Прикрыв дверь, услышала негромкие аккорды гитары. В комнате с семистрункой в руках сидел Костя.

– Опять бренчишь? – сердито спросила она. – Не надоело?

– Делать больше нечего, – отложив гитару, грустно ответил Павлов. – Ты не даешь. Телевизор я терпеть не могу. Особенно сейчас. Одно и то же весь день. Как хреново жили и как прекрасно будем жить. Правда, про то, как живем сейчас, не говорят. А про вчера и завтра мне неинтересно.

– А Лев где? – спросила Ахмидова.

– В ванне отмокает, – засмеялся Павлов. – Ему легче, – кулаками намашется, ногами подрыгает, нажрется и к телику. А тут хоть вой со скуки. Уж скорее бы работа. Новостей о наших клиентах нет?

– Пропали! – сердито отозвалась женщина. – И баб нет!

– Психа – не хочешь, а уважать начнешь, – весело улыбнулся он. – Сколько времени всех за нос водит! И нашу доблестную милицию, и крутых ребятишек отечественной мафии. Лихой он парень, этот Псих!

– А ты с Буровым не на мафию работаешь? – все еще злясь, посмотрела на него Роза.

– Я и мой друг с именем царя зверей – свободные художники, – объяснил Павлов. – Работать можем на кого угодно при условии, что нам подойдет задание и, разумеется, цена. Рыночные отношения коснулись всех профессий.

– Значит, есть такая работа, за которую вы не беретесь? – спросила Ахмидова.

– Не принимаем заказов на красивых женщин, детей до шестнадцати и деятелей любого искусства.

– Смотри, какие разборчивые, – едко сказала Роза.

– Слушай, – неожиданно вполне серьезно предложил Костя, – если есть человек, который мешает тебе жить, отдай его мне. С тебя не возьму ни копейки. Один страстный поцелуй с продолжением в постели! И заверяю вас, сударыня, – я бы считал сие самой выгодной сделкой.

– Но у меня нет врагов, которых надо было бы убить, – весело рассмеялась женщина.

– Жаль.

– Ой, – опомнилась Роза.

– Слава тебе, Господи, – довольно потер руки Костя. – Кто-то все-таки есть.

– Вообще никакого житья от него не стало, – хитро прищурилась Ахмидова. – Мужик-то он, конечно, видный. Высокий, стройный блондин…

– А зовут Константин Павлов, – со смехом перебил ее Костя. – И что же такого он тебе, этот блондин, сделал? – Продолжая улыбаться, он подошел к смеющейся женщине.

– Все просит и просит, – вздохнула она. – Нет бы давно в постель утащить! – Обхватив его шею руками, она поцеловала его в губы.

Костя подхватил Розу на руки и понес в спальню.

– А Лев? – на мгновение оторвавшись от его губ, спросила она.

– Он воспитанный, мешать не станет. – Войдя в спальню, Костя пяткой закрыл дверь.

– Бур воспитанный, – проворчал вышедший из ванной Лев. Проведя стремительную серию резких ударов по воздуху, пяткой включил и выключил свет.

Лом коротко и резко ударил рыжего парня в живот и тут же боксерским крюком в подбородок уложил его на пол. Потом дважды пнул ногой. Стоя у стены, Миледи с улыбкой наблюдала. Затем негромко сказала:

– Хватит с него! – Подошла к неподвижно лежащему парню и с коротким выдохом резко ударила его пяткой в висок. Повернувшись к сидящим на полу боевикам, угрожающе произнесла: – Если еще кто-то с ножом на своего бросится, убью!

– Я просто не ожидал, – перевязывая левое плечо, процедил кудрявый здоровяк. – Туз себе достал, а он, сука, ножом!

– Где ты таких несдержанных нашла? – Степан бросил презрительный взгляд на лежащего.

– Ус дал, – недовольно буркнула женщина. – Я обычно одна работаю.

– А где научилась ножками по лбу бить? – со смехом спросил он.

– Я в следственном изоляторе по молодости работала, – хихикнула Клава. – У нас инструктор по рукопашному хороший был. Все как на каторгу на обязательные часы ходили, а я с удовольствием. Что-нибудь не получается, на зэках отрабатывала. Знаешь, как в кайф мужиков бить? Особенно если он шибко блатной. Когда встанет, убить готов! – Она рассмеялась. – Потом замуж вышла и в Москву уехала. Полгода прожили, и жопа об жопу, и кто дальше прыгнет. А в меня мастер один по культуризму влюбился. Мы с ним попеременно то культуризмом, то сексом занимались. А у него кореш был. Вот он меня и натаскал по каратэ до пояса.

Опомнившись, Миледи замолчала. Покосилась на внимательно слушающих ее парней, зло проговорила:

– Еще раз кто-нибудь заведется, обоих кончу! – И, резко повернувшись, вошла в спальню.

Посмотрев ей вслед, Лом ухмыльнулся. Присев рядом с рыжим, попробовал нащупать пульс. Затем сонную артерию.

– Готов, – поднимаясь, заключил он. – Как стемнеет, за город, в реку его!

– Вы что наделали? – услышал он удивленно-встревоженный голос Лили. – Куда его теперь?

– На машину погрузим, и в Вятку, – сказал Лом.

– А машину кто поведет? – Женщина в упор посмотрела на него.

– Кто-нибудь из них, – он кивнул на парней. – Если повяжут, скажет, что угнал.

– Вот пусть и угоняет! – сердито сказала Лиля. – Не дам я машину!

– Не дашь тачку – на себе труп потащишь, – усмехнулся Степан. – А вы! – он бросил на парней яростный взгляд. – Хватит на интерес играть! Работаем вместе, поэтому ша! А то раньше времени друг другу глотки перегрызете!

Темное небо над станцией перерезали огни фонарей и прожекторов. Ночь. Женщины молча лежали в углу. Взглянув на их почти невидимые силуэты, Псих коротко усмехнулся. Часа два назад, когда уже прилично стемнело, он и Лютый хотели выбраться из вагона и вскочить на проходящий в любую сторону товарняк. Убедившись, что поблизости никого нет, они попрощались с женщинами и, пригрозив им: «Не дай бог раньше времени запищите!», приготовились прыгать вниз. Но Алла напомнила им, что вагон идет в Нижний Новгород, а следовательно, им просто нет смысла покидать его. Пораженный Псих, помолчав минуту, понял: она права! Он сказал об этом Лютому, и тот сразу передумал покидать «такой комфортабельный вагончик с запахом женской мочи». Сначала женщины расценили намерение мужчин везти их с собой как весьма неудачную шутку, но Лютый, поводив лезвием выкидного ножа у них перед глазами, убедил дам, что это очень и очень серьезно. Чувствуя свою вину: ведь это я, дура, подала им идею! – Алла подавленно молчала. Нонна пыталась уговорить мужчин сойти в Кирове, она обещала им обязательно помочь с деньгами, документами и выездом в Москву. Псих молчал, чувствуя, что Нонна действительно может помочь, – они ей нужны, а для чего, он примерно догадывался; Лютый, которому надоели ее уговоры и заверения, сказал:

– Не закроешь пасть, похоронят тебя на родине.

Голос, взгляд и острый нож в руке подтверждали серьезность его слов. Но время шло, а до вагона, похоже, никому не было дела. Псих посмотрел на часы. Скоро двенадцать.

– Они чего, эти падлы железнодорожные, забыли про вагоны? – зло спросил Дубов.

Смирнов хотел поддержать вполне понятное беспокойство подельника, но, услышав приближающиеся шаги, настороженно замер. Послышался шум подъезжающего тепловоза.

– Цепляют! – прошептал Лютый и подмигнул Психу.

– Эти три на четвертый! – услышали они громкий голос. – На Казань пойдут.

Вагон тряхнуло. Псих наклонился к тихо кроющему матом всю железку, столицу Татарстана и гребаную Вятку Лютому:

– Прыгать надо! Нам Казань на хрен не нужна! Лютый выразил свое полное согласие отборным матом.

Прогудев, тепловоз поволок вагоны. Чуть приподнявшись над железным бортом, Псих увидел вдалеке яркие огни вокзала. Призывно махнул рукой, подхватил рюкзак с едой и одеждой и спустился по скобам. Посмотрел вверх, увидел, что подельник спускается. Потом вспомнил, что скобы кончаются, а обычных ступенек нет, всмотрелся в темноту, чтобы, прыгнув, не налететь на что-нибудь. Оттолкнулся, выкинув опущенную почти до земли ногу и прыгнул по ходу поезда. Упал, отбросил рюкзак, потом вскочил, вытащил пистолет и вслушался. Впереди раздался приглушенный стон. Он метнулся туда. Метров через десять наткнулся на сидящего возле рельсов подельника.

– Что с тобой? – озираясь, спросил он.

– Ногу подвернул! – со стоном ответил Лютый. – Набросали шпал, суки! Я прыгнул прямо на нее. Как нарочно, положили! Псы комолые!

Мыча от боли, он попытался встать. И сразу же осел.

– Слышь! – глухо позвал подельника. – Вали отсюда! Один, может, и свалишь. Только об одном попрошу, – его рука цепко схватила кисть Психа. – Ты…

– Хватит! – приглушенно рявкнул Псих. – Вместе уйдем!

– Да ты не боись, – по-своему понял его Дубов. – Я живым не дамся! Я тебя вот о чём…

– Ты бы ушел?! – уже зло спросил Смирнов. – Это в кино беглые зэки раненому кенту горло режут. А в жизни чуть по-другому!

Подхватив подельника под мышки, он потащил его через пути к длинному зданию какого-то склада. Услышав позади быстрые шаги, повернулся и вскинул пистолет.

– Вали! – выдохнул Дубов. – Я задержу!

– Вместе начали, вместе кончим! – Хищно прищурившись, Смирнов увидел, как к ним приближаются две темные фигуры.

– Их двое, – прошептал он. В руке сухо щелкнул выкидной нож.

– Это мы! – услышал Псих женский голос. – Не стреляйте!

– Алка?! – изумленно прошептал Лютый.

– Вам какого хрена нужно? – спросил Псих.

– Вот и пойми их, – произнесла верная себе Бочарова. – То под пистолетом умоляют не покидать, то какого хрена надо.

– Это они так свою радость выражают, – засмеялась Нонна.

– Что с тобой? – Увидев обхватившего ногу Дубова, Алла присела рядом.

– А ты чо? – зло спросил он. – Доктор, что ли?

– Ну-ка, ну-ка… – Не обращая на него внимания, Алла дотронулась до ноги.

– Оу-у! – раздался сдавленный стон и тут же: – Я тебе, шкура, рот на портянки порву!

– Пошевели ногой! – по-прежнему не обращая на него внимания, потребовала Бочарова.

– В рот мента! – гораздо тише и очень удивленно протянул Лютый. И уже заискивающе спросил: – А это пройдет?

– Валить надо в темпе! – сказал Псих, тревожно оглядываясь.

– Помоги ему! – вдруг властно приказала Гольских. – И идите за мной!

– Куда за тобой? – Псих схватил ее за плечо.

– Тут недалеко дом есть, – дернув плечом, она попыталась освободиться. – Там можете пробыть сколько угодно. Об этом доме никто не знает.

Смирнов подумал. Бросить Лютого и уйти один он не мог. Вдвоем, это было ясно, далеко не уйдешь, повяжут.

– Пошли, – кивнул Смирнов. – Но учтите! Первую пулю вам!

– Поняла? – насмешливо обратилась Алла к Гольских. – Одной пулей убьет обеих! Наверное, еще и застрелиться сможет!

– Ох ты и язва! – восхищенно покрутил головой Смирнов.

Ему все больше нравилась Алла. Подхватив подельника, он двинулся вслед за неторопливо идущими женщинами.

Пройдя последний, заросший травой рельсовый путь, поднялись по небольшому травянистому склону и пошли вдоль глухого забора по узкой бетонированной дорожке.

– Стоять! – властно окликнул мужской голос. Удерживая подельника правой рукой, Псих левой рванул из кармана пистолет. В руке Лютого тоже тускло блеснуло оружие.

– В чем дело? – недовольно спросила подошедшая и закрывшая собой мужчин Алла. Гольских уже стояла рядом с ней.

– Что нужно? – всматриваясь в темноту, спросила она.

– Кто такие? – спросил голос.

Уловив в нем скорее любопытство, чем строгий вопрос, Псих сунул пистолет обратно.

– С мужьями со дня рождения идем! – вызывающе ответила Гольских. – Неужели нельзя? – насмешливо удивилась она.

– Можно, конечно, – проговорил невидимый мужчина. – За забор нельзя, а около – пожалуйста. У вас как насчет курева? – спросил он. – А то до смены час. Уши опухли.

– Курить – здоровью вредить, – поучительно проговорила Алла. – Наши мужчины усвоили это, а посему, уважаемый, – она рассмеялась, – хоть мне искренне жаль ваши опухшие уши, помочь не можем.

– Ладно, – недовольно проворчал мужчина. – Топайте!

– Всего наилучшего, – ответила Бочарова. Они вчетвером двинулись дальше.

– Кто это? – негромко спросил Лютый.

– Сторож, – ухмыльнулся Псих.

– Его счастье, что бабы вклинились, а то бы накурился до смерти, сука. И нам бы хана. Выстрелы наверняка бы услышали. А с такой лапой, – он зло шлепнул ладонью по больной ноге, – хрен свалишь!

– Я ему как раз про это и сказала, – засмеялась Алла. – Курить – здоровье губить!

– Долго еще топать-то? – спросил Смирнов.

– Уже пришли, – показывая на освещенную улицу, успокоила его Нонна. – Я за машиной схо…

– Стоять! – резко перебил ее Псих. – Я тебе схо…

– Во-первых, – спокойно заметила женщина, – с вами останется Алла. А во-вторых, – Смирнов услышал прозвеневшую в ее голосе ненависть, – вы мне очень нужны. Даже гораздо больше, чем я вам! – Не оглядываясь, она быстро пошла дальше.

– Не надо, – увидев дернувшуюся к пистолету руку Психа, попросила Алла. – Вы ей действительно очень нужны.

– Зачем? – Псих сунул пистолет в карман.

– Она вам сама объяснит.

– Слышь, – прошептал Лютый, – здесь недалеко одна чува живет, заочница моя. Может, к ней занырнем?

Усадив Лютого на асфальт, Смирнов опустился перед ним на корточки.

– Вот что, – усмехнулся он. – Ты мне популярно, так, чтобы я понял, объясни. Почему ты с зоны сдернул? Да еще в крови купаешься?

– На сестру в Москве наезжать стали, – неохотно начал Лютый. – А насчет крови… – он криво улыбнулся. – Просто выбора не было. Мне в столицу пробраться нужно, понимаешь?

– А на кой ты мне лапшу на уши вешал, что тебе по новой срок мотать будут? Мол, ксиву подогнали. У реки ждать будут!

– Мне Бульдозер так говорил, – простонал Лютый. – Да и Валет с Филей ксиву подогнали. Уходи, мол, с Бульдозером, дело всплыло. Про дело они, по-моему, туфту двинули. Но что ждали, это точно!

– А как твою заочницу кличут? – что-то обдумывая, спросил Псих.

– Лилька, – ответил Дубов. – Мне ее адрес Бульдозер дал.

– Она на зону тебе писала?

– Мы с ней через шоферов переписывались, – обиделся Лютый. – Неужели думаешь, что я тебя на адрес, который менты знают, потащу?

– Ладно, – решил Смирнов. – Посмотрим, что бабы предложат. А как получше лапе будет, к твоей заочнице зарулим.

Услышав шум машины, Псих настороженно вскинул голову. К ним быстро неслась темно-синяя «шестерка». Рванувшись в сторону, Смирнов вскинул пистолет.

– Это Нонна, – кивнула на заюзившую машину Алла. Из «жигулей» вышла Гольских.

– Тащи его в машину, – кивнув на Лютого, сказала она Психу.

Ему не понравилась категоричность ее голоса. Но он прекрасно понимал, что сейчас Гольских – единственный шанс выбраться из Кирова живыми. Подхватив подельника, Смирнов помог ему доковылять до машины. Алла уже сидела впереди. Нонна уселась за руль и хлопнула дверцей. Взревев мотором, «жигули» рванулись вперед.