Текст книги "В исключительных обстоятельствах 1979"

Автор книги: Борис Воробьев

Соавторы: Сергей Диковский,Петр Шамшур,Виктор Кин,Игорь Голосовский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 54 (всего у книги 80 страниц)

6

Да, это была она! Одетая в полушубок, мужскую шапку и большие не по размеру валенки, она была похожа на подростка. Как она очутилась здесь, в степи? Куда я попал?

– Это вы? – изумленно прошептала Соня и испуганно оглянулась. – Зачем вы пришли? Вас увидят и убьют. Бегите!

– Тут белые?

– Здесь русские, которые борются за свободу России! – сердито и взволнованно бросила она.

– И вы, стало быть, боретесь?

– Да!

– Тогда поспешите! – сказал я и снова лег. – Кликните ваших друзей. Они будут рады расстрелять большевика.

Соня несколько секунд раздумывала:

– Вставайте!

– Не могу.

– Обопритесь на меня!

Она опустилась на колени и подсунула руку мне под голову. Опершись о ее плечо, я поднялся. Мы медленно зашагали куда-то в черную степь. Я ни о чем не спрашивал. На меня нашло какое-то отупение. Впереди показалась неясная тень. Рядом с нею на снегу багровели полупотухшие угли. Это была маленькая палатка. Соня, пригнувшись, пролезла в квадратное отверстие и за руку потянула меня.

– Ложитесь! – шепнула она, бросив на расстеленную шкуру ватное одеяло. – Сейчас разожгу костер, и вы согреетесь.

Она выбралась наружу. Затрещали сухие ветки. Через несколько минут красные отблески заиграли на стенах палатки. В двери показалось розовое лицо Сони. Оно было суровым.

– Что вам нужно для того, чтобы вы могли уйти?

– Шапка, валенки и немножко пищи.

– Вы голодны? – испуганно, совсем по-детски спросила она. – Как же я не догадалась! Сейчас...

Присев рядом на шкуру, она достала из мешка буханку хлеба, ломоть сала и протянула мне.

– Ешьте!.. А шапку и валенки возьмете мои. Я скажу, что потеряла, мне дадут еще.

В палатку заползало тепло от костра. Притихнув, Соня сидела в углу, подтянув колени к подбородку и обняв их руками. Освещенные костром, волосы ее казались огненными. Милое, задумчивое лицо было тревожно. Горячая волна подступила к моему сердцу. Соня в этот момент показалась родной и близкой.

– Что вы здесь делаете? – спросил я.

– Не скажу! Не расспрашивайте! – отрезала она. – Отдыхайте, грейтесь и уходите!

– Вы спасаете мне жизнь. Зачем? Ведь мы, кажется, враги?

– Вам не понять! – с вызовом сказала Соня. – Впрочем... Я отвечаю услугой за услугу. Вы отпустили моего отца.

– Он оказался невиновным.

– И вы не виноваты! – горячо произнесла Соня и придвинулась ко мне. Глаза ее блестели. – Вы хороший человек, я думаю... Но вы обмануты лживой пропагандой немецких шпионов, приехавших в запломбированном вагоне. Вы замахнулись на Россию. Вы... – Почему вы смеетесь?

– Я не смеюсь, – ответил я грустно. – Как жаль, что вы не с нами, Соня!

За стенкой послышались шаги. Девушка высунулась наружу.

– Вы здесь, мадемуазель? – послышался мужской голос.

– Да, прапорщик!

– Как только рассветет, отправляйтесь обратно. Передайте глубокую благодарность тому, кто вас послал, за ценное сообщение!

– Хорошо.

– Не забудьте, уговор остается в силе. Двадцать шестого декабря!

– Ладно, прощайте! – беспокойно ответила девушка. Я понял, что она боится, как бы прапорщик не наговорил лишнего.

– Вы гоните меня, Соня? – вкрадчиво сказал он. – Как это жестоко!

Соня совсем вышла наружу и стояла, загораживая спиной вход.

– Сонечка! – умоляюще заговорил прапорщик. – Вы же знаете, что я люблю вас! Еще когда приезжал в отпуск...

– Вечер воспоминаний. Костя, устроим как-нибудь в другой раз.

– Но, Соня, вы же обещали выйти за меня, почему вдруг такая перемена?

– Не надо сейчас об этом, – с досадой сказала девушка. – Дайте мне отдохнуть перед дорогой!

– Отдыхайте! – резко бросил мужчина. Заскрипел снег.

Соня долго стояла у входа. Я надел шапку, стащил мокрые сапоги, обернул ноги, вместо портянок, порванной наволочкой. Войдя в палатку, Соня сняла валенки и переобулась в старенькие башмачки.

– Возьмите! – она не глядела на меня.

Я с трудом всунул в валенки опухшие ноги. Костер догорел. Мы почти не видели друг друга.

– Значит, в войну играете? – зло спросил я. – На посылках служите у негодяев, которые хотят удушить революцию, народ потопить в крови?

– Как вы смеете! – прошептала ошеломленная Соня.

– Смею! Ишь, романтику в чем нашла! А двадцать шестого декабря, значит, радоваться будете, когда заговорщики в Крайске рабочих на фонарях вешать начнут?

– Не рабочих, а бунтовщиков, понятно? – звенящим голосом ответила она. – И не вешать. Вешаете и расстреливаете вы! Судить будем правым и справедливым судом.

Откинув голову с тяжелым узлом волос, Соня подошла ко мне, положила на мои плечи тонкие руки и тревожно зашептала:

– Надеюсь, что у вас хватит благородства не воспользоваться сведениями, которые стали известны вам совершенно случайно и только благодаря мне. Вы должны дать слово, что забудете о том, что слышали. Иначе я не пущу вас! Я позову солдат!

– Такого слова я вам дать не могу.

– Зачем вы так говорите? – со слезами произнесла она. – Я же с вами по-честному, а вы...

– Или зовите ваших солдат, или я пойду, – сухо перебил я.

– Ступайте! И бог вам судья... А я... я не могу!

Она мягко вытолкнула меня из палатки. С минуту я стоял, потрясенный, прислушиваясь к прерывистым всхлипываниям за брезентовой стеной, потом зашагал в темноту.

Боясь напороться на часовых, я далеко обошел палатки и костры. По пути считал их и пытался представить, сколько тут людей. Мрак скрывал меня, но он же мешал разведать силы врага. Где-то храпели привязанные кони, раздавались аккорды гитары. Лагерь широко раскинулся по степи. До самого горизонта блестели точки костров.

Небо начало светлеть. Я шел по обледеневшей дороге. Местность была уже мне знакома. Неподалеку блестела круглая вершина Белой горы. До Крайска оставалось не больше двух десятков километров. Я думал то о Соне, то о погибшем отряде, то о приближающемся воскресенье. В сущности, я не узнал ничего нового. О том, что двадцать шестого что-то готовится, мне было известно в прежде. Каковы силы заговорщиков, где они выступят – вот что мне хотелось выяснить! Ведь в Крайске был всего один красноармейский полк!.. При согласованном выступлении заговорщиков и банд Степняка соотношение сил может оказаться невыгодным для нас. Мы должны разбить их поодиночке.

Замерзший и усталый, я поднялся на крыльцо особняка. Часовые, не узнав меня, загородили дверь. Вглядевшись, один удивленно протянул:

– Никак сам товарищ Братченко! А тут вас похоронили!

«О гибели взвода уже известно! – подумал я. – Кто же мог сообщить?» Я взбежал на второй этаж. Через приоткрытую дверь доносились приглушенные голоса.

В кресле развалился Егор Малинин. Лицо у него было красное, глаза припухли На диване, расстроенный и сердитый, сидел Николаев. А у окна, чуть не плача, стоял Лешка.

– Я среди камней спрятался, все видел! – услышал я последнюю фразу Малинина. – И как красноармейцев в пропасть сталкивали, и как коней наших уводили. Но Братченко среди убитых не было. Думаю, успел он на другую сторону перебраться...

– Что ж он им живой дался? – спросил Николаев.

– То-то и оно... – начал было Егор, но, увидев меня, вскочил, опрокинул кресло и кинулся ко мне с криком:

– Федя! Друг! Жив!

С сияющими глазами подбежал Лешка.

Николаев встал, расправляя желтые усы.

– Выбрался-таки! – шумно радовался Малинин. – Как же ты?

– Да вот так, – нехотя ответил я, с трудом расстегивая полушубок.

– Человек еле стоит! – укоризненно сказал Лешка. – Давайте помогу, Федор Гаврилович.

– Ничего... Ты лучше доложи, где пропадал. Что с ключом?

По напряженному лицу Малинина я понял, что он еще ничего не знает ни о ключе, ни о похождениях Лешки.

– Так вот, Федор Гаврилович, – начал Кольцов. – Они выступят не в воскресенье, а в пятницу двадцать четвертого, в четыре часа утра.