Текст книги "Рантье (СИ)"

Автор книги: Борис Миловзоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

Буряков нервно ходил по кабинету, ожидая рождения решения, но оно медлило, мучая его неопределённостью. Он спустился в гостиную и, не включая свет, подошёл к тёмному разлапистому силуэту монстеры.

– Ну что, драконище, может, ты мне совет дашь? – обратился он к растению. – Скажи, жениться или погодить? Молчишь? Правильно, такие вопросы мужчина сам решает.

Через полчаса Буряков уже ехал в машине. Основной поток машин, следующих утром в Москву, почти иссяк, так что в торговый центр он прибыл быстро и сразу же направился в самый большой ювелирный магазин. Кольцо с большим бриллиантом словно само прыгнуло под его ищущий взгляд и размер, судя по пальчикам продавщицы, был вполне подходящим. Лев Михайлович расплатился карточкой, победно глянул на молоденькую продавщицу и вышел, а она долго провожала его печальным взглядом.

За всем этим через витрину наблюдал человек, сидящий на скамейке. Буряков, проходя мимо, скользнул по нему взглядом и, вздрогнув, ускорил шаг. Человек ухмыльнулся, тут же встал и двинулся следом. Перед выходом из центра Буряков оглянулся, неприятный человек шёл в пяти шагах позади, и смотрел прямо на него, продолжая неприятно ухмыляться. Такие типы запоминаются надолго. Человек был не очень старый, но какой-то мерзкий, словно из него выглядывала внутренняя гниль, отражаясь на лице. Она застыла в злых глазах, окружённых морщинами, в опущенных уголках рта, в редких зубах, подёрнутых коричневым налётом, в желтовато-седой щетине на дряблых щеках. Они вместе вышли из крутящихся стеклянных дверей и направились в разные стороны. Буряков облегчённо выдохнул.

В машине он вынул коробочку и полюбовался на кольцо, ему не терпелось надеть это сверкающее чудо на тонкий ароматный пальчик Аллочки. И будь, что будет, он больше терпеть не может. Буряков спрятал во внутренний карман подарок и огляделся. На улице ещё окончательно не стемнело, надо было спешить, пока вечерний поток автомобилей не запрудил шоссе. В это время зазвонил телефон.

– Да? – недоумённо и несколько раздражённо отозвался Буряков, не любил он, когда входящий звонок не определялся, обычно это означало рекламные акции назойливых интернетных продавцов или просто жуликов.

– Как строго! – мягко донеслось до него сладостное контральто.

– Алла Владимировна! – Буряков так подпрыгнул в кресле, что стукнулся о крышу. – Вы?!

– Я. Вот, решила позвонить вам.

– Почему? – несколько пришёл в себя Буряков.

– Наверное, скучала, – произнесли невидимые губы, но он ощутил их почти возле уха.

– Я тоже очень скучал.

– Лев Михайлович, у меня странное предложение.

– Я весь внимание.

– Сегодня пятница, я неожиданно освобожусь пораньше, давайте погуляем вместе?

– С удовольствием!

– Как приеду, я вам позвоню.

Ерёмина отключилась, Буряков в счастливом трансе смотрел на гаснущий экран. "Это судьба, – прошептал он. – Что же это я, надо срочно ехать!". Лев Михайлович тронулся и боковым зрением снова увидел неприятного человека с жуткой ухмылкой, и не сразу гнетущее впечатление от него развеялось под шелест шин.

Буряков почти час топтался возле ворот Ерёминой, то и дело поглядывая на телефон. Уже седьмой час, а дама его сердца всё не объявлялась. Он уже собирался вернуться домой погреться и горячего чаю выпить, как голубоватые фары черканули верхушки деревьев и послышался долгожданный хруст льдинок под колёсами автомобиля. Никаких оснований считать это машиной Ерёминой не было, но Буряков был твёрдо уверен: она! Он не ошибся, створки ворот дрогнули и поехали в стороны, белая «Ауди» резко затормозила, Ерёмина выскочила из-за массивной дверцы и буквально утонула в объятиях Бурякова. Она нежно чмокнула его в щёку и ойкнула.

– Лев Михайлович, вы холодный, как ледышка! Немедленно пить горячий чай.

– Может быть ко мне?

– Нет, нет, – улыбнулась Ерёмина, впархивая обратно за руль, – уж чаем я вас смогу напоить!

Через несколько минут Буряков с удовольствием восседал на кухне с рюмкой коньяка и смотрел на закипающий чайник. Ему было тепло, покойно и уютно, он отчётливо осознал именно здесь, что хочет этого тепла до конца дней своих. "А если Аллочка отшутится или, хуже того. Пошлёт меня куда подальше?! – мелькнула в голове испуганная мысль. Он опрокинул в себя рюмку и вдруг подумал: – Тогда смирюсь и буду жить по-прежнему". Странно, но эта мысль его не испугала, более того, где-то в глубинах души мелькнуло сожаление о прежней безмятежной жизни. Буряков понимал, что вернуться к ней будет если и возможно, то очень нескоро, ведь душевный уют не заменит никакой бытовой комфорт. Он опять потянулся к бутылке, стоящей посредине стола, налил рюмочку, выпил и подпёр рукой щёку.

– Господи, как же здесь хорошо! Хотя нет, не здесь, а с ней, с этой волшебной женщиной, – неторопливо думал Буряков. – Аллочка не просто умна, она мудра, она может всё понять и всё принять. Неужели она та самая, единственная?!

Послышались быстрые шаги.

– Как, Лев Михайлович, не скучали? – Ерёмина была переодета в бело-красный спортивный костюм с вензелями и надписью Россия. Кивнув на бутылку коньяка рядом с рюмочкой, она улыбнулась. – Похоже, что не очень?

– Да уж, было о чём подумать, – кивнул Буряков.

– Согрелись?

– Вполне. Выпьете со мной рюмочку?

– Выпью. Вот только налью чай.

– Алла Владимировна! – спохватился Буряков. – Вы же должны поужинать!

– Нет, я сыта. Очередные переговоры завершились в ресторане, – она принялась хлопотать около стола.

Они попили чаю, выпили по рюмочке и вышли на улицу. Буряков прижал ладони Ерёминой к щекам, поочередно и бережно поцеловал их. Она засмеялась.

– Щекотно, – шепнула она.

Они взялись под руки и пошли по улочкам посёлка, с наслаждением вдыхая морозный воздух. Лев Михайлович попытался начать разговор, но тонкий пальчик, прижатый к его губам, запечатал его уста. Так они и шли, молчаливо переглядываясь и не замечая, что большая ладонь Бурякова давно уже охватила ладошку женщины. Несколько раз они останавливались в глубинах теней и целовались, надолго обнявшись. Права была женщина, запретив говорить, не нужны были слова на этой прогулке. Через час они добрели до калитки, Буряков нацелился шагнуть вслед за Ерёминой, но она остановила его на пороге.

– Лев Михайлович, давайте этот вечер оставим таким, – шепнула она.

– Каким? – шепнул он в ответ.

– Необыкновенным! Без продолжения.

– Хорошо, – с готовностью кивнул Буряков, – но завтра мы должны поговорить!

– Уже? – улыбнулась Ерёмина. – Только можно, я высплюсь сначала?

– Конечно! Но обедаем у меня.

– Лев Михайлович, вы ставите меня в неловкое положение.

– Чем же?

– Невероятной скоростью наших отношений, я словно в раннюю юность попала.

– Разве это плохо?

– Это великолепно, но опыт прожитых лет говорит мне: мужчину прежде всех разговоров надо накормить!

– А чай?! А коньяк!

– Это не еда.

– Нет, Алла Владимировна, извините, но я настаиваю.

– Ладно, сдаюсь, тем более ваша Варвара так вкусно готовит!

– Алла Владимировна, только вы завтра оденьтесь так же, как сейчас.

– Встреча без галстуков? – улыбнулась Ерёмина.

– И без смокингов.

– Хорошо, – она шагнула к Бурякову и крепко поцеловала его в губы. – Это вам, чтобы спалось сладко.

Он хотел её прижать к себе, но она увернулась от его рук и засмеялась.

– До завтра!

Засыпал Лев Михайлович в невесомой нирване, его покачивало ожиданием будущего счастья, он летел к нему, едва закрывал глаза. Ему казалось, что он словно комета, рассекает окружающее пространство, все его условности и неприятности. Проснулся он, когда зимнее небо едва подёрнулось проблесками грядущего дня. Снизу донеслось позвякивание посуды, это Варвара уже хозяйничала на кухне. «Как же они уживутся, две женщины? – лениво подумал он и хотел улыбнуться, но обнаружил, что улыбка ещё с вечера оставалась на его лице. Буряков легко постучал себе по застывшим щекам. – Всё будет хорошо! Аллочка, похоже, человек терпеливый и претендовать на ведение хозяйства вряд ли будет, а Варвара к ней привыкнет».

Буряков выпил стакан кефира и съел крохотную булочку, чем вызвал бурю возмущения со стороны Варвары, уже напёкшей их целую миску. Лев Михайлович примирительно улыбнулся ей и направился в подвал, к своим железкам, он твёрдо решил, что теперь особенно пристально будет следить за своей фигурой. Ближе к обеду он поднялся в зимний сад, проверить, всё ли готово, Варвара как раз накрывала стол и что-то ворчала себе под нос.

– Варвара Ильинична, сердишься, что заставил ходить на третий этаж?

– Сержусь? С чего бы: ваше дело хозяйское, а я не хромая, могу и по лестнице походить.

– Нет, всё-таки ты сердитая.

– Да, я сердитая! – неожиданно вдруг заявила Варвара и воинственно упёрла руки в бока. – Я женщина чувствительная, плохих людей за версту ощущаю.

– Ты уверена?

– Ни разу ещё не ошибалась!

– И кто ж у нас плохой?

– Шатенка эта крашенная!

– Варвара! – голос Бурякова посуровел. – Не смей плохо говорить о моей знакомой!

– Да я не плохо, я правду, говорю.

– Варвара, не круши моего будущего счастья! – погрозил ей пальцем Буряков.

– Лев Михайлович, – примирительно и печально сказала Варвара, – не верю я ей, боюсь, притворяется она.

– Зачем же ей это делать?

– Почём я знаю?! Может, одиноко ей, может богатого ищет.

– Ну, денег у неё у самой хватает! – усмехнулся Буряков.

– А вы, Лев Михайлович, разве их считали?

– Варвара! – рассердился Буряков. – С тобой определённо невозможно спорить!

Женщина добродушно заулыбалась.

– А мой Фима и не спорит.

Буряков чопорно провёл Аллу Владимировну по лестнице на третий этаж. В своём бело-красном спортивном костюме женщина смотрелась на фоне зелёных зарослей зимнего сада ярким праздничным пятном. Она с удовольствием уселась в плетёное кресло и развела руки в стороны.

– Как же здесь хорошо! Это ваша идея, Лев Михайлович, провести здесь обед?

– Моя, – скромно потупился Буряков и приподнял бокал с вином. – Можно, за вас выпьем?

– За нас, непременно за нас! – подхватила Ерёмина.

Они сделали по глотку вина, Буряков положил на тарелки себе и своей гостье зелёный салат.

– Пока травки пожуём, не против?

– О, я обожаю всё зеленое и красное!

Ерёмина многозначительно приподняла бокал, Буряков торопливо схватил свой.

– Вы, Лев Михайлович, меня определённо поражаете.

– Чем же? – довольно заулыбался Буряков.

– Выдумкой! За творчество? – они чокнулись. – Какова же дальнейшая программа нашего мероприятия?

– Прямо сейчас и узнаете, – Буряков встал и протянул руку. – Пойдёмте, Алла Владимировна.

Он подвёл гостью к выходу на балкон, посадил на скамейку и всунул её кроссовки в огромные унты. Помог встать, накинул на её плечи пуховик.

– Прошу!

Они вышли на балкон. В мангале ярко тлели угли. Буряков усадил Ерёмину на качели, заботливо укрыл пледом. Поцеловал её в щёку, потом в губы, та не сопротивлялась, но и энтузиазма не проявляла, просто тихо улыбалась.

– Я сейчас, – шепнул Буряков.

Он разложил на мангале шампуры с мясом, тут же пошёл оглушительно аппетитный запах.

– Ой, как вкусно пахнет!

– То ли ещё будет! – отозвался Буряков. Он уже налил в маленькие рюмочки коньяк и спешил к качелям. – Вот, – он протянул рюмку Ерёминой, – это аперитив.

– Лев Михайлович, я после вина захмелею!

– Коньяк вину не враг! – парировал Буряков и легонько стукнул по её рюмочке своей рюмкой. Они выпили. От мангала донеслось шипение. – Извините, Алла Владимировна, я к шампурам.

– Я тоже!

Она встала рядом, совсем близко и заглянула в глаза Бурякову.

– Лев Михайлович, я смотрю, вы никак не решитесь?

– На что, – вздрогнул тот.

– Ну как же?! Мы с вами целуемся, как подростки, а обращаемся друг к другу по имени отчеству. Не пора ли перейти на "ты"?

– Давно пора, Аллочка, – заулыбался Буряков. – Можно, по этому случаю я вас ещё поцелую, а потом принесу ещё по аперитиву?

– Можно.

Шашлык получился замечательный. Они довольные и раскрасневшие вернулись в зимний сад и принялись за мясо, запивая его красным вином. Буряков сиял, глядя в бездонные глаза Ерёминой, рассказывал анекдоты и смешные истории из своей жизни. Та мило смеялась. Потом они танцевали под медленную музыку, тесно прижавшись друг к другу, сливаясь в поцелуях, всё более долгих и эротичных. В промежутках между танцами они сидели тесно обнявшись на мягком диване.

– Не холодно, Аллочка? – шептал Буряков.

– Лев, мне очень хорошо, – шептала Ерёмина в ответ.

Буряков выключил свет, огромное помещение погрузилось в полумрак, ограниченный цепочками светодиодной подсветки. За широкими окнами зимнего сада на тёмном небосводе засверкали холодные огоньки звёзд.

Буряков встал.

– Аллочка, я должен кое-что сказать.

Ерёмина беспомощно взглянула на него, от этого взгляда у Льва Михайловича сердце чуть не остановилось. Он вынул из кармана коробочку с перстнем, открыл и протянул к любимой женщине.

– Вот, прошу принять.

– Очень красиво, – сказала Ерёмина, не притрагиваясь к кольцу.

– Прошу, надень!

– Нет, не могу.

– Аллочка, я за две недели умер и вновь родился! – Буряков опустился на колено. – Я без тебя жить не могу, выходи за меня замуж!

Ерёмина улыбнулась и нежно провела рукой по его щеке, он прильнул к её ладони.

– Лев, я не могу так быстро, – грустно ответила она и, взяв кольцо, принялась его рассматривать.

– Аллочка, я бы ещё недавно сам обсмеял каждого, кто сказал бы, что такое возможно, но видишь, я у твоих ног и жду приговора.

Ерёмина медленно надела кольцо на палец и вытянула его вверх, оно засверкало разноцветными искорками.

– Какая прелесть, – прошептала она и перевела взгляд на Бурякова. – Лёва, я поломаюсь немного, ладно?

– Ладно, – улыбнулся он. – Тогда может быть, чаю?

– С удовольствием.

Лев Михайлович вскочил и принялся наливать в чашки душистый чай из большого термоса. Ерёмина встала, подошла и поцеловала его в щёку.

– Лев, мне надо отлучиться.

– Второй этаж, за углом...

– Я помню, как раз и чай остынет, – она улыбнулась, – я скоро.

Вечер пролетел как одно мгновение. Буряков с трудом подавлял в себе почти непреодолимое желание предложить Ерёминой остаться у него, слова уже вертелись на языке и лишь колоссальные усилия воли тормозили это безумство. Искуситель внутри говорил: «Дурак, чего ты медлишь?! Она согласится!», а разум в ответ твердил: «Ты её потеряешь!». Поэтому, когда Буряков подвёл свою даму к её дому, он почувствовал облегчение. Он нежно поцеловал её руку.

– До завтра? – он смотрел на Ерёмину, но она молчала и лишь печально улыбалась. – Хочешь, завтра в бассейне поплаваем?

Женщина покачала головой.

– Нет, Лев, я бы с удовольствием, но я завтра улетаю.

– Куда?!

– Разве важно, куда?

– Надолго? – поправился Буряков.

– Прилечу в пятницу.

– Так долго!

– Работа, – пожала плечами Ерёмина. – Большой контракт требует длительных согласований и тщательной проработки на месте.

– Я понимаю, – понуро свесил голову Буряков.

– Ничего, Лев, – Ерёмина улыбнулась и поцеловала его в губы, – это всего лишь неделя. Я буду скучать. – Женщина многозначительно подняла руку с кольцом. – И думать.

Она засмеялась и, не дав ответить, исчезла за дверью.

Домой Буряков возвращался умиротворённым. Было ещё не очень поздно, и он неспешно размышлял, чем бы себя занять. Прежние обычные увлечения казались ничтожными, но сидеть перед фотографией любимой женщины и тихо млеть как-то тоже не хотелось. «Пойду, – решил он, – врежу стаканчик, шары в подвале покатаю, музон включу». Буряков оглянулся на сорок четвертый дом, на втором этаже горело окно. Он вдруг представил, как его любимая женщина раздевается, готовится ко сну... «Стоп! – скомандовал он и даже остановился. – Я же не мальчишка, потерплю недельку, никуда Аллочка от меня не денется, моей будет!». Эта мысль успокоила, настроение улучшилось.

Он вошёл в дом и прошёл на кухню, откуда доносился шум телевизора.

– Варвара!? Ты что ж домой не ушла? Десятый час уже.

– Поговорить надо, – мрачно сказала женщина и выключила телевизор.

– Что-то случилось? – насторожился Буряков.

– Не знаю, Лев Михайлович, – она встала, – пошли, покажу.

Они прошли в гостиную. Едва открылась дверь, как на Бурякова навалилась волна тоски и паники, ему хотелось немедленно всё бросить и бежать обратно к дому любимой, позвать её, ещё раз увидеть, услышать. Его глаза встретились с внимательным взглядом поварихи.

– Варвара, – хрипло спросил он, – что ты хотела показать?

– Вот это! – Варвара Ильинична подошла к серванту с приоткрытой створкой. За ней стоял штоф с платочком Ерёминой, его массивная стеклянная пробка лежала рядом.

– Закрой! – неожиданно для себя сказал Буряков.

Варвара заткнула штоф пробкой и поплотнее вдавила створку серванта на место, потом подхватила своего хозяина под локоть и повела на кухню.

– Пойдём, Лев Михайлович, молока налью.

– Не, лучше водки!

– Хорошо, водки, так водки.

На кухне она усадила его за стол, поставила перед ним рюмку водки и тарелку с маринованными огурчиками. Буряков выпил и кивнул, Варвара хмыкнула и вновь наполнила рюмку до краёв. Он выпил, крякнул и хрустнул огурчиком.

– Полегчало?

– Ага, – машинально отозвался Буряков и вдруг удивлённо посмотрел на повариху. – Ты о чём?

– Лев Михайлович, вы так ничего и не поняли?

– В каком смысле?

– В гостиной вы ж едва сознание не потеряли, побледнели как полотно.

– Да? – он задумался. – Ну-ка, плесни ещё полрюмочки. Он выпил и вопросительно посмотрел на женщину. – Садись, Варвара, говори.

– Видела я вашу рыжую сегодня.

– Не рыжую, а шатенку, – поправил Буряков и нахмурился.

– Потерпите, Лев Михайлович, вы ж знаете, не нравится мне она.

Буряков поморщился.

– Давай, Варвара, ближе к делу.

– Так вот, она сегодня вечером спустилась одна и шасть в гостиную. Я услыхала, выглядываю, а она сервант открыла, пробку со штофа сняла и из крохотного пузырёчка внутрь брызгает. Много так, щедро. Я спросить хотела, да не стала, на кухню вернулась, чуть дверью хлопнула. Слышу, она тихими шашками наверх по лестнице ускакала.

– И что дальше?

– А дальше ничего, оставила всё как есть, только заходить в гостиную мне теперь вовсе противно стало.

Буряков кивнул и хотел сказать, что это всё бабьи глупости, но его изощрённый прежней службой ум запротестовал. Что-то во всём этом было странное.

– Спасибо, Варвара, ты иди, я подумаю над тем, что ты сказала.

Женщина кивнула и вышла, стукнув напоследок запотевшей бутылкой о столешницу. Буряков наполнил рюмку, но пить не стал, в голове зрела какая-то важная мысль. Он встал, побарабанил пальцами по столу.

– А что, можно и проверить! – сказал он вслух.

Лев Михайлович быстро проскочил в подвал и разыскал в кладовке изолирующий противогаз, надел, полюбовался на себя в зеркале и вдруг засмеялся. "Хорошо, не видит никто!" – подумал он, шагая по лестнице. Вошёл в гостиную, огляделся, прислушался к своим ощущениям. Ни малейшего намёка на душевное беспокойство не было. "Хм, – думал он, вспоминая своё недавнее смятение, – странно это всё!". Он помнил, что внизу серванта до сих пор лежит красивая коробка из-под подаренного ему Гучкиным на новоселье штофа. Буряков достал её и аккуратно переместил в неё штоф, трогая только верхний ободок. Коробку поставил в пакет и плотно завязал, потом открыл окно. Вернулся на кухню. Только там он снял противогаз и уселся за стол.

– И что дальше? – подумал он.

Взгляд упал на не выпитую рюмку, он опрокинул её в себя и задумался. В голове крутились воспоминания о первых встречах с Аллой, о её фотографии. "Кстати, – осенило его, – он же ещё тогда о сантехнике хотел кое-что уточнить!".

Лев Михайлович пододвинул к себе телефон и набрал номер.

– Охрана слушает.

– Сантехник у вас?

– Здесь.

– Трубку, пожалуйста, дайте.

– Алё! Кто меня спрашивает?

– Это жилец 46 дома, у меня всё в порядке, просто хотел спросить.

– Спрашивайте, – голос сантехника подобрел.

– Три недели назад вы срочно в город во время дежурства выезжали.

– Ну да, было, а что? – насторожился сантехник.

– Ничего особенного, просто хотел уточнить, кто из жильцов просил вас об этой услуге.

– Женщина из сорок четвёртого.

– Из сорок четвёртого? – Буряков кашлянул, прочищая горло. – Ошибки быть не может?

– Да какая там ошибка! Дала денег, срочно, говорит, новый водяной фильтр нужен, а когда привёз, устанавливать не стала. Чудная баба.

– Спасибо.

– Да, не за что.

Что ж получается: сначала отсылает сантехника, а потом вантуз у соседей просит?! Его мозг упорно отказывался делать дальнейшие выводы, они были слишком разрушительны. Неужели Варвара права и что-то здесь нечисто? На самом деле, в глубине души ответ уже был однозначный: всё их знакомство получалось подстроенным, а чувства.... Додумывать дальше не было сил.

"Выводы отложим, – придумал Буряков компромисс, – а проверить можно и нужно". С этими мыслями он прихватил бутылку водки, огурчики и спустился в подвал. Противогаз вернулся на место, а он, как и планировал, принялся тупо гонять бильярдные шары, прихлёбывая водку из горлышка и закусывая огурчиками. На душе было спокойно, но мрачно.

Воскресным утром он долго отлёживался в кровати, боясь лишний раз пошевелиться: голова болела и гудела от малейшего движения, как колокол. В дверь постучали.

– Да, – еле слышно хрипло выдавил из себя Буряков.

– Доброе утро! – в комнату вошёл Серафим с подносом, уставленным лёгкой закуской и бутылкой с жидкостью чайного цвета.

– Это что? – удивился Буряков.

– Поправка здоровья, – улыбнулся Серафим, пыхнув табачным духом. – Варвара прислала.

– Ну, раз Варвара, – сдался Буряков, – тогда ставь на столик и наливай в две рюмки, один пить не буду.

– Само собой!

– Кстати, Петрович, это что за лекарство, – спросил Буряков, просматривая на свет несколько мутноватую коричневую жидкость в рюмке.

– Это, Лев Михайлович, самогон на травах! Специальный рецепт для возврата здоровья.

– Да? Что ж, давай лечиться.

Самогон пился удивительно легко и лечил изумительно быстро. Скоро бутылка наполовину опустела, захотелось есть.

– Так! – скомандовал Буряков. – Петрович, шагай вниз, попроси супругу, пусть сообразит закуску посерьёзнее, я сейчас приду, будем с тобой дальше лечиться.

К полудню Буряков и Серафим были сыты и пьяны. Они просили у Варвары "ещё капельку", но непреклонная повариха категорически отказала и отправила их спать. Мужчины подчинились. Через пару минут Буряков сладко спал у себя на постели, скинув лишь тапочки. В дверь заглянуло довольное лицо Серафима. Он прикрыл дверь и кивнул супруге.

– Спит!

– Фима, ты тоже отправляйся! Вечером будешь третий этаж и балкон убирать.

– Хорошо, покурю только и лягу.

Проснулся Буряков вполне в удовлетворительном состоянии и, увидев на столике стакан молока, с удовольствием его выпил. В голове просветлело, мозг начал соображать. Первым позывом было позвонить Гучкину, у того связи были обширными, можно было любую экспертизу заказать, но что-то его останавливало. Может быть то, что хрустальный штоф был его подарком? Оставался только один вариант: позвонить своему бывшему начальнику, тот дорос до генеральских звёздочек и возглавлял одну из ветеранских организаций, уж он сообразит, что дальше делать. Думая обо всём этом, Буряков по-прежнему избегал окончательных выводов, он просто выполнял некую программу действий, стараясь не вдумываться в их смысл, потому, что смысл был страшным.

Буряков потянулся к мобильному телефону.

– Иван Прокопьевич, здравия желаю!

– Спасибо, но прошу представиться, – ответил густой бас.

– Майор запаса Буряков Лев Михайлович беспокоит.

– А, Лёва, не узнал, богатым будешь. Хотя, – в трубке раздался смешок, – ты, кажется уже?

– На жизнь хватает, Иван Прокопьевич.

– Ну и хорошо. Что стряслось?

– Увидеться надо.

– Сегодня?

– Именно сегодня.

– Хм, ладно, приезжай на квартиру. Адрес помнишь?

– Так точно.

– Жду.

Буряков вызвал такси, взял пару бутылок виски, вчерашний шашлык и ещё многое из того, что наготовила Варвара. Его бывший начальник Фетюшин любил поесть и выпить. Для Варвары Буряков оставил на кухонном столе записку, что будет завтра.

Фетюшин уже лет десять после похорон жены жил один. Его звала к себе единственная дочь, но он категорически отказывался переезжать к ней, приговаривая, что любить друг друга легче из отдельных квартир. Такси свободно проехало по вечерним воскресным московским улицам и выехало на бульварное кольцо. Вот и нужный дом из жёлтого кирпича, такие когда-то называли цековскими. Большая двухкомнатная квартира с высокими потолками и массивная мебель из ценных пород дерева даже сейчас вызывала почтение. Фетюшин встретил бывшего подчинённого в домашних брюках, рубашке и пиджаке. Они обнялись.

– Ну, проходи, – хозяин квартиры оценил пакеты в руках Бурякова одобрительным взглядом. – Пошли пакеты твои разгружать, я как знал, столик сервировал.

В большой комнате стол был накрыт скатертью и расставлена посуда. Разговор мужчин затянулся далеко за полночь. Генерал пил виски, курил и внимательно слушал своего гостя, поглядывая из-под густых буро-серых бровей.

– Вот так, Иван Прокопьевич, влюбился, как мальчишка, замуж позвал, а теперь не знаю, что и подумать.

– А ты хоть информацию по своей невесте пробил? – пробасил укоризненно Фетюшин.

– Пробил, – печально кивнул Буряков.

– Пробил?! – глаза генерала удивленно сверкнули. – А говорил, что влюбился без памяти?

– Да случайно получилось, мой бывший зам по безопасности позвонил, ну и помог.

– Бывший зам? Это не такой тощий, вертлявый?

– Иван Прокопьевич, не уж-то помните?!

– Помню я этого хлюста, больно уж ко мне подлизывался.

– Надо же! Я и не знал.

– Я тебе, Лёва, не говорил, отшил его сразу и всё. Ты лучше скажи, он тебе часто звонит?

– В год под расход.

– Так я и думал.

Буряков недоумённо посмотрел на Фетюшина.

– Иван Прокопьевич, вы что, Сашку подозреваете?!

– А что прикажешь делать? – генерал глухо кашлянул и принялся загибать пальцы. – Тебя и деньги твои знает, раз. Позвонил, словно под руку подвернулся, (так ведь?) это два. Предложил проверить и проверил, это три. Это уже тебе не хухры-мухры, а оперативная цепочка фактов!

– Иван Прокопьевич, бросьте! Не может у Аллочки быть никакой легенды! Невозможно так притворяться.

– Эх, – крякнул генерал и наполнил рюмки. – Плохо ты баб знаешь, Лёва! Давай-ка, выпьем!

Они чокнулись, Фетюшин выпил до дна, а Буряков чуть пригубил.

– Сачкуешь, – добродушно усмехнулся генерал, целясь вилкой во что-нибудь на столе.

– Не лезет, второй день не просыхаю.

– Кстати, – пережёвывая кусок шашлыка, поинтересовался генерал, кивая на пакет со штофом, – а посудина эта у тебя давно?

– Нет, друг на новоселье подарил, сам распаковал, сам в сервант поставил, – Буряков поднял несколько затуманенный, но явно недоумённый взгляд на бывшего начальника. Тот ехидно улыбался.

– И кто у нас друг?

– Сашка Гучкин, – прошептал Буряков. – Нет! – он замотал головой. – Не может быть, это случайность!

– Может и случайность, – хмыкнул, Фетюшин, – а может четвертый фактик, так что, разбираться однозначно надо. Вот что, ты ложись здесь на диване, завтра встанешь, помоешь всё и приберёшься.

– Есть прибраться.

– И из моей квартиры ни ногой! – гулко приказал генерал.

– Но, Иван Прокопьевич! ...

– Цыц! – прервал его Фетюшин. – Позвони своим, придумай что-нибудь. Если мои догадки пустыми окажутся, то в бутылочке твоей просто духи, а если верными, так ведь и пулю тебе всадить могут.

Наутро Буряков вновь проснулся с больной головой.

– Да что ж это такое? – думал он, не раскрывая глаз. – Опять башка раскалывается! Так ведь и...

Лев Михайлович сел на диване и мутным взором огляделся. За окном было светло, на столе среди тарелок с остатками закусок высилась трёхлитровая банка с красными помидорами. К банке был прислонен листок с надписью крупными буквами: "Пей рассол, жди меня!". Буряков так и сделал, после чего со стоном улёгся обратно на диван. Второе пробуждение было уже более комфортным. Он посмотрел на часы, четвёртый час! Вскочил, принялся спешно прибираться.

Генерал прибыл к шести вечера, прошёл в комнату, довольно огляделся.

– Молодец, приятно посмотреть.

– Так что, Иван Прокопьевич?! – вскочил с кресла Буряков, выключив телевизор.

– Лев, ты влип! – Фетюшин громко отодвинул стул и бросил на стол папку. – Садись, а то рухнешь ещё!

Буряков, побелев как снег, ухватился за спинку стула. До последнего мгновения он не верил, гнал от себя дурацкие мысли, вспоминал свою Аллочку, одновременно странным образом ощущая опустошённость в сердце, его любовь словно бы съёжилась в крохотный комочек. Он сел на стул и твёрдо взглянул в глаза генералу.

– Я готов.

– Отлично! – генерал придвинул к себе папку и вытащил лист с текстом и фотографию. – Вот твоя дама. Узнаёшь?

Буряков рассматривал цветное фото красивой женщины с короткими чёрными волосами, в которой лишь угадывались знакомые черты и понимал, что встретив на улице, вряд ли смог бы признать в ней свою Аллочку.

– Лёва, ты слышал поговорку: "Красота ослепляет, а слепого легко обокрасть"? – спросил генерал.

– Нет.

– Американцы народ неглупый, это их изречение, – усмехнулся Фетюшин и, надев очки, заглянул в бумагу с текстом. – Так, что тут у нас? Шитман Вероника Борисовна, гражданка Украины, разыскивается Интерполом, как член преступной группы, занимающейся брачными афёрами.

– Чем? – еле слышно прошептал Буряков, генерал в ответ крякнул, в смысле усмехнулся.

– Одиноких богатых дураков находят, переписывают завещание, а затем мужья или жёны тихо отходят в мир иной.

– Их много?!

– Целый гарем из баб и смазливых парней. Работали и работают во всех странах Европы и СНГ.

– Чёрт, у них что, конвейер?! Как такое возможно?

– Вот, ты самую суть ухватил! Твой штоф с платочком оказался важнейшей уликой.

– Отпечатки пальцев?

– Это пустяки, главное, феромоны!

– Чего?!

– Такие особые химические вещества или микрозапахи, создающие непреодолимое влечение одной особи к другой, противоположного пола.

– Иван Прокопьевич, я читал, что феромоны невозможно синтезировать!

– Науке пока нет, а вот этому чокнутому профессору, да! – генерал вытащил из папки следующую фотографию и подвинул её Бурякову. Тот взял её в руки и вскрикнул.

– Иван Прокопьевич, я его видел!

– Этого урода?

– Да! Буквально несколько дней назад, в пятницу, в торговом центре. Мне Алла именно тогда впервые сама позвонила, – голос Бурякова предательски дрогнул, он жалобно посмотрел на Фетюшина. – Это что ж, и Саша Гучкин с ними?!

– Этого я не знаю, установят.

– Кто?

– Кто надо, уже работает, – генерал встал. – Пойду, позвоню, про профессора сообщу, он у них вроде бы за главного химика. Этого бывшего гения давно ищут.

Буряков кивнул и застыло остался сидеть. В его мозгу лениво проворачивалось осознание невероятного обмана, в душу словно дерьмом набрызгали. Как теперь жить?! Он прошёл на кухню и принялся разогревать ужин. Заглянув в холодильник, задумчиво посмотрел на початую бутылку виски, тяжело вздохнул и выставил её на стол. На кухню вошёл Фетюшин и радостно потёр руки.