Текст книги "Рантье (СИ)"

Автор книги: Борис Миловзоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

– Хорошо, Ксения, приезжай.

– Пап, так я уже у проходной стою.

– Что?! А если бы я отказал?

– Не, пап, ты бы, не отказал, – лукаво усмехнулась дочь.

– Жди, сейчас тебе откроют.

Озадаченно покачивая головой, Буряков набрал номер охраны.

– Это Буряков из 46 дома, там ко мне дама приехала.

– Да, Лев Михайлович, видим.

– Пропустите.

– Хорошо.

Буряков отключился и тут же набрал телефон Серафима Петровича.

– Петрович? ... Да нет, всё хорошо, ты ворота открой, впусти мою старшую, – Буряков опустил телефон и почесал голову. – Так, бассейн откладывается.

Лев Михайлович встал и быстро зашагал к выходу, на ходу развязывая халат.

Через пять минут он стоял в гостиной и смотрел в окно, как во двор въезжает Ксения, как паркуется, следуя указаниям Серафима Петровича. Дочь вышла из машины и, встряхнув копной светло-русых волос, спряталась под зонтик. "Красивая женщина получилась, яркая, – подумал Буряков, – только уж слишком похожа на свою мать. Всё-то по её должно быть в мире устроено и никак иначе, этакая тиранша". Он принёс из кухни вскипевший чайник, достал две красивых чашки и поставил на стол.

– Папа, здравствуй! – Ксения мило улыбнулась на пороге гостиной и подняла вверх коробочку с тортом. – Вот, к чаю взяла.

– Здравствуй, дочь, – кивнул Лев Михайлович, – ставь гостинец на стол и сама присаживайся. Тебе чай, или кофе?

– Чай, – коротко ответила Ксения, – от кофе цвет лица темнеет.

– Да? – искренне удивился Буряков, – неужели?

– Точно, точно.

Спорить было бесполезно, да и не к чему. Ксения распаковала торт, разрезала на ровные кусочки, налила себе и ему чай. Усевшись на стул, осторожно отхлебнула из чашки.

– Ой, горячий, – дочь мило улыбнулась. – Съешь тортик, вкусный.

– Спасибо, я блинами только что заправился, чуть погодя, потом.

Ксения кивнула. Над столом повисла пауза. Лев Михайлович почти физически ощущал её тяжёлое облако и раздумывал, начинать первым разговор или пусть дочь сама отдувается? Ничего решить он не успел, Ксения заговорила первой, но опять всё в свою пользу вывернула.

– Пап, что же ты молчишь? Не рад мне?

– Ну, ты и вопросы задаёшь! – Буряков сердито звякнул чашкой о блюдце. – Можно я не буду оправдываться?

Ксения испуганно кивнула.

– Расскажи-ка, раз приехала, как там семья твоя поживает?

– Ой, да всё замечательно, – как ни в чём не бывало, заворковала она, – Александр работает, ждёт повышения. Привет тебе передаёт.

– Спасибо, взаимно. Желаю ему наконец-то получить это ветхозаветное повышение.

– Ну, пап! Ты не прав, мой муж звёзд с неба не хватает, но на жизнь хватает.

– Да, это я тоже уже слышал, – нахмурился Буряков. Зять Александр ему с первого дня не нравился: снаружи высокий и статный, а внутри увалень. – Впрочем, Ксения, извини, это не моё дело. Как там внучка во втором классе, не отстаёт?

– Что ты, папа, – мирно отозвалась Ксения, – отличница, уроки сама делает, просто чудо, а не ребёнок.

– Ну, ты поосторожнее с чудесами, накличешь....

– Так уже проблемы.

– Какие ещё проблемы?! – насторожился Буряков.

– Ты ей айпад подарил, так не оторвать теперь, приходиться ругаться.

– И только-то? – Лев Михайлович облегчённо махнул рукой. – Пусть привыкает, сейчас времена такие и все дети "некст".

– Да уж, – неожиданно легко согласилась Ксения.

Буряков удивлённо взглянул на неё. Ишь ты, скромница какая, взгляд потупила, а ведь так зыркнуть может и языком срезать....

– Ксения, ты чаю себе подлей.

– Нет, спасибо.

– Что ж, тогда спасибо, что отца навестила, не скрою, не ожидал от тебя. Потому вдвойне приятно.

Он встал, намекая, что визит можно завершать, глаза дочери сердито сверкнули, но тон был примирительный.

– Пап, подожди, сядь, пожалуйста.

Буряков опустился обратно на стул.

– У меня серьёзный разговор, а как начать, не знаю.

– Давай без церемоний, – усмехнулся Буряков, – не чужие ведь.

– Вот-вот! Я как раз про это, – Ксения замялась, подбирая слова. – Я на счет квартиры.

– Какие-то проблемы?

– Понимаешь, папа, жизнь штука сложная, всякое случается

– Глубокое умозаключение, Ксения, могу продолжить: человек не может знать, где и когда ему кирпич на голову свалится. Ты ведь это хотела сказать?

– Ну, вроде того, просто ты всё так утрируешь. С тобой нелегко разговаривать.

– Да, – с легким металлом в голосе отозвался Буряков, – ты мне об этом уже не раз говорила.

– Ты обиделся? Зря. Я ведь как лучше хотела...

– Кому лучше?

– Папа, ты сегодня упорно пытаешься вывести меня из себя!

– Извини, ты права, поэтому я помогу тебе: квартиру, в которой вы живёте, я завещаю тебе, не волнуйся.

– А этот дом? – встрепенулась Ксения. – Как ты планируешь им распорядиться?

– Но почему это так тебя волнует?

– Ну, извини, представляешь, что начнётся, если... – Ксения испуганно замолчала.

– Передерётесь все?

– Передерёмся, папа.

– То есть ты советуешь завещать его не трём дочерям, а одной из них?

В глазах Ксении мелькнуло напряжение, это был самый трудный момент, именно его она боялась, репетируя разговор в машине.

– Я бы хотела, чтобы ты завещал его мне.

– Хм, спасибо за честность, дочка, а почему же именно тебе?

– Во-первых, я старшая, во-вторых, у меня самая маленькая квартира!

– Ну, на счет квартиры ты напрасно, район то самый лучший?

– Пап, ну не надо шутить! Так что ты скажешь?

– Ничего, Ксения, не скажу, но обещаю подумать, – Буряков решительно встал, давая понять, что разговор завершён.

Ксения тоже поднялась, жалобно посмотрела на отца, но тот этому взгляду не поверил и она это поняла.

– Пап, у меня просьба, не говори нашим, что я приезжала, ладно?

– Хорошо, как скажешь.

Буряков вновь смотрел в окно гостиной, наблюдая за отъездом дочери. Вот она повернулась и помахала рукой, он махнул в ответ, в груди защемило. Может быть зря он так? Прижать бы эту своенравную полублондинку к груди, поцеловать в висок, поговорить.... О чём же поговорить? Лев Михайлович сердито отвернулся от окна. Не о чем им говорить, кроме завещания, не пускала Ксения его в свою жизнь, впрочем, как и остальные две дочки. Правда, лишь старшая дочь года три назад прямо сказала ему об этом. «Папа, жизнь моей семьи только моя и я не хочу ею делиться даже с родителями!» – кажется именно так она и сказала. Потом добавила, что некоторые совместные праздники, пожалуйста, а будни только мои. Он ещё заспорил с ней, мол, а как же большая семья, а она зло перебила.

– Папа, вы с мамой умные и успешные, я вас люблю и уважаю, но вы даже представить себе не можете, как вы давите!

– Мы?! – удивился тогда Буряков. – А я всегда думал, что это ты как танк.

– Очень остроумно, – скривилась Ксения.

– Ну, хорошо, с мамой ты сама разбирайся, а я-то чем на тебя давлю?

– Своими советами и даже простыми взглядами, в которых я читаю осуждение и всё те же советы!

Буряков добродушно усмехнулся: – "Всё-таки умная баба получилась! Жалко только, что бездарно дома сидит".

Прошло несколько дней. Буряков прекрасно проводил их. Много гулял на улице, бродил по просторам интернета, читал и ощущал себя бароном в собственной крепости. Моральный аспект бесцельности такого существования его уже не беспокоил, как и собственное затворничество, он давным давно пришёл к выводу, что он не герой, пекущийся о спасении человечества, он обычный преуспевший российский обыватель. Он смирился и примирился. В прошлом остались служение стране и верность партии, исчезли и они, и обязательства перед ними, а новая страна рождалась медленно и мучительно, так что служить ей предстояло уже новым поколениям. «Хотя, вряд ли они об этом знают. Ничего, – мысленно усмехнулся Буряков, – жизнь заставит, никуда не денутся».

В правом углу монитора пискнуло красное солнышко, означающее, что открылась калитка его владений. Буряков удивленно кликнул внешнюю камеру. На экране показался Петрович, разговаривающий в проёме калитки с женщиной. Что-то знакомое было в её фигуре, Лев Михайлович увеличил изображение, так и есть, та самая шатенка из торгового центра! Ничего себе, как она тут оказалась?! Он включил звук.

– Вантуз? – донёсся удивлённый голос Петровича, – а у вас есть, кому с ним управляться?

– Нет, но я знаю... – донёсся её, ни на что не похожий голос.

– Мадам, здесь, сантехник есть.

– Я звонила на охрану, он куда-то уехал.

– Ох, что с вами, ба... женщинами делать, – вздохнул Петрович. – Подождите, я только инструменты прихвачу.

Буряков был человеком не наивным, в случайности не верил, хотя допускал теоретическую возможность их существования, поэтому явление "кремовой дамы" ему не понравилось. Он откинулся в кресле и задумался, потом склонился к компьютеру. Из видеозаписи он выделил кадр, где шатенка хорошо просматривалась и запустил её в поиск. Ни яндекс, ни гугл ничего не нашли. Лев Михайлович знал, что можно поискать ещё в соцсетях, но этого он не умел. Он взял трубку местного телефона, потыкал пальцем в кнопки.

– Охрана слушает.

– Это 46 дом, вы не подскажете, дежурный сантехник у вас?

– Сейчас нет.

– Он на вызове?

– Нет, – недолгая пауза. – Отъехал сантехник, будет через пару часов.

– Что значит отъехал?! – строго переспросил Буряков. – Насколько мне известно, персонал обслуживания во время дежурства может отлучаться только на вызовы?

– Всё верно, но его очень попросили что-то срочно купить в городе.

– Хорошо, я перезвоню позже.

Буряков положил трубку и долго смотрел в стену, пытаясь понять, зачем он это всё делает? Что это: недоумение или мужской интерес? Кажется последнее. Он улыбнулся, что ж, здоровый мужской интерес это неплохо.

Он вернулся к компьютеру и отпечатал цветной снимок незнакомки. Снимок вышел слегка размытый, словно изнутри светящийся, такие на стенку вешают. Буряков повозился на нижней полке книжного шкафа и вытащил несколько пустых рамочек для фотографий. Выбрав коричневую с золотом рамку, вставил в неё фото и водрузил на стол.

– Пусть стоит, – сказал он, любуясь своим творчеством.

На мониторе компьютера вновь пискнуло красное солнышко, вернулся Серафим Петрович. Едва он скрылся в своём домике, Буряков набрал номер на телефоне.

– Варвара, привет!

– Добрый день, Лев Михайлович! Обед как обычно подавать?

– Обед? – Буряков глянул на часы. – Ого, два почти! Да, Варвара, не будем отступать от сложившихся традиций. Кстати, где там твой благоверный?

– Вон, явился, – недовольно проворчала женщина, – весь духами пропах.

– О как! – усмехнулся Буряков. – Ну-ка, дай ему трубочку.

– Добрый день, Лев Михайлович.

– И куда же это ты ходил, Петрович?

– К дамочке из 44.

– Через дом от нас?! Так там ведь Владимир Николаевич обитал, не уж то продал отставной генерал своё гнёздышко?

– Не, Лев Михайлович, он дом в аренду сдал.

– Вот гад! – с внутренней завистью подосадовал Буряков, всегда неприятно, когда кто-то зарабатывает. – И как же зовут даму?

– Алла Владимировна, у неё раковина на кухне забилась.

– Прочистил?

– А то.

Заинтригованный событиями, встряхнувшими милую рутину его загородной жизни, Буряков плотно пообедал под три рюмочки и вышел на прогулку. Игнорируя мелкий холодный дождик, он прошёлся по внутреннему периметру их посёлка и подошёл к дому номер 44. В окнах первого этажа горел свет. Лев Михайлович с хозяином этого дома, эксцентричным отставным генералом дружбу не водил и в доме у него был всего раз. Так себе, средний домик, такой сдавать в аренду не жалко. Буряков остановился в тени противоположного глухого забора и вгляделся сквозь решётчатую калитку в освещённые окна. Нехорошо это, но ноги его словно вросли во влажную землю. Колыхнулась шторка, в окне мелькнул женский профиль, Буряков испугался быть застигнутым за таким постыдным занятием, как подглядывание, и решительно зашагал дальше. Он шёл и ругал себя, что ведёт себя как мальчишка, что ему всё это ни к чему, что надо выкинуть из головы дурацкие фантазии, но восторженное томление в груди не уходило. "Что со мной?! – спрашивал себя Буряков и добавлял: – Только этого мне на старости лет не хватало".

Вечером, сидя перед телевизором с отключённым звуком, он смотрел на бессильные мелькающие кадры рекламы, злорадно насмехаясь над нею, без звука ролики превращались в немую пародию на самих себя. Но основные мысли всё равно крутились вокруг неожиданной соседки, ничего он не мог с этим поделать. Теперь он решал дилемму: знакомиться с нею или игнорировать? По уму выходило – игнорировать, а по сердцу – знакомиться. Лев Михайлович усмехнулся, понятно кто победит: человек почти никогда не слушает доводы разума. Он вдруг замер от внезапно вспыхнувшей мысли: а не слишком ли быстро он размяк?! У него внуки, в смысле внучки, а он о сердечных делах рассуждает! "Ох, подозрительно это всё, – сказал он сам себе вслух. – И глупо", – поэтому спать отправился рано и в расстроенном состоянии.

На следующее утро его разбудил звонок мобильного телефона. Буряков с недоумением уставился на фыркающий трелями подпрыгивающий на столике гаджет, потом сонно поднёс аппарат к уху, даже не взглянув на определитель.

– Да.

– Папа, доброе утро! – прозвучал голос средней дочери Эвелины. – Я тебя разбудила?

– Кто это? – недоумённо буркнул Лев Михайлович.

– Это же я, Эвелина!

– Эвелина, вообще-то, я спал! – Буряков начал просыпаться и одновременно злиться

– Папа, но уже десятый час! – с искренним удивлением воскликнула Эвелина. – Мы с Аликом считаем, что вставать....

– Веля, – хрипло прервал её отец, – давай оставим в покое мой распорядок дня, я уже большой мальчик. Подожди, я встану. – Он отложил телефон, накинул халат, сладко потянулся и, подойдя к откинутой форточке, вдохнул свежего воздуха. – Говори, слушаю, – сообщил он в телефон.

– Папа, мы с Аликом хотим тебя навестить.

– Хм, – Лев Михайлович впал в глубокое раздумье.

С семьёй средней дочери он общался ещё реже, чем семьёй Ксении. Эвелина вышла замуж за Алика – своего тренера по бальным танцам и с тех пор погрузилась в мир профессиональных танцев. Они постоянно танцевали на бесконечных конкурсах в разных уголках России и заграницей. Рожать Эвелина не хотела, Буряков её увещевал, уговаривал, но бесполезно. Однажды она заявила ему, что слышать о детях больше ничего не хочет, на что он зло сказал, что и он её слышать не желает. Вот уже два года, как он не слышал её голоса, и вдруг такой сюрприз.

– Веля, – вкрадчиво спросил Лев Михайлович, – а тебе не кажется это странным?

– Что? – невинно переспросила дочь.

– Как что?! Внуков рожать будешь?! Или....

– Буду, – неожиданно кротким голосом отозвалась дочь из телефона.

Лев Михайлович замер и сразу же остыл.

– Что, уже?

– Нет, планируем.

– А-а, – разочарованно протянул он.

– Папа, это же так серьёзно! Мы хотим, чтобы наш ребёнок нормально развивался... – она вдруг умолкла.

– Ну, – не вытерпел Буряков, – а я вам для чего?

– Посоветоваться.

– Ладно, – неожиданно для самого себя сдался Лев Михайлович, – приезжайте, пообедаем вместе.

– Да, да, конечно! – радостно защебетала дочь. – Можно даже без обеда. Папа. Ты скинь мне координаты для GPS, ладно?

– Ладно.

Буряков положил телефон на подоконник и задумчиво потёр небритый подбородок. Впервые он не знал, как себя вести: верить, что образумились? "Эх, если бы так! – покачал он головой. – Скорее всего, тоже за наследством едет".

Обрадовав Варвару расширенным составом обедающих, Лев Михайлович поплавал в бассейне, побрился и после лёгкого завтрака отправился на прогулку. Он брёл по привычному маршруту, размышляя над необыкновенностью происходящих в последнее время событий. Прежде размеренная и умиротворённая жизнь забурлила, выдавая ему всё новые и новые неожиданности. Неужели он получил то, ради чего затевал это бесконечное строительство, перебирая надувающие щёки фирмы, борясь с вороватыми прорабами и подгоняя ленивых рабочих? Значит, стоило предъявить родне этот новый красивый дом, и жизнь переменилась? Так банально и просто? Почему же тогда три месяца ничего не происходило, а тут, словно с цепи сорвалось? Буряков замер на полушаге, так ведь его батюшка благословил! Именно с того дня всё и закрутилось! Лев Михайлович усмехнулся, вот, попробуй тут не поверить в Бога.

Он посмотрел на часы, пора было идти в дом, готовиться к приёму гостей. Тем более что и маршрут прогулки почти уже завершился, вот дом незнакомки. Как её зовут: Алла Владимировна, кажется? Внезапно калитка дома отворилась и из неё, едва не наткнувшись на Бурякова, вышла знакомая незнакомка в бело-красном спортивном одеянии. Они удивлённо уставились друг на друга.

– Здравствуйте, Алла Владимировна, – брякнул вдруг Буряков.

Женщина мило улыбнулась.

– Здравствуйте, но разве мы знакомы? – она прищурила свои светло-голубые, прозрачные, словно стекло бокала, глаза. – Хотя, не с вами ли мы столкнулись в магазине?

– Со мной, – зарделся Буряков, – не подумайте, что я преследую вас после этого ДТП, просто оказалось, что мы соседи.

– Да что вы! Как замечательно, – вновь заулыбалась женщина, – тогда, может быть, представимся друг другу?

– Да, конечно! – Буряков невольно втянул в себя живот. – Буряков Лев Михайлович, к вашим услугам.

Женщина кивнула.

– Ерёмина Алла Владимировна, – она элегантно протянула вперёд ладошку, Буряков взял её в руку и, склонившись, коснулся губами бархатной кожи, втянув в себя невероятно тонкий изысканный запах дорогой косметики. – Замечательно, – засмеялась женщина, – не знаю почему, Лев Михайлович, но мне приятно наше знакомство. Теперь, если позволите, я прогуляюсь. Вы, как я вижу, уже завершаете прогулку?

Она выжидательно и красноречиво посмотрела на него, видимо ожидая, что он к ней присоединится.

– Да, Алла Владимировна, я уже прошёл свои шесть тысяч шагов, прошёл бы ещё столько же, чтобы составить вам компанию, но жду гостей к обеду. Может быть, завтра?

– С удовольствием, Лев Михайлович, но завтра я уеду на работу.

– Ах, да! – Буряков хлопнул себя по лбу. – Завтра же понедельник!

– Вот именно, – улыбнулась Ерёмина и махнула ему рукой. – Как-нибудь в другой раз.

Женщина быстрым шагом прошагала мимо него, вновь обдав обворожительными запахами. Буряков смотрел вслед её точёной фигурке, пока она не скрылась за поворотом, после чего встрепенулся и взглянул на часы.

– Пора, – буркнул он, злясь на то, что не смог идти с этой женщиной рядом и на то, что не мог оторвать взгляда от её силуэта. Буряков вдруг почувствовал, как мгновенно переменилось его настроение, злость переросла в недоумение: – Немного ли случайностей? И зачем столько соблазнительных запахов для обычной пешей прогулки?

От этих вопросов на душе стало легче, горечь утраты исчезла. "Жизнь всё расставит на свои места, – мысленно уговаривал он себя, шагая к своему дому, и вдруг негромко спросил вслух: – Интересно, она замужем или нет?"

Перед воротами стояла машина.

– Так, уже приехали, – констатировал Буряков, усилием воли переключая себя с новой соседки на визит дочери. Он издали нажал на брелок, ворота поползли вверх. Пройдя мимо, он кивнул смутным силуэтам за стёклами и призывно махнул рукой.

– Боже мой! – восклицала через несколько минут Эвелина, проходя по комнатам и коридорам дома, в гостиной она заломила руки от восторга. – Папа, какой красивый дом!

Следом за Эвелиной тенью следовал её муж Алик, он молчал, но судя по выражению глаз, был весьма впечатлён. Лев Михайлович провёл гостей в гостиную и указал на накрытый к обеду стол.

– Прошу.

– Папа, но ты не показал бассейн.

– А я и не собирался, – неожиданно жёстко отрезал он и выжидательно уставился на гостей. Весь его вид говорил: дальнейших экскурсий по дому не предвидится.

Эвелина надулась и беспомощно оглянулась на мужа, тот чуть дёрнул головой и, подхватив супругу под локоток, элегантно повёл к столу. Усадив её, он встал рядом, показывая, что ожидает хозяина. Бурякову эта сцена понравилась, всё-таки общение с воспитанными людьми может само по себе приносить удовольствие.

Начался обед. Лев Михайлович спросил своих гостей, что они будут пить, но получил вежливый отказ. Он пожал плечами и пока Варвара, принарядившаяся по этому случаю, уставляла стол своими вкусностями, цедил из пузатого снифтера коньяк. На дежурные фразы Эвелины о погоде, дорогах и качестве блюд Лев Михайлович не реагировал, чем приводил дочку в замешательство. Её слова повисали в воздухе и бессильно осыпались вниз колкими крохотными ледышками, Бурякову даже казалось, что он слышит тихий звон, с которым они кололись. Почему так себя вёл, он не понимал, обзывал себя мысленно плохим отцом и хамоватым хозяином, но согнать с лица кислую мину не мог, обречённо решив, что ему "вожжа под хвост попала". Натянутую обстановку разрядила Варвара, появившись в очередной раз, она громко заахала и запричитала, что гостьюшки не едят ничего, не уж-то невкусно. Эвелина и Алик принялись горячо уверять дородную повариху, что всё очень вкусно, просто им надо форму держать... незаметно все расслабились, заулыбались. Даже Алик осмелился включиться в разговор и невпопад спросил Бурякова о его здоровье. Лев Михайлович чуть не ответил "не дождётесь", но взглянув в простодушные глаза зятя и на встревоженный взгляд дочери, пришёл к выводу, что в вопросе нет подвоха, поэтому искренне поблагодарил и спросил, как они с Эвелиной поживают.

– Папа, – перехватила дочь инициативу, – мы с Аликом долго размышляли над твоими словами. – Она взглянула на мужа. – Правда, Алик? – Тот кивнул. – Вот! И пришли к выводу, что ты прав.

– Хм, – Буряков промокнул рот салфеткой, – а вот здесь, поподробнее, пожалуйста.

– Пап, только прошу, чтобы только между нами.

– Обещаю, – кивнул Буряков.

– Спасибо. Начну с главного: мы с Аликом сейчас в отличной спортивной форме и имеем международный рейтинг, но мы хотим ребёнка.

– Похвально, вот и делайте его поскорее.

– Папа! – покраснела вдруг дочь.

– Веля, нечего краснеть, словно девочка, мы здесь люди взрослые....

В комнату зашла Варвара с подносом десертов и чайных чашек.

– Лев Михайлович, я вам кофе налила.

– Спасибо, Варвара, – кивнул Буряков, – ты уж иди, отдохни, мы тут сами дальше почаёвничаем.

Он жестом остановил вскочившую дочь.

– Веля, сиди, я сам.

Буряков налил в чашки чай, подставил поближе тарелки с десертами, себе плеснул ещё глоток коньяка и сел на место.

– Что ж, продолжаем разговор. Итак, дорогие детки, вы решили рожать, я горячо "за" и обещаю материальную поддержку. Что ещё вы хотели бы от меня услышать?

– Понимаешь, папа, – дочь переглянулась с мужем, – я хочу рожать за границей.

– Рожай, – пожал плечами Буряков, – оплачу.

– Лев Михайлович, – заговорил вдруг Алик, – у вас замечательный дом, но вы никогда не задумывались, что в России климат не комфортный? Не хотелось вам пожить в теплых краях, на берегу моря?

– Пожить, Алик, я могу в любой момент, а жить не хочу.

– Но папа, почему же?! Мы часто бываем в разных странах Европы. Она такая милая, уютная, люди приветливые.

– И еда вкусная, даже если некалорийная, – вставил Алик.

– Да, и это тоже, – кивнула Эвелина, – но главное, там спокойно и предсказуемо....

– Чего? – удивлённо поднял бровь Буряков. – Вы что, новости не смотрите?

– Новости? – дочь и зять переглянулись. – Смотрим, конечно....

– Не врите, – ухмыльнулся Лев Михайлович. – Вы за своими танцами света белого не замечаете. Европа была уютной, пока в неё беженцы не хлынули, теперь они её всю изгадят и живого места не оставят.

– Лев Михайлович, – вежливо кашлянул зять, – мы про мигрантов смотрели репортажи, но живьём их пока не видели.

– Ладно! – махнул рукой Буряков. – Не хватало нам ещё про политику беседовать. Нравиться вам Европа, так и езжайте. Что касается моего совета, за которым вы приехали, то скажу так: уедете, пожалеете. Родина не квартира в лучшем районе, обмену не подлежит.

– Но мы не против Родины! Папа, мы хотели тебя с собой пригласить.

– Чего?! И куда именно?

– Мы в Испании такой домик с участком присмотрели....

– До моря меньше километра.

– Это где же?

– Недалеко от Аликанте.

– Аликанте? Знаю, бывал, – Буряков глотнул коньяк и пристально посмотрел на притихших гостей. – Район неплохой, может быть в гости когда-нибудь и заеду. Веля, вы как, аванс уже внесли?

– Нет, папа, – дочь замешкалась, подбирая слова, – аванс мы не вносили, мы хотели у тебя денег занять.

Буряков удручённо покачал головой.

– Значит, ногами больших капиталов не нажили?

– Папа, ты напрасно так говоришь, мы собираемся в Аликанте танцевальную школу открыть.

– Лев Михайлович, это очень прибыльно.

– Не сомневаюсь! – Буряков удручённо покачал головой. – Только для раскрутки такой школы немалые деньги нужны, а у вас в голове и дом, и ребёнок, и школа.

Он щедро плеснул себе коньяка, сделал большой глоток и на несколько секунд застыл, прислушиваясь к своим ощущениям, потом перевёл тяжёлый взгляд на своих гостей.

– Вот что, дети мои, в долг денег не дам, вам отдавать нечем.

– Пап, тогда поехали в Испанию вместе? – в голосе Эвелины послышались нотки отчаянья.

– Нет, Веля, мне и здесь хорошо, – Буряков посмотрел за окно. – Темнеет. Вам не пора, молодёжь?

– Папа!

Буряков выжидательно посмотрел на дочь.

– Папа, ты человек не бедный, – Эвелина красноречиво и красиво повела руками по сторонам, – я ведь дочь твоя и могу рассчитывать на свою долю наследства?

– Ах, вот ты о чём? – ухмыльнулся Буряков. – Кусок королевства хотите заранее получить?

– Какого королевства? – недоумённо переспросил Алик.

– Датского, зятёк! Только я не король Лир. Помру, тогда и получите то, что вам достанется! – Буряков встал, нависнув над столом. – Вот что, Веля, советую блажь с заграничными школами и имениями из головы выкинуть! Обсосут вас европейские доброхоты с вежливыми улыбками и пинка дадут, приползёте обратно с голым задом!

Дочь вскочила и гордо вскинула голову.

– Папа, ты нас унижаешь!

– Не унижаю, а совет даю. Вы же за ним приехали? Получите.

– Папа, я не думала, что ты такой... – Эвелина запнулась, подыскивая приличный эпитет, – такой чёрствый!

– Прости, Веля, какой есть. Ты мне внука роди, я, может быть, и подобрею.

– А внучку? – спросил, улыбаясь, Алик.

– Можно и внучку, – усмехнулся Буряков.

Эвелина всхлипнула и, закрыв лицо ладонями, выбежала из гостиной. Алик растерянно посмотрел ей вслед, потом на Бурякова. Тот ему кивнул.

– Олег, ты баб слушай, только и свою думку имей, – он махнул рукой. – Иди, иди, догоняй свою половину, а я на вас отсюда в окошко посмотрю.

Алик убежал, а Буряков смотрел в окно, как дочь с зятем шли к машине. Эвелина принципиально не повернула головы, а поотставший на шаг Алик оглянулся и помахал рукой. Лев Михайлович улыбнулся и махнул в ответ. Несмотря на очередную ссору с дочкой, у него не было тяжести на сердце, он вдруг понял, что молчаливый зять не настолько прост, чтобы ничего не понять из сказанного здесь. "Ну, дай-то бог! – шепнул Буряков. – Вправь ей мозги, Алик, пока не поздно. Хотя нет, лучше вставь!". Он так противно хихикнул, что самому стыдно стало. В комнату заглянула Варвара.

– Лев Михайлович, можно?

– Входи, Варвара, спасибо тебе за вкусный обед.

– На здоровье. Что ж не проводили? – спросила Варвара, направляясь к столу.

– Ничего, не маленькие, сами дорогу нашли, – буркнул Буряков.

– Опять не угодили? – звякая чашками, спросила женщина.

– Можно сказать и так. Ты тут прибирайся, а я в кабинет.

Буряков взял со стола бутылку и вышел.

На следующее утро он долго плавал в бассейне, безуспешно гоня прочь из головы всякие мысли. Ему не хотелось вспоминать вчерашний обед, потому что в глубине души таилось ощущение, что он был если не неправ, то слишком резок. Может быть, не зря Елена намекает, что он плохой отец?

Вчера коньяк в кабинете так и остался стоять не тронутым, пить не хотелось. Буряков долго сидел в кресле-качалке перед окном, наблюдая, как угасает день, как зажигаются в ясном небе звёзды. Мысли лениво блуждали по прошлому. Он вспоминал молодые годы, службу, свадьбу с Еленой, рождение детей, ссоры, недомолвки, расставание. Сердце слегка щемило, он удивлялся этому, не ожидая, что ностальгия разбудит старые эмоции.

Спать он пошёл в печально-меланхоличном настроении раньше обычного и долго не мог уснуть. В голову лезли злость на всех и жалость к себе, он вдруг ясно осознал, что никому не нужен, всем нужны только его деньги. Он обманулся с домом, он надеялся привлечь к себе внимание и добился этого, но в основе лежит лишь видимость кровной любви. Впрочем, надо признаться, он и сам во многом виноват: любовь можно получить только в обмен на любовь, всё остальное обман. Возможно, надо было совершать над собой многолетние усилия, заставлять себя любить родных, быть добрым, терпимым, прощать. Но разве это честно, демонстрировать то, чего внутри нет? Или есть?

Равномерные движение и струи воды постепенно смывали раздражение и меланхолию. Буряков сердито фыркнул и вдруг почувствовал, что его отпустило, в голове прояснилось от ясной и простой мысли: он такой, каков есть, и это честнее, чем притворяться другим, пусть даже хорошим. Вот, это правильно!

Его дни вновь потекли спокойно и размеренно. Лев Михайлович пришёл к выводу, что завещание вещь необходимая. «Все мы под богом ходим, – размышлял он, – но писать завещание не хочу. Вот подаст жизнь знак, что пора, тогда и займусь. – Здесь он обычно вздыхал и добавлял: – А если знаком будет кирпич по голове?».

Впрочем, скоро он забыл о своих сомнениях, ему гораздо было интереснее думать о своей загадочной соседке. Его воображение рисовало всевозможные сценарии превращения их случайного знакомства в бурный роман, иногда он мысленно заглядывал даже за порог ЗАГСа. А что, он ещё вполне молодой пожилой мужчина.

Распалённый воображением и смутными ожиданиями, Буряков уверил себя, что в выходные обязательно встретится с Алой Владимировной и будь, что будет. По вечерам он выходил из дома, гулял и, посматривая на светящиеся окна дома номер сорок четыре, раздумывал, как бы такую встречу устроить.

В пятницу Буряков съездил в магазины, закупил всякие деликатесы, хорошее итальянское вино и, вернувшись, поручил Варваре сделать изысканный обед на две персоны.

– Сможешь? – спросил он с надеждой.

– Смогу! – уверенно кивнула та. – Вы скажите, Лев Михайлович, вторая персона кто будет, дама?

– Дама, – улыбнулся Буряков. – Изысканная такая, с дорогими духами.

– Уж не та ли, из сорок четвёртого, возле которой мой муж пропах?

– Ух! – восхищёно-удивлёно воскликнул Буряков. – Варвара, ты никак рассердилась?

– Я? – женщина пожала покатыми плечами. – Не по душе она мне.

– Почему же? – удивился Буряков. – Ты ж её не видела!

– Видала раз. Я позавчера в наш магазинчик за хлебом ходила, так она в своём белом лимузине с мужиком приезжала.

– Вот как? – Буряков сразу же расстроился. Варвара это заметила.