355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Борис Красногорский » Острова эфирного океана » Текст книги (страница 9)
Острова эфирного океана
  • Текст добавлен: 3 октября 2016, 22:13

Текст книги "Острова эфирного океана"


Автор книги: Борис Красногорский


Соавторы: Даниил Святский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)

ГЛАВА XIV
Незримая опасность

В течение нескольких дней, посвященных ознакомлению с природой Венеры, наши путешественники окончательно убедились в большом сходстве растительности ее с каменноугольной флорой Земли. Не было сомнения, что они попали на планету в то время, когда этот мир переживал еще одну из ранних эпох своей жизни, являющейся глубокой стариною на земном шаре. Легко разбираясь в геологических отложениях Земли и восстанавливая по остаткам картины давно прошедшего, земные ученые никогда не отваживались думать, что настанет момент, когда при других условиях это отжившее воскреснет и станет настоящим. Имеретинский, Наташа, Добровольский и Флигенфенгер были первыми счастливцами, на долю которых выпало не только изучать, но и переживать каменноугольную эпоху в истории развития солнечной системы.




Лепидодендрон

Вслед за сигилляриями наша экспедиция, как и следовало ожидать, обнаружила лепидодендроны, – деревья, близкие по родству к плауновым и достигающие до 30 метров высоты, а также многочисленные виды мощных древовидных папоротников превышавших величину общеизвестных видов на Земле чуть не в четыре раза. Леса Венеры, состоящие из этих деревьев, перемежались с зарослями каламитов, в виде мощных членистых и полых стеблей, покрытых мутовками продольных ребристых листьев. Эти растения были увеличенным подобием земных хвощей, к классу которых они и относятся палеоботаниками. "Вероятно и у нас на Земле наши хвощи ползающим насекомым кажутся такими же большими", подумала Наташа. Один громадный куст каламита живо напомнил ей отпечаток растения, который она видела в музее Горного Института в Петрограде.




Каламит

Но особенным торжеством для наших путешественников была находка саговой пальмы, обитавшей и в каменноугольном периоде Земли. Эти растения, носящие название цикадовых деревьев, ближе из класса всех цветковых относятся к споровым. Сердцевина их богата крахмалом и потому пригодна в пищу. Из современной цикадовой пальмы добывается саго – продукт, хорошо известный всем нашим хозяйкам, впрочем не столько в своем натуральном виде, сколько в подражании, добываемом из крахмальных зерен обыкновенного картофеля.

Первая же найденная цикадовая пальма была срублена, расколота вдоль, а богатый запас саго был собран и приготовлен в пищу. Для этого пришлось вынутую сердцевину дерева обильно промыть водою и потом протереть сквозь решето, сооруженное из мочалистой древесины сигиллярий. В сыром виде саго для пищи не пригодно.




Саговая пальма

Чем чаще и разнообразнее становится лес, тем сырее и сырее делалась под ним почва. Голые скалы встречались все реже и реже и только расщелины в склонах, образующие извилистые и узкие пещеры, кое-где еще попадались. Было ясно, что далее спускаться вниз было нельзя из-за сплошных болот, и потому путники подумывали уже возвратиться к оставленному ими «Победителю Пространства». Но, увлеченный своими энтомологическими изысканиями Карл Карлович Флигенфенгер готов был идти все дальше и дальше, несмотря на обилие открытых им новых видов. Казалось, жажде его любознательности не предвиделось конца. Своеобразный мир насекомых и их разнохарактерный вид, особенно многоножек, прямокрылых – стрекоз, кузнечиков и сверчков окружал наших путешественников, заинтересовывая их своим разнообразием. Особенно были обильны и прелестны стрекозы, которых, как известно, очень много найдено и на Земле в каменноугольных отложениях. Однажды все были страшно перепуганы появлением стрекозы, достигавшей величины нашей курицы, но потом такие крупные экземпляры стали попадаться чаще и чаще и кроме одного, весьма ревностного собирателя, Карла Карловича, никто на них уже не обращал внимания. Его банки буквально были набиты добычей; приходилось брать немногое, наиболее замечательное; с крупных же экземпляров делались фотографические снимки и рисунки. Встречались также скорпионы и пауки, пострашнее наших земных, хотя и очень похожие на них; они наводили страх на экспедицию во время ночевок у костра. Принимались все предосторожности, но все-таки однажды бедняга Карл Карлович едва не был ужален весьма крупным скорпионом, если бы во время не заметил непрошеного гостя друг его, Добровольский.




Паукообразное каменноугольного периода

После одной из ночевок, боясь, что большинство наконец решит вернуться обратно, Карл Карлович употребил маленькую хитрость и ушел вперед незаметно для остальных, засидевшихся за утренним завтраком из саговых лепешек на масле кедровых орехов. Скоро однако уловка Флигенфенгера была открыта и все волей-неволей потянулись по раз уже принятому направлению, под уклон. Но на этот раз путники сразу почувствовали себя почему-то усталыми, разбитыми, всем отчего-то нездоровилось. Особенно худо чувствовала себя Наташа; однако она упорно скрывала это от мужчин, стараясь не отставать и бодро идти вперед. Вдруг она сразу почувствовала, как в глазах ее пошли зеленые круги, и то, знакомое ей состояние, в котором она оказалась раз в вагончике «Победителя Пространства», казалось, вновь охватывало ее. Имеретинский увидел внезапно изменившееся лицо Наташи и бросился ей на помощь. В то же время Добровольский, случайно взглянув вперед, увидел вдали фигуру Карла Карловича, лежащую навзничь на земле. Заметив впадающую в обморок Наташу и мгновенно вспомнив ее обморок во время путешествия, Добровольский понял, что происходить нечто ужасное – они лишаются притока воздуха и дышат почти одной углекислотой. Об этом он сообщил Имеретинскому, чувствуя как в глазах его тоже начинает темнеть и мелькают зеленые круги.

– Да, это так, творится что-то неладное, но только отчего же? Ведь там это было понятно, а тут… Он не мог договорить фразы.

Вдруг счастливая мысль озарила Добровольского. "Назад, назад, наверх!" хотел он крикнуть, но скорее простонал, склоняясь к Имеретинскому, Последний очевидно уже сам сообразил, что они попали в какую-то ложбину с негодным для дыхания газом и, схватив Наташу на руки, опрометью бросился назад, наверх, цепляясь за прутья каламитов и мелкой хвойной поросли. Добровольский следовал за ним. Пробежав некоторое расстояние, все упали на землю, обессиленные и измученные. Но и этого, к счастью, было достаточно, чтобы получить приток свежего воздуха и очнуться. Предположения обоих оправдались – ниже был газ, негодный для дыхания. Поднявшись на ноги, Добровольский почувствовал еще большее облегчение и сообщил об этом Имеретинскому. Было ясно, что слои удушливого газа стелятся у самой поверхности почвы. Имеретинский помог Наташе влезть на стоящее вблизи невысокое дерево, где она вскоре совершенно оправилась. Но бедный Карл Карлович! Он становился жертвой своего увлечения! Не заметив так скоро перемены состава воздуха, как его друзья, или вернее, не обратив на это внимания, он спускался со своим сачком за насекомыми до тех пор, пока не упал в полном изнеможении…

Едва пришли в себя спасшиеся от удушливого газа, как надо было подумать и о спасении их общего любимца. К счастью, совершенно случайно в корзинах с вещами оказался один респиратор, тот самый, в котором Имеретинский чинил в междупланетном пространстве порванные цепи "Победителя Пространства". Его забыли положить к другим респираторам и, благодаря этому, он сыграл большую роль в спасении Флигенфенгера. Лихорадочно надев его на себя, Добровольский вдохнул кислород, придавший ему необходимую бодрость, бросился на помощь к своему другу.

Прошло полчаса томительного ожидания и наконец Добровольский показался с тяжелой ношей; вследствие большой тяжести Карла Карловича, бедному другу пришлось не столько нести, сколько тащить его по земле. Общими усилиями Карла Карловича вытащили на более высокое место. Его слабый пульс еще чувствовался, но он не приходил в себя. Пришлось прибегнуть к искусственному дыханию, которое только и спасло ему жизнь. Но обморочные состояния вскоре у наших путешественников снова возобновились, голова мучительно болела, и потому весь этот и следующий день экспедиция простояла на месте; затем решено было, на этот раз уже единогласно, возвратиться обратно к "Победителю Пространства".

Карл Карлович, едва оправившись от случившегося с ним несчастья, снова принялся за стрекоз и жуков. Поверяя свои исследования и наблюдения, он старался не упускать ни малейшей подробности.

Имеретинский, Добровольский и Наташа пытались объяснить себе происхождение и состав встреченного ими газа. Судя по всему, это была углекислота; за это говорили тождественные ощущения, испытанные Наташей при отравлении ею в вагончике "Победителя Пространства". Газ этот вследствие большой плотности, сравнительно с воздухом, очевидно стлался у самой поверхности почвы и заполнял собою низменную ложбину, в которую попал Карл Карлович, а затем и остальные. Но таким именно свойством обладает только углекислота – бесцветный газ, состоящий из углерода и кислорода (СО 2), который, как известно, можно даже «переливать» из одного сосуда в другой, вследствие его плотности; в нижних слоях земной атмосферы он находится в незначительном количестве, измеряемом 0,04 %. На Венере же он, очевидно, местами находился гораздо в большем количестве, но к счастью не везде, иначе наши путешественники были бы обречены на верную гибель.

– Собственно говоря, Валентин Александрович, мы должны были предвидеть эту опасность уже с того момента, когда окончательно пришли к убеждению о тожестве флоры Венеры с флорой каменноугольного периода Земли. Вспомните, ведь палеоботаника, чтобы объяснить мощное развитие флоры каменноугольного периода, допускала присутствие в тогдашней земной атмосфере большого процента углекислоты, необходимой растениям. Я полагаю, что на более низких пространствах Венеры пелена углекислоты висит сплошным покровом и проникнуть туда совершенно невозможно.

– Откуда же берется такое большое количество углекислоты? – спросила Наташа.

– Производителями, обильными источниками углекислоты оказываются на Земле очень часто вулканы и вулканические местности, – отвечал Имеретинский. – На экваторе есть местность Тунгуравилла, расположенная близ вулкана, где почва бывает часто усыпана мертвыми птицами, задохшимися пресмыкающимися, бабочками вследствие большого процента углекислоты, выделяющейся в этом месте. В Пуццуоли близ Неаполя существует знаменитая "Собачья Пещера", которую осматривают путешественники. Собака в такой пещере теряет сознание и может умереть через три минуты, человек же может погибнуть через 10 мин., если ляжет в ней на пол. Но стоя, он совершенно не чувствует ничего особенного в то время, как собака у его ног бьется и задыхается; все это происходит от того, что дно пещеры покрывает слой углекислоты от 20 до 60 сантиметров толщиною. Греческие пифии, садившиеся над расщелинами скал, одурялись именно этим газом и впадали в бредовое состояние, считавшееся прорицанием будущего.

– Да ведь пещеры и расщелины в скалах встречались и нам, – сказала Наташа, – помните Валентин Александрович, когда мы спускались вниз?!

– Совершенно верно. Надо думать поэтому, что вулканическая деятельность на Венере вне всяких сомнений и притом она более интенсивна, чем у нас на Земле.


ГЛАВА XV
Мир заключен

«Долина Смерти», как окрестили наши путешественники едва не погубившую их местность, оставалась уже далеко позади их, путь был хорошо знаком и если бы не поднятие вверх, они давно пришли бы к покинутому ими «Победителю Пространства». Но на полдороге Имеретинскому пришла мысль пройти еще немного в сторону, к западу. Любознательность ученого все еще не была удовлетворена той массой разнообразнейших впечатлений, которыми подарила их природа Венеры за эти дни. Собственно говоря, леса Венеры при всей их оригинальности для земного исследователя, с эстетической точки зрения, совсем не вызывали того чувства красоты, которое пробуждает у нас на Земле чернолесье. Их однообразие и угрюмость скорее напоминали безотрадное краснолесье с высокими соснами и елями и почти полным отсутствием травяного покрова. Правда, великолепные украшения коры сигиллярий и лепидодендронов возбуждали удивление, но леса, состоящие из этих гигантских деревьев, представляли угрюмое и безотрадное зрелище. Прямые стволы сигиллярий, покрытые прижатыми наверху жесткими листьями, действительно скорее были похожи на ламповые щетки, чем на деревья в нашем, земном смысле этого слова. Лепидодендроны, хотя и имели мощные разветвления наверху, широко разбрасывающие их корону в стороны, но зато ветви их, покрытые вместо листьев маленькими чешуйчатыми придатками, подобно современным плаунам, издали казались оголенными, как бы после осеннего листопада, и нисколько не соответствовали ходячему представлению о каменноугольной флоре, как о роскошном, девственном тропическом лесе. В довершение всего, эти леса не оглашались веселым щебетанием и пением птиц, как у нас на Земле. Бродя среди этих сказочных деревьев, нельзя было заметить ни одной бабочки, не было пчел, мух и даже совсем почти отсутствовали жуки. Только бесчисленные стрекозы и поденки реяли в воздухе, да в мелкой поросли хвощей и папоротников прыгали и стрекотали кузнечики, а по ночам устраивали свои унылые, однообразные концерты маленькие сверчки; по дуплам сигиллярий и лепидодендронов целыми кучами бродили черные тараканы, отыскивая себе пищу. Этот странный мир прямокрылых и сетчатокрылых стоял в прямой зависимости от своеобразной, бесцветковой флоры каменноугольного периода Венеры. Размножение растений спорами происходит без цветов; только у последних вырабатывается лакомый нектар для бабочек, мух, пчел и многих жуков – источник их существования, в благодарность за который эти насекомые разносят на своих телах пыльцу с цветка на цветок, производя опыление и оплодотворение цветковых растений. Отсутствие цветов, так услаждающих наше эстетическое чувство на Земле, влекло за собой и отсутствие целого ряда насекомых. Но Карл Карлович, несмотря на это, не унывал. Он уже успел специализироваться на стрекозах и кузнечиках, а полная классификация хотя бы только этих родов, обитающих в лесах Венеры, потребовала бы не мало времени.

Когда путники направились к западу, рельеф местности изменился, и они, то спускались в долину, то поднимались; через несколько дней горы стали видны не только к югу, но и к северу от них. Лес стал редеть. До сих пор они встречали только небольшие ручейки и источники, из которых утоляли жажду и запасались водой для своего хозяйства; большой реки им не попадалось. Направившись же в другую сторону, они прошли мимо красивой излучины многоводной реки, берега которой были густо покрыты высокой порослью различных хвощей. Желая улучшить свой невольно вегетарианский стол, путники решили попытать счастья в рыбной ловле и, расположившись на ночлег среди скал возвышенного берега реки, смастерили из крепких растительных волокон грубое подобие рыболовной сети. Перед наступлением вечера сеть была закинута в воду. Рыбная ловля доставила всем большое удовольствие. В ней не принимал участия только Карл Карлович, по обыкновению отправившийся в горы охотиться на насекомых. Улов оказался не особенно богатым, если не считать всевозможных двустворчаток, напоминавших наших беззубок (Anodonta) и других раковинок, которых тут же бережно отложили для Карла Карловича. Внимание наших рыболовов привлекли также десятиногие раки (Decapoda), очень напоминавшие собою наших обыкновенных раков и омаров. Это, очевидно, были такие же раки, как и находимые нашими палеонтологами в каменноугольных отложениях Северной Америки и называемые ими Антракопалемонами (Anthracopalaemon). Имеретински полагал, что они пригодны и для пищи, в чем наши путешественники убедились в тот же вечер. Из рыб же попалось лишь несколько экземпляров какого-то своеобразного вида, у которых голова незаметно переходила в туловище, покрытое плотными чешуйками, и также постепенно превращавшееся в хвост. Это были какие-то неуклюжие рыбы, без обычной округлости форм, какая присуща лишь земным их собратьям. Издали они скорее походили на серебряные прямые пластинки. Жарить их на ужин не решились без совещания с Карлом Карловичем и оставили на лужайке, возле места своей остановки, под развесистым папоротником.

Вечером все собравшиеся у костра делились открытиями этого дня. Карл Карлович присутствовал тут же, но был очень не в духе, так как его экскурсия в горы не дала почти ничего нового.

– Карл Карлович, вы много потеряли, не оставшись с нами, – обратилась к нему Наташа. – Ведь мы затеяли рыбную ловлю и не безрезультатно. Прежде всего – вот эти вкусные раки.

– Да, они ни чем не хуже наших омаров, – согласился Флигенфенгер. – В каменноугольный период на Земле они также водились во множестве.

– А вот это специально для вас, – продолжала Наташа, – подавая ему коробку от консервов, наполненную всевозможнейшими раковинками.

– Посмотрите-ка, Карл Карлович!

Глаза Флигенфенгера разгорелись, досада на неудачу в течение дня тотчас же пропала, и он сейчас же принялся их систематизировать.

– Карл Карлович, погодите! Успеете еще с этим-то. Вот, пойдите-ка лучше, я вам покажу Венериных рыб. Ах, если бы вы знали, какие это странные рыбы! Совсем не похожи на наших земных: какие-то прямые пластинки, вроде древнерусских серебряных гривен, которые я когда-то видела в музее.

Карл Карлович отправился с Наташей к месту, где их оставили, с электрическим фонариком. Каково же было их изумление, когда рыб не только на месте, но даже и поблизости не оказалось: они куда-то бесследно исчезли, хотя никто к ним не подходил! Карл Карлович даже обиделся на Наташу, подумав, что она просто-напросто шутит над ним. И только искреннее недоумение девушки перед случившимся непонятным исчезновением рыб, заставило его поверить, что это не было шуткой. Загадка осталась неразгаданной до следующего утра.

При наступлении ночи Добровольский обратил внимание на то, что облачность, все время покрывавшая небо, на западном горизонте, кажется не столь плотной, как в остальных частях неба. Это вызвало большую радость у наших путников, так как это явление предвещало ясное небо на Венере, которое до сих пор не было видно. Имеретинский сделал другое интересное наблюдение: одна из отдаленнейших гор, по направлению к северо-западу, оказалась ярко освещенной на своей верхушке. Не оставалось сомнений в том, что это действующий вулкан, о чем, впрочем, можно было уже догадаться после несчастного случая в "Долине Смерти".

В этот вечер почему-то все вспомнили о покинутой ими Земле, стали делиться последними впечатлениями, вынесенными оттуда, долго говорили о Петрограде, который весь сейчас окутан сырыми туманами, вспомнили о вечно погруженных в свои повседневные заботы, деловых петроградцах, которые давно уже, вероятно, забыли о попавших на Венеру, считая их погибшими. Наташе стало очень грустно: она вспомнила отца и брата, родных и близких… Имеретинский также живо представил себе образ Аракчеева и предложил замеченный им вулкан назвать в честь председателя клуба "Наука и Прогресс". Все одобрили предложение и вулкан был окрещен именем Аракчеева.

Утром следующего дня Наташа и Карл Карлович опять не могли разыскать загадочных рыб. Решено было снова закинуть сеть и выловить их для определения; действительно, среди пойманных разных рыбок оказалось и несколько подобных вчерашним. При одном взгляде на них, Карл Карлович убедился, что это был род рыб, очень похожий на существующий и поныне, земного цератодуса, открытого впервые в 1870 г. в Австралии (Ceratodus Forsteri). Цератодус – двоякодышащая рыба. Кроме жабер ее плавательный пузырь заменяет легкое при дыхании вне воды атмосферным воздухом. Карл Карлович сообщил, что на Земле цератодусы обитают в таких речных бассейнах, которые в жаркое время года пересыхают, и тогда эти рыбы дышат одним легким, спасающим их от смерти. Это приспособление выработалось еще у их предков, живших в каменноугольный период и обитавших, несомненно, в пресноводных бассейнах. Оставаясь часто без воды, эти рыбы приобрели способность передвигаться с места на место, благодаря упругости своего тела. Вот этим-то и объяснялось их таинственное исчезновение из-под папоротника; попросту говоря, они "ушли" туда где чувствуют себя, во всяком случае, привольнее чем на суше.

– Таким образом, – заметил Добровольский, – надо думать, что в летнее время температура на Венере столь высока, что даже такой водный бассейн, как этот, подвержен значительному высыханию, раз в нем мы обнаружили цератодусов.

– Да, поэтому мы и должны благодарить судьбу что попали на Венеру осенью, иначе нам было бы, пожалуй, очень жарко, – сказал Имеретинский. – Я даже не знаю – способны ли мы были вынести здешнюю летнюю температуру, если, как показывают наблюдения, средняя температура зимы, по крайней мере, той области на Венере, на которую мы спустились, гораздо выше средней температуры лета Европы.

Однажды наши путешественники были озадачены одним, очень странным наблюдением, сделанным Наташей. Рассматривая далекие окрестности в бинокль, она вдруг ясно на склоне одного холма заметила маленькую фигурку, по движениям сильно походившую на отдаленного пешехода, взбирающегося на гору. Когда Наташа передала бинокль Имеретинскому, сказав о том, что она видит, – было уже поздно, так как фигурка исчезла за склоном холма и более не появлялась.

– Что же это такое? Ведь невозможно же допустить существование здесь человекоподных существ при той фазе развития животного мира, какую мы констатировали на планете! – говорил Имеретинский.

– Остается одно из двух, Валентин Александрович, или это кто-либо из состава экспедиции "Patriae", удачно спустившейся на поверхность Венеры, или же это какое-нибудь животное, издали показавшееся похожим на человека.

Но Наташа энергично запротестовала против последнего предположения: она уверяла, что ясно видела пешехода, поднимавшегося в гору.

Через два дня догадка ее оправдалась. Выйдя на склон того самого холма, который был виден издали, наши путешественники заметили на лужайке, около скалистой пещеры, выходившей в нее со стороны холма, двух человек, сидевших на срубленных деревьях и углубившихся в какое-то занятие. Над пещерой развевался национальный флаг "Соседней Страны". Заметив наших путников, они встали и, сначала простояв несколько мгновений в полном изумлении, быстро направились к ним. Очевидно, они сообразили, каких гостей посылает им судьба! Будучи не в силах сдерживаться от нахлынувшего на них чувства радости и вместе с тем, сознавая свою вину перед появившимися, эти два, совершенно незнакомых экспедиции Имеретинского человека, разразились рыданиями и долго не могли проговорить ни одного слова. Картина была тяжелая, потрясающая! Наташа, сама вся в слезах, бросилась к ним первая и начала их успокаивать.

Когда первые минуты всеобщего замешательства прошли, Имеретинский, подавляя чувство неприязни, стараясь быть возможно хладнокровнее, в коротких словах объяснил им, как, благодаря только случайности – взрыву на Юпитере; они спаслись и попали все-таки на Венеру, вопреки желанию противников.

Один из них, седой старик Штейн, слывший знаменитым геологом в "Соседней Стране", придя в себя, начал говорить, заверяя Имеретинского, что он и его спутник совершенно не питают к ним вражеских чувств, он в кратких выражениях объяснил, как они согласились лететь на Венеру, как им неприятен был милитаристический оттенок, который некоторые влиятельные организаторы экспедиции старались ей придать…

Его спутник, молодой биолог, Блауменберг, заключил объяснения своего товарища следующим искренним заявлением:

– Я никогда во всю свою жизнь не прощу себе, что согласился на такие позорные условия в этой экспедиции!..

– Да, господа, – сказал Добровольский, – не дело ученых вносить дух войны в святую область науки, не знающей никаких политических и международных перегородок. Наука космополитична и интернациональна по своему существу.

– Но я не сказал вам ничего о третьем участнике экспедиции, – заметил Штейн. – Он погиб при падении "Patriaе" на Венеру. Аппарат сильно пострадал и мы едва остались в живых.

– А кто же этот третий участник? – спросила Наташа.

– Густав Иванович Штернцеллер…

Наташа и Добровольский были поражены. Штернцеллер – член клуба "Наука и Прогресс", игравший видную роль в кампании по поводу снаряжения Русской небесной экспедиции, – вдруг оказывался в стане врагов!

– Теперь для меня все ясно, – сказал Имеретинский. – Очевидно, Штернцеллер был главой вашей экспедиции и ее главным вдохновителем и организатором?

– Да, это так, – отвечал Штейн. – Но не будем судить уже мертвого. Вот там – он указал рукой, вы видите его могилу…

Вдали, под деревом саговой пальмы, виднелся крест, связанный из двух стволов лепидодендрона, и как-то странно было видеть эту первую человеческую могилу на Венере… А на некотором расстоянии от нее, на скалистых уступах холма лежали изуродованные остатки "Patria". Зеркало было сплющено в бесформенную массу, один угол аппарата глубоко вошел в скалы, другой был измят и оплавлен от теплоты, развившейся при падении.

Спутники Штернцеллера, оставшись без аппарата, были обречены на пожизненное пребывание на планете, так как возвратиться им не было никакой возможности. Как обреченные, они долго не могли взяться ни за какое дело. Постепенно, однако, они свыкались со своим положением; в поисках пищи они незаметно втянулись в научные занятия, каждый по своей специальности. Штейн исследовал горы, Блауменберг изучал флору и фауну планеты. За научными занятиями время пошло незаметно. Их удручала только мысль, что все работы, сделанные ими, были напрасны, так как должны были навсегда остаться неизвестными земным ученым и ни один из их соотечественников не узнал бы, что пионерами по непосредственному исследованию Венеры были ученые их могущественной Страны! Все будут их считать погибшими при падении на Венеру. Мало того, если экспедиция Имеретинского каким-нибудь чудом возвратится на Землю, ее участники, конечно, раскроют тайну, под покровом которой "Patria" улетела с Земли. И подозрение, конечно, падет на "Соседнюю Страну", в особенности, когда станет заметно безвестное отсутствие Штернцеллера. Можно себе поэтому представить, как велико было изумление и радость отчаявшихся злополучных ученых, когда они увидели "врагов", к которым в сущности они не питали никакой неприязни.

Когда все выяснилось, натянутость в отношениях обеих сторон сразу исчезла. Все заговорили дружественно о вопросах, одинаково волновавших ту и другую сторону и относившихся, конечно, всецело к Венере. Оказалось, что Штейн и Блауменберг, в общем, также пришли к заключению о переживаемом планетой каменноугольном периоде и сделали немало открытий в области геологии и биологии, при чем Штейн мог гордиться тем, что он первый выяснил общее стратиграфическое и орографическое строение Венеры. В составе экспедиции Имеретинского на эту сторону обращали меньше внимания. Блауменберг, однако, был в худшем положении, так как оказалось, что Карл Карлович успел сделать гораздо больше него. Но это отчасти объяснялось тем, что Блауменберг из всех отраслей биологии более интересовался растительным, чем животным миром. Но и в этом отношении, оказалось, Добровольский сделал важные открытия, которые как-то ускользнули от Блауменберга, собравшего, впрочем много материала, который Добровольским не был замечен. Что же касается астрономии, то она была недоступна для экспедиции Имеретинского, по причине вечно облачного неба. Зато ученые "Соседней Страны" могли несколько раз любоваться звездным небом Венеры, так как у них небо, хотя и изредка, но все же прояснялось. На беду никто из них ничего не понимал в этой науке и они не умели различать даже созвездий. Во всем этом они положились было на Штернцеллера, который еще дорогой производил из окна "Patria" очень важные наблюдения, но ведь он так трагически погиб при спуске на планету!..

Итак, незаметно, почти само собою как-то вышло, что "враждующие стороны" заключили мир и, надо сознаться, последний был заключен на очень почетных условиях для побежденных судьбой представителей Соседней Страны: они были приняты в состав Русской Экспедиции на правах самостоятельных исследователей, сохранявших всю полноту инициативы и свободы в их научных изысканиях.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю