Текст книги "Острова эфирного океана"

Автор книги: Борис Красногорский

Соавторы: Даниил Святский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 12 страниц)

ГЛАВА XVIII
Возвращение

– Однако, господа, Венера еще не пришла в нижнее свое соединение с Солнцем относительно Земли, нам нужно будет решить теперь же вопрос – оставаться ли нам здесь на «второй год» или же возвратиться с тем, что мы добыли, – сказал однажды Имеретинский всем членам экспедиции, когда речь зашла о новых планах по исследованию планеты.

При тех затруднениях, которые исследователи испытывали, не имея средств к передвижению, вряд ли можно было рассчитывать на особенное расширение познаний о планете. Поэтому, после пространных дебатов, решили возвратиться в это же ближайшее соединение планеты, до которого оставался всего один Венерин месяц. Особенно противились этому Штейн и Карл Карлович; последний не мог себе ясно представить, как это он останется без Венериных насекомых, так как ничего, кроме них, он теперь решительно не хотел знать, и все геологические, а тем более астрономические и метеорологические разговоры его совершенно не интересовали.

Когда стали обсуждать план возвращения, то оказалось, что по расчетам Имеретинского лучевое давление Солнца на той высоте, где опустился "Победитель Пространства", не могло бы сдвинуть аппарат с места, если в нем будет помещаться шесть человек и главные из собранных коллекций по геологии, минералогии, ботанике и энтомологии Венеры. Поднять аппарат на большую высоту они были не в силах и потому приходилось выбирать одно из двух – или оставить все коллекции, ограничившись лишь описанием и фотографированием их, или же взять их, но остаться кому-нибудь из состава экспедиции. Не брать коллекции, которые произвели бы целую сенсацию на земном шаре и служили бы блестящим доказательством их пребывания на Венере, никто не хотел и думать. Но кому же тогда обрекать себя на одиночное заключение в мире Венеры?

Наташа первая указала исход – бросить жребий, но встретила решительный протест со всех сторон.

– Неужели вы думаете, я решился бы улететь отсюда, если бы жребий упал на вас? – запротестовал не в меру разволновавшийся Карл Карлович.

– Пожалуйста, Карл, не воображай только себя каким-то рыцарем, с иронией заметил Добровольский; разумеется никто бы из нас при таких обстоятельствах не подумал бы лететь.

– Пожалуйста не придирайся! – заволновался еще более раскрасневшийся Карл Карлович, и ссора между приятелями уже готова была разразиться. Наташа и остальные старались успокоить Флигенфенгера.

– Я предлагаю другой выход, – сказал Штейн. – Мы с Блауменбергом, как ваши пленники, должны решить вопрос между собой. Я уже стар и вряд ли есть особенный смысл возвращаться на Землю. Ваше дело молодое, господа! Вы еще много можете принести пользы науке, а мне скоро и без того пора на покой.

Но и этот выход казался всем неприемлемым. Штейна успели уже все полюбить, как талантливого профессора и хорошего человека.

– Подождите, господа, – сказал Имеретинский, – еще подумаем, может быть и найдем какой-нибудь способ улететь всем сразу со всеми нашими коллекциями, а пока надо будет осмотреть и привести в порядок нашу "серебряную птицу". Надеюсь, вы все в этом мне поможете.

Зеркало "Победителя Пространства" еще в первые же дни после того, как он спустился на планету, было заботливо обтянуто брезентом. Важным изъяном в аппарате были перебитые цепи, но к счастью у "Patria" при крушении сохранились цепи. С согласия представителей "Соседней Страны" Имеретинский снял эти цепи и приспособил их к своему аппарату. Они были немного длинноваты, так как "Patria" отличалась большими размерами, и потому пришлось снять несколько звеньев, чтобы они соответствовали размерам "Победителя Пространства". Путем совокупных усилий, аппарату придали горизонтальное положение. Теперь оставалось только ждать приближения соответствующего астрономического момента и ясного неба, чтобы освободить зеркало от покрова и дать ему надлежащее положение, при котором, по расчетам Имеретинского, аппарат должен был соскользнуть с поверхности планеты под бомбардировкой солнечных лучей…

Последняя разлука Наташи с Имеретинским ясно показала ей, до какой степени привязалась она к этому человеку. Находясь все время вместе, оба они этого почти не замечали. В отсутствии Имеретинского Наташа сильно скучала и, когда он возвратился, ее радости не было конца. Она не отходила от и него расспрашивала о всех мельчайших подробностях их приключений. Имеретинский смотрел на эту девушку, так смело и самоотверженно решившуюся ехать с ними в рискованное путешествие, видел, как радостно светятся ее глаза и невольно заражался ее радостью. Невидимые нити симпатии уже давно соединили их сердца, но Имеретинский долго гнал от себя подобные мысли, считая это мальчишеством и глупым сентиментальничаньем в такое время, когда обстоятельства заставляли его быть объединяющим центром ответственной научной экспедиции. Но однажды, ясным вечером, когда остальные долго не отходили от телескопа Добровольского, направленного в небо, Имеретинский и Наташа остались вдвоем. Теплый, свежий воздух и смолистый аромат хвойных деревьев той лужайки, на которой они делали привал во время экскурсии, так располагали к поэзии, что Имеретинский сам не заметил, как начал говорить о мировой гармонии и красоте в природе, стал описывать в ярких красках свои душевные переживания, полноте которых он был обязан присутствию в составе их экспедиции Наташи. Он говорил, что уже давно любит ее, любит сильно за ее смелость и самоотверженность, как неизменного товарища и помощника во всех своих предприятиях. Но признаться в этом чувстве он боялся даже сам себе, теперь же видит, что должен сказать это прямо.

Наташа молча слушала Имеретинского, в которого верила, как в Бога, и которого давно уже любила первой девичьей всеобъемлющей любовью.

Последние дни пребывания наших путешественников на Венере прошли в приготовлениях и сборах. Больше всего ими был занят Имеретинский. Ему пришлось долго возиться с ремонтом "Победителя Пространства" и расчетами количества багажа, который они могли взять с собой. Это последнее было самым трудным делом, так как каждый из ученых специалистов считал "необходимым" взять ровно столько, сколько мог вместить в себе вагончик аппарата. Особенно был настойчив Карл Карлович. Он решительно хотел забрать все свои коллекции. Приходилось каждому урезывать, а для этого необходимо было самому вникать в то, что действительно важно и что второстепенно. В результате все были недовольны, за исключением лишь Наташи и Добровольского. Последнему почти нечего было брать, кроме записей и фотографических снимков. Решено было даже пожертвовать большинством инструментов, оставив их на Венере взамен на дары ее природы.

Незадолго перед отъездом, случилось одно происшествие, едва не кончившееся трагически. Карл Карлович, отправляясь на экскурсию в восточную лесную область, пригласил с собою Наташу. На берегу встретившейся им реки рос хвощовый кустарник, и в то время, как Флигенфенгер охотился за насекомыми, Наташа бродила вдоль речного берега, напевая какую-то песенку. Она совершенно не заметила, как из прибрежного кустарника высунулась сначала голова, потом и длинное чешуйчатое туловище чудовища, напоминавшего крокодила. Это был антракозавр (Anthracosaurus), водившийся и в каменноугольный период на Земле. Он принадлежал к группе стегоцефалов и действительно напоминал собою отчасти крокодила, хотя скорее походил на огромную неуклюжую ящерицу. Кроме двух главных глаз, на темени черепа выступал еще третий, непарный. Это отвратительное животное, увидев Наташу, дико вращало всеми своими тремя глазами и, широко расставив пасть, унизанную рядами остроконечных зубов, тоже долго дивилось невиданному дотоле "чудовищу", каким ему конечно представлялась беззаботно распевающая Наташа.

Ландшафт каменноугольная периода; направо антракозавр, а налево долихосома.

В первую минуту антракозавр, вероятно, не знал, что ему предпринять. Питался он тем, что давала водная стихия, и потому вряд ли у него могли явиться поползновения полакомиться Наташей. Скорее инстинкт самосохранения подсказывал ему, что нужно защищаться от "невиданного зверя", вызывающе шагавшего вдоль реки. Он двинулся вперед, но неуклюжее туловище зашуршало в хвощевой поросли и Наташа насторожилась. Еще мгновение – она видит чудовище и с истерическим криком бросается бежать. У Карла Карловича от этого крика выпали все банки из рук и он поспешил к ней. Увидев антракозавра, он в ужасе остановился, смешно расставив руки и ноги. Наташа была уже около него и ее трясло, как в лихорадке. Неизвестно, "устрашающий" ли вид Карла Карловича или же что другое, но только озадаченный антракозавр не рискнул двигаться дальше и счел более благоразумным возвратиться в родную стихию. Однако, эта встреча дорого стоила Наташе – она всю ночь бредила и стонала и Имеретинский серьезно боялся за ее здоровье, просидев у ее ложа до самого рассвета. Но на утро, как ни в чем не бывало, она снова беззаботно смеялась и шутила, говоря, что противный зверюшка испугался Карла Карловича и потому ушел, иначе ей бы несдобровать.

– Занимательный крокодил!.. с тремя глазами! – говорил Флигенфенгер.

– Я удивляюсь, – издевался над ним Добровольский, – как это тебе, Карл, показалось три, а не четыре или пять глаз у этого зверя?! У страха, вероятно, не только глаза велики, но их вообще больше обыкновенного.

– Я не понимаю тебя, Борис, – вспылил Флигенфенгер. – Стыдно тебе смеяться над тем, чего не знаешь! А еще изучал когда то палеонтологию!

– Не палеонтологию, а палеоботанику! – поправил его Добровольский.

– Нет, Борис Геннадиевич, вы напрасно смеетесь, я сама отлично видела, как этот зверь не сводил с меня всех своих трех глаз, – сказала Наташа.

– Вот видите, не я один это говорю, – приободрился Карл Карлович. – А ведь в каменноугольный период Земли у всей группы стегоцефалов, действительно, на черепе находилось теменное отверстие (foramen parietale), которое, по догадкам наших ученых, служило для выхода третьего непарного глаза. Подобное теменное отверстие встречается у многих пресмыкнющихся и почти совершенно отсутствуем у позднейших представителей класса земноводных. Теперь ясно, что догадка эта отвечает действительности.

Трагикомическая история с антракозавром еще не успела забыться, как случились новое несчастье, на этот раз, кончившееся плачевно. В одну из ночевок, скорпион, как ни старались уберечься от них наши путешественники, ужалил Блауменберга и несчастный молодой ученый погиб, несмотря на старания обезвредить его рану. Новая могила появилась на кладбище Венеры и, оставшийся одиноким, старик Штейн загрустил и даже забросил свои геологические изыскания.

Точно злой рок тяготел над экспедицией Штернцеллера! Наташа старалась, как могла, утешить бедного геолога и, желая его развлечь, расспрашивала о многих, непонятных для нее вопросах в области геологии. Это достигало цели: Штейн забывал горечь утраты и охотно давал Наташе разъяснения.

Между тем время отъезда настало. Вопрос о том, кому ехать, сам собою падал после смерти Блауменберга. За день до назначенного, согласно вычислениям Добровольского срока, все коллекции были тщательно собраны и уложены и все приготовления были закончены. Венера снова подходила к нижнему своему соединению с Солнцем относительно Земли. Восьмимесячный год ее заканчивался и планета покидалась нашими друзьями.

В назначенный день все разместились в вагончике, двери были тщательно закрыты и завинчены болтами. Зеркало "Победителя Пространства" было освобождено от брезента, но оставалось задернутым ширмой. День был ясный и солнечный, что, по-видимому, обеспечивало поднятие с Венеры, так как в облачный день лучевого давления было бы недостаточно, чтобы двинуть аппарат.

– Приготовьтесь, господа, сейчас отправляемся снова в путь! – уверенно сказал Имеретинский, отдергивая ширму и поворачивая зеркало под каскад солнечных лучей.

"Победитель Пространства" слегка вздрогнул и оставил Венеру, снова унося в междупланетное пространство наших друзей…

ГЛАВА XIX
Опять на родной Земле

Вылетев с Земли 20-го сентября 19… г., экспедиция клуба «Наука и Прогресс», преодолев массу препятствий, через два месяца и 10 дней все-таки достигла цели. Спустившись на Венеру, участники ее собрали массу ценных данных в области геологии, палеонтологии и биологии и широко раздвинули рамки других наук разнообразными открытиями.

Но этого не знали астрономы Земли; они, наоборот, считали экспедицию безвозвратно погибшей. Основанием для такого безотрадного вывода послужило наблюдение, сделанное на обсерватории Русского Общества Любителей Мироведения 26-го ноября 19… г. Дежурный астроном воспользовался ясным вечером этого дня для наблюдений неба в 48 дюймовый рефрактор обсерватории. Зеркало этого великолепного инструмента было заключено в оправу, коэффициент расширения которой в точности равнялся коэффициену расширения самого стекла. Это был сплав никелевой стали с одним секретным ингредиентом, который Общество держало в секрете, исключительно для того, чтобы его усовершенствовать, но не для того, чтобы эксплуатировать.

Ровно в девять часов астроном заметил в телескоп, недалеко от созвездия Ориона, странную звезду, быстро увеличивавшуюся. Он принял ее за громадный болид и, не теряя времени, стал за нею следить. Скоро он убедился, что имеет дело не с чем иным, как с аппаратом Имеретинского. Астроном проследил только начало пути: он видел, как "Победитель Пространства" влетел в атмосферу, но затем он исчез из поля зрения рефрактора. Наблюдатель немедленно сообщил депешей о своем наблюдении в центральную обсерваторию для астрономических телеграмм в Киль и в редакции главных газет. Сенсационное известие облетело весь мир.

Начались споры и догадки о значении неожиданной встречи; однако два факта можно было считать твердо установленными, а выводы из них были ясны для каждого, кто решался объективно взглянуть на них, несмотря на их трагичность.

1. Аппарат влетел в земную атмосферу не со стороны Венеры, а прямо противоположной.

2. Он имел такую скорость, что почти моментально раскалился.

Эти два факта не оставили никакого сомнения в судьбе экспедиции. Из них можно прежде всего заключить, что путешественников постигла какая-то катастрофа, и они попали вовсе не туда, куда хотели. Поэтому, вернее всего, что они уже раньше погибли и Земля встретила аппарат с четырьмя трупами. Если бы даже это было не так, то в земной атмосфере пассажиры неизбежно должны были сгореть, а аппарат расплавиться, что согласуется со вторым пунктом. Однако исчезновение аппарата можно было объяснить и еще двояко: он мог только зацепить верхние слои атмосферы и опять улететь в пространство; в таком случае аппарат, благодаря своей громадной скорости, должен был обогнуть Солнце и по параболе умчаться в бесконечность. Наконец, во втором, наименее вероятном случае, аппарат мог упасть на Землю, но если он при этом и не расплавился в атмосфере, то пассажиры его несомненно задохнулись в раскаленном вагоне.

Эти безотрадные выводы с железной необходимостью вытекали из установленных фактов и ни в ком не оставляли сомнений в трагическом конце смелого предприятия. Весь мир оплакивал гибель экспедиции, а в России 26-е ноября стало днем национального горя и траура. Но проходили дни за днями и люди начинали забывать о печальном событии; другие интересы, другие заботы и нужды отвлекали их от мыслей о первой небесной экспедиции. Казалось, ее героические труды и борьба навеки канули в Лету.

Только князь Гольцов упорно отвергал гибель экспедиции и повторял безутешному и сразу состарившемуся Аракчееву:

– Нет, они не погибли. Они на Земле или на Венере и рано или поздно вернутся. Я знаю, я чувствую это.

И разве энергичный секретарь клуба не был правь?

Наши друзья неслись в междупланетном пространстве, направляясь снова к родной Земле. Зеркало аппарата было поставлено прямо перпендикулярно к солнечным лучам, и потому этот последний переезд отнял немного времени. Когда путники были уже на полпути, Добровольский произвел свои последние "прощальные" наблюдения над Венерой. Она светила в виде громадного узкого серпа и нежно-голубоватый пепельный свет заливал все неосвещенное ее полушарие. Теперь для всех было ясно, что в реальности этого явления не может быть сомнения, и гипотеза Имеретинского о его происхождении становилась истиной, не требовавшей уже более доказательства.

18 мая 19… года "Победитель Пространства" вступил в верхние разреженные слои атмосферы Земли. Имеретинский повернул зеркало под прямым углом к Солнцу, и аппарат, готовый, казалось, пролететь мимо земного шара, ушедшего по своей орбите несколько в сторону, начал поворачивать к нему и догонять его, спускаясь в неосвещенном полушарии планеты. Зеркало великолепно сыграло роль парашюта, и "Победитель Пространства", в виде медленно катящегося по небу болида, спустился на поверхность Земли. Раздался сильный всплеск и шипение воды, быстро нагревшейся от накалившихся внешних стенок вагончика. Аппарат спустился в Каспийское море, близ селения Кумбаши, в нескольких верстах от города Ленкорани, Бакинской губернии. В поселке монахов Новоафонского подворья, занимавшихся рыбным промыслом в Кумбаши, несмотря на поздний час, падение аппарата в воду было замечено и сейчас же несколько рыболовов, сев в лодки, отчалили по направлению к месту падения.

Когда наши друзья и их серебряная птица были доставлены на берег, восторгам и радости их не было конца. Они благодарили изумленных монахов, помогших им так скоро выйти на берег и не в состоянии были заснуть вплоть до самого утра от богатства пережитых ощущений, и радуясь благополучному окончанию путешествия. На утро, подошедший пароход "Ленкоранец" взял их на борт и в тот же день доставил в Баку. Но еще прежде, чем он причалил к пристани, беспроволочный телеграф принес с палубы в город поразительную весть о возвращении экспедиции клуба "Наука и Прогресс". В тот же день вечерние газеты России и всех стран уже поместили жирным шрифтом дословно депешу переданную с "Ленкоранца":

" Достигли Венеры. Произвели важные наблюдения. Привезли коллекции. Благополучно спустились близ селения Кумбаши. Аппарат цел. Все здоровы. Шлем привет родным и знакомым.

Начальник экспедиции

В. Имеретинский."

В Баку на пристань встречать экспедицию собрался чуть не весь город. Местная администрация, представители ученых обществ и учреждений, депутации от рабочих, нефтепромышленников, представители татарскаго, армянского и грузинского населения Кавказа – все пришли встречать считавшихся заживо погребенными. На другой день на главной площади города состоялся многотысячный митинг, на котором Имеретинский сделал краткое сообщение о добытых экспедицией материалах и бывших с ними приключениях в дороге и на Венере.

Аракчеев, потрясенный радостью, едва не слег в постель. Он хотел во что бы то ни стало ехать в Москву навстречу экспедиции, но врачи отговорили его. На другой день утренние газеты пестрели статьями об экспедиции, но увы – в них не было, собственно, ничего нового. До своей речи на митинге в Баку Имеретинский многочисленным корреспондентам, осаждавшим его целым роем, не говорил ничего, желая, чтобы сведения об экспедиции не были искажены, а появились бы в виде его собственного непосредственного сообщения. Поэтому он отправил пространную телеграмму Аракчееву и в редакцию "Русских Ведомостей" и "Речи", где сжато описывал историю их последнего путешествия и изучения Венеры. Эта телеграмма могла быть выпущена редакциями газет только в виде экстренного прибавления, в утреннем же номере были только помещены портреты участников экспедиции и подробные сведения о местечке Бакинской губернии, Кумбаши, о котором до сих пор решительно никто ничего не знал. С этого же времени оно становилось историческою достопримечательностью. Описывался болотистый и лихорадочный климат этой местности, был помещен даже снимок Новоафонского подворья в этом поселке, подробно рассказывалось о рыбном промысле живущих там монахов и о том, как они солят в чанах рыбу, сколько ее вылавливают и продают и т. п.; сведения, в сущности, решительно не имеющие никакого отношения к делу. Изо всех частных сообщений было только одно интересно и загадочно – это сообщение корреспондента "Нового Времени" о том, что с экспедицией неотлучно находится профессор "Соседней Страны", Штейн. Газета терялась в догадках относительно его появления в Баку, она допускала, что он мог быть на геологических исследованиях ледников Кавказа и, узнав о возвращении экспедиции, прибыл поздравить ее участников, но в то же время делала недвусмысленный намек на всегдашние интриги "Соседней Страны" относительно России, не чуждые и корпорации ученых…

"Биржевые Ведомости" в своем вечернем выпуске комментировали сообщение "Нового Времени" по своему. Из каких-то "высокоавторитетных" источников они узнали, что тот, кого корреспондент "Нового Времени" считал профессором Штейном, в действительности не он, а личность в высшей степени загадочная, являющаяся по-видимому одним из жителей Венеры, которого взял с собою Имеретинский.

Однако через какой-нибудь час после этого вышло экстренное добавление к "Речи", где приводился текст сообщения Имеретинского. Из него видно было, что экспедиция клуба "Наука и Прогресс" встретила на Венере профессора Штейна, участника подобной же экспедиции, снаряженной в "Соседней Стране", но потерпевшей крушение при спуске на Венеру, при чем "другой участник экспедиции" погиб, третий же умер во время пребывания на планете от укуса скорпиона. Имена их не назывались. Это был тактический прием Имеретинского. Еще будучи на Венере, как-то раз перед самым отъездом, когда профессор Штейн был в горах, с общего согласия было решено, в случае благополучного возвращения на Землю, во избежание могущих быть осложнений в дипломатическом мире, умолчать впредь до выяснения обстоятельству о бывшей бомбардировке их "Победителя Пространства" смертоносными орудиями "Patria" в междупланетном пространстве, а также не называть имени Штернцеллера.

Все участники экспедиции свято соблюдали взаимное обещание и под различными предлогами уклонялись от бесед с корреспондентами газет, роем кружившихся над их триумфальным поездом.

Утренние газеты следующего дня посвятили большие передовые статьи вчерашнему сообщению Имеретинского. Профессор Штейн заслонил собою всю научную сторону экспедиции: о ней уже ничего почти не писалось и все внимание газет было сосредоточено на загадочной экспедиции "Соседней Страны", о которой до сих пор никто ничего не слыхал. Все ахали и удивлялись тому, как наши соседи хорошо умеют хранить тайны! Газеты отмечали неудовлетворительность сообщения Имеретинского, в недоумении ставили вопросы, стараясь сами на них ответить, и путались в догадках. Непонятно было, почему в сообщении Имеретинского не названы остальные участники экспедиции "Соседней Страны" и не сказано, на каком аппарате и когда спустились они на Венеру. "Новое Время" особенно настаивало на ответе на последний вопрос – до приезда туда экспедиции Имеретинского или после? Оно не сомневалось, что до приезда – и не безосновательно видело здесь интригу "Соседней Страны".

Вечером, когда Имеретинский и его друзья мчались в экспрессе в Петроград, Гольцев, пришедший к Аракчееву, сообщил ему, что во всех кинематографах Петрограда уже демонстрируется фильма, изображающая встречу экспедиции в Баку. Аракчеев не любил кинематографа, так как глаза его утомлялись после сеансов, но на этот раз он не мог выдержать и вместе с Гольцевым отправился смотреть свою дочь и ее спутников. Престарелый граф не мог удержать слез, когда увидел на экране свою Наташу веселой и смеющейся, под руку идущей с Имеретинским с пароходной пристани в Баку к поданным им лошадям…

* * *

Вереница гор Кавказа тянулась по обеим сторонам горизонта мимо окон вагона поезда Имеретинского; потом показались необозримые поля кукурузы. Вдали мелькали белеющие станицы, окаймленные богатой растительностью садов, словно живописные картинки, вставленные в зеленый багет. На станциях встречались кавказские типы – то стоит вдали размалеванная и крытая сверху белым полотном арба, нагруженная фруктами, с хозяином, стоящим тут же в продранном и полинялом бешмете, с курчавою папахой на голове; то сидит вблизи станционного здания, поджав под себя ноги, угрюмый персиянин с чашками весов в руках, отвешивающий покупателям аладжу, сливы или персики. Мелькают названия станций: Темирги, Чиръ-Юртъ, Хасавъ-Юртъ, Гудермсъ и проч. За станцией Котляревской переехали быстрый Терек, несущий свои мутные воды. Потом с левой стороны открылось знаменитое Бештау (Пятигорие), неразрывно связанное с воспоминаниями о М. Ю. Лермонтове. Недалеко отсюда виднелся Пятигорск, на самом же краю горизонта, благодаря прозрачности воздуха, можно было рассмотреть и белую шапку Эльборуса.

Наташе вспомнились горы Венеры, такие странные – высокие, тонкие и остроконечные, совсем не похожие на наши "родные"; ей казалось теперь, что все это уже было когда-то давно, словно во сне… Она была счастлива увидеть скоро своего отца и поведать ему свою девичью тайну о любви к Имеретинскому….

А поезд все мчался и мчался вперед среди паутины телеграфных проволок, распутывая ее впереди и запутывая вслед за собою… Переехали "Тихий Дон – красу полей" по грандиозному мосту и прибыли в Ростов, где на вокзале снова депутации и бесконечные приветствия.

За Таганрогом, по направлению к Харькову, началась степь. Временами вдали мелькает хуторок с белыми мазанками, с вьющейся синей струйкой дыма из печной трубы; заходящее Солнце приветливо освещает окрестность, груды скошенной на лугу травы и золотистые головы, выглядывающих из огорода подсолнечников; его лучи играют улыбкой на лице старушки, которая только что копалась в огороде, а теперь оторвалась от своей грядки и, приложив ладонь к глазам, в виде зонтика, пристально смотрит на мчавшийся поезд. Теплый ветер дует в окно вагона, навевая истому…

Вот в стороне, купа прекрасных пирамидальных тополей, выделяющихся среди ив и верб, словно какие-то зеленые минареты, отчасти напомнившие Наташе сигиллярий… Еще дальше виднеются шестикрылые ветрянные "млыны" и низенькая, белая деревенская церковь; вечерний благовест несется волной и тает в спокойном воздухе…

С каким наслаждением наши друзья ловили эти первые музыкальные звуки, которых они не слышали уже столько времени! Они казались им необыкновенно мелодичными в этих условиях…

В Харькове новая встреча в красивом здании вокзала роскошной архитектуры. Всеобщий энтузиазм был неописуем! Сама обстановка вокзала, казалось, была создана для встречи именно этой – небесной экспедиции. В зале первого класса красовались двое больших стенных часов, поддерживаемых изваянием муз и потолки, украшенные изображениями двенадцати знаков зодиака…

Москва, как всегда, особенно радушно встречала триумфальный поезд Имеретинского, весь украшенный цветами, зеленью и флагами. В Петербурге Городская Дума, в экстренном заседании, ассигновала крупную сумму на торжественную встречу и вечером, в день приезда, весь город был иллюминирован. В тот же день в Академии наук состоялось торжественное заседание, в котором, после речей представителей всех отраслей знания, знаменитый профессор богословия, Озеров, сказал глубоко прочувствованное слово на тему: "Куда пойду от Духа Твоего и от лица Твоего куда убегу? Взойду ли на небо, Ты там, сойду ли в преисподнюю и там Ты. Возьму ли крылья зари и переселюсь на край моря: и там рука Твоя поведет меня, и удержит меня десница Твоя. (Псал. СXXXVIII, ст. 7-10)."

Сдержанность Имеретинского поразила профессора Штейна. Он ехал вместе с остальными только до Москвы, а отсюда направился восвояси. Дома он не мог молчать и, по присущей ему от природы правдивости, напечатал откровенную статью в единственном независимом органе "Соседней Страны", где называл Штернцеллера, как организатора экспедиции, не отрицал правительственную поддержку экспедиции и, описывая устройство "Patria", подчеркивал, что аппарат был сооружен по чертежам Имеретинского, что впрочем стало ему известно только впоследствии. Отдавая должную дань русскому великодушию, он с чувством глубокой скорби описывал бомбардировку "Победителя Пространства" на пути его к Венере.

Впечатление от статьи Штейна было громадное. Она появилась в переводе на русский язык во всех газетах, и Имеретинский видя, что обет их молчания падал самим собою, объяснил на столбцах "Речи" свою тактику и напечатал дополнительное сообщение о невольном путешествии к Юпитеру. Это новое откровение произвело еще большую бурю восторгов перед героизмом путешественников и почти затмило политическую сторону дела. К тому же запрос правительству, принятый в парламенте абсолютным большинством, успокоил политические страсти. "Вотум последнего бурного заседания парламента "Соседней Страны", писала "Речь", ясно показал, что благомыслящее большинство Страны не разделяет тактики руководящих сфер. Если экспедиция Штернцеллера и была отправлена не без их содействия, то во всяком случае, она была организована тайно и ответственность за это ни коим образом не может ложиться на всю Страну".

Когда все более или менее успокоилось, в Петрограде было назначено Соединенное заседание Императорской Академии Наук и клуба "Наука и Прогресс", на котором Имеретинский сделал окончательно обработанный доклад о путешествии и пребывании на Венере. В Императорском Географическом Обществе был сделан доклад Флигенфенгером, а в Обществе Любителей Мироведения и в Астрономическом Обществе – Добровольским.

Геологические, минералогические, ботанические и энтомологические коллекции экспедиции были размещены в музеях Академии Наук и в Институте Ломоносова, здание которого было наконец воздвигнуто в обширном приморском парке, разбитом городом там, где раньше заканчивался Большой проспект Васильевского Острова.

Через месяц на даче Аракчеева, расположенной вблизи одной из станций Финляндской железной дороги, скромно была отпразднована свадьба Имеретинского с Наташей, и в тот же день, с поездом Варшавской железной дороги, они выехали в Англию, куда Имеретинский был приглашен для доклада в Лондонском Королевском Обществе.

–