Текст книги "Острова эфирного океана"

Автор книги: Борис Красногорский

Соавторы: Даниил Святский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)

ГЛАВА XI
Первые шаги в неведомом мире

«Победитель Пространства» уже стоял на почве Венеры, но у наших путешественников не сразу явилась уверенность в том, что путь их благополучно закончен. Как-то не верилось, что все обошлось хорошо. В глубине души Имеретинский не был так спокоен, как говорил его наружный вид, и боялся рокового толчка. Первым подал признаки жизни неугомонный Карл Карлович Флигенфенгер:

– Однако, чего же мы будем ждать еще, господа? Кажется, ведь мы уже на Венере?

– Да, на Венере и без всякого ущерба, – отвечал Имеретинский, – отвинчивая болты входной двери.

Дверь раскрылась и свежий воздух пахнул в каюту "Победителя Пространства", смешавшись с последними следами земной "атмосферы", частички которой были принесены сюда первой небесной экспедицией.

Картина, представившаяся глазам путешественников, не была особенно привлекательной. Серая, местами свинцовая, тяжелая пелена облачности нависала над поверхностью планеты, уходя бесконечным покровом во все края горизонта. Унылый, гористый ландшафт, без признака растительности, с высившимися где-то вдали, на краю горизонта, остроконечными пиками гор, простирался вокруг них. С противоположной стороны плоскогорье уступами спускалось вниз и там, далеко внизу, сливалось с густым покровом тумана, заволакивавшего горизонт серой пеленой. Воздух был влажный, но теплый; дул легкий ветерок.

Горы Венеры при солнечном закате

Путешественники смотрели на расстилавшийся перед ними унылый ландшафт, смотрели друг на друга и долго не говорили ни одного слова. Но взгляды их показывали разочарование. Не таким представлялся им мир Венеры в их пылких мечтах!

– Однако, – сказала Наташа, – я воображала себе почву Венеры чуточку гостеприимнее и наряднее.

– Не спешите разочаровывать себя, – сказал Добровольский. – Ведь мы видим пока ничтожную часть нового мира и кто знает, что он еще таит в себе.

– Да, господа, – подхватил ободряюще Имеретинский, – Борис Геннадиевич прав. Не будем поспешны в своих заключениях, а лучше постараемся теперь же дать себе отчет, где мы и что нам предпринимать. Мне кажется, что "Победитель Пространства" высадил нас на большой высоте над уровнем океана, судя по характеру ландшафта. Наши астрономы были правы, когда говорили о высоких горах и густой облачности на Венере. Посмотрите вон на тот остроконечный пик, – ведь верхушка его, кажущаяся срезанной точно по линейке, вряд ли на самом деле такова. Она, по-видимому, уходит далеко в заоблачную высь и бывает видна нашим астрономам, как одно из белых пятнышек, выступающих на поверхности планеты. Меня беспокоит только эта проклятая облачность! Неужели же мы, в самом деле, так и не увидим отсюда ни Солнца, ни звездного неба?

– Однако, я вижу, и вы, Валентин Александрович, впадаете в пессимизм, – заметил Добровольский. – А разве вы забыли о пятнах Венеры, которыми любовались не только мы, подлетая к планете, но и наши астрономы еще со времен Кассини?

– Нисколько не забыл я о них, но, ведь, пятна могут быть объяснены неоднородными слоями облачности различной окраски.

– Вот так история! – вставила свое замечание Наташа. – Мы уже на Венере и все-таки еще почти ничего не знаем о ней.

– Позвольте, а где же Карл Карлович? – забеспокоился его закадычный друг.

Действительно, Карл Карлович куда-то исчез. Но через минуту Наташа первая заметила его и со смехом указала остальным. Флигенфенгер, с несвойственной его фигуре кошачьей ловкостью, с сачком в руках уже охотился по части своей специальности, подкрадываясь, по-видимому, к какому-то насекомому.

– Господа, Libelula aetero! – вскричал он, накрывая сачком стрекозу.

Предоставляем судить читателям, какова была его радость, когда он увидел тот самый вид стрекозы, который был встречен экспедицией в междупланетном пространстве. Не меньше обрадовались и остальные члены экспедиции. Эта стрекоза была несомненным свидетельством присутствия жизни на Венере!

– Судя по всему, – сказал Имеретинский, – мы действительно находимся очень высоко на планете. Этот вид стрекозы, очевидно, обитает наверху высоких гор. Вихри иногда уносят ее в верхние слои воздуха, где под влиянием лучевого давления она выбрасывается из пределов атмосферы планеты и становится "междупланетным" насекомым. Теперь вполне понятно, почему мы встретили ее в то время, когда направлялись с Земли на Венеру.

Между тем сумерки, в полосу которых попали наши путешественники, постепенно сгущались и небо принимало еще более суровый и негостеприимный вид. В воздухе становилось душно и вдруг сверху закапали сначала редкие, но потом все сильнее и сильнее, капли дождя, который ровно ни чем не отличался от земного. Путешественники поспешили в каюту "Победителя Пространства", который стоял на песчаной равнине несколько косо, врезавшись углом в почву.

Здесь продолжалась прерванная беседа, в которой не принимал участия только Флигенфенгер, заботливо возившийся со своей Libelula aetero и по этому случаю раскрывший все свои банки и принадлежности энтомологической хирургии. Он, казалось, забыл все на свете и даже, вероятно, то, что находился на Венере, а не в зоологическом кабинете Академии Наук в Петрограде.

Имеретинский и Добровольский пришли к заключению, что необходимо завтра же отправиться на разведку и главное – достать пищу, так как запасы, даже при их экономии, подходили к концу, и скоро вопрос о хлебе насущном должен был стать для них вопросом жизни или смерти. Находка стрекозы ободряла их и вселяла надежды. Подниматься еще выше в горы, конечно, было бы бессмысленно. Жизнь, очевидно, должна кипеть в долинах, расположенных много ниже той высоты, на которую, волею судеб, спустился их "Победитель Пространства". Уступы спускавшегося куда-то вниз плоскогорья, где висела полоса тумана, несомненно вели в ту страну, куда надо было отправиться на разведку. Но нельзя было терять также из виду их жилища – "Победителя Пространства". Прежде всего, нужно было конечно ориентироваться. Небо было в облаках и на звезды пока рассчитывать, очевидно, не было никакой возможности. Когда дождь перестал, Имеретинский сказал Добровольскому, что необходимо как нибудь определить страны света.

– Вы думаете, Валентин Александрович, – сказала Наташа, – воспользоваться для этой цели компасом? По аналогии с Землей ведь нужно думать, что магнитная стрелка будет здесь вести себя так же, как и на Земле?

– Нет, видите ли, это не совсем так…

– Почему же?

– К сожалению, стрелка компаса указывает не точку севера, а только то место, по направлению которого находится магнитный полюс Земли. В довершение всего, этот полюс меняет свое место с течением времени. Поэтому, для разных местностей на Земле и в разное время, отклонение ее различно. В настоящее время в России, во многих местах, магнитная стрелка смотрит прямо на север приблизительно на линии, идущей от Рижского Залива к Азовскому морю, но в Польше, например, или за Уралом, уклонение ее к востоку или западу достигает многих градусов. В Париже в 1910 г. отклонение ее к востоку достигало 15°. В каком месте северный магнитный полюс находится на Венере по отношению к географическому ее полюсу – нам совершенно неизвестно.

– Как же мы выйдем из этого затруднения?

– Мы с Борисом Геннадиевичем предвидели это и потому запаслись особым жироскопическим компасом, на стрелку которого не влияет магнитный полюс планеты. Однако, чтобы можно было применить к делу этот компас, необходимо одно, очень важное условие, а именно, чтобы планета, на которой мы будем производить определение, вращалась вокруг оси, подобно Земле. Наблюдения Бориса Геннадиевича вполне подтвердили мнение тех астрономов, которые находили вращение Венеры вокруг своей оси близким к земному. Но если бы оказался прав Скиапарелли, жироскопический компас не дал бы нам ничего.

– На каком принципе основано устройство жироскопического компаса и при чем тут движение Венеры вокруг оси? – спросил Карл Карлович, также заинтересовавшись разговором Имеретинского с Наташей.

– Вращение Земли влияет на всякое вращающееся тело таким образом, что ось этого тела постоянно стремится установиться параллельно оси вращения Земли. Вращающийся волчок-жироскоп таким образом постоянно будет стремиться указывать на Полярную звезду, т. е. в точности на север. Если его ось вывести из этого положения, то после нескольких колебаний в ту или иную сторону, она вернется на прежнее положение. Маховики паровых машин также стремятся встать в такое положение, чтобы их ось совпала с меридианальной плоскостью, но подшипники, конечно, препятствуют такому стремлению маховиков. Это свойство всякого вращающегося тела обнаруживается, конечно, лишь при весьма большом числе оборотов и при возможном сведении на нет всякого трения. Сейчас вы увидите этот инструмент.

Имеретинский открыл ящик, в котором бережно были уложены разнообразные инструменты, и достал оттуда жироскопический компас и несколько буссолей. Компас этот имел маленький маховичок, который делал до 200.000 оборотов в минуту от электромотора. Он помещался в коробке, которая на особой оси, соединенной с маховичком, плавала на поплавке в сосуде с ртутью. Таким образом в этом компасе не стрелка вращалась в приборе, а сам прибор вращался вокруг оси маховичка, при чем деления, нанесенные на верхней розетке коробки, позволяли определять показание этого компаса.

Когда жироскопический компас установили и пустили в ход его электромотор, то скоро убедились в его применимости на Венере. Опыт повторили несколько раз в разных местах. Ось компаса принимала довольно скоро надлежащее положение, так как путешественники спустились в средних широтах Венеры. Если бы они спустились где-нибудь у экватора планеты, то ось вследствие большой быстроты движения поверхности планеты, в этом месте не так бы легко устанавливалась в надлежащем положении, если же они попали бы прямо на полюс, то жироскоп вовсе не дал бы никаких определенных указаний. Установив, кроме жироскопического компаса, еще несколько обыкновенных буссолей, путешественники увидели, что северный магнитный полюс Венеры находится всего в нескольких градусах к западу от истинной точки севера.

После этих определений Имеретинский записал также показания весов Гольцева, которые подтверждали вычисления земных астрономов, что масса Венеры равняется 0,79 массы Земли. Но весы Гольцева давали более верный результат, с точностью до пятого десятичного знака. Особенной разницы в весе, впрочем, наши путешественники не чувствовали. Правда, им было как-то особенно легко и свободно двигаться на поверхности Венеры, но во всяком случае они находились в более нормальных условиях, чем герои Жюля-Верна на Луне.

Путешественники хотя и знали, что в северном полушарии, куда они спустились, в настоящее время стоит конец осени или начало зимы, но не имели верного представления о наклоне оси Венеры. Правда, уже подлетая к планете, они убедились, что мнения тех астрономов (например Скиапарелли), которые полагали, что наклон оси Венеры достигает 55°, были ошибочны. Даже на Земле у астрономов за последнее время этот взгляд постепенно был оставлен, и наклон оси Венеры считали близким к земному. Но чего-либо определенного по этому поводу нельзя было еще сказать. Во всяком случае определение продолжительности ночи, достигавшей 15 часов, показало нашим путникам, что допуская наклон оси на Венере тожественным с земным и принимая во внимание время года, надо было думать, что расчет их оправдался, и они действительно спустились где-то в 50–60° северной широты планеты.

ГЛАВА XIII
Флора Венеры

Определение стран света показало, что группа гор, которые скучились на горизонте, была расположена к югу от того места, где спустился «Победитель Пространства», долина же, над которой расстилался туман, лежала к северу и манила к себе путешественников, уверенных в том, что именно в этой стороне надо искать флору и фауну Венеры.

К утру дождь совсем перестал; влажность увеличилась еще больше, но в воздухе было по-прежнему тепло, как на Земле летом. Термометр показывал почти 20 °C. Зеркало "Победителя Пространства" было тщательно обтянуто брезентом и двери накрепко закрыты. Захватив с собою необходимые инструменты и последние запасы консервов, все члены экспедиции двинулись на разведку.

Вскоре "Победитель Пространства" скрылся за уступами скал. Несколько километров путешественники прошли, не заметив существенных перемен. Скалы, похожие на наши граниты и гнейсы, спускаясь уступами, делали путешествие очень легким и не утомляли путников. Вскоре стало заметно, что к основным горным породам примешиваются мергели и, наконец, известняки. В расщелине одной скалы Наташа заметила зеленевший кустик и тотчас же сообщила о своем открытии Флигенфенгеру. Этот кустик оказался для Карла Карловича совершенно новым растением, но он, не сомневаясь, отнес его к хвощам.

– Собственно говоря, – сказал Имеретинский, – уже этих двух находок – стрекозы и хвоща, – достаточно, чтобы прийти к твердому заключению о единстве жизни в мироздании. Сходные с земными условия порождают и тождественную земной фауну и флору. Мы на другом мире, но пока, в сущности, почти этого не замечаем.

Хвощовые, а также и плауновые стали попадаться все чаще и чаще и вскоре путешественники почти не заметили, как оказались окруженными со всех сторон щетинисто-зеленым ковром этих споровых растений.

– Однако, что за история, – сказал глубокомысленно Карл Карлович, – я насчитал уже до 20 видов споровых, но еще ни одного явнобрачного!

– Погодите, Карл Карлович, – вскричала Наташа, убежавшая несколько вперед. – Я нашла кажется и явнобрачное. По крайней мере вот какой-то кустик с большими красными ягодами. Быть может, их даже и есть можно?

Карл Карлович поспешил к Наташе. Догадка ее подтвердилась только отчасти. Эго было растение из хвойниковых, очень похожее на нашу Кузьмичеву траву (Ephedra vulgaris) или "степную малину", как называют ее калмыки. Хвойниковые, как известно, являются переходной ступенью от тайнобрачных (какими являются хвощи, плауны, папортники, т. е. растения, размножающиеся спорами без опыления), к явнобрачным или цветковым растениям. Так как калмыки употребляют ягоды эфедры в виде лакомства, то Карл Карлович, а за ним и Наташа не замедлили попробовать этот первый для них дар природы Венеры и нашли его очень вкусным. Имеретинский и Добровольский поспешили последовать их примеру и вскоре вся компания превратилась в беззаботных собирателей ягод.

– А как мы назовем это растение? – обратилась Наташа к Флигенфенгеру. – Я думаю, что так как это первый дар природы Венеры, то дадим ему имя этой же планеты – Ephedra Veneris.

Но Карл Карлович самым решительным образом запротестовал против этого и предложил запечатлеть в названии растения имя того, кто первый его открыл, как это делается иногда в ботанике, находя вполне справедливым наименовать кустик – Ephedra Natalis.

Полакомившись ягодами, путешественники отправились дальше. Вскоре на горизонте они ясно увидели группу деревьев и поспешили к ней. Каково же было их радостное изумление, когда они увидели, что это были хвойные деревья, очень похожие на ель, сосну и пихту, а одно их них очень напоминало кедр, имея в своих шишках орешки, вкус которых оказался ни чем не хуже настоящих кедровых! Находкой этого дерева вопрос о пище для них был отчасти уже решен. Оставалось только потрудиться над добыванием орехов, массовый запас которых давал хотя и скудное питание, но все же избавил бы их от голодной смерти.

– И все-таки удивительная история, – продолжал изумляться благодушный Карл Карлович, – нет ни одного настоящего цветкового растения! Неужели же их вовсе нет на Венере? Мой гербарий растений Венеры обогатился уже более, чем сотней видов, но тут все хвощи, плауны, хвойники и подобные им. Ведь этак, если дело и дальше пойдет так же, будет совсем похоже на каменноугольный период в истории Земли, когда и там преобладали подобные растения.

– А в самом деле! – подхватил мысль Карла Карловича Имеретинский. – Почему бы и не быть этому? Ведь Венера гораздо моложе Земли с точки зрения истории развития солнечной системы. Она еще не остыла настолько, как наша матушка-Земля. Вспомните полемику по вопросу, куда лететь лучше – на Марс или Венеру? Ведь многими приводились именно такого рода соображения, которым, по-видимому, и суждено сбыться. А если Венера моложе Земли, то очевидно и флора и фауна ее моложе наших. Каменноугольный период предшествовал на Земле современному богатству и разнообразию ее жизни. В таком случае, мы не только не встретим здесь человекоподобных существ, но даже и больших животных, так как в каменноугольный период большим развитием отличался, главным образом, класс насекомых.

– Ну и великолепно! – вскричал польщенный последним замечанием, Карл Карлович, – нам, следовательно, не придется сражаться с ихтиозаврами, мезозаврами, игуанодонтами, диплодонами и прочей нечистью.

– Только, знаешь что, Карл, – сказал ему на это Добровольский, – и надоешь же ты нам со своими банками и насекомыми!

– Неужели же ты отрицаешь значение энтомологии? – задорно возразил на это своему старому приятелю Флигенфенгер, и тут едва не произошла первая людская ссора на Венере, если бы не вмешалась вовремя Наташа, которой Карл Карлович беспрекословно повиновался.

Чем дальше шли наши путешественники, тем все приветливее и приветливее становился "негостеприимный" ландшафт планеты. Группы хвойных деревьев чередовались с лужайками, покрытыми ползучими плауновыми и хвойным кустарником. К ним начали присоединиться не только травянистые папоротники, но и настоящие древовидные. Догадка ученых все более и более подтверждалась. Но сомнения окончательно рассеялись, когда в одной группе хвойных и папоротниковых, Добровольский обнаружил на сыром месте настоящие сигиллярии, именно такие, какие и теперь сохранились на Земле в толще Донецких каменноугольных отложений. Издали эти деревья имели довольно странный вид: точно гигантские метлы или ламповые щетки стояли они, обратив свои игольчатые верхушки к небу, достигая высоты 20–25 метров.

– Почему, Борис Геннадиевич, этим деревьям дано такое странное название – сигиллярии? – спросила Наташа.

Древовидный папоротник

– Посмотрите на их кору. Видите – вся она имеет вид продольных бороздок, разделенных на шестигранные ячейки. Каждая такая ячейка напоминает своим замысловатым рисунком как бы отпечатавшуюся здесь печать, по-латыни sigillum, откуда и возникло название самого дерева у наших палеоботаников. Эти ячейки являются следами прикрепления опавших жестких шиловидных листьев, прижатых к стволу и сохраняющихся только на самой макушке. Кора сигиллярий очень тверда, но древесина их слаба, и в качестве строевого дерева они пожалуй никуда не годятся. А ведь некоторые деревья достигают полутора метров в диаметре и более двух обхватов в окружности. Те шишки, что вы видите у них на верхушках, являются плодами этих деревьев; они наполнены микроспорами и носят название стробилусов. В пищу они, вероятно, непригодны.

Сигиллярия

Добровольский вдавался все в большие и большие подробности, перечисляя разновидности и особенности сигиллярий.

– Однако, откуда же у вас, Борис Геннадиевич, столько сведений из палеоботаники? Ведь вы же астроном? – удивилась Наташа.

– О, да! – вскричал восхищенный своим другом Флигенфенгер, когда Добровольский заговорил на более понятном ему, чем астрономия языке, – ведь Борис астроном по недоразумению. В университет он увлекался палеонтологией и был настоящим палеоботаником; он изъездил весь Донецкий каменноугольный бассейн и побывал чуть не в каждой шахте; было время, когда его даже звали на конгресс палеоботаников, но потом он вдруг, ни с того ни сего, пристрастился к астрономии и забросил то, чему поклонялся раньше.

– Зато видите, как приятно сделать теперь такое открытие! Палеоботаник очень кстати в нашем составе экспедиции и пока, пожалуй, будет поважнее астронома, – заметил Имеретинский.

Короткий девятичасовой осенний день склонялся к вечеру. Экспедиция развела костер из сухих хвойных ветвей и расположилась вокруг него на ночлег. Костер нужен был главным образом для приготовления пищи. Температура же и ночью не спускалась ниже + 15 °C. Разговор за костром тянулся далеко за полночь. Спорили и делали предположения на основании впечатлений первого дня, о поверхности Венеры, об ее климате и атмосфере. Пришли в общем к благоприятному заключению.