Текст книги "Нф-100: Инварианты Яна (СИ)"

Автор книги: Борис Георгиев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 2. Глаз да глаз

В холле Галилео – полумрак, шаги звучали странно. Как будто не три человека вошли, а ввалилась толпа. Стук каблучков, шарканье, покашливание, негромкий оклик, сухой треск выключателя – привычные звуки, многократно повторённые эхом, стали невнятным ропотом, голосами призраков. Но вспыхнули под потолком, налились светом белые трубки ламп; сумрак сбежал, сгустившись в тёмных углах, а призрачный ропот смолк после того, как грохнула дверь.

'Обычный гостиничный холл', – подумал, осмотревшись, инспектор. Действительно, с тех пор, как здание перестало быть санаторным корпусом, обстановка поменялась мало. Даже стойка администратора осталась; и, как во всех дешёвых гостиницах мира, виднелись за невысокой перегородкой угловатые затылки мониторов. 'Сейчас меня поселят', – подумал инспектор, готовясь к неприятному разговору.

Будто бы в подтверждение, Светлана Берсеньева прошла за стойку, открыв и закрыв за собой откидную доску. Не присаживаясь, пощёлкала клавишами компьютера и глянула на гостя, словно ожидала, что тот справится о наличии мест.

– Он подключён к Сети? – спросил вместо этого 'посетитель'.

– К институтской – да, а к глобальной – нет. Да вы и сами должны бы знать. Решением вашего же иезуитского Совета...

– Ну зачем вы так непочтительно об иезуитах! – Инспектор хохотнул, ища, куда бы пристроить шлем.

– Давайте сюда свой горшок, – предложила, подойдя ближе, Инна. – Вон там у нас одёжный шкаф. Или вы предпочитаете, чтобы утварь хранили вместе с посудой?

– Я предпочитаю, чтобы шлем спрятали в сейф, – заявил инспектор.

– В сейф? – невозмутимо переспросила Светлана Васильевна. – Это можно устроить, если так вам будет спокойнее.

– Так будет спокойнее вам.

Берсеньева в сомнении изогнула бровь, но ничего не сказала, просто протянула руку над стойкой, не прекращая нажимать клавиши другой рукой.

– Что вы там набираете? – поинтересовался инспектор, передавая шлем. – Осторожнее с ним.

– Как вас зовут? – вопросом на вопрос ответила Берсеньева.

– Называйте меня Владимиром. Да осторожнее же!

Светлана Васильевна чуть было не выронила шлем.

– Тяжёлый, – улыбнулась она. – А фамилия? И заодно отчество.

Спросив, спряталась за стойку. Инспектор перегнулся – глянуть, что

она там делает. Лязгнул замок, скрипнула дверь. 'Ага, там у них сейф. Как будто специально поставлен. Про отчество спросила. Соврать?' Ко лжи инспектор испытывал отвращение.

– Обойдёмся без, – ответил он.

– Как знаете, господин без. Давно ли вы, Владимир, служите в этом вашем Совете?

– Давно ли я? Пожалуй, недавно. Но это не относится к делу. Давайте обойдёмся не только без отчества и фамилии, но и без оскорбительных выпадов в адрес Совета. И давайте не будем превращать разговор в обмен шпильками. Я просил проводить меня к директору, вы вместо этого изображаете Мисс Ресепшн, и... Что вы там всё время клавишами щёлкаете?

– Миссис Ресепшн выполняет необходимые формальности, – ответила Светлана, глядя на верзилу снизу вверх. – Ну, вот и всё.

– Что – всё? – спросил Владимир. Посмотреть на экран не представлялось возможным.

– 'Аристо' теперь знает о вас. И остальные тоже.

– Лучше бы обо мне узнал Горин. Кто этот Аристо? И кто остальные?

– 'Аристо' – бигбрейн, а остальных вы сейчас увидите. Я всех позвала сюда, в том числе, конечно, драгоценного вашего Горина.

– Не моего, а вашего, – огрызнулся инспектор и подумал, заметив, как дрогнули губы Миссис Ресепшн: 'Что с ней? Обеспокоена. Зачем-то внесла в базу. Но ведь я кроме имени не сказал ничего!' Не дождавшись ответной колкости, спросил:

– 'Аристо' прорицатель? Что он умеет определять по имени?

– По имени почти ничего, но остальное вы ему расскажете сами. Лицо он уже знает, радужную оболочку считал, а характер дело наживное.

– Тут камеры повсюду? – догадался инспектор, испытав желание оглянуться.

– И не только камеры, микрофоны тоже. 'Аристо' слушает вас.

– И не только вас, – вмешалась Инна. – Старичок Аристотель всех здесь слушает.

– Но зачем? Что за тотальная слежка?

Светлана Васильевна принуждённо улыбнулась, потом, отвернувшись, заговорила без всякого выражения:

– Вы слышали, Инночка, как инспектор спецслужбы возмущается тотальной нашей слежкой? И это после того, как мы увидели в небе любопытную птицу.

– Да, я совсем забыл, я же душитель свободной науки. Насылатель беспилотных устройств. Но уверяю вас, даже я ещё не дошёл до того, чтобы следить за каждым шагом подчинённых. Это Горина выдумка?

– Нет, – ответила за Берсеньеву Инна. Сама Миссис Ресепшн, казалось, утратила интерес и к разговору и к гостю. – Это выдумка наших матлингвистов. Их вина. Правда, Светлана Васильевна?

– Что? – встрепенулась Света. – А, да. Это наши происки. Но заметьте, мы это делаем с общего согласия. Так проще копить лингвомассивы. Всё равно никто, кроме 'Аристо', не имеет права лезть в первичные данные. Кстати о правах. К чему вам открыть допуск?

– Ко всему, – потребовал инспектор. – Но вы ведь без Яна Алексеевича не можете?

– Теперь могу, – ответила Берсеньева.

Владимир воззрился на неё с некоторым удивлением: 'Торжествует, иначе это не назовёшь. Что она там нащёлкала? К чему это представление? Просто тянула время?'

– И вы теперь тоже всё можете, – продолжила Светлана Васильевна, глядя на инспектора с вызовом. – Об одном прошу, не торопитесь делать выводы, чтоб не вышло беды. Ну, я пойду, а вы оставайтесь. Скоро все здесь соберутся. Дожидайтесь своего Яна Алексеевича.

Берсеньева вышла из-за стойки, не закрыв за собой планку, и направилась к выходу.

– К проходным не приближайтесь! – предостерёг инспектор. – И не поднимайтесь по лестнице к парку Мирамаре. Вас могут убить.

– Могут убить? – с преувеличенным удивлением бросила на ходу Светлана Васильевна. – Завидная перспектива. Над этим надо подумать. Но вы побеспокойтесь лучше о себе самом. Пока будете в институте, не суйте куда не нужно нос и ничего не трогайте руками.

– Но мне-то можно? – спросила Инна, – Немножко ручками потрогать, а? Пока все соберутся, я... потрогаю мои коэффициенты, подставлю в тензор. Можно, Светлана Васильевна?

– Можно, – разрешила та, обернувшись у двери. – Тебе теперь можно потрогать тензор Яна ручками, можно даже ножками.

Дождавшись, пока она выйдет, Инна скорчила рожицу и показала язык, потом спохватилась: 'Ой!' – и, чтоб скрыть смущение юркнула за перегородку, придвинула стул, уселась и с бешеной скоростью затарахтела клавиатурой.

Инспектор, размышляя над тем, что услышал, некоторое время молчал, потом спохватился: 'Теряю время!' – облокотился о стойку и небрежно спросил:

– Кто она такая?

– Она? Как бы вам сказать...– раздумчиво протянула Инна, уставившись на экран. – Это зависит от... О ком вы вообще? А, о Светочке нашей. Она доктор физмат наук, завотделом.

– Завотделом? Я думал, минимум заместитель директора. Серый кардинал, – сказал Володя, рассматривая собеседницу: 'Тип лица европейский, но что-то в ней есть... монгольское, что ли. Скулы широкие. Лицо овальное, подбородок... Она меня слушает вполуха, можно бы... вопросы ей. Губы полные, прямые. Волосы прямые, тёмные. Глаза – миндалевидные, карие. Глаза её... А ну-ка, не забывайся'.

– Серый кардинал, – повторила мисс Гладких, шевеля пальцами над клавиатурой и мило щурясь. – Да, Светлана Васильевна кардинальная женщина. Уж если потребуется кого-то заместить... Э! Что я тут напорола на радостях? Конечно, четвёртый инвариант после этого уехал. Как вам это понравится, а? Дурёха.

– Надо взглянуть, может и понравится, – весело вставил инспектор и моментально оказался за перегородкой, прихватив по дороге стул. – Что тут у вас?

– Да что тут у меня может быть, глупость сплошная, – уныло отозвалась девушка, ведя пальцем по столбцу чисел. Справа в квадратном окошке экрана ворочалось, дышало, шевелило иглами диковинное существо, похожее на морщинистого ежа.

'Какой-то вектор. Собственные значения? Чётвёртый инвариант, говорит она, уехал. Слиплись корни характеристи... Ладно, это не твоё дело, инспектор. Она опять ушла в себя. Вопрос ей'.

– И какой отдел тиранит Светлана... э-э Васильевна?

– Тиранит? – слабо возмутилась Инна, потом забормотала скороговоркой: – Он прав. Да потому что он говорил же: плотный спектр, а я ему: почему плотный? А он такой. То есть, не всюду такой, только местами уплотняется, как раз там, где эта гадость. Потому и поплыли корни в окрестности... А? Да! Что ты... то есть вы спрашивали? Какой отдел? Математической лингвистики, конечно, какой же ещё. Структурный анализ, функциональная семантология, реля... Да что же со мной? Здесь заведомо метрика не гладкая. Ян говорил ей, я сама слышала, что нужно делать при подходе к сингулярности.

– И что она Яну ответила? – подбросил очередной вопрос инспектор.

– Очень мне нужно подслушивать, о чём они ворковали, – фыркнула Инна. Пальцы её снова пробежались по клавишам, 'ёж' пропал с экрана, вместо него появилось поле ввода.

– Она его обхаживает? Метит в замы?

– Подождите, вы мешаете. Она уже пометила заместителя. Я знаю, что делать! – Инна стала заполнять поле ввода короткими строками команд.

Скрипнула и тут же грохнула дверь.

'Мне пока ни к чему светить физиономией, лица разглядеть и после успею', – решил Володя и живо переставил стул так, чтобы оказаться спиной к любому, кто подойдёт к стойке. 'Бог с ним, с экраном, я лучше за её лицом понаблюдаю. Объективно говоря, она красотка. Не морочит ли голову? Несёт всякую чепуху, сама тем временем набирает что нужно. Думает, я полный остолоп. Шаги. Кто-то сюда идёт'.

Шаги приблизились. Кто-то подошёл, подшаркивая, подкашливая, и рокотнул хрипловатым уютным басом: 'Эх-хм, индианочка, здравствуй', – Владимир услышал негромкое сипенье, и – пф-ф! – как будто лопнул пузырёк с паром на поверхности какого-то варева. 'Он курит трубку', – сообразил инспектор, слушая, как жалобно скрипнула перегородка под тяжестью локтя курильщика. И учуял сладковатый запах дорогого табака.

– Здра... Виделись недавно, Дмитрий Станиславович.

'Индианочка – это он в точку, – отметил Владимир. – Похоже, и ей понравилось, улыбнулась ему. Или он ей вообще симпатичен'.

– Со мной да, виделись, – благодушно прогудел за спиной у инспектора Дмитрий Станиславович. – А с... пф-ф! С трубкой моей – нет.

– Тьфу на вас и вашу трубку, я опять сбилась! – беззлобно ругнулась мисс Гладких, водя пальцем по экрану. – Снова накручу из-за вас в коэффициентах.

– Тебе не с коэффициентами крутить надо, Инночка. Послушай старого врача, возьми – пф-ф! – этого вот молодого человека, который с тебя глаз не сводит, и покрутись – пф-ф! – с ним в парке, пока мы тут будем... Кстати, индианочка, ты не в курсе, зачем Ян Алексеевич нас – пф-ф! – всех здесь собрал?

Снова хлопнула дверь. Инспектор вздохнул с облегчением, услышав, как кто-то позвал, срываясь от волнения на дискант: 'Митя! Ты слышал? Это правда?' Необходимость обернуться и познакомиться с курильщиком отпала. 'Чего раскудахтался? – спросил тот. – Ничего я не слышал, рассказывай'. Они неразборчиво забубнили на два голоса, дискант вскрикивал, бас гудел ровно.

– Надымил! – проворчала Инна.

– Он врач?

– Постольку поскольку, – рассеянно отозвалась девушка. – Вообще-то он психофизик. Но если надо, может и... Не понимаю. Такое впечатление, будто в пустоту отправила. Ни ответа, ни привета. Ну-ка я ещё.

'В пустоту отправила? Она кому-то пишет?' – встрепенулся инспектор, но заглядывать на экран через плечо не стал – неудобно.

Дверью стали хлопать ежесекундно, потом, надо думать, её и вовсе бросили нараспашку – инспектору стало сквозить в затылок. Разноголосица казалась спокойной, пока прибывшая дама не запищала с порога: 'Катенька, вы видели в бухте сторожевой катер?!' Тут уж все загомонили разом.

– Я думаю, катер из Гриньяно. Что? Говорили, там завтра регата.

– А беспилотник видели? Тоже скажете из Гриньяно?

– Тихо, Катька, дай послушать!

– Я собиралась в Триест. И вот, значит, бегу себе на шестичасовый...

– Так вот зачем нас Ян вызвал! А я говорил.

– Что ты говорил, зая?

– Надо было вместе с физиками ехать, вот что.

– Тихо же! Митенька, что вы говорите?

– Да, Дмитрий Станиславович, вы были у Яна? В чём дело?

– Эг-хм! Дело в том, что...

– Убили его! Понятно? Просто застрелили! Понятно? Я сама видела амбуланс!

– Что? Кого убили?

– Да откуда же мне... Чёрный мешок! Понятно?

'Теперь из-за чёрного мешка я ничего не разберу, – поморщился, вслушиваясь, Володя. – Душка доктор был у Горина, но две минуты назад зачем-то дал индианочке понять, что не был. Возьмите-ка его на заметку, господин инспектор. Весь остальной ор...'

– Содом! – проворчала Инна Гладких и, закрыв уши ладошками, снова уткнулась в экран.

– Зая, ведь мы же с тобой договорились, – увещевал кого-то женский голос. Очевидно, жена оттащила мужа к стойке, чтобы галдёж не мешал воспитательной работе.

– Не поминай пока об отъезде, – говорила она. – Это самое настоящее предательство. Бросить Яна? Ты должен понять, если мы побежим как крысы...

– Считаешь, лучше остаться в крысоловке? Хотя теперь-то выбора нет. Отъезд! Пиши 'приехали'. Теперь разве что в Гриньяно, морем, кверху брюхом.

– Глупые шутки! Может, Ян с ними договорится, ведь до сих пор как-то устраивались.

– А где сам Ян?! – крикнул кто-то поодаль.

– В бункере у себя спрятался, – язвительно ответил поблизости строптивый муж.

– Ян? – растерянно спросила, поднимаясь, индианка.

'Испугана, ошарашена, встала даже. Не может во что-то поверить, – отметил инспектор, изучая выразительное личико Инны Гладких. – Может, Горин явился наконец? Пора мне повернуться лицом к учёному сообществу'.

– Дмитрий Станиславович! – прозвучал, перекрыв ропот толпы, мужской голос.– Нужно поговорить! Срочно!

Инспектор вскочил и стал высматривать того, кому принадлежал резкий голос. Высокий, не очень приятного тембра. Голос безразличного к чужому мнению человека. Галдеть стали меньше, и тот, кто пришёл, сказал тоном ниже:

– Дмитрий Станиславович, вы здесь? Я вас не вижу!

'Мит!.. Славо!.. Авович!' – отозвалось на разные голоса собрание, потом Володя услышал ответное ворчание:

– Здесь я. Что вы орёте, как в лесу?

Хоть Володя и был чуть ли не на полголовы выше самого высокого из собравшихся в институтском холле, однако разобрать сразу, кто позвал и кто откликнулся, не смог. Море голов. 'Они притихли, услышали начальственный голос. Вон кто-то от двери пробирается, как сквозь заросли зверь. Рыжий, волосы женские. А Дмитрий Станиславович – вон та седая копна'.

– Дмитрий Станиславович, – сухо отчеканил в наступившей тишине неприятный тенор, – необходимо...

И тут этот человек к досаде инспектора заговорил вполголоса. Над седой шевелюрой поднялось облачко дыма. Володя, кляня себя за нерасторопность, выбрался из-за стойки и полез через толпу – поближе к этим двоим.

– Но это невозможно! – прогудел бас. – Ян Алексеевич...

'Осторожнее! – возмущались те, кого инспектор слегка подталкивал, чтоб дали дорогу. – Э! Что вы как на торжище?! Ох-х... Извини. Да это не я, это меня толкнули в спину'.

Убелённый сединами психофизик успел выпустить второе облако дыма, пока Володя протискался ближе.

– Я совершенно официально вам заявляю, – раздражённо говорил тенор. – Поверьте, Дмитрий Станиславович, сейчас не до шуток. Это не обычная амнезия, много хуже. Он как четырёхлетний ребёнок. И надо же, чтоб именно сейчас! Я, по-вашему, похож на шутника?

Нисколько не был похож на шутника человек с неприятным голосом. Солиден был, ростом выше среднего, пышноволос и манеры имел значительные. Шею держал так, словно всё время хотел отстраниться от собеседника, чтоб рассмотреть получше. 'Но, может, просто от дальнозоркости, – отметил инспектор. – Лицо вытянутое, подбородок с ямкой, нос длинный, прямой, глаза серые. Смотрит как-то стеклянно. Определённо дальнозоркость. Борода стрижена, одет тщательно. Кажется, склонен к самолюбованию. Это и есть Горин?'

– Да я понимаю, что не до шуток, – ответил Дмитрий Станиславович, окутавшись дымом. – Я просто не верю, чтоб он сам на такое решился. Из всех видов интеллектуального самоубийства этот способ самый изуверский. Да и зачем? Пф-ф!

'Самоубийства? Ещё один труп?' – ужаснулся инспектор и полез вперёд без оглядки на приличия.

– Позвольте! Дайте пройти! Ян Алексеевич!

Оба повернули к нему головы. Дмитрий Станиславович – плотный, какой-то даже квадратный пожилой мужчина с трубкой в руке, повёл плечом, отступил, чтобы дать дорогу, изрядно тесня при этом соседей. 'А, приятель индианочки!' – проговорил он без тени улыбки. Видно, не до приятелей Инны Гладких ему и вообще ни до кого – напряжённо что-то обдумывал. Но инспектору недосуг было разбираться в причинах задумчивости старого психофизика, требовалось немедленно поговорить с директором, смертей хватит.

– Ян Алексеевич Горин? – обратился он к рыжеволосому. – Я вынужден сообщить вам, что Совет по борьбе с распространением запрещённых технологий принял решение установить в вашем институте особый пропускной режим. Нужно немедленно предупредить всех сотрудников, чтобы исключить возможные коллизии.

Володю подвергли тщательному осмотру, потом он услышал:

– Кто вы такой? – причём тон оставлял желать лучшего. В холле стало тихо. 'С чего это он так высокомерно?' – удивился инспектор и ответил:

– Инспектор особого отдела Совета. Называйте меня Владимиром.

– Я полагал, что буду иметь дело с... – директор осёкся, пробормотал в сторону: 'Особый отдел? Не ожидал. Доверяй, но проверяй', – потом потребовал:

– Документы!

'Первый, кто усомнился, – отметил Володя, протягивая карточку. – Это надо запомнить. Но, может быть, просто из любви к порядку? Да. На фото – ноль внимания'.

– Что значит специальный режим, Ниночка? – спросили рядом.

Владимир забрал карточку, отметил, что ледок в серых глазах директора подтаял, и стало заметно беспокойство, вполне естественное, если учесть обстоятельства.

– Господин Горин... – начал инспектор, но договорить ему не дали.

– Кто здесь Горин? – изумился Дмитрий Станиславович.

– Вы ошибаетесь, господин инспектор, я не Горин. Я Сухарев. Андрей Николаевич. Заместитель Яна Алексеевича. В силу некоторых обстоятельств вам придётся иметь дело со мной.

– Андрюша! – прокатился над головами сотрудников института искажённый ужасом возглас. 'Это Инна', – узнал инспектор. Лже-директор дрогнул.

– Андрей, я ничего не понимаю! Что-то случилось с массивами! Ты слышишь?!

– Да, – едва шевельнув губами, выдавил Сухарев.

– Я ничего не меняла, это не я! – с отчаянием голосила индианка, всё громче и громче. – Я подставила в тензор, просто проверить хотела! И 'Аристо' мои коэффициенты принял! Мне Светлана Васильевна разрешила! А теперь... Андрей!

Центр зала очистился сам собой, люди жались к стенам, только Дмитрий Станиславович с места не тронулся, да Сухарев, да ещё Володя, поскольку всё равно не понимал, что произошло.

– А теперь там ничего нет! – страшным голосом выкрикнула Инна. Стояла при этом, опершись на стойку, словно боялась упасть. Глаза круглые.

– Кто-то затёр массивы. Какой-то паршивец, – прошипел сквозь зубы Андрей Николаевич и смерил инспектора взглядом с ног до головы.

– Послушайте, вы, заместитель Яна! – не выдержал тот. – Бросьте ломать комедию и объяснитесь толком. Почему я должен выслушивать оскорбления сначала от заведующей отделом, потом от заместителя директора, вместо того, чтобы поговорить с ним самим? Вы хотите взять на себя ответственность за последствия? Потрудитесь тогда выполнить распоряжение Совета о специальном режиме и оповестить сотрудников института, что с семнадцати тридцати сего дня и вплоть до особого распоряжения уполномоченного Совета никто не имеет права покидать территорию института. Запрещено передавать информацию, оборудование и материалы наружу. Считаю долгом предупредить, что бойцы спецподразделений получили приказ применять к нарушителям режима любые меры вплоть до самых жёстких. Когда я говорю о передаче информации, подразумеваю любые данные и любой способ передачи, включая сигнальщиков и почтовых голубей. Предупреждаю, эфир сканируется постоянно, не рекомендую пытаться установить связь в любом частотном диапазоне.

– Добро пожаловать в концентрационный лагерь, – сказал кто-то в толпе, кажется, тот самый строптивый муж.

– За что нас удостоили такой чести? – спокойно спросил старый психофизик, держа на отлёте погасшую трубку.

– Совет получил информацию, что научная работа Яна Алексеевича Горина представляет опасность для человечества.

– Проинформировал же кто-то, – сказали в толпе.

– А мой Петя утром уехал в Венецию.

– Считайте, вы теперь в разводе.

– Глупые шутки, зая, ты бы лучше помолчал.

– Говорил я...

– Андрей, ты не понял?! – возмутилась мисс Гладких. – Всё затёрто, пусто! Слои, поля состояний, поля отношений, матрицы связей, семантическая база, всё!

– Но когда я собирался сюда, всё это было на месте, – пробормотал Сухарев, глядя поверх голов. – Ты не ошиблась, Инка?

– Сам посмотри, – простонала девушка.

Инспектору посторонился, чтобы Андрей Николаевич не задел его плечом.

– Над чем он работает? – спросил Владимир у психофизика, флегматично прочищавшего трубку ёршиком.

– Собираете сведения? – хмыкнул тот. – Над тем же, над чем и все мы. Изучает человека.

– То есть? Мне казалось, этот предмет далёк от математики и теоретической физики.

– А он, видите ли, ближе, чем вам казалось. Принято считать, что физика теперь занимается одной теорией гравитации. Всеми этими гиперструнами, петлями... Чем там ещё? Динамической триангуляцей. Но, как видите, остались ещё ископаемые физики, которым интересно, что внутри.

– Внутри чего?

– Внутри кого. Себя. Впрочем, лично до меня не дошла очередь, начальство не позволяет. Начальство решило начать с себя, и, кажется, преуспело в этом начинании.

– Вы о Сухареве? – Володя спросил нарочито небрежно, исподтишка следя за реакцией собеседника.

– Вообще-то Андрей Николаевич всего лишь вождь племени топографов мозга. Видите, как индианка на него смотрит? Я говорил о Горине.

Володя непроизвольно оглянулся и отметил – Инна, если и не боготворила Сухарева, кумиром его сделала. Надо сказать, вытянутая физиономия Андрея Николаевича более всего напоминала лик идола. Та же рельефность черт, оттенённая мертвенной экранной подсветкой, та же деревянная неподвижность.

– Формально он заместитель директора, и если принять во внимание то, что случилось с Яном, – бубнил психофизик, – Сухарев действительно пролез в директора и теперь именно его вам придётся казнить за фокусы Горина. А Ян, выходит, сам наказал себя за...

– Что?! – выдохнул инспектор, резко повернувшись к собеседнику. – Горин покончил с собой?!

– Пусти... те пиджак, – пропыхтел психофизик. – Экий вы, – кхм! – вспыльчивый. А я-то думал, холерики среди секретных сотрудников не встречаются. Покончил, но не окончательно. Правду сказать, лично я предпочёл бы смерть, но каждому своё.

– Прошу внимания! – возгласил Сухарев.

Володя выпустил лацкан пиджака Дмитрия Станиславовича, повернулся и обнаружил новоиспечённого директора в двух шагах от себя. 'Быстро он очухался; хоть лик деревянный, но духом упруг. Кажется, собирается перехватить инициативу. Ну-ну. А вы, господин инспектор, наблюдайте и слушайте. Что всё-таки с Яном? И каким боком его работа прислонилась к волновой топографии мозга? Чем он занимался? Метризуемые пространства... Джей-преобразования... Вместо разговоров по делу приходится копаться в какой-то уголовной дряни. В человека заглядывать. Тьфу!'

– Прошу внимания! – повторил заместитель Яна. – Обстоятельства, вынудившие меня принять полномочия директора...

Собрание ответило невнятным ропотом, Володя ощутил косые взгляды. – Я говорю, – возвысил голос Сухарев, – что временная, я подчёркиваю, временная недееспособность Яна Алексеевича вынуждает меня принять его полномочия. Чтобы исключить кривотолки, разъясню: всем вам хорошо известно, что Ян Алексеевич проводил на собственном мозге серию опытов по неразрушающему сканированию и декодированию массивов информации. Я прошу, помолчите! Теперь нет смысла скрывать. Все мы в той или иной степени причастны к работе, и с точки зрения этих господ (Сухарев указал на инспектора) все мы виновны. Институт блокирован, и, насколько я понимаю, до окончания расследования мы под арестом.

– Временная недееспособность? Скажи точнее, Андрей, что с Яном?

Сухарев повернулся на голос. Инспектор заметил: 'Он прикрыл рот рукой. Соврать собрался?'

– Мне трудно сформулировать точнее, – ответил заместитель директора, поглаживая кончиками пальцев рыжую бороду. – Но я попробую. Сегодня в неустановленное время и по неустановленной причине, предположительно – при очередном сканировании, личность Яна Алексеевича Горина подверглась разрушению. Поскольку на территории института присутствуют посторонние (Сухарев покосился на инспектора), не исключён злой умысел. То есть, я хочу сказать, что нельзя со стопроцентной вероятностью объявить происшествие несчастным случаем.

Он поднял руку, помедлил, пережидая, пока уляжется шум, и продолжил:

– Это не всё. Кому-то показалось недостаточным искалечить Яна, кто-то сделал больше. Алгоритм декодирования, как вы знаете, был практически завершён, оставались кое-какие проблемы с обратным переносом, но как раз сегодня я узнал от Горина, что есть способ обойти...

– Мы можем попробовать восстановить личность, – робко предложил женский голос.

– Мы не можем, – отрезал Сухарев.

– Почему? Пусть не удался последний скан, но есть ведь и предпоследний! Ян просто потеряет один день. Ведь не отключили же эти негодяи 'Аристо'?!

'Он добился своего, – заметил про себя Володя. – Негодяем меня назвали. Настроил против меня всех. Но ничего, господин инспектор, это к лучшему. Может, от злости языки развяжутся'.

– Давайте не будем переходить на личности, – внезапно вставил Дмитрий Станиславович.

– Хорошо, давайте, – Сухарев осклабился. – Тем более что некоторые личности не ограничились разрушением памяти Яна, они затёрли и копию. 'Аристо' цел, но с недавнего времени ничего не знает о Горине. Все протоколы сеансов сканирования, сами сканы, данные о серии опытов, матрицы преобразований утрачены. Кто-то одним махом разделался и с Яном, и с его работой, и со всеми нами. Теперь останется добавить к обвинению отягчающие обстоятельства: зафиксировать не просто запрещённые исследования, а эксперименты над людьми, приведшие к тяжким последствиям. И дело в шляпе, правда, господин инспектор? Куда вы нас всех, на Марс, в лагерь Нортона?

В ропоте стали проскальзывать угрожающие нотки. Инспектор, которого упоминание о Нортоне полоснуло по живому, тронул пистолет. 'Какого чёрта? Думает, я спляшу под его дудку?' – он окоротил первый порыв, и, преодолев отвращение к самому себе, не стал убирать руку с кобуры.

– Нет, господин учёный, – ответил он, с откровенной издевкой. – Не в шляпе дело, а в том, что вы изолгались, а теперь хотите прикрыться высокоморальными соображениями. Скажите, виноват ли Совет, что в отчётах института математики и теоретической физики есть математика и немного физики, но нет и следа волновой психофизики, которая, судя по вашим словам, и составляла основной предмет изысканий? О математической лингвистике и замечательных методах местных лингвистов упоминать не буду. Скажите, виноват ли я, получивший допуск к бигбрейну полчаса назад и ни разу после этого не прикоснувшийся к клавиатуре терминала, в том, что затёрты ваши базы?

– Это правда, Андрей, он ни при чём. Я сама видела, – довольно громко сказала Инна, пытаясь поймать Сухарева за рукав пиджака. 'Боится за него, – мелькнуло у Володи, когда перехватил испуганный взгляд индианки. – Не меня защищает, а его от меня'.

– Я не обвиняю лично вас, – вывернулся Андрей Николаевич. – Я вообще не отделяю лично вас от вашего Совета инквизиторов. Именно он, ваш Совет, довёл до вранья людей, которые имеют наглость баловаться наукой под страхом пожизненной высылки. Смотрите, здесь тридцать человек, а было триста. Радуйтесь, остальных вы уже разогнали, кого в Боливию, кого на Аляску, где им уже приготовлены были удобные гетто. Не для них удобные, а для вас, господа полицай-конформисты.

– А вы, господин сайнс-экстремист, желаете устроить новый Цернгейт? – холодно возразил инспектор. – Вам мало кутерьмы вокруг киберевгенистов, хотите добавить в нашу пресную кашу немного перчика? Ищете, чем бы ещё загадить планету, изобретаете для благодарного человечества новые бирюльки? Извольте тогда пожаловать со всем этим на Марс.

'Не перегнул ли я с Марсом? – обеспокоился инспектор. – Нет, всё в порядке. Кажется, до них дошло, что имеют дело не с человеком, а с машиной, которой чихать на их научные восторги'. Он снял руку с кобуры, опасный момент миновал, можно не выламываться под доблестного, но недалёкого шерифа из старых вестернов.

– Но кто-то же сделал это? – несмело прозвучал в наступившей тишине женский голос. Упрёк достался Сухареву, хоть и не был адресован специально ему. Просто новоиспечённый директор случайно оказался рядом. Как ни странно, он не нашёлся с ответом, хотя такая постановка вопроса едва ли застала его врасплох.

– Не просто кто-то, а кто-то из нас, – внёс поправку Дмитрий Станиславович. – Если, конечно, сюда не проник ещё один – кх-гм! – посторонний. Занятно получается!

'Переглядываются, – обрадовался инспектор. – Поняли'.

Психофизик запихал трубку в нагрудный карман, сложил за спиной руки и прошёлся медвежеватой походкой, кивая при каждом шаге.

– Занятно получается, – негромко повторил он. – Кто-то из нас пустил псу под хвост несколько лет работы, кто-то из нас шпионил для Совета, кто-то из нас превратил Яна в четырёхлетнего ребёнка. Что? Андрюша, я ведь говорил: не верю, что Ян сам учинил над собой такое зверство. Не вяжется, понимаешь? Совершенно несовместимо с его психотипом, разве что Горина довели до последнего градуса отчаяния. Так вот, этот кто-то...

– Минуточку, – перебил его Володя. – Вы уверены, что он один?

– Кх-хм? – психофизик остановился и уставился на носки собственных туфель. Помолчал, продолжил, не подняв головы:

– Вы так ставите вопрос? Это логично. И, хоть мне тяжело предполагать, что среди нас есть несколько таких... Нет! – Дмитрий Станиславович поднял голову. – Возможность!

– Вы хотите сказать, что не у всех присутствующих была возможность?

– Бесспорно, – подтвердил психофизик. – Шпионскую деятельность пока оставим, теперь уже всё равно, а вот казус с Яном мог устроить только тот человек, у которого есть полный доступ к сервисам 'Аристо'. И затереть данные мог только такой человек, да-да, Андрюша, как это ни прискорбно, но факт. Круг подозреваемых можно существенно сузить. Начнём с техников.