Текст книги ""Умирать страшно лишь однажды""

Автор книги: Борис Цеханович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц)

вертолётной площадке и их тут же эвакуировали вертолётами в госпиталь. Разобрались мы и с автоколонной, которую тоже отправили в штаб группировки. Не успел я уйти на обед, как новое сообщение, уже касавшееся Кравченко: позвонили с Екатеринбурга с известием, что его отец находится при смерти. Как он вернётся из разведки, его надо отпускать домой.

28 ноября 1999 года. Вчера еле дождался смены, так сильно хотелось спать, даже не пошёл

6:50 на ужин, пришёл в салон и завалился спать, приказав разбудить меня

в четыре часа утра. Но разбудил в половине первого ночи меня Мишка Хмелёв: – Боря, командир зовёт тебя к себе.

– Что случилось? – Я сел на кровати и сладко потянулся, а потом начал быстро одеваться слушая друга. Хмелёв, увидев на столе палку сырокопчённой колбасы, отломил от неё здоровенный кусок и усиленно двигая челюстями стал рассказывать, как полковник Сергеев решил проверить охрану командного пункта.

– Боря, ну и влетело мне. Как назло нигде часовых нет, все дрыхнут. Так, кое-где стоят солдаты и то толку нету: пароля не знают, действуют неуверенно. Короче бардак. Командир сейчас сидит у себя злой и требует тебя.

– А я то зачем ему нужен?

– У тебя тоже не было часового.

Я коротко матернулся, натянул бушлат, взял карту и вылез на улицу: часовой маячил около прицепа. Осветил его фонариком – разведчик Попов.

– Попов, где был когда командир проверял?

– Товарищ подполковник, я как раз подкидывал дрова в печку в прицепе. Тогда он и пришёл, – виновато проговорил солдат. Я сплюнул от злости, но ругать Попова не стал. Такой порядок, существовал уже давно, что часовые подкидывали дрова в печки прицепа взвода и в моём салоне, чтобы не держать на ночь отдельно истопников. Прекрасно понимая, что это грубейшее нарушение, но порядка не меняли.

– Борис Геннадьевич, – недовольным возгласом встретил меня командир полка, – ну, у тебя ведь всегда была налажена служба. А тут прихожу и часового нет. Я могу понять что у нас на ПХД бардак: у прапорщика в подчинении две бабы и три повара. Им и не до охраны, им кормить надо нас, но у тебя то, что за балдёж?

Командир ещё долго возмущался отвратительной охраной командного пункта полка, а когда иссяк, достал из шкафчика бутылку водки и тарелку с колбасой. Я раскрыл карту мы выбрали цель около Алхан-Калы и жахнули туда 2мя залпами вторым дивизионом. Ушёл я от командира в три часа ночи, а проснулся в 6:30. Читсяков не стал меня будить: хочет мне что-то доказать. Ну, это его проблемы.

12:05 Начал работать первым дивизионом майор Тругуб, он ушёл со спецназом за передок. Ис-

тратил на пристрелку 14 снарядов. После пристрелки навели весь дивизион, определив

цель как взводный опорный пункт.

Эти и следующие сутки придётся на ЦБУ дежурить нам с Чистяковым по очереди вдвоём. Кравченко ещё не приехал с отпуска по семейным обстоятельствам, а Гутник сопровождает корректировщиком колонну в Моздок.

…– Гутник, быстро собирайся, готовь радиостанцию, через час едешь корректировщиком с колонной в Моздок. Да и реши все вопросы взаимодействия со старшим колонны. – Я сел на свою кровать и потянулся к чайнику, чтобы налить себе кофе.

Гутник без энтузиазма выслушал мой приказ и промолчал, не двинувшись с места.

– Товарищ капитан, я не понял? Ты чего сидишь? Вперёд. – Я отхлебнул кофе и с недоумением уставился на офицера, который продолжал упорно сидеть на табуретке. – Гутник ты меня слышишь?

– Слышу, товарищ подполковник, – Володя поднял на меня полные тоски глаза, – Может быть, пошлёте вместо меня Чистякова? А?

– Ты чего? Чистяков здесь мне нужен. Он всё-таки старший помощник. А что за проблемы, я не понимаю?

– Да, напьюсь я там, товарищ подполковник. Наебенюсь, не смогу удержаться. – Гутник вскочив с табуретки, подскочил к моей кровати и горячо заговорил, – Товарищ подполковник, прикажите мне не пить. Прикажите и смогу удержаться.

– Ты чего, Володя? Ты чего за ерунду несёшь? Какой приказ? Возьми да не пей….

– Да, не смогу я так удержаться, а вот если прикажете – то удержусь.

Я был обескуражен той беспомощностью и безнадёжностью, которая прозвучала в его голосе. Ну, не законченный же он алкоголик, надо попробовать убедить его.

– Володя, а ты не пей – просто не пей и всё. Бери пример с меня: я выпью свою норму, которую определил и всё – ведь не пью. Зачем тебе приказы? Посмотри на меня и не пей….

– Не могу, – тихим и тоскливым голосом произнёс Гутник, у него уже прошёл весь запал и он опять понурился, – я как увижу водку, так всё забываю. Каким то уровнем мозга понимаю, что нельзя, но остановиться уже не могу: пока не вырублюсь – не остановлюсь. Вот такие мои дела.

Да, дела – это серьёзно. Придётся, как это не дурацки выглядит – приказывать. Я тяжело вздохнул и, добавив максимально металла в голос, рявкнул командирским голосом: – Товарищ капитан, Встать. Смирно. Слушай приказ. – Гутник вскочил и вытянулся в струнку.

– Запрещаю вам в период командировки в город Моздок употреблять любые спиртные напитки. Вольно.

Володя подскочил ко мне и затряс меня за руку: – Спасибо, товарищ подполковник, я выполню ваш приказ. Вот увидите, я выполню, – начальник разведки схватил шапку и выскочил из салона, а я лишь покачал в удивлении головой – дебилизм, да и только. Всё равно напьётся.

18:00 Еле досидел до обеда на дежурстве, опять сильно клонило в сон и обедал я уже в полу-

дрёме. Добрался до кровати и провалился в тяжёлый сон без сновидений, но поспать мне дали только один час.

– Товарищ подполковник, товарищ подполковник, – меня за плечо осторожно тряс командир взвода лейтенант Шумков.

– Чего тебе? – Я открыл глаза и с неудовольствием посмотрел на своего подчинённого.

– Товарищ подполковник, ПРП с места сдвинуться не может. Двигатель работает, всё

нормально, но с места двинуться не может.

Сон мигом слетел с меня – ПРП это единственная ценность, которая была в полку у начальника артиллерии. Без него я как без рук и глаз.

– Шумков, поубиваю вас всех, – заревел я от нахлынувшей злости, – она же вчера ещё ездила

нормально. Абакумов её передал исправленную честь по чести этому Бердюгину. Всех поубиваю гадов. – Ещё раз пообещал я и выскочил на улицу.

ПРП стояло у прицепа взвода и вокруг него собрались практически все солдаты взвода, а механик-водитель озабоченно носился вокруг машины, не понимая в чём дело. Двигатель работал нормально, обдавая нас горячим чистым выхлопом без масла, как у многих БМП или у ПРП второго дивизиона. По моей команде Бердюгин несколько раз газанул – двигатель реагирует тоже нормально, никаких посторонних звуков в работе двигателя, но тронуться с места машина не может. Так как на этом мои познания заканчивались, я ещё раз обошёл вокруг машины и приказал очистить ведущие катки от набитой туда грязи. После чего машина, хоть с трудом, но сдвинулась с места.

– Давая, Шумков, езжай в дивизионы и отвези туда гуманитарку, которая им досталась.

Заодно прогонишь ПРПэшку, может разойдётся, а я договорюсь на завтра чтобы в ремонтной роте посмотрели её.

ПРП с командиром взвода и солдатами уползло по густой грязи, а я поняв что мне больше не уснуть, ушёл дежурить на ЦБУ.

Время за разговорами с товарищами пролетело незаметно. На улице уже совсем стемнело, когда в палатку шумно ввалился Дима Щипков и сразу же направился к моему столу.

– Боря, я тут развернул свою систему "Арбалет" и засёк несколько точек, откуда ведутся интенсивные переговоры между боевиками. Давай посмотрим, где они находятся и если ты достаёшь по дальности – то долбанём по ним. – Дима передал мне список координат и мы склонились над картой. Через пять минут, закончив наносить будущие цели, я выпрямился. Все цели находились в полосе действий 245 полка в одном из населённых пункте и вокруг него, но мы могли спокойно их достать огнём артиллерии.

– Дима, нормально. Давай накроем.

– Боря, давай так. – Товарищ в азарте аж вскочил, – сейчас пронумеруем эти цели от единицы до одиннадцати. Я ухожу в свою КШМ и как только кто-то из них выходит в связь, я называю номер, а ты туда наносишь удар.

Дима убежал, а я навёл второй дивизион в центр района целей, чтобы сократить время наводки. Долго ждать не пришлось: резко зазвонил телефон и голос Щипкова выдохнул – Седьмая.

Быстро передал данные на огневую позицию и через полторы минуты 24 снаряда прошелестели в сторону населённого пункта. Глухие, от большой дальности, разрывы, а через две минуты радостный вопль Димы Щипкова рвался из телефонной трубки: – Боря, передача прервалась прямо на полуслове. Накрыли мы их….

Таким образом мы открывали огонь ещё несколько раз и через час Дима доложил, что интенсивность радиообмена в том районе значительно снизилась. Договорившись повторить такой приём завтра, я углубился в изучение данных по запасам боеприпасов на огневых позициях дивизионов и миномётных батарей.

– Товарищ подполковник, – я поднял голову и окинул взглядом дежурного телефониста с роты связи, который нерешительно переминался с ноги на ногу у моего стола. Был он из контрактников, прибывших из последнего пополнения. – Товарищ подполковник, я понял что вы сейчас стреляли по этой деревне? – Контрактник ткнул пальцем в карту.

– Да. А что? – Я окинул заинтересованным взглядом контрактника.

– Да, я вам пару целей там предложил бы…, – контрактник замолчал, неуверенно поглядывая на меня.

– Ну…, – поощрил я бойца.

– Я, товарищ подполковник, родом оттуда. В девяностом году закончил среднюю школу и ушёл в армию. Ушёл с радостью, если бы не ушёл, то сбежал бы оттуда всё равно. Вроде бы и родители здесь жили с пятидесятых годов, и я родился там и жил, дружил с местными пацанами из чеченцев. Учился вместе с ними в школе. Вроде бы должен быть с ними на равных. Так нет – я всегда чувствовал себя среди них чужим, постоянно терпел от них унижения и издевательства. Видел с каким презрением местные чеченцы относились к нам русским, ко мне, к моим родителем, конечно не все, но многие. Особенно из молодых и борзых. Я ещё в армии служил, когда узнал что мои родители вынуждены были за бесценок всё продать и уехать в Россию из-за этого. А кому они там нужны простые и из рабочих? Вот до сих пор они и перебиваются в Курской губернии, а я от этой ненависти и воевать пошёл. Скоты они: они всем что имеют русским обязаны, а возомнили о себе, что они выше всех. Вот я и предлагаю вам сейчас врезать по некоторым домам.

– Это ты хочешь просто отомстить им за детские обиды или как…? – Я уже с интересом разглядывал двадцатисемилетнего солдата.

– Товарищ подполковник, – контрактник склонился ко мне и понизил голос, – да и хотя бы и за детские обиды отомстить: зато как они меня вылавливали после школы и били. Били не просто, а били ногами, толпой. Причём, старались больше унизить: после того как изобьют в довершении ещё и оплюют. Да, хочу отомстить и за всех русских, которых они унижали в Чечне. Отомстить и за их гонор. Я хочу на карте показать их дома. Они тогда уже будучи волчатами хороводили и сейчас наверняка, ну просто наверняка в бандитах, и там тоже не в простых боевиках ходят. Я пацаном в школу ходил, а их родители строили хоромы. Причём, точно знал, что их родители не работали, как мои вкалывали. На трудовые деньги такие дома не отгрохаешь. Давайте, товарищ подполковник, стрельнем туда, – связист последние слова произнёс почти умоляюще.

Я долгим взглядом посмотрел на контрактника, который столько лет носил в себе ненависть и пододвинул к нему карту: – Показывай, солдат, снарядов не пожалею…

29 ноября 1999 года В 4 часа заступил на дежурство и спокойно до дежурил до совещания,

15:20 на нём договорился с зам. по вооружению о ремонте ПРП в первую

очередь. Через час прихожу в салон, а Шумков сидит у печки жмурясь от тепла и никуда не спешит.

– Товарищ лейтенант, ты что обалдел что ли? В шестнадцать часов уже стемнеет, а тебе до ремонтной роты ехать целый час. Ну-ка сделай, чтобы я тебя через пять минут здесь не видел, – командир взвода вскочил с табуретки, схватил автомат и выскочил из салона, а я распахнул дверь и прокричал в суету, которая уже царила вокруг ПРП, – Шумков, пока не отремонтируешь машину не возвращайся.

Через полчаса я в компании зам. по тылу, зам. по вооружению и майора Бубенчикова поехали на рекогносцировку – выбирать место для следующего КП и ТПУ полка. Вроде место нашли, но с огневыми позициями дивизионов я не определился. То место, которое я планировал, было уже занято реактивным дивизионом моего друга Игоря Дунаева. Хотя самого Игоря не было, встретили меня тепло, неплохо посидели и мы отправились обратно к себе. Проезжая мимо полуразрушенных зданий бывшей нефтебазы наблюдали, как её занимали подразделения штаба нашей группировки, которая перемещалась ближе к переднему краю. Время до обеда было достаточно и я привёл себя в порядок: умылся, побрился, подшил чистый подворотничок и решил немного поспать, но в голову лезли разные мысли и немного повертевшись я поднялся с кровати. После обеда сменил Чистякова, а через час появляется радостный и трезвый Гутник, вернувшийся с колонной из Моздока.

– Товарищ подполковник, вернулся, всё нормально, – Гутник стоял передо улыбаясь и гордый от того, что он вернулся трезвый.

– Надо его похвалить, – мелькнула у меня мысль, – Ну, что ж, товарищ капитан. Молодец – можешь выполнять приказ.

– Товарищ подполковник, я там коньяка привёз. Сам ни-ни. – Володя расцвёл от похвалы, – иду около аэродрома, а тут ко мне подваливает мужик и предлагает 36 бутылок коньяка. Я всё и купил. Всё вам.

Я в лёгком смущении покачал головой: – Володя, на фига это нужно было.

– Не, товарищ подполковник, это вам от меня. От чистого сердца, – Гутник даже руки протестующе выставил перед собой.

– Ну, ладно, Володя, я потом приду. Иди.

….А ещё через час появился радостный Шумков и отрапортовал: – Товарищ подполковник, ПРП исправна. Оказывается, новый механик-водитель перетянул фрикционные ленты, вот машина и не ехала.

– Шумков, я думаю что тебе надо сурово поговорить с Бердюгиным и самому впредь следить за состоянием машины.

30 ноября 1999 года. Вчерашний день так просто не закончился: через некоторое время в

8:30 палатке вновь появился Шумков и, понизив голос, почти прошептал

мне на ухо: – Товарищ подполковник, вас просит подойти майор Чистяков.

Оказывается, к нам пришёл Бубенчиков с закуской и выпивкой: хочет представиться за очередное звание "майор". Водку убрали, а на стол выставили привезённые Гутником коньяк, который на удивление оказался очень даже неплохим.

– Так, ребята. Этот коньяк мне привёз Гутник, поэтому десять бутылок я забираю к себе в НЗ, – я взял десять бутылок со стола и засунул их к себе под кровать, – ну, а остальные пускаем на круг.

Чем вызвал дикий восторг среди товарищей, лишь Гутник скромно сидел несколько в сторонке и на моё предложение сесть за стол, категорически отказался, хотя, по нему было видно, что он очень хотел присоединиться к нам. Но, молодец, выдержал характер и лишь со стороны наблюдал за нами. Через полчаса пришёл Чупин, потом появился Марат Беляев со своим старшим офицером. Подходили и уходили другие офицеры, но это было уже мимоходом: короче, офицерская пирушка шла своим ходом и работала, как это не странно, именно на укрепление офицерского коллектива. Чистяков быстро опьянел и начал выкладывать свои обиды – раз я вас не устраиваю, то я обязательно уйду, как приедем в полк. Этот вариант он в течении получаса обсасывал в слух и причём во многих вариациях. А закончил он тем, что высказал мне обиду за то, что новенькая разгрузка досталась не ему, а Гутнику. Молча, кивая на бредни Чистякова, я про себя думал – как только вернусь обратно в Екатеринбург, так сразу же начну набирать свою команду и с ними буду работать. Посидев ещё немного, я взял две бутылки коньяка и направился к командиру полка, где тоже собрались офицеры. Только я выставил коньяк на стол, как пришёл старшина разведчиков, который вернулся из отпуска, и подарил командиру полка литровую бутылку водки "Настоящий полковник". В салон я вернулся далеко за полночь. Чистяков пьяный в стельку спал, Гутник трезвый – дежурил. Посчитал оставшийся коньяк, шесть бутылок, и решил его не прятать от своих офицеров. Решил провести эксперимент – сумеют они удержаться и не напиться или нет?

В четыре часа утра я сменил Гутника и начал читать записи за прошедший день в журнале оперативного дежурного. Обычный день, ни чем не отличающийся от других: в зенитном дивизионе перевернулся Урал с зенитной установкой. Гнали на большой скорости и в грязи машину занесло. В итоге у одного солдата сломано бедро. Оперативный дежурный рассказал, что вчера 15 полк весь день бился за перекрёсток дорог в селении Алхан-Юрт, который удерживали до двухсот боевиков. Мы ранее передали им 10 танков и поступила команда отдать им на усиление ещё девять.

Я вышел из палатки глотнуть свежего воздуха и стал смотреть в сторону Алхан-Юрта, который даже ночью продолжали обстреливать из всех видов оружия. Несколько домов горело, отбрасывая багровые отблески на низкие облака, а пулемётные трассы, разрывы снарядов и мин оживляли картину ночного боя. После того как 15ый полк захватит Алхан-Юрт, то они и 752 полк пойдут с охватом по южной окраине Грозного вплоть до Чечен-Аула. Жалко, я думал что это мы пойдём туда. 245 полк сегодня или завтра встанет левее нас.

17:00 Сегодня у Вали день рождения, но у нас связь вышла из строя и вряд ли я смогу дозво-

ниться до неё, но всё-таки попробую по другому каналу. В 12 часов с командиром выехали в район второй роты. Я накатил 150 грамм коньяка, взяли видеокамеру и поехали. Опять появились на самой передней точке обороны полка и в бинокли осмотрели туманную Алхан-Калы. Но спокойно постояли лишь три – четыре минуты, как нас накрыли из 82 мм миномётов. Мы отошли за зелёнку и на наше место выдвинулся танк, который обстрелял окраину села. На обратном пути проехали через огневую позицию "Ураганов", здесь я показал командиру на лежавшие прямо на земле большие ракеты, которые лежали с грубейшими нарушениями. Конечно, после такого хранения они не взрываются или же не долетают до цели. После посещения командира 99 го артиллерийского полка, мы выехали на новое место КП полка, которое понравилось Сергееву.

Вернувшись домой я попытался отпроситься во второй дивизион в баню, но командир запретил: сказал, что нас пригласили на ТПУ на день рождение майора Товбина. Честно говоря, ехать на ТПУ не хотелось и когда ко мне пришёл Товбин и зам. по тылу, приглашать на ночь к себе, я налил товарищам по сто грамм коньяка, поздравил Андрюху с днём рождения и на этом мы расстались.

21:00 ….Я пил чай, когда дверь открылась, и попросив разрешения, в салоне появился

контрактник. С удивлением смотрел я на появившегося солдата с нерусской внешностью, но ещё больше удивился услышав слова сдобренными сильным кавказским акцентом. Как таких берут в армию, да ещё в Чечню посылают?

– Чего надо солдат?

Контрактник начал сбивчиво объяснять ситуацию, в которой он оказался и, с трудом поняв, что он рассказывает, более-менее разобрался – солдат миномётчик первой миномётной батареи, ездил за боеприпасами на ТПУ, на обратном пути заехал на командный пункт к своему знакомому, но задержался здесь и теперь по темноте не знает как доехать до огневых позиций батареи…

Я только тяжело вздохнул, решив завтра жёстко отодрать Мустаева и Каюмова за то, что они отправляют таких солдат за боеприпасами, да ещё без оружия.

– Иди, солдат, ночь переночуешь в УРАЛе, а утром вместе с нами доедешь до батареи.

Часть четвёртая.

Декабрь.

2 декабря 1999 года Вчера с утра, за суетой, я забыл про контрактника с миномётной батареи,

6:30 но он сам напомнил о себе.

– Товарищ подполковник, – сильно ковёркая слова, обратился ко мне солдат, – а куда мне садиться?

– Как куда? Хватай свой УРАЛ и пристраивайся сзади моего ПРП. – Теперь уже солдат смотрел на меня с удивлением. Через минуту выяснилось, что у него нету автомобиля и что он не ездил за боеприпасами. Тяжёлое подозрение колыхнулось у меня в душе и, не делая паузу, я с напускным безразличием махнул автоматом на свою машину.

– Давай, садись на ПРП, рядом со мной.

Сев на подушку, которую услужливо подал мне из башни Попов, я согнал с правого люка Евдокимова и теперь он с лёгкой обидой и недоумением смотрел на контрактника, которого я устраивал рядом с собой. При этом незаметно ощупывая его: вроде бы пистолета у него не было. Устроив его, я завёл с ним разговор, выяснив что он знает из первой миномётной батареи только Мустаева и Каюмова – больше никого и ничего. В это время мы тронулись с места и я, незаметно для солдата, пододвинул к себе автомат, сняв его с предохранителя. В принципе, всё было ясно: если его сейчас на огневой позиции не признает Каюмов или Мустаев, то это чеченец, который таким образом сейчас попытается перейти наш передний край. Уже в свете разгоревшегося дня, можно было хорошо разглядеть его чеченскую внешность. Но я продолжал играть благодушно настроенного офицера, хотя внутренне был напряжён.

Через двадцать минут езды показалась высотка, на которой располагалась КНП первой миномётной батареи и командира батальона, а с высотки как раз спускался Каюмов. Колонна остановилась, а я весь подобравшись, крикнул офицеру.

– Каюмов, иди сюда. Этот солдат с твоей батареи?

Старший офицер батареи неторопливо подошёл к ПРП, глянул на контрактника и отрицательно качнул головой: – Не… а, я его не знаю.

Солдат дёрнулся из люка, но я стремительно развернувшись успел ударить прикладом автомата того в плечо. От сильного и неожиданного удара нерусский вылетел из люка и слетел с машины. Я мгновенно выскочил из своего люка, потеряв при этом шапку и передёрнув затвор автомата, спрыгнул с машины прямо на лазутчика, завалив его в грязь.

– Колись сука. Кто тебя послал? С какой задачей? Откуда шёл? Говори сволочь – пристрелю. – Заорал я на него, приставив автомат к его голове.

– Я свой, я свой. Не надо стрелять…, – гримаса сильного испуга исказила лицо небритого мужика. Он вскинул глаза на меня, но увидев мой жёсткий взгляд, отшатнул и истошно заревел, – я свой, я свой. Я с батареи.

Обильные слёзы тридцатилетнего мужика потекли по грязным щекам, оставляя светлые дорожки на лице. Я чуть отвёл ствол от головы стоявшего на коленях мужика и вопросительно посмотрел на Каюмова.

– Каюмов, так он твой или не твой в конце-концов?

Старший офицер ещё раз глянул на задержанного и решительно произнёс: – Нет – это не мой. Что я своих солдат не знаю? – Уже почти обиженно произнёс он.

Я чуть довернул ствол и выстрелил у нерусского над ухом и заорал на него страшным голосом: – Тебе конец, душара. Если сейчас не скажешь кто твой полевой командир – я тебе пулю в башку вгоню.

– Товарищ подполковник, я всё вам скажу, только больше не стреляйте…, – взвизгнул от страха подозреваемый.

– Ну вот, другой разговор. Говори, только смотри не ври, – уже другим тоном произнёс я, обрадованный, что мой психологический прессинг так быстро сработал.

Я победно взглянул на собравшихся вокруг меня офицеров, солдат и довольный произнёс: – Учитесь пионеры, пока я живой…

– Борис Геннадьевич, что тут происходит? – Из-за моей спины появился командир, со своими телохранителями Нуриком и Тимуром.

Я слегка пнул ногой стоявшего на коленях и продолжавшего безутешно рыдать духа: – Вот, товарищ полковник, боевика словил. Что интересно – всё знает. Знает командование миномётной батареи, знает другие данные. А сейчас был готов перейти наш передний край, но я его разоблачил, "расколол" и он теперь готов всё рассказать.

Командир со всё возрастающим удивлением смотрел то на меня, то на задержанного, но молчал, только переминался с ноги на ногу.

Я снисходительно пнул боевика ногой: – Говори, кто твой командир и с какой целью ты оказался на командном пункте?

Задержанный уже не ревел, а лишь всхлипывал, размазывая слёзы и сопли по лицу: – Старший лейтенант Каюмов и я без разрешения ездил к своему земляку…

Я с досады крякнул и с силой ударил его по голове, вновь мгновенно заведясь: – Да ты что, шутить тут вздумал? А ну снимай бушлат. Я сейчас тебе сначала ногу прострелю, чтобы тебе мозги прочистить.

Боевик снова зарыдал и стал послушно стаскивать с себя бушлат. Скинув его с плеч, он залепетал что то по нерусски и совсем потерял контроль над собой. Допрашивать его в этом состоянии было невозможно. Мы топтались вокруг него, пережидая приступ истерики. А я решил про себя: как только он более-менее успокоится связать и отправить его к особистам. Пусть там с ним разбираются.

Из-за машин появился командир миномётной батареи и направился к нам.

– Мустаев, тут душара твоим солдатом прикидывается и прекрасно тебя знает, да и твоего СОБа. Как это тебе?

Миномётчик раздвинул собравшихся и глянул на продолжавшего всхлипывать задержанного, который смирился с судьбой и обречённо держал руки на затылке.

– Да это мой контрактник. Неделю назад с пополнением прибыл…

– Как твой солдат? Да ты на его рожу посмотри, он и по-русски еле говорит, а Каюмов вообще не признаёт его. Как это всё понимать? – Мы все с удивлением смотрели на Мустаева, даже задержанный из под локтя с надеждой смотрел на командира батареи.

– Да мой это солдат… Прибыл с пополнением из Тюменской области. Недавно из Грузии приехал, поэтому и плохо по-русски разговаривает.

Каюмов присел перед солдатом на корточки и в полной тишине с минуту рассматривал того, потом выпрямился и забурчал: – Что, я всех солдат что ли должен сразу запоминать. Чёрт его знает – может и наш. Петька, иди сюда.

С высотки мигом слетел разбитной солдат и, глянув на зарёванного нерусского, подтвердил: – Да наш это, товарищ старший лейтенант. Наш…

Я кинул грузину бушлат и накинулся с руганью на миномётчиков: – Каюмов, Мустаев, да вы что тут охренели? Я из-за вас чуть не застрелил своего, чуть грех на душу не взял. Мустаев, что тут у тебя за порядки: солдат запросто уходит в самоволку с огневой позиции, да ещё без оружия. Где, вот, его автомат?

– Нет у него автомата, и ещё у тринадцати солдат их нет, – пробурчал недовольно командир батареи.

Командир полка, я и остальные, сгрудившиеся вокруг нас, с удивлением воззрились на комбата, а Сергеев и я почти синхронно воскликнули: – Как нет? А где они?

Ясного ответа мы не получили: лишь из сумбурного и путанного ответа Мустаева и Каюмова поняли одно – начальник службы РАВ не выдал оружие увольняемых, которое Мустаев сдал на склад.

– Товарищ старший лейтенант, оружие получить и в шестнадцать часов доложить. А этого балбеса наказать, чтобы знал, как в военное время в самоволку ходить.

Зарёванному, но счастливому солдату сразу же вручили в руки лопату и поставили на отрывку траншеи, откуда яростно полетели комья земли. Иной раз показывалась голова и глаза нерусского пристально следили за мной, но стоило только мне глянуть в его сторону, как она пропадала из виду и оттуда начинали вылетать новые, щедрые порции мокрой земли.

До обеда находились на КНП второй роты, обеспечивая выход второго батальона 245 полка на новые позиции. После чего заехали в гости к командиру нашего арт. полка, погостили чуть-чуть и убыли к себе. Даже не обедая, умчался во второй дивизион, быстро помылся в бане прохладной водой, постирал форму и вместе с Чикиным убыл на совещание. Только успел расположиться на своём месте, как в палатку ворвался разъярённый командир полка и затащил за собой двух пьяных сапёров, которых тут же здорово отрепал и вышвырнул из ЦБУ и также разгорячено провёл совещание. Причина нездорового возбуждения командира выяснилась после совещания. Сегодня, когда мы обеспечивали со своего направления выдвижения второго батальона, в том районе заместитель командира 245 полка со своей группой попал в засаду и погиб. А он был одним из близких друзей нашего зама – подполковника Тимохина. Вчера полковник Ткач и его зам приезжали к нам в гости, а сегодня он погиб. 15 полк при штурме моста на перекрёстке дорог у Алхан-Юрта потерял убитыми 15 человек и 43 было ранено. Подорвался на фугасе во время атаки и танк нашего полка. Взрыв был такой сильный, что от танка, кроме башни и решётки над двигателем, ничего не осталось. А через полчаса миномётным обстрелом накрыло ещё нескольких наших танкистов: они после атаки загружали боеприпасы в танк и от разрыва нескольких мин были тяжело ранены 2 солдата и офицер – командир взвода. Командир танкового батальона, когда прибыл на место взрыва танка, от трёх человек экипажа в цинк из патронов сумел собрать лишь несколько фрагментов – большой палец чей-то руки, часть затылочной кости и ещё несколько обрывков. Хоть смерть была мгновенной. Вася Фоменко похоронил эти остатки там же у моста.

Вечером к себе вызвал командир полка, тут сидел Тимохин, начальник разведки полка Шадура. Молча налили мне стакан водки, также молча дождались, когда я её выпью.

– Борис Геннадьевич, давай отомстим за смерть зама полковника Ткач и за наших ребят-танкистов. – Командир взял с моих колен мою карту и стал её рассматривать, – вот смотри, здесь он и погиб – Солёная балка называется. Давай туда, куда-нибудь долбанём.

Я взял из рук командира карту, прикинул, где там могли располагаться позиции боевиков, потом определил цели около Алхан-Юрта и передал координаты целей и порядок их поражения, а через пять минут мы встали с водкой в руке, услышав слитные залпы дивизионов. Сто снарядов ушли в Солёную балку и сто в центр Алхан-Юрта, где держались боевики.

7 декабря 1999 года. Вчера рано утром я выехал на огневые позиции дивизионов. В течении

8:10 20 минут обговорил с начальниками штабов порядок обстрела целей и

особенности стрельбы снарядами 3Ш1 с убойными элементами. Обговорив все вопросы, я выскочил на ПРП к перекрёстку дорог, чтобы дождаться командира полка. Ещё когда я ехал в дивизионы, то обратил внимание на перевёрнутый КАМАЗ с роты материального обеспечения. Рядом с ним горел неяркий костерок, около которого грелись два чумазых солдата. Подъехав к перекрёстку, я соскочил с ПРП и подошёл к костерку.

– Здорово орлы, – весело поздоровался с солдатами и присел к костерку.

– Доброе утро, товарищ подполковник, – солдаты пододвинулись, хотя места хватало.

– Чего это вы кувыркнулись, – я кивнул на перевёрнутый КАМАЗ.

– Да, пехота, понарыла капониров. Ночью воду везли танкистам вот и свалились в пехотную яму, – водитель с досадой дёрнул плечом, а его напарник невольно оглянулся на машину. – Помогли бы, товарищ подполковник?

Вдали послышался гул машин и из лощины показалась колонна командира полка, я поднялся от костра: – Нет, боец, моя ПРП легковата будет, чтобы поставить твою машину на колёса.