Текст книги ""Умирать страшно лишь однажды""
Автор книги: Борис Цеханович
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 25 страниц)
Я подозвал сержанта и приказал вызвать ко мне офицеров. Сержант нырнул в большую палатку и оттуда поспешно выскочили два лейтенанта: старший офицер батареи Авдеев и командир второго взвода Жестков.
– Авдеев строй батарею, а пока она строится давай уже с тобой пройдём по огневой позиции. Да, кстати, пошли кого-нибудь за Кунашевым. Ему тоже есть что сказать.
СОБ* подал команду и на позиции началась суетня, как то внезапно появился капитан Кунашев и, поздоровавшись со мной и Ржановым, стал безучастно наблюдать за кутерьмой. Суета постепенно улеглась, Авдеев подал команду – "Смирно" и доложил мне о построении. Я же принял доклад и в свою очередь подал команду – "Вольно".
– Ты, ты и ты – выйти из строя, – три контрактника, чуть помедлив, вышли на середину строя и повернулись к нему. Я же продолжал идти вдоль замершего строя и продолжал тыкать некоторых солдат в грудь пальцем и выводить их строя, но этих я построил несколько правее первых трёх. Потом ещё раз обошёл солдат и встал посередине.
Только собрался закатить гневную речугу, как в ста метрах от огневой позиции, с небольшим разлётом и с интервалом в десять секунд разорвались пять 82 миллиметровых мин, после чего ещё ближе разорвалось несколько гранат с АГС. Строй дрогнул, но остался стоять ожидая команду рассыпаться, но я как старший команды не подал. А вместо этого повернулся к лейтенанту Авдееву.
– Авдеев, огневая позиция боевиков находится за той горой, – я показал на высоту в восьмистах метрах от огневой позиции, – Огонь!
Авдеев растерянно оглядел на нелепо торчащие миномёты и неуверенно подал команду, но я его сразу же остановил.
– Авдеев, облегчаю задачу – любым, одним миномётом.
Офицер уже более уверено скомандовал и из строя выскочило несколько солдат и засуетились вокруг крайнего миномёта. Двое солдат ловко орудуя лопатами, в несколько секунд вырыли углубление под плиту миномёта, куда её сразу же и определили. Наводчик выставил на прицеле установки и с помощью второго номера начали выгонять пузырьки уровней на середину и тут же одновременно закричали – Готово! В это время остальные номера прицепили на хвостовое оперение по четыре пучка на пять мин и с криками побежали к миномёту – "Осколочно-фугасной", "Заряд четвёртый". Номер подбежал к миномёту и опустил мину в ствол. Послышалось характерное шипение, тупой удар и ничего. Выстрела не последовало. Наводчик ударил ногой ствол, но опять выстрела не последовало.
– Стой, – я остановил следующее действие расчёта, – встать в строй. Потом проведёте разряжание.
Дождавшись когда расчёт вернулся в строй, я опять вывел из строя, тех кого выводил и повернулся к замершим солдатам.
– Товарищи солдаты, вот у меня есть один такой недостаток, который здорово мне мешает в повседневной жизни. Из-за него я частенько попадаю в неудобное положение. У меня прекрасная память на события, на дороги и на многое другое: я ночью, первый раз в жизни, проеду по какой-нибудь дороге и через десять лет запросто повторю этот маршрут. Но вот зрительная память на лица хреновая и я никак не могу с первого раза запомнить человека: что самое интересное баб запоминаю с первого раза, а мужиков – не могу запомнить. Не могу запомнить своих новых подчинённых: так, может только с пятого раза начинаю запоминать. Но вот этих, – ткнул пальцем в сторону трёх контрактников, – хоть я и видел их всего пять минут, но запомнил на всю жизнь.
Вот эти трое скотов, я не боюсь этого слова – именно скотов, пуская пьяные слюни слонялись по рынку Алхан-Калы четыре дня тому назад. В этом "змеином гнезде"….
– Я, товарищ подполковник, не скот и пьяные слюни не пускал, – прервал меня тридцатипятилетний контрактник и твёрдо посмотрел мне в глаза.
– Авдеев, сколько он служит в батарее и эти двое сколько?
Офицер задумался на несколько секунд: – Месяц назад.
– Понятненько…. Да, может быть я про "пьяные слюни" несколько сгустил краски, да "не слонялись", а ходили. Может быть вы действительно отличные парни, а не скоты. Но вели вы себя как скоты….. Молчать! – Гаркнул я на контрактника, который вновь попытался меня прервать, и вновь продолжил, но уже нормальным тоном, – Я сейчас в течении пяти минут попытаюсь вам объяснить, почему я вас называю скотами.
– Я здесь воевал в первую войну – почти полгода. Я воюю на второй войне пятый месяц. Я нормальный мужик и, конечно, у меня как у нормального мужика возникают какие-нибудь желания и я как достаточно большой начальник в полку могу позволить себе выполнение этих своих желаний: я могу поставить задачу и мне привезут водки – сколько я захочу, могу сесть на своё ПРП, взять нормальную охрану из разведчиков и прокатиться на тот же рынок. Могу нажраться водки и упасть у себя в кунге. Всё это я могу, но не делаю потому что есть более важные дела чем вот эти сомнительные удовольствия.
– Даже могу признаться вам, – я оглядел замерший строй, – что я каждый день выпиваю водку или коньяк: когда больше – когда меньше. Да.., несколько раз, очень крепенько нарезался…
Я замолчал, выдерживая паузу, наблюдая интерес в глазах солдат, которые с любопытством ожидали продолжение: – И что самое интересное – не шёл и никому не бил рожу, выясняя отношения. Ни в кого не стрелял, как это было несколько дней тому назад у вас в батарее, не взрывал "Муху", как контрактник в первой миномётной батарее. Не хватал автомат и не бежал на передок, чтобы "надрать жопу" духам как семь контрактников из первого батальона на Новый год. Ты солдат знаешь об этом случае? – Я так внезапно обратился к контрактнику, что тот вздрогнул и через несколько секунд отрицательно помотал головой.
– Так вот, для тех кто не слышал про этот случай. 7 "контрабасов", по иному не назовёшь, нарезались как раз за пару часов до наступления Нового года и почувствовали себя охеренно крутыми фронтовиками. Решили сходить в населённый пункт Андреевская долина, кстати занятый боевиками и "надрать им задницу". Трезвые духи их засекли, подпустили поближе и ударили из автоматов. Результат – вернулись только трое, двое были убиты на месте, а двоих они взяли в плен. Интересна судьба попавших в плен: про них мы узнали тоже несколько дней тому назад. Так вот эти двое контрабасов, конечно, хорошо и не раз были биты в плену, а потом прислуживали духам на кухне – помогали готовить пищу. Не думайте, что они у котлов стояли и ложками пробовали оттуда пищу. Они выполняли самую грязную работу, а когда нужно было духам прорываться, они спокойненько отвели этих олухов в развалины и каждому пустили по пуле в затылок. Интересная история. Да?
– Так вот солдат, если бы мы тогда вовремя не подъехали к рынку, то тебя и твоих безумных товарищей повязали и уволокли бы в плен. Ты хоть сейчас понимаешь, от чего тебе спасли?
Контрактник молчал, опустив голову. Я тоже молчал, и не дождавшись ответа, спросил СОБа.
– Авдеев, а с какого он расчёта?
Лейтенант молча мотнул головой на миномёт с осечкой.
– А, вот оно как…, – со значением протянул я, – а ну-ка командир расчёта выйти из строя.
Из строя вышел молоденький сержант и, виновато опустив голову, замер.
– Так, теперь весь остальной расчёт, рядом со своим командиром становись, – из строя вышло ещё трое солдат и, также опустив головы, построились слева от своего командира. И сержант, и солдаты были срочники, причём из тех, кто был с самого начала.
– Иди сюда, – я потянул за рукав контрактника и поставил его напротив командира миномёта, – тебе же солдат лет тридцать пять, наверно?
Контрактник, нервно сглотнул и кивнул головой, а я повернулся к СОБу: – Авдеев, ну на хрен он тебе нужен? В свои тридцать пять лет он должен иметь богатый жизненный опыт, чувство ответственности, как у старшего брата, за свой расчёт. Учить этих молодых людей жизни, сдерживать их, а он сам пьёт и едет на казённом УРАЛе прямо в плен. Да он должен был подойти к своему командиру расчёта и сказать ему – ты чего, Петька? Ты смотри какой у нас миномёт – давай его почистим… А он спокойно сидит, отдыхает, и его "богатый" жизненный опыт и "сильное" чувство ответственности – молчит. Авдеев, увольняй его, рассчитывай и увольняй – это мой приказ.
– Всё солдат, для тебя война закончилась, а расчёту встать в строй.
Расчёт занял свои места в строю, а контрактник продолжал стоять, только растерянный взгляд его метался то на меня, то на Авдеева, то на строй.
– Товарищ подполковник, разрешите рядового Сергеева всё-таки оставить в батарее? – Решительно обратился ко мне старший офицер батареи.
Я устало махнул рукой: – Авдеев, делай как хочешь. Ты его лучше знаешь, но я бы его всё таки уволил. Значит так, завтра утром я прихожу и проверяю огневую позицию и миномёты. Всё, командуй СОБ.
Мы с Ржановым направились к себе, а через минуту нас догнал Кунашев.
– Товарищ подполковник, да это мы хотели ржавчину керосином убрать, да забыли вовремя его вылить из стволов и промыть, вот они за сутки и заржавели…
– Кунашев, а что огневую позицию занять, оборудовать и подготовить её к ведению огня вы тоже забыли? Идите, товарищ капитан, и руководите батареей, а о том что мы тут увидели будет доложено командиру полка. Идите и лично руководите "абортом"* миномёта.
Пока мы шли к себе духи опять открыли огонь из миномётов и все мины легли в районе штаба – пристрелялись гады.
16 февраля 2000 года В четыре часа утра меня разбудили и я по своему почину пошёл на
10:07 дежурство в штаб. Накопилось много бумажных дел и дня мне не
хватало чтобы их разгрести. До 6 часов оформил новую рабочую карту начальника артиллерии, а в 7:40 открыл огонь по целям Љ12, 13, 14. Цель Љ14 прямо по центру нп. Улус-Керт. В 13 часов планируется мощный огневой налёт всей группировкой артиллерии по целям Љ002, 003, 004 где по данным разведки южнее 1.5 километра Улус-Керта находится лагерь боевиков. Вообще, согласно плана, мы жмём на боевиков с четырёх направлений: с южного направления – мы, 19 дивизия ВВ и другие части, с северного – со стороны Итум-Кале и через Шатой другая группировка, с запада через Селменхаузен – десантники и с востока другие части, их я не знаю. Все группировки жмут и выдавливают боевиков в район Улус-Керта, чтобы там их перемолоть артиллерией и авиацией, а потом тщательно зачистить пехотой. Сегодня 19ая дивизия ВВ на правом берегу Аргуна решила отбить у боевиков нижнюю часть нп. Пионерский и выдавить духов ко входу в Аргунское ущелье.
Только что из штаба ушёл командир полка, ему РЭБовцы притащили радиоперехват боевиков, из которого выходит, что чеченцы спокойно чувствуют себя в Дуба-Юрте.
– Ну что ж, товарищ полковник, сейчас отдам распоряжение и проведём мощное огневое прочёсывание. Снарядов достаточно, так что спокойствия им не видать….
11:30 Громко хлопнула дверь и штаб вошёл особист Сан Саныч. Огляделся и направился ко
мне. Сел напротив меня и спросил: – Борис Геннадьевич, тебе что-нибудь говорит фамилия Резван Ичигов? Он с Новых Атагов, командующий Южным фронтом против нашего полка.
– Честно говоря, Сан Саныч, я знаю одного Резвана с Новых Атагов. Но он или не он – не знаю? Тот был начальником отдела сбыта вот этого цементного завода. Да, он тоже в первую войну командовал отрядом в двести человек, но поняв что сопротивляться нам бессмысленно, вышел на переговоры, а потом совсем перешёл на сторону новой Чеченской администрации.
– Борис Геннадьевич, он – не сомневайся. Расскажи мне о нём поподробнее. Ты сейчас единственный в полку, кто хорошо знает его.
– Да не особо я его знаю. Так, встречался несколько раз. Пару раз приглашали меня вместе с командованием к нему в гости, но я ни разу не попал туда по разным причинам. Но могу рассказать то о чём мне рассказывали, а ты, Сан Саныч, сам уж отделяй, где правда, а где вымысел.
Мы в 95ом году почти целый месяц проторчали под Чечен-Аулом и за этот месяц почти наполовину разрушили артиллерией и танками селение. А когда в конце марта вышли к Новым Атагам, Резван тогда командовал отрядом боевиков в двести человек и он вовремя понял что если они окажут сопротивление нашему полку то и его деревню будет ждать та же участь что и Чечен-Аул. Он вышел на переговоры с нашим полком и, представившись командиром "народного ополчения" деревни, предложил заключить перемирие – он не стреляет по нам и не выходит со своими ополченцами из деревни, мы же не стреляем по деревне и не лезем в неё. Командир принял правильное решение и заключил с ним соглашение. Мы обошли Новые Атаги и закрепились на рубежах чуть дальше деревни. Впоследствии мы простояли под Атагами апрель и почти весь май. Почти каждый день Резвану, как старшему в селении, приходилось решать различные бытовые и другие вопросы, для разрешения которых ему приходилось ежедневно встречаться с офицерами штаба и командованием полка. Да и что там говорить, поняв бессмысленность сопротивления федеральным войскам, Резван всё больше и больше оказывал нам помощь и уже начинал уверенно ориентироваться и видеть себя в будущей мирной жизни. Так, нажав своим сильным личным авторитетом на родственников боевиков, да и на самих боевиков, Резван сумел вывести с этого цементного завода 60 боевиков из 150. Оказывал он и другие подобные услуги. В его доме неоднократно проводились встречи и переговоры между Масхадовым и командованием группировки. Малу по малу завязывались и дружеские отношения. И всё чаще и чаще наши офицеры оказывались гостями в его доме и во время застолья Резван делился мыслями о будущей жизни. Тогда модно было быть народным депутатом: вот и Резван тоже хотел быть народным депутатом и обладать властью в мирное время над округой. Спрашивали и про разрушенный цементный завод, но Резван беспечно махал рукой – деньги мол есть и к осени мы восстановим завод. Как правило за столом прислуживали его жена и дочери. Как-то Резван разоткровенничался: – Когда замуж будет выходить моя старшая дочь я ей в приданное дам пять килограмм золота. Когда средняя будет готова замуж идти ей в приданное достанется десять килограмм золота. Ну, а за младшенькую, самую любимую, жених получит пятнадцать килограмм золота. Когда кто-то выразил сомнения по количеству драгоценного металла, то Резван немного рассказал про мощности завода, который в мирное, советское время заваливал цементом весь Кавказ. А Резван там был начальником отдела сбыта и хорошо приложил руку к этому сбыту, тем самым положив основу своего капитала. Началась перестройка, развал Союза и для предприимчивых людей открылись новые перспективы и горизонты….
В принципе, и всё. Потом я ещё раз несколько раз с ним встречался, но это были лишь малозначимые встречи. Да, вспомнился мне один смешной случай. Несколько американских журналистов решили проехать в нп. Чишки, которые находятся не далеко от входа в Аргунском ущелье и взять у командиров боевиков интервью. Они смело проехали через Чири-Юрт и на своей машине выехали к мосту. Но к тому времени на том берегу закрепились десантники и, подпустив машину поближе, они открыли огонь. Машина загорелась, а журналисты, похватав свои вещи и аппаратуру, еле сумели выбраться оттуда живыми. Они вернулись обратно в Чири-Юрт, где и наткнулись на Резвана, который по своим делам приехал в соседнее селение. Выслушав журналистов, Резван с превосходством оглядел их и прочитал им целую нотацию, смысл которой сводился к тому, что журналистам сначала надо было обратиться к нему как к признанному авторитету в округе и он бы договорился с русскими о беспрепятственном пропуске последних через передний край. Потом снизошёл к ним и сказал, что он сейчас всё организует и обеспечит проход журналистов через русских. Они сели в новенький УАЗик, полученный накануне в новой чеченской администрации, и поехали обратно к мосту через Аргун. Смело подъехали к реке, а десантники вновь подпустили поближе и открыли огонь. Убивать они их не хотели, поэтому вновь была подбита только машина. Она загорелась, а журналисты и Резван на карачках улепетнули в Чири-Юрт. Для Резвана это было неприятным шоком, что не он здесь не хозяин. Особенно он переживал о сгоревшей машине – поездить на ней ему пришлось всего один день, а американцы впали в панику и ближайшей оказией вообще убрались из Чечни.
Сан Саныч внимательно выслушал и посмеялся вместе со мной, после чего на некоторое время задумался, потом вдруг спросил: – А ты, Борис Геннадьевич, узнаешь его, если встретитесь?
– Да наверно… А что может быть встреча?
– Да нет. Это я так. У меня сейчас другие мысли и предложения бродят. Может быть, ты ему записочку напишешь, а я её ему перешлю, – неожиданно предложил мне особист.
От неожиданности я даже опешил: – Не понял, Сан Саныч, куда ты клонишь? Ты что меня в чём-то подозреваешь? – Я быстро пришёл в себя и теперь смотрел прямо в глаза особисту.
– Да ты что, Борис Геннадьевич? Ты всё неправильно понял. Я предлагаю сейчас тебе написать записку Резвану. Эту записку с нужным человеком – есть такой человек, переправлю в горы. Но в записке надо попросить, чтобы Резван нам переслал настроенную радиостанцию или назвал частоту, на которой можно с ним связаться.
– Тебе то это зачем? Зачем связь?
– Ты вчера рассказал про то, как погибли два наших солдата, которых привезли боевики на обмен и у меня запала мысль – надо налаживать с ними связь, чтобы оперативно решать все возникающие вопросы. Ты же сам рассказывал, как в первую войну командир полка решал таким образом многие вопросы.
– В принципе связь не помешала бы, но весь вопрос что написать и как. Да так написать, чтобы он ответил согласием.
– Вот, Борис Геннадьевич, и подумай. Ты всё таки хоть немного его знал.
Я закрыл глаза и задумался, вспоминая наше стояние под Новыми Атагами и в голове у меня как то разом сложился текст записки.
– Готов, давай листок.
Особист с готовностью пододвинул бумагу и достал из кармана ручку.
Резван!
Пишет тебе Борис. Как только наши с тобой общие друзья, узнали что меня переводят сюда, сразу же позвонили мне попросили передать привет от Петровича, Рената. Ты, наверно, помнишь то приятное время, когда мы вместе решали возникающие вопросы и как у тебя за столом встречались. Я также передаю привет от Сани и Кости, это был апрель-май 1995 года. Мы не знали, что ты сейчас против нас, но всё равно передаю приветы, а также и от Феди. Возможности для личной встречи сейчас не имею, но если хочешь пообщаться, то передай мне радиостанцию (мотороллу), да и в будущем могут возникнуть вопросы, которые надо будет решить быстро.
Борис.
– Я, Сан Саныч, фамилии, сам понимаешь не упоминал, но по прозвищам он должен нас вспомнить. Да и прошло пять лет, что не вспомнит, фантазия дорисует: я думаю что сработает.
Особист аккуратно сложил записку и положил её в нагрудный карман: – Борис Геннадьевич, жди мотороллу, – и ушёл.
Я откинулся на спинку стула, но предаться воспоминанием не успел: поступило сообщение от разведроты – попал в засаду, имею потери, отхожу. Сегодня разведка должна была прочесать местность 400 метров западнее Дуба-Юрта и с ними ушёл Кравченко с солдатом радиотелефонистом Хохловым. Связь с разведчиками прервалась, Кравченко также не отвечал, что меня здорово беспокоило.
12:10 Слава богу, пришло сообщение от разведроты – 1 убитый, двое раненых, но легко. Мои
не пострадали.
14:50 В штаб зашёл Кравченко, вернувшийся с разведкой из под Дуба-Юрта, одновременно
с ним приехал и командир полка, разведчики за ним завели солдата-контрактника из танкового батальона с большим вещмешком в руках. Надо сказать, что после того как разведчики отошли с потерями, стрельба в Дуба-Юрте только усилилась и поступило сообщение, что в деревне замечены группы наших солдат, которые были атакованы боевиками. Пришлось в бой ввести взвод первой роты, чтобы выручить неизвестных солдат. Как оказалось это были солдаты с танкового батальона и с первого батальона, которые полезли в деревню на мародёрку. Бойцы разбрелись по деревне и начали шариться по брошенным домам. Разведчики к этому времени прочесали местность западнее Дуба-Юрта и приняли решение спуститься в селение и прочесать его. Кравченко оставили на окраине, откуда просматривалась вся деревня, а разведка благополучно прошла почти до противоположного края населённого пункта и никого не обнаружила. Только вернулась к Кравченко и начала дальше прочёсывать заросшую лесом местность вокруг Дуба-Юрта, как в деревню одновременно зашли несколько небольших групп наших мародёров и боевиков и не видя друг-друг начались двигаться навстречу. Так уж получилось, что разведчики и мародёры почти одновременно столкнулись со своим противником. Группа солдат зашла в очередной двор и один из них без опаски открыл входную дверь: что там было установлено – непонятно. То ли мина ловушка, то ли привязан и направлен на дверь гранатомёт. Солдат открыл дверь и раздался взрыв, верхнюю часть туловища разнесло на куски, а в дверях осталась лишь нижняя часть. Она несколько секунд ещё стояла, а потом рухнула с крыльца. Боевики в это время находились на соседней улице и, услышав взрыв атаковали растерявшихся солдат. Бойцы побросали вещи и брызнули в разные стороны, а боевики стали их преследовать с целью захватить в плен, чтобы потом обменять их на боеприпасы и продовольствие. Солдатам повезло то что мой Кравченко давно заметил проникновение мародёров в деревню и сообщил об этом по радиосвязи в первый батальон, который оперативно принял меры, направив туда мотострелковый взвод. Боевики, преследуя солдат, стреляли им по ногам, чтобы только ранить. В это время и подоспели мотострелки, мгновенно рассыпались и вступили в бой с боевиками и через несколько минут боевики отступили в глубь деревни, а мародёры воспользовавшись суматохой незаметно скрылись с поля боя.
В это время разведчики наткнулись на засаду боевиков. Их было трое и они занимали выгодное положение – находились сверху разведчиков на вершине скалы над лощиной, по которой двигалась разведка. Подпустив поближе духи открыли огонь из автоматов и забросали бойцов гранатами. Сразу же был убит солдат и двое ранено. Разведчики откатились и через несколько минут попытались прорваться через лощину, но духи опять открыли ураганный огонь и сумели отбиться гранатами. Обойти их справа или слева было невозможно и разведчики отступили. Судя по голосам, которыми они кричали "Аллах Акбар" эту позицию защищали подростки 14-15 лет. Разведчикам вдвойне было от этого обидно, но без дополнительных потерь эту позицию взять было невозможно. Они ещё своё получат. Отойдя подальше, Кравченко накрыл скалы первым дивизионом, но артиллеристы сегодня стреляли плохо.
Вот возвращаясь в расположение полка они и задержали одного из мародёров.
Парень, деревенского вида, лет двадцати семи, стоял у стены и испуганно наблюдал за окружившими его офицерами. Мы же рассевшись на стульях, рассматривали этого великовозрастного балбеса и молчали, а солдат от этого молчание ещё больше впадал в испуг. Выдержав паузу, командир полка приказал: – Рассказывай солдат, кто таков и откуда?
Солдат судорожно вздохнул и зачастил…
История была простая и будничная: ежедневно в войсках группировки она происходила десятками и они были почти похожи друг на друга своей простотой и незамысловатостью. Но от этой будничной незамысловатой истории хотелось выть, рвать и стрелять. Поэтому реакция слушавших офицеров была бурной и от мордобития солдата спасла его деревенская наивность и простодушие, с которым он рассказал о происшедшем.
….Экипаж приданного танка, в одной из мотострелковых рот, принял решение, так просто, сходить в деревню и пошариться в брошенных домах. Не долго думая, они бросили без присмотра танк и вошли в селение, где через некоторое время столкнулись ещё с двумя группами солдат, также промышлявшими мародёрством. После подрыва в одном из домов и нападения на них боевиков, солдаты разбежались, спасаясь кто как мог. Солдат-танкист сразу же потерял своих сослуживцев и с дуру побежал через всю деревню прямо в тыл боевиков и, лишь выскочив на противоположную окраину, и ещё больше испугавшись, ломанулся обратно. Счастливо избежал встречи с отступавшими боевиками и также с дуру проскочил уже наш передний край и был схвачен разведчиками почти у цементного завода.
Контрактник стоял у стены и широко открытыми глазами с удивлением смотрел на бурную реакцию офицеров. Постепенно эмоции утихли, все замолчали, лишь командир полка, повернувшись ко мне, с горечью выдохнул: – Борис Геннадьевич, вот что делать… ? Что мне, командиру полка делать? Как им вбить в бошку …?
Что хотел командир вбить в солдатскую бошку мы так и не узнали, потому что Швабу с горечью махнул рукой. Но его мысль продолжил Зорин.
– Да что там думать – в яму его…, – начальник штаба повернулся к оперативному, – дежурный, давай разведчиков сюда…
Все шумно задвигались и через минуту в штабе осталось лишь несколько офицеров, каждый из которых углубились в свои рабочие документы. Только мы с командиром продолжали сидеть на скамейке, разглядывая солдата.
– Товарищ полковник, разрешите я с ним пообщаюсь. – Швабу с сожалением кивнул головой, мол бестолку с ним разговаривать. Я же был другого мнения.
– Товарищ полковник, я в первую войну, будучи командиром противотанковой батареи, хлебнул лиха со своими бойцами, в том числе и с контрактниками. Есть в этом плане и определённый опыт. Вот его сейчас просто в яму бросить – Да, вот это будет бестолку. В следующий раз он хитрее будет и обязательно пойдёт опять на мародёрку. Вот у меня бойцы пили и битьём морд я просто не мог пьянство искоренить. Всё равно они пили, только уже прятались от меня и шифровались. Приходилось придумывать различные фишки, чтобы бойцы сознательно не пили, а если и появлялись у них деньги, то они их тратили на безобидные вещи. Но не мародёрничали, потому что знали – комбат сам мародёркой не занимается и открыто осуждает это дело. Вот и сейчас, исходя из своего опыта, я хочу вбить этой деревенщине в бошку, что мародёрничать – просто не выгодно.
Командир с возрастающим интересом слушал меня, а через минуту к нам присоединились и остальные офицеры, которые расселись на скамейках как в театре и тоже с интересом в глазах приготовились к дальнейшему. Я же приступил к действу и быстро задал контрактнику несколько вопросов. Как я и предполагал контрактник прибыл к нам лишь неделю назад и был из глухой, нищей деревни с севера Свердловской области.
– Ну, всё понятно с тобой солдат. Давай теперь вытряхивай из мешка, что ты там добыл….
Контрактник сначала насторожился, думая что ему сейчас кулаком по роже будут вбивать прописные истины в бошку, облегчённо вздохнул и с готовностью вывалил содержимое мешка на пол.
Я присел над жалкой кучкой и стал раскладывать в ряд вещи: – Так, что там у нас? Ага, книжка в мягком переплёте. Так посмотрим, без картинок – похоже на дешёвенький детектив.
Угу, два чистых, похоже новых полотенец. Ну, я бы поопасался ими, боец, вытирался. Что там себе вытирал чеченец – непонятно. Во…, эротический журнал. Так, на иностранном языке. Блин, только картинки смотреть… Ложка, две штуки… А это что такое в кульке? Макароны. Ну, судя по тому какие они серые – им лет двести… Чай, две фаянсовые тарелки, рубашка. Так, всё что ли? Не густо. Так считаем, – я начал водить пальцем над вещами и бормотать цифры и через минуту выдал, – ну что, солдат. Тут примерно на четыреста пятьдесят рублей, не больше.
Я развернул стул спинкой вперёд и сел на него, положив локти на спинку: – Значит ты в полку уже семь дней и за эти дни ты заработал… Заработал: 7 дней умножить на 850 рублей… Это ж сколько получается? 7 на 850 это получается 5950 рублей. Сейчас тебя посадят в яму, которая является гауптвахтой в полевых условиях, на десять суток. Командир полка имеет право арестовать тебя на десять суток – согласно Дисциплинарного устава. А согласно приказа министра обороны и условий прохождения службы контрактниками десять дней ареста не оплачиваются, – последнее слово я произнёс по слогам, – то есть, ты не дополучишь при расчёте 8500 рублей. Ты хоть понимаешь, что ты 8500 рублей, добровольно и бездумно поменял на 450 рублей.
Контрактник захлопал ресницами и впервые в его глазах наивность сменилась растерянностью и я начал быстренько "дожимать": – Солдат, ты хоть представляешь что такое 8500 рублей…? Да если сейчас в твоей нищей деревне собрать все деньги то всё равно столько не наберётся. Да ты на эти деньги фермером там станешь… Солдат, ты слышишь меня? Кивни головой. Во, слышишь. Ты на мгновение представь, что ты можешь купить на эти восемь с половиной тысяч рублей, А?
Я замолчал, а солдат быстро-быстро заморгал ресницами. Было интересно наблюдать, как на его лице быстро проскакивали мимолётные эмоции, когда он усиленно представлял эти 8500 рублей и что на них можно купить. Глаза увлажнились, потекли слёзы и солдат неожиданно рухнул на колени.
– Товарищ подполковник, не надо в яму…. Я больше не буду…. Только не надо в яму…
Мы все были ошарашены, такой реакции не ожидал никто, в том числе и я.
– Солдат, ты чего? Ну-ка встань, не я тебя арестовал, а командир полка вот его и проси…
Солдат на коленях быстро повернулся к Швабу, но тот обескураженный реакцией солдата, махнул рукой и, появившиеся разведчики, выволокли рыдающего контрактника на улицу, а я победно посмотрел на присутствующих, хотя в душе испытывал неприятное ощущение от того, что довёл деревенского паренька до такой унизительной сцены.
– Вот когда он отсидит свои десять суток, его палкой не выгонишь на мародёрку… Товарищ полковник, может не десять, а пять суток дадим ему? Что-то жалко его стало…
– Борис Геннадьевич, – обратился ко мне Кравченко, когда все разошлись из штаба, – первый дивизион что то последнее время стал плохо стрелять. Оборзели совсем, лупят и всё не туда куда надо. Да и контрактник, наш Хохлов, не особо себя показал на корректировке. Когда стрельба началась то он сильно зассал. Я думал сбежит, но вовремя его встряхнул, а то бы один остался.
– Ни хрена себе. У нас во взводе ещё такого не было. Саня, вечером построим взвод и проведём жёсткую разборку этого случая, а в наказание он три раза в составе каравана сходит в горы. Сучара. Ну, а насчёт первого дивизиона ты прав. Придётся его сотрясти.
18:55 После обеда сел на ПРП и помчался в 99ый арт. полк для установления взаимодействия.
Командира полка полковника Бызова на месте не было, а с его начальником штаба решить я ничего не смог – у него средства связи другие. Спросил про Лаха-Варанды, но он ничего не мог мне сказать, кто там – наши или духи?
Рядом с арт. полком стояла 240мм миномётная батарея и на её огневой позиции находились два особиста, оба капитана, курирующие эту батарею.