Текст книги ""Умирать страшно лишь однажды""

Автор книги: Борис Цеханович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 25 страниц)

Такой же неудачей закончился и штурм диспансера подразделениями ВВ, боевики крепко держали оборону. До темноты опять долбили высоту, а с наступлением сумерек двинулись обратно, но уже другой дорогой – вдоль обороны первого батальона. Передний край полка был растянут до предела. И мотострелки уже не могли держать сплошной линией оборону. Мы ехали вдоль переднего края первого батальона и я с горечью смотрел на хилую оборону. Стоит в голом поле одинокое БМП, как правило около него закопанная наполовину палатка и восемь-десять чумазых солдат, которые держат четыреста метров переднего края. Если бы боевики знали в каком мы находились положении, то они бы с лёгкостью могли прорывать оборону, уничтожая наших уставших и измотанных солдат. Какая то сраная Чечня, а войск наскрести государство не может. Довели армию "до ручки". Перед нашим отбытием Гвоздев отправил крепкую группу для поисков погибшего офицера и солдат, но уже поздно вечером мы узнали, что поиски прошли безрезультатно. В полку уже стояли две машины "Буратино". Я обошёл их: на базе шасси танка Т-72, были установлены 24 направляющие с мощными зарядами, которые обладали эффектом, как мне объяснили, вакуумного снаряда и также уничтожали противника созданием избыточного давления. Что ж, завтра мы их посмотрим в действии.

27 декабря встали и выехали рано. Двинулись опять вдоль переднего края первого батальона и я в очередной раз неприятно был поражён нашей жидкой обороной. "Буратино" сразу отстало и появилось около КНП только в 9 часов. У нас всё было готово и специалисты установок сразу же отправились на рекогносцировку места откуда они будут вести огонь. И только решили с этим вопросом как появились штурмовики и вакуумными бомбами стали окучивать высоту, в это время "Буратино" выскочили на свои огневые позиции, быстро развернулись и уже через три минуты позвучал первый выстрел. Я навёл большой прибор на стреляющие машины и успел заметить, как с направляющих вылетели две длинные ракеты, перевёл прибор на высоту и поразился мощности разрывов. Багровые сполохи и такие же белые кольца сжатого от взрыва воздуха. Да, не хило сейчас там духам. Раз за разом звучали выстрелы и разрывы смещались по всей площади позиций боевиков. Слева и чуть впереди КНП послышались странные вопли и мерные удары, а когда я выглянув из окопа то разглядел командира первого батальона, который стоя на броне "заводил" солдат перед атакой. Он мерно бил себя в разгрузку автоматом и ритмично кричал "Гуга, гуга, гуга….". Солдаты заворожено смотрели на своего командира и, ударяя себя автоматами, глухо вторили "Гуга, гуга, гуга…".

БМП первой роты и разведчиков рванули вперёд. Ну, сегодня мы должны взять высоту. И точно пехота и разведчики спешились почти у самой высоты и их цепи устремились по склону к вершине. "Буратино" закончили обрабатывать высоту пять минут назад и у боевиков было достаточно времени чтобы занять позиции и открыть огонь. Но высота хранила молчание и ни единого выстрела не прозвучала по атакующим.

Все мы замерев, наблюдали как пехота и разведчики поднявшись по склонам высоты, оказались на вершине и скрылись за её обратными скатами. Едва слышные автоматные и пулемётные очереди донеслись до нас и так же внезапно прекратились как и начались. Командир стал нервно запрашивать командира батальона о причинах стрельбы, потом выслушал и с облегчением положил наушники.

– Товарищ генерал-майор, командир батальона доложил: на высоте боевиков не обнаружил, позиции оставлены, а сами боевики садились на два КАМАЗа. КАМАЗы ушли благополучно, а "Нива" с четырьмя боевиками была уничтожена.

– Что ж получается, "Буратино" по пустому месту била. Жалко, так бы сейчас там наваляли трупов боевиков, – послышался голос одного из офицеров 245 полка, которого тут же оборвал полковник Ткач.

– О чём жалеешь, майор? Это хорошо, что они увидев "Буратино" и поняв бесперспективность обороны убрались, а не наделали нам новых трупов.

Малофеев, глядевший до этого молча на высоту, начал отдавать распоряжения: – Так всё, я здесь больше не могу находиться и помчался на высоту. Сергеев передай командиру батальона, чтобы расширялся.

Генерал засуетился, схватил автомат и на БМП рванул в сторону высоты. Сообщения от командира батальона поступали обнадёживающие: рота расширялась и теперь полностью контролировала брошенные позиции боевиков. Попытались сходу захватить и район ржавых цистерн, но напоролись на сильный пулемётный огонь и благополучно отошли. Решили потом отбить эти позиции. Через час подвезли трупы погибших накануне солдат и командира взвода лейтенанта Кара. Жалко ребят. А ещё через тридцать минут на санитарном МТЛБ привезли тело Шадуры. Я заглянул в открытый люк: Юрка лежал на спине, без обуви – лишь в грязных носках. Был он какой-то маленький, одежда иссечена пулями, но большой крови видно не было. На голове было отрезано левое ухо и разведчики рассказывали, что под одеждой на теле виднелись следы попыток вырезать у него сердце, но у духов ничего из этого не получилось. Лежал Шадура там где его и срезало очередью, вокруг его тела были разбросаны окровавленные бинты, которыми смертельно раненый Юрка пытался перевязать себя, пока не умер. День прошёл в мелких стычках с боевиками и без потерь. Ближе к вечеру к нам на КНП с высоты прибыл командир первого батальона и доложил командиру полка: – Товарищ полковник, 1ая рота в течении дня очистила высоту от остатков боевиков и закрепилась на позициях. Оборону роты усилили развед. взводом и подразделениями 2 ой роты…., – Гвоздев докладывал и одновременно показывал командиру на карте боевой порядок закрепившихся подразделений. Закончив докладывать, Алексей не удержался и со смехом, сильно жестикулируя, стал рассказывать, как к нему на высоту примчался Малофеев.

– Товарищ полковник, соскакивает генерал с брони БМП и кричит – А ты майор ту сторону проверил? И не выслушав мой ответ срывается с места и убегает с одним солдатом в зелёнку. Я пока растерянно крутил головой, чтобы кого-нибудь послать за ним, как он выбегает уже с противоположной стороны и ко мне. – А ты майор вон туда солдат поставил? И тут же убегает обратно в зелёнку, причём, совершенно в другую сторону что показывал. Через минуту выскакивает уже из-за моей спины и орёт – Майор, дай мне магазин, а то у меня в автомате патронов нет. И опять убежал в зелёнку. Смехота да и только. Мне думать надо как роту располагать, а я переживаю как бы этого "бешенного" генерала не подстрелили…

А в вскоре мы убыли обратно в лагерь. Вечером от генерала Малофеева пришло распоряжение: в 9:30, зам. командира полка и начальник артиллерии встречают генерала на месте старого КНП для организации взаимодействия с подразделениями ВВ в ходе зачистки Старых промыслов.

29 декабря 1999 года. Встали опять рано – в 4 часа утра. В шесть были на высоте. Прямо за

22:05 нами подъехали ВВэшники со своим командиром полковником Тур-

ковским. Расположились в окопе, обращённом в сторону Грозного, а так как КНП было маленькое, узкие проходы и небольшие ячейки, я быстро с ориентировался и занял левую большую ячейку, бойцы расставили приборы, провели связь и через десять минут мы были готовы к работе. Рядом со мной расположился со своими приборами и разведчиками командир третьей миномётной батареи Марат Беляев, а у ВВэшников наоборот что-то не ладилось и Турковский постоянно орал в радиостанцию, отдавая приказания. КНП постепенно наполнялось военным людом. Появился Малофеев, сразу же взгрел комбрига, после чего тот ещё больше засуетился, а я воспользовавшись паузой, стал рассматривать окрестности и окраину Грозного.

День разгорался и, судя по чистому небу, ожидался хорошим и тёплым, как и предыдущий. Так и случилось: как-то внезапно поднялось солнце, пронзив своими лучами чистый воздух и осветив частный сектор перед нами и окраины Старых Промыслов. Развернув карту Грозного большого масштаба, я углубился в её изучение, изредка разглядывая окрестности в оптический прибор и сверяя карту с местностью передо мной.

В метрах ста перед окопами, внизу, огибая высоту, проходила асфальтная дорога, уходящая в частный сектор в пятистах метрах от нас. Там она уже называлась улицей Алтайской. Правее улицы виднелся комплекс приземистых зданий, красного кирпича промышленного вида, окружённых двухметровым бетонным забором. Их мы сразу же окрестили: ориентир номер один – "Пентагон". Левый край "Пентагона" переходил в зелёнку, шириной триста метров.

Одним краем она упиралась в парк вокруг помпезного стадиона, а дальний от нас край её выходил уже конкретно в Грозный – опять в частный сектор.

Прямо перед нами расстилалось широкое чистое пространство, по середине которого виднелось, обнесённое бетонным забором длинное здание, похожее на конюшню. И опять чистое пространство и частный сектор Старых Промыслов. Аккуратные каменные дома, коттеджи, пристройки утопали среди садовых деревьях и зелени. За домами частного сектора возвышались обшарпанные кирпичные и панельные пятиэтажки. Почти напротив нас жилой массив разрезала широкая улица, выходящая на окраину. Как бы разделяя частный сектор на большую часть и меньшую. Она хорошо просматривалась на всю глубину, вплоть до Старопромысловского шоссе, дразня нас видневшимися на ней небольшими кафе из вагончиков. Один из них уже был зацеплен за жёлтый Кировец, но утащить его, по всей видимость, что-то помешало и сейчас огромная машина с вызовом стояла открыто посередине улицы. На правой стороне улицы угрюмо возвышалось большое, мрачное Г-образное здании, кто-то сказал рядом – институт геофизики, наверно, когда то он им был. Сейчас же здание лишь чернело рядом выбитых окон. Из-за него выглядывало типичное здание похожее на Дом Быта с какой-то вывеской – прочитать её ни как не удавалось. Ещё правее микрорайон панельных пятиэтажек. Между домов также виднелось кафе-вагончик, вызывающее желание сразу же уничтожить его. Чуть дальше и правее перекрёсток улицы Алтайской и Старопромысловского шоссе с длинным двухэтажным зданием.

Влево от частного сектора: большое трёхэтажное здание, обнесённое высокой побеленной желтой охрой стеной. Опять услышал краем уха от ВВэшников – тюрьма. И опять пятиэтажки и девятиэтажки, где несколько дней тому назад Внутренние войска понесли большие потери.

Я удовлетворённо откинулся от оптического прибора и взял в руки микрофон радиостанции:

– Ока, Я Лесник 53, приготовиться к работе.

Через минуту, выслушал доклад начальника штаба дивизиона о готовности, стал диктовать координаты. Пять минут тому назад, ведя окулярами по частному сектору, обнаружил во дворе аккуратного домика автобус "ПАЗик", Кировец и грузовой автомобиль КРАЗ. Вот их и уничтожим для начала и заодно пристреляем окраину. Также решил, пристрелять улицу с кафешками, институт геофизики, аккуратный коттедж из красного кирпича – из той серии, которые я уничтожал сразу же, как только они попадались мне на глаза. Такой дом на трудовые доходы не построишь. Решил один огневой налёт нанести во внутрь, по дворам пятиэтажек. И по перекрёстку Старопромысловского шоссе и улицы Алтайской.

Дом с машинами я уже обозвал целью номер 301 и теперь с любопытством ждал, как ляжет залп батареи. Я ещё вчера связался с Тругубом, который сейчас работал за начальника штаба дивизиона и приказал посчитать с утра полную подготовку. Удовлетворённо хмыкнул, увидев как в небо взметнулись разрывы снарядов, метров на тридцать перелетев двор с машинами. Нормально. Учитывая, что дальность от огневой позиции дивизиона до цели была около одиннадцати километров – это было почти отлично. Введя небольшую корректуру, я повторил залп, но уже на веере сосредоточенном, ожидая, все четыре разрыва в пределах дворовых построек. Один снаряд действительно разорвался во дворе, а остальные к моей великой досаде раскидало по соседним участкам. Обычное дело для первого дивизиона.

– Ока, чёрт побери, я же сказал – веер сосредоточенный. Повторить.

Следующий залп был ещё хуже, четыре разрыва взметнулись в стороне от дома с машинами, выкинув в небо дым, землю, какие-то доски. К этому времени среди машин во дворе появился чёрный дымок, но я в досаде сплюнул и вновь схватил микрофон.

– Ока, Стой! Разберитесь, чего такой разброс. Через полчаса повторим.

– Марат, иди сюда. Сейчас с тобой поработаем, – Беляев подошёл ко мне и через минуту уже передавал координаты первого огневого налёта. Решили минами прочесать сады около института геофизики и частный сектор на правой половине. Мины легли хорошо: по всей территории сада растекся дым и пыль от разрывов. Довернули вправо на 0-05 и повторили огневой налёт. Мины разорвались, там, где и должны были разорваться, что сразу же улучшило моё настроение.

– Борис Геннадьевич, а вот от того коттеджа в сторону гаражей, по-моему, идёт ход сообщения. – Беляев навёл буссоль. Я поглядел в неё, а потом навёл свой большой прибор в указанную точку.

– Беляев, точно. Недаром мне этот коттедж сразу же не понравился. – В сильные окуляры хорошо был виден ход сообщения, выходящий из-под забора, окружающий коттедж и тянувшийся метров двести пятьдесят по открытому пространству к гаражам. Нам он виден не был, потому что находился в низине, но на карте был обозначен. И находился он в очень удачном месте. Оборудовав там опорный пункт, боевики могли эффективно контролировать во все стороны достаточно большое пространство и выбить их оттуда было бы трудновато.

– Беляев, один огневой налёт по саду и двору коттеджа, а второй в два раза больший, только взрыватель "осколочный" и "фугасный", по гаражам. Взбудоражим их там.

Через четыре минуты двадцать четыре мины беглым огнём накрыли коттедж, сад за ним, несколько мин разорвалось вблизи дома на улице и на фоне дыма я чётко разглядел амбразуру ДЗОТа*. Следующий огневой налёт из сорока восьми мин виден нам не был, но судя по красной кирпичной пыли от попадания, лёг он удачно.

– Беляев, молодцом! – Я в восторге хлопнул своего подчинённого по плечу и мы оба склонились к своим оптическим приборам, выбирая новую цель. К этому времени дым над машинами во дворе пропал и я решил позднее повторить огневой налёт дивизионом.

– Товарищ подполковник, это вы сейчас стреляли в район вон того здания? – Появившийся в окопе капитан, командовавший подразделением РЭБ, показал рукой на здание института.

– Ну, я, – настороженно произнёс Беляев, опередив меня, – А в чём дело?

Седоватый капитан улыбнулся: – мы минут пять тому назад перехватили из того района сообщение, что прямым попаданием мины в окоп убит полевой командир Магомед. Нормально сработали. – Капитан вышел из окопа, а я повернулся к командиру миномётной батареи.

– Ну, Марат, на орден работаешь. Раз с самого начала так удачно пошло, давай продолжаем.

Дали ещё один точный залп в район сада у института, а потом довернули влево и нанесли удар по группе неприметных домишек. Дома затянуло дымом и пылью от разрывов и пока он развеивался ударили по "Пентагону", а потом через пятнадцать минут опять долбанули по группе домишек. А вскоре в окопе вновь появился офицер РЭБовец.

– Товарищ подполковник, опять отличились – накрыли командный пункт боевиков.

Я довольно махнул рукой: – Давай, докладывай – только поподробнее.

– Видать, когда вы первый огневой налёт провели, они вышли в эфир и доложили кому-то из старших, что их сильно обстреляли с миномётов – есть несколько убитых и много раненых. Между огневыми налётами шёл активный радиообмен, в котором они решали, как лучше провести эвакуацию раненых и убитых. А тут вы второй раз ударили – в эфире наступила тишина. Их старший несколько раз запрашивал, а через несколько минут кто-то там вышел в эфир. И такой голос у него: контуженного или очень раненого.

– У нас все убиты, я остался один. Заберите меня отсюда….

– Борис Геннадьевич, давайте ещё куда-нибудь долбанём, пока удача в руки прёт, – радостно завопил Беляев и сразу же получил замечание от генерала Малофеева. Комбат притих: оказывается, пока мы с ним увлечённо обстреливали Старые Промыслы в своём секторе окоп наполнился офицерами. Комбриг Турковский поставил задачи своим подразделениям и началась зачистка жилого сектора. Задумка была следующая – двумя батальонами бригада ВВ вдоль Старопромысловского шоссе выдавливает боевиков из этого района. И по началу всё шло нормально. Батальоны быстро развернулись и в районе Ташкала нефть сумели перерезать кишку жилого сектора. Правофланговый батальон сразу же взломал оборону боевиков и сумел продвинуться вперёд по частному сектору на 600-700 метров, а левофланговый, упёршись в хорошо организованную оборону, затоптался на месте, в результате чего образовалась брешь, куда начали просачиваться боевики и окружать батальон. Мгновенно сложилась критическая ситуация для наших и по приказу комбрига батальоны начали отступать неся потери и к вечеру откатились на первоначальные позиции. За день боя бригада потеряла 31 человек убитыми, 47 ранеными и 12 человек без вести пропавшими. Отступали в такой сложной обстановке, что не могли забрать многие трупы своих солдат. Но об этом мы узнали лишь вечером, а пока по приказу Малофеева начали обстреливать жилой сектор в районах сосредоточения боевиков. Миномётчики и дивизионы работали точно. Мины и снаряды ложились туда, куда и нужно. В нескольких местах возникли пожары, пачкая голубое небо чёрным дымом. В воздух летели обломки домов, шифера, подымалась густая кирпичная пыль, постепенно застилающая окрестности.

Опять пришёл офицер-РЭБовец – смеётся: – Сейчас в эфир вышел какой-то полевой командир и орёт – Меня накрыли миномётами. Кто меня продал – Скоты? Ведь никто не знает, что я здесь нахожусь. Если узнаю, кто меня сдал, я того убью….

Посмеялись всем КНП и вновь начали обстреливать жилые кварталы. Вскоре в окопе появились два чеченца-гантемировца и начали, тыкая пальцем в школу на карте, требовать чтобы я открыл туда огонь, так как там от огня боевиков их подразделение несёт потери. Я отослал их к генералу и те настойчиво стали приставать к нему.

– Товарищ подполковник, откройте огонь, куда они просят, – отдал приказ Малофеев. Пожав плечами, Беляев по моему приказу открыл туда огонь, но через 7-8 минут прибегает разъярённый полковник Турковский и орёт, требуя прекратить огонь – там его подразделения. Слава богу, никого не зацепили. Мы вытащили из окопа "гантемировцев".

– Сучары, если вы ещё раз сунетесь к нам – пристрелим, – ожидая бурную реакцию и возражения со стороны "дружественных чеченцев", мы были удивлены, когда они смиренно выслушали нас и остались наверху окопа, не осмеливаясь спустится к нам.

ВВэшники откатились обратно, дневная работа закончилась. Мы, свернувшись, убыли к себе. Чистякову полегчало и выглядел он гораздо лучше.

Часть пятая.

Январь.

2 января 2000 года. Утро было достаточно хмурым и пока на КНП собирались командиры

23:36 подразделений ВВ, я решил немного пострелять одним дивизионом, потом

другим. Начал как всегда с пулемётного гнезда на выходе из улицы, но опять не попал. Несколько выстрелов произвёл основным орудием и снова остался недоволен результатами, после чего углубился в карту, разглядывая на ней скрытые участки жилого сектора.

– Вы, товарищ подполковник, начальник артиллерии полка? – Неожиданно прозвучавший вопрос заставил меня встрепенуться. Рядом с моей ячейкой стояли два майора: один невысокого роста, держащий в руках старенькую видеокамеру, а второй наоборот высокий, но с пустыми руками.

– Да, я. А что?

– Я с академии генерального штаба, – отрекомендовался невысокий майор, – меня командировали сюда с целью произвести съёмки работы артиллерийских подразделений для создания учебного фильма и мне порекомендовали к вам обратится.

– А я сопровождаю телеоператоров Си-Эн-Эн – американцев. Они снимают для новостных передач. – Высокий майор мотнул головой куда-то за бруствер и, я выглянув из ячейки, увидел чуть сзади и сбоку двух гражданских в бейсболках, расставлявших телеаппаратуру.

Я с сомнением посмотрел на телевизионщиков, а потом на офицеров и нерешительно протянул: – Ну, не знаю… Может быть, ещё для учебного фильма и снялся, то американцам и западникам светится что-то желания нет…., – повернулся и посмотрел на разбитый жилой сектор Старых Промыслов.

– Товарищ подполковник, – заспешили, перебивая друг-друга майоры, – мы тут уже всё обсудили. Никого в лицо снимать не будем. Мы лишь снимем вас со спины, а вы нам покажете несколько целей, расскажите порядок их поражения, мы записываем ваш голос и снимаем сами разрывы. И всё.

Офицеры замолчали, а я после недолгого раздумья махнул рукой: – А, ладно. Давайте поработаем…

Через несколько минут я разъяснил офицерам порядок ведения огня и вылез из ячейки.

– Какое увеличение камеры? – Спросил у телеоператоров, уже зная что оба прилично говорят на русском языке.

– Сто раз….

Я весело удивился и засуетился у камеры: – Слушай, Джон. Что тут вертеть и как? Я сейчас вам покажу цели.

Американцы показали и я с удовольствием приник к окуляру новенькой, профессиональной камеры. Правой рукой взялся за ручку и повернул камеру на цель Љ 306, нажал на кнопку и пулемётное гнездо плавно приблизилось.

– Ого, – удивлённо и завистливо присвистнул, нам бы такую технику. Пулемётная амбразура, ход сообщения, забор и дом за ним были как будто в двадцати метрах от меня. Я повернул камеру на другую цель: грязная рожа чеченского пулемётчика смотрела из амбразуры прямо на меня, заставив немного отшатнутся от камеры.

– Чёрт побери, – осознав что до пулемётчика 1400 метров я опять прильнул к окуляру и с удовольствием посмотрел чеченцу в лицо. Тот, как будто почувствовав мой взгляд, решительным движением поправил пулемёт. Я отодвинулся от камеры и дал американцам возможность поснимать с восторженными возгласами пулемётные гнёзда и другие цели.

– Ну, что начнём? Через несколько минут эти цели перестанут существовать, – с апломбом заявил я американцам и майорам. Майор с академии вскинул камеру и пристроился рядом со мной в ячейке, а американцы поспешили к своей камере, положив передо мной микрофон от телекамеры.

– "Самара! Я Лесник 53, Цель 306…., – запел я команду, а сам внутренне сжался, понимая что если я за неделю не попал по этим целям, то сейчас и вовсе не попаду, но продолжал уверенно вести команду, – Подручной, один залп. Огонь!"

– "Самара, Залп!" – пропел в трубке голос радиотелефониста и четыре снаряда с непередаваемо приятным для меня звуком прошелестели слева от КНП. К моему величайшему удивлению три снаряда упали прямо на пулемётное гнездо, разметав по окраине остатки сооружения и забор за пулемётным гнездом. Четвёртый попал в сарай точно также раскидав гнилые доски и рубероид по огороду. Снимавший майор из академии восхищённо выдохнул: – Вот это да….

Такие же крики восторга послышались и со стороны американцев. Я с невозмутимым лицом, как будто ежедневно уничтожал по сотне огневых точек, отдал распоряжения навести самоходки в цель Љ307 и ещё раз показал снимающим где цель. Результат был также впечатляющим. В само пулемётное гнездо мы не попали, но тремя снарядами разнесли каменный дом в двадцати метрах сзади огневой точки и весь палисадник с кустарником. Четвёртый снаряд опять оторвался, но попал в "ПАЗИК" во дворе, разорвав его напополам. Я выскочил из ячейки и оттолкнув от телекамеры оператора, прильнул к объективу. Взрывной волной снесло весь земляной бруствер и голая рамка амбразуры нелепо смотрелась на фоне развалинах дома, из которых подымался чёрный дым.

– Пулемётному расчёту, который обслуживал эту огневую точку звиздец. Они всегда прятались при артиллерийском налёте в подвал дома. И сейчас они там остались навсегда. – Я с чувством хлопнул академического майора по плечу и повернулся к радиостанции. Следующие десять минут я был в ударе, да и мои артиллеристы тоже. Американцы и майор только успевали снимать цели, которые тут же разлетались от прямых попаданий снарядов. Кураж прошёл и я с удовлетворением посмотрел на жилой сектор Старых Промыслов, затянутых красной кирпичной пылью и чёрным дымом. В нескольких местах в небо подымались красные языки пламени.

– Вот так майор мы и воюем, – майор улыбаясь укладывал в чехол камеру, а американцы, что то возбуждённо обсуждая складывали свою аппаратуру.

В воздухе прошелестели последние четыре снаряда, которые я решил положить вдоль невидимой нами улицы частного сектора. Четыре серо-чёрных разрыва одновременно поднялись в глубине жилого сектора и взрывной волной выкинуло на перекрёсток боевика. Пролетев, нелепо размахивая руками, по воздуху метров пятнадцать он тяжело грохнулся на середину перекрёстка. Мгновенно вскочил и тут же упал, ухватившись одной рукой за ногу и второй за бок.

– Американцы, – возбуждённо закричал я через бруствер, – раненый боевик на перекрёстке. Смотрите, как я его сейчас накрою.

– Телеоператоры лихорадочно стали устанавливать обратно аппаратуру, а майор поспешно выхватил из чехла камеру.

– Ну что, готовы, – нетерпеливо закричал я американцам и майору и увидев их утвердительные кивки, скомандовал для подручной батареи, – Залп!

К этому времени на перекрёсток из боковой улицы выскочили четверо боевиков и суетились около раненого, но услышав звук подлетающих снарядов, резво метнулись обратно за угол кирпичного забора. Снаряды кучно разорвались на перекрёстке, заслонив дымом фигуру боевика. Но когда дым развеялся, чеченец продолжал сидеть на земле монотонно раскачиваясь из стороны в сторону, лишь его автомат откинуло ещё на пять метров дальше.

– Самара, Залп! – В азарте проревел я команду и очередные разрывы заслонили перекрёсток. Теперь боевик лежал, но через несколько секунд опять принял сидячее положение.

– Самара, ещё один Залп! – Эту команду я подал уже со злостью. Чёрт побери, что за ерунда? Но и эти снаряды разорвавшись на перекрёстке не уничтожили чеченца. Зло сплюнув, я скомандовал.

– Самара, Стой! Записать!

Через секунду над бруствером появилась голова в бейсболке и возбуждённо затараторила: – Господин подполковник, почему – Стой? Давай стрелять ещё туда…

– Джон, Смит, не знаю как тебя там зовут. А как же права человека? И где Ваша хвалённая гуманность. Знаешь что – пошёл ты к чёрту. Это, во-первых. А во-вторых – ему достаточно. Ранен в ногу, в бок, да ещё контужен наверняка – тут десятерым человекам с лихвой хватит. Короче – он уже не боец.

От камеры возбуждённо закричал второй американец и все посмотрели на перекрёсток. Из-за угла снова выскочили четверо боевиков, ловко подхватили раненого боевика, валявшийся автомат и через мгновение скрылись за углом кирпичной стены.

– Самара! Левее 0-02… – Тут же выдал я в эфир команду и через полторы минуты залп дивизиона кучно накрыл окрестности перекрёстка. Четыре разрыва взметнулись и в глубине улицы, куда скрылись боевики.

– Всё. Самара, Стой!

Все, кто наблюдал за нашей работой на КНП, вернулись к своим делам, американцы стали лениво сворачивать аппаратуру, а майор с академии и сопровождающий иностранцев в соседней ячейке закурив, стали обсуждать дальнейший план. Я углубился в свои записи, разбираясь с расходом боеприпасов, рассчитывая, сколько смогу сегодня потратить на ведение огня и не сразу обратил внимание на стрельбу и крики за бруствером окопа.

Расталкивая солдат и офицеров, толпившихся в узких проходах КНП, мимо меня на выход промчался высокий майор и, матерясь, выскочил наверх. Чуть приподнявшись над бруствером, я выглянул из окопа и увидел вполне рядовую, боевую ситуацию. Боевики, озлившись на артиллерийский обстрел, в свою очередь обстреляли нашу высоту двумя АГС не жалея гранат. Разрывы подымались в пятидесяти метрах от КНП и в сорока от операторов, которые метались по изрытой воронками земле, не зная куда бежать. Солдаты, офицеры, которых обстрел застал на открытой местности, попрятались в воронках, брошенных окопах боевиков и других естественных укрытиях, откуда со злорадным смехом наблюдали за бестолковым мельтешением иностранцев.

Высокий майор подскочил к американцам и, не церемонясь, толчками погнал их к ближайшей авиа воронке. Боевики немного довернули и около десятка гранат разорвались около нашего КНП. Мы все одновременно нырнули в спасительную глубину окопа и, переждав свист и пение осколков, выглянули из окопа, уже беспокоясь о судьбе репортёров, так как обстрел снова сместился в их сторону.

Если раньше телевизионщики под разрывами метались с аппаратурой в руках, то теперь они в панике покидав оборудование на землю неслись сломя голову вверх по склону, а высокий майор сорвав голос, безнадёжно махнув рукой спрыгнул в глубокую воронку и обстрел как по мановению волшебной палочки прекратился. Всё обошлось – уцелели американцы, никого из наших не задели гранаты. Из воронки вылез высокий майор, подобрал сумки с камерами, штативы и уныло побрёл за своими подопечными. Ушёл из окопа и майор из академии….

По темну поехали на командный пункт полка: за русским кладбищем разворачивались и закапывались в землю миномётные батареи ВВ. А в долине, недалеко от огромного факела горящего газа уже стояли палатки полка Внутренних войск. В свете газового факела с трудом поднялись по крутому подъёму на верх и по голым полям помчались в свою сторону. Сильно похолодало и мы все кутались, ещё плотнее запахиваясь полами бушлатов, пытаясь сохранить остатки тепла. Слева мелькнули одинокие палатки мотострелковых отделений первого батальона. Каждое, из которых контролировали по триста-четыреста метров переднего края и я, привычно, по артиллерийски, стал переводить оборону этого участка в цифры.

Мотострелковое отделение насчитывает десять солдат. Если всех солдат положить в линию, в цепь, то на каждого солдата придётся сорок-тридцать метров. То есть, вправо и влево по двадцать-пятнадцать метров. Классно, нормально. Через такую цепь ни один боевик не просочится – подумал бы любой гражданский, ни дня не прослуживший в армии. Тем более, видевший войну только в кино. Где наш солдат одной очередью валит пять-десять фашистов.

Но я продолжил рассуждения, опровергая идиотский оптимизм цивильного оппонента.

– Дорогой мой. Можно продержать этих солдат в цепи, в линии – день. А ночь?

Конечно, гражданский может привести следующий аргумент: командир отделения может, просто в тупую, разделить отделение на половины. Дневная смена и ночная смена. Можно поступить и так, но это разделение сразу же увеличивает расстояние между солдатами до восьмидесяти метров. Но ведь это не учения трёхдневные – это война и за три месяца боевых действий, наверняка, в этом отделении есть убитые, раненые, больные. Даже два убывших из строя, увеличивают дистанцию между солдатами в цепи до ста метров. Три месяца непрерывных боевых действий – это дополнительные факторы усталости, психологического давления. Сначала страх перед смертью, а потом равнодушие к ней…., – дальше я приводить аргументов не стал, хотя их у меня было около десятка, а лишь зябко передёрнул плечами – лучше об этом не думать и надеяться на то, что хотя бы три пары глаз сейчас наблюдают за позициями боевиков напротив себя. Будем надеяться, что и у боевиков такая же проблема и сил у них гораздо меньше.