Текст книги "Искатель. 1989. Выпуск №1"

Автор книги: Борис Руденко

Соавторы: Ирина Сергиевская
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)

– А она… э-э… разбилась… Я выбросил ее в окно.

– Вре-ет! – закричали из холодильника. – Я здесь! Товарищ Федоренко! Эльдар! На помощь!

– Ну-ка, подвинься, – сказал могильщик, отстранив лапой Шикина, и вошел в прихожую. – Гавриловна, и где ты там?

Холодильник, не вынеси могучего удара о его дверцу, выпустил пленницу. Голова, радостно визжа, покатилась навстречу Эльдару Федоренко. Он поднял ее, протер рукавом и, любовно спрятав под ватник, вынес.

Что потом? А потом голову привинтили к туловищу и водворили беглую кариатиду на место, поддерживать балкон, ко всеобщему ликованию коллектива «УПОСОЦПАИ». Чтобы она больше никуда не сбежала, Эльдар Федоренко прибил ее железным болтом к стене. Там она стоит и до сих пор. В окно она видит сидящего за столом Вово Бабаева. Он тут теперь самый главный.

«Голобабая» уже не существует: мстительный гений не мог простить своему детищу парижского инцидента и порубил его топором. Сейчас Бабаев вынашивает проект решения о том, чтобы статуи изолировать в специальных клетках, а некоторые, особо опасные для общества, окружить рвом с водой и колючей проволокой. Начальство думает послать Вово в Италию для обмена опытом месяцев этак на шесть. Статуи пока не знают о готовящейся новой атаке на культурном фронте и, о боги, что будет, если они узнают!

Фельдмаршал Бородулин из города исчез. Убоявшись угрозы Гермеса, он бежал в далекую провинцию, бросив свою армию, как Наполеон. Где он, что он – неизвестно, но, вне сомнений, снова тянет кого-то куда-то на своих плечах. Атланты без этого не могут – на то они и атланты.

Остальные герои повествования живут и работают, как прежде. За исключением, правда, двух человек: Мяченков ушел на пенсию, а академик Стогис скоропостижно скончался от разрыва сердца.

Автор наконец собрал воедино все запутанные, пестрые нити этой истории и остановился в растерянности. Очевидно, что с задачей своей он не справился. Желая написать легкую, городскую фантасмагорию, чуть приправленную перцем сатиры, он написал нечто иное и, что самое примечательное, – лишенное веселости.

– А может быть, все это вздор? – спросит читатель, и махнет рукой, и воскликнет: – Не будем о печальном!

Что ж, возможно, он прав. Автору не дано с высот житейского опыта давать советы. Он еще молод и, как все люди, погружен в сиюминутность. Посему он считает возможным кончить рассказ отрывком из воспоминаний академика Стогиса.

«…Постепенно, с трудом мне стала открываться огромная, ужасная, но величественная картина. В ней все было перемешано самым невероятным образом: герои и чиновники, идейные фанатики и спекулянты, какие-то бывшие, торгующие на барахолках остатками роскоши, и солдаты, много солдат.

Звуки, раздирающие это чудовище, были оглушительны и страшны, поначалу лопались барабанные перепонки. Но, сумев войти в звуковой строй, можно было услышать рев бетховенских труб, храп коней, хлопанье выстрелов, частушечные вопли баб. Все это было странным образом взаимосвязано. Там, где кончалась мазурка Шопена, начинались хриплые, страшные команды и звон сабель.

Все это вместе откуда-то сверху, из космоса, представляло собой величественный хаос жизни и смерти. Мешались краски, звуки, вещества. Глядя из космоса на Землю, рождалась мысль, что люди будущего, ради которых идет эта борьба, не смогут быть мелкими, нечистыми, пошлыми; что они отринут мещанство и обывательщину; что они во всем разберутся и все оценят.

Расстреливали контру; спекулировали; неслись всадники в остроконечных шлемах, и сумасшедшие поэты читали новые, дико звучащие стихи; разбивали статуи и выкалывали штыками глаза монархам на портретах; и новые художники, дыша на замерзшие руки, учились видеть чистые краски нового мира.

Это была картина без теней, без украшательства, без ложного пафоса. Она была прямодушна и беспощадна. Максимализм ее был гениален и страшен, как сабельный удар.

С трудом я постигал суть вещей, и однажды на краткий миг она явилась мне. Я понял, что наступит время терпимости. Люди научатся верить друг другу. Не будет страха и вечной нехватки чего-то. Ценности переоценятся. Разовьются вкусы, и всем станет доступен Бетховен. Никто никогда не ударит слабого. Никто не посмеет украсть. Никто не убьет. Заповеди станут естественной нормой жизни.

Но пройдут столетия, прежде чем это случится. Будет золотой век. Прекрасный космический цветок, выросший из грязи, страданий и добродетелей столетий; из войн и болезней; из революций и казней. Только надо подняться мысленно очень высоко, чтобы все это понять и увидеть. Красота родится от любви, иначе это не красота, а подделка».

Борис РУДЕНКО
ДО ВЕСНЫ ЕЩЕ ДАЛЕКО

– Вот твой стол. – Костин звучно хлопнул ладонью по блестящей поверхности. – Бумагу и всякие принадлежности возьмешь в канцелярии. Знаешь, где канцелярия?

– Нет! – решительно сказал Сокольников. Видом своим он намеревался показать готовность самостоятельно и немедленно решить любую проблему, но Костин этого не оценил.

– Викторов тебе покажет, – проговорил он, выходя из кабинета. – Со всеми вопросами к нему. Он твой начальник.

Старший группы Александр Семенович Викторов в данный момент говорил по телефону. Услышав свое имя, рассеянно кивнул, так и не поняв, кажется, о чем говорил Костин.

Вот таким образом у Сокольникова начался первый рабочий день. Если быть точным, то начался он чуть раньше – в кабинете начальника отдела БХСС Чанышева. Туда собрались на утреннюю пятиминутку все сотрудники, и Чанышев – молодой, но уже изрядно располневший человек с малоподвижным лицом, – сказал: это наш новый коллега, Олег Алексеевич Сокольников. Будет работать в группе Викторова.

Сокольников догадался, что нужно встать, но разговор пошел уже о каких-то заявлениях и сроках, которые никак нельзя нарушать. Он постоял еще немного и сел, багровый от своей неловкости. Чанышев листал большую тетрадь и называл по очереди фамилии подчиненных. Те отвечали, давали какие-то пояснения, а Чанышев делал в тетради пометки. Как видно, тетрадь эта значила очень много в жизни отдела.

Едва Сокольников пришел к этой мысли, как круговой опрос закончился. Все разом встали и пошли из кабинета, и тут Сокольников спохватился, что, собственно, не знает, куда идти. Кто такой Викторов, он просто не запомнил. Сокольников сделал несколько неуверенных шагов по опустевшему коридору. От волнения он даже вспотел. Очень неудачно все как-то складывалось.

За спиной открылась дверь, и вышел Костин – заместитель начальника. Его и Чанышева Сокольников тут только и знал. Костин сказал: «Пойдем покажу твой кабинет», и Сокольников поплелся за ним, страшно переживая собственную неловкость.

Викторов все говорил по телефону. Вернее, он больше слушал, отвечая коротко и с длинными паузами, так что понять, о чем идет речь, было невозможно.

Чтобы не сидеть истуканом за пустым столом, Сокольников попытался найти себе занятие. Открыл дверцу тумбы и поочередно выдвинул все ящики. Там было пусто, дно ящиков застилали чистые листы бумаги. Тогда он задвинул ящики и снова выдвинул, уже в обратном порядке.

– Ты чего ящиками гремишь? – спросил Викторов, положив трубку. – Извини, что я сразу убежал после пятиминутки: очень ждал звонка, боялся, что не застанут меня.

– Ничего, – с жаром сказал Сокольников, – я понимаю!

Викторов внимательно поглядел на него и улыбнулся. Было ему года тридцать два. Смуглое, как у южанина, лицо привлекало не правильностью черт, а выражением полнейшей невозмутимости.

– Александр Семенович, а где канцелярия?

Викторов задумчиво провел рукой по курчавым волосам.

– Давай-ка, брат, на «ты» переходить. Меня Саша зовут. А канцелярия на втором этаже. Одиннадцатая комната. Я тебе покажу.

В канцелярии за деревянным барьером сидела молодая женщина.

– Тоня, это наш новый сотрудник, – сказал Викторов, – выдай ему письменные принадлежности. Пожалуйста.

Тоня немедленно поджала губы и на новичка даже не взглянула. Новые сотрудники ее не интересовали, Сокольников злорадно подумал, что и она его вовсе не интересует. Тоня была некрасивая, с маленькими глазками на толстом лице и одевалась к тому же как-то странно: во все широкое, ярко-красное, зеленое и голубое.

– Бумаги много не дам. – Тоня шваркнула на барьер тоненькую стопочку, несколько карандашей, линейку и ластик. Подумав, добавила еще и авторучку. После этого ушла за сейф в угол комнаты, где у нее был еще один стол.

У кабинета их ждали. Высокий представительный старик в праздничном, но старомодном костюме не спеша расхаживал по коридору.

– Здравствуйте, Александр Семенович, – степенно поздоровался он, и Викторов ответил в тон:

– Здравствуйте, Марк Викентьевич.

Разница в возрасте у них была изрядная, но Сокольников понял, что два этих человека знакомы давно и относятся друг к другу очень уважительно. Ему захотелось, чтобы Викторов представил его старику. Тогда он бы сдержанно наклонил голову и негромко произнес: «Инспектор Сокольников», вступив тем самым на равных в деловое общение серьезных людей.

Но тут зазвонил внутренний телефон, и Викторов пошел к начальнику, оставив их вдвоем. Сидели молча, и если Старику было все равно, с кем и сколько молчать, то Сокольников вновь чувствовал себя очень неловко за пустым столом. Он опять принялся было дергать ящики, но сразу же перестал, едва ему показалось, что уловил насмешливый взгляд старика.

Тут вернулся Викторов и с порога сказал:

– Одевайся, Олег, сейчас едем.

Этого момента Сокольников ждал с самого начала. Даже не с сегодняшнего дня, а гораздо раньше – когда только начал сюда оформляться. Шутка ли – первый выезд на дело!

– Значит, едем на завод «Стройдеталь», – спокойно объяснял Викторов, – снимем там остатки и изымем документацию за последние три года.

– Ясно, – Сокольников кивнул как профессионал профессионалу, но не удержался и спросил: – А зачем?

– Чтобы жуликов поймать, – сказал Викторов.

Стоял мартовский день, пропитанный солнцем и холодом. С карнизов и крыш уже вовсю капало, но горожане пока не торопились расстаться с зимней одеждой.

На завод «Стройдеталь» добрались не на оперативной машине с сиреной, как рассчитывал Сокольников, а на трамвае номер тридцать девять. Потом еще долго шли по раскисшему снегу, перебирались через железнодорожные пути, усыпанные щепой и обрывками коры, пока не очутились перед воротами в длинном голубом заборе. Рядом была еще маленькая дверь в проходную. Туда и вошли.

За окошечком на высоком табурете сидел сторож. Он смерил вошедших строгим взглядом.

– Мы из милиции, – сказал Викторов, и Сокольникова это немного покоробило. Лучше бы Викторов сказал «из ОБХСС».

Сторож взял из рук Викторова удостоверение и поднес к очкам. Сокольников вдруг обратил внимание, какие у него странные очки. Толстенные линзы чуть не на сантиметр выдавались из оправы. Глаза сторожа сквозь них казались совсем маленькими, как через перевернутый бинокль. Удивительно было, как он вообще с таким плохим зрением мог что-то разобрать.

Дирекция размещалась недалеко от проходной в древней деревянной халупе. Впрочем, изнутри халупа выглядела несравненно более привлекательно, а кабинет директора, отделанный панелями под красное дерево и обставленный мягкой мебелью, вообще мог при желании сойти за министерский.

Хозяина кабинета звали Шафоротов В. И. – об этом Сокольников узнал из таблички.

Сейчас Шафоротов сидел в своем кресле бледный и руки у него тряслись. Сокольников был даже разочарован. Он ожидал трудной борьбы, словесного поединка, а Шафоротова можно было брать уже сейчас и вести в тюрьму, стенографируя по пути чистосердечное раскаяние. Но самым удивительным было то, что Викторов, казалось, совершенно не чувствовал этого удобного момента. Он не спеша сел за стол, долго расстегивал пуговицы на куртке, снял шапку и лишь после этого спокойно сказал:

– Мы должны провести у вас проверку.

– Проверку? Так! – судорожно повторил Шафоротов, а трясущаяся рука его схватила крышечку от чернильного прибора. Было неясно, к чему здесь этот прибор: рядом в стаканчике торчали штук шесть отличных шариковых авторучек.

– Сделаем инвентаризацию лесоматериалов, – неторопливо говорил Викторов.

– Так! – отрывисто отвечал директор. – Пожалуйста!

– …Ну и бухгалтерию нужно будет свести. Сравнить книжный остаток с фактическим.

Без стука распахнулась дверь, и в кабинет уверенно, как к себе, вошел человек лет пятидесяти.

– Здравствуйте, чем обязаны? – спросил он, окидывая всех быстрым и внимательным взглядом.

– Эдуард, они из милиции, – сказал Шафоротов.

– Простите, а вы кто? – сказал Викторов, но смысл его вопроса был таков: «А чего, собственно, вы вмешиваетесь?»

– Я главный инженер, Зелинский. Из милиции? И с чем связан ваш визит, если не секрет?

Зелинский был совершенно спокоен. Рядом с Шафоротовым он смотрелся выигрышно. Густая седая шевелюра, лицо профессора консерватории.

– Будем проводить у вас инвентаризацию, – терпеливо объяснил Викторов.

– Инвентаризацию? – Зелинский красиво вскинул брови. – А на каком основании?

– Эдуард, перестань, – промямлил Шафоротов.

– Подождите, Владимир Иванович, – резко и жестко одернул его главный инженер, словно это он был директором, а не Шафоротов. – У вас что, постановление прокурора?

Викторов сидел молча, но всем своим видом показывал, что не склонен отвечать на всякие пустяковые вопросы. Впрочем, Зелинский не стал настаивать на ответе.

– А почему именно к нам? – зашел он с другого бока. – Почему, к примеру, не в магазин напротив?

– Магазинами у нас другие сотрудники занимаются, – сказал Викторов. – Может, не будем друг у друга отнимать попусту время?

– Позвольте! – Зелинский насмешливо склонил голову набок. – Но ведь именно теперь мы будем тратить все свое рабочее время на вас. Могу я хотя бы узнать причину?

– Можете, – согласился Викторов. – Вот закончим проверку – и все узнаете. А теперь давайте лучше составим комиссию. От нас в нее войдет товарищ Глан Марк Викентьевич – очень опытный специалист.

Весь остаток дня Сокольников ходил с комиссией по пахнувшему свежей древесиной лесоскладу и считал бревна, брус, тес и прочие пиломатериалы. Это было неинтересно, ужасно скучно. Вначале он старался вникать во все, чтобы Зелинский, который тоже вошел в состав комиссии, их не обманул. Однако весьма скоро убедился, что с его знаниями в это дело лучше не встревать. Зато обмануть опытного Марка Викентьевича было невозможно. Поэтому Сокольников просто переходил вместе со всеми от штабеля к штабелю, заботясь лишь о том, как удержать на лице выражение деловитости и понимания происходящего.

Когда закончили на одном дворе, стало совсем темно. Распрощавшись, Марк Викентьевич пошел к метро, а Сокольников с Викторовым поехали на трамвае – им оказалось по пути. Только тут и удалось перемолвиться словом.

– Саша, ты заметил, как директор перепугался?

Викторов кивнул довольно равнодушно, чем Сокольникова несколько удивил.

– Ну как же, – растерянно сказал он, – ведь совершенно ясно, что у него совесть нечиста.

– Еще бы, – согласился Викторов, – с чего же совести быть чистой, если ворует.

– Так, может быть… – Сокольников остановился, не договорив.

– Хватать его надо было, верно? – подсказал Викторов.

– Ну не хватать, а… Он ведь мог признаться.

Викторов отрицательно помотал головой.

– Нет. Не признался бы. Он трус, конечно, изрядный, но не дурак. Да и Зелинский не дал бы. Но даже если бы и признался – что толку? На одном признании в наших делах далеко не уедешь. Сегодня признался, завтра отказался. Слова – словами. Доказывать надо. Документально.

Все это говорил Викторов очень спокойно, отстраненно даже, будто он не оперативный сотрудник, а счетовод. Сокольникова это удивляло, но он помалкивал, пасуя перед старшинством и Опытностью Викторова и подсознательно признавая его правоту.

На следующий день опять лес считали, теперь на другом дворе. А потом Сокольников под присмотром Викторова изымал в бухгалтерии документы – толстые переплетенные тома отчетности за три года. По правилам нужно было нумеровать все страницы – просто адская работа.

В бухгалтерии завода под началом главбуха работали еще трое. Одна девушка – серенькая, как мышка, совсем незаметная – Сокольников даже не запомнил, как ее зовут. Зато другая, Света, настоящая красавица, длинноногая и стройная, попала в бухгалтерию явно по ошибке. Настоящее ее место было, конечно же, где-нибудь рядом с кинокамерой. Света сама это хорошо понимала, поэтому общалась с окружающими лишь в случае крайней необходимости и весьма снисходительно. Сокольникова она совсем не замечала, и оттого он чувствовал невольную симпатию к третьему работнику бухгалтерии – парню одних с ним лет по имени Сева. Этот Сева был человеком добродушным и общительным, часто улыбался, и некрасивое лицо его с близко посаженными глазами, тонким ртом и огромным носом скоро стало казаться Сокольникову даже не лишенным приятности.

Сева тут же сообщил, что окончил финансовый институт и работает по распределению на заводе второй год. В ответ Сокольников незаметно для себя тоже разговорился. Рассказал, что и он – недавний студент, работал в КБ по распределению, а в ОБХСС попал по направлению комсомола. Сева стал допытываться, интересная ли у Сокольникова работа. Тому неудобно было признаваться, что трудится он всего третий день. Приходилось отвечать на Севины вопросы сдержанно, напускать больше туману, и Сева скоро с уважением отступился.

С Викторовым в ту пору они виделись редко. Тот ходил где-то по заводу, приносил новые вороха документов, с кем-то разговаривал и лишь изредка появлялся в бухгалтерии, чтобы подсказать, что и в какой последовательности должен делать его помощник. Все, что происходило в эти дни, было обыденным и скучным. Сокольников все реже представлял себе сцены поимки преступников с поличным, картины мастерских допросов, после которых матерые хищники раскаиваются и дают показания. Тянулась какая-то серая рутина. У Сокольникова даже к Зелинскому понемногу стало меняться отношение. Тот довольно часто забегал в бухгалтерию за разными справками, пошучивал с главбухом, Севой, Светой и самим Сокольниковым – причем обходился без насмешек и панибратства.

Однажды пришел Викторов и сказал:

– Олег, пойдем изымать сторожевую книгу.

Сторож с линзами-очками как раз выпускал с территории машину, груженную досками. Он взял у водителя накладную и поднес вплотную к своим очкам.

– Совсем ничего не видит, – сочувственно сказал Сокольников.

– В том-то и дело, – откликнулся Викторов, имея в виду еще что-то.

Фамилия сторожа была Скоробогатов. Когда Викторов попросил отдать книгу, лицо у того сделалось гневным и обиженным.

– Без указания не могу, – заявил он.

– Есть, есть указание, – подтвердил Викторов, – директор лично распорядился.

– Я ничего не знаю.

– Ну позвоните ему. – Викторов устал и не хотел препираться.

Сторож снял телефонную трубку и внезапно согласился.

– Забирайте. Пожалуйста.

Викторов полистал толстую и здорово замусоленную тетрадь.

– Вы сюда все машины записываете?

Некоторое время сторож оскорбленно молчал. Казалось, вопрос так возмутил его, что он и дар речи потерял.

– А как же иначе? – сказал он наконец. – Как бы вы хотели?

– А груз проверяете?

Прошла, наверное, целая минута, пока Скоробогатов ответил.

– Так, может, мне вообще не надо проверять? А вы как думаете!

Сегодня Сокольникова не задевал его тон. Сторож изо всех сил старался рассердиться, показать свое презрение, но получалось у него очень неловко, даже смешно, как всегда бывает у робких, не уверенных в себе людей. Он пытался придумать слова пообиднее, поязвительнее, да получалось все невпопад. Скоробогатов понимал это и волновался все больше.

– У вас какая группа? – тихо спросил Викторов.

– А это… к делу не относится. Вторая группа у меня! Вам это знать ни к чему! – нервно и отрывисто говорил Скоробогатов.

– Да я просто так спросил. Скажите, не может быть такого, чтобы в накладной было записано одно, а вывезли другое?

– Что другое-то? Компот с вареньем? Я все контролирую. Не может быть! Исключено. Есть еще вопросы?

– Вторая группа инвалидности, – в сердцах сказал Викторов на улице. – Они его специально по всему городу искали, это точно. Какое там варенье – слона вывезти можно, если только под фанеру покрасить!

Оказалось, что главбух наконец закончил свой отчет. Выходило, что пиломатериалов и всяческого леса на заводе в наличии имелось на сорок шесть тысяч рублей меньше, чем по бумагам.

Пришел Зелинский, быстро поглядел отчет и авторитетно заявил:

– Это ошибка. Быть такого не может.

Он, кажется, даже сочувствовал Викторову и Сокольникову.

– Мы посмотрим, – только и сказал Викторов, засовывая бухгалтерский отчет в свою папку.

Сегодня Сокольников впервые в жизни ехал в настоящей оперативной машине с сиреной и рацией. Машину вызвали, чтобы перевезти изъятые документы: в руках такую кучу унести было невозможно.

Когда все книги перетащили, их кабинет стал похож на изрядно запущенный архив. На подоконнике, на сейфах и телефонном столике, в шкафу для одежды лежали тома. Все это надо было внимательно прочитать.

– Ну вот, – удовлетворенно сказал Викторов, оглядев кабинет. – Теперь давай подумаем над тем, что мы имеем и что будем делать дальше.

– Имеем тонну макулатуры, – пробормотал Сокольников, ощутил строгий взгляд своего начальника и умолк.

– Неким работникам завода «Стройдеталь» перестало хватать зарплаты, – заговорил Викторов. – Тогда они принялись красть. Договаривались со строительными организациями и выписывали фиктивные накладные на стройматериалы. Но они, эти жулики, люди неглупые и машины порожняком с завода не гоняли. Просто грузили поменьше, чем было указано в накладной. Или другим сортом, подешевле. А излишки, естественно, продавали на сторону. Понятно?

Сокольников кивнул.

– Хорошо тебе. А мне пока что многое неясно.

Насмешки в его словах не было. Грустновато они прозвучали.

В этот момент отворилась дверь и вошел старший инспектор Трошин. Его Сокольников уже успел запомнить. Трошин был передовиком. Фотография его, большая и цветная, висела на Доске почета. Мимо этой доски все по утрам шли на работу.

На снимке Трошин получился очень удачно: русая шапка волос, внимательный, вдумчивый взгляд. Да и в жизни он выглядел как настоящий отличник.

– Викторов, – сказал Трошин, – рыбный заказ брать будешь?

– Давай, – рассеянно согласился Викторов.

– А молодой твой?

Не успел Сокольников обидеться на такое обращение, как Викторов поправил передовика.

– Тут у нас все сотрудники, – сдержанно сказал он. – Олег, ты будешь заказ брать?

– Я не знаю, – ответил Сокольников, одновременно шаря в пустом кармане. – А что за заказ?

Трошин положил перед ним листочек со списком и снова повернулся к Викторову.

– Я слышал, что ты «Стройдеталь» начал бомбить?

– От кого же ты, интересно, это слышал?

– Между прочим, я тоже в отделе работаю.

– Да ну! – спокойно сказал Викторов.

– Там все непросто.

– А что так?

– Если хочешь, как-нибудь поговорим. В общем, я тебе сочувствую.

– Это хорошо. – Викторов выглядел задумчивым. Даже немного сонным. – Ты мне вот что скажи, Георгий…

– Да?

– Деньги за заказ тебе отдавать?

Наверное, Трошин ждал другого вопроса. Он внимательно посмотрел на Викторова, поиграл бровями и сказал:

– Тоня деньги принимает. Желаю успеха.

Сокольников догадался, что в их отношениях не все было ладно.

Дома Олег Сокольников с немалой гордостью выложил на стол содержимое большого полиэтиленового пакета. Чего только тут не было! Банка красной икры и банка черной, лосось в собственном соку, полкило кеты, копченая спинка осетра и даже килограмм дефицитнейшей воблы в отдельном бумажном кульке.

Осмотрев все это, отец тихо присвистнул и покачал головой.

– А чем плохо? – Мать тут же отреагировала на его интонацию.

– Это у вас всем так дают? – полюбопытствовал отец.

– Всем.

– Здорово. А у нас в цехе такой заказ на пятнадцать человек разыгрывают. Но без воблы.

– Сравнил тоже, – сказала мать.

– И где же такие наборы приобретаются?

– Недалеко, – Олег понемногу начал обижаться. – В рыбном возле «Новокузнецкой».

– Скажи пожалуйста! Недавно туда заходил, так, кроме минтая, только луфаря увидел. Вообще тоже рыба… с плавниками.

Отец пошел и лег на диван.

– Ну а если к примеру завтра в этом магазине придется проверку делать? – спросил он через минуту.

– Я магазинами не занимаюсь, – сердито ответил Олег.

– Ну, не тебе. Сослуживцам твоим.

– Что ж, и сделают… Собственно, зачем это вдруг там делать проверку?

– Мало ли! Покупатели пожалуются. Или кто в магазине проворуется. Могут они провороваться?

– Нет. – Олег постарался вложить в свои слова как можно больше убежденности. – В этом магазине все в порядке. Иначе мы бы с ними связываться не стали.

– А-а! – глубокомысленно сказал отец.

Мать все слушала и не выдержала.

– Прекрати! – цыкнула она. – Чего дурака валяешь? Люди вокруг не хуже живут. Все воруют, что ли?

– Всё, всё, – отец повернулся на бок, а газету положил на затылок.

Мать засмеялась и звучно шлепнула по газете полотенцем.

– Вставай, еда на столе…

Они ужинали, смотрели телевизор, все было как обычно, а Олег все думал, что вопросы свои отец задавал неспроста. Действительно, что, если?.. Ну так что ж! Пойдут и проверят. Хотя, конечно же, не очень-то удобно будет устраивать проверку этой симпатичной и приветливой заведующей в тугом крахмальном халатике, которая лично отпускала им товар. Во всяком случае, он предпочел бы с проверкой к ней не ходить.

Когда Сокольников возвращался с обеда, в коридоре его поймал передовик Трошин и завел в свой кабинет. Оказывается, Сокольникову доверялось важное общественное поручение – быть отдельским политинформатором. Сокольников не возражал, даже порадовался, что обошлось так легко и его не заставили, к примеру, выпускать стенгазету. Только слегка задело, что Трошин демонстративно принялся закрывать какие-то документы, лежащие на столе.

– Бдительность – основа работы, – пояснил Трошин, поймав обиженный взгляд Сокольникова. И с этим Сокольников в принципе был согласен, хотя такая бдительность все же ему не понравилась. Чего от своих прятаться?

Потом он вдруг вспомнил, что обещал купить матери почтовые конверты. Накинув куртку, выскочил на улицу и едва не столкнулся с Севой. Тот стоял у газетного стенда, засунув руки в карманы.

– А! Олежек! – обрадовался Сева и простуженно швыркнул. – Какая встреча!

– Привет, – сказал Сокольников, – ты как тут оказался?

– Вот бумаги относил, которые твой начальник затребовал. А как твои дела?

– Нормально, – неопределенно сказал Сокольников.

Сева пошел рядом.

– Вот мне интересно, – сказал он, – наше дело сложное считается или как?

– Или как. – Сокольников пожал плечами. – Обычное.

– Ты знаешь, вот честно, мне кажется, что вы ничего не найдете.

– Почему же?

– Так ведь нет ничего, – хитро сказал Сева. – Ты что же думаешь, там всё жулики сидят?

– Как сказать. – Сокольникову ужасно надоел Сева со своим разговором, и он был рад, что киоск уже рядом.

Пока он покупал конверты, Сева топтался рядом, изъявляя готовность сопровождать Сокольникова и дальше.

– Я тебе точно говорю, – продолжал он, – недостача и хищение – разные вещи. Вот если есть еще что-то, тогда совсем другое дело.

– Есть, есть, не беспокойся, – сказал Сокольников.

– Ну, например, что? – с живым интересом спросил Сева.

– Секрет, – раздражаясь понемногу, ответил Сокольников.

– Да ты не торопись, Олежек, – засуетился Сева. – Я вообще с тобой хотел поговорить. Знаешь, все эти дела на заводе… Неприятно. Честно, неприятно. У нас руководство неплохое, я тебе точно говорю. Всегда могут войти в положение, понять человека… Такое нечасто встретишь. А тут ходят люди, можно сказать, в неизвестности… Надо бы помочь, а, Олежек?

Только сейчас Сокольников сообразил, что не просто так выспрашивает его Сева, что есть у него определенная цель и что именно его, Сокольникова, избрал он, чтобы попытаться выудить информацию. Может, даже специально тут поджидал.

Вероятно, сейчас Сева казался себе очень ловким. А Сокольников никак не мог набраться решимости и послать его попросту подальше. Вместо этого он криво улыбнулся, пробормотал, как бы извиняясь: «Будь здоров, пока» – и поспешил к себе.

Викторова на месте до сих пор не было – после обеда он отлучился куда-то по своим делам. От нечего делать Сокольников взял из стопки изъятых документов то, что лежало сверху, и принялся изучать. Это оказалась та самая книга, которую они забрали у сторожа Скоробогатова, Уголки листов были захватаны до черноты и скручивались трубочкой. Сокольников отчетливо представил себе, как Скоробогатов листает страницы, слюнявя палец и щуря почти совсем слепые глаза под огромными линзами. Почерк у Скоробогатова был неровный, но разборчивый. Как видно, он в самом деле любил аккуратность и подробно заносил в соответствующие графы название груза, его количество, номер машины и организацию-грузополучатель. Завод «Стройдеталь» производил брус, половую доску, вагонку, фанеру, а также двери, оконные рамы и многое другое. Все это отправлялось в различные строительные тресты и управления, которых Сокольников насчитал более десятка уже на первых страницах. Иногда в графе «получатель» стояла просто фамилия. В графе «груз» обязательно значилось: «обрезки». Сокольников принялся выискивать обрезки по всей книге и обнаружил, что обратной зависимости нет. Очень часто получателем обрезков оказывались некие КОТ-2 и КОТ-5. Сокольников попытался отыскать еще какую-нибудь закономерность, но в эту минуту зазвонил внутренний телефон.

– Кто? – спросила трубка голосом Чанышева.

Сокольников ответил.

– Зайдите ко мне! – потребовала трубка.

Кабинет у Чанышева был темноватый: окна выходили в узкий каменный колодец двора. На столе горела лампа.

– Садитесь. – Чанышев указал на стул напротив. – Как работается?

Чанышев вначале смотрел на собеседника, потом отводил глаза и произносил фразу и снова смотрел в лицо. Такая у него была манера.

Сокольников кашлянул и ответил, что нормально.

Последовало еще несколько совершенно незначащих вопросов, на которые Сокольников отвечал с готовностью и некоторым недоумением. Ответы его Чанышев выслушивал, пожалуй, не особенно внимательно, только отчего-то все поглядывал на Сокольникова в упор.

– Скажи, пожалуйста, – Чанышев вдруг перешел на «ты», – с кем ты сегодня встречался?

– Ни с кем, – удивился Сокольников.

– Н-да, – задумчиво сказал Чанышев. – Сегодня около управления.

– А, с этим-то! – Сокольников только теперь понял, о чем речь. – Со «Стройдетали»?

– Скажи, Сокольников, что у вас общего? – Чанышев так и впился в него взглядом.