Текст книги "Охотники на шпионов. Контрразведка Российской империи 1903—1914"
Автор книги: Борис Старков
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 22 страниц)
Вполне возможно, что этот документ был всего лишь мистификацией ультраправых сил. «Ложа Мезори» по делопроизводству Департамента полиции не числилась. Однако ее след мелькнул еще раз в политической истории уже Советской России. В личном фонде председателя Петросовета Г. Е. Зиновьева среди писем, поступивших в его адрес осенью 1918 г., было письмо-обращение Великого магистра и секретаря «Ложи Мезори ордена Розенкрейцеров», в котором содержался призыв остановить ужасы «красного террора», захлестнувшего бывшую столицу Российской империи. Однако в опубликованных ныне материалах архивно-следственных дел российских розенкрейцеров, арестованных органами ОГПУ в Москве и Ленинграде в конце 1920-х гг., подобная ложа также не числилась.
Тем не менее заметим, что Департамент полиции оставил это письмо без всяких последствий. 3 января 1906 г. министр иностранных дел Российской империи граф В. Н. Ламсдорф направил на имя императора «Записку об анархистах». Она была навеяна событиями революции 1905 г., и в частности декабрьским вооруженным восстанием в Москве. Речь шла о материальной поддержке русских революционеров со стороны заграничных капиталистических организаций. Его информация носила сугубо служебный, государственный характер. Основываясь на информации дипломатических агентов, сведениях, поступавших по каналам российской военной разведки и контрразведки, Ламсдорф писал об особой роли, которую играло мировое масонство в дестабилизации Российской империи. Он писал, что заслуживает самого серьезного внимания международная сторона революционного движения в Российской империи, которая «выражается, прежде всего, в том факте, что оно в значительной степени поддерживается из-за границы».
Вместе с тем Ламсдорф с полным основанием считал, что поддержка российского революционного движения из-за границы оружием и деньгами «едва ли может быть отнесена за счет иностранных правительств, за исключением точно определенных, частичных случаев, как, например, поддержка финляндского движения из Швеции и, может быть, отчасти польского из Австрии». В его представлении революционное движение в России являлось проявлением общего революционного плана, сущность которого состояла «в водворении в политическом строе – республики, в экономическом – социализма и в религиозном – атеизма». Он предлагал выработать систему совместных мероприятий в организации бдительного надзора и совместной борьбы «с общим врагом христианского и монархического строя в Европе». В качестве первого шага предлагалось немедленно начать переговоры по этим проблемам с германским правительством. Ознакомившись с этим документом, Николай II наложил резолюцию следующего содержания: «Следует приступить к переговорам безотлагательно. Вполне разделяю высказанные мысли. Царское Село, 3 января 1906 г.». Однако весной 1906 г. российское правительство сменилось, и Ламсдорф ушел в отставку. Сменивший его А. И. Извольский придерживался французской ориентации и явно сочувствовал масонам, которые к 1906 г. активизировали свою деятельность.
Департамент полиции установил систематическое наблюдение за деятельностью масонских лож в Москве и Петербурге. В частности, в активной разработке негласной агентуры находился депутат Государственной думы Е. И. Кедрин. Наблюдение, установленное за ним, со временем дало весьма ощутимые результаты. Полицейские власти по своим каналам зафиксировали прибытие в Россию масонских эмиссаров ложи «Великий Восток Франции» Гастона Буле и Бертрана Сеншоля. Российская контрразведка установила их встречи с рядом лиц, подозреваемых в шпионаже.
2 апреля 1908 г. Министерство иностранных дел препроводило в Департамент полиции копию телеграммы российского посла в Париже о принадлежности к масонству гласного и князя Бебутова, которые, находясь в Париже, встречались с главарями масонства и получили от них указания о расширении пропаганды в пределах Российской империи. 29 апреля 1908 г. по этому поводу был разослан специальный циркуляр начальникам районных охранных отделений о принятии безотлагательных мер к выяснению степени распространения масонства в Российской империи.
В Департаменте полиции разработка масонов была поручена жандармскому подполковнику Генриху Генриховичу фон Мецу. К 1908 г. он завершил обширное исследование «О существе и целях Всемирного общества франкмасонов». Его результаты подполковник обобщил в подробной аналитической записке на имя директора Департамента полиции 8 октября 1908 г. Внимательно прочитав ее, М. И. Трусевич наложил резолюцию: «Прошу С. Е. Виссарионова обработать записку в более краткую форму (но достаточно полно) для доклада Его Величеству». Однако вскоре после этого решения М. И. Трусевич был смещен с поста директора Департамента полиции, а подполковник Г. Г. Мец – откомандирован в распоряжение Дворцового коменданта.
К этому времени российская разведка и контрразведка сумели проникнуть в самые сокровенные тайны масонских лож. В 1908 г. руководителю Зарубежной агентуры Департамента полиции в Европе А. М. Гартингу удалось внедрить во французскую ложу «Жюстис», входившую в «Великий Восток Франции», своего агента. Это был некий Биттар-Моненан, продержавшийся в этой ложе около пяти лет, пока не был разоблачен в 1912 г. знаменитым «охотником за провокаторами» В. Л. Бурцевым. Его донесения позволили Департаменту полиции установить подлинную цель приезда в Россию двух масонских эмиссаров Лаффера и Вадекара, открывших в Петербурге и Москве ложи «Полярная звезда» и «Возрождение» под эгидой «Великого Востока Франции».
В августе 1909 г., во время пребывания в Крыму, Николай II неожиданно пожелал ознакомиться с разработками по масонству. Подполковник Г. Г. Мец подготовил новый вариант записки с приложениями и передал их дворцовому коменданту, у которого они хранились до весны 1910 г.
Подрывная деятельность масонства сильно тревожила российские власти, и особенно императора Николая П. Свои соображения и опасения по этому поводу он высказал министру внутренних дел П. А. Столыпину. Тот, в свою очередь, также считал, что следствие Департамента полиции о подрывной деятельности масонов ведется неудовлетворительно. По его приказанию Департамент полиции усилил деятельность по сбору сведений о масонстве. В частности, был назначен специальный эксперт по этой проблеме. Им стал старший помощник делопроизводителя, коллежский асессор Борис Кирович Алексеев. Для сбора необходимой информации он был командирован в Париж. Здесь его соратником стал бывший заведующей Заграничной агентурой Департамента полиции, весьма опытный оперативник Леонид Александрович Ратаев.
Он служил в Министерстве внутренних дел с 1880-х гг. В 1902-1906 гг. был заведующим Заграничной агентурой в Париже. В 1906 г. вышел в отставку и остался жить в Париже под фамилией Рихтер. Здесь он и занялся сбором информации о подрывной деятельности масонов в России. В Государственном архиве Российской Федерации хранится его переписка с руководством российского Министерства внутренних дел. В 1911—1916 гг. он специально собирал за границей сведения о международной деятельности масонства. Уже в марте 1911 г. им был представлен первый доклад на эту тему. Всего в делопроизводстве представлено более десятка различных документов.
Б. П. Алексеев через посредничество Л. А. Ратаева вошел в контакт с руководством Антимасонской лиги и, в частности, с аббатом Турмантеном. Материал, собранный Алексеевым, позволял ему сделать выводы о том, что пропаганда масонства в России исходит не только из Франции и что французское масонство прямо зависит от еврейского капитала.
Сводка докладов Алексеева была представлена Столыпину, который внимательно ознакомился с планом совместной с Антимасонской лигой борьбы и требуемой для этого суммой денег, а затем выразил желание, чтобы этот проект получил непосредственную санкцию императора, лично интересующегося масонским вопросом. В декабре 1910 г. товарищ министра внутренних дел генерал Курлов представил на имя императора доклад, в котором указывалось на неотложную необходимость полного освещения масонского вопроса в России. По словам дворцового коменданта генерала Дедюлина, этот доклад «сильно заинтересовал Его Величество, причем Государь несколько раз говорил, что по этому вопросу необходимо назначить отдельную аудиенцию». Департамент полиции для подготовки этого вопроса запросил сведения от Л. А. Ратаева. Он подготовил в марте 1911 г. подробную записку о масонстве, в которой особо отмечал «серьезное противогосударственное значение возрождения масонства в России и указывал на необходимость серьезной борьбы с ним».
Предстоящая аудиенция (совещание с присутствием императора) по масонскому вопросу для обсуждения программы борьбы намечалась Столыпиным после киевских торжеств или после возвращения царя из Крыма осенью 1911 г. Уже в середине 1911 г. П. Г. Курлов представил «в высшие сферы» подробную докладную записку о деятельности масонов. Очевидно, к этому времени Столыпин осознал всю серьезность и реальную угрозу национальной безопасности России со стороны внешне безобидных масонских лож и теперь планировал предпринять решительные меры против них.
Борьба российских спецслужб против преступной антигосударственной деятельности масонских лож оказывалась малоэффективной и во многом парализовалась из-за засоренности самого Министерства внутренних дел и других правительственных учреждений империи. В масонских ложах состояли самые высокопоставленные государственные чиновники, среди которых были В. Ф. Джунковский, С. Д. Урусов, А. А. Мосолов, призванные защищать интересы национальной безопасности Российской империи. Они тормозили проведение антимасонских мероприятий. Многие сведения, добытые нередко, с риском для жизни, сразу же становились известны вольным каменщикам. Так, глава «Союза русского народа» А. И. Дубровин 10 октября 1910 г. по этому поводу писал: «…Департаменту полиции он больше никаких сведений по масонству давать не будет, потому что сообщения его, переданные конфиденциально… были известны в масонских кругах на следующий же день».
Очевидно, убийство П. А Столыпина в Киевском оперном театре 1 сентября 1911 г. не без оснований связывалось с деятельностью вольных каменщиков. В пользу такого предположения свидетельствует донесение известного агента Департамента полиции Б. К. Алексеева, полученное после убийства премьер-министра. В этом документе, найденном после Февральской революции в материалах Департамента полиции, он писал: «Покушение на жизнь Председателя Совета Министров находится в некоторой связи с планами масонских руководителей».
Однако в материалах «Делопроизводства сенаторов М. И. Трусевича и Н. 3. Шульгина по расследованию действий должностных лиц, принимавших участие в осуществлении мер охраны во время пребывания Николая II в Киеве в 1911 г., по делу убийства министра внутренних дел П. А. Столыпина в сентябре 1911 г. в Киеве» масонский след не был обнаружен. После Февральской революции обстоятельства гибели Столыпина были предметом особого разбирательства членов Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства. Однако и тогда возможная причастность масонства к этому не рассматривалась. В 2003 г. эти документы были опубликованы, и читатель может составить об этом свое мнение.
Убийство Столыпина резко изменило политический климат страны. Оно привело к отставке его ближайших сотрудников по Министерству внутренних дел. Одним из первых ушел в отставку П. Г. Курлов. Поэтому выработка программы борьбы с масонством была отложена на неопределенный срок, а фактически так никогда и не была осуществлена. Новый председатель Совета Министров В. Н. Коковцев в своей программной речи заявил: «Довольно националистической реакции, теперь нужно примирение». По данным О. А. Платонова, сам Коковцев состоял в масонском обществе «Маяк». Это привело к усилению влияния в российском обществе либеральных и левых кругов. В декабре 1912 г. министром внутренних дел был назначен черниговский губернатор Н. А. Маклаков, родной брат известного масона, одного из лидеров кадетской партии В. А. Маклакова. Пост товарища министра занял генерал В. Ф. Джунковский, ставший шефом Отдельного корпуса жандармов. При нем началась перестройка российских спецслужб.
В частности, в июне 1913 г. были упразднены все районные охранные отделения. При этом все их дела были переданы в ведение местных ГЖУ. Одновременно с этим жандармским офицерам было запрещено просить о переводе из корпуса жандармов в армию. Тогда же были уничтожены органы секретного наблюдения в войсках. Военное руководство традиционно негативно относилось к жандармам в армии. Сталкиваясь с подрывной работой в войсках, оно стремилось «не выносить сор из избы», а поскорее замять дело во избежание скандала. Джунковский приложил немало сил и энергии, чтобы убедить военного министра Сухомлинова и командующего войсками Николая Николаевича в необходимости ликвидировать «омерзительную агентуру в войсках». Это во многом осложнило контрразведывательную работу в армии.
В январе 1914 г. С. П. Белецкий по поручению В. Ф. Джунковского обратился к Л. А. Ратаеву с предложением продолжить сбор и передачу информации о деятельности масонских организаций и взаимоотношениях их с Россией. В первом письме директору Департамента полиции А. В. Брюи де Сент-Ипполиту 23 августа 1914 г. Ратаев обращал внимание руководства российских спецслужб на тесную связь масонства с пацифизмом. По словам Ратаева, масонская пропаганда пацифизма являлась одним из наиболее могущественных средств дезорганизации современного общественного строя в России. В письме подробно излагалась история антивоенного движения и его связь с масонскими организациями. Главная цель, которую ставили противники России в преддверии грядущей войны, заключалась в деморализации российской армии, которая, по их выражению, являлась «главным оплотом реакции». Кроме того, они активно поддерживали финских националистов и сторонников «мазепинского движения» на Украине.
В добавление к этому письму Ратаев обращал внимание на деятельность масонских лож в Турции и Македонии. В другом письме содержалась подробная информация о деятелях российского масонства. Однако его записки остались невостребованными. Последний документ Ратаева о масонах относился к февралю-марту 1916 г. Однако тогдашний директор Департамента Е. К. Климович, прочитав его, какого-либо хода документу не дал.
Документы и материалы Л. А. Ратаева хорошо согласуются с деловой перепиской российских военных атташе (по терминологии того времени – военных агентов) с руководством российского Генерального штаба. В частности, речь идет о донесениях русского военного атташе во Франции графа Г. И. Ностица военному министру Российской империи В. А. Сухомлинову.
Генерального штаба полковник граф Григорий Иванович Ностиц был высококвалифицированным, талантливым российским разведчиком. Он родился 23 января 1862 г. в аристократической, весьма состоятельной дворянской семье. Закончил Московский университет, 2-е Константиновское училище и Николаевскую академию Генерального штаба по первому разряду. Службу проходил на строевых и штабных должностях в гвардейской кавалерии. С 5 марта 1898 г. по 3 апреля 1900 г. исполнял обязанности военного агента в Берлине, затем продолжал службу делопроизводителем в Военно-учетном комитете Главного штаба. Это был главный аналитический орган российской разведки и контрразведки. В 1901-1908 гг. занимал должность штаб-офицера для поручений при штабе генерал-инспектора кавалерии. С 3 августа 1908 по 1 марта 1912 г. – российский военный агент в Париже. После возвращения из заграничной командировки до 1915 г. был начальником штаба гвардейского корпуса, а затем состоял в распоряжении начальника Генерального штаба.
Предшественником Ностица на посту военного агента в Париже был Владимир Петрович Лазарев. Это был очень сильный, глубокий, всесторонний аналитик. В военных кругах французского общества он был весьма непопулярен. Причиной этого было скептическое отношение российского разведчика к боеспособности французской армии. Именно он предложил французскому Генеральному штабу план действий против возможного наступления германских армий по левому берегу Мааса через территорию Бельгии. Он много потрудился над этим планом, однако французские военные аналитики оставили его без внимания. Прогнозы В. П. Лазарева подтвердились во время Первой, а затем и Второй мировой войны, когда германские войска действительно вторглись на территорию Франции вдоль левого берега Мааса.
В отличие от В. П. Лазарева Григорий Иванович Ностиц быстро и легко вошел во французские военные круги. Поток информации в ГУ ГШ резко возрос. Количество документов, отправляемых им в Санкт-Петербург, указывал впоследствии его преемник граф Алексей Игнатьев, производило сильное впечатление астрономическими цифрами исходящих номеров. Ностиц был весьма богатым человеком и даже затмил российского посла роскошными приемами. Это позволило ему получить весьма ценные источники информации во всех слоях французского общества. Он также весьма критически относился к демократизации французской армии и сообщал в Петербург: «Дрейфусовское дело, дав возможность этим людям произвести разлад в военной среде, разбило прежнее единство, и с тех пор под влиянием жидовствующих и масонских правящих кругов целый ряд мер был направлен к низвержению лучших французских военных элементов и к уничтожению принципов, на которых основана военная дисциплина».
Особую озабоченность у него вызывал подрыв принципов офицерской корпоративности, когда «чувство товарищества и принадлежности к одному целому было среди офицеров в корне потрясено». Большой блок информационных материалов русского военного агента касался внутриполитических проблем Франции. Основными препятствиями на пути укрепления обороноспособности страны перед лицом германской угрозы он считал «пацифистов, социалистов, масонов и представителей еврейского капитала, а также тайных германофилов из числа перечисленных выше недоброжелателей России».
Информируя руководство ГУ ГШ о масонах и финансовых кругах, проникнутых русофобией, в марте 1909 г. Ностиц сообщал о сочувственном восприятии сербского дела широкими кругами французской общественности, не исключая, кстати, и масонов, многие из которых были настроены антиавстрийски. Однако тут же он делал оговорку, что «довольно влиятельная группа политических и в особенности финансовых деятелей предпочла бы заключение соглашения с Германией для обоюдного провозглашения в случае австро-русского конфликта». Содержание служебных записок, рапортов Ностица носило ярко выраженный антимасонский характер. Членам масонских лож он отводил роль «пятой колонны» прогермански настроенных элементов французского общества, выступавших с критикой императорской России. В 1909 г. эта тема становится доминирующей в его информационных материалах, направляемых в Штаб-квартиру российской разведки. Негативная оценка места и роли масонства в общественно-политической жизни западноевропейских стран заметно усиливалась. В распоряжении Ностица оказывались документы и материалы, которые свидетельствовали о серьезных нападках масонов на франко-русский военный союз. «При том влиянии, которым масоны пользуются во Франции, – писал он, – и при их недружелюбии к России они отныне будут в состоянии придать новую силу стремлениям тех, которые стремятся поколебать существующее во французском народе верование в необходимость франко-русского союза».
Поиск внутреннего врага был весьма характерен для оборонного сознания представителей военной элиты многих стран, в том числе и Российской империи. Это так или иначе заставляло их внимательно относиться к деятельности тайных политических обществ и видеть в них серьезную деструктивную силу. Очевидно, именно это обстоятельство побудило Ностица направить военному министру В. А. Сухомлинову специальное сообщение о завершении совместного «съезда» французских и германских масонов в Баден-Бадене, на котором представители французских лож публично отказались от всякой мысли о возвращении Эльзаса и Лотарингии. «Почин в этом принадлежит масонской ложе г. Венсана, близ Парижа, – сообщал Ностиц, – резолюция была принята единогласно всеми ложами Франции. В Эльзасе и Лотарингии это возбудило сильное негодование, члены масонских лож, по заявлениям французских газет, решили выйти из масонской секты». Антимасонская и антисемитская тональность сообщений Ностица отчасти являлась проявлением настроений российского высшего офицерства накануне мировой войны.
Особую тревогу у российского военного агента вызывали французские анархо-синдикалисты, движение которых достигло значительного размаха. Особую опасность вызывала синдикалистская пропаганда в армии. В целом, в картине общественно-политической жизни Франции, представленной Ностицем, преобладали негативные тона. Озабоченность вызывала политизация армии, право участвовать в политической борьбе и в выборах парламента. Восприятие идеологических и политических установок масонства проходило у представителей российских спецслужб через призму военной угрозы и государственной безопасности. Как прямое следствие «всемирного масонского заговора» против Российской империи российский военный агент рассматривал открытую русофобскую кампанию в печати накануне визита Николая II в Шербур.
Антимасонская и антигерманская деятельность российского военного агента не являлась секретом как для руководства масонских лож, так и для руководителей германских спецслужб. Когда она начала реально угрожать их безопасности, были приняты радикальные меры, чтобы остановить не в меру ретивого российского военного агента. 1 марта 1912 г. Ностиц неожиданно подает прошение на увольнение. Причиной этого оказалась неудачная женитьба.
На одном из дипломатических приемов старый холостяк потерял голову при встрече с эффектной американкой, которая была женой видного берлинского банкира. Ностиц долгое время добивался ее развода с мужем, а потом женился на ней. О том, что произошло после женитьбы, писал преемник Ностица граф А. А. Игнатьев. «Для вящего блеска своего парижского "двора" он (Ностиц. – Б. С.) взял себе в адъютанты красивого гусара… Этому молодчику… удалось иметь успех у супруги своего начальника. Дело ограничилось бы "семейными обстоятельствами", если бы французский Генеральный штаб неожиданно не довел до сведения министра иностранных дел о подозрениях, падающих на этого гусара за преступную связь его с Берлином. Высоко метили на этот раз германские вербовщики». Очевидно, это, на языке спецслужб, была типичная «медовая ловушка», подготовленная германской разведкой и контрразведкой совместно с французскими масонами. Российские контрразведчики пытались по своим каналам предупредить Ностица. Однако военный агент высокомерно отказался принять их помощь.
После его отставки временно исполняющим обязанности военного атташе был назначен Генерального штаба полковник М. А. Адабаш, а 10 марта 1912 г. должность военного агента во Франции принял А. А. Игнатьев. Выпускник Пажеского корпуса и Николаевской академии Генерального штаба, он планировался Генеральным штабом на аналогичную должность в Вену. Однако австрийское правительство отказалось принимать военного дипломата, который носил слишком славянскую фамилию.
Интересная информация о подрывной деятельности масонских лож в странах Юго-Восточной Европы содержалась в материалах, поступавших в ГУ ГШ от российских военных агентов в балканских странах. Так, в сообщениях и рапортах российского военного агента в Сербии полковника В. А. Артамонова содержалась ценная информация об удачной попытке масонов взять под свой контроль деятельность тайной организации «Объединение или смерть», более известной как «Черная рука». 9 ноября 1911 г. он докладывал в Генеральный штаб следующее: «Разочарование армии в правительстве, которое оказалось неспособным противостоять экспансии Австро-Венгрии, стремление военных создать сильную власть, намерение офицерства вести более решительную внешнюю политику, направленную на присоединение к Сербии единоплеменных народов… К сожалению, за идею воссоединения югославских земель вокруг Сербии взялись люди совершенно неподходящие и вместо партии создали тайную организацию, напугавшую многих, а привлечение в нее нескольких молодых людей бросило тень на репутацию сербского офицерства».
В другом сообщении содержалась подробная информация о составе, структуре и отделениях организации в Словении, Македонии, Боснии и Герцеговине. Подробно сообщалось о символике и ритуале вступления в союз, которые во многом копировали масонские. Организация выступала с тактикой индивидуального террора. Полковник В. А. Артамонов сообщал, что в проскрипционных списках тайной организации значились болгарский царь Фердинанд, король Греции Константин, черногорский монарх Николай и австрийский престолонаследник Франц Фердинанд. Все славянские организации бойскаутов, гимнастические общества «соколов» и даже антиалкогольные братства – все эти легальные союзы на самом деле были хорошо законспирированными ответвлениями «Черной руки».
17 января 1912 г. Артамонов информировал руководство русской военной разведки о следующем: «"Черная рука" сделала через одного офицера попытку войти в сношение со мною. Конечно, я немедленно и решительно отклонил приглашение переговорить с членами этой тайной организации, чтобы не дать им возможность примешивать при агитации имя России». Опытный российский разведчик вполне обоснованно считал это возможной провокацией австрийских спецслужб.
Одновременно в российский Генеральный штаб поступили сообщения от русского военного агента из Черногории Генерального штаба полковника Н. М. Потапова, в которых делался упор на освещение попыток неких деструктивных сил в Черногории «расколоть сложившийся союз "народ-войско-население" на две враждебные половины». Причина усматривалась в поспешно принятой конституции и очевидном, постоянно углублявшемся конфликте между князем Николаем, обладавшим неограниченной властью, и представителями влиятельного слоя черногорских старейшин Й. Пилетичем и П. Павличем, которые даже вынуждены были эмигрировать из-за преследования со стороны властей. Такая деятельность деструктивных сил обусловливалась особым, военным менталитетом черногорского народа. В одном из своих донесений русский военный агент писал: «Черногория имеет замечательный, хороший материал для создания действительно серьезной боевой силы, так как каждый черногорец – воин в душе и с любовью несет военную службу, быстро к ней применяясь».
Большую озабоченность российского военного агента вызывала итальянская ориентация черногорского князя Николая. Он справедливо указывал, что важность Черногории для России определяется ее положением на Балканском полуострове. В плане необходимых мероприятий на укрепление позиций России в Черногории, представленном в российский Генеральный штаб, Потапов предлагал ограничить денежные субсидии князю Николаю, усилить давление черногорского общества на власть и нейтрализовать деятельность деструктивных сил.
По единому мнению русских военных агентов и дипломатов, главной деструктивной силой на Балканах выступали масонские организации. Информация об этом поступала из различных источников. В начале XX в. повышенное внимание к проблемам масонства отмечается и по линии официальных дипломатических представителей Российской империи. После Первой мировой войны и создания объединенного королевства сербов, хорватов и словенцев масонство не только окончательно внедрилось в Сербию, но и в значительной степени упрочило свое положение. В 1923 г., выступая на конвенте «Великой ложи Франции», сербский масон Тумич с гордостью заявил: «Вы можете считать "Великую ложу Югославии" приемной дочерью "Великой ложи Франции"».
Краткая архивная справка
До недавнего времени эти материалы и документы были недоступны российским исследователям. Однако именно они позволяют по-новому переосмыслить и понять политическую историю Юго-Восточной Европы и Российской империи в конце XIX – начале XX в. Известно, что повышенное внимание к масонским организациям проявляли спецслужбы нацистской Германии и ее союзников. Достаточно сказать, что масоны занимали первое место в списке организаций, подлежащих уничтожению в оккупированных странах. Специальные подразделения германской службы безопасности, контрразведки и разведки проводили аресты членов масонских лож и осуществляли конфискацию их архивов. После Второй мировой войны эти документы оказались в СССР и США в качестве трофеев. Примечательно, что вместе с архивными материалами спецслужб фашистской Германии и ее союзников оказались также и соответствующие делопроизводственные документы спецслужб оккупированных стран. Среди этих материалов особое место занимали документы о деятельности масонских лож в Болгарии, Югославии, Чехословакии, Австрии, Франции, Германии и других странах. Российская архивная служба в это время была соответствующим структурным подразделением НКВД-МВД. В 1955 г. при широкомасштабной передаче трофейных документов и культурных ценностей странам народной демократии Югославии, Болгарии и Чехословакии были возвращены трофейные архивы, связанные с их историей. Однако материалы о деятельности масонских лож оставались на секретном хранении в Особом архиве Главного Архивного управления. В 1994-1996 гг. по распоряжению президента Российской Федерации Б. Н. Ельцина соответствующие документы были возвращены в Германию, Францию и Австрию. Заметим, что российские исследователи все это время были лишены возможности работать с данными источниками по причинам строгой секретности этих документов.
В материалах российских спецслужб, прежде всего разведки и контрразведки, отложились сведения о подрывной деятельности масонских лож в Османской империи. В свое время она, подобно другим империям, создавалась «железом и кровью». Однако экспансия османов в Юго-Восточную Европу столкнулась не только с силами одряхлевшей Византийской империи. Основной удар на Балканах пришелся на славянские государства Южной Европы: Болгарию, Сербию и другие. Они сыграли практически ту же роль, какую сыграли русские княжества в XIII в., ставшие щитом на пути монгольской экспансии в страны Западной Европы. В течение XV-XVIII вв. государства Западной Европы испытывали перманентную угрозу османского вторжения, oic которой ее в значительной степени спасал опрокинутый тыл из славянских народов Османской империи.