Текст книги "Шкаф (СИ)"

Автор книги: Болеслава Кираева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

     Нет, нельзя. Ему же досматривать представление, а если он вернётся в мокром, да ещё вонять будет… И ещё одно знал он за собой. Когда низ не свободен, приходится тужиться, чтобы протолкнуть мочу, и «по-маленькому» может плавно перерасти в «по-большому», ещё и звуки позорные разнесутся, привлекут внимание. Растревожишь живот, так уж растревожишь. Нет, снимать придётся, чтобы просто, без натуги слить.

     Чуть помешкав, он пошёл на компромисс. Встал к празднеству спиной за самым толстым деревом и присел на корточки, будто шмякать, опираясь руками на ствол. Но только отлил. Чтобы расслабиться, пришлось приложить усилие, ведь слышно же всё ему. Очень боялся услышать: «Глянь, вон там кто-то задом к нас ссыт!»

     Опустошился до капельки, поднялся, принял меры, чтоб ни пятнышка тёмного на плавках не проступило. Натянул их, но не успел поправить резинку по всей окружности, что отчётливо запомнил.

     Повернувшись к пляжу задом, он снизил им видимость, но зато позволил подобраться к себе незаметно. Если б знал!

     Их было двое, выскочивших вдруг из-за дерева с разных сторон. Прежде, чем он сообразил, что это девчонки, они успели крепко схватить его за руки, двумя своими за каждую. Кроме того, каждая из них зацепила своей ногою и поволокла к себе его ногу, тем самым дюже пленника раскорячив. Теперь он стоял враскоряк и не имел хорошей опоры для борьбы. Не мог отбиваться ногами, не мог, подняв одну, крепко стоять на другой. Похоже, что раньше нападавшие это «проходили» и вот нашли меры.

     Судя по сухим купальникам, они были из зрителей, готовых броситься в воду п сигналу Нептуна. Незнакомые, верно, приезжие. Городские.

     Нельзя сказать, чтобы Гелик очень уж испугался. Неожиданно только очень, а вообще-то его, нанятого, именно так хватали, чтобы бросить в воду. Бывало, что и девушки хватали, но тогда они казались малышу «тётями», обидно не было.

     Но сейчас что-то не то. Схватили в неположенном месте, ещё лужица не высохла, растекается вон. Представление ещё не кончилось, да и рощица от воды в отдалении. Как они его сведут к воде? И потом, не подсматривали ли они за ним вот только что?

     От этой мысли он чуть было не пустил ещё одну струйку, в плавки, хотя только что облегчился донельзя. Спазм такой, что ли.

     Гелик повырывался, но без толку. Девчата расставили ноги и стояли крепко.

     И вдруг одна из них с каким-то горловым звуком взметнула дальнюю от него ногу, описала полукруг, и парень почувствовал поскрёбывание педикюрных ногтей по верху грудной клетки. Быстро опустила ногу, вернула себе устойчивость. Вслед за этим тот же манёвр проделала другая, и пленник получил удар – несильный – пяткой в живот. Они что, сдурели?

     Явно ведь не каратистки, да и что это за каратэ, держа за руки? Где вы видели, чтобы соперники каратили сбоку в распятое тело?

     И вдруг он понял. Никакое это не каратэ, просто они хотят ногой, ступнёй (руки-то заняты) сдёрнуть с него плавки. Причём видно, что держать жертву они научились, а вот проявлять обезьянью ловкость – увы и ах. Наверное, ни одна из подружек, на которых они тренировались (а натренированность чувствуется, не вырвешься), не согласилась, чтобы с неё сдернули трусы, да ещё ногой, да ещё с ногтями.

     А может, первый раз сдёрнули, порвав, и на этом лавочку пришлось прикрыть.

     Понимание ситуации пришло, а тем временем махи следовали попеременно с каждой стороны, может, пари заключили – кто именно сдёрнет. Но это помогало жертве. Зная, с какой стороны сейчас махнёт, Гелик ждал этого, а потом пользовался тем, что девушка, отняв ногу от земли, теряла устойчивость. Небольшое дёрганье за руку – и вот нога уже забыла цель и ищет твёрдую землю. Для разнообразия и надёжности он ещё и двигал тазом, уводя живот из-под траектории ступни.

     Девицы орудовали молча, только вырывались у них то злые, то разочарованные горловые и носовые звуки, начавшие под конец напоминать звериный рык. Немудрено потерять терпение! И отпускать жертву нельзя – хотя бы с одной она, то есть он, уж верно справится, отомстит, хоть и щупловат.

     Особенно опасаться мести приходилось той, что в раздельном. Мини-бикини на завязочках, похоже, первая её взрослая покупка. Из подросткового купальника она выросла, вот и купила себе взрослый, крохотный. А как носить, и не знает пока. Туго завяжешь – будут красные рубцы, слабо – свалится того гляди.

     А на второй был сплошной блестящий куп с «пауком», судя по морщинам под грудью, на спине. Профессиональный, для прыжков в воду. Раньше в таких плавали, пока не появились скользкие гидрокостюмы. Стащить его, в отличие от бикини, постороннему крайне трудно. На хозяйке ещё и шапочка купальная с резинкой на подбородке. Круглое лоснящееся личико, увидишь такое в обрамлении волос – и не узнаешь ещё. На то, похоже и расчёт. Если уж улучится случай мстить, то здесь и сейчас.

     Но пока думать об этом рано. На камень нашла коса (за бикинистой моталась короткая косичка). Никто не хотел уступать.

     Гелик забавлялся. От первоначального страха не осталось и следа. Двое, а не могут справиться с одним. Сопят, злятся, может, скоро уставать начнут. На мировую не идут.

     Экстраординарность ситуации помешала поначалу осознать, что не так уж и часто не вполне одетые девочки оказывались от него поблизости, не говоря уже о держании за руки. Разве что на школьной физре он оказывался порой рядом с тяжело дышащей, только что со снаряда одноклассницей. Почему-то он обращал внимание на кромки её лёгкой одежды – по паховым складкам, ягодицам (когда вставала и попа перед лицом оказывалась), вокруг рук, шеи. Широкие простроченные двойной линией кромки, иногда чуть-чуть грязноватые. Почему? Он и сам не знал. На теле и смотреть-то нечего, даром что верх обязателен. Может, привлекал контраст с его одеждой – просторными трусами-шортами и майкой, края которых к телу плотно не прилегали. Может, плотно идущие кромки намекали, что хозяйке есть что скрывать под одеждой, даром что не выпирает. При движении могут сдвинуться и из-под них может кое-что выглянуть. Конечно, не главные запретные вещи, которые надёжно скрыты ещё и вторым слоем материи, но хоть что-нибудь. Родинка, прыщик, пучочек волоском из пятнышка, царапинка. То, что девочка хотела бы скрыть, натянуть поверх подольчик, ан нет, он выдал на обозрение. От кошки, небось, засохшая уже царапина, а синячок от позавчерашнего хулиганства – как это индивидуально, даёт возможность прикоснуться к личной жизни девчушки.

     Перехватит она твой взгляд, увидит свою незадачу, поправлять станет, а ты ей улыбнись и подмигни: мол, свои люди, никому не скажу, не беспокойся. А если сумеешь просигнализировать «тебе это идёт» – высший класс будет, тут и до дружбы недалеко.

     Или же кромки, эти атрибуты также трусиков, говорили, что девочка сняла юбочку добровольно и вот что под ней? В любом случае, это границы между тем, на что смотри, и тем, что видеть нельзя.

     На бикини эти границы сжались вокруг последних «бастионов». Интересно, когда решающий штурм? Впрочем, если хозяйка устраивает перманентное земле… тело-трясение, то и без штурма может стать очень интересно…

     Блин, начал уставать уже от однообразия! Будто воду качаешь или пожимаешь несчётное число рук. Тело, руки дёргались автоматически, а он стал, чуть не зевая, рассматривать купальники девиц, стрелять глазами в промежность во время маха, иной раз для продления пикантного вида задерживая свою реакцию.

     Начал вспоминать и другие сцены из школьной физры. Любил он смотреть на то, как работают у одноклассниц мышцы, а какие там мышцы у девочек, разве что ягодички – так вот на попки он и любовался. Молодая плоть играла под трикотажем, заставляя его отставать, морщить, переминаться складками, порой даже канты приотставали – в общем, не «вторая кожа», а только лишь упаковка, и под ней – интересное что-то. Потому-то и прячут, что интересное оно. Идёт девчонка со снаряда, вихляются ягодицы, трутся друг о дружку бёдра и можно помечтать о том, как она с тобой… Мечты, не больше.

     А у этих? Нет, увы, попок не видно ему.

     Входя в небольшой разлад с одеждой, тело как бы говорит: видите, я затейливее её, стражницы моей, и двигаюсь вот разнообразно, а она всех моих движений повторить толком не может, морщится и морщит, не повторяет складки кожи, а свои, неинтересные, грубые лепит. Жаль, не видите вы игры мышц внагую, но хоть поймите, что там, под этой вот косностью, дюже интересно. Может, и не только в плане мускулов, это для женщины не главное. Их игра только «заводит» перед главным…

     А вот эти однообразно действуют, ничуть не заводят. Ужо устанут и сами пощады запросят. Догнать бы одну из них и разобраться по-свойски…

     Наконец та, что в сплошняке, поняла, что надо разнообразить движения, и перешла к более сложным, более размашистым, хотя и более рискованным действиям. Нш герой чуть не упустил момент и не подставился, но ведь чем шире мах, тем ниже устойчивость, тем больше думаешь о том, как бы устоять, и меньше – как бы попасть.

     Гелик с лёгкостью стал парировать такие наскоки, и «сплошная» несколько раз чуть не полетела с ног, с трудом сохраняя устойчивость.

     Но бикинистая заметила, что подружка чуть не достигла успеха, и воодушевилась. Надо только двигаться пошире и поэнергичнее, а успех ждёт. Похоже, он у парня под плавками, вон как их пучит, на свободу прочится – их девичий успех.

     Но что дозволено Юпитеру, то не советуем быку.

     Гелик ещё не успел привыкнуть к новому «обхождению», только лишь краем глаза заметил, как мечутся выпуклости под цельным передом. Что ж, этот купальник и рассчитан на то, что по бюсту будет бить вода, а он даст ему уйти вниз, а потом, когда пройдёт, вытолкнет вверх.

     Здесь мотание шло, главным образом, по горизонтали, как на батуте прыгали груди, забавно. Под затяг они не проскакивали.

     А вот бикини не смогло выдержать натиска мечущейся молодой плоти. Р-раз! – и грудка вывернулась из-под крошечного лоскутка материи.

     Гелик услышал сдавленное «Мама!» и увидел огромные от ужаса глаза, а уж потом – результат последнего маха. С другой стороны последовал выручающий накат, девичья пятка просвистела аж перед носом. Не зевай!

     Но как выручить ту, которой просто нечем поправить одежду, а дёрнуть туловищем в обратную сторону не получается? Воистину, идёшь щипать – не вернись общипанной. Плавки-то на месте, а вот лифчик…

     Послышался зверский крик: «Кья!» и началась последняя, решающая атака, теперь уже в битве за девичью честь. Стройная девичья ножка двинулась по проторённому пути – с удвоенной яростью. Сорвать, содрать эти ненавистные плавки, красные, как будто бы для быка нарочно.

     Гелик не понял, хотят ли его по-прежнему раздеть, или же решили нокаутировать как опасного свидетеля. Клич-то почти что каратистский. Но что-то подсказало ему, что за руку стоит дёрнуть послабее. Он так и дёрнул, потянул даже.

     И девичья нога, привыкшая к резким рывкам, заходя на посадку, не нашла твёрдую землю! И инерция увела её на второй круг.

     Со стороны это выглядело даже забавно – гимнастика, да и только. У гимнасток амплитуда пошире, они ведь растянуты, но и так недурно – тройное сальто ногой. Уже на кульминации второго круга девчонка в страхе выпустила враждебную руку и занялась самоспасением – как утопающая будто. Руки хватались за что попало, пока нога крутилась в воздухе, а уже обе груди болтались на свободе, и каким-то образом дёрнули пальцы за завязки на бедре. Трусы свалились…

     Ощутив одну руку свободной, Гелик попытался начать бороться с оставшейся врагиней, но та вдруг выпустила его руку, встала между ним и поверженной «нудисткой» и стала толкать его обеими руками в грудь, выкрикивая: «Уходи!», «Чего пристал!», «Чего вяжешься к девочкам!», «Хулиган!»

     От такой несправедливости рассвирипеет даже телёнок. К тому же крики могли услышать зрители и лишить его монополии на зрелище. И вот наш герой предпринял то, что никогда не позволял себе раньше: шагнул к лицемерке, взялся за лямки через плечи, с силой раздвинул их и попытался спустить по плечам. Одна показала верх, пусть и другая не отстаёт. Низ, ладно уж, один на двоих голый.

     Сразу же он ощутил, как плотна и прочна материя, таким сдвигом девушку не раздеть, «паук» на спине кочевряжится. Но вот чуть-чуть вниз он купальник сдвинул-таки, и груди потеряли опору. По ощущениям хозяйки – как когда она снимала лифчик.

     Крик: «Мама!», судорожное хватание за бюст, спешная поправка одёжки, за спину ещё руки закинуть…

     В общем, наш герой получил возможность повернуться и удалиться, всем своим видом выражая презрение «всяким тут девчонкам». Его собственные плавки были без единого мокрого пятнышка, а молчали нападавшие, верно, чтобы не составлять конкуренцию Нептуну, как раз в этот момент подводившего представление к завершающей стадии.

     В воде тех девчонок, то есть их купальников, видно не было, не посмели они после всего случившегося.

     Но Гелик в пылу борьбы не разглядел всё как следует. В городе, даже сдавая вступительные экзамены, всё время об этом думал. Его подловили, ну, и он вправе подловить. И вот подвернулся этот шкаф…

     И тут вдруг у Евы зародилась смелая мысль. Такая, какая у застенчивой робяшки только в темноте и блеснёт. Подоминировать над этим трусишкой, может, поиздеваться. Отомстить за начальный страх, за это вот сидение в темноте. Знай она, кто её запер, она бы и юбку не стала спешить скатывать с талии, и с завёрнутой не позорно… не малышу судить, позорно или нет. Здесь я хозяйка, как хочу, так и хожу.

     Даже мелькнула мысль завернуть юбочку обратно и восхититься своей смелостью, но тут же сменилась мыслью ещё более дикой. О том, как именно доминировать – в темноте, без подручных средств, ремней там или каблуков, без учебников, которые можно заставить учить, без каши, которую можно заставить глотать, без магазинов, в которые можно посылать – и так далее. Налицо лишь объект и субъект доминирования, причём субъект не расположен применять к объекту физическое воздействие – удары там, душение, срыв одежды. Не девичье это дело, девушки доминируют виртуознее.

     Если выгорит, впечатлений будет на всю учёбу! Только бы всё получилось…

     Прислушалась, не идёт ли «друг» отпирать их. Нет, вроде бы. Ну, что же, сама судьба дарит время – наедине и во тьме. Раз так…

     – Вот что, – решительно сказала она. – Тебя заперли с девочкой, чтобы ты с ней, как вообще с девочкой, познакомился, а ты застыл, и ни туда, ни сюда. К чему тогда всё это было устраивать? Зашёл бы туда, где женскую одежду продают, и пообщался с манекенами. Но уж устроил – продолжай. Не разочаровывай.

     – Но как же я… я… не вижу же…

     – Ах ты, мой слепенький! Придётся помочь. Носовой платок хоть есть? Что, карман в темноте потерял? Ах, есть всё-таки. Да не тычь ты его мне, а вытри свои ладошки, да получше. Терпеть не могу потных рук, фу! А я пока приготовлюсь.

     – Да зачем это?

     – Хотел же ощупать! А теперь что, струсил?

     – Да нет… а ты и вправду?

     – Руки, говорю, вытирай. Сейчас узнаешь, что вправду.

     Руки, как оказалось, у неё дрожали. Ева сначала аж перепутала бретельки и потянула наверх лифчик, одновременно отходя от неведимки назад на шаг. Фу ты, куда? Придала ладлшки к грулди, наказала им быть уверенными-уверенными. И тогда они нащупали бретельки, отходящие от чашечек, потом перешли на другие и сняли наконец с хозяйки топик.

     Его пришлось бросить на пол, в темноте же. Ну да ничего, пол же чистый, сама недвано мыла. Главное, не попасть в лохань с грязной водой, пожэтому кинем в другом от неё направлении. Ага, мягко легло, даже ноги коснулось.

     Ева оправила бюстгальтер, заодно проверив сердце. Сильно колотится, чтоб его! Нехорошо, почует неуверенность. Ладно, скажу, если что, что девчонка заводная и первой заводится сердечко. Но, может, у него не тише бьётся.

     Проконтролировала дыхание. Его-то она модет сдердивать, и это главное. Потом, в случае сего, отдышится.

     Взялась за застёжку юбки. Ну, если «молния» заест, то это знак свыше обойтись «малым показом». Ему и подчинюсь. Нет, пошла. Ну, может дальше заест? Ну, заедай, давай, медленно же нарочно тяну. Нет, разъезжается, проклятая. Ага, до упора дошла. Ну что же, раз знак свыше «на полную катушку», то пусть эти «выси» и отвечают за последствия!

     На душе сразу стало легче. Как у солдата, который кого-то расстреливал в шеренге, с одним на всех холостым патроном. Конечно, по благоволению свыше, он должен был достаться ему! И крови на нём, стало быть, нет, душа поёт и пляшет.

     Повернулась задом к стенке, оперлась, стащила юбочку – и тоже на пол. Подтянула трусики. Небрежней, небрежней, девочка, не натягивай до ушей, лай понять, что это для тебя не суть – закрывать тело. Просто раз уж надела утром, то пусть сидят, где надо, а не сползают, не болтаются, не мешают. И того не более.

     Подтягивая, вспомнила, что бельишко-то городское, миниатюрное, купленное именно в расчёте на привыкание в шкафу. Кира что-то объясняла ей, но все эти викини, джей-стринги, тонги-танги и другие перепутались в её голове, и она назвала свои «штучки» трусами «динго». Канты по паховым складкам, поясок пониже пупка, а ягодицы пересечены по диагонали, боковинка узкая-узкая.

     Ну вот, она готова. Отступать теперь поздно. Глаза привыкли к лучикам света из микротрещинок, и неясный силуэт она кое-как видела, достаточно, чтобы не наткнуться. Он, стало быть, тоже должен видеть два белых пятна белья и сгущение темноты во всех остальных местах. И кое-как можно оценивать расстояния, не наткнуться друг на друга. Здесь вам не андронно-феминный коллайдер!

     Оттолкнулась попкой от стенки. Вот он, Рубикон!

     Ева сделала шаг, ощущая какую-то лёгкость, и в голове некстати мелькнуло: как там, на пляжах реки Рубикон, там же должны быть пляжи, юг ведь. Ходят там в бикини, по ту строну этой речки, по другую? Если речка эта широкая, то, небось, гордо ходят итальянские красавицы, переплыв её? Вот прямо как она, только бикини у неё сухое и хвастаться пока нечем.

     – Ну что, вытер ладошки? Покажи, проверю.

     Прежде чем он успел ей протянуть, Ева вспомнила, что так говорили медсёстры в их школе, проверяя перед обедом, все ли помыли руки и хорошо ли помыли. Она непроизвольно скопировала их интонацию. А поскольку и в его школе такая проверка проводилась, сработала привычка подчинения.

     Проверила она, положим, не только сухость, но и тонус. Он оказался таким, что почти вслух прозвучала известная реплика Лёлика: «Лопух! Такого возьмём без шума и пыли!» Девушка отпустила вялые ладошки.

     – Молодец! Готов к знакомству, значит, Ну, и я готова.

     Решительный шаг вперёд. Теперь они стоят лицом к лицу… то есть силуэт к силуэту, на непонятном расстоянии – на глаз не оценишь. Начинается…

     Ева придержала дыхание и послушала хриплое, прерывистое дыхание визави. И – узнала его. В смысле – дыхание. Так дышат люди… да она сама хотя бы, стоящие на пороге неизвестности. Что-то сейчас будет, а что – кто его знает! Не обыденное, не привычное, чего и не замечаешь. А вот сейчас не только заметишь, но и удивишься, увлечёшься этим, но вот чем – узнаешь, только когда оно тебя схватит.

     Её собственные ощущения в такой ситуации составляли тайный духовный капитал, были дорогими гостями памяти. Увы, со взрослением ребёнка мир вокруг него становится всё более определённее, привычнее и – неинтереснее, скучнее. Мало того, всё реже и реже встречающиеся на пути неожиданности теперь становятся всё чаще и чаще неприятными, ни тебе подарков под ёлкой, ни внезапного похода в цирк. А чаще – двойка, драка, обман или насилие…

     Воспоминания о волнующей неизвестности настолько дОроги сердцу, что из них испаряется привкус горечи от неизвестности, будет ли предстоящее удовольствием или могут и против шерсти погладить. Будь девочка уверена, что её ждёт только хорошее, как например, в аттракционах, а неизвестность касается только деталей этого хорошего, то и чувство «на пороге» было бы лучше, ярче, впечатлительнее.

     Таким оно и должно быть у этого глупого мальчишки, что вот передо мной стоит. Дыхание дёргается, вот-вот…

     – Итак, дружок, ты всё чурался девочек и вот наконец дорос до встречи с одной из них. Вот она я, стою перед тобой. – Для убедительности и чтобы прикинуть расстояние положила руки ему легонько на плечи и тут же сняла. – Глаза не видят, так пусть уши услышат. Росту я… – Она назвала свои внешние параметры, чтоб в уме какой-никакой портрет можно было набросать, если не совсем лопух и не стараться механически запомнить называемые цифры. Запоминать их нечего, а то ещё потом из курса вычислит.

     Одной цифры: впрочем, не прозвучало – размер бюста. И потому, что несмышлёнышу это ничего не скажет, и потому, что позже предполагался контакт, и ещё потому, что Рубикон, как оказалось, ещё не был перейдён.

     В самом деле, в любой момент могла вернуться Прасковья Анисимовна и тогда «друг» быстро бы прервал тет-а-тет. То есть возник бы Рубикон уже непреодолимый, успеть бы одеться вполутьмах. Поэтому лучше не давать авансов на будущее, не заговаривать с самого начала о бюсте и прочем. Прервут на светской (хотя и в потёмках) стадии общения – так тому и быть, а дойдём до «блюд погорячее» – тогда всё и откроется.

     По той же причине не стала называть, во что одета:

     – Сейчас я одежде куклы Барби, что продают в киосках и предлагают одеть. Понял, в чём то есть? Небось, смотрел искоса на этих красоток, а то и себе купил при случае, а?

     По прерывистому вздоху поняла, что угадала. В младших, ближе к средним классах, она знала, мальчишки часто покупают Барби, даже в райцентр за ней ездили, а потом пытались снять, соскрести бельё. Фантазировали, одевать куклу и не думали, разве что прятали.

     – На слух, вроде, всё. Вопросы есть?

     – Н-нет. Или… потом?

     – Потом может быть поздно. Ладно, поехали дальше. Обонятельная часть. Утром я надушилась духами, – назвала марку. – Вот, понюхай.

     Ева, повернувшись не всякий случай щекой, стала наклоняться к тёмному силуэту. Ага, вот уже щека почуяла горячее дыхание. Ну не умеет он нюхать духи, что тут поделаешь.

     – Разнюхал аромат?

     – Здорово!

     – Да, этим девочки и отличаются от мальчиков, что душатся. Теперь ещё дезодорант. Вот, сунь носик подмышку.

     Зная теперь положение его головы, она скользнула по ней рукой по всей длине, так что подмышкой оказалась вся его голова. По телу скользнул втягиваемый его носом воздух.

     – Клёво! Пахнет-то как!

     – Сам только таким не мажься, – она высвободила голову из подмышки, тактильный контакт был установлен. – Зубной эликсир. Мы, девочки, любим целоваться, не с мальчиками, так между собой, видел небось? – Всхлип означал «да». – И запах изо рта нам тут совсем ни к чему. По утрам поэтому зубки чистим и полощем эликсиром. Может, его запах в течение дня и пропадает, но зато и плохим пахнуть перестаёт. На, понюхай! – Она несколько раз дохнула на смутно белеющее во тьме лицо.

     – Д-да, чуть припахивает хорошим.

     – Вот видишь! А у тебя как? Не дыши на меня, я и так чую, что пофигу тебе зубы. Не целуешься, так, значит, и запустить можно? Чистишь-то хоть регулярно?

     – Ну-у… В общем, да.

     – Значит, не в общем чисть, а конкретно. Дважды в день, по три минуты.

     Ну, старшая сестра, да и только! Спешить некуда, постоять перед мальчиком в одном белье и не застесняться, а давить на него (психологически) – это уже для нашей робяшки достижение.

     – Со ртом разобрались. Четвёртого запаха на мне нет, голову мыла не вчера, значит, шампунь выдохся уже. Ну, если хочешь, сходи да купи, – она назвала марку. – Это женский, так что понюхай и подари своей девчонке. Нет? Ну, после общения со мной появится.

     Значит, говорим об отсутствии запахов. Мы, девочки, существа чистоплотные, умываемся, а то и душ принимаем каждый день, а в жару и чаще. Духи должны ложиться на чистое. Вот, если хочешь, возьми меня за ногу и понюхай ступню. Да не бойся, не у себя нюхаешь!

     Оперлась на стену, вытянула вперёд ногу, ощутила, как её схватили. Обнюхал, чуть не облизал, отпустил.

     – Видишь? То есть чуешь?

     – Не может быть! А это правда нога? Как же может так не пахнуть!

     – Носу своему веришь? Мальчишки носки до глинистой черноты занашивают, знаю уж. Мне ногу не суй, я и так чую – запашок не того. Что же ты, шёл на свидание с девушкой, да ещё «тёмное», где нюх усиливается, а ноги не вымыл?! Или носки новые не надел?

     – Ну-у… я…

     – Теперь поздно. Но шкаф-то закрытый, в нём запах от стен отражается, накапливается. Учти на будущее.

     – Угу.

     Про запахи в интимных местах она промолчала, дойти ещё надо до этих мест. Кстати, он, когда подмышки нюхал, носом в лифчик, кажись ткнулся. Пугаться поздно.

     – Ну что же, вот ты и узнал, как пахнут девочки и чем их запахи отличаются от мужских. Будешь с кем общаться, обязательно спроси её о духах и похвали хороший вкус. Понял? А теперь вытри ещё раз ладошки, переходим к последней, тактильной части. Ну, к осязательной. Ощупывательной.

     Пока в невидимых руках шуршал платок, Ева прислушалась. Нет, никто не идёт открывать. Что же, есть шанс выполнить программу встречи по полной. Двинемся, а там видно будет, прервёт случай или нет.

     – Вытер? Слушай теперь внимательно: щупать будешь только то, что я скажу и подставлю. Руки не распускай, никакой самодеятельности, ты меня понял?

     – Угу. А можно – тыльной стороной ладони? Или вообще… боюсь я щупать.

     – Ещё чего – тыльной! Это всё равно что прийти на свиданку и сесть к девушке спиной. Невежливо. И так в темноте, лиц не видим. А вот бояться поздно, отставить боязнь дотрагиваться до девочек!

     Это она у военрука оборот позаимствовала. «Старшая сестра» вряд ли могла уговаривать «младшего брата» на такое дело.

     – Не боись, начнём с малого. Ножку мою ты уже в руках держал, когда нюхал. Но ничего не заметил. Давай я помогу тебе руки на плечи – вот так – а ты присядь, только медленно, найди мои щиколотки и ощупай ноги до колен. Медленно и внимательно.

     Обычно внимательность предполагает открытые глаза, но тут всё иначе.

     Ага, нашёл щиколотки. А руки-то, руки подрагивают! Ева чуть нагнулась вперёд и положила ладони на колени – на всякий случай.

     – Да что ты щекочешь – ой, хи-хи-хи… ты покрепче прижимай, щупай… нет, не так сильно, это уж чересчур. Средне, ладошкой так провели просто.

     – Из… звини, я ведь впервой. Так хорошо?

     – Пусть так. Теперь с обратной стороны, а то впереди кость одна. Чуешь?

     – Чую.

     – А что чуешь?

     – Ну… классные у тебя ноги.

     А ведь и до коленок ещё не дошёл, робёнок. Возьмём за ручки, проведём насильно.

     – А сейчас что?

     – Ещё лучше ноги.

     – Я же велела быть внимательным! Ножки мои без единого волоска, а у вас, мальчишей, их в избытке, словно у обезьян каких. Ровненькие, не кривые какие-нибудь, как опять же у… обезьян. Мягенькие, мышцы жирком сдобрены, самую малость. В общем, на такие только шёлковые чулочки и надевать. Или колготки.

     – Слушай, а зачем девушки почти все носят джинсы? – Он поднялся. – Такие классные ножки – и прятать под грубую материю. Даже в школе едва треть в юбках да платьях, а тут уж, в городе, вообще все поголовно.

     Как тут ответить?

     Мода, конечно, но почему она появилась? Кира говорила, что читала о мужском гормоне со сложным названием, что то с «тесто-», так вот он выделяется у женщин, сознающих, что носят мужскую одежду. И это им в кайф. А потом выясняется, что женские функции им не под силу, даже младенцы от молока с этой гадостью отворачиваются. Но уверенно, словно всезнающая, объяснить она этого не сможет, да и с гормоном ясности особой не было. Поэтому выберем объяснение попроще.

     – Понимаешь, они хотят подчеркнуть свои ягодицы. В юбке они смазаны, особенно нижняя часть, юбка ведь свисает и многое скрывает. А джинсы попку облегают со всех сторон и показывают – в упакованном виде. При ходьбе задница играет, ты небось, видел уже – ещё один плюс. А ножки никуда не уйдут, джинсы-то девчонки снимают – хотя бы перед сном.

     Вроде поверил.

     – Попка?

     – Да, и до неё дойдём, не гони. А пока от ног переходим к рукам.

     Она заставила провести по ним от ключиц до кистей.

     – И тут волос нет!

     – – Молодец, догадался. Видел ведь раньше, сто раз девочкины руки видел, а что волос нет – вот только сейчас дошло. Но тут и жирка подкожного побольше. Руки-то меньше работают, чем ноги ходят. Я ещё тощевата, а у других и того жирнее. Кода у меня шелковистая, а?

     – Д-да.

     – А если развёрнуто? Учись делать девушкам комплименты.

     – Щел-шелковистая у т-тебя кож-жа.

     – Молодец! Кстати, комплименты делаются до лапанья, учти.

     – Я разве лапаю?

     – Нет, это я на будущее. Если девушку не подготовишь к рукам, хотя бы теми же комплиментами, можешь и схлопотать.

     – По-понял.

     Покладистый у неё кавалер!

     – Идём дальше. Вот, пощупай шею. Захочешь похвалить, скажи «лебединая», а захочешь отличие найти – заметь, кадыка нет. Дай-ка я тебя щупану. Ага, вот он, кадычок. – Послышалось горловое бульканье. – Да отпустила уже, сглотни. А у меня нет, и это красиво, по-моему. Уж шеи-то девичьи ты сто раз видал, небось.

     – И вправду… Но я насчёт кадыка и не думал, клянусь!

     – Ты и на лИца, небось, внимания не обращал. То есть обращал, чтобы отличить одну девчонку от другой, а вот что их роднит, и не заметил. Осторожно, подушечками пальцев обведи лицо, не жми только. Ф-фу, ногти у тебя нестриженые, куда только мама смотрит.

     – Да я сам себе стригу.

     – То есть сам – не стрижёшь. К глазам и не приближайся. Щёки, лоб, подбородок. Губы тоже не задевай, в помаде они. Учти, будет пахнуть духами от твоих ручонок, когда домой вернёшься, так ты или умойся, или придумай что-нибудь соврать. Мол, уронила девочка косметичку, а ты помогал собирать.

     – Нюх-нюх… Да, попахивают.

     – Да ты потом вымоешь, ты лучше оцени гладкость кожи, её нежность, мягкость. Скулы закруглённые, кости нигде кожу не натягивают. И ни волосинки нигде, брови только. Ты, кстати, бреешься? Дай-ка я пощупаю.

     – Э-э, да у тебя тоже ногти!

     – Не «тоже ногти», а маникюр. Чистые и ухоженные, и не такие уж длинные. Я же работаю здесь. Короткий вариант маникюра, это тоже особенность девушке с девочкиного возраста. Но я тебе в глаза не тычу, просто щупаю щетину. Да, не сегодня-завтра придётся тебе начать бриться. Если меня обследуешь до конца, то бритьё окончательно сделает тебя мужчиной.