Текст книги "Чинуша на груше"

Автор книги: Биргитта Гедин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

Annotation

Сказка о том, как шведские дети боролись за жизнь старого грушевого дерева, которое хотели погубить правители города – чинуши.

Для младшего возраста.

Биргитта Гедин

notes

1

Биргитта Гедин

Чинуша на груше

Улица Мармеландер

С треском и звоном Л инус несся вверх по улице Старой Заставы. Нависая над рулем своего голубого велосипеда, он жал вовсю. Его длинные светлые волосы так и развевались, а связка газет подпрыгивала на багажнике – того и гляди рухнет на землю. Наконец Линус рывком склонился набок и круто свернул на улочку Мармеландер. Он проехал мимо табачного магазина и резко затормозил перед следующей дверью, над которой висела вывеска «Фрукты и карамель». Три оглушительных сигнала дали знать о его прибытии.

Линуса всегда сопровождало множество различных звуков. По соседству с обычным велосипедным звонком недавно появился новый красивый клаксон. На солнце он так и сиял.

Вообще Линус очень нежно любил свой велосипед. Это сразу можно было заметить: раму он обкрутил яркой лентой, сиденье сплошь заклеил рекламными ярлычками. Пять разноцветных вымпелов развевалось под рулем на передней вилке, а к заднему колесу была прикреплена специальная трещотка из прочного картона.

Линус выхватил из пачки газету и в три прыжка очутился в магазине. Там он остановился и удивленно осмотрелся по сторонам.

– Тетя М инна, где же ты? Возьми «Вечерние новости»!

Раздалось шарканье туфель и ржаво-красная занавеска отъехала в сторону. Хотя по-прежнему никого не было видно, послышалось сердитое бормотанье. Но вот из-за длинного прилавка, где под стеклом виднелись коробки с конфетами и подносы со сладостями, вынырнула смешная физиономия. Над бледными щечками двумя изюминками торчали маленькие черные глазки, а на конце острого носа красовалась круглая шишка. Большой рот с тонкими губами, узкий, колючий подбородок – и все это в рамке вьющихся волос, черных как сажа.

– Привет, – сказал Линус и протянул газету. – Как поживаешь, тетя Минна?

– Вот еще выдумал! – забрюзжала Минна. – Что за гудок ты себе достал? От него с ума можно сойти!

– Это мой новый клаксон, – сказал Линус. – Совершенно великолепный клаксон!

Лицо исчезло за прилавком, а в комнате появилась очень маленькая женщина, ростом никак не больше 143 сантиметров. На ней были черные ботики и зеленый халат поверх юбки и голубой кофты. Между халатом и ботиками виднелись две тоненькие ножки в серо-лиловых шерстяных чулках. Ее курчавые волосы были всклокочены, и от этого Минна Миниатюр – так ее звали – выглядела очень сердитой.

– Во всяком случае, будь добр, не гуди так ужасно перед моим магазином!

Линус был выше ее. Уже в прошлом году, когда ему исполнилось тринадцать, он начал ее перерастать. Он снисходительно рассмеялся:

– Не сердись, тетя Минна! Подумаешь! На нашей улице уж больно тихо. Тут всех надо бы встряхнуть.

– Вот я тебя встряхну!

Она погрозила кулачком.

Тогда он быстро нагнулся, крепко обхватил ее и поднял на высокий прилавок. Она была легкой как кукла.

– Феноменально! – закричала она. – Вот я пожалуюсь твоей маме! Просто феноменально!

Ее ножки сердито забарабанили по стеклу прилавка. Линус вдруг встревожился и быстро вернул ее на пол.

– Я же только пошутил, – сказал он. – Добрая тетя Минна, ты ведь не будешь жаловаться?

И она тотчас согласилась простить его. Минна знала Линуса со дня его рождения. Когда он был меньше и слабее самой Минны, она не раз защищала мальчика. Чаще всего от его строгой мамы, Ам анды Лунд ин, из «Стирки и глажки» – напротив, наискосок от магазина Минны. Когда же он подрос, он, в свою очередь, начал помогать ей кое в чем. Между ними существовало полное взаимопонимание. Но он не мог упустить случая, чтобы не поддразнить ее. А она постоянно ругала его, чтобы не показать, что питает к нему слабость.

Собственно говоря, улице Мармеландер не очень-то повезло. Она начиналась у Старой Заставы, но, едва начавшись, упиралась в высокую скалу. Места на ней хватило всего для четырех домов, по два на каждой стороне. На северной в одном доме был табачный магазин Кноппингов и лавка Минны, а во втором, возле самой скалы, галантерея, где хозяйничали две сестры Сирень. Старшая, высокая и костлявая Сильвия Сирень, все решала. Младшая сестра, Б едда, круглая и веселая, привыкла повиноваться и радовалась, что может ни за что не отвечать.

Между их магазинчиком и прачечной посреди улицы росла роскошная груша. Никто не знал, что это за сорт. Тем не менее груши на ней росли вкусные-превкусные. Вокруг темных ветвей весной вставало облако пахучих белых цветов. А осенью ветви сгибались под тяжестью плодов. Все жители улицы любили свое красивое дерево.

При малейшей возможности Бедда выносила плетеное кресло под раскидистую крону грушевого дерева. Сидела она там с какой-нибудь работой и наблюдала за тем, что происходило вокруг. Ей было очень хорошо в тени груши. Кроме того, она мечтала о вкусном компоте, который наварит, когда придет время. И только если Аманда Лундин высовывалась из дома напротив и громко звала своего сына, Бедде становилось не по себе.

Она, конечно, и сейчас видела, как Линус вынырнул из-за угла, а когда раздались три громких гудка, вздрогнула и уколола иголкой палец. Она видела, как мальчик бросился в лавку фрёкен Миниатюр. Видела, как немного спустя он выскочил обратно, схватил оставшиеся газеты и побежал с ними в табачный магазин ^[1].

Бедда усмехнулась. Все жители улицы знали, что Кноппинги из табачного магазина и фрёкен Миниатюр не были лучшими друзьями. Бедда сразу поняла, что Линус забежал к Минне, чтобы той не пришлось самой идти к табачнику покупать газету. Кноппинги ясно давали понять, что они считают себя выше всех остальных, и это раздражало Минну, которая жила здесь дольше других. А когда Кноппинги тоже стали торговать сладостями, переманивая ее покупателей, это было последней каплей. Теперь они едва здоровались.

В дверях стекольной мастерской напротив дома Кноппингов стоял Флори ан Бар етт – пожилой, худощавый мужчина. У него были пушистые серебристо-белые волосы. Бедда видела, как он подозвал Линуса, видела, с каким оживлением они говорили. Но, к сожалению, ничего не могла расслышать, хотя и очень старалась. Расставшись наконец с Бареттом, Линус медленно повел свой велосипед вдоль улицы. Трещотка негромко потрескивала, а Линус тихонько насвистывал. Увидев кругленькую фрёкен Сирень, он вежливо поздоровался.

– Скажи, что тебе рассказал господин Баретт? – спросила Бедда, сгорая от любопытства.

Линус охотно остановился. Домой он не очень торопился. Там его всегда ожидала масса обязанностей. Он совсем не помнил своего папу. Иногда пытался вспомнить, видел ли он вообще его когда-нибудь. Аманде Лундин пришлось самой зарабатывать на хлеб, самой воспитывать сына. А теперь она считала, что Линус уже стал достаточно взрослым, чтобы взять часть работы на себя.

– К Баретту скоро приедут, – сказал Линус. – Приедет девочка, какая-то его родственница. Она будет у него жить. У нее вроде никого больше нет. «Одна моя юная родственница», сказал Баретт.

– Правда? – Бедда так и засияла. – Я должна сейчас же рассказать об этом!

Она быстро поднялась и заспешила к сестре.

Линус остался стоять в раздумье. Жаль, что приезжает девочка, а не мальчик. У Линуса сейчас, летом, совсем не было товарищей. Все исчезли, уехали из города. Конечно, и с девчонками можно дружить. Дядя Флориан сказал, что она, по его мнению, того же возраста, что и Линус. А вдруг она хорошенькая? Может, и с девочкой не так уж плохо? Они смогут вместе кататься, плавать!..

Его размышления прервал голос мамы:

– Иди есть! Обед готов!

Он облегченно вздохнул: голос мамы был добрее и спокойнее, чем обычно.

Многие отдавали стирать свое белье фру Лундин. Она не применяла модных сильных средств, которые разъедают белье и делают его неестественно белым. Выкатанные простыни становились такими прохладными, так чудесно пахли после того, как сохли на ветру, на солнце…

– Меня не проведешь! – говорила она. – Я стираю белье жидким мылом. А тот, кто хочет выбелить его чем-нибудь, что ж, пускай делает это без моей помощи!

Позади прачечной находился большой участок. Он тянулся через весь квартал. Там росли кусты сирени и жасмина, а на длинной куртине цвели красные розы. Когда-то вся окрестность улицы Мармеландер была одним большим садом, и до сих пор кое-где виднелись его остатки. Но на самой улице стояло только одно грушевое дерево.

Прачечная фру Лундин помещалась в зеленом деревянном домике. Там находился огромный котел и масса тазов и шаек разных размеров. Обычно Линус помогал развешивать белье на длинных веревках, протянутых от прачечной к забору. А когда все белье бывало выкатано и упаковано в красивые пакеты, он отвозил его заказчикам на велосипеде. Его мама постоянно работала, ей всегда нужна была помощь. Не удивительно, что она так часто бывала усталой и сердитой.

Но в этот вечер она чему-то радовалась. И на всю улицу пахло оладьями.

Чиновные чинуши

Улица Мармеландер являлась совсем особым миром, и найти ее было нелегко. Туда ездили только по делу, случайно редко кто туда попадал. После того, как появилась Новая Застава и улица Заставы превратилась в улицу Старой Заставы, там стало очень тихо. Всем больше нравилась новая магистраль с двойными потоками автомобилей и с широкими тротуарами. По ней машины и люди мчались прямо в центр огромного города. Никому и в голову не приходило, что в нескольких кварталах отсюда сохранилась улочка с одиноким грушевым деревом.

Улица Новой Заставы заканчивалась большой открытой площадью с фонтаном в форме звезды. Вокруг поднимались высокие дома с блестящими окнами. Они стояли плотно прижавшись друг к другу и представляли собой почти сплошь стекло и сталь. А внизу по улице, зажатой между холодными стенами, неслись машины, автобусы, люди. С громом, скрежетом, гулом… Это называлось Сити.

Именно здесь и находились чиновные вершители судеб большого города. Они сидели в огромных конторах, расположенных в стеклянных домах, которые смотрели окнами на точно такие же фасады. Словно смотрелись в зеркало. Это не наводило на новые мысли, которые могли бы помешать важным планам и решениям. Внутри домов была всегда одна и та же температура – ни слишком жарко, ни слишком холодно, всегда в меру. Тройные ряды стекол охраняли конторы от шума улиц. Мягкие ковры, полностью покрывающие пол, заглушали шаги, когда чиновники шествовали по длинным коридорам, дефилируя из комнаты в комнату.

Все помещения были совершенно одинаковы, одинаковой высоты, одинаковой ширины и одинаковой длины. В каждой комнате имелся полированный письменный стол с серым телефоном и настольной лампой того же цвета. Для чиновников, которые захотели бы поставить перед собой фотографии членов семьи или любимых домашних животных, имелись пустые оловянные рамки. Беззаботные дети, мило улыбающиеся женщины, верные собаки и коварные кошки напоминали чиновникам о жизни за стенами этих домов. В одной из бесчисленных комнат стояла даже фотография маленького мышонка с веселыми глазками.

Стулья были сконструированы из сверкающих стальных трубок, их можно было делать выше или ниже, если покрутить. Даже наклон спинок у них регулировался. Как правило, кресла были скучного серо-зеленого цвета; лишь немногие, очень чиновные чиновники, имели право на более веселые, львино-желтые кресла.

Но одно, одно-единственное… О, это кресло там было совершенно особым: его обтянули пурпурно-красным бархатом. Почти все знали о его существовании, но очень немногие видели его. Линус тоже слышал о нем. Он надеялся, что ему когда-нибудь удастся на нем посидеть. Говорили, что кресло это стоит в огромной комнате, которая больше всех других: просто-напросто между тремя обычными кабинетами не поставили перегородок. Получилась комната с тремя окнами! С колоссальным письменным столом, с мягкой, пружинистой тахтой! И с роскошным пурпурно-красным креслом!

Эту великолепную комнату занимал господин Гн уллинг. Она находилась на самом высоком этаже Большого дворца чиновников. На письменном столе стояли два телефона и еще микрофон, соединенный с тысячью громкоговорителей дворца, так что голос Гнуллинга достигал даже самых глухих закоулков гардероба. Огромный телевизор был вделан в стену, а настраивался он на расстоянии, с тахты… Словом, каждому было ясно, что Гнуллинг – самый чиновный из всех чиновников – человек весьма достойный!

Чиновник может выглядеть как угодно, даже как обыкновенные люди. Но волосы у него всегда причесаны, а ногти никогда не бывают грязными. Каждый чиновник почти всегда носит в левой руке продолговатый кожаный портфель. Кто их знает, что они таскают в своих портфелях, только становится как-то не по себе от одного их вида.

Но как только чиновник заговорит, его тотчас же можно узнать. Он всегда говорит чрезвычайно длинными фразами, в которых очень много странных слов. Вот, например, как может звучать его речь:

– Принимая во внимание предыдущие обстоятельства и учитывая параграф семь, пункт тридцать восемь, я, к сожалению, не могу поддержать повторного предложения о сооружении новых качелей в детском парке. Однако я не выступаю абсолютно отрицательно по отношению к данной, достойной похвалы инициативе, поскольку мой уважаемый коллега, господин Книрк из Управления парками, в своем последнем прошении от девятнадцатого числа сего месяца достаточно убедительно доказал, что упомянутые качели, возможно, могли бы играть положительную роль в деле воспитания современного молодого поколения.

Простому человеку почти невозможно понять, что, собственно, чиновники думают. А часто это непонятно даже им самим. Чиновники разъезжают в огромных черных автомобилях, у самых чиновных машины самые большие и самые блестящие. В машине Гнуллинга, кроме того, висят полосатые синие занавески. Чиновники разъезжают по городу и инспектируют. Но поскольку их машины редко останавливаются, а сами они редко выходят из машин, они немногое замечают. Впрочем, это не имеет значения, ибо все важные решения уже давно приняты в высоких домах из стекла.

Когда черные машины скользят по улицам, люди начинают беспокоиться. Они думают: что-то теперь будет? Даже Линус, заметив такой автомобиль, торопится свернуть на своем велосипеде в боковую улицу. Что-то страшное есть в этих непонятных чиновниках: никто не в силах угадать, какие мысли бродят в их гладко причесанных головах. А ведь это может коснуться всех. Вот горожане и пугаются, вот и прячутся в подъездах и переулках.

Ходят слухи, что чиновники решили перестроить весь город, и где-то уже имеется секретная карта. Линус тоже слышал об этом. Когда все будет осуществлено, карту выставят напоказ. Её повесят на почетном месте в специально построенном музее и покажут после величественной церемонии с длинной торжественной речью господина Гнуллинга. Говорят, будет даже фейерверк, а название города и фамилия «Гнуллинг» огненными буквами зажгутся на небесах!

Но праздник состоится не раньше, чем все будет готово, а пока чиновники стараются, чтобы как можно меньше горожан знало, что именно готовится. Правда, в Большом своде законов записано, что каждый гражданин имеет право протестовать, если ему не нравится то, что происходит с ним или его городом. Записано, что каждый протест надлежит со всей серьезностью рассмотреть и обдумать, решить, что в нем правильно. Однако эта запись раздражала чиновников, они считали ее совершенно ненужной. Когда народ скандалит и протестует, это ведет к огромной потере времени и денег, особенно если касается работ по благоустройству города. Любые изменения в дорогостоящем, хорошо разработанном плане только нарушили бы его!

И все-таки ни один чиновник в одиночку не мог ни слова изменить в Большом своде законов. Даже Гнуллинг! В этом должны были участвовать обычные люди, а обсуждение заняло бы ужасно много времени.

И в один прекрасный день одному чиновнику в голову пришла великолепная идея. Это был один из немногих чиновников, сидевших в кресле львино-желтого цвета, и было совершенно справедливо, что ему в голову хоть однажды что-то пришло. Пусть секретная карта попросту исчезнет!Фокус-покус и делу конец: исчезла! А с ней исчезнут и все проблемы, связанные с толками дотошных горожан. Ведь если нет никакого плана, то нет и повода для протеста! Это ясно и прозрачно, как новый стеклянный дом!

Чиновный Гнуллинг счел это предложение гениальным. Он решил действовать быстро. Он вызвал своего верного друга Книрка, они свернули ценный документ в трубку, засунули в длинный пластмассовый футляр и снесли в один из самых глубоких подвалов огромного Дворца чиновников. Там они осторожно упрятали карту в самом надежном сейфе самой дальней комнаты. И только когда между картой и белым светом встали семь тяжелых стальных дверей, четыре лифта и девятнадцать хорошо вооруженных охранников с девятнадцатью хорошо выдрессированными злыми собаками, Гнуллинг и Книрк вздохнули с облегчением.

Но это было преждевременно: кровожадные собаки еще не научились отличать чиновников от всех остальных людей, а девятнадцать вооруженных охранников как раз ушли на перерыв, чтобы выпить но чашке кофе. Они были слишком заняты чудесным горячим напитком и свежими сдобами, так что Гнуллингу и Книрку пришлось весьма поспешно укрыться в одном из четырех лифтов, чтобы избежать брызжущих слюной собачьих челюстей.

Двери лифта захлопнулись за двумя деятелями в самый последний момент. Успокоились друзья, только когда лифт на бешеной скорости уносил их все выше и выше. Лишь на улице они отдышались, пожали друг другу руки и поздравили с избавлением от опасности. А девятнадцать охранников с тех пор стали получать к своему кофе только сухой хлеб…

Теперь ничто не мешало чиновникам, работа могла продолжаться без помех, обновленный город мог в ближайшем будущем стать памятником счастливой эры великого Гнуллинга, дабы благодарные люди вечно восхищались этим великолепным созданием.

Толстый чиновный Гнуллинг растроганно смахнул слезу.

– Здорово мы с тобой придумали, Книрк! Надо это отпраздновать! – сказал он и похлопал своего спутника по спине.

– Я тоже так считаю, – произнес Книрк и расправил плечи. – Я вполне с вами согласен, дорогой шеф!

И они направились в ресторан «Пир», расположенный там же, во Дворце чиновников.

Гнуллинг был подлинно могучим человеком, необыкновенно высоким и необычно толстым. Поэтому все сразу его узнавали и смиренно приветствовали, когда он проходил мимо. Коричневатые волоски, кое-где сохранившиеся у него на голове, он поровну раскладывал на блестящем темени прямым пробором. Маленькие бесцветные глазки казались вставленными в оправу из топких бровей и надутых щек. Взгляд его был тверд и безучастен, хотя внезапно в нем могли засверкать и слезы. Это случалось, когда Гнуллинг начинал думать о своей самоотверженной работе на благо города и его жителей. Удивительно маленький, узкий рот Гнуллинга никак не соответствовал его огромному туловищу. Тут была бы уместней большая прожорливая пасть.

Книрк выглядел иначе: худой, среднего роста, без особых примет. Его желтые волосы, подстриженные прямой челкой, свисали надо лбом. Он восхищался всем, что говорил или делал его шеф.

А теперь они сидели в ресторане и господин Гнуллинг изучал меню, а Книрк подобострастно смотрел на своего шефа и ждал его решения. Продолговатый кожаный портфель стоял около него на полу. Он никогда, нигде не оставлял его: тот, кто небрежно обращался с портфелем, рисковал своим будущим.

– Отварная лососина, – решил Гнуллинг. – А к ней много вареной картошки и много майонеза.

Естественно, Книрк тоже взял лососину, хотя, собственно говоря, это блюдо ему не очень-то нравилось. С большим удовольствием он поел бы жареной колбасы, притом с картофелем, тоже жареным.

В тот момент, когда им на стол ставили еду, по улице проехал небольшой грузовичок – он развозил газеты. Когда он замедлил ход, из него выскочил светлоголовый мальчик с пачкой газет подмышкой. – Он забежал в соседний табачный магазин, а когда возвращался, то вдруг остановился, увидев серый фургон, который медленно выехал из-за угла и остановился у противоположного тротуара. Задние дверцы распахнулись, и из машины выскочили девятнадцать мужчин с девятнадцатью пистолетами и девятнадцатью болтающимися дубинками, в сопровождении девятнадцати дико лающих собак.

Тотчас открылась тяжелая стальная дверь во Дворце чиновников и девятнадцать таких же мужчин с девятнадцатью такими же брызжущими слюной собаками выбежали оттуда и залезли в фургон, в то время как первые девятнадцать исчезли за крепкими дверями.

Все это заняло всего несколько секунд. Кроме мальчика с газетами, никто не успел понять, что произошло. А тот негромко присвистнул на особый лад, прижав язык к нёбу: он был очень озабочен. Нетерпеливый гудок автомобиля напомнил газетчику о его обязанностях. Он поспешил к грузовичку и вспрыгнул на подножку.

Как вы, конечно, догадались, это был Линус. Каждое лето он подрабатывал, развозя но городу «Вечерние новости». Он хорошо запомнил все, что видел. Он не любил чинуш: у них был такой голодный и хищный вид, когда они рыскали повсюду со своими длинными кожаными портфелями. Что они искали? И что таскали в этих таинственных портфелях?