Текст книги "Хякудзё: Эверест Дзэн"

Автор книги: Бхагаван Шри Раджниш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц)

Помните Ма-цзы, он не убрал свои ноги с дорожки. Он позволил ученику проехаться по ним тележкой. Но он не убрал ног. Эта книга будет посвящена Анандо со словами "Несмотря на то, что она...". И я буду посвящать свои книги. Я бы хотел посвятить свои книги всем вам.

Если время позволит, и бытие не откажет, каждый будда будет иметь книгу, посвященную ему учителем в знак уважения и любви.

Итак, пришло время Анандо...

У фермера О'Лири было две коровы, Маргаритка и Масличко. Однажды он одолжил у соседей быка и выпустил его пастись со своими коровами. Бык не проявлял к коровам никакого интереса (похоже, он оказался свами!), и фермер О'Лири отправился обедать.

В этот день сельский священник Мямлик заглянул к фермеру на чашечку чая. Фермер О'Лири подзывает своего подручного Шена и говорит ему, чтобы тот дал ему знать, если бык проявит интерес к Маргаритке или Масличку.

Мистер О'Лири только успел налить святому отцу Мямлику вторую чашку чая, как в комнату влетает Шен и кричит:

– Бык трахает Маргаритку!

Отец Мямлик чуть не поперхнулся чаем, а фермер О'Лири, отведя Шена на кухню, сердито говорит ему:

– Послушай-ка, дурень! Как ты выражаешься в присутствии священника?! В следующий раз скажи что-нибудь вроде: "Бык удивил Маргаритку". А теперь – выметайся из дома!

Через десять минут Шен снова влетает в комнату. Он очень возбужден.

– Фермер О'Лири, – начинает он, – бык... э-э-э... – он не может договорить.

– Ты хочешь сказать, – спокойно говорит фермер, понимающе глядя в глаза подручному, – что бык удивил Масличко?

– Если бы он удивил Масличко, я бы так и сказал, – выкрикивает Шен, – но ведь он снова трахает Маргаритку!

***

Пэдди готовит свою лошадь, Калки, к заезду. Он очень хорошо кормит ее и регулярно тренирует. Но в день заезда его одолевают сомнения, сможет ли Калки выиграть на скачках.

Перед самым стартом Пэдди быстро скармливает лошади парочку стимулирующих таблеток. Это не ускользает от внимания старого священника Мерфи.

– Сын мой, – обращается к Пэдди святой отец, – надеюсь, ты не дал своей лошади никаких запрещенных препаратов.

– Нет, что вы! Это всего лишь витамин С, – отвечает ему Пэдди, вновь запуская руку в карман и глотая одну из таблеток. – Можете попробовать сами, – и он дает священнику вторую таблетку.

Отец Мерфи, уверенный, что проглотил витамин С, спокойно удаляется.

– Не волнуйся, Симус, – говорит Пэдди жокею, который должен скакать на его лошади, – сегодня Калки никто не сможет обогнать... Разве что святой отец!

***

Джордж Гроп разменял шестой десяток. Лучшую часть своей жизни он провел с женщиной, которая постоянно пилила его.

Оказавшись на грани разорения, с пошатнувшимся здоровьем, он решился на отчаянный шаг. Войдя в столовую, он забирается на стул, привязывает свободный конец галстука к люстре и уже собирается оттолкнуть стул в сторону, как на пороге появляется жена.

– Джордж! – издает она душераздирающий крик, потрясенная открывшейся перед ней картиной. – Ты – идиот! Ведь это – твой лучший галстук!

***

Честер Чиз идет по лесу со своим юным сыном, Чарли.

Они наслаждаются прогулкой. Вдруг Чарли замечает на тропинке черные сатиновые трусики.

– Погляди, папа! – кричит Чарли. – Тут трусики какой-то девчонки!

– Да нет, сынок, – говорит Честер, – думаю, эти трусики принадлежат женщине постарше, а не девчонке.

– Ну что ты, папа, – не соглашается Чарли, – я уверен, что это трусики какой-то девчонки!

– Не думаю, Чарли, – раздраженно говорит его отец.

Тут к ним приближается священник Палец.

– Извините меня, джентльмены, – обращается он к спорщикам, – но случайно я подслушал ваш разговор и, думаю, смогу помочь вам.

С этими словами святой отец поднимает трусики с земли, внимательно изучает их и, покачав головой, кладет в карман:

– Даже не знаю, кто из вас прав, но одно знаю наверняка: хозяйка этих трусов – не из моего прихода!

Ниведано...

Ниведано...

Погрузись в тишину.

Закрой глаза.

Почувствуй, как замерло твое тело.

А теперь обрати свой взгляд внутрь себя с безоглядностью, немедля, будто это самое последнее мгновение в твоей жизни.

Глубже и глубже.

Ты безошибочно достигнешь центра.

Лишь в центре, лишь в этом истоке жизни ты – будда. Оттуда тебе открывается вся Вселенная, твое собственное пространство.

Неограниченное.

Будда – это дверь.

Ты должен выйти через нее и идти дальше.

Но вначале нужно достичь двери... глубже и глубже...

Этот вечер прекрасен.

Дождь только что прошел, и пришла полная тишина.

А тишина тысячи будд – энергетическое поле невероятной мощности.

Не упусти этот миг.

Чтобы было понятнее, Анандо...

Расслабься.

Наблюдай. Ты – не твой ум. Ты – не твое тело.

Ты просто наблюдатель. Наблюдение – это ты.

Ты – наблюдатель.

Наблюдение делает тебя буддой.

Ты всегда был буддой.

Ты открыл это.

Но скопилось много пыли.

Отряхни пыль.

Пусть это будет чистое зеркало.

Это твоя суть.

Вечер стал более сочным и еще более прекрасным.

Время остановилось – ты паришь в пространстве, словно туча, наслаждаясь абсолютной свободой.

Ниведано...

Возвращайся, но возвращайся как будда:

с изяществом, с безмолвием, со спокойствием.

Сиди как будда.

Вспомни переживание, тебе придется жить с ним каждую секунду, это – как дыхание,

что бы ты ни делал, ты постоянно дышишь.

Будда же остается в тебе, как подводное течение.

Одна лишь вещь остается неизменной в тебе – это воспоминание о твоей истинной сути.

Прежде чем праздновать, я хочу напомнить

Ниведано, что я сказал Анандо.

Это теперь имя твоего барабана.

Хорошо, Маниша?

Да, любимый Учитель.

Можем ли мы отпраздновать праздник десяти тысяч будд?

Да, любимый Учитель!

Большая жемчужина

Наш любимый Учитель,

Однажды Хякудзё сказал: «Если мы привяжемся к точке зрения, позволяющей считать себя буддой, а свою приверженность дзэн-буддизму объяснять тем, что мы чисты и просветлены, мы окажемся среди небуддистов – тех, кто отвергает причинность».

Как-то раз мастер винайи по имени Юань пришел к Хякудзё и спросил:

– Прилагаешь ли ты усилия, практикуя Дао, учитель?

Хякудзё ответил:

– Да, прилагаю: когда я голоден, я ем; когда я устал, я сплю.

Юань вновь задал вопрос:

– Прилагает ли каждый те же усилия, что и ты, Учитель?

Хякудзё ответил:

– Не совсем так. Когда они едят, они думают о сотнях неотложных вещей, а когда отправляются ко сну – размышляют о тысячах всевозможных дел. Вот в чем они отличаются от меня.

Больше мастер винайи ничего не спросил. В другой раз почтенный Дао Гуан спросил Хякудзё:

– Учитель, какой умственный процесс используешь ты, когда следуешь Дао?

Хякудзё ответил:

– Я не располагаю умственным процессом, который мог бы использовать, и не знаю Дао, которому мог бы следовать.

Дао Гуан спросил:

– Если оба эти утверждения – правда, зачем же ты созываешь собрания, на которых призываешь других учиться, как следовать Дао посредством дзэн?

Хякудзё сказал:

– Этот старый монах не владеет даже клочком земли, в который можно было бы воткнуть шило.

– Учитель, почему ты лжешь мне в лицо! – воскликнул Дао Гуан.

Хякудзё ответил:

– Как может этот старый монах, будучи без языка, призывать людей говорить неправду?

– Я не понимаю, что хочет сказать почтенный мастер дзэн, выражаясь таким образом, – сказал Дао Гуан.

На это Хякудзё ответил:

– Да и себя этот старый монах не понимает.

Маниша, эта книга бесед названа «Хякудзё: Эверест дзэн. Хайку Басё». Хякудзё невероятно выразителен – он знает, что делает, и знает, как привести людей в неизведанное.

Басё никогда не писал прозы. Басё – один из величайших поэтов в мире. Его величие заключено не в его поэзии – есть куда более великие поэты, если речь идет о форме. Его величие в том, что эти стихи не просто слова, стоящие в определенном порядке, согласно правилам стихосложения. Его поэзия – личный опыт.

Я поставил их рядом потому, что Хякудзё никогда не писал стихов. Его подход весьма прозаичен и непосредствен, хайку же содержат в себе то, чего нет в прозе. Басё выражал свои переживания графически. Это скорее картины, чем стихи. Он считал (и я с ним совершенно согласен), что то, чего не передашь прозой, можно выразить посредством поэзии. Поэзия проникает в сердце более женственным, более тонким, более изящным путем.

Проза мгновенно проникает в голову и тут же становится предметом анализа и рассуждений. У поэзии иные корни, иные пути. Вы не рассуждаете, думая о стихах. Что-то иное отзывается в вас, что-то более глубокое, чем ум. Поэзия – не логическое утверждение. Она – экзистенциональное утверждение, выражающее то, что Басё видел и пытался передать посредством слов. Вот почему я поставил рядом двух этих великих мастеров.

Большая Жемчужина – первое имя Хякудзё. В детстве его звали Чу, а "Чу" по-китайски означает "жемчужина". Оба мастера подобны гималайским вершинам, и, стоя рядом, они создают гармонию. То, что можно откровенно сказать прозой, поэзией не выразишь. Но при этом многое остается недосказанным.

Поэзия может подобрать все, что недоговорено, – ведь она не имеет никаких обязательств перед логикой, никаких обязательств перед грамматикой, никаких обязательств перед правилами выражения мысли. Она обладает свободой, которой лишена проза, и потому может говорить то, о чем проза сказать постесняется. Имя "Большая Жемчужина" подходит обоим – оба великие мастера дзэн.

Прежде чем перейти к обсуждению сутр Хякудзё и хайку Басё... Вчера я вкратце ознакомил вас с биографией Хякудзё, сегодня же я ознакомлю вас с биографией Басё.

Японский поэт Басё родился в 1644 году в семье самурая, состоящего в услужении у владетеля замка Уэно. В детстве Басё был пажом и товарищем по учебе старшего сына вельможи. Помимо прочих наук, они обучались искусству стихосложения.

После смерти хозяина, Басё отправился в Эдо (ныне Токио), где он продолжал обучаться поэзии под руководством Кигина. Затем он стал учеником мастера дзэн Буче.

Басё прославился как поэт. Вскоре у него стали появляться собственные ученики.

Басё любил путешествовать. Такой образ жизни позволял ему изучать природу, с которой он чувствовал глубокое сродство, и писать с натуры свои стихи.

Однажды он написал: "Все, кто достиг высот в искусстве, обладают одной общей чертой: они нераздельны с природой. Все что ни видит такой ум – это цветок. Все что ни снится такому уму – это луна. Лишь варварский ум видит иные вещи, чем цветы. Лишь животному уму снятся иные вещи, чем луна".

Цветок и луна – всего лишь символы. Он хочет сказать, что только безмолвный ум может увидеть величие бытия, всю его красоту, всю его подлинность. Он может видеть лишь цветы и луну. В этом состоянии, с этой высоты он не может видеть низкие и отвратительные вещи, которыми наполнен ум человека. Он называет этот ум – ум, которому неизвестно переживание пустоты, – варварским умом – прекрасное определение варварского ума.

Ум будды видит лишь цветы вокруг себя. Ум возлежащего будды видит лишь луну и звезды – все, что прекрасно во тьме ночи. Утро ли, вечер – не имеет никакого значения: не-ум видит лишь самое прекрасное, самое драгоценное, а так называемый ум, которым мы обладаем, интересуется лишь самым безобразным – это варварский ум.

Возвратившись в Юэ Чоу, Хякудзё вел уединенный образ жизни. Скрывая свои возможности, со стороны он мог казаться безумным. Именно в это время он сочинил свою сутру "Трактат об основных вратах, ведущих к истине посредством мгновенного пробуждения".

Позже эта книга была украдена и перевезена в район Янцзы, где ее показали Ма-цзы. Прочтя ее, Ма-цзы заявил своим ученикам: "В Юэ Чоу находится большая жемчужина. Ее свет проникает повсюду, не зная преград".

Ма-цзы обыгрывал его первое имя – Чу.

Хякудзё стал учеником Ма-цзы, а позже и его преемником.

Маниша спрашивает: Наш любимый Учитель, Однажды Хякудзё сказал: «Если мы привяжемся к точке зрения, позволяющей считать себя буддой, а свою приверженность дзэн-буддизму будем объяснять тем, что мы чисты и просветлены, мы окажемся среди не-буддистов – тех, кто отвергает причинность».

Да, это требует разъяснения, и это одна из наиболее часто обсуждаемых тем на протяжении многих столетий: если просветление внезапно, это означает, что для просветления не требуется причины. Если причина существует, вначале должна быть причина, а затем должно следовать просветление.

Наука верит в причинно-следственную связь. Обеспечив все необходимые факторы, вы ожидаете неизбежных последствий. Но дзэн, когда речь идет о внезапном просветлении, отбрасывает идею причинно-следственной зависимости. Не существует причины, ведущей к просветлению, – и Хякудзё говорит об этом открыто. Если нет причины, нет и никакой причинно-следственной зависимости для просветления. Дело в том, что просветление не есть следствие. Здесь причина и следствие соединены вместе. Просветление не есть следствие какой-то причины; оно уже здесь. Следствие же всегда в будущем.

То, что уже здесь, не требует никакой причины. Оно лишь должно попасть в ваше поле зрения. Это не есть причина. Это требует лишь вспоминания. Это не причина. То, что уже здесь – в это самое мгновение, – не требует никакой причинно-следственной зависимости.

Причинно-следственная связь производит нечто. Но здесь ничего не производится, оно уже здесь – нужно лишь проснуться и увидеть.

Чтобы увидеть, не нужна причинность – вы должны это понять. Вот почему ни один метод, ни один прием не гарантирует, что вы придете к просветлению. Единственное, что я могу сделать, – это запустить в вас некий процесс, благодаря которому вы научитесь смотреть вглубь себя. Я могу сделать так, что вы начнете смотреть вглубь себя, но я не могу заставить вас прийти к просветлению. Если вы будете смотреть вглубь себя честно и безоглядно, будда уже будет там. Ваше просветление готово взорваться тысячью способами, оно ждет лишь вашего взгляда.

Все мастера дзэн говорили о методах, о приемах. Дело в том, что не существует способа показать кому-либо его собственную природу, его собственного будду. Это скрыто так глубоко в каждом из вас, что не может стать объективным. Нельзя сказать: "Посмотри, это – твоя истинная природа! Скажи ей "здравствуй", познакомься с ней". Никто не может познакомить тебя с твоей собственной природой. Вот почему все эти приемы, все эти методы – по сути, не более чем отчаянные попытки мастеров заставить вас заглянуть вглубь себя. Если это случится, все остальное произойдет само по себе.

...мастер винайи по имени Юань пришел к Хякудзё и спросил:

– Прилагаешь ли ты усилия, практикуя Дао, учитель?

Хякудзё ответил:

– Да, прилагаю: когда я голоден, я ем; когда я устал, я сплю.

Какое прекрасное, какое великое заявление – оно содержит в себе целый океан смысла!

"Да, прилагаю, – говорит Хякудзё, – когда я голоден, я ем; когда я устал, я сплю". Он хочет сказать: "Я просто следую своей природе. Уже не я – природа: когда голодна – ест, когда устает – отдыхает. Я же не вмешиваюсь и не прилагаю никаких усилий – в том значении, которое придают слову "усилия".

Тогда Юань задал неизбежный вопрос:

– Прилагает ли каждый те же усилия, что и ты, учитель?

Хякудзё ответил:

– Не совсем так. Когда они едят, они думают о сотнях неотложных вещей, а когда отправляются ко сну – размышляют о тысячах всевозможных дел. Вот в чем они отличаются от меня.

Какое четкое определение! Если вы поймете это, вы сможете понять, в чем заключается разница между буддой, который кажется почти человеком, и остальными человеческими существами.

Поступки одинаковы: будда ест, когда голоден, и спит, когда чувствует усталость. То же самое делаете и вы. Со стороны может показаться, что нет никакой разницы. Различие кроется внутри: когда будда ест – он только ест. Никакая мысль не омрачает небеса его ума. Все его внимание, все его осознание сфокусировано на происходящем действии – еде. Когда он спит – он просто спит. Он не видит снов, он не задается тысячью вопросами и не терзается, пытаясь разрешить тысячу проблем, – его просто здесь нет. Он просто спит – и все.

Современные психоаналитики должны прийти к пониманию одной вещи. Они еще не знают... Сейчас они изучают лишь то, что Хякудзё называет "варварским умом". Все их выводы, да и вся их наука останется незавершенной, пока они не перейдут к изучению ума будды. Это произведет настоящий переворот во всем психоаналитическом движении, поскольку внешне будда ничем не отличается от вас. Но вы уже знаете, в чем состоит различие: когда вы едите, вы проворачиваете в голове тысячи мыслей, когда вы спите, вы видите во снах далекие земли и, возможно, подавленные желания.

Говорят, что даже во время такого глубокого и интимного акта, как любовный акт, вы любите не ту женщину, с которой занимаетесь любовью, вы думаете о Софи Лорен. Но не надейтесь, что только вы думаете о Софи Лорен, женщина, с которой вы занимаетесь любовью, тоже думает не о вас, а о Мухаммеде Али. В каждой постели лежат четверо. Это и есть варварский ум – никогда не присутствующий, всегда отвлекающийся.

Хякудзё дал очень четкое определение просветленного человека: когда голоден, он ест, когда устает, он спит. Не делайте ничего постороннего. Всегда оставайтесь в этом мгновении, в этом действии. Поднимая руку, просто поднимайте руку – не думайте ни о чем больше. Сидя – сидите, идя – идите. Сконцентрируйтесь на каждом действии так, чтобы не допускать больше никаких мыслей.

Простое понимание этого может сделать вас буддой – ваше сознание сфокусируется настолько, что превратится, чуть ли не в стрелу. И, как только ваше сознание превратится в стрелу, оно устремится к истоку вашей жизни. Все приемы предназначены для того, чтобы превратить ваше сознание в стрелу и чтобы эта стрела начала свой безоглядный полет. Цель совсем близко – это небольшое путешествие, но многим людям требуется прожить миллион жизней, чтобы совершить его. Ведь они никогда не заглядывали внутрь себя.

И когда эти варварские умы отправляются ко сну, они размышляют о тысячах всевозможных дел. Вот в чем они отличаются от меня.

Больше мастер винайи ничего не спросил.

Он был всего лишь книгочеем, он не имел представления о внутреннем мире. Он знал все о внешних объектах, но не представлял, откуда происходит жизнь, откуда происходит сознание, где корни всего сущего. Он замолчал, он больше ничего не спросил, но и не обрел просветления. Он ничего не мог спросить, но и ничего не мог ответить учителю. Он просто замолчал, зная, что ступил на неизведанную территорию. Он прекрасно знал сутры, он прекрасно знал тексты, но ничего не знал о том, что "когда ешь – ешь; когда идешь – иди; когда сидишь – сиди".

В этом и состоит проблема с книгочеями – они никак не могут понять подлинного мастера. Они приходят к пониманию, но к пониманию слов, а не опыта.

Больше мастер винайи ничего не спросил.

В другой раз почтенный Дао Гуан спросил Хякудзё:

– Учитель, какой умственный процесс используешь ты, когда следуешь Дао?

Хякудзё ответил:

– Я не располагаю умственным процессом, который мог бы использовать, и не знаю Дао, которому мог бы следовать.

Это главное условие наблюдателя. Нет умственного процесса. Он оставил свой ум где-то далеко, и ни Дао, ни Дхарма больше не цель. Он сам и есть цель: он – будда. Он и Дао, он и Дхарма, он и сама истина. Здесь не стоит вопрос ни о каком-то умственном процессе, ни о какой-то цели, относящейся к Дао.

Дао Гуан спросил:

– Если оба эти утверждения – правда, зачем же ты созываешь собрания, на которых призываешь других учиться, как следовать Дао посредством дзэн?

Именно так действуют интеллектуалы. Он не понял великого смысла, содержащегося в утверждении Хякудзё, он просто проанализировал его и обнаружил в нем противоречие. Но этот человек говорит, что нет умственного процесса, который он мог бы использовать, и нет Дао, которому мог бы следовать. Если это так, зачем же он собирает людей и продолжает учить их? Вот видите, как действуют интеллектуалы и как они упускают суть.

Он спросил:

– Если оба эти утверждения – правда, зачем же ты созываешь собрания, на которых призываешь других учиться, как следовать Дао посредством дзэн?

Этот вопрос можно задать любому мастеру. Он даже имеет прямое отношение к мастеру.

Я уже говорил вам, что Гаутама Будда не произнес ни слова в течение семи дней после просветления. Когда его спросили, он ответил: "В течение семи дней я думал, говорить мне или не говорить вообще? И не мог найти ни одной причины, по которой должен был бы говорить. Не существует средств, с помощью которых я мог бы обучить людей тому, что неизбежно привело бы их к просветлению. Нет цели, которую следует достичь, потому людям можно указать лишь путь.

Люди хотят знать, какую дисциплину практиковать, какая причина может привести к просветлению. Но причины нет. Потому все семь дней я думал над тем, что все сказанное мной не будет абсолютной правдой.

Говорить ли мне или хранить молчание? Молчать – честнее, но, пожалуй, более жестоко. Жестоко по отношению к тем, кто все еще бредет во тьме, жестоко по отношению к тем, кто уже близок к истоку. Лишь небольшая помощь, лишь легкий толчок может сделать их буддами".

Но это не так уж просто. Попробуй, подтолкни кого-то, и он начинает злиться. Твой толчок не всегда воспринимается как проявление сострадания. Человек может стать более безобразным после того, как его подтолкнули. Его ум может стать более варварским. Он может развернуться и затеять с вами драку, спрашивая: "Зачем ты толкаешь меня? Зачем говоришь это? Зачем выставляешь меня на посмешище?" Путь мастера далеко не всегда усыпан розами, это одно из самых тонких произведений искусства – помочь человеку стать буддой. Небольшая ошибка – и все пропало. И проблема не в учителе – проблема в ученике. То, как ученик воспримет твои слова, – не в твоей власти.

Будда сказал: "Я думаю вообще не говорить. Те, кто должны стать буддами, рано или поздно станут ими, а те, кто слишком увязли во мраке и житейских хлопотах, не станут слушать меня. Я просто потрачу на них время попусту, а они будут злиться на меня, считая, что потратили попусту свое время".

Но люди сказали ему: "Да, ты прав на девяносто девять и девять десятых процента. Но, пожалуйста, подумай об оставшейся одной десятой процента. Ты можешь потратить впустую слова на девяносто девять и девять десятых процента людей, но, пожалуйста, вспомни об одном из тысячи, которому бы ты мог помочь стать буддой. Это такая большая победа, что обо всех неудачах можно просто забыть. Ведь остальные всё равно не могли стать буддами, так что ты можешь забыть о них. Подумай об одной десятой процента, не будь жесток к тем, кто оказался на отшибе. Несколько теплых слов, небольшой толчок придаст им сил обрести безоглядность. Один лишь взгляд, в котором они прочтут ту же глубину, что присуща и им, одно прикосновение, исполненное любви, тепла будды, один лишь жест..."

И Будда уступил. Это одна из величайших уступок, когда-либо сделанных за всю историю человечества. Он мог бы не соглашаться. Никто не смог бы заставить его. Но тогда нечто великое было бы забыто навек. По крайней мере, об этом помнят везде. Некоторые люди и сейчас становятся буддами, достигая все тех же вершин. Ведь они знают – кто-то уже прошел этот путь: "Если кто-то стал буддой, почему бы и мне не стать?" Это придает храбрости.

Но интеллект, которому недоступен внутренний процесс просветления, не имеющий причины, лишенный логики – тут же приходит к поспешному заключению: "Здесь кроется противоречие!" Ты говоришь, что не обладаешь умственным процессом, которым можешь воспользоваться. Но твой ум... ты не сможешь достичь просветления, если не отбросишь свой ум. Так о какой же пользе умственного процесса может идти речь?

Ум должен быть отброшен полностью, чтобы вы могли воспринимать все непосредственно и ясно – без всяких мыслей, мелькающих перед глазами. Цели нет. В тот миг, когда в полном безмолвии вы придете к глубокому пониманию себя, своих корней, родится смех – вы засмеетесь оттого, что так долго искали человека, который был за вами, внутри вас, в самом центре вашего существа.

Но он тут же сказал: "Здесь заключено противоречие – ведь ты учишь людей медитировать, ты обучаешь их определенным приемам. Зачем?"

Хякудзё сказал:

– Этот старый монах не владеет даже клочком земли, в который можно было бы воткнуть шило.

Он хочет сказать, что не обладает никаким умом и потому не может разъяснить и разрешить это противоречие.

– Учитель, почему ты лжешь мне в лицо! – воскликнул Дао Гуан.

Это вечная проблема: учителю приходится лгать. И если вы будете думать только об этой лжи, вы никогда не поймете, что лгал он из сострадания и что ложью он готовил для вас почву, от которой вы должны оттолкнуться, чтобы сделать прыжок.

Я расскажу вам одну старинную историю...

Один царь очень заинтересовался молодым человеком, постоянно сидящим в безмолвии под деревом. Каждый вечер царь, переодевшись, обходил город, чтобы удостоверится, все ли в порядке. И каждый раз он проходил мимо молодого человека, сидящего неподвижно, словно статуя.

Наконец, не в силах сдержать любопытство, он, поравнявшись с молодым человеком, остановил свою лошадь и обратился к нему:

– Юноша, прости, что я прерываю твою медитацию. Молодой человек открыл глаза и ответил:

– Нет нужды приносить извинения, поскольку я не медитирую. Я есть медитация, и никто не может прервать ее. Что бы тебя ни интересовало, прошу, спрашивай.

Царь сказал:

– Я бы хотел, чтобы ты пришел ко мне во дворец. Я позабочусь о тебе. Видя, как ты безмолвно сидишь под деревом, мне на ум пришла древняя история о Будде. Я влюбился в твое безмолвие, в твои жесты, в твою полную безмятежность. Я приглашаю тебя в свой дворец. Я – царь.

Вот как действует варварский ум. Царь приглашает юношу во дворец, но в глубине своей души он хочет, чтобы юноша отказал ему, – ведь, приняв приглашение, тот продемонстрирует, что все еще желает роскоши и дворцов.

Но молодой человек поднялся с земли и просто сказал:

– Я иду с тобой.

В одно мгновение все переменилось. Царь подумал: «Зачем я это сделал? Этого человека все еще интересует роскошь дворцов, он хочет быть гостем царя. Он не может быть великим святым».

Это – старое представление о святом. Святой должен испытывать лишения и неудобства. Дискомфорт – это религия. Если ты голоден, болен, если ты истязаешь себя тысячью разных способов... тогда ты можешь стать великим святым. Этот парень вдруг пал со своего пьедестала святости в глазах царя. Но было уже слишком поздно.

Слово сказано, и его нельзя забрать назад. Это было бы как-то не по-джентельменски.

Но молодой человек все видел. Он не сказал ни слова.

Царь отвел ему лучшую часть своего дворца. Царь обеспечил его всем – слугами, молодыми девушками. Молодой человек принимал все. И каждый раз, принимая предложение царя, молодой человек падал все ниже в его глазах. Да какой же он святой? Он согласился на королевскую кровать, он не отказывался ни от одного из соблазнов.

Царь сказал себе: «Боже мой! Какой же я дурак! Как я обманулся в этом человеке! Похоже, он специально все так подстроил. Зная, что каждую ночь я проезжаю мимо этого места, он садился под дерево и сидел там неподвижно, словно Будда. Он знал, что я клюну на приманку. И вот я попался! А сейчас я не могу ни проглотить ее, ни выплюнуть – ведь он уже во дворце!»

Долго ли может человек жить с такими мыслями?

Прошло полгода с тех пор, как молодой человек поселился во дворце, и как-то раз, прогуливаясь с ним по саду, царь сказал своему спутнику:

– Мне все не дает покоя один вопрос. Я никак не могу выбросить ее из головы. Вот уже шесть месяцев я не могу из-за этого спокойно спать.

– Ты можешь спрашивать меня о чем угодно, – ответил царю юноша.

– Мне неприятно задавать тебе этот вопрос, – продолжал царь, – но какова разница между тобой и мной? Ты, как и я, живешь во дворце, ты, как и я, наслаждаешься его роскошью. Какова же разница между нами?

На это юноша ответил:

– Я знал, что рано или поздно этот вопрос должен возникнуть. Собственно говоря, он возник в твоей голове в тот же миг, когда я встал, чтобы следовать за тобой во дворец. Но ты не очень смел. Тебе следовало бы спросить об этом немедля. Зачем же было тратить шесть месяцев? Кому нужна была эта неопределенность? Зачем было шесть месяцев задаваться вопросом, который не давал тебе спокойно спать? Я могу ответить на этот вопрос, но не здесь. Для этого нам нужно покинуть пределы твоего царства.

– В этом нет нужды, – сказал царь, – ты можешь ответить мне и здесь.

– Нет, нужда есть, – сказал юноша.

Они как раз проходили мимо реки, и, перейдя на другой берег, юноша сказал:

– Вот мой ответ – я отправляюсь дальше. Пойдешь ли ты за мной?

– Как я могу идти за тобой, – сказал царь, – здесь мой дворец, здесь мое царство... у меня жена, дети... У меня тысячи забот и тысячи неразрешенных проблем. Как же я могу идти за тобой?

Юноша сказал:

– Я иду дальше. У меня нет жены, у меня нет детей, у меня нет никаких проблем. Я был счастлив под деревом и был счастлив в твоем дворце – ничуть не меньше, но и ничуть не больше. Мое сознание не меняется от того, нахожусь ли я во дворце или в лесу.

Царь загрустил оттого, что в его безобразный ум взбрела столь безобразная мысль. Он склонился к земле и, прикоснувшись к ногам юноши, сказал:

– Прости меня за то, что я мог подумать такое! Я низко пал в собственных глазах.

– Нет, не делай этого, – сказал ему юноша. – Мне тяжело видеть, как ты склоняешься к моим ногам и льешь слезы. Я могу вернуться назад, но ты снова начнешь думать: «Боже мой! Неужели он обманул меня опять?»

Мне это нетрудно сделать. Но я не вернусь, хотя, возможно, это и будет жестоко по отношению к тебе. Позволь же мне уйти. Передо мной целый мир, и единственное, что мне нужно, это дерево, под которым я мог бы сидеть.

Но царь был настойчив:

– Нет, Нет, возвратись. Иначе я буду корить себя и

все время думать: «Что же я наделал?»

Молодой человек сказал:

– Ты ставишь меня в трудное положение. Я могу вернуться, но помни, ты вновь начнешь думать: «В чем же различие?»

Варварский ум думает лишь о низком, лишь о сиюминутном. В нем нет полета.

Хякудзё ответил:

– Как может этот старый монах, будучи без языка, призывать людей говорить неправду?

После этого подозрительность интеллектуала должна была, лишь возрасти. "Как может этот старый монах, будучи без языка..." Это кажется ложью: "будучи без языка, призывать людей говорить неправду?" – но он совершенно прав. Есть слова, стоящие выше нашей обыденной серой жизни. Просветленный человек не говорит, он просто позволяет бытию говорить посредством его уст. Он не видит того, что вокруг, – он просто позволяет будде видеть мир его глазами.