Текст книги "Хякудзё: Эверест Дзэн"

Автор книги: Бхагаван Шри Раджниш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)

Будда – это пустое сердце

Наш любимый Учитель,

Однажды Исан, Гохё и Унган вместе посетили Хякудзё.

Хякудзё обратился к Исану:

– Как ты скажешь это, не раскрывая рта и не разлепив губ?

Исан ответил:

– Я попрошу тебя сказать это. Хякудзё сказал:

– Я мог бы сказать это, но сделай я так, боюсь, мне пришлось бы остаться без преемников.

Тогда Хякудзё обратился к Гохё.

– Как ты скажешь это, не раскрывая рта и не разлепив губ? – спросил он второго ученика.

Гохё сказал:

– Осё! Закрой рот!

Хякудзё сказал ему:

– В далекой земле, где никто не шевелится, я, прикрывая глаза рукой от солнца, буду высматривать тебя.

После этого Хякудзё спросил Унгана:

– Как ты скажешь это, не раскрывая рта и не разлепив губ?

Унган сказал:

– Осё, ты знаешь это или нет? Хякудзё сказал:

– Похоже, у меня нет преемников.

Маниша, это последняя беседа Хякудзё. И ты выбрала самый странный отрывок – с прекрасной концовкой. Это – Хякудзё в зените.

Однажды Исан, Гохё и Унган вместе посетили Хякудзё.

Это были три ученика, наиболее близкие Хякудзё. Один из них должен был стать преемником – так все говорили. Среди тысяч учеников эти трое были потенциальными преемниками. И каждый учитель, прежде чем сделать выбор, задает вопрос, являющийся, по сути, коаном, на который ответить невозможно.

Хякудзё обратился к Исану...

Это был закат его жизни. Пришло время расставаться с миром. Он искал того, кому сможет передать огонь, пронесенный через всю жизнь.

Он спросил у Исана: «Как ты скажешь это, не раскрывая рта и не разлепив губ?»

Две вещи: первое, это – высший опыт. Дзэн крайне точен в терминах. Существовали боги-мужчины, созданные сексистами: "Как может Бог быть женщиной?" Были также и женщины-богини, порожденные примитивными народами. А идея богини-матери, рождающей жизнь, гораздо более приемлема, чем идея бога-отца. Бога трудно представить себе с маткой, в которой зарождается Вселенная. Он творит мир. Мне кажется, что более разумно представлять Бога как женщину, но мужчины – сексисты не могут примириться с этой мыслью.

Так что идея о Боге-женщине сохранилась только среди примитивных племен. В так называемом цивилизованном мире эту идею отвергли.

Чтобы избежать этих смешных противоречий, в дзэн высший опыт называют "оно" или "это" – не "он" и не "она". Это имеет прямое отношение к вопросу о том, кем должен быть Бог – мужчиной или женщиной. Оно может быть лишь нейтральным жизненным принципом, способным проявиться тысячью всевозможных способов в мужчинах, женщинах, деревьях, горах. Все это лишь проявления. В действительности за всеми этими проявлениями кроется единое начало, жизненный принцип. Его можно назвать лишь это.

И потому вопрос Хякудзё "Как ты скажешь это, не раскрывая рта и не разлепив губ?" удивил бы каждого, кто не знаком с миром дзэн: "О чем это вы? Что такое "это"? Во-первых, ты спрашиваешь о невозможном – "...не раскрывая рта и не разлепив губ...", а во-вторых, ты спрашиваешь: "...как ты скажешь это?" – две загадки в одном вопросе".

Исан ответил:

– Я попрошу тебя сказать это.

Тем самым он бросил вызов учителю: "Это невозможно, но я предоставлю эту возможность тебе. Если я не могу сказать это, я хочу, чтобы ты сказал. Скажи же, не раскрывая рта и не разлепив губ".

Хякудзё сказал:

– Я мог бы сказать это, но, сделай я так, боюсь, мне пришлось бы остаться без преемников.

Он говорит: "Если я скажу это, вы не сможете быть моими преемниками. Я могу сказать. Для этого не нужны ни рот, ни губы. Одна хорошая затрещина, и вы будете знать, что я сказал это". Хякудзё не очень часто раздавал затрещины. Он чуть ли не впервые зашел так далеко: "Я ударю с такой силой, что ты можешь свалиться мертвым на землю. У меня не будет преемников. Но, даже если тебе удастся выжить, ты все равно дискредитируешь себя. Ты не ответил на мой вопрос, ты задал вопрос мне. А я экзаменую вас, чтобы выбрать преемника".

Тогда Хякудзё обратился к Гохё.

– Как ты скажешь это, не раскрывая рта и не разлепив губ? – спросил он второго ученика.

Гохё сказал:

– Осё! Закрой рот!

Это немного лучше, чем первый ответ: "Я попрошу тебя сказать это". Он признает свое поражение, но прячет его за словами, вместо того чтобы ответить: "Я не могу сказать". Если бы он просто смолчал, было бы лучше. Но он сморозил: "Я попрошу тебя..." Он не был учителем и не собирался выбирать преемника. Хякудзё же был учителем, чья смерть была не за горами.

Ответ его второго ученика был немного более удачным.

Гохё сказал: «Осё!»

Осё – самое почетное слово. Существует множество слов, выражающих почтение, но это слово – особенное. Любовь, уважение, благодарность – все это есть в этом слове. Это похоже на христианское "глубокочтимый", но и с ним не сравнить. Само звучание слова "осё", даже если не знаешь японского, кажется приятным.

И он сказал:

«Осё! Закрой рот!»

В самой этой фразе заключено противоречие. С одной стороны – самое главное слово для выражения почтения в японском языке, а с другой – "закрой рот!". Но в этом весь дзэн. Он тверд и остр, как меч, – проникает в самое сердце, и в то же время мягок и нежен, как лепесток лотоса. Нельзя сказать учителю "Закрой рот!". Чтобы избежать непочтительности, он так обращается к нему: "Осё! Пойми меня правильно. Я испытываю к тебе глубокое уважение и любовь, но ты спрашиваешь какую-то глупость. Ты должен замолкнуть. Перед смертью ты стал слегка слабоумным. И потому закрой рот!"

Хякудзё сказал ему:

– В далекой земле, где никто не шевелится, я, прикрывая глаза рукой от солнца, буду высматривать тебя.

Как красиво отверг его Хякудзё. Он не назначил Гохё своим преемником, так как тот не дал ответ. Но он проявил себя как очень любящий, заботливый, благодарный и почтительный ученик. Именно эти его качества заслужили особого отношения со стороны Хякудзё. И потому он сказал: "В далекой земле... – где-то далеко, в каком-то уголке Вселенной, – где никто не шевелится – где все тихо и недвижимо, – я, прикрывая глаза рукой от солнца, буду высматривать тебя". Он говорит: "Ты можешь быть моим спутником, но не можешь стать моим преемником. Когда-нибудь, в далеком будущем, в каком-то уголке Вселенной я буду высматривать тебя. Ты достигнешь цели – в этом я уверен". Но, сказав это, он отверг его как преемника. Его ответ был лучше, чем ответ Исана.

После этого Хякудзё спросил Унгана:

– Как ты скажешь это, не раскрывая рта и не разлепив губ?

Унган сказал:

– Осё, ты знаешь это или нет?

Это еще лучше. С огромной почтительностью он говорит: "Осё, о чем ты спрашиваешь, ты знаешь это или нет? Если знаешь, какой же смысл задавать вопрос? Если не знаешь, то никогда и не поймешь". Но это тоже не ответ. И Хякудзё говорит с грустью: "Похоже, у меня нет преемников. Похоже, у меня не будет преемника. Вы прекрасно образованы. Вы – настоящие знатоки. Вы испытываете ко мне большую любовь и уважение, но всего этого недостаточно, чтобы быть моим преемником".

Для этого нужно, чтобы преемник сумел сказать это. Вся его жизнь должна быть посвящена тому, что он будет учить людей, провоцировать людей, подталкивать людей к пониманию этого. Но если он не может сказать это, как может он быть преемником?

Преемник должен быть учителем. Все вы мистики, но никто из вас не способен быть учителем. Я скажу так, чтобы вы поняли. Мистик – это человек, способный к переживаниям, но не способный передать их другим посредством определенных жестов или приемов. Из сотни мистиков лишь один может стать учителем, так как его задача невероятно трудна. Сказать это – возможно, самая трудная задача на свете. Можно пускаться на всевозможные ухищрения, можно подвести человека к переживанию, используя обманные приемы, но сказать это – невозможно. Все эти обманные приемы нужны для очень искусного мастера – учителя, знающего, что даже ложь можно использовать, чтобы указать на правду. Хякудзё сказал: "Очевидно, у меня не будет преемников".

Краткая биографическая справка: Все, что известно о последних днях жизни Хякудзё, – это то, что монахи пытались убедить его отказаться от работы, когда он стал совсем стар и дряхл. Но их слова не возымели на учителя никакого действия.

Беспокоясь о его здоровье, они решили спрятать его рабочие инструменты. Но Хякудзё отказался от еды, следуя своему принципу: "День без работы – день без еды". Монахи были вынуждены возвратить инструменты.

Хякудзё умер в 814 году в возрасте девяноста лет.

Он так никого и не назначил своим преемником. Это решение он оставил за собранием. И на собрании санньяси был назначен преемник. Это напоминает избрание Папы Римского. Он не является подлинным преемником. Никто даже не возражает против того, как непросветленные люди могут назначать кого-либо преемником Иисуса Христа, представителя Бога на земле.

Двести кардиналов съезжаются в Ватикан, когда умирает один Папа. Для этих двухсот кардиналов есть специальное место – маленькие пещеры. Каждый удаляется в отдельную пещеру. Им нельзя общаться друг с другом, обсуждать друг с другом возможного избранника. Им выделяется двадцать четыре часа для медитации... я не знаю, как они там медитируют, так как не знаю ни одного епископа или кардинала, который... из тех епископов и кардиналов, что я встречал, не один не знает, как медитировать.

То, что они называют медитацией, на самом деле является размышлением. Они раздумывают над тем, кто будет достойным избранником из двухсот кандидатов. Так что они пишут имя на листке бумаги, и через двадцать четыре часа их ответы собирают. Тот, кто набирает большинство голосов, и становится Папой. Из всех этих двухсот кардиналов ни один не является просветленным. Так что это своего рода политические выборы.

Чтобы стать преемником учителя, победить на выборах недостаточно. Должна произойти передача светильника. Лишь учитель может сделать выбор. Но возникла странная ситуация – учитель отказался выбрать кого-либо из трех самых близких своих последователей. Это демонстрирует одну особенность дзэн – избрать можно только наилучшего.

Я вспомнил о выборе преемника Бодхидхармы... У него было четыре очень близких ученика. И все остальные ученики думали, что выбор обязательно падет на одного из этих четырех.

Когда Бодхидхарма собирался отправиться... Он не собирался умирать, он собирался возвратиться в Гималаи. Он пришел в Китай, потому что его учитель, женщина, сказала ему, что он должен принести весть в Китай. Он оставался в Китае четырнадцать лет, пока не увидел, что "несколько человек уже созрели. И он может назначить преемника и отправиться назад, в Гималаи".

Гималаи на протяжении многих веков притягивали к себе мистиков. В Гималаях особая, мистическая атмосфера. Никакие иные горы на земле не обладают такой атмосферой – высота, вечные снега, что никогда не таяли на вершинах, тишина, что никогда не нарушалась, и тропы, по которым никогда не ходил человек. Есть какое-то сходство между гималайскими пиками и внутренним сознанием.

Бодхидхарма сказал:

– Я уже довольно стар и, рано или поздно, должен буду умереть. Я не хочу оставлять за собой следов. Я хочу исчезнуть в снегах Гималаев бесследно. Пришло время отправляться в путь – ведь потребуется не один год, чтобы проникнуть вглубь Гималаев.

И он созвал своих учеников и попросил выйти вперед четырех своих ближайших последователей. Каждый знал, что эти четверо – самые вероятные кандидаты.

И он спросил первого:

– Какова суть моего учения? И первый ученик ответил:

– Суть твоего учения – медитация.

Но дело было не в том, правильным или неправильным будет ответ. Дело было в глубине и в высоте. Ответ был очень гладким: "Твое учение – это медитация". Любой идиот мог сказать это.

И Бодхидхарма сказал:

– Твой ответ верен, но недостаточен. Ты получил мою кожу – и не более. Садись же.

И он задал этот же вопрос второму ученику.

– Суть твоего учения – обрести просветление. И учитель сказал:

– Ты прав, медитация ведет к просветлению. Но это может сказать даже малыш. Тот, кто слушал меня на протяжении четырнадцати лет, может легко сказать такое. Ты получил мои кости – не более.

Он спросил об этом же третьего ученика, и тот сказал:

– Суть твоего учения – научиться безмолвию.

– Это лучше, чем предыдущие два ответа, но, если суть моего учения сводится к тому, чтобы учиться безмолвию, почему же ты заговорил? Ты сам разрушаешь мое учение. Ты получил мой костный мозг. Садись же.

Четвертый же подошел к учителю со слезами на глазах, поклонился ему и, не сказав ни единого слова, прикоснулся к стопам. Бодхидхарма сказал:

– Ты получил мою душу. Ты – мой преемник. Твои слезы сказали то, чего не сказал никто иной. Твое молчание сказало то, чего не сказал никто иной.

Этот человек был избран учителем как преемник. Это не выборы. Здесь выявляется, насколько глубоко человек постиг истину. Лишь таким образом назначается преемник в мире дзэн. Лишь в тех случаях, когда учитель видит, что никто не созрел в достаточной степени, он проявляет свою приверженность истине, не назначая преемника – оставляя это решение за собранием. "Будет лучше, если вы все вместе определите, кто будет моим преемником. Я не хочу совершить ошибку, остановив свой выбор на непросветленном человеке. Вы, по крайней мере, свободны в своем решении. Вы – не просветленные. Что же вы еще можете сделать? Вы изберете непросветленного – очень умного, очень знающего, очень красноречивого и умеющего убеждать логика. Вы можете сделать это. Но я, в последние минуты моей жизни, не вправе совершить поступок, за который меня осудят будды".

Все эти Папы избраны.

Кстати, Пратхана звонила из Калифорнии. Она ищет для меня различные вещи. Недавно она посетила фирму, шьющую простыни и пододеяльники. Менеджер спросил ее:

– Для кого вы хотите заказать это?

– Для Раджниша, – ответила она.

Тогда этот человек сказал:

– Какое странное совпадение! Раджниш и Папа не сходятся ни в одном вопросе, но оба они – мои клиенты.

У него лучшие клиенты из всего мира – принцесса Диана... и ему самому очень понравилась мысль... Я сказал Пратхане, чтобы она нашла другую фирму. Я не могу спать на той же простыне, на которой спит этот идиот, Папа... Между нами не может быть ни в чем достигнуто согласие – даже в вопросе о простынях.

Басё написал это хайку:

Лишь оболочка от цикады осталась?

Поет ли она, не существуя?

Старое цикадовое дерево. Оно почти мертво. Листва опала. И Басё говорит: "Лишь оболочка..." Внутренняя жизнь покинула дерево...

"Лишь оболочка от цикады осталась? Поет ли она, не существуя?"

Поет ли она и пляшет, уйдя из бытия? Он указывает всем ученикам, ищущим вечный источник жизни, на то, что нужно плясать, петь даже после смерти. Только тогда вы сможете найти это. Пляска преображает смерть в вечную жизнь. Пляска – преображающая сила. В ней собраны радость, благословение, благодарность. И сейчас это хочет возвратить вас к истоку – вы не должны грустить. Это – неблагодарно.

У вас должно быть праздничное настроение, вы должны испытывать благодарность за все, что бытие сделало для вас. И потому – пляшите, и в этой пляске смерть становится вымыслом. Эта пляска способна преобразить даже смерть в жизнь – в вечную жизнь.

Маниша спрашивает:

Наш любимый Учитель,

Бывают ли случаи, когда ученики должны защищать учителя от самого себя?

Маниша, честно говоря, каждый день – это тот случай, когда нужно защищать учителя от самого себя – по той простой причине, что он уже достиг всего, чего только можно достичь в жизни. Он продолжает оставаться на этом берегу лишь ради вас. Сам же он дошел до конца – ему некуда больше идти. Его жизнь посвящена тем, кто любит его. Нет в мире ничего такого, что он бы хотел получить.

Он может страдать от старости, может страдать от болезней – и все это ради тех, кто любит его. Он хочет, чтобы они созрели, хочет, чтобы они расцвели.

Каждый день ученики должны защищать учителя от самого себя, так как каждый день учитель думает: "Какой смысл жить дальше? Не время ли покинуть тело?" Но ваша любовь не дает ему поступить так. Больше ничто не препятствует ему. Все нити, связывающие его с жизнью, все струны, соединявшие его со структурой тела-ума, оборвались. Его пустое сердце прислушивается лишь к вашей любви. И насколько хватит его сил... ведь его тело стареет быстрее, чем тело обычного человека. Тело обычного человека следует природным законам старения. Просветленный же человек вышел за пределы законов природы. Он умирает быстро.

Большинство просветленных людей умерли сразу же после обретения просветления, лишь немногим удалось пережить собственное просветление. Это такой удар – в тысячу вольт. Это создает большой зазор между телом и сознанием – становится необычайно трудно жить. Для непросветленного это просто – он не видит в этом никакой проблемы. Его душа привязана к телу. Просветленный же человек живет в телесной оболочке – но он не связан с ней. В любой момент он может раскрыть свои крылья и сказать вам "прощайте!".

Твой вопрос весьма уместен, Маниша. Все существование учителя посвящено тем, кого он любит. Если его разочаровали те, кого он любит, ему больше нет нужды переносить страдания. Ведь когда тело страдает, каждый шаг причиняет ему боль. И эта боль кажется особенно непереносимой, потому что ему ничего не стоит покинуть тело – просто закрыть глаза и уйти. Всю ответственность за защиту учителя от самого себя несут ученики.

Вопрос Маниши, возможно, заставил вас загрустить. Так что, переменим тему.

Итак, время Анандо...

Фредди Финштейн, еврей из Нью-Йорка, торгует одеждой в Америке по твердой цене и никак не может развернуться. Друг говорит ему, что в Индии торгуются все – там это образ жизни. И Фредди садится на первый же самолет и летит в Индию.

Через два дня он идет по дороге индийского города и попадает под проливной дождь. Его американские кроссовки совершенно размокли, и он заходит в ближайшую обувную лавку.

Он не прочь проверить свое искусство торговаться. К нему подходит продавец, Раджив. Фредди указывает на пару туфель, и Раджив отвечает, что они стоят сто рупий.

– Даю пятьдесят, – тут же предлагает Фредди Финштейн.

– Это невозможно, – отвечает Раджив.

– Пятьдесят. И это мое последнее слово, – говорит Фредди.

Раджив уходит, чтобы посоветоваться с хозяином, и вскоре возвращается.

– Хорошо, – говорит он, – можете купить их за пятьдесят.

– Нет, – выкрикивает Фредди, – даю двадцать рупий!

Раджив снова уходит советоваться и, возвратившись, говорит:

– Ладно, можете взять их за двадцать.

– Нет, пять! – тут же находится Фредди.

– Послушайте, – раздраженно говорит ему Раджив, – берите туфли даром и выметайтесь из лавки!

– Ну нет! – отвечает Фредди.

– Нет? Так вы не хотите туфли? – удивляется Раджив.

– Нет! Я хочу две пары!

***

Маленький театр, расположенный рядом с Ватиканом, начал устраивать секс-шоу "живьем". Поляк Папа Римский пришел в бешенство.

Вместе с кардиналом Мартовским и группой епископов он отправляется на представление, чтобы лично узнать, какой вред может нанести душам добрых католиков это зрелище.

Час спустя, возвращаясь из театра, поляк Папа и его команда в один голос возмущаются этим безобразным, отвратительным, омерзительно-гнусным зрелищем, совершенно неприемлемым для католиков.

Они уже готовы войти в Ватикан, когда поляк Папа останавливается, хлопает себя рукой по лбу и говорит:

– Придется вернуться в этот театр. Я забыл там свою шляпу.

– Да нет же, – отвечает кардинал Мартовский, – вот она – болтается у вас пониже пояса.

***

Шен О'Рейлли, въезжая на телеге в город, сталкивается с грузовиком.

Шен подает иск в суд, обвиняя водителя грузовика в наезде и требуя компенсации за моральный и физический ущерб, нанесенный лично ему, за телегу, картошку, которую он на ней вез, лошадь, которая тянула телегу, и собаку, которая сидела с ним рядом. Все это тянет на весьма значительную сумму денег.

Но, когда доходит до свидетельских показаний, его дело уже не кажется столь выигрышным, как прежде.

– Верно ли, – спрашивает Симон Акульский, адвокат противной стороны, – что, когда вы лежали на земле после происшествия, к вам подошел некий человек и, спросив вас, как вы себя чувствуете, получил от вас ответ: "Лучше я себя в жизни не чувствовал!"?

– Да, – отвечает Шен, – все так и было.

– Отлично, – потирает руки Симон Акульский, – я думаю, это следует занести в протокол.

Адвокат Шена подходит к своему клиенту и говорит:

– Я думаю, что вам следует подробнее рассказать об обстоятельствах, при которых вы дали этот ответ.

– Конечно, – с готовностью отвечает Шен. – Я лежу на земле, когда ко мне подъезжает полицейская машина и из нее выходит шериф. Он говорит мне, что моя лошадь стонет от боли и у нее переломаны обе передние ноги. Затем он достает свой револьвер, целится в ухо лошади и стреляет.

После этого он сообщает мне, что моя собака в агонии – у нее переломан хребет. И тут же стреляет из револьвера в голову моему псу.

Затем он оборачивается ко мне и спрашивает: "Ну а теперь скажите, как вы себя чувствуете?"

Ниведано...

Ниведано...

Погрузись в тишину.

Закрой глаза.

Почувствуй, как замерло твое тело.

А теперь обрати свой взгляд внутрь себя с безоглядностью.

Это – последний момент твоей жизни.

Глубже и глубже, не зная страха, погружайся в центр, как стрела.

Это – исток твоей жизни, а также исток всей Вселенной.

Этот центр зовется буддой, потому что, достигнув центра, ты обретешь сознание, ты проснешься.

Ведь будда – лишь символическое имя.

В этот момент каждый становится буддой. Теперь лишь тебе решать, оставаться ли буддой всегда или взять себе парочку выходных. Но, познав раз красоту, радость, величие и великолепие будды, ты больше никогда не захочешь возвращаться к тупикам жизни, возвращаться в потемки, где можно пробираться лишь ощупью. В это мгновение ты стал светом.

Чтобы было понятнее,

Ниведано...

Расслабься.

Наблюдай. Ты – не твой ум. Ты – не твое тело.

Ты просто наблюдатель. Наблюдение – это ты.

Это единственная неизменная вещь во Вселенной.

Все изменяется – лишь вечный свидетель пребывает в здесь и сейчас, он остается неизменным.

Это – центр твоего существа.

Этот вечер великолепен, и твое безмолвие сделало его еще более великолепным, еще более прекрасным, твое наблюдение прибавило ему невероятной красоты.

Это место, где десять тысяч будд наблюдают, стало центром земли.

Запомни же это безмолвие, когда возвратишься.

Не оставляй его позади.

Принеси с собой как можно больше цветов, как можно больше аромата.

Не думай ни о чем, что стояло на твоем пути к центру.

Таким же путем ты вернешься назад.

Тебе, должно быть, стала знакомой эта дорога.

Она коротка.

Узнав ее, ты можешь входить в любую минуту, так же как входишь в дом или выходишь из дому – без всякого труда.

Это – твое пространство, твой дом.

Как благословенно это мгновение!

Как много цветов сыплется дождем на тебя.

Так пусть же вся твоя жизнь станет светом, пробуждением, буддой.

Ниведано...

Возвращайся, но возвращайся как будда, незнающий сомнения, без колебаний.

Присядь на несколько секунд, вспоминая пространство, в котором ты находился.

Вспоминая, каким ты там был, – таким тебе предстоит быть все двадцать четыре часа в сутки, вспоминая путь, по которому ты шел туда и обратно.

И привнеси эту тишину, это изящество во все свои дела и жесты, в свои слова и свое безмолвие.

Будда – это твое пустое сердце.

Хорошо, Маниша?

Да, любимый Учитель.

Можем ли мы отпраздновать праздник десяти тысяч будд?

Да, любимый Учитель.