Текст книги "Хякудзё: Эверест Дзэн"

Автор книги: Бхагаван Шри Раджниш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)

Бхагаван Шри Раджниш (Ошо)
Хякудзё: Эверест Дзэн

Вступление

Как-то раз китайский император, который очень любил живопись, созвал всех художников своей империи – одной из величайших империй мира. Он сказал им:

– Я собираюсь провозгласить одного из вас главным художником империи. Вы будете моими гостями, и вы будете рисовать. Я приду посмотреть на ваши полотна, и тот, чья картина окажется наилучшей, станет моим придворным художником и главным художником всей империи – и я награжу его как следует.

В состязании участвовали тысячи художников. И один старый художник сказал императору:

– Чтобы нарисовать картину, мне потребуется не менее трех лет. Я должен сразу поставить несколько условий: пока я буду рисовать, никто не смеет входить в мой дом – я не хочу, чтобы кто-то видел незавершенную картину. Когда картина будет готова, я приглашу тебя.

– Три года? Это слишком много, – сказал император.

– Тогда я отказываюсь участвовать в состязании. Три года – ничто. Ты ведь не знаешь, что я собираюсь рисовать, – ответил художник.

Император вынужден был согласиться. Остальные художники завершили свои полотна. Кто через неделю, кто через две, большинство – через четыре. Но император не был удовлетворен. Он должен был увидеться со стариком. Не видя его полотна, он не мог провозгласить своего решения.

Через три года старый художник явился к императору и сказал:

– Картина готова. Ты можешь прийти посмотреть на нее.

Он создавал свою картину на территории дворца самого императора. Ему выделили красивый дом, который стражники охраняли круглые сутки, чтобы никто не смог помешать художнику, работать. Император прождал все три года. Это было долгое ожидание – он был стар и боялся, что смерть может прийти к нему в любую минуту. Но картина была готова, а он все еще жив. С некоторым страхом в сердце император ступил в дом, где работал художник. Картина занимала целую стену: на ней был изображен прекрасный лес, через него протекала речушка, а рядом с ней вилась исчезающая в горах узенькая тропинка.

Император не мог поверить своим глазам: это было настоящее чудо – магия. Его охватил благоговейный страх. После долгого молчания он задал художнику лишь один вопрос:

– Меня очень заинтересовала эта узенькая тропинка.

Она вьется по лесу, доходит до подножья гор и где-то там теряется. Куда она ведет?

Художник ответил императору:

– Чтобы узнать об этом, нужно пройти по ней.

Другого способа узнать не существует.

Император совершенно забыл, что перед ним была лишь картина. Его так захватила красота, что, взяв художника за руку, он пошел с ним по тропинке. Они вместе исчезли в горах. И до сих пор не возвратились.

Прочесть эту книгу – значит принять протянутую руку просветленного мастера, Ошо Раджниша, и отправиться по «золотой тропинке, уводящей в центр твоей души».

Ма Дхиан Сагар, бакалавр искусств.

Слово к читателю

Конец каждой главы в этой серии книг о мудрецах имеет определенную структуру, которая может озадачить читателя, не присутствовавшего на встречах с Мастером. Вначале наступает «время Сардара Гурудаяла Сингха». Сардарджи – вечный ученик, известный своим неподдельным и заразительным смехом. Время шуток и смеха названо именно в его честь: «А сейчас пришло время Сардара Гурудаяла Сингха».

Далее следует практика медитации, состоящая из четырех этапов. Каждый этап медитации начинается после того, как Ошо подает знак барабанщику Ниведано. Барабанная дробь изображается в книге следующим образом:

Первая ступень медитации начинается с тарабарщины. Ошо называл ее «очищением ума от всевозможной пыли», «разговором на неизвестном языке», «избавлением от сумасшествия». На несколько минут аудитория просто сходит с ума: тысячи людей орут, визжат, несут вздор, размахивают руками. Тарабарщина изображена в тексте следующим образом:

Вторая ступень включает в себя сидение в тишине, наблюдение, фокусирование сознания на своем внутреннем центре.

Третья ступень – "отпускание", когда медитирующие бессильно падают на землю, растворяя границы, отделяющие людей друг от друга.

Заключительная барабанная дробь приглашает участников вернуться в сидячее положение; далее им дается рекомендация всячески углублять собственный опыт медитации в повседневной жизни. На каждой ступени медитации к собравшимся обращается Мастер. Текст вечерних медитаций воспроизведен здесь полностью.

Язык внезапности

Наш любимый Учитель,

Когда Хякудзё впервые прибыл в Цзян-си, чтобы засвидетельствовать свое почтение Ма-цзы, Ма-цзы спросил его:

– Откуда ты пришел?

– Из монастыря Большая Туча, что в Юэ Чоу, – ответил Хякудзё.

– И чего ты хочешь достичь, явившись сюда? – вновь спросил Ма-цзы.

– Я пришел сюда в поисках дхармы будды, – ответил Хякудзё.

На это Ма-цзы сказал:

– Вместо того чтобы заглянуть в сокровищницу, которая принадлежит тебе, ты оставил дом и отправился в дальний путь. Зачем? У меня здесь нет совершенно ничего. И что это за дхарма будды, которую ты ищешь?

Тут Хякудзё пал перед ним ниц со словами:

– Прошу тебя, скажи, что ты имел в виду, говоря о сокровищнице, которая принадлежит мне?

Ма-цзы ответил:

– То, что задает вопрос, и есть твоя сокровищница. В ней есть все, что тебе нужно, и в ней можно найти все. Все, что в ней, принадлежит тебе, так зачем же искать что-то снаружи?

Как только Хякудзё услышал эти слова, на него снизошло великое просветление, и он осознал свой собственный не-ум. Вне себя от радости, он поклонился с глубокой благодарностью.

Шесть лет Хякудзё провел рядом с Ма-цзы. Но когда его старый учитель, Дао-ци, состарился, он решил возвратиться, чтобы ухаживать за ним.

Прежде чем покинуть Ма-цзы, Хякудзё пришел попрощаться с Мастером. Завидев его, Ма-цзы поднял вверх метелку из конского волоса.

Хякудзё спросил:

– Она тобой еще пользуется или ты уже отстранился от использования?

Ма-цзы повесил метелку на край стула. Помолчав минуту, он спросил Хякудзё:

– Итак, как ты открываешь два лепестка своего рта, чтобы служить другим?

Вместо ответа Хякудзё взял метелку и поднял ее вверх. Ма-цзы спросил:

– Она тобой еще пользуется или ты уже отстранился от использования?

Хякудзё повесил метелку на край стула.

В ту же секунду громкий рев, подобный тысяче громов, раздался в голове Хякудзё. Ма-цзы издал крик, который, как говорят, лишил Хякудзё слуха на три дня.

Маниша, прежде чем начать обсуждать сутры Хякудзё, я хочу сказать кое-что. Хякудзё был прямым преемником Ма-цзы и прославился тем, что первым создал истинно дзэнские монастыри, а также благодаря своему трактату о внезапном просветлении.

Чтобы понять Хякудзё, прежде нужно понять, что просветление может быть лишь внезапным. Подготовка может происходить постепенно, но озарение всегда приходит внезапно. Можно постепенно подготавливать почву для семян, но всходы они дадут внезапно – однажды утром. Это не происходит постепенно. Бытие верит во внезапность. Здесь нет ничего постепенного, хотя таким и кажется. Но это иллюзия.

Раньше наука считала, что все происходит постепенно: ребенок постепенно становится юношей, юноша постепенно взрослеет... Сейчас же, благодаря Альберту Эйнштейну и его открытиям в области атомной энергии, мы знаем, что все не так. Вначале он сам был удивлен, обнаружив, что элементарные частицы не перебираются с одного места на другое подобно тому, как мы проходим от своего дома к базару. Они просто прыгают. И их прыжки столь внезапны, что Эйнштейн придумал для этого новое слово: "квант" – квантовый скачок. Это означает, что частица, находясь в точке А, мгновенно переместилась в точку Б. На промежуточном пути между этими точками ее никогда и не было. Странен скачок частицы от одной точки к другой. И это подсказало Эйнштейну, что все во Вселенной делает скачки, но такие скачки почти неуловимы – вы их не видите.

Каждое мгновение вы делаете скачок к старости. Это не постепенный процесс. Каждое мгновение происходит скачок, и передышки между скачками никак не сделаешь. Скачок следует за скачком, но можно подготовиться. Особенно к просветлению – главному квантовому скачку. Можно медитировать, можно уходить в самую глубь себя, можно найти свой центр. И в тот миг, когда вы найдете свой центр, словно ниоткуда явится будда – будда из чистого пламени.

Его появление не будет постепенным, не будет частичным. Огромный вклад Хякудзё состоит в том, что он заговорил о внезапном просветлении – ведь это так нелогично. Если вы отправитесь отсюда на базар, вам придется идти, а не лететь по небу, подобно обезьяньему богу индусов, прихватившему с собой горы, чтобы прыгать с одной вершины на другую... Вам придется делать шаг за шагом. Вы будете передвигаться постепенно. Вы не сможете испариться из аудитории Будды и тут же очутиться на базаре дороги M.G.

В обыденной жизни мы почти никогда не сталкиваемся с полной внезапностью: мы не видим, чтобы бутон розы внезапно превратился в цветок, – он раскрывается постепенно. Утром – это еще бутон; вечером он превращается в цветок. Постоянно видя перед собой медленные перемены, великие мастера дзэн принадлежали к школе постепенного продвижения. Мысль о том, что кто-то может стать буддой внезапно, казалась им совершенно абсурдной.

Все требует времени. Если вы хотите построить дом, разбить сад, нарисовать картину, написать поэму – все это займет время. Есть лишь одна вещь, не требующая времени, ибо она – вне времени. Это просветление. Вы просто выпрыгиваете из времени и оказываетесь там, где, казалось, были всегда – в открывшейся вам истинной природе.

Хякудзё создал еще одну вещь – дзэнские монастыри. Прежде были лишь дзэнские храмы, где могли жить и читать дзэнские тексты небольшие группы людей. Но он создал нечто новое – монастырь, где люди могли посвящать себя только одной цели: стать буддой. Никаких текстов, никаких ритуалов... вся энергия направлялась к одной цели – открыть свою истинную природу.

Но почему монастыри? Когда тысячи людей собираются вместе, чтобы отправиться в неведомое, вам становится легче, ведь вы знаете, что, хотя вы и собираетесь в одиночку отправиться в свое собственное пространство, тысячи людей вокруг вас также собираются отправиться в одиночку в то же пространство. К тому же монастыри создают особую атмосферу, и это величайший вклад Хякудзё в дзэн.

Монастырь – это климат. Каждый нерв, каждая волна... каждый листочек на дереве пропитан единым желанием – безоглядно стать буддой. И, когда десять тысяч человек в течение многих лет все идут в одну сторону, это создает особое энергетическое поле. Можно попасть в это энергетическое поле, а оказавшись там, легко выскользнуть из ума. Одному этого трудно достичь. Одному тоже можно... так бывает... но не часто...

Хякудзё, учредив монастыри, просто создал невидимое вам энергетическое поле. Когда десять тысяч сидящих здесь санньяси входят в свою внутреннюю сущность, каждый из них оказывается там один, но, с другой стороны, с каждым из них там оказывается еще десять тысяч человек. Этот эксперимент проводился не только в кельях, но также и под открытым небом, где десять тысяч человек, идущих одним и тем же путем, создавали вибрации, волны энергии.

Чтобы не стать буддой в таком климате, нужно бороться со всем энергетическим полем – плыть против течения. Чтобы стать буддой, нужно просто плыть по течению. В такой атмосфере возможна полная самозабвенность. Хякудзё предложил научную концепцию монастыря.

Хякудзё родился в 727 году. Он также известен под именем Пай Чан. В детстве мать повела Хякудзё в храм. Войдя туда, она поклонилась статуе Будды. Указав на статую, Хякудзё спросил:

– Что это?

– Это будда, – ответила мать. Хякудзё тогда сказал:

– Он совсем как человек. Я тоже хочу стать когда-нибудь буддой.

Этот незначительный случай имел весьма значительные последствия. Будда никогда не хотел быть каким-то особенным или выдающимся человеком. Он знал, что если он будет каким-то особенным или выдающимся, это отвратит от его пути обычных людей, которые понимают, что они не особенные и не выдающиеся. Они – не воплощение Бога, они не обладают чудодейственной силой. Они не могут ходить по водам, они не могут возвратить мертвого Лазаря к жизни... Взгляните лишь на Иисуса и Будду, и вы увидите, что Будда совершенно обычный, скромный, простой – он вполне может затеряться в толпе. Иисус же стоит вдалеке от всех – ведь вы не можете ходить по водам.

Я как-то слышал историю о том, как один епископ пришел на святую землю Израиля. У него было два друга – два старых раввина, и он попросил их отвести его к святым местам, которые посещал Иисус. Наконец они пришли к озеру в Галилее, по водам которого ходил Иисус. Они взяли лодку и подплыли именно к тому месту, где Он ходил. Епископ сказал:

– Иисус был евреем – вашим последним пророком и основателем нашей религии. Можете ли вы тоже ходить по воде?

– Свободно, – ответил один из раввинов. Епископ не поверил и сказал:

– Я хочу в этом убедиться.

Один из раввинов, перешагнув через левый борт, сделал несколько шагов по воде и затем вернулся на место. Епископ смотрел на все это широко открытыми глазами. Придя в себя, он сказал:

– Мы думали, что только Иисус был способен на это. Похоже, это свойство всех евреев.

Старые евреи ответили епископу:

– Мы не последователи Иисуса, и мы распяли его на кресте за то, что он был самозванцем – провозгласил себя последним пророком. Но ты – последователь Иисуса, так что во имя Христа попробуй ты – пройдись по воде.

Это был вызов...

Епископ сидел у правого борта лодки. И он переступил через борт и тут же ушел под воду, успев только закричать: "На помощь!"

Раввины вытащили его из воды, и старший спросил у младшего:

– Как ты думаешь, открыть ли секрет этому идиоту?..

А секрет состоял в том, что под водой были большие камни. Но они находились слева от лодки, а не справа. Видимо, Иисус по ним и ходил.

Я как-то слышал историю об одном американце-христианине, очень богатом человеке, но очень скупом. Этот американец приехал в Израиль. Каждый турист обычно отправляется к Морю Галилейскому – самому святому месту в Израиле. Там Иисус провел большую часть своей жизни. И этот американец спросил лодочника:

– За сколько ты отвезешь меня к тому месту, где Иисус ходил по водам?

– За десять долларов, сэр, – ответил ему лодочник.

– Тогда понятно, почему Иисус решил пройтись по воде пешком! Десять долларов – немыслимо! Сегодня я не собираюсь ходить по воде.

Будда же не делал ничего такого, чего бы не могли сделать вы. Он такое же человеческое существо, как каждый из вас. Он не говорит, что чем-то выделяется среди других. В этом его величие.

В нашем случае Хякудзё спросил свою мать, указав на статую Будды:

– Кто это?

Мать ответила:

– Это – будда. Хякудзё тогда сказал:

– Он совсем как человек...

Хякудзё никогда не пытался выглядеть как-то иначе. Он просто хотел быть человеком, чтобы поощрить тем самым каждого: тебе не нужно ходить по водам, тебе не нужно превращать воду в виски...

Вы можете стать буддой без всякого труда, ибо это ваша внутренняя природа. Это не требует чуда. Религия – не магия. Это очень простая и скромная попытка отыскать в себе самую глубокую точку – там, где ты соединен со Вселенной. Эта точка соединения и есть будда.

И хотя Хякудзё был тогда всего лишь маленьким ребенком, он сказал: "Он совсем как человек. Я тоже хочу когда-нибудь стать буддой... Этот человек стал буддой... Я тоже человек. Сейчас я еще слишком маленький, но когда-нибудь я вырасту и стану буддой".

Хякудзё стал монахом, когда ему исполнилось двадцать два года. Он вступил в монастырь, что в Юэ Чоу, и его первым учителем был Дао-ци. Дао-ци дал ему первое духовное имя, Хуэй Хай, что означает "Океан Мудрости".

Хякудзё уже давно не был монахом, когда услышал о великом мастере Ма-цзы и отправился к нему в Цзян-си.

Маниша спрашивает: любимый Учитель,

Когда Хякудзё впервые прибыл в Цзян-си, чтобы засвидетельствовать свое почтение Ма-цзы, тот спросил его: «Откуда ты пришел?»

Это дзэнский вопрос. Подобные вопросы имеют иное значение, чем то, какое им придает непосвященный. Спрашивая "Откуда ты пришел?", он хочет узнать: из какой вечности ты явился сюда? Осознаешь ли ты свою вечную сущность – то, что ты явился сюда из полной пустоты?

Но Хякудзё не понял сути вопроса. Он решил, что Ма-цзы задает ему обычный вопрос.

– Из монастыря Большая Туча, что в Юэ Чоу, – ответил Хякудзё.

– И чего ты хочешь достичь, явившись сюда? – вновь спросил Ма-цзы.

– Я пришел сюда в поисках дхармы будды, – ответил Хякудзё.

На это Ма-цзы сказал:

– Вместо того чтобы заглянуть в сокровищницу, которая принадлежит тебе, ты оставил дом и отправился в дальний путь. Зачем? У меня здесь нет совершенно ничего. И что это за дхарма будды, которую ты ищешь?

Тут Хякудзё пал перед ним ниц со словами:

– Прошу тебя, скажи, что ты имел в виду, говоря о сокровищнице, которая принадлежит мне?

Сейчас он задал правильный вопрос.

Ма-цзы ответил:

– То, что задает вопрос, и есть твоя сокровищница.

Твое сознание, твоя сущность – кто задал вопрос?

Не ищи ответ, ищи, откуда исходит вопрос, тогда ты заглянешь внутрь себя. Вопрос исходит из самой глубины тебя.

– То, что задает вопрос, и есть твоя сокровищница. В ней есть все, что тебе нужно, и в ней можно найти все. Все, что в ней, принадлежит тебе, так зачем же искать что-то снаружи?

Как только Хякудзё услышал эти слова, на него снизошло великое просветление, и он осознал свой собственный не-ум. Вне себя от радости, он поклонился с глубокой благодарностью.

Шесть лет Хякудзё провел рядом с Ма-цзы...

Такое больше не случается в мире, потому что мы забыли язык внезапности, мы верим лишь в постепенный рост. Внезапность кажется иррациональной, нелогичной, невозможной. Если вы чего-то желаете, оно приходит постепенно. Есть лишь одно исключение – вы сами; вы уже там. Так что дело лишь за тем, чтобы обратить свои глаза вовнутрь, просто заглянуть внутрь себя с полной безоглядностью – и все переменится в одно мгновение.

Когда Ма-цзы сказал Хякудзё: "То, что задает вопрос, и есть твоя сокровищница", тот должен был тут же посмотреть вовнутрь – туда, откуда исходил вопрос. "В ней есть все, что тебе нужно, и в ней можно найти все. Все, что в ней, принадлежит тебе, так зачем же искать что-то снаружи?"

Как только он погрузился в то место, откуда исходил вопрос, на него тут же снизошло великое озарение. В наши дни люди задают вопросы, чтобы получать ответы. Задавайте вопросы о чем угодно, не задавайте вопросов лишь относительно себя. Просто загляните внутрь себя, найдите то место, откуда исходит вопрос, – и великое просветление станет возможным.

Как только Хякудзё услышал эти слова, на него снизошло великое просветление, и он осознал свой собственный не-ум. Вне себя от радости, он поклонился с глубокой благодарностью.

Шесть лет Хякудзё провел рядом с Ма-цзы. Но, когда его старый учитель, Дао-ци, состарился, он решил возвратиться, чтобы ухаживать за ним.

Прежде чем покинуть Ма-цзы, Хякудзё пришел попрощаться с Мастером. Завидев его, Ма-цзы поднял вверх метелку из конского волоса.

Хякудзё спросил:

– Она тобой еще пользуется или ты уже отстранился от использования?

Ма-цзы повесил метелку на край стула. Помолчав минуту, он спросил Хякудзё:

– Итак, как ты открываешь два лепестка своего рта, чтобы служить другим?

Вместо ответа Хякудзё взял метелку и поднял ее вверх.

Ма-цзы спросил:

– Она тобой еще пользуется или ты уже отстранился от использования?

Хякудзё повесил метелку на край стула.

В ту же секунду громкий рев, подобный тысяче громов, раздался в голове Хякудзё. Ма-цзы издал крик, который, как говорят, лишил Хякудзё слуха на три дня.

В течение трех дней Хякудзё ничего больше не мог слышать. Что произошло во время этого диалога, когда Ма-цзы задал вопрос: "Она тобой еще пользуется или ты уже отстранился от использования?" Они оба задали друг другу один и тот же вопрос. Вначале его задал Хякудзё, и его значение понятно: "Являешься ли ты наблюдателем, пользуясь ею, или ты стал с ней одним целым и забыл о наблюдении?"

Когда же Ма-цзы задал тот же вопрос, Хякудзё поступил так же, как поступил Ма-цзы – он повесил метелку на край стула, показывая этим: "Я тоже свидетель, я больше не метелка из конского волоса. Я не объект, я всегда субъект и свидетель".

Удовлетворенный, Ма-цзы издал громогласный крик радости – ведь его ученик стал зрелым, его ученик вернулся домой, слепота ученика прошла. И рев, подобный тысяче громов, раздался в голове Хякудзё. Ма-цзы издал крик, который, как говорят, лишил Хякудзё слуха на три дня.

Это был крик великой радости, приветствовавший Хякудзё: "После всего ты, наконец, прибыл домой!"

Вот хайку Басё:

Я хлопаю в ладоши, и вместе с эхом приходит рассвет – летняя луна.

Басё – один из величайших поэтов мира. Но он писал только хайку – символические и чудесные, простые и таинственные. Их можно понять только через визуализацию – дзэн не верит в слова. Визуализируйте и, возможно, вы сможете понять: "Я хлопаю в ладоши, и вместе с эхом" – в горах – "приходит рассвет – летняя луна".

Летняя луна все еще на небе, а солнце вот-вот взойдет. Я хлопнул в ладоши, и эхо все еще отзывается в горах. Это живопись в словах. Хайку следует воспринимать как живопись в словах, а не только как поэзию слов. И ее нужно визуализировать. Просто представьте себя среди гор. И (мастер хлопнул в ладоши) хлопните в ладоши. Горы отзываются эхом, и летняя луна все еще здесь, и начинается рассвет. Вскоре взойдет солнце.

Зачем ему было писать эти маленькие хайку? Он жил на берегу озера, окруженного горами, он медитировал в полной тишине. Иногда он открывал глаза, и то, что представало перед его взором, он записывал.

Эти хайку – вне ума. Эти хайку – отражения в зеркале, в не-уме. В безмолвии сердца – летняя луна... рассвет близится... и он хлопает в ладоши и горы звенят в ответ эхом.

Согласно Басё, медитирующий ищет в глубине себя, но это не означает, что он должен терять связь с окружающим миром. Иногда он должен открывать глаза. И в своей пустоте он должен отразить внешний мир. Эти отражения запечатляются в хайку. Они ничего не означают – они отображают картину.

Маниша спрашивает:

Наш любимый Учитель,

Многие ученики посвятили своим учителям книги, выражая этим свою любовь и благодарность. Но Ты, как обычно, перевернул традицию с ног на голову, посвятив две книги Твоих бесед особым ученикам.

Любил ли хоть один учитель своих учеников так, как Ты, мне кажется, любишь нас?

Маниша, когда я вижу всех вас, я вижу вас не такими, какими вы видите себя сами. Я просто вижу перед собой потенциальных будд. Ни один из учителей не посвящал свои книги ученикам, поскольку ни один из них не обладал той ясностью, которая позволяет увидеть будущее в настоящем, различить розу в семени. Я же обладаю. И потому, когда я называю вас буддами – это не символ, я действительно верю в это. Это не только любовь, но и уважение. Вот как я это понимаю: если учитель не уважает своего ученика, он сам не заслуживает уважения. Это – общение, это – взаимообогащение, это – единство.

Я собираюсь посвятить ученикам свои книги, ведь у меня больше нет ничего. У меня есть только мои слова, мои переживания, мое молчание, мои песни, и их я посвящаю своим ученикам, благодаря которым я живу.

Без вас я не проснулся бы завтра утром – что мне здесь делать? Мне больше нечего делать в мире. Я уже сделал все, что мог. Собственно говоря, я сделал слишком много.

Сейчас же моя жизнь – в ваших руках. Если вы хотите, чтобы я оставался, я могу повременить с уходом. Но в день, когда я пойму, что нечего больше откладывать, я попрошу вас быть готовыми к великой церемонии. Но пока что я чувствую себя как ребенок.

Будды готовы проснуться. Некоторые уже открыли один глаз. Некоторые открыли оба глаза, но тут же натянули на голову одеяло, решив еще немного подремать. У меня с вами – настоящая битва. Долго вы еще собираетесь нежиться под одеялом? Рано или поздно вы устанете. Вам от меня никуда не деться. Вы станете буддами. Став буддой, вы можете свободно путешествовать по всему миру, неся с собой огонь.

Цель моего существования сводится лишь к этому: в мир должны явиться как можно больше будд – и как можно быстрее – пока политиканы не умудрились совершить глобальное самоубийство. Только множество будд могут создать атмосферу мира, любви и сострадания, воевать в которой будет немыслимо. Я нахожусь в особой ситуации – никто из будд прежде не оказывался в такой ситуации.

Эта книга посвящается Анандо, несмотря на ее сопротивление. Она вела себя совершенно несознательно эти два дня. Во-первых, меня всегда беспокоит то, что Маниша не может позволить себе взять выходные, страдает ли она мигренью или не страдает, потому что, если она отсутствует хотя бы один вечер (а я знаю, что эти проблемы с мигренью у нее уже не один год), кто-то должен занять ее место. Но занимать место на один день – опасно. Он сразу войдет во вкус и подумает: "А почему бы не продолжить?" Это все равно, что вас провозгласили королем на день. Вам будет трудно забыть это всю жизнь.

Вначале она дергалась, когда я говорил: "Маниша, заботься об Анандо!" Я видел ее лицо и ее реакцию. Она хотела, чтобы я обращался прямо к ней. Но я знал, что лучше, чтобы о ней "заботились", потому что завтра ее здесь не будет. То же самое произошло с Вималом. Несколько дней он сидел, чуть ли не со слезами на глазах. Вкусив однажды радость задавать мне вопросы, он должен был тут же покинуть это место. У него отняли его королевство! Только сейчас он пришел в себя. Вот почему мне не хочется беспокоить его снова. Вот почему я прошу об этом Анандо.

У меня есть свои методы работы. Я стараюсь любым способом узнать секрет, который нужно открыть тому и иному человеку. Возможно, Анандо не знает, что она никогда не бывает мила с людьми, которым она мила. Она становится вредной. Причина тому – ее воспитание в детстве. Во-вторых, она никогда не радуется, когда что-то получает. Для этого нужно мужество. Возможно, вы об этом не знаете. Один любит дарить – ведь это его возвышает. Но каждый должен научиться принимать подарки. Когда ты оказываешься получателем, а не дарителем, твое эго страдает.

Я хотел посмотреть, как она получит это. Она оказалась не на высоте. Во-первых, она задергалась, когда Маниша задала свой вопрос. Она решила, что Маниша намекает на то, что лошадь появилась слишком рано и прервала мою речь. Поскольку Анандо была половиной лошади, она решила, что Маниша хочет обсудить этот вопрос перед всей аудиторией, хотя Маниша и не думала это обсуждать.

Маниша же спрашивала о другом. Она хотела узнать, как я отреагировал на эту внезапность. Вот почему Авирбхава хранила спокойствие. Она была главной частью лошади. Анандо же была всего лишь ее задней частью. Авирбхава оказалась более сознательной, поняв, что этот вопрос не касается их преждевременного выхода на сцену. Преждевременность выхода оказалась очень удачной – она удивила всех, кроме меня. Но я и так сумасшедший.

Ничто не удивляет меня...

Тридцать пять лет подряд я искал чего-то такого, что могло бы удивить меня. Но меня ничто не удивляет. Даже когда какой-то человек метнул в меня нож, это не удивило меня. Я просто взглянул на нож и вернулся к своим занятиям. Этот человек, должно быть, удивился. Я даже не заявил о случившемся в полицию. Я не обратился в суд. Суд прислал ко мне представителя, чтобы узнать, произошел ли этот случай в действительности.

Я сказал: "Ничего особенного. Это был просто старый ржавый нож, и он никого не задел. Так что, по существу, ничего не произошло, если не считать звука падения ножа на землю. Вы называете это преступлением?"

Человек из суда сказал мне: "Вы – странный. Полиция передала дело в суд, и я пришел к вам как представитель суда, потому что вы отказались явиться".

Я сказал: "Я бы не явился в суд в любом случае: если бы нож убил меня, я бы не смог явиться. Но нож не убил меня – зачем же мне являться в суд?"

Человек сказал: "Что мне сказать в суде?"

Я сказал: "Просто напишите на листке бумаги – а я поставлю свою подпись, – что этот случай действительно имел место: мужчина бросил нож. Я услышал звук падающего ножа. На минуту я прервался, пока полиция возилась с этим человеком. Когда полицейские увели его, я продолжил свою речь".

Появление лошади было для всех неожиданностью. Мне это доставило удовольствие. Настоящий Калки, белый конь индусов, который должен явиться в течение ближайших двенадцати лет, явится без предупреждения. Он появится так же неожиданно, как появилась лошадь Авирбхавы. Так что все было верно. Но Анандо почувствовала себя задетой.

Я могу понять поспешность Авирбхавы. Представьте себе человека внутри лошади. Он хочет выбраться оттуда побыстрее. Она еще хочет принести сюда слонов и крокодилов... и она будет сидеть внутри! Конечно же, она спешила – ведь лошадь могла переломиться пополам. Конечно же, нужно было выходить как можно быстрее... Это было отличное представление.

Но не это задело Анандо по-настоящему – это все пустяки. Ее взволновало то, что я сказал, что я нашел в Манише лучшего писца, чем Рамакришна нашел в Вивекананде или даже Сократ в Платоне. Она почувствовала себя задетой, ведь она делает такую большую работу. Она столько работает над всеми новыми книгами и их публикацией. Она отвечает за всю издательскую работу ашрама. Конечно же, она подумала, что я хвалю Манишу... ну и легкая ревность... женский разум... Я хочу, чтобы это вышло наружу.

И на следующий день, когда я сказал, что новая книга бесед будет посвящена ей, Анандо задергалась еще больше – так, словно ее трясла лихорадка. Но эта лихорадка была чисто эмоциональной, психологической лихорадкой. Пока она сидела здесь, с ней было все в порядке. Но подходя к своей комнате, она заявила, что ее сильно морозит. И она не пришла ко мне – она всегда приходит ко мне, когда я завтракаю, а сейчас не явилась. Она не хотела встречаться со мной, потому что знала, что я вижу то, что она стремится скрыть. Она не просто не явилась ко мне, но и переселилась из домика Лао-цзы в домик Кришны под тем предлогом, что ее морозит. Она позвонила по телефону Нирвано и рассказала о своих подозрениях. Она сказала: "Наш Учитель пытается шантажировать меня".

Теперь вы можете убедиться, какая разница между моими учениками и теми, которые были у Ма-цзы и Хякудзё. Если учителя лупили их по голове, те только кланялись и прикасались к ногам учителя. Как много переменилось в мире сознания... Как низко пал человек! Зачем мне кого-то шантажировать? Просто злость, злость по поводу моих слов "позаботься"... эта злость становится почти истерической. И сейчас, что бы она ни говорила... она все звонит Нирвано и спрашивает: "Что Учитель сказал обо мне?" Я ничего не говорил. Я ожидал этого вопроса Маниши. Я не могу забрать свои слова назад.