Текст книги "Необычайно романтичный (ЛП)"

Автор книги: Беттина Белитц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)

Беттина

Белитц

– Люси и

Леандер

:

Необычайно романтичный

Переведено специально для группы

˜”*°•†Мир фэнтез膕°*”˜

http://vk.com/club43447162

Переводчики:

lena68169

Редактор:

Оливия Джеймс

Русская обложка:

Надежда Зайцева, lena68169

Аннотация

Со скрытностью должно быть покончено, считает Люси. Леандер должен наконец завершить свой тройной прыжок, с помощью которого он сможет стать человеком. Но для этого Люси должна сначала навести порядок в отношениях в собственной жизни. Здесь ее прежний метод «лбом-в-стену» не подойдет. Леандеру тоже нужно выполнить последнее задание. А именно, он должен защитить не рожденного братика или сестренку Люси. И – как это могло быть иначе, мама Люси сильно осложняет ему эту задачу.

Оглавление

Глава 1. Храбрый портняжка

Глава 2. Мудрость в черном

Глава 3. Женские разговоры

Глава 4. Двух одним ударом

Глава 5. В царстве мертвых

Глава 6. Последний писк

Глава 7. Чужие друзья

Глава 8. Долче Вита

Глава 9. Сансара

Глава 10. Слоны между собой

Глава 11. Турецкий для начинающих

Глава 12. Мир так прекрасен

Глава 13. Семейные дела

Глава 14. Другая сторона

Глава 15. Не вовремя

Глава 16. Прощай, моя любовь

Глава 17. Звездная пыль

Глава 1

.

Храбрый

портняжка

– Скажи, у тебя что пластырь  приклеен на очки? Так ничего не выйдет, сколько раз мне еще тебе это показывать? – Без всякого такта или даже извинения, я забрала у малявки из рук розовый кусок ткани и столкнула ее со стула, при этом сразу же почувствовала, как она напряжена. Но мое терпение лопнуло.

То, что она тут смастерила, не годится даже для кукольного бала из тряпья.

– Сначала положи точно под лапку. Потом натяни нитку. Потом начинай ... осторожно ... одна рука здесь, другая тут, медленно, с чувством ...

Равномерно игла загремела по куску джинсовой материи и прошила точный шов. Задумчиво мои глаза следовали за ее следом. Да, так это выглядело красиво ...

Но прежде чем я смогла успокоиться, задыхающейся звук рядом со мной вырвал меня из моего транса. Теперь она еще и плакала. О нет, пожалуйста только не снова. Это ведь у нас было только вчера. И на прошлой неделе. И уже на самом первом уроке.

– От рева это тоже не станет лучше, – накинулась я на нее, но сразу же пожалела о моем грубом тоне и поискала в штанах салфетку. Но то, что я нашла, не хотела предлагать даже очкастой. Так что без дальнейших церемоний вытащила материю из под лапки машинки и протянула ей.

– Но ... но это ведь ... это должно ведь ...

– Люси. – Господин Рюбзам только сказал мое имя, спокойно и без какой-либо суровости, но этого хватило, чтобы я поникла и виновато повернулась. Он смотрел на меня как собака, через крышу будки которой уже в течение трех дней беспрерывно лил дождь. Ему надоела эта история, точно также, как и мне. Но не одному из нас она не должна надоесть.

– Наступит ли момент, когда мы один единственный час кружка проведем без того, чтобы ты одну из девочек не заставила плакать?

– Она хотела сшить накидку для свой куклы Барби. Уже только это заставляет меня плакать, – прошипела я приглушенно и отодвинулась немного в сторону, чтобы господин Рюбзам мог дать Надин салфетку, которая выглядела лишь незначительно чище, чем моя.

Из нее высыпалось несколько крошек от булочки и табака, когда она отвернувшись высморкалась. Господин Рюбзам осторожно схватил меня за рукав, отвел подальше от других к окну и посмотрел твердо в глаза. Я прилагала все усилия, чтобы смотреть холодно сквозь него, но почувствовала, как горячая кровь хлынула мне в лицо и застопорилась за правым ухом.

Движением шеи я попыталась ослабить давление, но в раковине уха только тихо щелкнуло.

– Люси, – сказал господин Рюбзам еще раз. – Не имеет значения, кто здесь, что хочет шить. Ты учишь их этому; все равно, что они хотят выкроить для того, чтобы научиться. И ты еще знаешь почему ты здесь?

– Да, – ответила я упрямо и скрестила руки на груди. – Я должна понести здесь наказание.

– Ты не должна понести наказание, а у тебя есть шанс, не смотря на все, что произошло в прошлом, остаться в этой школе и в твоем классе, тем, что ты после обеда ведешь швейный кружок для этапа ориентировки. Это не наказание, а шанс.

Я с удовольствием повторю это еще в третий раз: Шанс. Поэтому используй его. Заставлять плакать пятиклассников это совсем что-то другое.

– Но она правда не справляется с этим ..., – защищалась я с неполной силой. Я сама знала, что была учительницей, которую боялись – но только во время этого проклятого кружка я поняла, как на самом деле было сложно шить.

Сколько всего нужно принять во внимание и как быстро такая машинка может выйти из под контроля – что постоянно случалось, если ей управляла не я.

Или запутывалась нитка или челнок цеплялся, нитка рвалась, куски материи скользили вкривь под иглой – это была словно загадка, почему мне так легко давалось шитье, я могла делать это, чуть ли не во сне, а очкастая изготовляла каждый день куски ткани для мусорки.

– Она тебя боится. Разве ты этого не видишь? – пробормотал господин Рюбзам и незаметно указал на стол Надин. С поникшими плечами она сидела перед швейной машинкой и каждые пару секунд травмированно всхлипывала, так будто я ее побила.

Картина несчастья. Это я тоже видела, но это не помогало мне лучше ее выносить – совсем наоборот, ее неуверенность и страх заставляли меня нервничать.

– Я хочу снова заниматься паркуром ... с моими ребятами ... или по крайней мере вести паркур-кружок, почему мне нельзя заняться этим?

– Потому что в больнице нет столько много свободных кроватей и потому что это было бы наградой, а не шансом.

Один момент я размышляла над тем, окупится ли то, что я начну дискутировать об этом с господином Рюбзамом, могла ли награда тоже быть очень важным шансом, чтобы проявить себя, но сразу же отказалась от этой мысли. Я была не в форме, уже весь этот день.

Мой кости казались мне тяжелыми, мышцы усталыми, и я еще не одного раза по-настоящему не смеялась. Да и с кем? Софи все еще сердилась на меня, ребята обращались со мной так, будто у меня чума, а Леандер уже в течение недель появлялся только ночью, чтобы с важным лицом смотреть в потолок и иногда шептать «Хммм ...» или «Ах, теперь я понимаю ...» или же «Именно так это и должно быть».

Так как в ванной не стояло новых продуктов для ухода за телом, на моей полочке не оказывалось неизвестных дисков и на нем не было одето новых вещей, то я могла предположить, что он проводил свое время не с «одалживанием». Одалживанием Леандер называл простое воровство. От этого он очевидно отказался.

Утром он уходил, ничего не имея в руках и приходил вечером снова без ничего – и все-таки он постоянно был погружен в мысли, никогда не делясь ими со мной. Всегда, когда я спрашивала его об этом, то пожинала только резко поднятую вверх руку и напыщенное тсс!. Это тоже раздражало меня. Неудивительно, что я заставляла плакать пятиклассников. Где-то же мне было нужно избавляться от разочарования.

– На сегодня ты можешь идти, уже ведь почти четыре часа, – проник хриплый, закуренный голос господина Рюбзама через мои неприятные мысли о Леандере и очкастой. – Пожалуйста старайся больше и будь немного более дружелюбной. Лишь чуть-чуть. Эти девочки когда-то восхищались тобой, а теперь ... – С сомнением господин Рюбзам смотрел на ряды скамеек. Да, я сама это видела.

Мои ученицы казались все запуганными и у меня было неприятное чувство, что в их уважение по отношению ко мне день ото дня примешивалось все больше непризнания. После нашего паркур-мероприятия на Рождество я была в школе чем-то вроде героини. Незнакомые ученики заговаривали со мной и хотели от узнать, как можно научиться паркуру и что я уже умела делать.

Но с моим мнимым воровством (Леандер) и еще более мнимыми сигаретами (снова Леандер) и моим прерванным пребыванием в исправительном лагере в США (Леандер в пятой степени) я в основном проиграла симпатии, относящиеся ко мне.

Об этом много шептались и злословили, но в мои глаза почти больше никто не смотрел. Еще несколько часов кружок подобного рода и девочки подадут прошение, чтобы получить другую руководительницу. Условие же господина Рюбзама было таким, чтобы я дотянула до конца года – успешно.

Значит еще битых два месяца. Кроме того мне нужно было улучшить средний бал моих оценок и я пообещала на переменах помогать в киоске. Мазать булочки, вместо брейк-данса. Моя жизнь стала отстоем.

Из меня вытягивало силу, делать все эти вещи. Для меня было загадкой, как при таких обстоятельствах я смогу закончить с Леандером тройной прыжок – а именно на его самом важном, заключительном этапе, становления человеком. У нас был только лишь еще ограниченный отрывок времени, а что делал он?

Отгораживался от меня по старой привычке и отказывался сказать, какой совет дал ему дядюшка Гуннар в США для дальнейшей жизни. Я не знала ничего, кроме того, что он уже сказал мне – порядок, ясность, мир. Именно это я напрасно и искала, и в самой себе и во всем другом.

К этому еще беременная мать с непредсказуемыми колебаниями настроений – с меня было достаточно. Даже папа исчезал все чаще, так же и вечером в подвал, потому что больше не справлялся с мамиными эмоциональными атаками.

– По крайней мере попрощайся еще. Хорошо? – попросил меня господин Рюбзам.

– Хм, – сказала я неопределенно и встала перед учительским столом. – На сегодня мы закончили. Завтра я покажу вам, как можно апплицировать на материю блестки.

О Боже, мои ребята умрут от смеха, если послушают меня.

– Это не так сложно, – добавила я с принужденной улыбкой, когда увидела, как некоторые девочки испуганно вздрогнули. – Мы можем их так же приклеить. Без швейной машинки. Или же нанести при помощи утюга. Да?

Никакого ответа, только несколько скептичных взглядов или же отвернувшиеся от меня лица. Стоит ли мне погромче наорать на них, чтобы пробудить из оцепенения? «Шанс, Люси», напомнила я сама себе. «Шанс. Используй его».

– Тогда до завтра. Блестки это здорово! – Как будто я взмахнула плеткой, девчонки молниеносно собрали свои вещи и сбежали из классной комнаты. Классно все сделала, Люси.

Вздохнув, я начала убирать комнату, а швейные машинки и куски ткани оттаскивать назад в шкаф. Через неделю мы должны начинать разрабатывать костюмы для летней постановки школьной театральной группы – а у меня даже не получалось научить девочек, шить одежду для кукол.

Когда я покинула школу, почти уже больше никого не было. Коридоры казались холодными и пустыми, только навязчивый запах обеда напоминал о том, что здесь еще недавно толпились люди.

Но и за обедом, после моего возвращения из США, мы были разделены с моими ребятами – я ведь стояла за прилавком. Мне было позволено самое большее иногда класть на их тарелки несколько рыбных палочек, тоже часть моей реабилитационной программы.

В электричке я не засунула себе, как обычно, наушники в уши. Во-первых с недавних времен моя собственная музыка действовала мне на нервы, а во-вторых мне не показалось, что у меня давление в правом ухе.

Теперь к нему присоединилось еще тихое пульсирование, а жар за ушной раковиной, казалось, ритмично усиливается. В тоже время у меня начала дрожать спина.

Пожалуйста, нет ... Только не опять воспаление среднего уха. Я натянула капюшон моей флисовой куртки на голову; иногда это помогало. Но пульсирование еще не ушло, когда я открывала дверь в квартиру и несколько секунд прислушивалась – все спокойно, прекрасно, мама вздремнула из-за беременности, и прокралась в мою комнату на цыпочках. Теперь я была рада, что Леандера там не будет. Все что я хотела, так это залезть в кровать, завернуться в одеяло и ...

– Что пожалуйста это такое?

– Немного тише, шери. Громкие звуки с этого момента контрапродуктивны.

– Но ...

– От постоянного «но» тебе тоже следует отучиться. Это тоже не продвинет нас вперед.

С трудом я проглотила еще одно «но» и попыталась еще раз в своей жизни понять, рассортировать и классифицировать (и лучше сразу же забыть), все что увидела.

Вся моя комната была изменена, без того, чтобы я могла сказать, что именно Леандер с ней сделал. Она казалась светлее и темнее в одном, каким-то образом более чистой и спокойной. Да, действительно, книги стояли более упорядочено на полочках, вещи не были раскиданы, даже письменный стол был частично свободен – был ли это тот порядок, о котором говорил дядюшка Гуннар и который был нам теперь нужен.

Но почему тогда Леандер втащил сюда вещи, которые не должны были быть здесь? Почему этот маленький столик на полу перед окном с ... да, с чем собственно? Это что, была статуя Будды? Почему на поддоннике стояли свечи и ароматические лампы? И что делал Леандер на фиолетового цвета мате, в то время как по обыкновению бойко давал мне указания – гимнастику?

Если да, то это была очень странная форма гимнастики и точно ничего общего не имела с паркуром или брейк-дансом. Он уперся предплечьями в пол, свое остальное вытянутое тело он уравновешивал на носочках и тянул подбородок вверх, почти как тюлень.

Свои красивые разлохмаченные волосы он завязал сзади в маленький тугой узел, кроме того на нем были одеты широкие, серые спортивные штаны, а на верху только темно-синяя майка. Но больше всего меня сбивал с толку музыка. Слишком медленная, слишком нежная, слишком расслабляющая. Она заставляла меня нервничать.

– Нет, Люси, оставь включенной. Я специально скачал ее из сети и записал на диск, нам нужно ...

– Нам ничего не нужно. Если ты хочешь слушать такое прополосканное дерьмо, иди в дом для престарелых или же в спа-храм, но не в моей ...

– В твоей, – ответил Леандер решительно, опустился вниз, пока его грудь не оказалась на расстояние всего нескольких миллиметров от мата, оставался какое-то время в таком положение и медленно сдвинул верхнюю часть тела снова верх. От меня не ускользнуло, как при этом напряглись мышцы его рук и это так сбило меня с толку, что я больше не знала, что собственно хотела сказать.

– Вот, – выдохнул он, после того, как опустился вниз и оттолкнулся в третий раз, а я очарованно при этом за ним наблюдала. – Уф, как это тяжело.

– Что «вот»? – спросила я глуповато. Мне было тяжело оторвать взгляд от его наполовину обнаженной груди.

– Ну, вот, в твоей комнате. Твоя комната должна стать обителем мира, расслабления и самопознания.

– Ты что, снова выпил папин Гольдвассер? – Критично я разглядывала Леандера, и в первый раз в течение нескольких недель он посмотрел прямо на меня. Сразу мне показалось, что свет его правого, голубого глаза ослепит меня, и я чуть не пошатнулась.

Но еще больше меня вывел из себя его осведомленный, взрослый взгляд. Ой-ой. У него был план. Все начиналось. Леандер теперь скажет мне, как мы возьмемся за дело превращения его в человека.

Не зная о том, что он хотел мне сказать, я бы дала голову на отсечение, что он колоссально заблуждался в своем плане. Все же в одном я была уверенна – он не пил. Ясность, с которой он на меня смотрел, заставила любой упрек во мне затихнуть, прежде чем я могла додумать его до конца.

– Ладно, что это только что было? Вот это? – Я указала на мат.

– Собака, – объяснил Леандер самодовольно. – Йога.

– Йога, – передразнила я его. – Спорт для слабаков. И почему ты думаешь, что йога ...

– Люси, заранее скажу вот это. Мы не сможем обсуждать все, что случиться в следующие недели. Часть того, что я буду делать, тебе просто придется принять, даже если ты этого не поймешь.

Собственно у тебя в этом должно быть немного практики.

– О да, она у меня действительно есть, – ответила я холодно, сняла куртку и плюхнулась задницей на кровать. – Что здесь так пахнет?

– Масло лаванды. Я побрызгал им наши подушки. Для хороших снов.

– Леандер ... Что случилось? – Мой голос звучал жалобно и неуверенно, только к сожалению не так осуждающе, как я хотела.

– Еще ничего. Но что-то должно случиться. Что-то очень решающее. Ты ведь это знаешь, Люси, не так ли? Что теперь лежит перед нами? Ты хоть еще хочешь этого?

– Я ... – Не зная почему, я замолчала. Было такое чувство, будто на мой желудок опустился тяжелый вес. – Ты имеешь в виду ..., что станешь человеком? И видимым для всех?

Леандер только кивнул, не отрывая от меня своих зелено-голубых глаз хаски.

– Это понятно, да, конечно ... – Снова я остановилась. Пауза превратилась в молчание. А молчание в страх. – Ну ... это только ...

– Это все изменит, – подтвердил Леандер серьезно. – Все.

– Да. Все. Но у нас нет другого варианта, не так ли? – Только теперь мне стало ясно, что собственно это было за безумие, над чем мы работали уже в течение месяцев. Мы вмешивались в космические силы.

Мы хотели добиться того, чтобы сделать из ангела человека. Ладно, Леандер сам никогда не назовет себя ангелом – но вопрос оставался прежним. До его телесного проклятия никто из нас людей его никогда не видел, не слышал и не чувствовал.

Ну что же – возможно я чувствовала его, но не одну секунду я не догадывалась, что это исходило от него, от охранника, который постоянно находился рядом со мной. Мы люди называем это интуицией, вдохновением, шестым чувством, когда чувствуем ангелов.

Иногда мы также внезапно ощущаем утешение или же чувство защищенности – и думаем, что это чувство исходит из нас самих. Но это не так.

– Другой вариант был бы таким, что меня больше вовсе здесь не будет. Я думаю, что так закончиться, если мне не удастся сделать это. Потому что вещь с призраком больше не повториться.

Да, я это тоже знала. Редко Леандер казался мне более реальным, чем сейчас – если не принимать во внимание переливающейся светом его голубой глаз и тот факт, что только я могла все это воспринимать.

– Так что я думаю ..., – продолжил Леандер размышлять, – что в конце этого промежутка времени просто хлопнет, и я исчезну. И все закончиться.

Я не весело рассмеялась. Слишком часто я желала этого в последние годы – что в определенных ситуациях хлопнет, и я навсегда избавлюсь от Леандера. Потому что он постоянно доводил меня до белого каления и заводил в такие бедствия, из которых я почти больше не могла выбраться. Тем не менее, это было то представление, которое чуть не заставляло останавливаться мое сердце.

– Не подлежит обсуждению, – сообщила я вяло.

– Хорошо. И я думаю, я теперь знаю, когда нам стоит осмелиться и сделать прыжок. В ночь летнего солнцестояния. Еще лучше был бы Самайн, но до него еще слишком долго. Он не мог иметь это в виду. Во время летнего солнцестояния стены тоже тонкие и тогда...

– Какие стены?

– Стены между людьми и мертвыми, между живыми и призраками, между тем, что мы видим и не видим ...

Нетерпеливо Леандер замахал руками, при этом из его искусной прически для йоги отделились две пряди и упали на лицо. О, ему был к лицу, этот дурацкий узел. Он подчеркивал его и без того выдающиеся скулы.

– Ты не должна понимать. На что я ранее намекнул – и это я думаю самый важный пункт, можно сказать фундамент: Ты должна доверять мне. Верь мне больше всего тогда, когда меньше всего понимаешь.

– Пффф ..., – сказала я и упала назад на кровать. Да, начиналось все классно. – Леандер, я так не могу, потому что ты постоянно планируешь не правильные вещи и никогда мне об этом не рассказываешь. Я должна знать, что ты затеваешь, не то это точно провалиться с треском!

– Ты ведь ничего не знала и в прошлом.

– Да, именно и ... – Когда я поняла, что тут хотела сказать, слова и аргументы ускользнули от меня. Не в бровь, а в глаз. Не смотря на все потрясения и опасности, мы при каждом приключении делали шажок вперед. Но вот именно, только шажок, а в этот раз речь шла о чем-то более большом, более совершенном.

– Доверие имеет что-то общее с верой, Люси. Со смелостью. Ты же смелая, не так ли?

– Конечно. – Полностью я не верила себе, хотя в принципе Леандер был прав. В прошлом году я даже перепрыгнула с одной крыши высокого дома на другую. Но у меня было не хорошее чувство, что он имел ввиду совсем другой вид смелости – тот, которого я еще не знала.

– Тебе не хорошо, шери?

– Мое ухо. – Я снова выпрямилась, однако мои плечи оставались повисшими, как раньше у очкастой. Но у нее речь шла только о дурацкой накидке для куклы Барби. А не о метаморфозе ангела-хранителя. – Пульсирует и болит.

– Детоксикация, – прочитал Леандер мне осведомлено лекцию и позволил коротко увидеть свою ямочку. – Твое тело очищается. Будет это еще часто делать.

– Ты имеешь в виду из-за змеи и ее укуса? – Автоматически я посмотрела на мою ногу, которая после атаки гремучей змеи распухала до тройного размера.

Я почти из-за этого отдала концы. Теперь только шрам напоминал об этом.

– Не только это. Нам нужно выколотить из тебя твои плохие качества. Твой собственный яд.

Возмущенно я ахнула.

– Мой что? Яд? Плохие качества? У меня нет плохих качеств!

– Правда? А как же ложь? Нарушение уговора? Обижать других людей? Лень? Эгоизм ...

– Закрой рот, – прошипела я приглушенно. Кричать было нельзя, потому что разбудить маму, было сродни, как раздразнить голодного льва. – В лени это ты специалист. И для чего нам собственно нужен Будда?

Против других обвинений я могла сказать не так много, они все были правильными. Но это было бы не так, если бы Леандер не впорхнул в мою жизнь. Во всяком случае по большей части.

– В качестве напоминания. О мире и улыбки и спокойствии.

– Мое сердце переполнено ими, – издеваясь, я скосила глаза в сторону маленькой статуи. Ее улыбка действительно выглядела мирной, а расслабленные закрытые глаза тоже. Каким-то образом мне понравился этот вид, даже если я считала, что Леандер, как уже часто, совершенно обезумел.

– Точно, – ответил он снисходительно. – Я знаю, что это тяжело. И станет еще тяжелее. Мы начнем с маленьких шагов. Но эти шаги ты должна пройти, Люси. Обещаешь мне?

– А что будешь в это время делать ты? Йогу? С помощью йоги к тройному прыжку, да, это точно то, что имел в виду дядюшка Гуннар ... – Раздраженно я ударила правым кулаком мою подушку.

– Доверие, Люси, – напомнил мне Леандер укоризненно. – Я сделаю мою часть и поверь, она большая. Но мне нельзя говорить об этом.

– Старая шарманка.

– Да. Что же, так оно и есть. Но в этот раз ты тоже востребована и только я могу тебе сказать, что нужно делать.

У меня на языке уже опять лежало протестующее «но», но и его я проглотила. Не имело значения, что я хотела ответить или возразить – все сводилось к одному пункту. Доверие. Это уже сейчас отягощало меня.

– Могу я хотя бы знать, где ты был последние недели? И почему ты сейчас внезапно думаешь, будто все знаешь? – попыталась я с другой стороны.

Леандер указал пальцем на свою голову.

– Читал. Много читал. Размышлял над этим и снова читал. А теперь речь идет о практике.

– Читал? Но где ты тогда ... о. – Несмотря на боль в ухе и мою переполненную голову, я должна была усмехнуться.

Да, в этом был смысл. Я чуть не каждый день подозревала его – но не когда бы не додумалась до этого, хотя изучала сообщение в газете и даже посмотрела новости по региональному телевидению, так как тот вещался как раз в то время, когда мне нужно было вечером массировать маме плечи.

В центральной библиотеке университета Маннгейма регулярно с полок пропадали книги, несколько дней спустя снова появлялись – либо на полочке на правильном месте, либо же открытыми на одном из задних столов, без того, чтобы в компьютере была отмечена какая-либо операция взятия на прокат. Предполагали, что это проделки студентов, но было выделяющимся то, что почти во всех книгах речь шла о религиозных и философских темах, и к тому же не хватало нескольких страниц, которые были аккуратно вырезаны.

«Вор» однако, выразил признательность своим способом, и почти каждый день клал свежие цветы (которые очевидно были сорваны с городских грядок) на стойку библиотекарши. Бедная женщина все сильнее сомневалась в своем уме, но призналась в интервью по телевизору, что не боится и что редко чувствовала себя так хорошо во время работы.

К шалостям студентов стоит относиться снисходительно, она не держит обиды. Теперь значит, эти явления призрака закончиться, а библиотекарша должна будет снова привыкнуть к нормальности.

– Книги о религии? Вы же в Sky Patrol почти ни во что не верите. И я кстати тоже.

– Речь вовсе не об этом. Речь идет – ну, собственно речь идет о поисках счастья. Но оно другое, чем большинство людей себе это представляют. Люси, как я уже говорил, ты ...

– Понимаю. Доверие. – Я сняла кроссовки с ног и натянула одеяло на живот.

Дрожь на спине просочилось во все мое тело. Первые признаки поднимающейся температуры? Устало я закрыла глаза.

Теперь я могла лучше переносить музыку. Она усыпляла меня и отгоняла беспокойные мысли о том, что предстояло мне и Леандеру. Никогда в жизни ребятам нельзя узнать о том, что в моем CD плеере лежало такое дерьмо, но на данный момент ... на данный момент это было правильно.

В течение нескольких секунд я еще раз увидела двухцветные глаза Леандера, появившиеся из темноты, как они смотрели на меня так уверенно и ясно. Потом я заснула.

Глава 2.

Мудрость в

ч

е

рном

Тук, тук, тук. Нет, это было не мое ухо и это было не в моем ухе. Это было снаружи. Моргая, я открыла глаза. В комнате царил полумрак, скоро встанет солнце, значит, было еще слишком рано, чтобы пошевелить мизинцем на ноге или даже думать. Вздыхая, я повернулась на другую сторону и завернулась еще сильнее в одеяло. Скорее всего, шорох мне только показался. Поэтому продолжу спать. Столько, сколько захочу. Школа была вычеркнута из моего списка, так как я была больна и в виде исключения мне это подходило.

Когда температура падала, было вполне приятно, иметь воспаление среднего уха. Конечно, онемевшее чувство в ухе действовало на нервы, а слабость заставляла меня сомневаться в том, что я смогу когда-либо снова заниматься паркуром.

Также было скучно изо дня в день лежать в моей комнате, смотреть в потолок или из окна и ожидать того, что Леандер присоединится ко мне, покажет несколько упражнений йоги или просто сядет перед Буддой, смотря на него, как будто в следующий момент тот превратится в тигра, если только достаточно долго не выпускать его из виду.

Я не знала, чем Леандер занимался в течение дня; я только знала, что он был здесь, в квартире, и сновал там по коридору и комнатам – это я могла чувствовать, прежде всего, тогда, когда закрывала глаза. Его присутствие стало таким сильным, что я чувствовала его почти как согревающее облако, которое проплывало надо мной, когда Леандер проходил мимо моей комнаты.

Но я подозревала, что он меня избегал, потому что я была для него слишком больна и невыносима. Только перед тем, как заснуть, когда боль была самой сильной, он садился на мою кровать и начинал странно и монотонно петь, повторяя несколько слогов в постоянной, равномерной последовательности – и это часто полчаса подряд.

Он сам держал при этом глаза закрытыми и почти не двигался. Когда он занялся этим в первый раз, я хотела еще начать дискутировать и ругаться, но он не позволил вывести себя из равновесия. Я не понимала ни слова из того, что он там пел, это звучало незнакомо, и как бы часто я не слушала – я не могла запомнить эту короткую строфу. Леандер утверждал, я не должна знать, что он там делает, и он делает это для себя самого, я должна только позволить ему.

Я не верила ни слову. Также я не могла себе представить, что это песнопение может помочь нам при тройном прыжке. Но до летнего солнцестояния осталось только несколько недель, и пока Леандер не докучал мне другими заданиями.

Так что я растягивала мою болезнь. Потому что при всей скуки и одиночестве, которые она несла с собой: Я была освобождена от того, чтобы учить маленьких девочек шитью, мне не нужно было мучить себя в школе и день за днем понимать, как мало меня теперь еще связывало с ребятами.

Мама больше не просила меня помассировать ей вечером плечи (за это была теперь ответственна бабушка Анни) и я могла спокойно мечтать. О чудесных вечерах в пустыне у дядюшки Гуннара, о Пите, индейце, о закатах в Аризоне и голубой, огромной луне и ...

Тук, тук, тук. Я уже снова задремала, но это тук, тук, тук было таким интенсивным, что я больше не могла его игнорировать. Включилось отопление? Нет, не смотря на слишком холодный май, папа уже выключил его, и мы жили при пугающих 18 градусах.

Поэтому никого не должно удивлять, что я до конца не выздоравливала. Или ... или Леандер мог внезапно снова летать, приземлился на крыше и стучал в окно? Его силы ангела возвращались назад?

Резко я стала совершенно бодрой и села, чтобы посмотреть распахнутыми глазами на окно. Да, там был Леандер. Однако внутри комнаты.

Расслабленно он прислонился к оконной раме и смотрел, улыбаясь, через стекло на улицу, где на карнизе сидела черная ворона. Теперь она склонила голову в сторону, распушила перья и смотрела вопросительно на Леандера, прежде чем снова постучать своим клювом по деревянной раме, как будто просила впустить ее.

Тук, тук, тук. Осторожно Леандер повернул ручку.

– Нет! Оставь его закрытым и прогони ее! Постучи по окну! – закричала я шепотом, чтобы не разбудить моих родителей. Мне не нравились вороны. Они напоминали мне о том, что ежедневно происходило внизу в папином подвале, а это пугало меня больше, чем когда-либо, с того времени, как меня укусила гремучая змея и я сама чуть не перешла через Иордан.

Но Леандер приоткрыл окно и замер. С любопытством ворона заглянула к нам. Ее клюв уже слишком опасно приблизился к отверстию.

– Пожалуйста, прогони ее!

– Нет, – прошептал Леандер чуть ли не с нежностью. – Нам нужно мудрое (белое)* животное.

*На немецком слово weise (мудрый) и weiß (белый) в определенном падеже звучит почти одинаково.

– Она черная. – Я так и знала. Его песнопения сводили его с ума. Как бы прекрасно и успокаивающе они не звучали, когда он декламировал их своим хриплым, теплым голосом – Леандер хотя больше и не становился призраком, но терял свой рассудок.

– МУДРОЕ животное, Люси. С округленным s, не с резким. Вороны мудрые животные. Она нам поможет. Нам нужно попытаться приручить ее. – И уже Леандер приблизился к отверстию, как будто хотел почесать ей перья и вместо того, чтобы улететь, глупая птица только склонила голову в бок.

– Перестань! – Так быстро, как это позволяло мое разбитое состояние, я была рядом с ним и захлопнула окно. Возмущенно каркая, ворона отпрыгнула на три шага назад на крышу, чтобы угрожающе растопырить свои отсвечивающие голубым крылья. Но она не улетела прочь, а только смотрела на меня непоколебимо из своих круглых, неподвижных глаз.

– Блин, Люси, мне почти удалось, коснуться ее ... Почему ты все испортила?