Текст книги "Призрак мисс Миранды"

Автор книги: Бетти Бити

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)

Затем Сильвия легким, но на удивление властным движением взяла обоих мужчин под руки. Хотя она была в туфлях на высоком каблуке, ее рыжеволосая головка едва достигала плеча мистера Пембертона. Робби, двигаясь, словно во сне, склонил голову, чтобы слышать ее нежное щебетание. Я убедилась, что он начисто забыл обо мне. Что же до остальных, я не сомневалась, что они даже не подозревали о моем существовании, представляющем в их глазах весьма сомнительную ценность.

Так что, став на почтительное расстояние, я молча следовала за рыжеволосой чаровницей, словно бы сошедшей с холста, и за двумя внимавшими ей мужчинами. Миновав сад, мы стали подниматься по Тропе мисс Миранды к кишащему народом дому, который совсем недавно был нашим жилищем.

Глава 7

В течение последующих суток произошли три события. Приехал передовой отряд съемочной группы. Николас Пембертон почтительно попросил меня об одном одолжении. И наконец, что не менее важно, он созвал пресс-конференцию для общественности.

Первая группа явилась в пятницу днем, после ленча, когда я занималась природоведением с девятилетками. Мы изучали жизненный цикл лягушек, и я рисовала на доске гроздья икринок. Едва прозвучали обычные шуточки, что они напоминают школьную крупяную кашу, а Тим Броклбенк, сын кузнеца, и Ленни Шарп пообещали на следующей неделе принести на урок полную банку головастиков, как на дороге, что проходила прямо под классными окнами, послышался рев тяжелых грузовиков.

Каждый учитель знает, что в пятницу, когда за порогом школы ребятишек ждут два свободных весенних дня, очень трудно добиться внимания, а уроки природоведения для этих маленьких сельских жителей столь же необходимы, как лекции миссис Битон об искусстве приготовления яиц всмятку. Так что они пользовались любым поводом, чтобы насторожить свои маленькие ушки и тут же забыть об уроке.

При звуке двигателей Тим Броклбенк чуть не сорвался со стула и, полный надежды, сообщил, что тут, наверное, состоятся маневры полка королевской артиллерии и, да будет всем известно, его дядя водит самый большой грузовик в британской армии.

– Сядь, Тим, – попросила я. – Да, мы в курсе. Как-то он приезжал повидаться с тобой. Но эти машины не имеют к нему отношения.

Но по-настоящему заставила Тима замолчать лишь Дженис Пибоди.

– И вовсе это не армия, – презрительно заявила она. – Кто тут увидел армию? Кино тут будет. Кино у мисс Воген. – И, заставив замолчать Тима, она повернулась ко мне. Ее розовая ленточка в волосах прямо подрагивала от удовольствия, что ее хозяйка очутилась в центре внимания. – Моя мама, – сообщила она, – перед обедом звонила вашей маме. Я вошла, когда моя мама отключилась от вашей мамы.

Должна уточнить, что миссис Пибоди, кроме заведования нашим почтовым отделением, исполняла еще и обязанности телефонистки, что при жизни в Дервент-Лэнгли имело столько же преимуществ, сколько и недостатков. При звонке кому-то на другой конец деревни было очень удобно кстати узнать, что соседка отправилась навестить сестру, или к зубному врачу, или лежит с простудой и не хочет, чтобы ее беспокоили. Можно было обойтись без звонка к парикмахерше, ибо миссис Меллор, которая звонила как раз перед тобой, услышала, что все время в парикмахерской расписано до конца недели. Но столь же приятно было бы отсутствие чрезмерного интереса к твоим делам и знать, что, даже если на почте нечего делать, никто не подслушивает чужих разговоров.

– Вот! – объявила Дженис Пибоди, торжественно вставая со стула. – Это только первая машина. А всего будет три, мисс. Две поедут в южную сторону. А вот та, большая, везет все снаряжение. И она останется на дороге, потому что ей некуда пристроиться.

Теперь весь мой класс, вскочив с мест, приник к окнам, наблюдая, как два полуторатонных грузовика и огромный фургон с прицепом выруливали к Джипси-Лейн, которая фактически была продолжением Хай-стрит, и там, протестующе визжа шинами и скрипя тормозами, размещались в Т-образном тупике.

– Конечно, – продолжала Дженис, демонстрируя явное нежелание возвращаться к лягушачьей икре, – вы не могли этого знать, мисс. Вы же не ходили домой обедать.

– Ах да. Спасибо, Дженис. Мы знали, что прибытие киногруппы ожидается к концу недели и что они пробудут тут два месяца. Только не было известно точное время приезда. Все это требует сложной организации. А теперь, дети, вернемся к икринкам…

– Мама говорит, что они построят целую новую деревню. На том месте, где вы живете, мисс.

– Папа говорит, что они и у нас будут жить, мисс! – Это подал голос уже Чарли Дани, чей отец Фред содержал «Белого оленя». – Он вовсе не против. До сентября они займут все номера. А кинозвезды тоже остановятся у нас. Тот большой босс, что ездит в белой «ланчии», устроит у нас свою штаб-квартиру. И еще он сказал, что если можно устроить специальную ванну для его леди, то пусть папа пришлет счет прямо ему.

– Его леди, – мечтательно протянула Дженис. – Какая она красивая! Как из сказки, говорит мама. В прошлую субботу она зашла купить несколько открыток, и мама взяла у нее автограф для меня.

– Ну, все, – твердо сказала я. – Это очень интересно. Тем не менее, дети, мы не можем позволить, чтобы появление кинематографистов мешало учебе. – Мысленно я добавила, что они вообще никому не должны мешать.

Но в течение дня Дженис Пибоди думала только о команде кинематографистов. Девочка хранила молчание, глядя на меня остекленевшими глазами человека, чьи мысли витают где-то далеко; я же продолжала тщательно вырисовывать на доске процесс появления у головастика передних лапок. Ни с того, ни с сего она подала голос:

– А ты не прав, Чарли. И вовсе она не его леди. Не его настоящая леди. Она его ведущая актриса. А это совсем другое.

– А вот и да!

– А вот и нет!

– Да! Потому что она и то и другое. Так мне папа сказал. А на пальце у нее алмаз размером с желудь.

– Ничего это не означает!

– Дженис, у тебя в одном предложении два отрицания.

– Моя мама знает, что все не так. Он ей вовсе не жених, тот, в белой машине. На самом деле это мистер Фуллер. Наш мистер Фуллер. Мама говорит, хорошо бы он на ней женился. Интересно, кинозвезда, в самом деле будет здесь жить?

– Дженис, помолчи!Будьте любезны, сосредоточьтесь. И не повторяйте пустых сплетен.

У меня был такой голос, что она (да и все остальные) затихли до конца урока. Но я видела, что Дженис, чье мышление, по мнению всех учителей, было на редкость заторможено, до сих пор обдумывает проблему, не дающую ей покоя. Лицо ее, то покрывалось румянцем, то снова обретало прежний цвет.

Наконец, когда я с горем пополам дорисовала лягушку, которая, сидя на листике кувшинки, ловит мушек, а Тим Броклбенк, дежурный по классу, вытер доску, Дженис подняла руку:

– Пожалуйста, мисс, теперья могу что-то сказать?

– Да, пожалуйста, Дженис.

– И вовсе это не пустые сплетни, мисс. Чарли просто ничего не знает. Если она… ну, эта леди из кино, обручена с режиссером, почему мистер Фуллер звонит ей каждый вечер? Прямо в Лондон. По личному телефону. А, мисс?

И с честью доказав свою правоту, Дженис встала, вежливо попрощалась со мной и вместе со всеми отправилась в спортзал, на урок физкультуры.

– Вот вас-то я и хотел видеть, мисс Воген!

Во вторник в школу можно было являться чуть позже. В доме все было перевернуто вверх дном. Мы еще не перебрались наверх, но почти все вещи были сложены. Так что я оседлала велосипед и, опустив голову и подавшись вперед, летела по пологому склону, как вдруг у пересечения с Т-образным тупиком на Джипси-Лейн чуть не попала под большую белую машину.

К счастью, у меня хватило ума не соскакивать со смущенным видом с велосипеда, но я пережила несколько неприятных секунд, когда чуть не пошла юзом по травянистой обочине, услышав визг тормозов. Мне показалось, водитель издал резкий гневный возглас, хотя я не была в этом уверена, ведь когда мистер Пембертон остановил машину, его лицо было совершенно спокойно и невозмутимо.

Утро было теплым, и мистер Пембертон откинул верх, так что между нами состоялся непринужденный разговор. Слишком непринужденный.

Не подлежало сомнению, что он явно не был той личностью, которую мне хотелось бы встретить, равно, как то, что после наших последних встреч, когда мы вообще разговаривали, наши отношения менее всего носили сердечный характер. Тем не менее, мистер Пембертон небрежно облокотился на дверцу машины, готовый к общению.

– Скажите, – обманчиво тихим голосом поинтересовался он, – вы всегда так гоняете на велосипеде?

– Нет, не всегда.

– Очень хорошо. А то мне показалось, что вы подвергаете себя серьезной опасности. Не говоря уж о том, что подаете плохой пример детям.

– Послушайте, – возмутилась я, – это вы ехали по встречной полосе.

– О нет. Давайте вернемся и проверим тормозной след. Или не будем попусту терять время?

– Именно это я и хотела вам сказать, мистер Пембертон, – бросила я взгляд на наручные часы. – Откровенно говоря, я очень спешу.

– Что я и понял, видя, как вы несетесь. – Он сдержанно усмехнулся.

– Мистер Пембертон, – отрезала я, – в любом случае моя скорость не должна вас интересовать. – Я набрала в грудь воздуха. – В последний раз, когда мы виделись, вы мне и… э-э-э… моему приятелю прочитали лекцию, как ходить под парусом. А теперь…

– Кстати, о хождении под парусом. Рад, что вы мне напомнили. Но там было нечто совсем иное. – Мистер Пембертон нахмурился. – Это была не ваша вина. Неприятная история. Но к вам она не имеет отношения. Тем не менее, сейчас меня волнуют вовсе не ваши велогонки или хождение под парусом. Я направлялся в Холлиуэлл проверить, как мои люди устроили ваши комнаты.

– Они отлично справились, благодарю вас, – сухо сказала я.

– И я надеялся… м-м-м, – он улыбнулся, – заглянуть к вам, ибо хотел попросить об одолжении.

Я уже начинала понимать, что представлял собой мистер Пембертон. Большинство обыкновенных людей, если они хотят попросить вас об одолжении, стараются первым делом как-то подольститься. Но только не мистер Пембертон! Он просто просит оказать ему услугу и ставит точку. На самом деле это он делает вам одолжение своим обращением. Менее всего он расположен льстить собеседнику, считая, что разумнее поступить противоположным образом, отпустив несколько колких критических замечаний.

С трудом переводя дыхание, но, отнюдь не потеряв присутствия духа, я выпалила:

– Не теряйте времени, мистер Пембертон.

Мне показалось, что в глубине его холодных голубых глаз блеснул насмешливый огонек. Но может, я ошибаюсь, ибо, не обратив внимания на мою реплику, он сразу же перешел к делу.

– Одолжение заключается в том, – сказал он, – что я хотел бы одолжить вашу лошадь, ту серую кобылку. Леди Джейн – так, кажется, ее зовут?

– Именно так, мистер Пембертон. Но я даже не знала, что вы умеете ездить верхом.

– Я не умею.

– Тогда я ничего не понимаю?

– Не беспокойтесь, – объяснил он. – Это не для меня, а для главного героя.

В деревне все горели желанием узнать, кто же будет исполнять роль главного героя, и должна признаться, это интересовало меня так же, как и других. Похоже, в последние дни обитатели деревни соревновались друг с другом – кому первому удастся хоть что-то узнать о съемочной группе.

– И кто же тот счастливчик?

– На самом деле, – ответил он, на этот раз, отметив мой легкий сарказм, – повезло мне, что я заполучил его.И конечно, большая удача, что у него такая партнерша, как Сильвия Сильвестр. – Худое лицо мистера Пембертона обрело странное выражение, то ли насмешливое, то ли нежное, хотя я не предполагала, что эта физиономия способна выражать нечто смахивающее на нежность. Затем он быстро пришел в себя после секундной задумчивости и закончил: – На его счету не так много фильмов, но он очень хороший актер. Его зовут Гарри Хеннесси.

– Мне доводилось слышать о нем. Он американец?

– Совершенно верно. Родом с Кейп-Кода. Он, как и вы, родился и вырос в сельской местности. – И снова я заметила, как по губам мистера Пембертона скользнула мгновенная, как вспышка молнии, ехидная усмешка. – Вы отлично поладите с ним. А как он играет!

Я сказала тоном, который, с моей точки зрения, должен был соответствовать образу строгой учительницы:

– В данный момент меня больше всего интересует, умеет ли он ездить верхом?

– Верхом? Откровенно говоря, никогда его об этом не спрашивал. Но для него это не составит труда. Если и не умеет, то легко научится.

– Ну, дело не только в этом.

– Во всяком случае, я хотел бы позаимствовать Леди Джейн на короткое время, пока не появятся лошади, которых я заказал.

– Тем не менее, у него есть хоть какое-то представление о лошадях?

– Леди Джейн ведь достаточно спокойная, не так ли? – ответил он вопросом на вопрос.

– Со мной она ведет себя просто отлично.

– Так в чем же дело? – Мистер Пембертон не добавил, что об этом можно судить по тому, как я езжу на велосипеде и хожу под парусом, но как-то дал понять, что именно имеет в виду. Вместо этого он небрежно бросил: – Не сомневаюсь, если с ней может справиться девушка, у такого крепкого парня, как Гарри, проблем не будет.

Я не ответила. Демонстративно посмотрела на часы и, увидев, что уже десять минут девятого и педсовет начинается через десять минут, а я еще не проверила все тетрадки, я поставила ногу на педаль и холодно поинтересовалась:

– И когда же она вам понадобится для мистера Хеннесси?

– Я хочу, чтобы он оседлал ее к пресс-конференции. Вы знаете о ней? Нет? Ну не важно, все равно услышите. Мои помощники как раз этим занимаются. Я собираю ее в субботу, до этого времени Гарри не появится. Он поселится вместе с нами в «Белом олене». Так что, можно рассчитывать на Леди Джейн к утру субботы?

– Конечно, – сказала я. – Я оседлаю ее.

– Не трудитесь, я пошлю кого-нибудь подготовить ее.

– Леди Джейн ему не дастся. С чужим человеком она даже из стойла не выйдет.

– Значит, я распоряжусь, чтобы вас отвезли обратно.

– Нет, благодарю вас. Предпочитаю ходить пешком. – Я оседлала велосипед. Мои прощальные слова были заглушены шумом мотора. Я понимала, что вела себя довольно невежливо, поэтому злилась и на себя, и на него. Как ни странно (этот факт дошел до меня лишь в середине первого урока географии), подлинная причина моего грубоватого отказа заключалась в том, что он не вызвался подвезти меня лично.

Глава 8

Итак, какие новости, – спросила Таня, – кроме сегодняшней пресс-конференции, нашего переезда и появления Хеннесси?

– Господи спаси, – засмеялась я, – что еще ты хочешь знать? Ты только что примчалась из Лондона и убедилась, что тут событий больше, чем в городе. И тебе все мало?!

Таня набрала горсть картофельных чипсов и захрустела ими. Мы сидели на большой кухне, приготовив то, что мама называла «закуской на скорую руку», потому что в семь начиналась пресс-конференция. Таня только что приехала из Лондона, усталая и растрепанная, но горящая желанием услышать последние новости. Обычно сестра была спокойной и элегантной, как картонка для шляп, но любопытства в ней сверх всякой меры.

– Почему бы и нет? Да и кто родил эту идею?

– Мама, – сказала я и шлепнула по руке, тянувшейся за листиком спаржи.

– А кто ее поддержал?

– Ты, – напомнила я. – До сих пор тебе не простила.

– Да брось ты! У тебя была куча времени оглядеться. И ты должна признать, что веселые ребята Пембертона отделали вам шикарную квартирку.

– Да, – согласилась я. – Неплохую. А ты видела, что веселые грузовики Пембертона сделали с аллеей?

– Ерунда. Мама сказала, что Пембертон обещал все восстановить.

Я не могла скрыть недоверия, но согласилась и с этим, после чего Таня совершенно логично спросила:

– В таком случае, если ты была так настроена против них, почему все же помогала?

– Из-за матери. Ты же видела, как ей все нравилось. Она сказала, и была совершенно права, что, хоть мы и не имеем отношения ко всему происходящему, все же остаемся хозяевами и должны присутствовать на встрече. Мистер Пембертон предложил ей вызвать специальную фирму, которая все приготовит. Но поскольку приглашено всего человек тридцать – сорок, мать решила, что мы сами справимся.

Я положила последнюю веточку петрушки на канапе с лобстерами и добавила:

– Конечно, мистер Пембертон прислал ей помощников, они расставили стулья, раздобыли дополнительную посуду и принесли из мэрии бокалы. В распоряжении мистера Пембертона целая команда рабов.

– В самом деле, – задумчиво пробормотала Таня. – И для какого же раба предназначена Леди Джейн, на которой ты подъехала к «Белому оленю»? И что интересно, почему обратно шла пешком?

– Ах, вот как!

– Да, вот так.

– Могу заверить тебя, что сделала это не для мистера Пембертона. Леди Джейн нужна Гарри Хеннесси.

– Ты его видела?

Я покачала головой:

– Еще слишком рано, он пока не приехал. Я поставила Леди Джейн в пустое стойло на задах гостиницы и попросила Чарли – ты знаешь Чарли Данна из моего класса, – чтобы к десяти он дал ей ведро воды.

– Ты хоть мельком видела мисс Темперамент?

– Нет. Она еще не вставала. Я слышала, что мистер Пембертон приказал оборудовать для нее специальную роскошную ванну. Я знаю, что не должна повторять сплетни, но если речь зашла о мисс Темперамент, то скажу только для тебя…

Я передала ей слухи о Робби и Сильвии Сильвестр, которые вчера первой донесла мне Дженис Пибоди. Закончила я свое повествование словами, что, по-моему, тут нет ничего серьезного. Тем не менее, довольно странно, что я не видела Робби вот уже три недели.

Какое-то время Таня молчала. Расслабившись, она сидела в кресле-качалке у плиты и покачивалась взад и вперед; глаза ее были прищурены, что ей было обычно свойственно, когда она погружалась в раздумья.

– Знаешь, – холодным равнодушным голосом, наконец изрекла она, – я не та, с кем тебе стоит обсуждать эту проблему.

– Почему бы и нет? Я ни с кем не говорила о Робби.

– Потому что он мне никогда не нравился. У меня предубеждение. Против него.

– Понять не могу, Таня, откуда оно взялось. Из всех, кого я знаю, Робби – самый приятный человек.

– Дело в том, что ты мало с кем знакома. А Робби ты вообщене знаешь.

– Во всяком случае, теперь-то я его знаю лучше, чем ты.

– Неужто? – хмыкнула Таня. Похоже, она собиралась что-то сказать, но лишь закусила губу, рассматривая носки модных туфелек. Затем пожала плечами и с небрежным видом сказала изменившимся голосом: – Конечно, тебе виднее. Я-то вообще плохо знаю Робби Фуллера. Так что я плохая собеседница. Не забывай, что я испытываю к нему всего лишь специфический интерес. Если Робби настолько глуп, что позволил себе влюбиться в мисс Темперамент, а она оказалась такой идиоткой, что врезалась в него, то так тому и быть. И мистер Пембертон остается свободным, значит, я могу открыть на него охоту.

Я ответила, что все это просто нелепо. Такое развитие событий никогда не приходило мне в голову. Было чему удивляться, ибо я ни разу не заметила, чтобы моя сестра проявляла интерес к мистеру Пембертону. Но, что касается Тани, очень трудно понять, когда она дурачится, а когда совершенно серьезна.

Но должна сказать, что в течение дня я убедилась в направленности ее интересов. Особо мне запала в память одна маленькая деталь.

Все, чем мистер Пембертон занимался, отличалось четкостью и эффективностью, и он не уступал мне в умении приводить в порядок окружающий хаос. Он оставил нам список гостей и схему их размещения на пресс-конференции. И Таня, которая стала на удивление покладистой и услужливой, вызвалась помогать мне с именными карточками.

– Я знаю от мамы, что он все тщательно продумал, – рассказывала я, раскладывая перед собой схему размещения гостей, их список и пустые карточки. – Центральный стол – для тех, кто будет говорить. Все остальные, жители деревни, важные персоны и пресса рассаживаются полукругом, чтобы можно было задавать вопросы.

Я пристроила лист со схемой на выскобленной поверхности кухонного стола. Таня положила мне руку на плечо, и мы обе склонились над планом, изучая его.

– Довольно толково, – признала Таня. И действительно, замысел мистера Пембертона отличался точностью и продуманностью. Думаю, мама, или, может быть, мистер Данн, или миссис Пибоди дали ему несколько ценных советов. Сельскому полисмену, который вот уже несколько лет ухаживал за миссис Пибоди, было отведено место рядом с последней. В центре сидели люди, которых мы с Таней считали главой общины, то есть приходский священник, директор моей школы мистер Бэкхаус и староста приходского совета капитан Коггин. Рядом с ними – Робби, местный врач, медсестра, обслуживавшая округу, лавочник, кузнец, почтальон, ветеринар и мистер Данн.

Естественно, мистер Пембертон восседал во главе стола с участниками пресс-конференции, и, естественно, Сильвия Сильвестр, его ведущая актриса, располагалась слева от него. Но в силу каких-то изменений справа от него оставалось пустое место.

– Смотри, – сказала Таня, – наш Большой босс что-то задумал. «О, кто же, – дурачась, процитировала она, – кто встанет справа от меня, кто мост наш защитит?»

– Ах, это, – засмеялась я. – Да нет, ничего такого он не задумывал. Я вспоминаю, мама говорила, что в знак особого уважения он выразил желание, чтобы она сидела рядом. Но мама стесняется сидеть во главе стола и останется в кругу гостей вместе со своей приятельницей по Женскому институту, миссис Меллор. – Я показала, где ей отведено место. – Вот здесь. Поэтому он и отвел это место мне.

– Мне, – возразила Таня.

– Нет, мне, – повторила я.

– Мне, – настаивала Таня. – Как старшей. Он мнеотвел это место.

– Прости, Таня, – продолжала я улыбаться. – Он не знал, что ты появишься. Присмотрись. Тут написано «Мисс Р. Воген».

Столь же уверенно и на этот раз без улыбки Таня заявила:

– Это не «Р», а, скорее всего, «Т». «Мисс Т. Воген».

Я чуть было не сказала, что это полет ее фантазии, но увидела, как рот ее сложился в жесткую упрямую складку.

Конечно, теперь-то я понимаю, что сделала ошибку. Не стоило уступать! Но в то время мне казалось, что не будет большой беды, если я в такой мелочи уступлю Тане. Так что я снова склонилась над столом, собралась с духом и, заложив руки за спину, сделала вид, что внимательно присматриваюсь к надписи – да, у мистера Пембертона очень витиеватый почерк, и, пожалуй, тут, в самом деле стоит буква «Т».

Значит, за центральным столом места мне не будет. Но меня это не огорчило. Я предпочитала сидеть среди тех, кого про себя называла «деревенская сторона», чтобы на меня меньше обращали внимание. Кроме того, как говаривают, со стороны расклад виднее. И в тот вечер я в самом деле кое-что заметила.

Эта встреча, как Николас Пембертон и предполагал, стала поворотным пунктом в его отношениях с деревней. И то, что казалось мне разделительной линией, – эти несколько футов пространства, отделявших председательский стол от полукруга стульев, на которых расселись деревенские жители, – растаяло как снег.

– Добрый вечер, леди и джентльмены! Очень рад, что вы решили посвятить нам этот вечер… – начал свое выступление Николас Пембертон, едва усадив Сильвию Сильвестр и мою сестру на отведенные им места. Должна признаться, меня несколько огорчило лицезрение Тани среди тех, кого я, как и многие другие, продолжала называть «они», – по другую сторону баррикад. Но куда больше беспокоило меня другое. Николас Пембертон обладал даром убеждения настоящего оратора. – Я много слышал о вас, жителях этих мест. Я знаю, что вы, как и я, любите откровенные слова и непреложные факты…

У него была раскованная и убедительная манера речи, которая, как я где-то читала, достигается лишь долгой практикой. Кроме того, он умел подчинять себе внимание аудитории. Он объяснил, что его группа предполагает пробыть здесь всего восемь недель и что конец фильма будет сниматься на студии «Элстри» в Хартфордшире. Не скажу, что во время его выступления стояла мертвая тишина, когда слышно, как муха пролетит. Его речь сопровождалась то перешептываниями («слушайте, слушайте!»), то смешками после его шуточек, то шорохом накрахмаленных воскресных одеяний, скрипом и шарканьем обуви, которую тут надевают только на свадьбы и похороны; деревенская публика крутила головами, чтобы лучше рассмотреть кинозвезд.

Конечно, среди них не было Гарри Хеннесси, ибо он на нашей Леди Джейн и в соответствующем наряде должен был появиться в самом конце – его выход должен был стать и частью театрального действа, и шансом для фоторепортеров, да и для жителей деревни, отснять его во всей красе.

А Сильвия Сильвестр так и лучилась красотой и счастьем. Даже во время речи мистера Пембертона я слышала щелканье затворов фотоаппаратов. Несколько раз она меняла позу за столом, чтобы продемонстрировать себя в лучшем ракурсе. И я видела, как миссис Меллор, лучшая подруга матери, которую можно было узнать в толпе лишь по ее шляпе, украшенной вишенками (мать говорила, что она надевала ее еще на мои крестины), возбужденно подпрыгивала на месте.

Конечно, мы не могли одержать над ними верх. Об этом нечего было и думать. Но всегда существует какое-то противодействие происходящему. И так уж получилось, что я олицетворяла собой его сердцевину. Ибо на этой встрече меня одолела томительная ностальгия.

В последние несколько недель события сменяли друг друга с такой быстротой, что я с трудом улавливала смысл происходящего. И лишь теперь, оглядывая нашу развороченную гостиную, в которой запах нафталина мешался с ароматами дорогих оранжерейных цветов, которыми мистер Пембертон приказал оформить помещение, я в полной мере осознала, что случилось.

От нашей старой мебели не осталось и следа. Портьеры были сняты и сложены. Убрали наши истертые ковры, и теперь пол был совершенно голым, если не считать линий, начертанных мелом. По углам громоздилась какая-то странная аппаратура и осветительные приборы. Я видела темные квадраты на стенах, где когда-то висели наши картины и фотографии молодого отца, где он с удочкой стоит на ступенях террасы, ибо четверть века назад Дервент подходил к ним. Над камином пустовало еще одно место, где совсем недавно висело зеркало, покрывшееся пятнышками за сто лет своего существования, – Таня уверяла, что оно обладает магическими свойствами и что в ночь летнего солнцестояния девушка может увидеть в нем суженого.

Но под ним все еще красовался камин тюдорианских времен, в котором давным-давно в рождественский вечер мы оставляли свои чулочки для подарков и жарили орешки в Ночь костров [8]8
  В Англии она отмечается в ночь на 5 ноября, когда жгут костры и пускают фейерверки, отмечая крах заговора Гая Фокса, пытавшегося в 1605 году взорвать здание парламента.


[Закрыть]. Но хотя камину требовался небольшой ремонт, мы, подчиняясь указаниям мистера Пембертона, оставили все, как есть.

Как и другие вещи. Я хочу сказать, что теперь мы ни к чему не прикасались, выполняя лишь инструкции мистера Пембертона. Он издавал приказы, дергал за ниточки или взмахивал дирижерской палочкой, и наш образ жизни менялся – сначала незаметно, а потом безжалостно и непреклонно.

Его речь, похоже, подошла к концу, и он доверительным и в то же уверенным тоном попросил задавать вопросы.

Тут же вскочил староста Коггин и спросил, не считает ли мистер Пембертон серьезным упущением, что с приходским советом не сочли нужным посоветоваться.

– Нет, сэр. Мы имеем дело с сугубо частным мероприятием. И на частной земле. Следующий вопрос, пожалуйста.

Капитан Коггин сел.

Сельский полисмен, тяжело поднявшись на ноги, осведомился, не предполагает ли мистер Пембертон, что обилие людей, появившихся в деревне, приведет к росту преступности в ее пределах.

Послышались смешки, но мистер Пембертон ответил, что хотя он, конечно, не знает, каков сегодня уровень преступности в Дервент-Лэнгли, но ему довелось услышать, что в прошлом году было возбуждено лишь одно дело против человека, у телеги которого отсутствовали хвостовые огни. Тем не менее, у него, мистера Пембертона, образцовая команда, и любой, кто позволит себе хоть малейшее нарушение порядка, ответит лично перед ним.

Затем кто-то из торговцев спросил, предполагается ли повышение уровня продажи, – «это вроде важнее, чем преступность, а?» – и получил благожелательное заверение, что, по всей видимости, этот уровень повысится. Кто-то еще решил узнать, не уменьшится ли поголовье форели в Дервенте, на что мистер Пембертон отпустил несколько шуточек, что, мол, если и есть тут фаны кино, никто из съемочной группы не сможет отвлечь их от рыбной ловли.

Замкнувшись в своем неприятии, я видела, что встреча идет точно так, как мистер Пембертон и предполагал. Но затем в первом ряду, словно уловив мое телепатическое послание, встал Робби.

Он был достаточно популярной фигурой в округе, и, когда поднялся на ноги, кто-то даже захлопал. Переждав паузу, Робби засунул руки в карманы, повернулся к собравшимся и улыбнулся.

Внимательно наблюдая за развитием событий, я заметила, как у Николаса Пембертона сузились глаза. На мгновение мне показалось, что по лицу его скользнула гримаса острого раздражения. Но даже если это было и так, она исчезла столь же стремительно, как и появилась.

– Да, мистер Фуллер? – В голосе режиссера слышалось сдержанное напряжение. Если бы он знал Робби так же хорошо, как я, то своей властью положил бы конец собранию.

Робби же смотрел на мисс Сильвестр. Не знаю, подала ли она ему какой-то знак. Но Робби сразу же передумал. С лица его сползла улыбка. Он вяло спросил, получат ли жители деревни какую-то работу на съемочной площадке и если да, то, как это оформлять?

– Да, конечно, мистер Фуллер. Ассистент режиссера позже все разъяснит.

Николас Пембертон и сам был изрядно удивлен, словно не мог понять, какую игру ведет Робби. Но, наблюдая за хитрой улыбкой Сильвии Сильвестр и откровенно презрительной гримаской на лице моей сестры, я безошибочно поняла, что Робби переметнулся на другую сторону.

Я предполагаю, что многие сочтут мое поведение старомодным, но когда я нуждаюсь в уединении, как, например, этим вечером, то предпочитаю бродить по саду, где ко мне приходят мир и покой. Мой взгляд невольно устремился в ту сторону, где среди длинных вечерних теней тянулись спокойные и мирные заросли и я перестала слышать вопросы и ответы, смешки и перешептывание.

Низко над прудом, ловя мошек, носились ласточки, свившие себе гнезда под карнизами дома. Розы уже были в полном цвету, а могучие сассекские дубы покрылись летней листвой. Я представляла, что придет время, когда улетят ласточки, опадут лепестки роз, пожухнут дубовые листья, – и к этим дням от киногруппы не останется и следа. И снова все вернется на круги своя. Но, даже думая об этом, я понимала, что отныне и навеки ничто уже не будет таким, как прежде.

Именно желание перебороть владевший мной упадок духа и привлекло мое внимание к этому человеку. Сначала я этого даже не осознала, ибо мечты и фантазии не позволяют сразу же вернуться к реальности. И когда я увидела приближающуюся фигуру, то сначала не заметила ничего странного.