Текст книги "Очарованная легендой"

Автор книги: Бетти Бити

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)

Глава 2

Я пришла в себя почти сразу. Я сидела на нижней ступеньке трапа. Меня поддерживал дон Рамон. Второй стюард, видимо в восторге от возможности продемонстрировать свою ловкость и незаменимость, только что дал мне вдохнуть кислород из маленького цилиндра. Я не могла оставаться без движения слишком долго, потому что к маленькому зданию аэровокзала змеилась очередь пассажиров. Когда я попыталась встать, дон Рамон удержал меня за плечо, с серьезным видом поднял мое запястье и пощупал пульс.

– Ага, вам лучше, сеньорита? – Он осторожно отпустил запястье. – На вас просто действует высота. Мы называем это soroche. Вас должны были предупредить. Мы, чарагвайцы, акклиматизировались. Но иностранцы здесь, как у вас говорят, вырубаются. У вас, сеньорита, легкие не горца.

– Меня предупреждали – но я всегда приспосабливаюсь. Не думала, что это на меня повлияет.

– Никто не думает. Я видел, как дюжие молодые инженеры падали, как вы, но гораздо менее грациозно.

С великой осторожностью я поднялась. Дон Рамон предложил мне руку.

– Позвольте сопровождать вас к терминалу. Даже если вас не ждет молодой человек, – улыбнулся он, – посольство пришлет машину.

– В министерстве сказали, что меня подберет «лендровер».

– Как по-британски, – вздохнул он и перекинул мою руку себе через плечо. – В Чарагвае леди всегда сопровождают, даже на заднее сиденье «лендровера». Обопритесь на меня, сеньорита. Это честь для меня.

С признательностью и благодарностью я приняла его поддержку. Высота превратила мои ноги в бескостное желе. В то же время я испытывала странное чувство, словно плыву в воздухе после бокала очень крепкого шампанского.

– Если все будете делать медленно, ваше тело скоро привыкнет к разреженному воздуху. – Он погладил мою руку на своем плече. – Вам следует принимать наше очарование малыми дозами. Особенно после вашей флегматичной Британии.

Мы медленно шли по бетону.

На площадке обозрения группа людей махала высадившимся пассажирам. На ограде готовые к бизнесу индейцы развесили свои многоцветные пончо и шали. Через балюстраду перегнулись шесть-семь мальчишек-индейцев с какими-то предметами, похожими на ярко раскрашенные ящики для апельсинов.

Когда мы подошли к барьеру, они закопошились, оживленно размахивая руками, прыгая и вскрикивая резкими пронзительными голосами. Объектом их волнения явно был дон Рамон.

Смеясь в ответ, он покачал головой и строго опустил уголки рта.

– Простите их, сеньорита, они спрашивают, не привез ли я невесту. Они думают, что вы прилетели на медовый месяц.

Конечно, маленькие индейцы попали пальцем в небо, потому что у барьера очарование закончилось. Красавец дон Рамон и я были разлучены, он – индейцами-чистильщиками, которые усыпали ступени зала ожидания и ссорились за привилегию почистить туфли дона Рамона, а я крепкой рукой, ухватившей мое предплечье, сухим голосом над ухом. И то и другое – уравновешенные и безошибочно британские.

– Мисс Брэдли?

Не успела я ответить, как незнакомая рука по тащила меня к «Иммиграции». Я выпрямилась во весь рост и повернулась, чтобы взглянуть на мое го похитителя с высокомерием дона Рамона. Подниматься моим глазам пришлось долго. Я увидел высокого крепко сбитого мужчину лет тридцати. У него был квадратный непреклонный подбородок, коротко стриженные каштановые волосы и холодные серые глаза, резко выделявшиеся на загорелом лице. Он носил выгоревшие синие джинсы и белую хлопковую рубашку с короткими рукавами, расстегнутую на шее. Ни галстука, ни платка я не заметила. Его грудь и руки загорели так же, как лицо. И как ноги в кожаных сандалиях, которые бесцеремонно вели меня к калитке с табличкой «Иммиграция».

– Дипломат, – бросил он чиновнику, держа в охапке меня и мой багаж, словно ему не терпелось вытащить меня из зала.

Снаружи под палящим солнцем ждал старый «лендровер» с дипломатическим номером и нарисованными на двери водителя львом и единорогом. Поверх ветрового стекла – маленький Юнион Джек.

Мужчина швырнул мой чемодан на заднее сиденье. Он не выглядел ни шофером, ни дипломатом, скорее инженером или лесорубом. Меня осенила тревожная мысль. Я вспомнила предостережения дона Рамона о том, что в Чарагвае исчезают люди и вещи.

– Полагаю, у вас есть какие-нибудь документы? – холодно спросила я, когда он открыл для меня дверь.

Он мрачно усмехнулся:

– Не беспокойтесь, мисс Брэдли, я не пытаюсь вас похитить. Боже упаси! Я отвезу вас прямо в резиденцию. Вы будете жить там, поскольку приехали всего на несколько недель. Но сначала должен вам кое-что сказать, поэтому садитесь в машину.

В тоне явно ощущалась мрачная враждебность. Я сделала как велено и вскарабкалась внутрь. Кожаная обивка была горячей на ощупь. Я чувствовала, как она обжигает кожу под колготками – неудобство бесконечно более выносимое, чем смущение в мыслях. Я следила, как молодой человек усаживался рядом и вытаскивал из кармана брюк связку ключей. Он выбрал ключ зажигания, вставил в замок, но не повернул. Вместо этого он порылся в нагрудном кармане рубашки, извлек карточку безопасности и протянул мне в сложенном виде.

Прежде чем я открыла ее, он сжато и без предисловий потребовал:

– Какого черта вы устроили сейчас такое представление?

– Я? Представление? Когда? Как? Что вы имеете в виду?

– Ну-ну, мисс Брэдли. Почему, вы думаете, мы уезжаем в такой спешке?

– Не знаю. Сама удивляюсь.

– Подумайте, мисс Брэдли. Подумайте.

– Хотите сказать, из-за дона Рамона?

– Из-за вас и вашего поведения с такой личностью, как дон Рамон.

– Я нашла его очаровательной личностью. И очень полезной.

– Не сомневаюсь, – тихо, но мрачно согласился мужчина. – Как большинство женщин.

Я открыла было рот, чтобы сказать, что я не большинство женщин, и снова закрыла.

– Вы обычно прибываете на новую работу под руку с незнакомцем? – продолжал он.

– Мне стало плохо, – запротестовала я, – я потеряла сознание.

С его суровых губ не сорвалось ни слов сочувствия, ни полезного совета об опасности высокогорья.

– Как удобно! Значит, дон Рамон познакомился с вами таким способом?

– Нет. Раньше.

– Понятно. В самолете?

– Да.

– Вы не тратите время зря, мисс Брэдли.

– Протестую против этого замечания, – бросила я.

– Отклоняется.

– И это не ваше дело, мистер…

– Фицджеральд. Джеймс Фицджеральд.

Он жестом предложил открыть карточку. Фамилия пробудила некоторые воспоминания, но смутные и слабые. И к тому же я была слишком сердита, разгорячена, разочарована и измучена, чтобы слушать внутренний голос. Карточка оставалась крепко сжатой и закрытой в руке.

– И ваше дело очень даже мое.

– Я подчиняюсь послу, – с ледяным достоинством сказала я.

– Конечно. Но, как вы знаете, посол вчера уехал на Вашингтонскую конференцию. – Внезапно он включил зажигание. – Его не будет еще две недели.

– Машина набрала скорость и отъехала от тротуара. К тому времени, когда он остановился на перекрестке, я придумала ответ.

– В таком случае я подчиняюсь только его заместителю, – внушительно сказала я.

Он еще более внушительно протянул:

– Вот именно, мисс Брэдли. Вот именно.

– Первому секретарю, – сказала я слабо угасающим голосом.

На малой скорости мы ехали по дороге, обгоняя ослиные и бычьи упряжки и большие скоростные американские автомобили. С пересохшим ртом я перевела взгляд с сурового профиля рядом на карточку в моей руке. Он слишком молод, слишком красив (если вам нравятся суровые атлеты), слишком просто одет, слишком… Он не может, не должен!

Я открыла карточку. Он был.

Джеймс Фицджеральд. Первый секретарь, британское посольство, Куича. Сквозь пластиковое покрытие фотографии меня буравили суровые глаза мужчины за рулем.

Только этого недоставало, подумала я. Ссора с самого начала. Временная секретарша ударяет лицом в грязь перед временным боссом. И боссом, обладающим огромной, абсолютной властью.

– Вы не похожи на первого секретаря, – сказала я в свою защиту.

– А вы встречали хотя бы одного?

Он умело свернул с главного шоссе на обсаженную деревьями улицу. Я снова учуяла эту сладкую смесь цветочного запаха. С тех пор, как я высадилась на этой земле, ошибочно названной Шангри-Ла, прошла казалось, целая жизнь.

– Нет.

– Тогда как вы можете судить?

Ответить было нечего. По своему ограниченному знакомству с личными делами первых секретарей я помнила, что иногда они в самом деле были растущими молодыми людьми, выполнявшими трудные заграничные назначения. Они всегда отвечали за безопасность и дисциплину. Следовательно, можно ожидать, что они крутые, бескомпромиссные и резкие. Но я никогда не встречала их «живьем».

– Я не ожидала, что меня встретите вы, не ожидала… то есть… Обычно…

На уступку он оказался способен.

– Возможно. – Он сбавил скорость и свернул в открытые двойные белые ворота на подъездную дорогу, обрамленную кустами мимозы. – Но здесь все очень неформально.

Я метнула на него полный недоверия взгляд, который он проигнорировал.

– У миссис Маллёнпорт сейчас играют в теннис. Иначе за вами поехала бы Хестер.

Что-то в том, как он произнес это имя, заставило меня взглянуть на него. С Хестер Маллёнпорт связано сильное чувство. Симпатия или антипатия, приятие или неприятие. Я не была уверена, какое именно.

– Впрочем, я рад, что поехал. – Тон первого секретаря лишил эти слова даже тени возможной лестности. – Следует пресечь взаимоотношения в корне. Мисс Брэдли, пока вы здесь, вы не будете завязывать знакомства с чужими мужчинами в самолете. И продолжать дружбу с доном Районом.

Я почувствовала, как на моих щеках выступил сердитый румянец.

– Вы не можете мне указывать, что делать, а что нет.

– Напротив, я-то как раз и могу.

– Вы такой же деспот, как чарагвайцы! – воскликнула я.

Он мрачно рассмеялся:

– Я бесконечно хуже.

Он развернул «лендровер» перед большой виллой с белыми ставнями, окруженной террасой, на крыльцо с входной дверью вели низкие ступеньки. Вилла была большой, но непретенциозной, о посольском статусе свидетельствовали только герб на двери и высокий белый флагшток с развевающимся Юнион Джеком на лужайке.

Чарагвайский солдат поднял ружье и отсалютовал остановившемуся «лендроверу».

– Когда мы запросили временного секретаря, я ожидал кого-нибудь калибра Евы Трент, – сказал Джеймс Фицджеральд. – Девушка, которую вы заменяете. Она в больнице. – Его лицо смягчилось, но только на миг, затем он продолжал: – Которая соединяет мгновенное послушание, неизменную преданность и абсолютную деликатность. И делает это с готовностью.

Я удивилась, как вообще, не говоря уже об этой странной территории Чарагвай, я смогу соответствовать этому образцу.

Мои размышления прервал слуга в белой куртке, заторопившийся открыть для меня дверцу машины. Мистер Фицджеральд вышел из «лендровера», обогнул капот и остановился рядом со мной. Где-то за виллой слышались удары теннисных мячей, смех и добродушная перекличка знакомых британских голосов, в них вплетались вопли тропических птиц на банановых пальмах. Мистер Фицджеральд на мгновение застыл, глядя на виллу, пальмы и тропические деревья, бу-генвиллею и мимозу, словно видя их моими ослепленными глазами.

– Здесь вам следует крепко стоять ногами на земле, – сказал он. – И убрать голову из облаков. Сколько бы ни говорил дон Рамон обратное, это не Шангри-Ла, населенная красивыми женщинами и учтивыми мужчинами.

Вдруг, словно в опровержение этих слов Джеймса Фицджеральда, распахнулась дверь резиденции, и в проеме двери появилась высокая девушка с каштановыми волосами в самом коротком из теннисных платьев, с длинными стройными ногами, загорелыми до орехового цвета.

– А вот и вы, Джеймс, – крикнула она, взмахнув теннисной ракеткой. С грацией жеребенка она спустилась по ступенькам и направилась к нам через гравий подъездной дороги. Ее волосы до плеч мерцали расплавленной медью.

Вблизи ее лицо оказалось почти таким же красивым, как ноги. Безупречная кожа загорела до деликатного коричневого цвета, который оттенял ее большие светло-карие глаза с длинными ресницами и удивительный цвет волос. Но подбородок был упрям, а полноватые губы делали ее не вполне красивой в общепринятом смысле. Все равно, я бы с радостью поменялась с ней внешностью.

– Не ожидала тебя так быстро, Джеймс, дорогой, – восторженно сказала она. – Ты успел к поединкам смешанных пар. – Она протянула ему ракетку.

– Хестер, разреши представить новую секретаршу твоего отца – Мадлен Брэдли, Хестер Малленпорт, дочь его превосходительства.

– Привет, – пожала она мою руку.

На ее губах играла задорная улыбка.

– Итак, вы заменили Еву.

– На несколько недель, – уточнил мистер Фицджеральд.

– Надеюсь, вам здесь понравится. Отец – просто лапочка. Все его обожают. – Ореховые глаза лукаво сверкнули. – Но Джеймс, – девушка взяла его под руку и соблазнительно тряхнула медной гривой, – может быть ужасным тираном.

– Думаю, она уже это поняла, – в тон ей ответил мистер Фицджеральд.

– Если, конечно, – провокационно моргнула она длинными ресницами, – ваше имя не Ева Трент, и у вас не черные волосы и зеленые глаза.

– Хватит, – сурово сказал мистер Фицджеральд и легко стукнул девушку ее же ракеткой.

– Хестер снова вас дразнит, Джеймс? – раздался мелодичный добродушный голос, и с другой стороны «лендровера» по садовой дорожке к нам подошла тучная красивая женщина лет шестидесяти. Она была в шифоне сиреневых цветов и жемчуге, и даже без приветствия мистера Фицджеральда и слов Хестер: «Ну, мама!» – я поняла, что это миссис Малленпорт.

Меня снова представили. Миссис Малленпорт приветствовала меня в Чарагвае, сказала, что я хорошая девушка, если так быстро проделала весь этот путь, и подставила напудренную материнскую щеку, ностальгически пахнущую старой английской лавандой.

– Хестер – непослушная девушка. Но вы, как никто, знаете, как с ней обращаться, Джеймс. – Она нежно улыбнулась. – Поэтому бегите, играйте. Я присмотрю за мисс Брэдли. Нет, я настаиваю. Мне так хочется.

Она махнула им пухлой рукой, томно прикрывая глаза, пока они не исчезли за группой кустов с оранжевыми цветами.

– Разве не блестящая пара? – улыбнулась миссис Малленпорт.

– Они очень подходят друг другу, – осторожно ответила я.

– Да – восхитительно. Но Джеймс относится к Хестер как к младшей сестре, – прошептала миссис Малленпорт, больше себе, чем мне. – Тогда как к Еве, – вздохнула она, – к Еве…

Глава 3

Миссис Малленпорт больше ничего не сказала о Джеймсе Фицджеральде и повела меня в комнату, за нами с моей сумкой следовал слуга в белой куртке, Чико. Если я не ожидала такой враждебной встречи в аэропорту, то тем более не ожидала такого доброго приема в резиденции. Дон Рамон оказался прав. В Чарагвае еще никому не позволялось долго жить ни шатко ни валко.

Внутри резиденция была прохладной и просторной, но, против ожидания, не величественной. Квадратный холл с полированным сосновым полом был облицован белыми панелями. От обычного удобного семейного дома ее отличали только серебряный поднос, заваленный визитными карточками, королевские портреты и позолоченный герб. Моя спальня была в задней части и выходила к столовой на террасе и в сад. Я увидела группки людей, которые пили чай на лужайке и наблюдали за теннисом.

– По субботам мы держим открытый дом для британской общины, – объяснила миссис Малленпорт.

Я услышала непрерывный звук сильных ударов по теннисным мячам. Мистер Фищгжеральд, я не сомневалась.

Моя спальня оказалось маленькой, комфортной, с ванной комнатой, выложенной голубой плиткой. В ванной странно было видеть кислородный аппарат, неприятное напоминание о моем несчастном прибытии.

– Мы держим их во всех комнатах для посетителей, – заметила миссис Малленпорт, усаживаясь на мою кровать, пока я мылась и приводила себя в порядок. – Но вскоре вы найдете, что столь же привыкли к высоте, как Хестер и Джеймс. Ах, вижу, вижу. Они идут с корта. Хестер машет рукой. Она поднимает большие пальцы вверх. Они выиграли – как хорошо! Хестер любит побеждать.

Я вышла из ванной и тактично кивнула в ответ, но не сказала, что сама уже пришла к этому выводу.

– А сейчас идемте, дорогая, познакомьтесь с нашими добрыми друзьями.

Миссис Малленпорт направилась по полированной лестнице вниз, через холл в скромно обставленную, но изящную комнату.

– Здесь мы принимаем, дорогая, по формальным поводам. Обычно люди стоят, так что у нас не слишком много мебели, и, если погода прекрасная, как обычно и бывает, мы выходим на террасу. – Для демонстрации она открыла стеклянные двери и вышла на солнце.

Мы тут же оказались в центре внимания. Гул беседы стих. Чашки буквально застыли в воздухе.

– Не волнуйтесь, дорогая, – мягко заверила меня миссис Малленпорт. – Все немного тоскуют по дому, хотя ни за что не признаются в этом. Так что появление человека из Великобритании всегда вызывает жгучий интерес.

– Даже мое? – спросила я, привыкнув в министерстве иностранных дел почти к полной анонимности.

– О, особенно ваше, дорогая. – По-королевски неторопливо она спустилась по низким ступеням с террасы на лужайку.

Миссис Малленпорт недаром была женой дипломата. Она умолчала, почему особенно именно мое появление. Но после краткой беседы с Джеймсом Фицджеральдом и Хестер я предположила, что раз Ева Трент такой образец совершенства, всех интересовал вопрос, как же я собираюсь ее заменить.

– Если честно, мне такое в голову не приходило, – сказал человек в шезлонге около меня, миссис Малленпорт представила его как Алекса Эшфорда, третьего секретаря посольства. – Ева есть Ева, и никто не может ей уподобиться.

Он сам поднял тему, когда мы обменялись рукопожатием, сказав:

– Так вы – замена Евы! Хорошо, хорошо. Бедняжка!

Я обвинила его в этом замечании после того, как он взмахом руки пригласил меня к своему стулу в группе наблюдателей за теннисной игрой – Джеймс и Хестер вышли в следующий круг, – и поставила другой для себя.

Мистер Эшфорд осведомился, не возражаю ли я против трубки, и, не дожидаясь ответа, сделал несколько неторопливых затяжек. Я задумчиво посмотрела на него. Он казался любезным, спокойным, был немного выше среднего роста, рыжеволосым, костлявым, веснушчатым. Возможно, несколькими годами старше Джеймса Фицджеральда и, конечно, умнее. Подходящая кандидатура, чтобы просветить новичка, – как явно думала миссис. Малленпорт, когда оставила меня на его попечение.

– Полагаю, всегда трудно, – проговорил, наконец, Алекс Эшфорд, – следовать за человеком, который никогда не спотыкается.

Я посмотрела на свои ноги, не привыкшие к подстриженной лужайке резиденции. С момента приземления в Чарагвае они уже успели споткнуться.

– На самом деле Алекс хочет сказать, – наклонилась ко мне довольно необычной внешности девушка с прической из массы маленьких жестких завитков – кажется, миссис Малленпорт говорила, что ее зовут Мораг Камерон, но девушка выглядела недостаточно взрослой и ответственной, чтобы выполнять работу, которую, как я знала, она ведет среди мальчиков-чистильщиков обуви, – что у Евы лицо ангела и ум дьявола.

Девушка говорила с мягкими приятными переливами Нагорья, которые никак не соответствовали яду ее слов.

– Нет, я совершенно не подразумевал ничего подобного, Мораг!

– Он слишком дипломатичен, чтобы сознаться, но это правда.

Девушка подмигнула мне. У нее было широкое лицо с курносым носом и длинной упрямой верхней губой. На лице ни следа косметики, и она носила длинную юбку и свободную блузку, которую я ожидала увидеть скорее на Кингсроуд, чем в резиденции. Я почувствовала к ней симпатию.

– Мораг, ты проводишь слишком много времени, – нежно поглядел на нее Алекс Эшфорд, – с лживыми, вороватыми, романтическими маленькими разбойниками. Ты преувеличиваешь, как все чарагвайцы. – И поворачиваясь ко мне: – Мораг руководит общежитием для чистильщиков обуви.

Я кивнула:

– Я слышала. Второй стюард на нашем самолете был чистильщиком.

Мораг выглядела довольной.

– Ему удалось поговорить с вами? Эти парни плохо знают английский.

– Нет, мне объяснил другой пассажир – человек, который сидел рядом. Чарагваец.

– Он, случайно, не высок, темнолиц и порочно красив? – Она подмигнула Эшфорду, который смотрел прямо перед собой, сосредоточенно пыхтя своей трубкой.

Я улыбнулась и кивнула.

– Он также был очарователен, льстив и властен?

– Он был очарователен и льстив, – сказала я. – И не более властен, – с горечью подумала я о мистере Фицджеральде, – чем другие.

– Короче говоря, дон Рам он Каррадедас?

Я кивнула. Я пересказала им обстоятельства нашей встречи, но опустила реакцию на эту встречу моего нового босса. Эта рана еще не затянулась.

– Я слышала, что дон Рамон вернулся, – медленно проговорила Мораг.

– Он долго отсутствовал? – спросила я.

– Всего несколько недель. Как предполагали, несчастная любовная интрижка…

– Сплетня, Мораг, чистая сплетня! – Эшфорд вынул трубку изо рта.

– Кажется, он оправился и ищет новых развлечений.

Мистер Эшфорд с упреком прищелкнул языком:

– Мораг, Мораг! Не говори мне, что намерения дона Рамона имеют приоритет над твоей самой последней тайной?

Мораг рассмеялась и покачала кудрявой головкой. Она снова подмигнула мне.

– Какой тайной? – спросила я.

– Последний треугольник. – Она улыбнулась. – И легки на помине, они закончили игру.

– Кто?

– Хестер и Джеймс Фицджеральд. – Мораг выпрямилась во все свои пять футов и козырьком приставила ко лбу ладонь. – Они снова выиграли. Это финал. Рада за них! Возможно, это предзнаменование? – Она опустила руку на плечо Эшфорда.

– Мораг, – сказал мистер Эшфорд, поворачиваясь ко мне, словно переводчик, – очень хочет знать, кто выиграет другую игру. Вы, девушки, всегда очень любознательны и романтичны. А здесь, в Чарагвае, втройне.

– Какую игру?

– Любовную, – ответила Мораг, усаживаясь и расправляя вокруг свою обширную юбку. – У Хестер хорошие шансы, но боюсь, следующий сет она проиграет.

Мораг кивнула кудрявой головой в сторону трех фигур на другой стороне лужайки. Джеймс Фицджеральд направлялся к миссис Малленпорт, демонстративно собираясь прощаться. Хестер отставала, ковыряя ракеткой в мягком дерне. Даже издали было видно, как она разгневана.

– Держу пари, он возвращается в клинику, – сказала Мораг, – чтобы подержаться за ручку Евы.

– Очень похвально, – сказал мистер Эшфорд. – Еве скучно лежать неделями. Джеймс очень добросовестен.

– Совсем нет, – рассмеялась Мораг. – Он то и дело бегает, чтобы увидеть ее. Наше общежитие рядом с клиникой. Я часто его вижу. Он влюблен в Еву, а Хестер слишком ясно дает понять, что влюблена в него. Меня просто интересует, кто победит.

Когда последний теннисный гость ушел домой, миссис Малленпорт отправила меня, без моих возражений, спать.

– Вы устали после перелета, – сказала она. – Вам еще предстоит множество бессонных ночей. Чарагвайцы – ночные птицы. Мне необходимо отдохнуть, и вы можете. Чико принесет вам ужин на подносе.

Поэтому я удалилась к себе принять ванну и распаковать вещи. Темнота спускалась с невиданной стремительностью. Большая круглая луна сияла сразу после полнолуния. Она висела чуть выше перистых верхушек банановых деревьев, гораздо ярче и ближе, чем я видела когда-либо дома. Я переоделась в халат, открыла окно и вышла на маленький балкон. В темном саду за прудом с лилиями и небольшим фонтаном квакали лягушки. Огромные моли трепетали вокруг фонарей подъездной дороги. Нечто, птица или тропическое животное, шуршало и пищало среди сухих пальмовых листьев.

За стенами резиденции раздавались шум шагов и смех, поскольку Куича оживала во второй половине дня. Как сказала миссис Малленпорт, магазины открыты до полуночи и чарагвайцы редко ложатся до раннего утра. Толпы автомобилей переговаривались клаксонами, крича оскорбления, или смеясь, или играя мелодии. Всюду сияли огни, мерцая на фоне темной горы.

Я даже чувствовала запахи жареных каштанов и горячих деликатесов из даров моря, так любимых чарагвайцами. Это казалось вечностью, ностальгически думала я, размышляя обо всех осложнениях, которые обрушились на меня после завтрака на борту самолета с самым очаровательным чарагвайцем, доном Районом.

В дверь постучали, но появился не его соотечественник Чико, а сама Хестер.

– Я подумала, пусть Чико отдохнет, – сказала она, внося поднос и ставя его на табурет у туалетного столика. – Кроме того, вам письмо от Джеймса.

Она показала на конверт, лежавший около тарелки со смесью, напоминающей заливные креветки. При виде твердого разборчивого почерка на нем у меня пропал аппетит. Я терялась в догадках, что же еще умудрилась натворить. Возможно, Эшфорд был нежелательным лицом с сомнительной репутацией. Или ушей первого секретаря достигли комментарии Мораг. Или военный атташе возразил против каких-то моих слов.

– Не могу придумать, что он хочет сказать такого личного, чего не мог сообщить мне, – сказала Хестер, тряхнув головой, затем взяла мою пилку для ногтей и принялась за ногти. Выражение на ее лице ясно говорило: «Но я выясню».

Я открыла конверт. Внезапно мое настроение подняла отчаянная надежда. Возможно, мистер Фицджеральд решил, что слишком резко говорил со мной, учитывая обстоятельства. Возможно, он обсудил мой приезд с Евой Трент и она по-женски замолвила за меня словечко. Или Еве Трент стало намного лучше и мои услуги больше не требуются. Можно вернуться к безопасной (а что-то внутри меня ясно говорило, что безопасность мне понадобится) и тихой жизни дома.

– Итак? – подсказала Хестер. – Что-то насчет Евы?

– Нет.

– Тогда приглашение от Джеймса Фицджеральда?

– Если, – сухо сказала я, – можно назвать вызов в канцелярию, чтобы встретить его завтра в девять, приглашением, то это приглашение.

Хестер негромко рассмеялась. Она расслабилась. Она смягчилась ко мне, возможно, как к союзнице против совершенной мисс Трент.

– Я уже сказала, что он тиран, не так ли? – Она посмотрела на свое отражение в зеркале. – Но внутри ужасно мил.

Я сухо спросила:

– Видимо, глубоко внутри? – чего не должна была делать.

Она снова рассмеялась негромким озорным смехом. Если она повторит мое замечание мистеру Фицджеральду, этих стопроцентных преданности и такта мне не видать как своих ушей.

– Серьезно, хотя… – Она взяла мою расческу и провела по медно-красным волосам. – Как вам удалось так плохо начать с Джеймсом? Он был в жутком настроении, хотя будучи Джеймсом, не показывал этого.

– Он дал мне понять, – сказала я.

Хестер снова рассмеялась над сухостью моего тона, но выглядела удивленной.

– Он сказал почему?

– Да. – Я крепко завязала пояс халата. – Недвусмысленно.

– Ну, продолжайте, – нетерпеливо поторопила она.

– Я встретила в самолете чарагвайского джентльмена, для которого ваш мистер Фицджеральд сделал исключение.

Хестер глубоко вздохнула и закинула пламенеющие волосы за плечи.

– Так, – сказала она, – вы встретили дона Рамона. Джеймс сказал мне, что он вернулся, но не сообщил, что вы уже свели с ним знакомство. Или, зная его, следует сказать, – она избегала моих глаз в зеркале, – он с вами?

– Вы встречали его, не так ли?

– Несколько раз. Разве он не упоминал меня?

– Не спрашивала, – ответила я. – Спросила только, знает ли он ваших родителей.

– А он не подумал, что я тоже достойна упоминания? – Хестер гневно рассмеялась. Я изучала ее отражение. Моя случайная встреча с доном Районом встревожила ее так же, как Джеймса Фицджеральда, хотя эта тревога выражалась в другой манере.

– Вы его любите? – спросила я.

Она пожала плечами:

– Не задумывалась. Он не помнит о моем существовании. Как и я. Я не знаю, что он существует.

– Тем не менее он любезен, – сказала я.

Хестер презрительно фыркнула:

– Не сравнить с Джеймсом.

– Я сравниваю, – сухо сказала я.

Хестер снова рассмеялась.

– Вы невзлюбили Джеймса, – со снисходительным упреком погрозила она пальцем.

– Или он меня, – ответила я.

Хестер не стала отрицать.

– Люди не видят, как добр Джеймс.

– Хорошо их понимаю.

Она озорно расхохоталась:

– Просто потому, что он не носит сердце на рукаве?

Меня подмывало спросить, есть ли у первого секретаря что носить. Но я поняла, лучше не говорить с Хестер Малленпорт о заместителе ее отца, и прикусила язык.

– Мать во время приступов романтики изобрела теорию, – Хестер оперлась локтями о туалетный столик и положила подбородок на ладони, – что сердце Джеймса очень похоже на его драгоценную канцелярию.

Невольно я улыбнулась меткости теории миссис Малленпорт.

– Набитое секретами, – сказала я, – и всегда на замке.

– Точно, – ответила Хестер.

– И только с одним ключом, – добавила я.

– Моя дорогая мамуля полагает, что только одна девушка получит этот ключ. Но когда она это сделает, это будет навсегда. Она считает, что эта девушка – Ева Трент. – Хестер сделала паузу, улыбаясь про себя. – Но поверьте, я лучше знаю.

Она встала и объявила, что оставляет меня в покое есть ужин и рано лечь спать.

– Если тебе на самом деле необходимо завтра в посольство, давай потом встретимся за завтраком? Перед площадью у посольства есть парк, Центральный западный парк, и кафе в центре. Пешком через площадь и поворот налево. Не пропустите.

Мы договорились на двенадцать тридцать. К тому времени Джеймс, как рассчитывала Хестер, введет меня в курс дела. Интересно, ей пришло в голову, что он тоже может угостить новую секретаршу завтраком. В этом случае ее наверняка ждет разочарование.

Несмотря на усталость, я долго мучилась без сна. В голове прокручивались события дня, люди, которых я встретила и которых встречу, и, кроме того, меня тревожила встреча с мистером Фицджеральдом. Я задавала себе вопрос, намеренно ли он вызвал меня в воскресенье, когда почти никто не работает. Продемонстрировать в виде наказания, кто здесь хозяин. И перед тем, как заснуть, я вспомнила о странной романтической теории миссис Малленпорт о ключе к сердцу молодого первого секретаря. Всплыли слова старой песни. Что касается меня, то кто бы ни держал этот ключ, пусть спрячет его в коробку, перевяжет ленточкой и бросит в глубокое синее море.