Текст книги "История Германии. Том 1. С древнейших времен до создания Германской империи"

Автор книги: Бернд Бонвеч

Соавторы: Юрий Галактионов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 47 страниц)

Ремесло и мануфактурная промышленность

Ремесло и торговля преодолели депрессию быстрее, чем сельское хозяйство, – уже к концу XVII в. Огромную роль в этом сыграли цехи, остававшиеся главной организационной формой городского ремесла. Будучи заинтересованными в росте прибылей, увеличении продукции и расширении экспорта, они оказывали кредитную и иную поддержку поднимавшимся предприятиям, создавали рабочие места. Предпочтение отдавалось продукции, которая пользовалась растущим спросом на внутреннем рынке и имела особые шансы на экспорт. Таковыми были предметы роскоши (фарфор, ковры, шелк). Для их производства цехи приглашали квалифицированных мастеров из-за рубежа, поселяли их как в новых, так и в старых городах и даже на селе.

Государственная политика была направлена на развитие не только традиционных ремесел, но и новых, удовлетворявших потребности абсолютистских дворов, дворянства и внешних рынков. Такая продукция стала производиться в столицах германских княжеств и территориальных государств, нередко уже на мануфактурах. Стимулирующими мерами являлись: помощь монархов при заведении предприятий, освобождение от налогов в первые годы и привилегии в сбыте продукции.

Сопротивление со стороны подмастерьев продолжавшемуся «замыканию цехов» вылилось в ряде мест не только в забастовки, но и в восстания. Это заставило имперское правительство принять в 1731 г. «Ремесленный устав», который облегчил доступ подмастерьев в цехи, но одновременно наложил запрет на забастовки, выдвижение требований о повышении заработной платы и образование союзов.

Стремление цеховых мастеров к монополии смягчалось прежде всего установлением режима наибольшего благоприятствования для сельских ремесел, организацией сбыта продукции и поставок сырья, созданием мануфактур. Но в целом абсолютистские правительства с успехом использовали цехи в своих интересах как полезный инструмент «полицейского» надзора и дисциплинирования подданных.

Потребности сельского и даже части городского населения в продуктах ткачества почти повсеместно удовлетворялись домашним ремеслом. Но домашнее ремесло, свободное от цехов, особенно в местах с избыточным населением или недостаточным земельным фондом, теперь все более работало на рынок. «Протоиндустрия» развивается прежде всего в текстильном производстве. Возникает слой предпринимателей, налаживающих сбыт продукции домашнего ремесла и снабжение производителей сырьем и материалами («ферлагсистема»).

Такая система существовала в производстве льняного полотна в Силезии, Вестфалии (Минден-Равенсберге), Гессене, на Нижнем Рейне, в Швабии. В Билефельде и Оснабрюке, а в конце XVIII в. и в Силезии устраивались специальные выставки полотна, призванные обеспечить необходимый стандарт качества.

Более интенсивной эта система была в хлопчатобумажном, шерстяном и шелковом производстве. В XVIII в. центр производства хлопчатобумажных тканей переместился из Швабии в Саксонию. Сырье доставляли с Балкан, из Леванта и Западной Индии. Шерстяное и шелковое ткачество сосредоточивалось в Восточной и Центральной Германии, главным образом в городах и в их сельской округе.

Ферлагсистема являлась немецкой формой смешанной мануфактуры. Производство оставалось децентрализованным, в то время как сбыт, а часто и снабжение сырьем, как и дальнейшая обработка тканей (беление, окраска, набойка) были централизованы. Доминировал в этой системе торговый капитал. Эта система позволила продвинуть продукцию домашнего ремесла на отдаленные рынки и сохранила на долгое время значительные группы ремесленников от разорения. Прибыли предпринимателей-поставщиков послужили затем важным средством начавшейся индустриализации. К концу XVIII в. продукция, произведенная в рамках этой системы, составляла 43 % общей массы продукции ремесла. Из них 41 % поставляли текстильные предприятия, остальные 2 % приходились на обработку металлов, дерева и бумажное производство.

Только 7 % всей продукции давали смешанные и централизованные мануфактуры, которые возродились в XVII в., но стали заметным явлением только в XVIII в. Мануфактуры возникали, как правило, при появлении новых видов ремесла (производство шелка, предметов роскоши). Характерным для них было максимальное разделение производственных операций и использование труда как квалифицированных, так и необученных рабочих, а также женщин и детей. Нередко к работам на мануфактурах принуждались обитатели сиротских, работных или арестных домов, ночлежек.

Некоторые мануфактуры основывались монархами и князьями, но чаще всего – частными предпринимателями при поддержке властей, в том числе банкирскими домами, а в последней трети XVIII в. – акционерными обществами. Успешнее всего функционировали смешанные текстильные мануфактуры. Некоторые из них объединяли до трех-четырех тысяч прядильщиков и ткачей. Особой известностью пользовалась шерстяная мануфактура в Линце, основанная частным предпринимателем и перешедшая 1754 г. в руки государства, на которой в 1780-е гг. трудилось свыше 1 тыс. мастеров ткацкого дела, почти 4 тыс. их помощников и почти 30 тыс. прядильщиков и обработчиков шерсти, большинство из которых проживало в Богемии.

Центром текстильных мануфактур стал в XVIII в. Берлин, где одновременно действовали как частные, так и государственные предприятия. В 1713 г. был основан знаменитый Лагерхауз, производивший сукно для униформ, который функционировал и как частное предприятие, и как государственное, а затем был сдан в аренду. В 1710 г. была основана первая в Европе, ныне всемирно известная фарфоровая мануфактура в Мейсене, за ней последовали аналогичные предприятия в Вене, Хексте, Нимпенберге, Фюрстенберге, Франкентале, Берлине. Были организованы мануфактуры по переработке табака, производству сахара, пивоварни.

Мануфактуры были предшественницами фабричной индустрии. Они разрывали связь работника с домом, превращали его в наемного работника, не владеющего средствами производства, но и не зависящего более ни от цеха, ни от помещика.

Торговля и банковское дело

На мануфактурах и в мастерских сельских ремесленников производился товар на рынок. Внешняя торговля после войны поднималась с большим трудом. Правда, в XVIII в. она достигла относительных успехов, хотя меркантилистская экономическая политика с ее территориальностью и стремлением к автаркии являлась для нее своего рода препятствием. На динамике и объемах торговли сказывались, с одной стороны, рост населения, нужда в сырье и материалах, что вызывало стремление к выходу на международные рынки; с другой – низкие цены на зерно и низкие заработки, которые делали конкурентоспособной немецкую текстильную промышленность. Самыми важными центрами торговли были Лейпциг с его ярмаркой, ориентированной на Восток Европы, и Гамбург как центр морской торговли, связанный через Эльбу и бранденбургскую систему каналов с Одером и ориентированный прежде всего на Англию, Испанию и Францию. Через Бремен и нидерландские гавани Германия вывозила лен и аграрную продукцию, а ввозила табак, сахар, ткани и другие товары. Лов и переработка рыбы, а также азиатская торговля сосредоточивались в Эмдене, в устье р. Эмс. В торговле на Балтике, где важное место принадлежало зерну, доминировал по-прежнему Любек, хотя и не достигший прежнего своего расцвета. Через Штеттин в 1720-1730-е гг. Русская торговая компания прусских купцов вывозила полотно. Другие гавани, в том числе Росток, Пилау, Кенигсберг, Мемель, в основном были центрами импорта.

Морская торговля велась купеческими компаниями, как немецкими, так и главным образом голландскими. Попытка бранденбургского курфюрста Фридриха Вильгельма основать на африканском побережье собственный форт не увенчалась успехом. Гроссфридрихсбург, построенный в 1684 г., был вскоре продан голландцам. Под давлением тех же голландцев и англичан были закрыты немецкие фактории в устье Ганга, в Мадрасе и Кантоне, основанные в 1720 г. и просуществовавшие всего несколько лет. В итоге немцам даже к концу XVIII в. не удалось ни экономически, ни политически проникнуть в колонии, поэтому Германия оставалась страной, ориентированной преимущественно на внутренний рынок, и участвовала в заокеанской торговле только через посредников.

Что касается внутренней торговли, то до тех пор пока основной ее функцией было снабжение маленьких городов продуктами питания и местного ремесла, она обходилась во многом без профессиональных торговцев. Но с ростом спроса на особые продукты питания и предметы роскоши, на разнообразный мелкий ремесленный товар растет число торговцев, передвигающихся по стране. Развиваются и средства передвижения. Самыми удобными и дешевыми путями были реки и каналы. Многие, ныне несудоходные, речки в XVIII в. во время высокой воды могли поднимать небольшие суда. С конца XVII в. по примеру Франции началось интенсивное строительство каналов, которое сильно продвинуло вперед экономику многих территориальных государств. Показателен пример Бранденбурга, в котором Берлин стал важным промышленным и торговым центром именно благодаря каналам, связавшим Эльбу, Одер и Вислу друг с другом и с Богемией, а Силезию – с побережьем. Гораздо хуже обстояло дело со строительством сухопутных дорог, особенно в северной части Германии. На Н. М. Карамзина, побывавшего в Северной Германии в 1789 г., тряские и пыльные дороги произвели весьма безотрадное впечатление. Так, на дорогу от Берлина до Вены уходило 14 дней. Оставляло желать лучшего и почтовое дело: в XVIII в. почта приходила и уходила всего 2 раза в неделю.

Однако не только плохие дороги, но и огромное количество таможенных границ, отсутствие единой денежной системы препятствовали складыванию единого всегерманского рынка. Периодически проводившиеся между территориями выравнивания уровней заработков и цен были недостаточны. Куда большую роль в создании этого рынка играли новые местные центры, в которых сосредоточивались речные гавани и извозчичьи дома, ярмарки, конторы, банки: Франкфурт-на-Майне, Франкфурт-на-Одере, Майнц – на Рейне, Ганновер-Минден – на Везере.

С начала XVIII в. банки стали важнейшим инструментом для покрытия потребности в капиталах как государства, так и частных предпринимателей. К концу века Германия обладала уже эмиссионными и депозитными банками, кредитными учреждениями для сельского хозяйства, кассами помощи для низших слоев населения. Развивалось страховое и вексельное дело. Крупными банковскими центрами становятся Франкфурт-на-Майне, Аугсбург, Вена, Берлин, Гамбург, Кёльн, Лейпциг, Бреслау, Кассель. Банкирские дома участвуют в организации торговли и производства, одалживают ссуды монархам, зарабатывают неплохие деньги на войнах.

Особое явление представляли собой еврейские финансовые придворные конторы – семьи, пользовавшиеся монаршими милостями и финансировавшие крупные и малые династии века абсолютизма: Оппенгеймеры, Вертгеймеры, Итциги, Ротшильды. Представление о финансовой мощи придворных факторий дает размер займов на Семилетнюю войну прусскому финансовому ведомству. Они составили 29 млн талеров.

В целом к концу XVIII в. Германия уже не столь резко нуждалась в рабочей силе и в капиталах. И хотя частное предпринимательство формировалось медленно, были созданы необходимые предпосылки для последующего индустриального развития, которое сдерживалось низким уровнем доходов и спросом на товары, соответствующим феодальной эпохе.

3. Социальная структура

В XVII и XVIII вв. не только в Германии, но и во всей Европе произошла консервация социальных отношений, сложившихся в эпоху раннего Нового времени. Но в Германии из-за политической замкнутости и экономической слабости она проявлялась сильнее всего. Здесь каждый подданный должен был думать о том, чтобы сохранить свой сословный статус, не допустить других к обладанию подобными правами и привилегиями, препятствовать, по возможности, конкуренции и переменам. Отсюда ревнивое соблюдение социальных различий, подчеркивание привилегий и дистанций, плотная система социального контроля, существовавшая и в городе, и в деревне. Огромную роль играла политика немецких монархов, стремившихся дисциплинировать своих подданных в рамках тех социальных структур, в которых они находились, и с помощью административных мер принуждать их к строгому соблюдению порядка.

Поскольку каждый оберегал свой статус и репутацию, он подчеркивал их своими манерами, одеждой, обращением с окружающими, образом жизни. В общественном сознании и в поступках людей наглядно проявлялись действительная или мнимая покорность подданных перед господами, подчеркивание своего более высокого положения перед нижестоящими. Большое значение имели влиятельные связи и покровительство, чиновничьи места в городах. Постоянные места на скамьях при церковной службе рассматривались как семейное владение. Весомее, чем разница между богатыми и бедными (а сельские помещики часто жили весьма бедно), считалось различие между господами и зависимыми, между дворянством и недворянами, между теми, кто обладал правом голоса, и теми, кто его был лишен, между мастером и подмастерьем. Свой сословный и цеховой менталитет имел место у юристов, ученых и священников.

Закостенелось социальной структуры Германии объясняется еще и тем, что после Тридцатилетней войны в ней практически не осталось буржуазии, бывшей весьма значительной социально-экономической силой в торговых и промышленных городах в XVI в. Такой буржуазии не было и в XVIII в., если не принимать во внимание ее отдельные «динамичные элементы», которые сформировались в средних и высших слоях немецкого общества. Тем не менее определенные количественные и качественные изменения в немецком обществе изучаемого периода имели место. Характеризовать их целесообразнее сверху, учитывая тот факт, что немецкий территориальный абсолютизм заметно видоизменил ту социальную структуру, которая ориентировалась на правящих князей, дворы и династии, и установил особый придворный порядок.

Князья и дворы

После Вестфальского мира Священная Римская империя германской нации состояла из более чем 250 территориальных княжеств, имперских графств, герцогств, епископств и аббатств, представленных в рейхстаге. Сохранялись также многочисленные владения имперских рыцарей. Даже духовные государства, чьи князья были избраны Соборным капитулом и не обладали наследственным правом, вели династическую политику и имели свой придворный штат, в котором немалую роль играли женщины. В больших государствах могло быть несколько дворов. Придворный штат полагался также некоторым членам правящей династии и отдельным чиновникам высокого ранга. Двор являлся своеобразным политическим организмом, показателем репутации того или иного государства. Дворы в абсолютистскую эпоху стали важной достопримечательностью не только империи, но и всей Европы.

Районирование дворов было сложным. На востоке, северо-востоке и юго-востоке, где находились крупные территориальные государства, их было немного, а на юго-западе, западе и в центре Германии – гораздо больше. В Швабии, Франконии, областях Верхнего и Среднего Рейна, Гессена и Тюрингии теснились многочисленные светские и духовные дворы. Различными были их политический вес, международный престиж и размеры. Отдельные дворы обслуживали сотни людей, в большинстве других их было несколько десятков.

К наиболее влиятельным и независимым князьям Германии принадлежали курфюрсты. Некоторые из них сами претендовали на имераторский титул. За ними шли герцоги, графы, князья-архиепископы, князья-епископы, аббаты и прелаты. Субъектами империи оставались также вольные имперские города и имперские рыцари – прямые вассалы императора.

Разными были затраты на содержание дворов. В течение XVIII в. везде наблюдалась тенденция к возрастанию расходов. К примеру, двор первого прусского короля Фридриха I, двор его честолюбивого сына Фридриха Вильгельма I и двор его внука Фридриха II весьма резко отличались друг от друга богатством и великолепием. Расходы на содержание дворов составляли, как правило, самую большую статью бюджета. Исключением была разве что Пруссия, в которой в 1740-е гг. около 80 % всех доходов тратилось на военные цели.

При всех различиях штат и ранжирование придворной знати и прислуги осуществлялись по единому образцу. В центре стоял монарх, князь-правитель; за ним на верхней ступени придворной лестницы располагались высшие чины, получившие свои места по наследству; потом – в евангелических дворах – придворные проповедники, а в католических – придворные исповедники (духовники); за ними лейб-медики, капельмейстеры, театральные интенданты, камергеры, конюшие, егеря, садовники, офицеры лейб-стражи и дворцовой гвардии, придворные художники, архитекторы, историографы, юнкера и пажи. Супруги князей, принцы и принцессы имели свои малые дворы с придворными дамами, воспитателями, инструкторами и учителями. Для обслуживания двора, содержания дворцового хозяйства и его охраны требовался персонал, в составе которого кроме слуг нередко находилось значительное число ремесленников и торговцев.

Двор представлял собой не только инструмент власти, но и особый жизненный уклад, подчиненный определенному церемониалу. В нем каждый имел точное место и выполнял функции, предписанные его нормами. Образ жизни, стиль поведения, культурные притязания, язык, на котором говорили придворные, – все это принадлежало другому миру, резко отличному от того, в котором жили подданные. При дворах процветала итальянская опера, а с ней итальянские музыканты и певцы, здесь все больше говорили на французском языке и одевались по последней моде. Символом монархической власти стали дворцы, строительство которых, особенно в первой половине XVIII в., шло невиданными темпами. В размерах и великолепии дворцов отражалось растущее абсолютистское самосознание и притязания на политическую значимость. Строили и украшали резиденции иностранные или обученные за границей архитекторы и художники. Итальянское и французское влияние сказалось при строительстве Дрездена, одного из самых значительных в художественном отношении городов-резиденций раннего XVIII в. Пример Версаля повлиял на архитектуру Потсдама.

Тот факт, что значительная часть прибавочного продукта государства тратилась на удовлетворение потребностей придворной верхушки, историки теперь не считают пустой расточительностью. В век абсолютизма эти траты служили политическим целям, а именно репрезентации власти, что, кстати, хорошо понимали современники. Кристиан Вольф, к примеру, писал, что если подданные признают величие короля как носителя власти и высшей силы в обществе, они должны признать и его право на такое устройство своего города-двора, которое демонстрирует эту силу и власть. Если общество согласно с тем, что каждый человек ест и пьет в соответствии со своим состоянием, носит приличествующую ему одежду и имеет соответствующее жилье, оно должно признать, что и король может есть, пить, одеваться и жить так, как того требует его величие. Стало быть, королевский стол по числу дорогих кушаний, великолепие одежд короля, дворец, в котором он живет, обязаны превосходить по величине и красоте все другие столы, одежды и здания.

Различия в ранге и богатстве между отдельными дворами было огромно. Но поскольку все они принадлежали к имперскому сословию, это различие могло быть уменьшено выгодными родственными связями, которым в рамках наследственной монархии придавалось огромное значение. Такую же роль играли браки. Нередко признавались нелегитимные и побочные связи, знатные титулы получали метрессы и их дети. Высокородные, но не самые значительные в рамках империи князья нередко претендовали на занятие европейских тронов. Таковыми были Виттельсбахи, боровшиеся за испанское наследство и поставлявшие королей на шведский престол. Представитель Брауншвейг-Люнебургского дома взошел на английский трон, а Гольштейн-Готторпский принц в 1761 г. – на царский трон в России. Немецкие принцессы выходили замуж за представителей всех правящих европейских домов, особенно успешно – габсбургские эрцгерцогини. Со своими многочисленными правящими аристократическими дворами Германия превратилась в почти неисчерпаемый источник династических связей. Конфессиональные различия при этом успешно преодолевались, что же касается этнических различий, то они не играли никакой роли, ибо дворянское общество в целом и его правящий высший слой были в это время в Европе «интернациональными».

Своим количеством правящие князья, их семьи и их дворы составляли существенный социальный элемент Германии. Находясь на вершине социальной иерархии, обладая экономической и политической властью, они оказывали огромное влияние на все стороны жизни своих государств. Самым сильным и честолюбивым из них удавалось вывести свои государства в русло большой политики. Но главное поле, где их деятельность принесла ощутимые плоды, – это создание эффективного аппарата управления, чиновничества, в рамках которого нашли себе применение лучшие и наиболее образованные бюргерские и дворянские слои. Неслучаен вопрос, который задавал великий Лейбниц: «Не является ли огромное число дворов тем замечательным средством, благодаря которому так много людей имеет возможность подняться из пыли?»