Текст книги "Хаос ШАРПА"

Автор книги: Бернард Корнуэлл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)

Глава 4

– Паутина, – прошептал Хэгмэн. – Паутина и мох. Это поможет, сэр.

– Паутина и мох?

– Припарка, сэр. Паутина, мох и немного уксуса. Наложить на обёрточную бумагу и туго привязать.

– Доктор говорит, что нужно просто держать повязки влажными, Дэн, и больше ничего.

– Мы знаем лучше чем доктор, сэр, – голос Хэгмэна был еле слышен. – Моя мать всегда говорила: уксус, мох и паутина. – он затих, хрипло дыша, потом добавил. – И оберточная бумага. Моего отца, сэр, когда его подстрелил привратник из Данхема, она вылечила уксусом, мхом и паутиной. Она была замечательной женщиной, моя мать.

Шарп, сидящий у постели раненого, подумал, стал бы он другим человеком, если бы знал свою мать, если бы был воспитан ею. Он вспомнил, как леди Грейс, умершая три года назад, однажды сказала ему, что он полон гнева. Не потому ли в нём этот гнев? Но его он заставил себя, как всегда, перестать думать о Грейс. Это всё ещё было слишком больно. Он заставил себя улыбнуться:

– Вы говорили об Эми, когда спали, Дэн. Это ваша жена?

– Эми? – Хэгмэн заморгал удивлённо. – Эми? Я о ней годы не вспоминал. Она была дочкой ректора, сэр, дочкой ректора, и она делала вещи, о которых ректорская дочь не должна даже знать.

Он хихикнул, это, должно быть, отозвалось болью, и Хэгмэн скривился и застонал, но Шарп был уверен, что у Хэгмэна есть шанс. Первые два дня его трепала лихорадка, но она прекратилась.

– Долго мы здесь пробудем, сэр?

– Так долго, сколько понадобится, Дэн. Если правда – сам не знаю. Мы остаёмся здесь, пока не выполним приказ полковника.

Письмо генерала Крэддока и заявление Кристофера, что он едет к главнокомандующему, сильно изменили отношение Шарпа к подполковнику. Подполковник был явно по горло в своей загадочной работе. Шарп теперь задавался вопросом, верно ли он истолковал слова капитана Хогана о том, что за Кристофером надо присматривать. Может, Хоган хотел, чтобы он защищал подполковника, который занят чем-то необычайно важным? Так или иначе, Шарп выполнял приказ, от исполнения которого его мог освободить лишь подполковник. И всё же он чувствовал вину, потому что он со своими людьми отдыхал на вилле, в то время, как на юге и востоке война продолжалась.

По крайней мере, он думал, что боевые действия продолжаются, потому что достоверных известий в течение нескольких дней никто сообщить не мог. Коробейник, продававших костяные пуговицы, стальные булавки и штампованные оловянные медальоны с ликом Девы Марии, сказал, что португальцы все еще удерживают мост в Aмаранте, где они отразили атаку большой французской армии. Он также утверждал, что французы направились на юг, к Лиссабону. Затем распространился слух, что маршал Сульт всё ещё в Опорто. Монах, который просил подаяния на вилле, принёс те же новости.

– Это хорошо, – заметил Шарп в разговоре с Харпером.

– Почему это, сэр?

– Если Сульт сидит в Опорто, есть ли шанс, что он возьмёт Лиссабон? Нет, потому что дальше Опорто лягушатники не продвинулись.

– Но, говорят, они уже к югу от реки!

– Возможно, несколько проклятых кавалеристов, – ответил беспечно Шарп, хотя его беспокоило отсутствие информации о происходящем.

К своему удивлению, Шарп ждал возвращения подполковника Кристофера, который мог рассказать о развитии событий.

Кейт, несомненно, ждала мужа с ещё большим нетерпением, чем Шарп. В течение первых нескольких дней после отъезда подполковника она избегала Шарпа, но чем дальше, тем чаще они встречались у постели Хэгмэна, которому Кэйт приносила еду и подолгу сидела и беседовала с ним. Постепенно она убедилась, что Шарп вовсе не грубый мужлан, как показалось ей вначале, и она начала приглашать его в парадные комнаты на чай, который заваривала собственноручно в украшенном лепными розочками фарфоровом чайнике. Иногда компанию им составлял и лейтенант Висенте, но он почти ничего не говорил, только сидел на краешке стула и не сводил с Кейт печального обожающего взгляда, а если она с ним заговаривала, краснел и запинался. Кейт отводила взгляд, тоже смущенная, потому что ей, кажется, лейтенант тоже нравился. Шарп чувствовал, что она всегда была очень одинока. Однажды вечером, когда Висенте проверял посты, она рассказала, как росла в большом доме в Опорто единственным ребёнком, как её посылали учиться в Англию.

– Нас было три девочки, мы жили в доме пастора, – рассказывала она.

Это был холодный вечер, и она сидела у огня, разожжённого в изразцовом камине гостиной.

– Его жена учила нас готовить, убирать и шить, – продолжала Кейт. – А пастор преподавал священное писание, немного французского, немного математики и Шекспира.

– Я столькому не учился, – сказал Шарп.

– Вы же не дочь богатого купца, – улыбнулась Кейт.

Позади нее кухарка вязала в вечернем сумраке. Когда Кейт находилась в обществе Шарпа или Висенте, с ней всегда была одна из служанок, видимо, чтобы у мужа не было никаких оснований для подозрений.

– Отец хотел, чтобы я во всём достигла совершенства, – задумчиво продолжала Кейт. – Он был странным человеком, мой отец. Он делал вино, но не пил его. Говорил, что Бог этого не одобряет. Подвал здесь полон хорошего вина, и он добавлял к нему каждый год всё больше, но никогда не открывал бутылку для себя, – дрожа, она придвинулась к огню. – Помню, что в Англии всегда было холодно. Я это ненавидела, но мои родители не хотели, чтобы я училась в Португалии.

– Почему нет?

– Они боялись, что я заражусь папизмом, – промолвила она, нервно перебирая бахрому шали. – Мой отец был очень настроен против папизма. Он хотел, чтобы я вышла замуж только за последователя англиканской церкви, а иначе…

– Что иначе?

– Я потеряла бы свое наследство, – ответила она.

– Теперь это не страшно, – сказал Шарп.

– Да, – отозвалась она, поднимая на него глаза, в которых отражались блики огня. – Да…

– Это и есть то самое наследство? – спросил Шарп, подозревая, что вопрос неделикатный, но ему было интересно.

– Этот дом, виноградники, – Кейт, очевидно, нисколько не оскорбилась. – Винодельня. Сейчас всем этим управляет пока опекун, хотя моя мать пользуется доходами, конечно.

– Почему она не вернулась в Англию?

– Она жила здесь больше двадцати лет, – ответила Кейт, – Здесь её друзья. Но теперь? – она пожала плечами. – Возможно, она вернётся в Англию. Она всегда говорила, что вернётся домой, чтобы снова выйти замуж.

Она задумчиво улыбнулась.

– А здесь она не может выйти замуж? – спросил Шарп, вспоминая красивую женщину, садящуюся в карету возле Красивого Дома.

– Здесь все – паписты, мистер Шарп, – смеясь, заявлиа Кейт. – Хотя я подозреваю, что она нашла кого-то не так давно. Она начала больше следить за собой. Одежда, волосы… Впрочем, может быть, мне это показалось.

На мгновение она примолкла. Спицы кухарки пощёлкивали, полено лопнуло, испустив фонтан искр. Одна пролетела сквозь каминную решётку и затлела на коврике. Шарп наклонился и придавил её подошвой. Часы Томпэна в вестибюле пробили девять.

– Мой отец полагал, что женщины в его семье могут сбиться с пути добродетели, поэтому он всегда хотел, чтобы винодельню унаследовал сын, – продолжала Кейт, – Этого не произошло, поэтому он постарался связать нам руки.

– Тем, что вы должны выйти замуж за последователя англиканской церкви?

– Только за конфирмованного англиканца, который бы пожелал изменить своё имя и взять фамилию Сэвидж.

– Значит, теперь полковник – Сэвидж?

– Пока нет, – сказала Кейт. – Он сказал, что подпишет бумаги у нотариуса в Опорто, а затем пошлёт опекунам в Лондон. Я не знаю, как мы сможем отослать письмо в Лондон сейчас, но Джеймс найдет путь. Он очень находчив.

– Он таков, – сухо подтвердил Шарп. – Но он собирается остаться в Португалии и делать порто?

– Да-да! – подтвердила Кейт.

– И вы тоже останетесь?

– Конечно! Я люблю Португалию и знаю, что Джеймс хочет остаться. Он немного рассказал о себе, когда поселился у нас в Опорто.

Она рассказала, что Кристофер приехал в Новый год и квартировал некоторое время в Красивом Доме, хотя большую часть времени проводил в разъездах где-то на севере. Она не знала, чем он занимался.

– Это не моё дело, – сказала она.

– А что он делает теперь на юге? Это тоже не ваше дело?

– Но он не рассказывает мне! – защищаясь, воскликнула она, потом нахмурилась. – Он вам не нравится, не так ли?

Шарп был смущен, не зная, что и сказать.

– У него хорошие зубы…

Эта сдержанная характеристика достоинств подполковника огорчила Кейт.

– Я слышала, били часы? – спросила она.

Шарп понял намек.

– Пора проверить часовых, – сказал он и, выходя, оглянулся и снова залюбовался Кейт: её тонкими чертами лица, бледной кожей, которая, казалось, светилась в бликах пламени камина.

И сразу же постарался забыть её, потому что начал обход постов.

Шарп заставлял стрелков много работать, патрулируя владения виллы, роя заградительные укрепления на дороге, чтобы меньше времени и сил оставалось на ворчание, но Шарп и сам понимал, насколько сомнительной была ситуация, в которую они попали. Кристофер с лёгкостью отдал приказ, чтобы он остался и охранял Кейт, в то время, как вилла не была приспособлена для обороны против врага. Он стояла высоко на поросшем лесом холме, но не на вершине, а на склоне, и выше росли деревья с толстыми стволами, среди которых мог бы укрыться пехотный корпус и напасть на поместье. Выше деревьев, на скалистой вершине располагалась старая псторожевая башня, и оттуда Шарп часами осматривал окрестности.

Каждый день он видел французские войска. По долине к северу от Вила Реаль де Зедес шла дорога на восток к Амаранте, и вражеская артиллерия, пехота и фургоны двигались по ней каждый день. Охраняя их, отряды драгунов патрулировали вокруг. Иногда вспыхивали отдалённые, слабые, едва слышимые перестрелки. Шарп предполагал, что деревенские жители заманивали в засаду захватчиков. Он пытался определить, где это происходило, но ни разу не увидел засады, и никто из партизан не искал встречи с Шарпом, хотя они должны были знать, что в деревне есть португальские и британские солдаты. Он замечал передвижения драгунов в пределах мили от окраины Вила Реаль де Зедес, два их офицера рассматривали виллу в подзорные трубы, но ни в деревню, ни в поместье никто не наведался. Неужели это устроил Кристофер?

Спустя девять дней после отъезда подполковника мэр деревни принес Висенте газету из Опорто. Качество печати было отвратительное, что озадачило Висенте.

– Я никогда не слышал о «Diari dо Porto»? – сказал он Шарпу, – Это какая-то ерунда!

– Ерунда?

– Здесь говорится, что Сульт должен объявить себя королем Северной Лузитании! Что множество португальцев поддерживают эту идею. Кто? Почему? У нас уже есть король.

– Наверно, газету выпускают на французские деньги, – предположил Шарп, хотя истинные намерения врага для них, отрезанных от всего мира, продолжали оставаться тайной.

Доктор, приезжавший осмотреть Хэгмэна, считал, что маршал Сульт собирал силы, чтобы двинуться на юг, поэтому в его планы не входило растратить людей и время в ожесточённых перестрелках в северных горах.

– Как только он завладеет всей Португалией, – сказал доктор, – Тогда он обыщет все окрестности.

Он сморщил нос, снимая зловонный компресс с груди Хэгмэна и покачал головой в изумлении: рана была чистая. Хэгмэну стало легче дышать, он уже мог сидеть в кровати и ел с аппетитом.

На следующий день Висенте покинул виллу. Доктор сообщил новости, что генерал Сильверия в Амаранте отважно защищает мост через Тамегу, и португалец решил, что его обязанность – помочь соотечественникам. Но через три дня он вернулся, потому что между Вила Реаль де Зедес и Амаранте кишмя кишели драгуны. Неудача сильно удручила Висенте.

– Только время потерял, – сказал он Шарпу.

– Насколько хороши ваши люди? – спросил Шарп.

Вопрос озадачил Висенте.

– Насколько? Такие же, как все, думаю.

– И все одинаковы?

В тот же день он заставил своих стрелков и португальцев сделать по три выстрела из португальских мушкетов. Стрельбы проходили перед домом, а время Шарп засекал по часам Томпена, стоявшим в вестибюле.

Шарп произвёл три выстрела легко. Он половину своей жизни делал это, и мушкеты португальцев были изготовлены в Британии – старые знакомые. Он раскусил патрон, почувствовал солёный вкус пороха, высыпал содержимое в дуло, протолкнул шомполом обёртку и пулю, высыпал остаток на зарядную полку, нажал курок, ощутил удар приклада в плечо, опустил приклад, раскусил второй патрон… Его стрелки одобрительно улыбались, потому что действовал он быстро.

Сержант Мачедо единственный из португальцев повторил достижение Шарпа: сделал три выстрела за сорок пять секунд. Пятнадцать стрелков и двенадцать португальцев делали по выстрелу каждые двадцать секунд, но остальные действовали медленнее, и Шарп с Висенте приступили к их обучению. Вильямсон, один из тех, кто отстрелялся неудачно, ворчал, что глупо было заставлять его стрелять из гладкоствольного мушкета, если у него – винтовка. Свои недовольства он высказывал достаточно громко, чтобы все слышали, считая, что Шарп, как обычно, проигнорирует его заявления, и весьма огорчился, когда Шарп приказал ему выйти из строя.

– У вас есть жалобы? – с вызовом спросил Шарп.

– Нет, сэр, – Вильямсон с недовольной физиономией смотрел мимо Шарпа.

– Cмотрите на меня, – сказал Шарп.

Вилямсон мрачно повиновался.

– Вы учитесь стрелять из мушкета, как положено солдату, – заявил Шарп. – Потому что я не хочу, чтобы португальцы считали, что мы относимся к ним с пренебрежением. – Вильямсон оставался угрюмым, поэтому Шарп продолжил. – И, кроме того, мы сражаемся вместе в тылу противника. Что, если ваша винтовка сломается, и вам придётся взять в руки мушкет? Есть и ещё одна причина.

– Какая, сэр? – спросил Вильямсон.

– Если вы, черт раздери, не станете выполнять мои распоряжения, я накажу вас, потом ещё и ещё, пока вам это не станет поперёк горла, и тогда вы попытаетесь прекратить это, выстрелив в меня.

Вильямсон уставился на Шарпа с таким выражением, словно действительно собирался стрелять в него, но Шарп смотрел ему прямо в глаза, и Вильямсон отвёл взгляд.

– У нас так патроны кончатся, – грубо буркнул он.

Вильямсон в чём-то, возможно, был прав, но Кейт Сэвидж отперла оружейную комнату отца, где нашёлся бочонок пороха и формы для отливки пуль. По приказу Шарпа изготовили новые патроны, используя страницы сборников проповедей из библиотеки виллы. Пули оказались мелковаты, но для учебных стрельб годились, и в течение трёх дней солдаты стреляли из мушкетов и винтовок за дорогой. Французы, наверняка, слышали стрелковую подготовку, отзывающуюся эхом в холмах, и видели поднимающийся над деревней пороховой дым, но не наведались посмотреть, что происходит. Не было и подполковника Кристофера.

– Но французы придут, – заявил Шарп Харперу однажды днём, поднимаясь с ним по склону холма, возвышающемуся над виллой.

Не нравится мне это, – ответил великан-ирландец. – Думаю, они притворяются, будто не знают, что мы здесь.

– И когда они придут, то порвут нас в клочки, – заключил Шарп.

Харпер пожал плечами – мол, возможно, – потом нахмурился:

– Куда мы идём?

– На вершину, – ответил Шарп.

Он провёл Харпера через лес к скалистому склону, а там было рукой подать до старой сторожевой башни на вершине.

– Вы никогда здесь не были?

– Я рос в Донеголе, – ответил Харпер. – И там нас учили никогда не лезть на гору.

– Почему?

– На вершине если что уронишь, оно покатится вниз, сэр. Пока, запыхавшись, карабкаешься вверх, потеряешь то, что оставил внизу. Иисусе Христе, здесь до небес рукой подать!

Тропа шла вдоль скалистого хребта к вершине, с обеих сторон от неё вниз уходили такие крутые склоны, что лишь коза смогла бы вскарабкаться по ненадёжной каменистой осыпи, идти же по самой тропе было безопасно. Путь заканчивался у подножия сторожевой башни.

– Мы устроим здесь форт, – объявил Шарп с энтузиазмом.

– Боже упаси, – охнул Харпер.

– Мы обленились, Пат, размякли. Ничего не предпринимаем. Это плохо.

– Но зачем что-то строить? – спросил Харпер. – Это уже – крепость! Сам дьявол не смог бы взять этот холм, если бы его защищали!

– Здесь две тропы, – Шарп проигнорировал это замечание. – Эта и другая, на южной стороне. Их нужно перегородить стенами. Каменными стенами, Пат, достаточно высокими, чтобы прикрыть человека, который ведёт стрельбу стоя. Здесь много камня.

Шарп повёл Харпера под обрушившейся аркой входа и показал, что башню построили над естественным углублением на вершине, и осыпающиеся со стен камни постепенно заполнили яму.

– Вы хотите, чтобы мы перетащили весть этот камень и построили новые стены? – поразился Харпер.

– Я говорил с Кейт Сэвидж об этом месте, – сказал Шарп. – Эту старую башню возвели сотни лет назад, Пат, когда здесь были мавры. Они убивали христиан, и по приказу короля построили сторожевую башню, чтобы видеть приближение мавританской конницы.

– Очень разумное решение, – заметил Харпер.

– Кейт рассказывала, что народ долин посылал сюда разные ценности, чтобы уберечь от языческих ублюдков. Монеты, драгоценности, золото. Все это здесь так и лежит, Пат. Произошло землетрясение, башня обрушилась, и местные жители считают, что под тоннами камня так и лежит сокровище.

– И почему они не выкопали его, сэр? – скептически возразил Харпер. – Жители деревни не производят впечатление дураков. Святое Семейство, Иисус, Мария и Иосиф! Если б я знал, что на холме в яме есть это проклятое золото, не проводил бы время с плугом и бороной!

– Ну да, верно, – ответил Шарп, лихорадочно придумывая достойный ответ на совершенно резонное возражение Харпера, ведь сочинённая им история расползалась по швам. – Видите ли, с золотом похоронили ребёнка, и легенда гласит, что его призрак будет посещать дом того, кто потревожит его останки. Конечно, если дом расположен поблизости, – добавил он поспешно.

Харпер отнёсся к истории равнодушно. Он смотрел на уходящую вниз тропу.

– Значит, вы хотите построить здесь форт?

– И нужно запастись водой, – добавил Шарп.

Отсутствие источника было слабым местом этой позиции. Если бы ему пришлось обороняться от французов на вершине, он не хотел сдаться только из-за жажды.

– Мисс Сэвидж, – он не мог думать о ней, как о «миссис Кристофер», – обеспечит нас бочками.

– На солнце вода протухнет, – заметил Харпер.

– Добавим в воду немного бренди, – Шарп вспомнил, что во время плавания в Индию и обратно вода всегда слегка отдавала ромом. – Бренди я найду.

– И вы действительно ожидаете, что я поверю, будто под теми камнями есть золото, сэр?

– Нет, – признал своё поражение Шарп. – Но я хочу, чтобы люди хоть немного верили в это. Строить стены будет тяжело, Пат, и мечты о сокровище не повредят.

Золото они не нашли, но под весенним солнцем вершина превратилась в настоящую крепость, где горстка пехоты могла дожить до старости в осаде. Древние строители выбрали отличное место: оно не только возвышалось над обширной территорией, позволяя вести наблюдение, но его, к тому же, легко было защитить. Нападавшие могли подойти только с севера или юга, и в обоих случаях они должны были двигаться по узким тропам. Шарп, обследуя южную тропу, нашёл под валуном проржавевшую стрелу и показал её Кейт, когда она в широкополой соломенной шляпе поднялась на вершину, чтобы посмотреть на башню. Кейт долго вертела стрелу в руках.

– Кажется, это не очень старинное, – заметила она.

– Я думал, что этим, может быть, ранили какого-нибудь мавра.

– Местные все еще охотились с луками и стрелами во время моего дедушки.

– Ваша семья уже жила тогда здесь?

– Сэвиджи поселились в Португалии в 1711 г. – сказала она гордо.

Она пристально смотрела на юго-запад, в направлении Опорто, и Шарп знал, что она надеется увидеть на дороге приближающегося к деревне всадника, но за все прошедшие дни от её мужа не пришло никакого известия. Не приезжали и французы, хотя они должны были видеть, как его люди работают на вершине холма: складывают каменные заграждения через тропы и поднимают по ним бочки с водой, которые спустили в освободившуюся от камней яму. Люди ворчали, что работают, как мулы, но Шарп знал, что лучше для солдата быть усталым, чем праздным. Некоторые, подстрекаемые Вильямсоном, говорили, что это – пустая трата времени, нужно бросить этот холм и разрушенную башню и идти на юг, к армии.

– Каково это, – говорил Вилямсон своим приятелям. – Мы тут горбатимся, а он жену подполковника щекочет!

Если бы Шарп это услышал, он, наверное, согласился бы с этим. Конечно, он не щекотал Кейт, но наслаждался её обществом и убедил себя, что есть приказ или нет, он должен защитить её от французов.

И, хотя не приехали ни французы, ни подполковник, вместо них приехал Мануэль Лопес. Он прискакал на вороном коне, осадив жеребца так круто, что тот встал на дыбы. Девяносто девять из ста наездников были бы сброшены наземь, но Лопес был невозмутим и контролировал ситуацию. Он усмирил коня и усмехнулся, глядя на Шарпа.

– Вы – англичанин, – сказал он по-английски, – И я ненавижу англичан, но не так, как испанцев, а испанцев ненавижу меньше, чем французов.

Он спешился и протянул руку:

– Я – Мануэль Лопес.

– Шарп.

Лопес смотрел на виллу так, словно прикидывал, чем здесь можно поживиться. С выразительным лицом, острым взглядом и быстро вспыхивающей улыбкой, он был на дюйм ниже Шарпа, рост которого составлял шесть футов, но казался крупнее, внушительнее, хотя и не выглядел толстым.

– Если я был испанцем – ночами я благодарю Господа, который не допустил этого! – я назвал бы себя как-нибудь драматически, например, Палач, или Принц Смерти (так звали вожаков партизанских отрядов, которые сильно осложняли жизнь французам), – сказал он. – Но я – скромный португалец, и меня зовут «Школьный Учитель». Я действительно был им. Мне принадлежала школа в Брагансе, где я преподавал неблагодарным маленьким ублюдкам ангийский, латынь, греческий, алгебру, риторику и искусство верховой езды. Я также учил их любить Бога, чтить короля и пукать в лицо испанцам. Теперь, вместо того, чтобы тратить впустую время на дураков, я убиваю французов. – он отвесил Шарпу экстравагантный поклон. – И этим я прославился.

– Я о вас не слышал, – сказал Шарп.

Лопес вызывающе улыбнулся.

– Зато французы обо мне слышали, сеньор, – сказал он. – И я слышал о вас. Кто этот англичанин, который живет в безопасности к северу от Дору? Почему французы оставили его в покое? Кто этот португальский офицер, который живет в его тени? Почему они здесь? Зачем они строят игрушечный форт на Холме Сторожевой Башни? Почему они не воюют?

– Всё это хорошие вопросы, – сухо произнёс Шарп.

Лопес снова бросил взгляд на виллу.

– Всюду в Португалии, где нагадили французы, сеньор, они разрушили такие места. Они украли картины, переломали мебель и осушили винные погреба. Но в этом доме войны не было, верно?

Он обернулся и посмотрел на дорогу, где появились двадцать-тридцать мужчин.

– Мои «ученики», – объяснил Лопес. – Они должны отдохнуть.

С этой оборванной бандой Лопес нападал из засады на обозы, которые везли боеприпасы французам, воюющим против португальской армии, всё ещё удерживающей мост в Амаранте. «Школьный Учитель» потерял в перестрелках много людей и признавал, что первые успехи сделали его самоуверенным. Два дня назад французские драгуны настигли его в чистом поле. Почти половина его людей была убита, остальным удалось скрыться.

– Ненавижу зелёных ублюдков, – рычал Лопес. – Их самих и их длинные сабли. Я привёл «учеников» сюда, чтобы восстановиться. Здесь, похоже, безопасно.

Кейт не понравилось, что «ученики» останутся в доме.

– Скажите ему забрать их в деревню, – сказала она Шарпу, и тот передал её предложение «Школьному Учителю».

– Ее отец тоже был напыщенным ублюдком, – сказал Лопес, смеясь.

– Вы знали его?

– Я знал о нем. Он делал вино, но сам не пил из-за своей глупой веры, и не снимал шляпы, когда мимо проносили святое причастие. Что за человек? Даже испанцы снимают шляпу перед святым причастием, – Лопес пожал плечами и сунул в рот отвратительную вонючую сигару. – Моим людям будет хорошо в деревне. Мы останемся так долго, чтобы зажили самые плохие раны. Потом мы вернёмся на войну.

– Мы тоже, – сказал Шарп.

– Вы? – удивился «Школьный Учитель». – Вы же теперь не воюете?

– Подполковник Кристофер приказал нам оставаться здесь. Это дом его жены.

– Я не знал, что он женат.

– Вы знаете его?

– Он приезжал ко мне в Брагансу. Мне тогда еще принадлежала школа, и у меня была репутация влиятельного лица. Полковник в беседе со мной хотел узнать, какие в Брагансе настроения, желает ли население бороться с французами. Я ответил, что все в Браганге хотят утопить французов в их собственной моче. Так мы и делаем. – Лопес помолчал. – Слышал я, что у подполковника были деньги для любого, кто согласен воевать против французов, но мы никогда не видели собранной им армии.

Он снова посмотрел на дом:

– Значит, вилла принадлежит его жене? И французы сюда не приходят?

– Подполковник Кристофер ведёт переговры с французами, – объяснил Шарп. – И сейчас он находится на юге; организовывает встречу французского офицера с главнокомандующим британских войск.

Несколько мгновений Лопес молча смотрел на Шарпа, потом спросил:

– Зачем французскому офицеру вести переговоры с британцами?

И ответил сам, так как Шарп промолчал:

– Только по одной причине. Они хотят подписать мир. Британия собирается удрать, оставить нас страдать без всякой помощи.

– Этого я не знаю, – ответил Шарп.

– Мы разобьем их с вами или без вас, – зло выплюнул Лопес и приказал своим людям привести его лошадь, собраться и следовать за ним в деревню.

Встреча с Лопесом заставила Шарпа чувствовать себя ещё более виноватым. Другие воевали, а он ничего не делал! Той же ночью, после ужина, он попросил Кейт уделить ему время для беседы. Было поздно, Кейт уже отослала слуг в их помещение за кухней, и Шарп ждал, что кто-нибудь из них вернётся, чтобы сыграть роль компаньонки, но вместо этого Кейт привела его в галерею. Было темно, свечи не зажигали. Кейт подошла к одному из окон и подняла занавески, впуская бледную лунную ночь. Глицинии, казалось, пылала в серебристых лучах. Ботинки часового похрустывали гравием дорожки.

– Я знаю, что вы собираетесь сказать, – промолвила Кейт. – Настало время уходить.

– Да, – согласился Шарп. – И я думаю, что вы должны идти с нами.

– Я должна ждать Джеймса, – ответила Кейт.

Она подошла к буфету и в свете луны налила стакан порто.

– Это вам, – сказала она.

– Что вам говорил подполковник? Как долго он предполагал отсутствовать?

– Неделю, возможно десять дней.

– Прошло больше двух недель. Почти три.

– Он приказал, чтобы вы ждали здесь, – сказала Кейт.

– Но не вечность, – ответил Шарп.

Он подошел к буфету и взял стакан превосходного порто Сэвиджей.

– Вы не можете оставить меня здесь, – прошептала Кейт.

– Я не собираюсь этого делать, – ответил Шарп.

Лунный свет отразился в её глазах, хотя лицо оставалось в тени, и он почувствовал острую ревность к подполковнику Кристоферу.

– Я думаю, вы должны уехать.

– Нет, – отозвалась Кейт с нотой раздражения, затем повернулась к Шарпу, на её лице была написана мольба. – Вы не можете оставить меня здесь одну!

– Я – солдат, – сказал Шарп, – И я достаточно долго ждал. В этой стране идёт война, а я сижу здесь, как болван.

В глазах Кейт стояли слёзы.

– Что с ним случилось?

– Возможно, в Лиссабоне он получил новые распоряжения, – предположил Шарп.

– Тогда почему он не пишет?

– Потому что мы находимся на оккупированной территории, мэм, – жёстко ответил Шарп. – И он не может отправить нам сообщение.

Но это вряд ли, думал Шарп. У Кристофера, кажется, много друзей среди французов. Может, подполковника арестовали в Лиссабоне. Или он убит партизанами.

– Он, вероятно, ждёт вас, чтобы вместе уехать на юг, – сказал он, вместо того, чтобы высказать эти мысли вслух.

– Он послал бы сообщение, – возразила Кейт. – Я уверена, что он едет сюда.

– Вы уверены? – спросил Шарп.

Она присела в позолоченное кресло у окна.

– Он должен вернуться, – сказала она тихо, и по её тону Шарп понял, что она уже ни на что не надеется.

– Если Вы думаете, что он вернётся, то ждите его, – сказал он, – Но я со своими людьми ухожу на юг.

Ночной переход на юг, к берегу реки, найти лодку – любую! Даже бревно подойдет, что-нибудь, чтобы переплыть Дору.

– Вы знаете, почему я вышла за него замуж? – внезапно спросила Кейт.

Вопрос настолько изумил Шарпа, что он ничего не ответил, только пристально смотрел на него.

– Я вышла за него, потому что жизнь в Опорто так уныла, – сказала Кейт. – Мы с матерью живём в большом доме нa холме, адвокаты рассказывают нам, что происходит на виноградниках и в винодельне; другие леди приезжают к нам на чай; по воскресеньям мы ходим в англиканскую церковь – и это всё, что хоть когда-нибудь случается.

Шарп все еще молчал в смущении.

– Вы думаете, что он женился на мне из-за денег, не так ли? – спросила Кейт.

– Разве не так?

Она молча смотрела на него, и Шарп почти ждал, что она разнгевается, но вместо этого она покачала головой и вздохнула:

– Я надеюсь, что это не так, хотя знаю, что брак – азартная игра. Мы не можем знать наверняка, чо получится, но надеемся. Мы вступаем в брак, надеясь, мистер Шарп, и иногда всё получается так, как мечталось. Вы не согласны?

– Я никогда не был женат, – уклонился от ответа Шарп.

– Но вы хотели?

– Да, – сказал Шарп, подумав о Грейс.

– Что случилось?

– Она была вдовой. Мы думали, что если бы она вышла замуж за меня, это только всё усложнило. Так говорили её адвокаты. Ненавижу адвокатов.

Вспоминая об этом, он, как всегда, ощутил боль утраты и попытался заглушить её, выпив залпом свой порто.

Потом подошёл к окну и посмотрел на залитую лунным светом дорогу, туда, где поднимающийся над деревней печной дым застилал звёзды над северными холмами.

– Потом она умерла, – резко сказал он.

– Я сожалею, – голос Кейт был совсем тихим.

– Надеюсь, для вас всё обернётся удачно.

– Надеетесь?

– Конечно.

Шарп повернулся к ней; они стояли рядом, так близко, что ей пришлось откинуть голову назад, чтобы заглянуть ему в глаза.

– На что я действительно надеюсь, так на это, – склонившись, он очень нежно поцеловал её в губы.

Она напряглась, но позволила ему поцеловать себя, и, когда он выпрямился, опустила голову и – он знал это – заплакала.

– Я надеюсь, вы будете счастливы, – сказал он ей.

Кейт не подняла глаз.

– Я должна запереть дом, – промолвила она, и Шарп понял, что теперь ему нужно уйти.

Он дал своим людям следующий день на подготовку. Починить ботинки, загрузить ранцы провиантом. Шарп удостоверился, что каждая винтовка вычищена, кремни новые, патронные коробки полны. Харпер застрелил двух драгунских лошадей на мясо. Ещё на одну лошадь посадили Хэгмэна, чтобы удостовериться, что он в состоянии удержаться в седле и не слишком страдает от боли. Другая лошадь была для Кейт. Она возражала, что не может путешествовать без компаньонки, и Шарп оставил решение за ней: