Текст книги "Хаос ШАРПА"

Автор книги: Бернард Корнуэлл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)

– Продолжайте стрелять в лошадей! – закричал Шарп.

Это была грязная работа. Крики раненных животных рвали сердце; раненый мерин, пытающийся ползти, упираясь передними ногами, выглядел душераздирающе, но люди Шарпа продолжали стрелять. Драгуны, которых пощадили пули, бежали к винограднику, уверенные, что имеют дело с небольшой горсткой партизан. Драгуны задумывались как конная пехота, и потому многие вооружились карабинами – короткоствольными мушкетами, с которыми они могли воевать в пешем строю; другие предпочли длинные сабли, но все они ринулись к тропе, которая поднималась среди виноградных лоз. Шарп предположил, что драгуны выберут именно этот путь, потому что подниматься по крутому склону, продираясь через заросли виноградных лоз было трудно. Вот почему он расположил Висенте с его людьми рядом с тропой. Вступив в виноградник, драгуны сгруппировались, и Шарп решил было взять командование португальцами на себя, но в этот момент Висенте приказал своим людям встать.

Португальские солдаты появились перед растерявшимися драгунами как по волшебству. Шарп одобрительно наблюдал, как Висенте позволил своим людям без спешки прицелиться, а потом приказал открыть огонь. Французы отчаянно пытались укрыться от залпа, рассыпавшись в стороны, но виноградные лозы стесняли их, и португальский залп ударил в толпу кавалеристов, скучившихся на узкой тропе. С правого фланга, где находился Харпер, стрелки сделали свой залп, так что французы получили с обеих сторон. Пороховой дым окутал виноградник.

– Примкнуть штыки! – закричал Шарп.

Дюжина драгун была убита, остальные бежали. Они думали, что воюют с кучкой необученных крестьян, а вместо этого столкнулись с превосходящим их числом регулярным воинским соединением. Их наскоро организованные боевые порядки рухнули, половина лошадей убита, и теперь из дыма появилась пехота с примкнутыми штыками. Португальцы шагали по мёртвым и раненым драгунам. Один из французов, раненый в бедро, нашёл силы перевернуться с пистолетом в руках, и Висенте выбил у него оружие ударом сабли и отбросил в ручей. Уцелевшие драгуны бежали к лошадям, и Шарп приказал своим стрелкам отгонять их выстрелами, но не идти врукопашную.

– Не подпускайте, сдерживайте их, – кричал он. – Пугайте! Лейтенант! – он искал Висенте. – Направляйтесь в деревню!

Он понимал, что должен сдержать французов по фронту, но опасался оставить раненых драгунов у себя в тылу, поэтому приказал трём стрелкам разоружить кавалеристов, раненых залпом отряда Висенте:

– Купер! Танг! Слеттер! Я хочу, чтобы эти ублюдки нам больше не помешали!

Португальцы уже были в деревне, выбивали двери, проверяли дома и собирались у церкви, стоявшей рядом с мостиком через ручей.

Шарп бросился к загону, полному мёртвых, умирающих и мечущихся в панике лошадей. Несколько драгунов пытались отвязать их, но ружейный огонь заставил врага отступить. Теперь Шарп стал обладателем дюжины лошадей.

– Дэн! – позвал он Хэгмэна. – Добейте раненых, чтобы не мучались. Пендлтон, Харрис, Кресакр! Туда!

Он направил этих троих к западу от загона, куда отступили драгуны, и Шарп предполагал, что они укрылись в густой рощице, росшей в ста шагах от загона. Троих, конечно, было явно недостаточно, чтобы отразить даже самую слабую контратаку французов, и Шарп собирался вскорости послать им подкрепление, но сначала он хотел удостовериться, что деревня полностью очищена от противника.

Барка д’Aвинтас оказалась маленькой деревушкой, домики которой раскинулись вдоль дороги, спускавшейся к небольшой пристани на реке, куда причаливал паром. И дым, который Шарп приметил раньше, шёл от похожего на баржу судна с дюжиной уключин в бортах. Судно сгорело почти до ватерлинии, но всё ещё дымило; ниже корпус был продырявлен и заполнен водой. Шарп посмотрел на бесполезное теперь судно, на реку, которая в этом месте была более чем сто ярдов в ширину, – и выругался.

Харпер подошёл к нему, бросил винтовку.

– Иисусе, – пробормотал он, глядя на паром. – Судьба неласкова и к людям, и к зверям, верно?

– Кто-нибудь из наших парней ранен?

– Нет, сэр, ни царапины. И португальцы – то же самое, все живы. Они молодцы, верно? – он присмотрелся к горящему судну. – Сладчайший Иисус, это и есть паром?

– Это клятый Ноев ковчег, – резко ответил Шарп. – Что, по-вашему, это ещё могло бы быть?

Он был зол, потому что надеялся без проблем переправить на этом пароме своих людей через Дору, а теперь попал в переплёт. Шарп отошёл подальше, потом повернулся как раз вовремя, чтобы заметить, что Харпер передразнивает его, скорчив рожу.

– Вы нашли таверну? – спросил он, игнорируя насмешку.

– Ещё нет, сэр, – ответил Харпер.

– Так найдите, поставьте часовых, потом пошлите побольше людей к дальней стороне загона.

– Да, сэр!

Французы подожгли сараи на берегу, и Шарп, пригибаясь ниже стелющегося дыма, принялся пинками выбивать полуобгоревшие двери. Он обнаружил в одном сарае груду просмолённых тлеющих сетей, но в следующем был просмолённая же лодка с красиво изогнутым носом. Сарай горел, но огонь не достиг лодки, и Шарп успел наполовину вытащить её, прежде чем ему на помощь подоспел лейтенант Висенте. Другие сараи уже охватило пламя, но, по крайней мере, эта лодка была спасена, и Шарп считал, что она могла благополучно вместить приблизительно полдюжины людей. Это означало, что до конца дня они все переправятся через реку. Шарп собирался просить Висенте поискать вёсла, но увидел, что на бледном лице юноши застыло потрясённое выражение. Казалось, он готов заплакать.

– Что произошло? – спросил Шарп.

Винсенте молча указал на деревню.

– Французы поиграли с женщинами? – спросил Шарп, направляясь к домам.

– Я не назвал бы это играми, – сказал Висенте горько, – И у нас есть пленный.

– Только один?

– Есть ещё два, – ответил Висенте, поморщившись, – Но этот – лейтенант. Он был без штанов, поэтому не смог убежать.

Шарп не спрашивал, почему пленный драгун был без штанов. Это и так ясно.

– Что вы собираетесь с ним делать?

– Он должен предстать перед судом, – сказал Висенте.

Шарп притормозил и воззрился на лейтенанта.

– Перед судом? – переспросил он удивлённо.

– Конечно.

– В моей стране, – сказал Шарп, – за изнасилование вешают.

– Но не без суда, – возразил Висенте, и Шарп предположил, что португальские солдаты хотели убить заключенного немедленно, и что Висенте остановил их, руководствуемый высокоморальными убеждениями о недопустимости самосуда.

– Дявольщина! – взорвался Шарп. – Сейчас вы не адвокат, вы – солдат. Вы не в суде. Вы убиваете врагов.

Многие жители Барка д’Aвинтас сбежали от драгунов, но некоторые остались, и большинство из них собрались возле дома, который охраняло полдюжины людей Висенте. Мертвый босой драгун без рубашки, мундира, брюк лежал возле церкви. Он, должно быть, стоял у стены, когда его застрелили, потому что на побеленных камнях остался кровавый след. Собака обнюхивала его ноги. Солдаты и селяне расступились, чтобы пропустить Шарпа и Висенте в дом, где молодого драгунского офицера, светловолосого, худого и угрюмого, охраняли сержант Мачедо и ещё один португальский солдат. Лейтенант надел брюки, но не успел их застегнуть, и теперь поддерживал руками. Увидев Шарпа, он затараторил по-французски.

– Вы говорите на французском языке? – спросил Шарп Висенте.

– Конечно, – отозвался тот.

Но Висенте хотел судить этого блондинистого француза, и если позволить ему вести допрос, он добьется не истины, а оправданий. Поэтому Шарп выглянул на улицу.

– Харпер! – он подождал, пока сержант подошёл. – Мне нужны Танг или Харрис.

– Я буду говорить с этим человеком, – запротестовал Висенте.

– Вы понадобитесь в следующий раз, – отрезал Шарп и прошёл в заднюю комнату, где плакала девочка лет четырнадцати, не больше.

Ее лицо покраснело, глаза опухли от слёз, она неровно, постанывая, дышала, иногда вскрикивая с отчаянием в голосе. Она была завёрнута в одеяло, на левой щеке наливался синяк. Старшая женщина, одетая во все черное, пыталась успокоить девочку, которая, увидев Шарпа, закричала ещё громче, заставив его в смущении ретироваться.

– Спросите у неё, что случилось, – сказал он Висенте, затем обернулся навстречу вошедшему в дом Харрису.

Среди людей Шарпа самыми образованными были Харрис и Танг. Танг попал в армию по пьяни, в то время как рыжеволосый весельчак Харрис утверждал, что был добровольцем, ищущим приключений. Их он получил теперь сполна.

– Этот кусок дерьма, – сказал Шарп Харрису, дёрнув француза за светлые волосы. – Был пойман со спущенными штанишками на молоденькой девочке. Спроси у него, что он может сказать в своё оправдание, прежде чем мы его прикончим.

Он вышел на улицу и сделал большой глоток из своей фляги. Вода была теплой и солоноватой. Харпер ждал его у лошадиной поилки посреди улицы, и Шарп подошёл к нему.

– Всё в порядке?

– Ещё два лягушатника там, – Харрис указал большим пальцем себе за спину, на церковь. – Думаю, живые.

Церковное крыльцо охраняли четверо португальцев из отряда Висенте.

– Что они там делают? – спросил Шарп. – Молятся?

Высокий ирландец пожал плечами:

– Прячутся.

– Мы не можем забрать ублюдков с собой, – сказал Шарп. – Тогда почему мы их не расстреливаем?

– Господин Висенте говорит, что мы не должны этого делать, – ответил Харпер. – Он так внимательно присматривает за пленными, этот господин Висенте. Он ведь адвокат, верно?

– Он кажется вполне приличным парнем… для адвоката, – признал неохотно Шарп.

– Приличные адвокаты – это те, которые лежат на шесть футов под маргаритками, вот так вот, – заявил Харпер, – И этот не запретит мне пойти и пристрелить тех двух ублюдков. Говорит, что они всего лишь пьяные, и это, конечно, правда. И всё же это против законов Божьих!

– Мы не можем просто расправиться с пленными, – сказал Шарп.

Он вытер пот со лба и снова надел кивер. Козырёк еле держался, но сейчас он ничего не мог с этим поделать.

– Возьмите Танга и расспросите этих двоих, – предложил он. – Если они просто по дороге выпили, не заплатив, местного вина, то отберите у них всё ценное и дайте пинка под зад – пусть идут туда, откуда пришли. Но если они кого-нибудь изнасиловали…

– Я знаю, что делать, сэр, – сказал Харпер мрачно.

– Тогда сделайте это, – сказал Шарп.

Он кивнул Харперу, затем вернулся к церкви, туда, где ручей впадал в реку. Минуя небольшой каменный мост, дорога шла на восток через виноградник, мимо окруженного стеной кладбища и затем через пастбища на берегу Дору. Местность была открытая, и если подойдут французы, и ему придётся отступать, он не решился бы использовать дорогу. Он молил Бога, чтобы хватило времени на переправу, и это побудило его вернуться в деревню, чтобы поискать вёсла. Или, может, верёвку? Если верёвка окажется достаточно длинной, можно бы натянуть её через реку и буксировать лодку взад-вперед, что, несомненно, было быстрее, чем грести.

Он как раз думал, достаточно ли длинны верёвки от колоколов в этой церквушке, когда из дома вышел Харрис и доложил, что пленного зовут лейтенант Оливье, 18 драгунский полк, и что он, будучи пойман со спущенными штанами, отрицает, что насиловал девочку.

– Говорит, что французские офицеры не могут так поступать, – сказал Харрис. – Но лейтенант Висенте говорит, что девочка клянётся – он сделал это.

– Так сделал или нет? – спросил Шарп раздражённо.

– Конечно, сделал, сэр. Он признался во всём, когда я ему поддал, – заявил Харрис с довольным видом. – Но продолжал настаивать, что она сама его хотела. Говорит, что хотела, чтобы он её утешил, после того, как её изнасиловал сержант.

– Хотела утешиться, – пробормотал со злостью Шарп. – Он, получается, был вторым в очереди?

– Пятым, – сказал выразительно Харрис. – Так говорит девочка.

– Господи, – сказал Шарп. – Если считается справедливым пороть педерастов, тогда этих следует вздёрнуть!

Он вернулся к дому, возле которого крестьяне гневно кричали на француза, взиравшего на них с презрением, более пристойным на поле битвы. Винсенте пытался защитить его от расправы и обратился к Шарпу за помощью, чтобы сопроводить Оливье в безопасное место.

– Он должен предстать перед судом, – настаивал Висенте.

– У него только что был суд, – отрезал Шарп, – и я признал его виновным. Я сейчас врежу ему, а потом повешу.

Взволнованный Висенте не собирался отступать.

– Мы не можем упасть до уровня варварства! – утверждал он.

– Я не насиловал ее, – сказал Шарп, – Так не равняйте меня с ним.

– Мы воюем, чтобы мир стал лучше, – объявил Висенте.

Секунду Шарп смотрел на юного португальского офицера, не веря своим ушам, затем спросил:

– Что случится, если мы его здесь оставим, а?

– Мы не можем так поступить, – ответил Висенте, сознавая, что селяне отомстят французу гораздо более жестоко, чем предлагал Шарп.

– А я не могу взять с собой пленных, – настаивал Шарп.

– Мы не можем убить его! – Висенте даже покраснел от негодования, не намереваясь отступать. – И здесь мы его оставить не можем. Это равносильно убийству.

– О, Христова благодать! – раздражённо бросил Шарп.

Лейтенант Оливье не говорил по-английски, но, кажется, понял, что его судьба висит на волоске, и следил за спором между Шарпом и Висенте как ястреб.

– И кто же будет судьей и присяжными? – спросил Шарп, но Винсенте не успел ответить, потому что с западной окраины прозвучал выстрел, потом снова, затем выстрелы затрещали один за другим.

Французы возвратились.

Подполковнику Джеймсу Кристоферу понравилось носить гусарскую форму. По его мнению, форма была ему к лицу – придавала властность и внушительность, – и он долго восхищался собой перед трюмо в тесной спальне деревенского дома, поворачиваясь то левым, то правым боком. Он решил, что это из-за длинных кисточек на сапогах и высокого жесткого воротника, который заставлял стоять совершенно прямо с поднятым вверх подбородком, и из-за узкого мундира, который так сильно его обтягивал, что худощавый и ладный Кристофер должен был втянуть живот, чтобы застегнуть крючки и пуговицы на расшитой серебряным шнуром груди. Форма заставляла его чувствовать себя облечённым властью, её элегантность подчёркивал подбитый мехом ментик, драпированный на левом плече, и серебряные цепочки на ножнах сабли, позванивающие, когда он ходил взад-вперёд по террасе, ожидая своего гостя. Он сунул зубочистку в рот, нервно орудуя ей между зубами и пристально вглядываясь в поднимающийся вдали столб дыма от горящих в захваченном городе зданий. Горстка беженцев остановилась на ферме, прося еды. Луис побеседовал с ними и потом рассказал Кристоферу, что сотни, если не тысячи людей утонули, когда понтонный мост разрушился. Беженцы утверждали, что это сделали французы огнём своих орудий. Ненависть Луиса к врагу, подпитанная этими слухами, расцвела ещё пышнее, и он с неприветливым выражением смотрел на хозяина, пока Кристофер наконец, не потерял терпение:

– Это – только форма, Луис! Это не признак измены!

– Французская форма, – недовольно пробурчал Луис.

– Вы желаете, чтобы Португалия была свободна от французов? – отрезал Кристофер. – Тогда ведите себя с уважением и забудьте эту форму.

Теперь Кристофер шагал по террасе, чистил зубы и непрерывно следил за дорогой, которая вела за холмы. Часы в гостиной пробили три, и едва отзвенел последний удар, как большая колонна всадников появилась не вершине холма. Это были драгуны, которые могли обеспечить французскому офицеру, собиравшемуся встретиться с Кристофером, защиту от партизан и отступающих португальских войск.

Драгуны 18-го полка остановились в лощине ниже усадьбы, у ручья, где можно было напоить лошадей. Их укороченные спереди зелёные мундиры были запорошены белой пылью. Некоторые, увидев Кристофера во французской гусарской форме, спешили приветствовать его, но большинство не обратили на него внимания, ведя лошадей к ручью. Англичанин направился к своему гостю.

Это был Аржантье, капитан-адъютант 18-го драгунского полка, и по его улыбке было понятно, что он знал и любил подполковника Кристофера.

– Форма вам идёт, – сказал Аржантье.

– Я нашёл её в Опорто, – ответил Кристофер. – Она принадлежала бедняге-военнопленному, умершему от лихорадки, и портной подогнал её для меня.

– И получилось прекрасно, – отозвался Аржантье восхищенно, – Вам не хватает только cadenettes.

– Сadenettes?

– Косичек, – объяснил Аржантье и добавил, что французские гусары отращивают длинные волосы в знак принадлежности к элите кавалерии, а лысые или носят парик, или приделывают к киверу поддельные cadenettes.

– Я не уверен, что хочу отращивать косички, – весело сказал Кристофер, – Но, может быть, найду какую-нибудь девчонку с тёмными волосами и отрежу у неё пару хвостиков, а?

– Хорошая идея, – заметил Аржантье.

Он одобрительно наблюдал, как его эскорт выставил охранение, потом с благодарностью улыбнулся угрюмому Луису, который принёс ему и Кристоферу по бокалу vinho verde, золотистого белого вина долины Дору. Невысокий, с открытым честным лицом, рыжими, влажными от пота, волосами, и отметиной от кивера на лбу, Аржантье пригубил вино и удивился, насколько оно хорошо. Его улыбка была лёгкой, что отражало его правдивую натуру. Кристофер же скорее презирал француза, но понимал, что он будет ему полезен.

Аржантье допил вино.

– Вы слышали об утонувших в Опорто? – спросил он.

– Мой слуга говорит, что вы разбили мост.

– Наверное, они так и говорят, – с сожалением ответил француз. – Мост разрушился под весом беженцев. Это был несчастный случай. Прискорбный несчастный случай, ведь если бы люди остались в своих домах и оказали нашим солдатам достойный прием, тогда не был бы никакой паники на мосту. Они все были бы сейчас живы. Винят нас, но к нам это не имеет никакого отношения. Мост не был достаточно прочен, но кто его строил? Португальцы.

– Печальный несчастный случай, вы говорите, – сказал Кристофер, – Но все равно я должен поздравить вас с быстрым захватом Опорто. Это выдающийся военный подвиг.

– Он был бы более выдающимся, если бы наш противник лучше воевал, – заметил Аржантье.

– Я полагаю, что ваши потери не были чрезмерны?

– Совсем невелики, – ответил непринуждённо Аржантье. – Но половина нашего полка, которую послали на восток, попала в засаду у реки, и там мы потеряли многих. В этой засаде приняли участие какие-то британские стрелки. – он обвиняющее посмотрел на Кристофера. – Я не думал, что в Опорто были британские войска.

– Не должны были быть, – сказал Кристофер. – Я приказал им переправиться на южный берег.

– Тогда они не послушались вас, – сказал Аржантье.

– Кто-то из стрелков погиб? – спросил Кристофер, в надежде, что Аржантье сообщит о смерти Шарпа.

– Я не был там. Я находился в Опорто, получал ордера на постой, искал провиант и бегал с поручениями.

– И я уверен, вы превосходно справляетесь с обязанностями, – вежливо заметил Кристофер, после чего пригласил гостя в дом, где Аржантье выразил восхищение изразцовым камином в столовой и простой железной люстрой над обеденным столом.

Сама еда была незатейливой: цыпленок, бобы, хлеб, сыр и хорошее красное вино, но капитан Аржантье остался доволен.

– Наш рацион был урезан, – объяснил он. – Но теперь всё будет по-другому. Мы нашли в Опорто много провизии и склады, до крыши наполненные хорошим британским порохом и пулями.

– Вы и в них испытывали недостаток? – спросил Кристофер.

– Боеприпасов у нас много, – ответил Аржантье. – Но британский порох лучше. У нас нет другой селитры, кроме той, что счищаем со стен выгребной ямы.

Кристофер мысленно поморщился. Лучшая селитра, являющаяся основой для пороха, привозилась из Индии, и он никогда не думал, что во Франции её может не хватать.

– Думаю, что порох был британским подарком португальцам.

– Которые теперь подарили его нам, – заметил Аржантье. – К огромному восхищению маршала Сульта.

– Тогда перейдём к делу, – предложил Кристофер. – Чтобы у маршала появился повод для недовольства.

– В самом деле, – спохватился Аржантье и примолк, потому что они, наконец, должны были обсудить то, ради чего встретились, весьма странную, но увлекательную идею.

Они собирались поднять – называйте, как угодно: мятеж, восстание или переворот, – в армии маршала Сульта. Тем не менее, это был шанс закончить войну. Аржантье объяснял, что в армии Сульта было много недовольных. Кристофер и раньше слышал это от своего гостя, но не прерывал его, понимая, что ему необходимо чем-то оправдать свою нелояльность. Француз рассказывал, что некоторые офицеры, да и все набожные католики, были смертельно оскорблены поведением их армии в Испании и Португалии. Церкви осквернялись, монахинь насиловали.

– Даже святые причастия были осквернены, – в голосе Аржантье слышались нотки ужаса.

– Я едва могу поверить в это, – поддакнул Кристофер.

Другие офицеры были просто настроены против Бонапарта. Аржантье был католиком и монархистом, но он был готов действовать сообща с теми, кто всё ещё сочувствовал якобинцам и считал, что Бонапарт предал революцию.

– Они не являются нашими союзниками в дальнейшей перспективе, конечно, – сказал Аржантье – Но они присоединятся к нам в сопротивлении тирании Бонапарта.

– Я молюсь об этом, – заявил Кристофер.

Британское правительство давно знало, что была тайная организация французских офицеров, которые выступали против Бонапарта. Они назвали себя Philadelphes. Из Лондона послали агентов в поисках их неуловимого братства, но пришли к заключению, что их численность слишком незначительная, идеалы – слишком неопределенные и, зачастую, противоречат друг другу, чтобы в перспективе они смогли добиться успеха.

Все же здесь, в далёкой северной Португалии, различные по убеждениям противники Бонапарта нашли то, что объединяло всех. Кристофер впервые услышал об этом от французского офицера, взятого в плен на северной границе Португалии. Дав обещание не предпринимать в дальнейшем враждебных действий, он жил в Браге почти на свободе; его единственное ограничение состояло в том, что он должен был оставаться в пределах бараков ради собственной безопасности. Кристофер выпивал с недовольным офицером и услышал рассказ о волнениях среди французов, которые начались из-за непомерных амбиций одного человека.

Николас Жан де Дью Сульт, герцог Далмации, маршал Франции и командующий армии, которая ныне вторгалась в Португалию, видел, что многие из тех, кто служил императору, стали принцами, даже королями, и считал, что его собственное герцогство было плохой наградой за карьеру, гораздо более блестящую, чем у других маршалов Империи. Сульт был солдатом в течение двадцати четырех лет, генералом – пятнадцать и маршалом – пять лет. При Аустерлице, где император одержал свою самую пока значительную победу, маршал Сульт покрыл себя славой, далеко превзойдя маршала Бернадотта, который, однако, стал принцем Понте Корво. Жером Бонапарт, самый младший брат императора, праздный экстравагантный мот, все же был королем Вестфалии, а маршал Мюрат, вспыльчивый хвастун – королем Неаполя; Луи Наполеон, ещё один брат императора – королём Голландии. Все они являлись ничтожествами, в то время как Сульт, который знал себе цену, оставался обычным герцогом, и это было недостаточно.

Но теперь древний трон Португалии пустовал. Королевская семья, спасаясь от французского вторжения, сбежала в Бразилию, и Сульт захотел занять освободившийся стульчик. Подполковник Кристофер сначала не поверил рассказу, но заключенный поклялся, что это правда. Кристофер переговорил с немногими пленными, которые были захвачены в боях на северной границе, и услышал от них ту же историю. Они говорили, что ни для кого не являются тайной претензии Сульта на трон, и что амбиции маршала вызывают недовольство его собственных офицеров, которые вдали от дома вынуждены были переносить тяготы войны лишь для того, чтобы возвести Сульта на опустевший трон. Поговаривали о мятеже, и Кристофер как раз озадачился вопросом, как бы ему проверить, насколько эти слухи серьёзны, когда повстречал капитана Аржантье.

Отважный Аржантье путешествовал по северной Португалии в гражданском платье, утверждая, что он является виноторговцем из Верхней Канады. Если бы его поймали, то расстреляли бы как шпиона, поскольку он вёл не разведку территории перед наступающей французской армией, а пытался выявить тех из португальских аристократов, которые согласятся поощрить Сульта в его притязаниях; ведь если маршал решит объявить себя королём Португалии или, скромнее, королём Северной Лузитании, он должен предварительно убедиться, что в Португалии есть влиятельные персоны, поддерживающие узурпацию освободившегося трона. Аржантье вёл переговоры с подобными людьми, и Кристофер, к его удивлению, обнаружил, что в северной Португалии было много аристократов, церковников и ученых, которые ненавидели собственную монархию и полагали, что иностранный король из просвещенной Франции будет более полезен их стране. Было собрано немало подписей под документом, одобряющим тот факт, что Сульт намеревался объявить себя королём.

И когда это случится, обещал Аржантье Кристоферу, армия взбунтуется. Война должна быть остановлена, или иначе, как огромный пожар, она поглотит всю Европу. Это было безумие, говорил он, безумие императора, решившего завоевать весь мир.

– Он считает себя Александром Великим, – печально говорил Аржантье, – И если он не остановится, от Франции ничего не останется. С кем мы должны ещё воевать? Кто следующий? Австрия? Пруссия? Великобритания? Испания? Португалия? Россия?

– Только не Россия, – заметил Кристофер, – Даже Бонапарт не настолько безумен.

– Он безумен, – настаивал Аржантье, – И мы должны избавить Францию от него.

И начало будет положено мятежом, который должен вспыхнуть, когда Сульт объявит себя королём.

– Ваша армия недовольна, – позволил себе согласиться Кристофер. – Но последует ли она за вами в случае мятежа?

– Я не состою в числе лидеров, – сказал Аржантье, – Но лидеры объявят себя. И они желают вернуть армию во Францию, чего, уверяю вас, хочет большинство солдат. Они поддержат мятеж.

– Кто эти лидеры? – быстро спросил Кристофер.

Аржантье колебался. Любой мятеж был опасным делом, и если личности лидеров станут известны, начнётся оргия расстрельных команд. Кристофер понял его сомнения.

– Если мы должны убедить британские власти, что ваши планы стоит поддерживать, мы должны назвать им имена. Мы должны. И вы должны доверять мне, вашему другу. – Кристофер приложил руку к сердцу. – Клянусь вам честью, что никогда не выдам этих имён. Никогда!

Убеждённый его пламенным заверением, Аржантье перечислил людей, готовых возглавить восстание против Сульта: полковник его собственного полка Лафитт, брат полковника, полковник Донадье 47-го линейного полка.

– Их уважают, – искренне сказал Аржантье. – И люди последуют за ними.

Он назвал и другие имена, которые Кристофер записал в блокнот, заметив, что ни один из мятежников не был чином выше полковника.

– Внушительный список, – притворно улыбнулся Кристофер. – Теперь скажите мне другое. Кто для вас в армии самый опасный противник?

– Наш самый опасный противник? – Аржантье был озадачен вопросом.

– Кроме маршала Сульта, конечно, – продолжил Кристофер. – Я хочу знать, кого мы должны опасаться. Кого, возможно, следовало бы обезвредить?

– А-а-а, – Аржантье, наконец, понял, что имелось ввиду, и некоторое время обдумывал проблему. – Вероятно, бригадир Виллар.

– Я не слышал о нем.

– Убеждённый бонапартист, – неодобрительно заявил Аржантье.

– Назовите по буквам его имя, – и Кристофер записал: «бригадир Анри Виллар». – Надеюсь, он ничего не знает о вашем плане?

– Конечно, нет! – успокоил его Аржантье. – Но этот план не может быть осуществлён без британской поддержки. Генерал Крэддок поможет?

– Генерал Крэддок поможет, – сказал Кристофер уверенно.

Он некоторое время назад докладывал о результатах своих бесед с военнопленными генералу, который увидел в готовящемся мятеже альтернативу войне с французами и поощрил Кристофера заниматься этим вопросом.

– Но увы, – продолжал подполковник. – Распространяются слухи, что он будет скоро заменен.

– И кто новая фигура?

– Уэлсли, – резко ответил Кристофер. – Сэр Артур Уэлсли.

– Действительно ли он хороший генерал?

Кристофер пожал плечами:

– У него хорошие связи. Младший сын графа. Закончил Итон. Считается, что у него недостаточно ума ни для чего, кроме армии, но многие говорят, что он преуспел у Лиссабона в прошлом году.

– Против Лаборде и Жюно! – со злостью пробормотал француз.

– И перед этим у него были некоторые успехи в Индии, – добавил Кристофер.

– О, в Индии! – Аржантье улыбнулся. – Слава, завоёванная в Индии, обычно рушится под залпами в Европе. Но этот Уэлсли захочет воевать с Сультом?

Кристофер тоже об этом задумался.

– Я считаю, что он не захочет проиграть, – сказал он, наконец. – И если он поймёт, насколько сильны ваши желания, он будет сотрудничать с вами.

На самом деле Кристофер совсем не был уверен в том, что говорил. Ходили слухи, что Уэлсли – человек холодный, рассудочный, и он не мог одобрить авантюру, успех которой зависел от слишком многих факторов. Но Кристофер собирался поймать свою рыбку в этой неразберихе. Он вообще сомневался, что мятеж удастся поднять, и его, на самом деле, совсем не заботило, что думают Крэддок или Уэлсли, но полученную информацию можно использовать с великой выгодой. В настоящий момент, так или иначе, было важно, чтобы Аржантье видел в Кристофере союзника.

– Скажите мне, – обратился он французу, – Зачем вам нужен союз с нами?

– Нам необходим политический авторитет Британии, – ответил Аржантье. – Мы хотим, чтобы Великобритания убедила португальских лидеров принять Сульта в качестве их короля.

– Я думал, что вы уже нашли много сочувствующих.

– О да, – подтвердил француз. – Но они боятся открыто объявить свои намерения, опасаясь мести толпы. Но если Великобритания поддержит их, они станут посмелее. Им не обязательно даже заявлять о своей поддержке публично, достаточно писать письма Сульту. И, затем, есть интеллигенты, – усмехнулся Аржантье кисло, – Большинство из них поддержит любого, кроме их собственного правительства; их тоже нужно ободрить, чтобы они нашли в себе храбрость выступить в поддержку Сульта.

– Я уверен, что мы были бы счастливы помочь вам, – сказал Кристофер, хотя не был уверен ни в чём вообще.

– И мы нуждаемся в гарантии, – твердо заявил Аржантье, – Что, если мы начнём восстание, британцы не используют в своих интересах ситуацию, напав на нас. Мне нужно обещание вашего генерала.

– И я думаю, что он даст это обещание, – кивнул Кристофер. – Но прежде, чем он сделает это, он захочет лично оценить вероятность вашего успеха, и захочет, мой друг, получить эти сведения лично от вас. – Кристофер открыл графин, но не стал разливать сразу. – И я думаю, что вы должны лично выслушать его. Я думаю, что вы должны отправиться на юг, чтобы встретиться с ним.