Текст книги "Несущий огонь (ЛП)"

Автор книги: Бернард Корнуэлл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава четвертая

Камень, у которого назначил встречу отец Херефрит, оказался грубо отесанным столбом в два раза выше человеческого роста, уныло торчащим над плодородной долиной в часе езды от форта. Один из тех странных камней, что древние оставили по всей Британии. Некоторые камни стояли кругами, некоторые образовывали проходы, некоторые походили на столы для гигантов, а многие, как этот, на южном гребне долины, были просто одиночными знаками. Мы поскакали к северу от форта по коровьей тропе, и добравшись до камня, я прикоснулся к молоту на шее и задумался, какому богу понадобился камень рядом с тропой и почему. Финан перекрестился. Эгил, выросший в долине реки Бейна, сказал, что его отец всегда называл этот обелиск камнем Тора, а саксы зовут его камнем Сатаны.

– Мне больше нравится камень Тора, – сказал я.

– Здесь жили саксы? – поинтересовался мой сын.

– Да, господин, когда приехал мой отец.

– И что с ними случилось?

– Кто-кто умер, некоторые сбежали, остальные стали рабами.

Теперь саксы отомстили, потому что чуть к северу от холма, где стоял камень, рядом с бродом через Бейну, виднелась спаленная усадьба. Пожар явно произошел недавно, и Эгил подтвердил, что это одно из тех мест, что разрушили люди Брунульфа.

– Они заставили всех уехать, – сказал он.

– И никого не убили?

Он покачал головой.

– Людям велели убраться до заката, но и только. Они рассказывали, что предводитель саксов чуть ли не извинялся.

– Странный способ для начала войны, – заметил Утред-младший, – извиняться.

– Хотят, чтобы первую кровь пролили мы, – объяснил я.

Мой сын пнул полусгоревшую балку.

– Тогда зачем они тут всё сожгли?

– Чтобы мы на них напали? Чтобы попытались отомстить?

Лучшего объяснения я не мог придумать, но почему тогда Брунульф вел себя так мирно во время встречи?

Люди Брунульфа спалили дом, амбар и коровник. Судя по размеру обугленных развалин, усадьба процветала, а ее обитатели считали, что живут в безопасности, и не построили частокол. Руины находились всего в нескольких ярдах от реки, где брод был истоптан копытами бесчисленного скота, а вверх по течению на том берегу виднелся замысловатый силок для рыбы. Силок был забит илом и превратился в примитивную запруду, вода затопила пастбище и растеклась озерцом. Несколько коттеджей остались целыми, и мы смогли там укрыться в тесноте, а из обугленной древесины развели костер и поджарили бараньи ребрышки. Я поставил дозорных в лесу к югу и в ивах на другой стороне брода.

Мой сын был настороже. Он не единожды отходил от костра к южному краю усадьбы и вглядывался в высокий обелиск, торчащий на фоне неба. Ему чудились там люди и тени в темноте, отблески огня на клинках.

– Не суетись, – сказал я ему после восхода луны, – они не придут.

– Они хотят, чтобы мы так и подумали, – откликнулся мой сын, – но откуда нам знать, что они на самом деле думают?

– Считают нас глупцами, – ответил я.

– Может, они и правы, – пробормотал он и неохотно сел рядом. Он оглянулся на темноту на юге, свечение в облаках показывало, где развели костры воины Брунульфа – в форте и полях за ним. – Их три сотни.

– Больше! – сказал я.

– А если они решат напасть?

– Часовые нас предупредят. Для того мы и поставили дозорных.

– Если они прискачут верхом, у нас будет мало времени, – возразил Утред.

– И что ты предлагаешь?

– Переместиться на пару миль к северу.

Пламя озарило его озабоченное лицо. Мой сын не был трусом, но даже храбрейшие должны понимать, какой опасности мы подвергаемся, разводя костер и обозначая нашу позицию, когда находимся так близко от врага, превосходящего нас числом в два раза.

Я взглянул на Финана.

– Нам стоит отъехать?

Тот слегка улыбнулся.

– Ты рискуешь, это точно.

– И почему же я так поступаю?

Все наклонились над костром, чтобы послушать. Фриз Редбад, присягнувший в верности моему сыну, тихо наигрывал на свиристелке, но остановился и встревоженно взглянул на меня. Финан ухмыльнулся, в его глазах мелькнули огоньки – отсвет костра.

– Почему ты так поступаешь? – переспросил он. – Потому как знаешь, что сделает враг, вот почему.

Я кивнул.

– И что он сделает?

Финан нахмурился, задумавшись над вопросом.

– Проклятые сволочи расставят ловушку, так ведь?

Я снова кивнул.

– Проклятые сволочи считают себя умными и через два дня заманят нас в ловушку. Почему через два? Потому что завтрашний день им нужен на подготовку. Может, я ошибаюсь, может, они захлопнут ловушку сегодня, но не думаю. Это риск. Но нам нужно их убедить, что мы ни о чем не догадываемся. Что мы овечки, ожидающие топора мясника, вот почему мы остались здесь. Так мы выглядим невинными овечками.

– Бэ-э-э-э, – протянул один воин, а потом все заблеяли, пока усадьба не наполнилась такими же звуками, как Дунхолм в день ярмарки. Все посчитали это забавным.

Мой сын к веселью не присоединился и подождал, пока всё стихнет.

– Ловушка? – спросил он.

– Подумай над этим, – ответил я и лег спать, чтобы и самому над этим поразмыслить.

Я мог и ошибаться. Лежа в этой кишащей блохами хибаре под храп остальных воинов, я решил, что ошибся по поводу причины, что привела западных саксов в Хорнекастр. Они здесь не для того, чтобы отвлечь нас от вторжения Константина, Эдуард не такой глупец, чтобы обменять кусок Нортумбрии на новый монастырь на Линдисфарене. Он рассчитывал однажды стать королем всех саксонских земель, и никогда не отдаст богатые холмы и пастбища Беббанбурга скоттам. Да и зачем дарить врагу Беббанбург, величайшую крепость Британии? И я решил, что это скорее просто неудачное совпадение. Константин двинулся на юг, а тем временем западные саксы двинулись на север. Возможно, связи между этим и нет. Возможно. Не могу сказать, что это так уж важно. Важно присутствие Брунульфа в старом форте у реки.

Я задумался о Брунульфе и отце Херефрите. Кто из них отдает приказы?

Я задумался о тех воинах, что развернулись вместо того, чтобы встретиться с нами лицом к лицу.

Я гадал о знамени, исчезнувшем с крепостной стены.

А самое странное – это поразительно сердечный тон нашей перебранки. Обычно, когда враги встречаются перед битвой, они пользуются возможностью, чтобы осыпать друг друга бранью. Обмен оскорблениями – своего рода ритуал, но Брунульф вел себя вежливо, скромно и уважительно. Если они явились в Нортумбрию, чтобы спровоцировать нас на атаку, дающую Уэссексу повод нарушить перемирие, то почему не ведут себя враждебно? Отец Херефрит, конечно, вел себя воинственно, но только он один пытался меня разъярить. Такое впечатление, что остальные хотели избежать стычки, но если так, то зачем они вообще вторглись в Нортумбрию?

Конечно, они наврали. Нет никакой древней хартии, дарующей эти земли Восточной Англии, а все вещи святого Эрпенвальда, если у этого жалкого создания таковые были, давным-давно пропали. И уж точно никто не собирался платить нам золотом, как требуют традиции, но эта ложь не имела особого значения. Однако явившись сюда, даже ведя себя тихо и никому не угрожая, они бросили нам вызов. Но хотел ли Уэссекс войны? А иначе для чего они здесь?

И тогда меня осенило.

Внезапно.

Я понял это посреди ночи, глядя сквозь дверной проём разрушенного дома на облака с южной стороны, подсвеченные огнём костра. Я весь день думал об этом, и внезапно мои неясные догадки обрели форму. Я понял, почему они здесь.

И я был совершенно уверен – сражение произойдёт через два дня.

Итак, я знал, почему, и думал, что понял, когда. Но где?

Этот вопрос не давал мне уснуть. Я завернулся в плащ из шкур выдры, валявшийся у двери одного из домов, и прислушивался к тихому бормотанию голосов вокруг угасавшего костра. Обгорелые стропила и балки разрушенного дома стали для него дровами, и мысль об этом заставила меня задуматься – правда ли Брунульф привёз лес для строительства храма. Намерен ли он что-либо строить, или это лишь повод для пребывания здесь, но раз он потрудился вырыть ямы для фундамента, тогда либо он привёз лес с собой, либо собирался рубить деревья. На окрестных пологих холмах мало больших деревьев. Когда мы скакали на север из Хорнекастра, по пути нам попадались рощи старых дубов и каштанов. Я восхищался их красотой, но удивлялся, почему эти прекрасные деревья не срублены для строительства или на продажу.

Расставшись с Брунульфом, мы поскакали на север по разбитой каменной дороге вокруг леса, что, как живая изгородь, разделял невысокий горный хребет. Этот холм располагался на полпути между разрушенной усадьбой и старым фортом. Значит, чтобы встретиться с нами у камня, Брунульфу придется миновать этот лес. Поняв это, я встревожился и окончательно проснулся. Конечно! Это же так просто! Я больше не пытался уснуть. Мне ни к чему одеваться или натягивать сапоги – все мы спали или пытались спать полностью одетыми, на случай, если западные саксы неожиданно попытаются напасть. Я сомневался, что это случится, считал, что у них другие планы, но распорядился, чтобы мои люди спали в одежде – пусть остаются начеку. Я пристегнул к поясу Вздох Змея и отправился в ночь, на юг. Видимо, Финан заметил, что я ухожу, он выбежал и догнал меня.

– Не спится?

– Они собираются напасть в среду утром, – заявил я.

– Ты уверен?

– Не совсем. Но готов поставить на это Тинтрига против той хромой клячи, что ты зовешь лошадью. Брунульф приедет поговорить с нами где-нибудь поздним утром, именно тогда они и нападут. В день Одина, – я улыбнулся в ночи, – и это хороший знак.

Усадьба осталась позади, мы шли по длинному пологому склону пастбища. Справа шумела река. Луна скрылась, но сквозь лёгкие клочья облаков пробивалось достаточно света, чтобы указать нам путь и высветить лес, огромный тёмный барьер между нами и фортом.

– Сражение, которого они хотят, состоится здесь, – сказал я, кивнув в сторону деревьев.

– В этом лесу?

– Думаю, на той стороне. Я не уверен, но мне так кажется.

Финан молча прошёл ещё несколько шагов.

– Но если они хотят драться там, за лесом, почему просили нас ждать на этой стороне?

– Потому как хотят, чтобы мы были тут, – сказал я. – Гораздо интереснее – сколько они приведут людей.

– Всех, сколько есть! – ответил Финан.

– Нет, не всех.

– Очень уж ты уверен, – засомневался он.

– Разве я когда-нибудь ошибался?

– Господи, ты хочешь, чтобы я перечислил весь список?

Я засмеялся.

– Ты встречался я архиепископом Хротвердом. Какой он?

– Он неплохой человек, – сказал Финан.

– Правда?

– Лучше не бывает. Он напомнил мне отца Пирлига, только не такой толстый.

Это говорило в пользу архиепископа. Пирлиг – валлийский священник и человек, с которым можно и выпить, и сражаться бок о бок. Я доверил бы отцу Пирлигу свою жизнь, более того, он не один раз меня спасал.

– О чем вы говорили?

– Этот бедняга расстроился из-за Константина. Он про него расспрашивал.

– Он был огорчён?

– Без позволения Константина трудно будет восстановить Линдисфарену.

– Константин может дать разрешение, – ответил я. – Он же вроде как христианин.

– Ну да, так я и сказал.

– Он спрашивал про Беббанбург?

– Спросил, не думаю ли я, что Константин его захватит.

– И что ты ответил?

– Не в этой жизни. Только если возьмёт измором.

– Так он и поступит, – сказал я, – весной.

Некоторое время мы шли молча.

– Странно, – прервал я молчание, – Брунульф строит церковь, а Хротверд восстанавливает монастырь. Совпадение?

– Люди постоянно что-то строят.

– Верно, – согласился я, – но всё же это странно.

– Думаешь, они и впрямь строят здесь церковь? – спросил он.

Я покачал головой.

– Им нужна причина, чтобы здесь торчать, и эта – не хуже любой другой. На самом деле они хотят войны.

– И ты собираешься с ними воевать?

– Я?

– Ты же будешь драться.

– Я скажу тебе, что я намерен делать, – ответил я. – В среду мы избавимся от этих ублюдков, а потом поскачем на юг и потребуем, чтобы король Эдуард прекратил всю эту бессмыслицу, а после этого захватим Беббанбург.

– Вот так просто?

– Да, – сказал я, – так просто.

Финан рассмеялся, потом взглянул мне в лицо в лунном свете.

– Боже мой, – сказал он, – ты намерен драться и с Константином, и с твоим братцем? И как же тебе это удастся?

– Не знаю, – ответил я, – но я собираюсь в этом году вернуться в Беббанбург. И я его захвачу.

Я сжал свой молот и увидел, как Финан дотронулся пальцем до креста на своей шее. Я понятия не имел, как стану захватывать крепость, я просто знал – враги считают, что навсегда выгнали меня с отцовской земли, и я позволю им так думать, но только до тех пор, пока мои мечи не обагрят эту землю кровью.

Мы дошли до мрачного камня, возвышавшегося рядом с дорогой. Я коснулся его, подумав – а вдруг он ещё обладает какой-нибудь тёмной силой.

– Он говорил очень определённо.

– Священник?

– Насчёт встречи с нами в этом месте. Почему бы нам не встретиться в лесу? – спросил я. – Или поближе к форту?

– Вот ты мне и скажи.

– Он хочет, чтобы мы находились здесь, – сказал я, не отрывая руки от каменного обелиска, – и не видели того, что происходит по ту сторону рощи.

Финан по-прежнему выглядел озадаченным, но я не дал ему времени на расспросы. Я пошел на юг, к лесу, и свистнул сквозь пальцы. Раздался короткий ответный свист, и на краю леса показался Эадрик. Пожалуй, это лучший из моих лазутчиков, человек немолодой, но с потрясающей способностью браконьера передвигаться сквозь чащобу совершенно бесшумно. В руках он держал рог, чтобы протрубить, если саксы выйдут из форта, но сказал, что с заката всё спокойно.

– Нам даже лазутчиков высылать не пришлось, – заявил он, как будто недовольный неосторожностью врага.

– Если я прав... – начал я.

– А он всегда прав, – вставил Финан.

– То завтра из форта выйдут воины. Проследи за ними.

Эадрик поскреб бороду и поморщился.

– А если они выйдут с другой стороны?

– Наверняка так и будет, – уверенно заявил я. – Можешь найти место, чтобы наблюдать за южной стеной?

Он задумался. Местность вокруг форта была по большей части ровной, с немногочисленными рощицами или другими укрытиями.

– Там вроде есть ров, – наконец выдал он.

– Мне нужно знать, сколько человек выйдет, – сказал я, – и в каком направлении они двинутся. Сообщишь о новостях завтра после заката.

– Тогда я должен подыскать место сегодня, – осторожно ответил он, имея в виду, что, если будет искать укрытие днем, его могут заметить, – но если завтра они меня обнаружат... – он не закончил фразу.

– Скажи, что ты сбежал от нас, потому что тебе надоело служить языческому отродью, и покажи свой крест.

– Ну, это почти правда, – сказал он, и Финан рассмеялся.

Мы втроем пошли по тропе через лес, чтобы я мог взглянуть на крепостные валы форта, чьи контуры выделялись в отсветах горящих внутри костров. Коровья тропа вела вниз по холму где-то с милю, прямая, как римская дорога, она шла через пастбище. Утром, через два дня, Брунульф проедет по этой тропе с одиннадцатью воинами и несомненно привезет извинения и отказ платить Сигтрюгру золотом.

– Если Брунульф не дурак, – сказал я, – а я считаю, что так и есть, – он отправит лазутчиков, убедиться, что мы не устроили засаду в лесу, на его пути.

Этот лес стал ключом ко всему, что должно случиться – множество старых деревьев, поваленных стволов, опутанных плющом, колючий кустарник. Меня удивляло, что за лесом не ухаживают, лесники не прореживают кусты, не подрезают кроны деревьев, не делают древесный уголь, старые дубы не превратили в ценную древесину. Возможно, думал я, произошел спор из-за собственности, и пока суд не вынес решения, никто не мог объявить лес своим.

– И если мы устроим здесь засаду, – продолжил я, – а Брунульф вышлет вперёд лазутчиков, он нас обнаружит.

– Значит, никакой засады, – сказал Финан.

– Это единственно возможное место, – сказал я, – так что здесь должна быть засада.

– Боже мой, – растерялся Финан.

Эадрик хмыкнул.

– Если ты попросил бы меня обыскать этот лес, господин, я не стал бы проверять всё. Лес слишком велик. Я, скорее всего, осмотрел бы его только на глубину полёта стрелы с обеих сторон тропы.

– А если бы я был Брунульфом, – добавил Финан, – я бы вообще не опасался засады в этом месте.

– Не опасался бы? – спросил я. – Почему?

– Потому что оно полностью просматривается из форта! Он же едет туда, где, по его мнению, мы его ждем, так? Если мы хотим его убить, почему бы не дать ему подъехать к камню? Зачем убивать, чтобы увидели из форта?

– Может, ты и прав, – сказал я, и эта мысль немного подбодрила меня, хотя Финан запутался ещё больше.

– Но завтра он наверняка пошлёт сюда лазутчиков, – теперь я обращался к Эадрику, – так что как следует прочеши местность до дня Одина и скажи своим людям, чтобы убрались отсюда до рассвета.

Я говорил уверенно, но разумеется, меня донимали сомнения. Станет ли Брунульф обследовать лес в день Одина, прежде чем двинется через него? Эадрик прав, лес большой, но всадник мог довольно быстро проскакать по краю, даже если понадобится время, чтобы проверить густой подлесок. Но более подходящего места для засады я не видел.

– И зачем, – снова начал Финан, – зачем ты вообще хочешь устроить засаду? Ты же привлечешь сюда три сотни злобных саксов из форта! Если подождать, пока он доедет до камня, – он резко мотнул головой, указывая в сторону усадьбы, – мы сможем вырезать всех, и никто в форте ничего не узнает. Они этого не увидят!

– Это верно, – сказал я, – совершенно верно.

– Так в чем же дело?

Я усмехнулся в ответ.

– Я рассуждаю, как наши враги. Всегда надо планировать битву с точки зрения врага.

– Но...

Я дал ему знак говорить тише.

– Не так громко, а то разбудишь три сотни злобных саксов.

Разбудить их с такого расстояния маловероятно, но мне нравилось поддразнивать Финана.

– Идём туда, – сказал я и повёл своих спутников на запад, по открытой местности за лесом. При дневном свете нас бы увидели со стен форта, но я сомневался, что нашу тёмную одежду можно заметить в тени густого леса. К реке спускался обманчиво пологий склон, более крутой, чем казалось. Если кто-нибудь из лазутчиков Брунульфа поедет в эту сторону, он быстро потеряет тропу из вида и обязательно решит, что никто не станет устраивать в этой низине засаду, поджидая людей на дороге, просто потому, что не увидит свою добычу. Это меня обнадёжило.

– Нам понадобится не больше пятидесяти человек, – сказал я, – и все верхом. Мы укроем их в этой низине, между деревьями, и поставим несколько лазутчиков выше по склону, чтобы они предупредили, когда Брунульф приблизится к лесу.

– Но... – снова начал Финан.

– Пятидесяти воинов должно хватить, – прервал я его, – но вообще-то это зависит от того, сколько людей выедет завтра из форта.

– Пятьдесят человек! – возмутился Финан. – А у западных саксов больше трёхсот.– Он резко мотнул головой, указывая на юг. – Три сотни! И всего в миле отсюда.

– Несчастные глупцы, – хмыкнул я, – они даже не представляют, что их ждёт! – Я повернул назад, к дороге. – Пошли, попробуем поспать.

Однако уснуть не удалось. Я лежал без сна, думая, что возможно ошибся.

А если так, то Нортумбрия обречена.

А на следующий день я разозлился.

Леди Этельфлед, правительница Мерсии, заключила с Сигтрюгром мир, а чтобы укрепить его, Сигтрюгр уступил ей хорошие земли и большие бурги. Потеря земель оскорбила кое-кого из могущественных датских ярлов южной Нортумбрии, и теперь эти люди отказались служить ему, хотя пока неясно, откажутся ли они сражаться во время нападения. Мне стало известно, что посланники западных саксов засвидетельствовали этот договор, они отправились в церковь Ледекестра, чтобы посмотреть, как приносятся клятвы, и привезли от короля Эдуарда письменное одобрение мирного договора, заключённого его сестрой.

Конечно, никто не обманывался относительно этого договора. Сигтрюгр мог купить мир, но лишь на некоторое время. Западные саксы захватили Восточную Англию, сделав эту когда-то гордую страну частью Уэссекса, Этельфлед восстановила границы Мерсии, какими они были до того, как датчане пришли покорять Британию. Но армии Уэссекса, Мерсии и Нортумбрии истощились за годы войны, так что этот мирный договор приветствовался, в основном потому, что он давал трём державам время подготовить молодых воинов, восстановить стены, выковать новое оружие и укрепить железом ивовые щиты. Договор давал Мерсии и Уэссексу время, чтобы создать новые, сильные армии, которые рано или поздно хлынут на север и таким образом объединят саксов в новое государство, Инглаланд.

Я был зол оттого, что Уэссекс хотел теперь нарушить этот мир.

А точнее, мир хотела нарушить одна группировка при дворе западных саксов. Я узнал об этом от своих информаторов в Винтанкестере. Два священника, трактирщик, один из воинов личной стражи короля, виночерпий Эдуарда и ещё много других отправляли мне сообщения, которые купцы доставляли на север.

Некоторые послания были записаны, другие сказаны шёпотом и спустя недели переданы мне, но за последний год все они подтверждали, что Этельхельм, главный советник и тесть короля Эдуарда, подталкивал его к стремительному вторжению в Нортумбрию. Фритестан, епископ Винтанкестера и ярый сторонник Этельхельма, прочёл осуждающую рождественскую проповедь, сожалея, что север всё ещё под властью язычников, и допытывался, почему христианское воинство Уэссекса не исполняет волю пригвожденного бога – уничтожение Сигтрюгра и всех прочих датчан или норвежцев к югу от границ Шотландии.

Жена Эдуарда, Эльфлед, в награду за рождественскую проповедь подарила епископу искусно вышитую накидку, манипулу, украшенную ярко красными гранатами, а также два пера из хвоста петуха, трижды пропевшего, когда кто-то там что-то сказал против пригвожденного бога. Эдуард ничего не дал священнику, и это подтвердило слухи о разногласиях между ним и женой не только относительно вторжения в Нортумбрию, но и почти во всём остальном. Эдуард не был труслив, он привёл войско в Восточную Англию, но ему нужно было время, чтобы установить свою власть на завоёванных землях. Надо было назначить епископов, построить церкви, раздать земли соратникам и укрепить стены вокруг недавно захваченных городов.

– Со временем, – обещал он своему совету, – со временем мы захватим север. Но не сейчас.

Только Этельхельм не хотел ждать.

Я не мог осуждать его за это. Прежде чем мой зять стал королём в Эофервике, я так же убеждал Этельфлед, каждый раз твердя ей, что датчане на севере – плохо организованы, уязвимы, и мы способны их захватить. Но она, как и Эдуард, хотела подождать, собрать войско побольше, так что приходилось быть терпеливым. А теперь я и сам стал беззащитным. Константин украл большую часть севера, а Этельхельм, самый влиятельный олдермен Уэссекса, искал предлога вторгнуться на юг. В чём-то он был прав. Нортумбрия готова к захвату, но Этельхельм хотел победить Сигтрюгра лишь по одной причине: чтобы быть уверенным, что его внук станет королём объединённого Инглаланда.

Эдуард, король Уэссекса и зять Этельхельма, заключил тайный брак с девушкой из Кента задолго до того, как стал королём. Его жена умерла при рождении сына, Этельстана, а потом Эдуард женился на дочери Этельхельма, Эльфлед, дарительнице перьев, и один из их сыновей, Эльфверд, считался этелингом – наследником престола Уэссекса. Только, по-моему, он им не был.

Этельстан – старший, законный сын, несмотря на слухи, что он рождён вне брака, был крепким, храбрым и приятным молодым человеком. Сестра Эдуарда Этельфлед, как и я, поддерживала наследные притязания Этельстана, но нам противостоял самый богатый и влиятельный олдермен Уэссекса. Я не сомневался, что Брунульф и его люди отправились на север, чтобы вызвать войну, которой так хотел Этельхельм. Это означало, что сторонники мира в Уэссексе потерпят поражение, а Этельхельм окажется прав. Тогда он прославится как человек, объединивший саксов, и это сделает его неуязвимым. Его внук станет следующим королём, а Этельстан, как и Нортумбрия, будут обречены.

Поэтому я должен остановить Брунульфа и разрушить планы Этельхельма.

Всего с полусотней людей.

Скрытых в лесу.

На рассвете.

***

Мы спрятались в подлеске задолго до того, как на востоке забрезжил первый свет. Напуганные нами птицы хлопали крыльями в листве, и я боялся, что лазутчики западных саксов догадаются, что мы – причина этого шума, но если у Брунульфа и были разведчики в этом лесу, они не встревожились. Он посылал всадников проверить лес перед наступлением ночи, они кое-как выполнили эту задачу и не нашли ничего, потому что я вывел своих людей. Но я беспокоился, что они могли оставить в лесу дозорных на ночь. Похоже, они этого не сделали, и, насколько я могу судить, мы потревожили только птиц и зверей в ночной темноте. Мы спешились, прошли через густой подлесок, приблизились к южной кромке леса и остановились в ожидании.

Я знал, ждать придется долго, потому что Брунульф не выедет из форта, пока полностью не рассветет, но я не хотел подъезжать к лесу после рассвета, поскольку потревоженные птицы могли насторожить саксов. Финан, всё еще не понимающий моих планов, прекратил расспросы, и теперь сидел, прислонившись спиной к поросшему мхом стволу поваленного дуба, и водил камнем по лезвию меча, уже такого же острого, как и ножницы в руках одной из трёх богинь судьбы. Мой сын играл в кости с двумя своими людьми. Я отвёл Берга в сторонку.

– Надо поговорить, – сказал я ему.

– Я что-то сделал не так? – встревожился он.

– Нет! У меня для тебя есть поручение.

Я отвел его туда, где нас не могли услышать. Мне нравился Берг Скалагриммсон, и я полностью ему доверял. Это был молодой норвежец, сильный, преданный и умелый. Я сохранил ему жизнь, что дало ему повод быть мне признательным, но его верность намного превосходила обычную признательность. Берг гордился тем, что принес мне клятву верности, настолько гордился, что даже вытатуировал на щеках мою эмблему, волчью голову, и всегда задирал людей, что спрашивали его, зачем он наколол эти свиные морды на лице. Я немного помолчал, прежде чем заговорить, но Берг был абсолютно преданным, и несмотря на неторопливость, сообразительным.

– Когда мы сегодня всё закончим, – сказал я, – мне нужно будет поехать на юг.

– На юг, господин?

– Если все пройдет хорошо, то да. А если плохо? – я пожал плечами и коснулся своего молота Тора.

С тех пор как мы покинули руины усадьбы, я всматривался и прислушивался к разным знакам, но пока ничто не говорило о воле богов кроме того, что настал день Одина, а это, несомненно, добрый знак.

– Так мы сразимся? – он испытующе поглядел на меня, как будто боялся, что не представится шанса обнажить меч.

– Сразимся, – ответил я, надеясь, что это так, – но я ожидаю лишь десятка три врагов.

– Всего три десятка? – в голосе Берга прозвучало разочарование.

– Может, парочкой больше, – уточнил я.

Эадрик прошлым вечером принес новости, которые я так ожидал. Отряд всадников, по словам Эадрика, человек двадцать пять – тридцать, покинул форт и ускакал на юг. Эадрик спрятался в канаве неподалеку от саксов, поэтому не смог за ними последовать и выяснить, куда они повернули потом – на запад или на восток. Я считал, что на восток, но только при свете дня мы узнаем правду.

– Но эти тридцать, – продолжил я, – будут сражаться как демоны.

– Хорошо, – Берг радостно улыбнулся.

– И мне нужны пленные!

– Хорошо, господин, – с готовностью согласился он.

– Пленные, – повторил я. – Я не хочу, чтобы ты с довольной ухмылкой перерезал всех, кто попадется на глаза.

– Не стану, обещаю, – Берг дотронулся до молота Тора на шее.

– И когда все закончится, я поеду на юг, а ты на север, и я дам тебе золото. Много золота!

Берг ничего не ответил, просто посмотрел на меня серьезным, удивленным взглядом.

– Я пошлю с тобой восьмерых воинов, все – датчане или норвежцы, тебе нужно добраться до Эофервика.

– До Эофервика, – неуверенно повторил он.

– Йорвика! – я назвал норвежское имя этого города, лицо Берга прояснилось, – а в Йорвике ты купишь три корабля.

– Корабля! – удивился Берг.

– Ну, такие большие деревянные плавающие штуковины.

– Я знаю, что такое корабль, господин, – уверил он меня.

– Отлично! Тогда купи три корабля, каждый на тридцать-сорок человек.

– Боевых корабля? Или торговых посудины?

– Боевых корабля, и они мне потребуются очень скоро. Недели через две. Не знаю. Может, позже. И в Эофервике, – продолжил я, – вы не войдете в город. Купите себе еды в «Утке». Помнишь, где это?

Берг кивнул.

– Помню, господин. Прямо за городом, да? Но нам нельзя появляться в Эофервике?

– Тебя могут узнать. Жди в «Утке». У тебя будет куча дел – проконопатить купленные корабли, но если ты войдешь в город, то тебя кто-нибудь узнает, а известно, что ты служишь мне.

Куча городского люда видела, как мы проехали через город, и кто-то может легко вспомнить высокого, привлекательного и длинноволосого норвежца с волчьей головой на щеках. Конечно, его запомнили, я на это надеялся.

Берг – выдающийся молодой воин, в котором нет ни капли хитрости. Ни единой. Он мог с той же легкостью убедительно соврать, как и перепрыгнуть через Луну. Говоря неправду, он краснел, шаркал ногой и выглядел смущенным. Его честность прямо-таки сияла. Точь-в-точь как татуировки на щеках. Одним словом, он был надежным. Если я попрошу Берга хранить цель задания в секрете, то он это сделает, но его все равно узнают... А именно этого я и хотел.

– Ты умеешь хранить секреты? – спросил я.

– Да, господин! – он снова дотронулся до молота Тора, – клянусь честью!

– Мы не можем захватить Беббанбург, – понизив голос, чтобы он приблизился, произнес я.

– Нет, господин? – в его голосе звучало неподдельное разочарование.

– Там сейчас скотты, и хотя и жажду сражений, но не могу биться с целым народом. А скотты – злобные ублюдки.

– Я слыхал об этом.

Я заговорил еще тише.

– Потому-то мы и направимся во Фризию.

– Во Фризию! – удивился он.

– Т-с-с, – зашикал я, хотя никто не мог нас услышать.

– Саксы захватят Нортумбрию, – внушал я ему, – а скотты – север, так что жить нам станет негде. А значит, нам придется пересечь море. Мы найдем новую землю. Построим новый дом во Фризии, но никто об этом не должен знать!

Берг коснулся молота.

– Я никому не скажу, господин, обещаю.

– Единственное, кому ты можешь сказать, так это тому, кто продаст тебе корабли, ведь ему следует знать, что нам нужны корабли достаточно прочные, чтобы пересечь море. Можешь еще рассказать Олле, хозяину «Утки», но больше никому!

– Никому, господин, клянусь!

Я был уверен, что достаточно рассказать этим немногим, чтобы слухи дошли до Эофервика и половины Нортумбрии, причем еще до заката, и примерно через неделю мой кузен услышит о том, что я распрощался с Британией и отплываю во Фризию.

Пусть мой кузен в осаде, но он как-то получает и отправляет сообщения. На бастионе со стороны моря имелась дверца для внезапных вылазок – небольшой проем в бревенчатой стене. Для атакующих Беббанбург в ней толку никакого – невозможно до этого проема добраться незамеченным: пришлось бы пройти по голой песчаной отмели и взобраться по крутому склону прямо под высокими стенами.