Текст книги "Вытащить из петли"

Автор книги: Бернард Корнуэлл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

Вход в Давильный двор охраняли два надзирателя.

– Шарль Корде? – переспросил один. – Сразу его узнаете. Смахивает на паршивую девку, сэр. Вы что, его приятель? – Надзиратель ухмыльнулся, однако ухмылка исчезла под пристальным взглядом Сандмена. – Во дворе его что-то не видно, сэр, – надзиратель раньше служил солдатом, и взгляд Сандмена разом внушил ему уважение, – значит, он в Общей зале, сэр. Через ту дверь, сэр.

Давильный двор представлял собою узкий прямоугольник, зажатый между высокими строениями с влажными стенами. Скудный свет, что в него попадал, сочился через частокол зубцов по верху стены, отделяющей его от Ньюгейт-стрит. У стены сидели с десяток узников – их было легко отличить по ножным кандалам – и те, кто пришел их проведать. Сандмен пересек двор и вошел в Общую залу, обширное помещение со столами и скамьями. Единственный надсмотрщик в комнате, моложавый мужчина, вооруженный толстой палкой, сидел за столом, пил джин из общей бутылки и пересмеивался с соседями. При появлении Сандмена смех разом оборвался. Четыре или пять десятков людей умолкли и повернулись взглянуть на вошедшего. В облике Сандмена проступало нечто властное, а в этом месте власть не больно жаловали.

– Мне нужен Шарль Корде! – громко произнес Сандмен, в его голосе прозвучали знакомые офицерские нотки.

– Сэр? – отозвался дрожащий голос из самого дальнего и темного угла комнаты.

Сандмен прошел вдоль столов и увидел скорчившуюся у стены жалкую фигурку. На вид Шарлю Корде было не больше семнадцати лет, он был худ, чтобы не сказать хрупок, его лицо, обрамленное длинными светлыми волосами, и впрямь похожими на девичьи кудри, заливала смертельная бледность. Губы дрожали, на щеке красовался черный синяк.

– Вы Шарль Корде?

Сандмен сразу проникся к юноше безотчетной неприязнью – тот казался слишком женственным и исполненным жалости к самому себе.

– Да, сэр.

– Поднимитесь, – приказал Сандмен. Корде удивленно сморгнул, но повиновался. – Меня прислал министр внутренних дел, нам нужно поговорить без свидетелей. Может, в камере. Как пройти к камерам, отсюда или со двора?

– Со двора, сэр, – ответил Корде, хотя смысл остальных слов до него вряд ли дошел.

Сандмен повел Корде к двери.

– Он что, пришел в последний разок приласкать тебя, Чарли? – спросил мужчина с кандалами на ногах.

Другие узники расхохотались. Сандмен продолжал идти, но, услышав вопль Корде, обернулся и увидел, что какой-то небритый тип схватил юношу за волосы и притянул к себе.

– Поцелуй меня, Чарли, – потребовал он.

– Отпустите его, – сказал Сандмен.

– Ты тут не командуй, приятель, – огрызнулся небритый, – тут у нас командиров нету, иди ты… – Тип вдруг поперхнулся и сдавленно взвизгнул.

Райдер Сандмен всегда страдал вспыльчивостью. Он с ней боролся, но его солдаты знали – капитана Сандмена лучше не злить. У него достало силы приподнять небритого узника и вогнать спиной в стену. Тот снова взвизгнул: Сандмен заехал ему кулаком в живот.

– Я сказал – отпустите его, – отчеканил Сандмен тоном, не предвещающим ничего хорошего. Правой рукой он сжимал заключенному горло.

В Общей зале воцарилось гробовое молчание.

Надзиратель, которого, как и всех, ужаснул гнев Сандмена, боязливо пересек комнату.

– Сэр! Вы его задушите, сэр.

Сандмен так же внезапно пришел в себя и выпустил узника.

– Идемте, Корде! – приказал он и твердым шагом вышел из комнаты.

Сандмен провел напуганного до беспамятности юношу через Давильный двор к «солонкам» и заставил подняться по лестнице. На втором ярусе он обнаружил свободную камеру и скомандовал:

– Сюда.

Юноша боязливо юркнул внутрь. На полу «солонки» лежала веревочная подстилка, заменявшая, по всей видимости, матрас. Под забранным высокой решеткой окном были свалены в кучу пять или шесть одеял, в углу воняла полная параша.

– Я капитан Райдер Сандмен, – представился он Корде. – Министр внутренних дел поручил мне провести в отношении вас дознание.

– Зачем? – спросил, собравшись с духом, Корде и опустился на одеяла.

– У вашей матери имеются связи, – лаконично ответил Сандмен. – Королева просила представить доказательства вашей вины.

– Но я невиновен, – возразил юноша.

– Вам уже вынесли приговор, так что о вине речь не идет.

Это ничтожество признается в чем угодно под его давлением. Корде выглядел жалким женственным плаксой. Одежда на нем была хоть и мятая, однако по-щегольски модная и, предположил Сандмен, дорогая: черные штаны, белые чулки, белая рубашка с оборками и шелковый синий камзол.

– Я невиновен, – повторил Корде. Он втянул голову в узкие плечи, голос дрогнул, а по щекам побежали слезы.

– Почему вы взяли фамилию Корде, – спросил Сандмен, – если мать у вас Кратвелл?

– Я портретист, – обиделся юноша, – а клиентам подавай художников с французскими фамилиями. «Кратвелл» звучит заурядно. Вы бы стали заказывать портрет Чарли Кратвеллу, если к вашим услугам мсье Шарль Корде?

– Вы художник? – не сумел скрыть удивления Сандмен.

– Да! – Корде с вызовом посмотрел на Сандмена красными от слез глазами. – Я был учеником сэра Джорджа Филлипса.

– Он весьма преуспевающий мастер, хотя у него обычная английская фамилия, – с упреком заметил Сандмен.

– Я думал, перемена фамилии поможет, – угрюмо сказал Корде. – Но какое это имеет значение?

– Значение имеет – виновны вы или нет, – жестко сказал Сандмен. – Вы хотя бы сможете предстать перед вышним судом с чистой совестью, если признаетесь в содеянном.

Корде воззрился на Сандмена, словно тот сумасшедший:

– Я виноват, что многое о себе возомнил, но разве похоже, чтоб у меня хватило сил изнасиловать и убить женщину?

Нет, не похоже, вынужден был признать про себя Сандмен. Корде был невыразительной личностью, юношей слабым и худосочным. Он опять заплакал.

– Перестаньте скулить, ради бога! – прикрикнул на него Сандмен, но тут же попенял себе за вспыльчивость и пробормотал: – Простите.

Последнее слово остановило слезы, Корде поднял на капитана глаза, удивленно наморщил лоб и тихо произнес:

– Я не убивал.

– Что там произошло? – спросил Сандмен.

– Я ее писал. Графу Эйвбери захотелось иметь портрет жены, он заказал работу сэру Джорджу.

– Заказал сэру Джорджу, однако писали-то вы, – недоверчиво заметил Сандмен.

– Сэр Джордж пьет, – с осуждением сказал Корде, – начинает за завтраком и пьянствует до поздней ночи, у него от этого руки трясутся. Так и выходит: он пьет, а я пишу.

Сандмен задался вопросом, уж не впал ли он в легковерие, ибо все сказанное Корде звучало до глупости убедительно.

– Вы работали в мастерской сэра Джорджа? – спросил он.

– Нет, муж заказал портрет в спальне, поэтому я там и писал. Портрет в интимной обстановке, такие нынче в большой моде – все женщины хотят походить на Паулину Бонапарт работы Кановы.

– Что-то я вас не пойму, – нахмурился Сандмен.

– Канова сделал знаменитую скульптуру сестры императора, вот каждая европейская красавица и желает, чтобы ее изобразили в такой же позе. Женская фигура возлежит на кушетке со спинкой, в левой руке держит яблоко, правой подпирает голову. Фигура – полуобнаженная.

– Значит, графиня позировала вам раздетой?

– Нет. – Корде помялся, потом пожал плечами: – Она не должна была знать, что ее напишут обнаженной, поэтому на ней были ночная рубашка и пеньюар. Потом мы бы написали груди с натурщицы. Я только делал предварительные наброски – контуры и цвета. Рисовал углем на холсте и добавлял немного красок – цвет постельного покрывала, цвет обоев, кожи и волос ее светлости. Преизрядная была сука.

Последние слова разбудили в Сандмене надежду: именно так, со злобой, и положено отзываться убийце о своей жертве.

– Она вам не нравилась?

– Я ее презирал. – Корде сплюнул. – Шлюха чистейшей воды. Но то, что она мне не нравилась, еще не делает меня насильником и убийцей. Кроме того, вы же не думаете, будто женщина вроде графини Эйвбери позволит ученику живописца находиться с ней в комнате без свидетелей? Все время, пока я работал, при ней была горничная.

– Была горничная? – переспросил Сандмен.

– Конечно. Уродина по имени Мег.

– Мег, как я понимаю, выступала в суде?

– Мег исчезла, – безнадежно вздохнул Корде. – Когда дошло до суда, ее не смогли найти, поэтому меня и ожидает петля. – Он съежился и опять разревелся.

Сандмен уперся взглядом в плиты пола.

– Где дом?

– На Маунт-стрит, – ответил юноша сквозь рыдания.

От слез Корде Сандмену стало неловко, однако теперь он был по-настоящему заинтригован и продолжил расспросы:

– Вы признаете, что находились в доме графини в день убийства?

– Я там был перед самым убийством. Там есть черная лестница для прислуги, и кто-то постучал в дверь. Особым стуком, условным. Мег свела меня по парадной лестнице и выставила за дверь. Пришлось все там оставить – краски, холст, все-все, вот констебли и решили, что это моих рук дело. Не прошло и часа, как меня забрали из мастерской сэра Джорджа.

– Где она расположена?

– На Саквил-стрит. Над лавкой ювелира Грея. – Корде поднял на Сандмена покрасневшие глаза: – Что вы теперь будете делать?

Сандмен и сам не знал. Он рассчитывал услышать признание, вернуться в «Золотой сноп» и написать для министра отчет. Теперь же он пребывал в замешательстве.

– Буду вызнавать, – резко ответил он и вдруг понял, что больше не в силах выносить смрад, слезы, страдания, повернулся и сбежал по лестнице. Очутившись наконец в Давильном дворе, где воздух был чуть свежее, он на миг испугался, что надзиратель не выпустит его в коридор, но его, разумеется, выпустили.

Привратник открыл шкаф и достал часы Сандмена – брегет в золотом корпусе, подарок Элинор. Он пробовал было вернуть ей часы вместе с письмами, но она наотрез отказалась их взять.

– Нашли, кого искали, сэр? – поинтересовался привратник.

– Нашел.

– И он, понятное дело, наплел вам с три короба, – хихикнул привратник. – Но узнать, когда злодей врет, легче легкого, сэр.

– Был бы рад услышать, как именно.

– Коли разговаривает, значит, непременно врет.

Привратник зашелся смехом в восторге от своей шутки, а Сандмен спустился по ступенькам на Олд-Бейли.

Он щелкнул крышкой брегета: время только перевалило за половину третьего. На внутренней стороне крышки Элинор велела выгравировать: «Райдеру in aeternam», и это явно вероломное обещание отнюдь не улучшило его настроения.

Сунув брегет в кармашек для часов, Сандмен пошел на север. Его раздирали противоречивые чувства. Суд посчитал Корде виновным, однако же слова юноши звучали правдоподобно. Привратник, разумеется, прав, в Ньюгейте каждый узник свято верит в свою невиновность, но Сандмен не был такой уж простак. Он блестяще командовал ротой и полагал, что способен разобраться, когда ему лгут, а когда говорят правду.

Он решил, что ему нужен совет. И отправился за ним туда, где играли в крикет.

Глава 3

Когда Сандмен подошел к Артиллерийскому полю, часы в Сити как раз пробили три. Стоял шум, значит, народу собралось много и матч был интересный. Сборщик платы в воротах махнул Сандмену, чтобы тот проходил:

– С вас, капитан, я шестипенсовик не возьму.

– А надо бы, Джо.

– Ага, а вам надо бы играть, капитан. Давненько не видали мы вашей биты.

– Лучшие годы мои уже позади, Джо.

– Позади, старина? Ваши лучшие годы? Да вам еще и тридцати не стукнуло. Давайте-ка проходите.

Команда маркиза Канфилда выступала против сборной Англии, и один из его игроков только что упустил легкий мяч. Сандмен взглянул на доску – сборная, находясь во втором периоде, обгоняла противника всего на шестьдесят пробежек и все еще имела в игре четырех игроков из одиннадцати.

Он не спеша прошел мимо экипажей, выстроившихся вдоль линии игрового поля. Седовласый маркиз Канфилд, устроившийся в ландо с подзорной трубой, холодно кивнул Сандмену и отвернулся с подчеркнутым безразличием. Еще год назад, до того как отец Сандмена навлек на себя позор, маркиз бы поздоровался с капитаном, но теперь фамилия Сандменов была смешана с грязью. Тут из другого открытого экипажа послышалось:

– Райдер! Давай сюда! Райдер!

Голос принадлежал высокому молодому человеку с растрепанной шевелюрой, долговязому, длинноносому и очень костлявому. На нем было потертое черное платье, он курил глиняную трубку, усыпая пеплом фрак и жилет. Его рыжие волосы, висевшие длинными прядями вдоль щек и окаймлявшие воротник ярким кольцом, явно нуждались в стрижке.

– Опусти ступеньки, – подсказал он Сандмену, – и забирайся. Как поживаешь, старина? Жаль, что не играешь сегодня. К тому же у тебя бледный вид. Ты ешь, как надо?

– Я-то ем, а вот ты?

– Господь хранит меня в своей неизреченной мудрости. – Преподобный лорд Александр Плейделл откинулся на спинку сиденья. – Вижу, батюшка не захотел тебя замечать.

– Он мне кивнул.

– Какое великодушие! Это правда, что ты играл за команду сэра Джона Харта?

– Играл и проиграл, – с горечью ответил Сандмен. – Их всех подкупили.

– Райдер, дорогой мой, я же тебя предупреждал насчет сэра Джона! Пригласил тебя играть только затем, чтобы все подумали – его команда не продается. Чаю не выпьешь? Конечно, выпьешь. Хьюз, милейший, куда вы подевались?

Слуга лорда Александра подошел к экипажу:

– Вы меня звали, милорд?

– Хьюз, я думаю, мы отважимся взять в палатке у миссис Хиллмен чайник чая и торт. Вы не против? – Его светлость сунул деньги в руку слуге. – Нет, у тебя и вправду бледный вид, Райдер, тебе нездоровится?

– Тюремная лихорадка.

– Не может быть! – ужаснулся лорд Александр. – Тюремная лихорадка? Да сядь ты, ради бога.

Сандмен опустился на сиденье напротив друга. Они подружились еще в школе, где Сандмен защищал лорда Александра от задир, которые считали, что хромота его светлости – хороший повод для издевательств. По окончании школы Сандмен купил патент пехотного офицера, а лорд Александр, младший сын маркиза Канфилда, поступил в Оксфорд, где получил степень бакалавра с отличием первого класса по двум дисциплинам.

– Только не говори, что сидел в тюрьме, – поддел друга лорд Александр.

Сандмен улыбнулся и рассказал о вылазке в Ньюгейт. Лорд Александр все время его прерывал, громко выражая по ходу матча восторг или негодование, чему не могло помешать даже поглощение торта. Обдумав рассказ Сандмена, он изрек:

– Должен сказать, что, на мой взгляд, виновность Корде в высшей степени маловероятна.

– Но его же судили.

– Райдер, мой дорогой! Ты хоть раз бывал на процессе в Олд-Бейли? Конечно, не бывал. Каждый тамошний судья из недели в неделю слушает по пять дел в день. Какой уж там суд, несчастных приводят на судебное заседание, а там глушат приговором и отправляют восвояси уже в кандалах.

– Но их же наверняка защищают?

– Где ты найдешь адвоката, который возьмется защищать нищего парня, обвиненного в краже овцы?

– Корде не нищий.

– Но и не богач. Хороший удар, Бадд, хороший удар! Теперь бегите во всю прыть! – Его светлость поднес трубку ко рту. – Вся система, – произнес он между затяжками, – насквозь порочна. Приговаривают к виселице добрую сотню, а казнят всего дюжину, остальным приговор смягчают. Как добиться смягчения? Да проще простого, пусть сквайр, или священник, или его светлость подпишет прошение. Общество, то есть достойные люди вроде нас с тобой, изобрело способ держать под контролем простолюдинов, поставив их в зависимость от нашего милосердия. Сперва приговариваем их к смерти, потом даруем жизнь и за это ждем от них благодарности. Благодарности!

Лорд Александр не на шутку увлекся, сплетал и расплетал тонкие пальцы. Ему в голову пришла удачная мысль.

– Вот что, Райдер, мы с тобой сходим поглядеть на казнь.

– Нет!

– Это твой долг, мой милый. Раз уж ты стал чиновником государства-тирана, тебе следует знать, как по-скотски оно обходится с невинными душами. Напишу смотрителю Ньюгейта и попрошу, чтобы нам устроили приглашение на ближайшую казнь. Ага, заменили боулера. Кстати, в субботу я видел Элинор, – заявил лорд Александр с присущей ему бестактностью.

– Полагаю, она пребывала в хорошем самочувствии?

– Наверняка, хотя, боюсь, я забыл осведомиться. Впрочем, выглядела она прекрасно. Да, помнится, она спрашивала про тебя.

– Вот как?

– Я ответил, что ты наверняка в прекрасной форме. Мы столкнулись в Египетском зале. Элинор просила что-то тебе передать.

– Вот как? – У Сандмена дрогнуло сердце. – Что именно?

– Что именно? – Лорд Александр наморщил лоб. – Я забыл, Райдер, начисто забыл. Но графиня Эйвбери!

– А что ее светлость? – спросил Сандмен. Он знал, что пытаться заставить друга припомнить – безнадежное дело.

– Ее светлость! Ха-ха! Просто шлюха, – сказал лорд Александр, но вспомнил о своем духовном сане: – Несчастная женщина. Если кто и желал ее смерти, так, по-моему, муж. Бедняга, ему, верно, тяжело носить такие рога.

– Думаешь, ее убил граф?

– Они жили раздельно, Райдер, это ли не доказательство?

– Раздельно? – удивился Сандмен, поскольку готов был поклясться: он собственными ушами слышал от Корде, что портрет графини заказал муж. Но с какой стати ему это делать, если они живут раздельно? – Ты уверен?

– Знаю из самых что ни на есть первых рук. Кристофер, сын и наследник графа, – мой приятель. Мы в одно время учились в Оксфорде. Затем он отправился в Сорбонну. Убитая, естественно, была ему мачехой.

– Он с тобой про нее говорил?

– В этой семейке любовью и не пахло. Отец презирает сына и ненавидит жену, жене мерзок муж, а сын не терпит обоих. Должен заметить, что на примере графа и графини Эйвбери можно было бы защитить диссертацию о превратностях семейной жизни. О, отличный удар! Быстрей, быстрей!

– Корде утверждает, что портрет заказал граф, – сказал Сандмен. – Зачем ему это делать, если они живут раздельно?

– Об этом лучше спросить его самого, – ответил лорд Александр, – но мне лично кажется, что Эйвбери, хотя и ревновал, был по-прежнему увлечен ею. Она была известной красавицей, а он известный дурак. Кстати, я сомневаюсь, что смертельный удар нанес сам муж. Даже у Эйвбери хватило бы мозгов нанять кого-нибудь для этой грязной работы.

– Сын все еще в Париже?

– Нет, вернулся, мы с ним время от времени видимся.

– Ты бы мог меня с ним познакомить?

– С сыном? Изволь.

Матч закончился в самом начале девятого: команда маркиза с треском проиграла. Ее поражение обрадовало лорда Александра, а Сандмена навело на мысли о подкупе, который в очередной раз испортил игру. Но доказать этого он не мог, и лорд Александр посмеялся над его подозрениями.

– Ты все еще снимаешь комнату в «Золотом снопе»? Ты знаешь, что эту таверну облюбовало ворье?

– Знаю, – признался Сандмен.

– Может, мы там поужинаем? Я бы познал первозданный цвет. Хьюз! Скажите, чтоб привели лошадей, и передайте Уильямсу, что мы поедем на Друри-лейн.

Словом «цвет» на воровском жаргоне именовались и преступный мир, и сам жаргон. В этом мире не говорили «украсть кошелек», но только: «срезать монету», или «слепить гоманок», или «сдернуть лопатник». Тюрьма была «стойлом» или «тюрягой», а Ньюгейт – «Королевским подворьем». Воры были «люди порядочные», а их жертвы – «лопухи».

В «Золотом снопе» лорда Александра посчитали лопухом, правда веселым. Он учился «цвету» и расплачивался за новые слова элем и джином. Покинул заведение он уже за полночь. В этот миг как раз появилась Салли Гуд с братом под ручку и прошла мимо лорда Александра, который стоял у экипажа, с трудом сохраняя вертикальное положение. Он проводил Салли взглядом, разинув рот, и громко заявил:

– Райдер, я влюбился.

Салли оглянулась и наградила его ослепительной улыбкой.

Лорд Александр не спускал с Салли глаз, пока та не нырнула в двери «Золотого снопа».

Он был так пьян, что не держался на ногах, однако Сандмен, Хьюз и кучер ухитрились затолкать его светлость в экипаж, и тот с грохотом укатил.

Наутро шел дождь. У Сандмена болела голова, он заварил себе чаю в задней комнате, где жильцам разрешали кипятить воду. Влетела Салли, зачерпнула кружку воды и ухмыльнулась:

– Я слышала, вы вчера знатно погуляли.

– Доброе утро, мисс Гуд, – простонал Сандмен.

Салли рассмеялась и спросила:

– Что это за хромоножка был с вами?

– Мой друг, преподобный лорд Александр Плейделл.

Салли во все глаза уставилась на Сандмена:

– Он сказал, что влюбился в меня.

– Уверен, и на трезвую голову он будет любить вас не меньше, мисс Гуд.

Она рассмеялась, польщенная галантностью Сандмена.

– Он и вправду преподобный? Одет-то он вовсе не как священник.

– Его рукоположили в духовный сан сразу по окончании Оксфорда, – объяснил Сандмен, – но служить ему не пришлось. Он не нуждается ни в приходе, ни в иной работе, поскольку довольно богат.

– Он женат? – озорно улыбнулась Салли.

– Нет, – ответил Сандмен, но не стал добавлять, что лорд Александр то и дело влюбляется в хорошеньких продавщиц, которые попадаются ему на глаза.

– Ну, поддатый пастор еще не так страшно, мог ведь влюбиться кто и похуже, – заметила Салли и вскрикнула – часы пробили девять: – Господи всемогущий, опаздываю.

С этими словами она убежала.

Сандмен натянул пальто и отправился на Маунт-стрит. Он решил начать с пропавшей служанки. Если таковая существовала в природе, она могла подтвердить или опровергнуть рассказ художника. По дороге к дому убитой он вымок до нитки.

Найти особняк графа Эйвбери труда не составило: даже в эту отвратительную погоду торговка новостями, скорчившись под куском парусины чуть ли не на ступенях проклятого дома, пыталась всучить прохожим свой товар – листы газетной бумаги с печатным текстом на одной стороне.

– История убийства, сэр, – встретила она Сандмена, – всего за пенни.

– Одну штуку.

Она извлекла лист из парусиновой сумки. Сандмен поднялся по ступеням и постучал в парадную дверь.

– Там никого нету, – сообщила торговка.

– Это дом графа Эйвбери? – спросил Сандмен.

– Ага, сэр, он самый.

Тут в соседнем доме отворилась парадная дверь, и на крыльцо вышла женщина средних лет.

– Мадам! – окликнул ее Сандмен.

– Да, сэр.

Простенькое платье женщины выдавало в ней прислугу.

– Прошу прощения, мадам, – произнес Сандмен, снимая шляпу, – но виконт Сидмут поручил мне расследовать прискорбные события, случившиеся в этом доме. Верно ли, что тут служила горничная по имени Мег?

– Верно, сэр, служила, – кивнула женщина.

– Вы не знаете, где она сейчас?

– Они уехали, сэр. По-моему, за город, сэр. – Она сделала реверанс, явно надеясь, что Сандмен после этого удалится.

– За город?

– Все уехали, сэр. У графа, сэр, поместье за городом, сэр, рядом с Мальборо, сэр.

Сандмен задал ей еще два или три вопроса, но, поняв, что ничего сверх услышанного он на Маунт-стрит не узнает, ушел.

Как бы ни поносил лорд Александр британское правосудие, Сандмен не мог осудить последнее с той же легкостью. Он десять лет воевал за свою страну, и сама мысль о том, что свободнорожденному англичанину может быть отказано в справедливом суде, была для него неприемлема. Но Мег, безусловно, существовала, что отчасти подтверждало слова Корде и подрывало веру Сандмена в британскую Фемиду.

Огибая с востока Берлингтон-Гарденз, он свернул на Саквил-стрит. Под тентом ювелирной лавки Грея укрывались от дождя несколько человек. Фамилия ювелира кое о чем напомнила Сандмену.

Корде говорил, что в этом доме находится мастерская сэра Джорджа Филлипса. Сандмен остановился, посмотрел на окна над тентом, но ничего не увидел. Он отступил на мостовую и заметил сбоку от входа в лавку дверь, снабженную дверным молотком. Он им воспользовался и громко постучал.

Ему открыл чернокожий мальчик-слуга лет тринадцати или четырнадцати в парике и потертой ливрее.

– Это мастерская сэра Джорджа Филлипса? – спросил Сандмен.

– Если вам не назначено, – сказал мальчик, – значит, вас и не ждут.

– У меня назначение от самого виконта Сидмута.

– Кто там, Сэмми? – послышался сверху раскатистый голос.

– Говорит, от виконта Сидмута.

– Так проведи его наверх! Проведи! Мы не гнушаемся писать политиков, просто берем с шельмецов больше денег.

– Принять пальто, сэр? – спросил Сэмми, небрежно кланяясь.

– Не надо.

Комната на втором этаже была салоном, где сэр Джордж мог бы выставлять законченные полотна, однако теперь она превратилась в свалку незаконченных картин, палитр с засохшими красками, старых кистей и тряпок. Отсюда лестница вела на верхний этаж, Сэмми жестом направил к ней Сандмена.

– Прикажете кофе, сэр? – спросил он. – Или чаю?

– Чаю, пожалуйста.

Потолок в длинной верхней комнате разобрали, обнажив стропила, а в крыше проделали люки. Посреди мастерской красовалась черная печка, служившая столиком для стакана и бутылки вина. Рядом стоял мольберт с большим холстом, а на помосте в дальнем конце мастерской натурщик в форме офицера флота позировал вместе с матросом и женщиной. При виде Сандмена женщина вскрикнула и схватила покрывало, наброшенное на большую коробку из-под чая.

Это была Салли Гуд. В руке она держала трезубец, на ней был медный шлем – и более ничего, хотя ее бедра прикрывал от нескромных взглядов овальный деревянный щит с кое-как намалеванным флагом Соединенного Королевства. Сандмен понял, что она символизирует Британию.

– Пожираете глазами титьки мисс Гуд, – отметил стоящий перед мольбертом мужчина. – Почему бы и нет? В своем роде очень даже роскошные титьки.

– Капитан! – тихо вскрикнула Салли, узнав вошедшего.

– Ваш покорный слуга, мисс Гуд, – поклонился Сандмен.

– Господи всемогущий! Вы ко мне пришли или к Салли? – вопросил художник.

Он был толстый, как бочка, с обвисшими щеками и животом, который туго выпирал из-под отделанной кружевами рубашки в пятнах краски. Его седые волосы были забраны под облегающую шапочку, какие носят под париком.

– Сэр Джордж? – осведомился Сандмен.

– К вашим услугам, сэр. Добро пожаловать, но только если вы явились с заказом. Вас прислал виконт Сидмут?

– Да, но он не намерен заказывать свой портрет

– В таком случае можете катиться к чертовой бабушке!

Сандмен пропустил это предложение мимо ушей и обвел мастерскую взглядом. Двое юношей писали волны на холсте шириной не менее трех метров. Картина изображала одинокий утес посреди залитого солнцем моря, по которому плыли не дописанные до конца корабли. На вершине утеса восседал адмирал, рядом стояли красивый юноша, одетый матросом, и Салли Гуд, раздетая под Британию. Тут Сандмен заметил, что изображающий адмирала натурщик облачен в расшитый золотом мундир, пустой правый рукав которого пришпилен к груди булавкой.

– Адмирала Нельсона нет в живых, – озвучил сэр Джордж ход мысли Сандмена, – приходится довольствоваться юным господином Корбеттом. Ради бога, Салли, хватит прятаться.

– Вы сейчас не рисуете, – ответила Салли, – значит, мне можно прикрыться.

Она успела сменить покрывало на свою верхнюю накидку.

– А вот и рисую, – возразил сэр Джордж, берясь за кисть. – С чего это ты вдруг так возгордилась, что закрываешь от нас свои сиськи? – Сэр Джордж повернулся к Сандмену: – Она говорила вам про своего лорда? Который в нее втюрился? Нам, чего доброго, скоро придется перед ней расшаркиваться и поклоны отвешивать.

– Она правду сказала, – возразил Сандмен, – его светлость существует на самом деле, он мой знакомый, действительно влюблен в мисс Гуд и очень богат. У него хватит денег заказать вам с десяток портретов, сэр Джордж.

Салли наградила его взглядом, исполненным сердечной благодарности, а растерявшийся сэр Джордж ткнул кистью в краску на палитре и вопросил:

– Кто вы такой, черт возьми?

– Капитан Райдер Сандмен.

– Флот, армия, внутренние войска, добровольческие части или только выдаете себя за капитана?

– Я служил в армии.

– Можешь не прикрываться, – сказал сэр Джордж Салли, – капитан был солдатом, значит, навидался титек больше моего.

– Моих не видал, – возразила Салли, прижимая к груди накидку.

Сэр Джордж отступил и окинул картину взглядом.

– «Апофеоз лорда Нельсона», по заказу благородных лордов Адмиралтейства. Сэмми! – гаркнул сэр Джордж. – Где чай? Ты что, сам собираешь чертов чайный лист? Неси мне бренди! – Он сердито посмотрел на Сандмена: – Так что же вам от меня нужно, капитан?

– Поговорить о Шарле Корде.

– Святый боже, – ругнулся сэр Джордж и со зловещей многозначительностью переспросил: – О Шарле Корде? Салли, ради бога, позируй, тебе за это платят!

Она отбросила накидку, и Сандмен вежливо повернулся к ней спиной.

– Министр внутренних дел поручил мне дознание по его делу.

– Его матушка поплакалась королеве, – рассмеялся сэр Джордж. – Вам нужно знать, он ли убил?

– Он утверждает, что нет.

– Так бы он вам и признался. Но, вероятно, он говорит правду. По крайней мере, про изнасилование.

– Он ее не насиловал?

– Это было бы противно его натуре. – Сэр Джордж хитро глянул на Сандмена. – Наш мсье Корде маргаритка.

– Маргаритка? Впрочем, я, кажется, понимаю, о чем вы говорите.

Сандмен скривился, и сэр Джордж рассмеялся:

– Паскудные содомиты. За такое отправляют на виселицу, поэтому какая разница, убивал Чарли или не убивал?

Сэмми принес чаю Сандмену, и сэр Джордж получил наконец свой бренди.

– Вы, капитан, должно быть, ломаете голову, зачем я пустил такого субъекта в сей храм искусства? Затем, что Чарли искусник. Он блестяще рисовал, капитан, рисовал, как молодой Рафаэль. Смотреть, как он работает, было одно удовольствие. Он и маслом писал не хуже. Хотите поглядеть, каким он был искусником, – у меня тут где-то портрет графини. – Он показал на прислоненные к столу холсты без рамок и велел одному из учеников: – Найди его, Барни.

– Почему вы позволили ему писать графиню? – поинтересовался Сандмен.

– Дайте-ка попробую угадать, – рассмеялся сэр Джордж. – Он вам сказал, что я пью и поэтому писать ее светлость пришлось ему, верно?

– Да, – признал Сандмен.

– Вот мерзкий лгунишка! – развеселился сэр Джордж.

– Так все-таки почему? – настаивал Сандмен.

– Потому, капитан, что здесь, в мастерской, мы бы эту даму на холсте раздели. Граф ее такой и заказывал. Но разве мужчина повесит такую картину у себя в гостиной на забаву приятелям? Да никогда. А повесит он ее в своей спальне или кабинете. Какой мне от этого прок? Если я написал картину, мне надо, чтобы на нее весь Лондон глазел. Я пишу выгодные картины, а будуарными портретами у меня занимался Чарли.

Ученик тем временем переворачивал холсты один за другим. Сандмен остановил его:

– Покажите-ка вон тот, – попросил он, показав на портрет во весь рост.

Ученик вытащил холст и поставил на стул, чтобы на него падал свет. На полотне была изображена молодая женщина. Она сидела за столом, чуть ли не воинственно вздернув голову. Ее глаза смотрели с вызовом, и это усиливало впечатление, смягченное намеком на то, что женщина вот-вот улыбнется.

– Очень умная юная леди, – благоговейно произнес сэр Джордж. – Вам нравится портрет?

– Он… – Сандмен замолчал. – Просто великолепен, – запинаясь, вымолвил он.