Текст книги "Роден"

Автор книги: Бернар Шампиньоль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)

ВИЛЛА БРИЙАН101

Роза всё чаще жаловалась на плохое самочувствие, да и сам Роден нередко испытывал недомогание, упадок сил. Они решили покинуть свое мрачное жилище на улице Гранд-Огюстен и жить за городом.

В 1894 году холмы Бель-Вю в окрестностях Парижа еще были сельской местностью, где можно было насладиться природой и обрести спокойствие и уединение. Роден снял дом у дороги, которая, извиваясь, спускалась с холма, окруженная акациями и сиренью. Небольшая калитка была едва заметна из-за зарослей плюща и жимолости. Но из окон дома открывался чудесный вид на гору Мон-Валерьен и живописные луга по берегам Сены.

Каждый день Роден спускался к вокзалу, чтобы по железной дороге добраться до одной из своих мастерских. В то время он не всегда направлялся в ту мастерскую, где его ожидала срочная работа, а нередко спешил в мастерскую на Итальянском бульваре, где его с нетерпением ждала Камилла. А Роза не находила себе места при мысли о том, что какая-то самозванка может навсегда лишить ее того, кого она так любила и ради кого перенесла столько трудностей. Порой она жаловалась своему окружению: «Месье Роден становится таким нетерпимым (она всегда называла его «месье Роден»). Ах, если он когда-нибудь покинет меня!» А по вечерам она дотошно расспрашивала его о том, как он провел день.

Примирение наступало за вкусным капустным супом. Это было коронное блюдо Розы, напоминавшее им о прошлом. А Роден заявлял, что это национальное кушанье, укрепляющее здоровье французов. Когда наступали сумерки, он брал свою спутницу за руку и отправлялся с ней на прогулку по тропинкам, вьющимся среди холмов. Но во время прогулок они хранили молчание. О чем думал Роден? О Викторе Гюго? О Бальзаке? О Камилле?

В этом уютном старом доме, к сожалению, не было достаточно места, чтобы оборудовать настоящую мастерскую. Роден был вынужден расположиться на чердаке. Поэтому два года спустя он покинул этот дом.

На склоне холма у небольшого городка Медон он обнаружил загородную виллу. Что привлекло его в ней? Несомненно, то, что дом был окружен большим садом, откуда открывался необычайно живописный вид на долину Сены. Длинная аллея каштанов вела от дома к дороге, а перед домом сад спускался по крутому откосу. Небольшой бассейн был вырыт среди кустарников. Дом из красного кирпича и серого камня имел высокую островерхую крышу. Крыльцо, гостиная и столовая на первом этаже, две спальни. Все четыре комнаты были обставлены очень скромно… Такова вилла Брийан, обладателем которой Роден стал в период расцвета его таланта и славы.

Следует заметить, что, хотя благоустройством дома не занимались, его увеличили несколькими беспорядочными пристройками, а интерьер украсили произведениями искусства. Роден сразу же пристроил большое помещение для мастерской, куда проходил через веранду. А после Всемирной выставки 1900 года он перенес сюда свой павильон с площади Альма, установив его рядом с виллой. Это был большой светлый зал с аркадами в стиле Людовика XVI.

А затем здесь появилось еще одно сооружение – образец великолепной французской архитектуры. Замок Исси, стоявший на склоне соседнего холма, оказался в руках проходимцев, решивших разрушить его. Родену удалось купить у них крупные фрагменты фасада, и он восстановил этот фасад в глубине сада. «Вы не можете себе представить, – говорил он позже, – какой ужас испытал я, когда стал свидетелем этого преступления. Уничтожить до основания великолепное средневековое здание! Я испытывал те же чувства, как если бы передо мной преступники резали на куски очаровательную непорочную девушку!» (Впоследствии перед этим фасадом были похоронены сам скульптор и Роза, а над могилой был установлен «Мыслитель», казалось, оберегающий их покой.) Позже был разобран павильон Всемирной выставки.

Интерьер виллы Брийан и примкнувших построек отличался хаотичным нагромождением вещей. Модная тогда белая лакированная мебель соседствовала там с мебелью «в стиле» и многочисленными витринами, в которых хранились предметы коллекции скульптора. Витрины были расположены повсюду. В салоне-мастерской каркас кровати в стиле Ренессанса служил для защиты хрупких предметов.

С тех пор как Роден стал прилично зарабатывать, он с огромным увлечением занялся коллекционированием. Посещение антикварных лавок служило своего рода разрядкой от нервного перенапряжения во время работы. А сколько радости доставляла ему каждая удачная находка! Почти все заработанные деньги Роден тратил на пополнение своей коллекции. Он покупал красивые предметы, чтобы наслаждаться ими. В результате в его собрании соседствовали бронзовые египетские изделия, римский мрамор, греческие вазы, персидские миниатюры, статуи различных эпох и современная живопись, в том числе один из прелестных торсов Ренуара и знаменитый портрет «Папаша Танги»102 Ван Гога. Большое готическое распятие, приобретенное Роденом, сопровождало его при переездах. Его коллекция не имела ничего общего с тем, что устраивали иные художники, стремившиеся произвести впечатление, продемонстрировать свою оригинальность. Они выставляли напоказ изделия из итальянского мрамора, испанские вышивки, раскладывали персидские ковры, расставляли повсюду торшеры, майолику, аналои, позолоченные кадила, этрусские вазы, кальяны и могли расположить рядом с Мадонной изделие с турецкого базара. Они рассчитывали, что подобная обстановка произведет должное впечатление на посетителя, будь то любитель искусства или светская дама.

У Родена беспорядок не имел ничего общего с этим предварительно продуманным нагромождением вещей. Он всегда делал то, от чего получал удовольствие, причем совершенно не заботился о том, насколько это устраивает его окружение. Когда он, наконец, добился успеха и у него появились карманные деньги, ему доставляло огромное наслаждение помещать перед глазами такие вещи, как, например, римскую копию «Сатира» Праксителя,103 служившего ему источником радости и стимулом для постоянного совершенствования. Если он любил натуру и не мог насытиться красотой обнаженного тела, то произведения искусства никогда не переставали возбуждать его интерес, и до того момента, пока не угас его творческий дух, он, внимательно изучая их, постоянно извлекал для себя уроки. (После смерти Родена его коллекция была оценена экспертами в четыре миллиона франков.)

Рильке оставил воспоминания об этом своеобразном собрании: «Музей статуэток и античных фрагментов, выбранных по индивидуальному вкусу, содержал греческие и египетские произведения. Некоторые из них могли бы удивить даже в залах Лувра. Коллекция Родена постоянно расширялась. В другой комнате позади античных ваз висели картины, авторов которых можно было бы узнать, не читая подписи: Рибо, Моне, Каррьер, Ван Гог, а среди малоизвестных картин имелось несколько работ Фальгиера, который был хорошим художником. Наконец, книги, составлявшие обширную библиотеку, тоже были подобраны им не случайно. Все предметы коллекции были окружены тщательной заботой. Каждый из них вызывал восхищение, но никто не ожидал от них, чтобы они создавали некую общую приятную или комфортную атмосферу. Напротив, каждый экспонат в этом обширном собрании столь различных стилей и эпох представлял ценность сам по себе. Кто-то однажды сказал, что они содержатся, как прекрасные звери (Belles bites). И действительно, такая метафора отражала отношение Родена к предметам его коллекции. Нередко ночью он передвигался среди них осторожно, чтобы не разбудить их. Он подходил с догорающей свечой к античному мрамору, который в отблесках пламени словно шевелился, просыпаясь, и приподнимался. Это жизнь, которую он отправлялся искать и которой восхищался в настоящий момент. “Жизнь – это волшебство”, – говорил он».

Впрочем, Роден любил работать в своих загроможденных мастерских и руководить помощниками. Как бы ни были эти мастерские просторны и многочисленны, они всегда были заставлены макетами разных размеров, моделями из гипса, незаконченными работами в мраморе и бесчисленными эскизами, сохраняемыми на радость будущим искусствоведам. Эскизы были повсюду: стопками лежали на полу, в витринах, на столах и на тумбах, подставках под бюсты. В саду были с большим вкусом расставлены фрагменты античных скульптур. Статуи нимф появлялись среди листвы. А у входа в мастерскую виллы возвышался огромный Будда с непроницаемым лицом, как бы указывающий посетителям, что они проникают в храм мэтра.

А в это время в Париже шла подготовка к Всемирной выставке 1900 года, подводившей итог уходящего века и открывавшей новый мир. По случаю открытия выставки состоялся грандиозный банкет, на котором президента Французской республики окружали не только 22 600 мэров Франции, но и представители всех уголков мира, привлеченные французской элегантностью и новшествами. Искусство модерна было с этих пор признано официально. «Олимпия» Эдуара Мане заняла достойное место в Люксембургском музее. Коллекция Кайботта104 также была, наконец, принята государством. На выставке «Столетие» наряду с шедеврами, представляющими историю французского искусства, и картинами художников, выставлявшихся в Салоне, были представлены произведения новаторов, в том числе и импрессионистов. Естественно, Родену тоже было выделено место, но, как и всем остальным, весьма ограниченное.

Роден, революционер в скульптуре, по своему поведению являлся антиподом революционера. Рожденный в нищете, остававшийся бедным до пятидесяти лет, он никогда не был мятежником. Преданный своей стране, своей семье, вынужденный считать гроши, он смирился с судьбой. Познавший жизнь рабочих, испытавший нужду, он, похоже, игнорировал рабочее движение и социалистические идеи XIX века. Он был прежде всего художником, скрупулезно следовал наставлениям мэтров, восхищался античным искусством, высоко ценил скульпторов, художников и архитекторов XVIII века, в отличие от своих современников. Когда он, наконец, добился признания, его индивидуальность была настолько яркой, что он оказался в изоляции, не имея в истории искусства ни предшественников, ни последователей. А между тем он никогда не помышлял о том, чтобы представить себя в качестве оригинального художника. Его интуиция, его гений предопределили эту сверхъестественную оригинальность, благодаря которой его творчество вышло за пределы своего времени.

Роден станет одиноким и на выставке. Он хотел представить все стороны своего творчества, но сделать это в помещении выставки было совершенно невозможно. Тогда Роден решил возвести рядом большой павильон. С огромным трудом он добился разрешения городских властей на постройку павильона на площади Альма, рядом с одним из входов на выставку.

Траты на возведение павильона и организацию выставки были весьма значительны. Трое почитателей Родена предоставили по 20 тысяч франков, на остальные расходы он использовал собственные сбережения. По окончании выставки павильон был перемещен в Медон.

В павильоне было выставлено 136 скульптур и 14 эскизов, чтобы общее число работ, представленных в каталоге, достигло 150. Роден хотел продемонстрировать свой творческий путь от «Человека со сломанным носом» до последней работы «Злые гении, искушающие человека». Там же можно было увидеть «Бальзака», впервые были представлены незавершенные, поразительные, непостижимые «Врата ада».

Нужно отметить, что Всемирная выставка 1900 года, в отличие от предыдущих, уделяла промышленности гораздо меньше внимания. На волне эстетизма почетное место было отдано декоративному и пластическому искусствам. В странной амальгаме представленных на выставке художественных направлений, где громко прозвучала жажда инноваций, наиболее интересным, но и наиболее эфемерным был модерн. Среди других направлений, оказавших влияние на представленные работы, следует упомянуть прерафаэлизм, японизм,105 барокко времен Людовика XV. В центре внимания был образ женщины, преклонение перед которой напоминало своеобразную всемирную литургию. Над аркой входа на выставку возвышалась скульптура «Парижанка».

Роден уделил особое внимание своим обнаженным, а также скульптурным группам, отличающимся наиболее пылкой чувственностью. Он представил совсем немного бюстов, справедливо полагая, что большое их количество рождает скуку, тогда как посетители с огромным интересом изучают жесты и позы, символизирующие любовь и страсть.

Выставка работ только одного скульптора, расположенная за пределами официальной выставочной территории (к тому же за ее посещение нужно было платить один франк), едва ли могла привлечь многочисленную публику. Посетители не толпились у ее дверей.

Каталог выставки был тщательно подготовлен. Обложку оформил близкий друг Родена Эжен Каррьер. Известный художественный критик Арсен Александр в пространном предисловии сравнивал скульптуры Родена с музыкой Вагнера и с горечью отмечал, что публика не понимает творчество этих выдающихся деятелей искусства. Статье предшествовали краткие вступительные слова Эжена Каррьера, Жана Поля Лорана, Клода Моне и Поля Альбера Бенара.106 А далее следовали заметки о 136 главных произведениях Родена.

Роден опасался, что эта выставка принесет серьезные убытки. Но по ее окончании он подвел итоги и остался доволен результатом. «Не слишком большое количество посетителей, на которых я очень рассчитывал, – записал он. – Но многие работы были куплены». Музеи приобрели работы Родена. Музей Копенгагена отвел для них отдельный зал. Музеи Филадельфии, Гамбурга, Дрездена, Будапешта сделали скульптору заказы. В итоге он продал свои произведения на 200 тысяч франков; правда, треть этой суммы ушла на возмещение расходов по переведению его произведений в мрамор или бронзу. Чистый доход составил 150 тысяч франков. Кроме того, выставка принесла скульптору международное признание.

В последние годы о Родене много говорили – и хорошее, и плохое. Отныне его творчество было оценено по достоинству. На заре XX века – Родену исполнилось 60 лет – он получил, наконец, признание, славу и достаток.

Вилла Брийан становится своего рода святилищем для его учеников и почитателей, число которых увеличивалось с каждым днем. Она превратилась в перекресток, средоточие искусства, которое не только гипнотизировало парижский художественный мир, но и распространяло свою притягательную силу на другие страны, даже отдаленные. Роден становился звездой международного масштаба.

В 1908 году с опозданием появилась статья, обвиняющая Родена в том, что он одурачил Общество литераторов, специально создав для них «мистификацию». Роден принял корреспондента газеты «Матен» («Утро») и заявил ему:

«Я больше не сражаюсь за свою скульптуру. Уже давно она в состоянии сама защитить себя. Утверждение о том, что я халтурно выполнил “Бальзака”, чтобы подшутить, прежде глубоко возмутило бы меня. Теперь я не обращаю на это внимания – я работаю. Моя жизнь – это длинный путь постижения тайны творчества. Смеяться над другими значило бы смеяться над самим собой. Если истина должна умереть, мой “Бальзак” будет разбит на куски будущими поколениями.

Если же истина нетленна, я предсказываю, что у моего творения собственная судьба. Но по поводу злобной клеветы, которая еще долго будет будоражить умы, настало время заявить во всеуслышание: эта статуя, над которой смеются, над которой столько глумятся, потому что не могут ее уничтожить, является результатом всей моей жизни, стержнем моей эстетики. С момента, когда у меня созрела идея этого памятника, я стал другим человеком. Моя эволюция была радикальной: я возобновил связь между утраченными великими традициями и своим временем, которая с каждым днем становится всё более прочной. Вероятно, над этим заявлением тоже станут подшучивать. Я к этому привык и не боюсь иронии. Таким образом, я утверждаю совершенно определенно: “Бальзак” был для меня волнующей точкой старта. Это потому, что он сам по себе представляет урок и аксиому, что он вызвал такие горячие споры, которые будут идти еще долгое время. Битва продолжается, и необходимо, чтобы она продолжалась. Против “Бальзака” выступают профессора, проповедующие иные эстетические нормы, огромное большинство публики и подавляющая часть критиков. Как бы то ни было, “Бальзак” силой своего воздействия проложит путь к умам. Молодые скульпторы приходят сюда, в мастерскую, посмотреть на него, а затем думают о нем, спускаясь по тропинкам туда, куда их зовет их идеал».

Это благородное заявление не во всём соответствовало истине. Его автор был тысячу раз прав, защищая статую, которая вызвала такую бурную реакцию прессы и послужила поводом для высказывания такого количества глупостей. Но можно ли утверждать, что она стала для Родена «точкой старта» и что после нее его «эволюция стала радикальной»? Да, действительно, он стал тогда «другим человеком». Но это произошло в первую очередь потому, что споры, разгоревшиеся тогда вокруг его имени, в определенной степени спровоцировали его восхождение к славе, повлияв на его поведение. Он изменился как личность, но остался тем же человеком. По природе своей простой и при определенных обстоятельствах даже наивный, он был чувствителен к фимиаму, курившемуся вокруг него. Он поднялся на вершину и, всегда с поразительной искренностью, делал с улыбкой категоричные заявления.

В его творчестве не произошло крутого поворота, но он стал создавать свои произведения реже. Он снова вернулся к старым этюдам, которые выполнял с таким мастерством, и стал гораздо больше доверять своим помощникам. Из его мастерских еще выходили восхитительные скульптуры, но он больше не работал над крупными монументами. Разумеется, его едва ли вдохновляли воспоминания о проблемах с чиновниками, об утомительных спорах, о бесчисленных безуспешных творческих поисках. Теперь знаменитые писатели, министры, послы устремлялись в Медон. В 1908 году Родену нанес визит английский король Эдуард VII.107 В честь визита почетного гостя скульптор тщательно прибрался в мастерской. Хотя бы один раз всё было в идеальном порядке.

Некоторые посетители хотели из вежливости выразить свое уважение «мадам Роден». Роза тогда оставляла домашнюю работу и появлялась перед ними, вытирая руки о свой голубой передник.

Хотя Роден особенно не стремился к официальному признанию, но знаки внимания принимал с удовлетворением. Его приглашали на приемы в Елисейский дворец, на званые обеды с министрами, причем встречали с таким почтением, словно он был членом Института Франции. Страна официально признала его особые заслуги: он быстро поднялся по трем ступеням ордена Почетного легиона.108 Правительства почти всех стран, где он работал или выставлялся, удостоили его национальных орденов.

В Лондоне Родену был устроен грандиозный прием по случаю открытия его статуи «Святой Иоанн Креститель».109 Энтузиазм участников церемонии был настолько велик, что студенты художественной школы Южного Кенсингтона выпрягли лошадей из присланного скульптору экипажа и сами потащили его. На торжественном банкете звучали восторженные речи. Присутствующие ожидали короткого выступления самого виновника торжества, но Роден, не способный в силу застенчивости произносить речи на публике, выразил свою признательность жестом.

Такой же торжественный прием был оказан Родену городскими властями Праги, куда он отправил скульптурную композицию «Граждане Кале». Хотя он из патриотических чувств всегда отказывался посетить Германию, куда его неоднократно приглашали, он был удостоен диплома почетного доктора Йенского университета. А еще раньше таким же образом его наградил Оксфордский университет. Казалось, его мало заботили университетские тоги, адресованные самоучке, образование которого оставалось на уровне школьных классов.

Праздник, прошедший в намного более дружеской обстановке, был организован в 1903 году молодыми скульпторами и рабочими скульптурных мастерских в саду ресторана в Велизи, пригороде Парижа. Бурдель принес уменьшенную копию «Шагающего человека», которую поместили на колонну, и произнес настолько трогательную речь, что у Мирбо на глаза навернулись слезы. Здесь присутствовали друзья и помощники Родена – Майоль, Шнегг, Дежан, Арнольд, Помпон, – а также очаровательные дамы. На вечере в его честь танцевала Айседора Дункан,110 только что познавшая первый успех в Париже. Ее выступление было встречено присутствующими с восторгом. Восхищенные Роден и Бурдель сделали поразительные рисунки Айседоры, которая, по их мнению, являлась олицетворением танца.

Роден проводил целые дни в своих мастерских, почти всегда на ногах, очень много ходил из одной мастерской в другую, а по вечерам возвращался в Медон, взбираясь по косогору к своему дому. Он испытывал потребность в прогулках за городом, и жизнь в Медоне позволяла их совершать. Он любил также посещать Версаль. Чтобы доставить удовольствие Розе, неутомимо трудившейся, но не любившей прогулки на большие расстояния, он отправлялся туда вместе с ней на машине. Деревья, луга, вспаханные поля, животные, цветы, растения – всё это приводило его в восторг.

Роден оставил совсем немного своих впечатлений о дворце и садах Версаля. Процитируем его короткую запись, сохранившуюся на клочке бумаги или, может быть, на манжетах (он часто использовал их, когда хотел без промедления записать свежее впечатление): «Эта часть сада отличается каким-то религиозным характером, который ей придает необычайно красивая ваза в центре газона. И это настроение передается деревьям, тесно растущим вдоль аллеи, окружающей газон». Всего несколько слов, и всё сказано.

Его поездки почти всегда были вызваны профессиональной необходимостью. Ему нравилось жить на вилле в Медоне, и он не испытывал желания преодолевать трудности переездов и проживания в гостинице. Тем не менее в 1906 году его друг художник Зулоага111 сумел уговорить его вместе посетить Андалузию. Однако, кажется, испано-мавританская пышность была не в состоянии стереть впечатления, производимого на Родена какой-нибудь небольшой французской церквушкой.

В том же году Роден приехал в Марсель. Он совершал эту поездку с большим энтузиазмом, так как следовал за камбоджийскими танцовщицами, которых усердно рисовал во время их гастролей в Париже. Эти рисунки Родена – одни из наиболее пленительных. Он писал:

«Меня особенно поразило то, что в искусстве Дальнего Востока, неизвестном мне до сих пор, я обнаружил те же принципы, что и в античном искусстве. Когда смотришь на очень древние скульптурные фрагменты, настолько древние, что неизвестно, к какому времени они относятся, мысли возвращаются к тысячелетиям, когда они были созданы; и вдруг появляется живая натура, как будто древние камни ожили! Эти камбоджийки дают мне то же, что восхищает меня в античном мраморе, добавляя к этому загадочность и гибкость Дальнего Востока. Какой восторг испытываешь, убеждаясь, что человечество верно себе на протяжении пространства и времени! Но это постоянство сохраняется при одном существенном условии: верность традициям и религии. Я всегда ощущал связь религии и искусства: когда религия утрачена, искусство гибнет; все шедевры греков, римлян, все наши шедевры религиозны.

Вот почему король Сисоват112 и его дочь Самфондри, директриса Королевского балета, так бережно и ревностно следят за тем, чтобы в их танцах сохранялась самая строгая ортодоксия, и именно поэтому эти танцы остаются прекрасными. Этой же традиции строго придерживаются, сохраняя искусство в Афинах, в Шартре, в Камбодже, повсюду. Вскоре после поездки в Марсель я посетил Шартр. Так же, как я узнал античную красоту в камбоджийских танцах, я обнаружил красоту камбоджиек в Шартрском соборе, в позе большого ангела, которая на самом деле не слишком далека от позы танца».